В лесу Лазурной долины, где всегда урожай, а воздух лучится пыльцой фей, где волшебный народец и простые смертные существуют бок о бок с незапамятных времен, - в лесу Лазурной долины, в самой его гуще, обитает старый дуб. Он отличается от прочих деревьев в мелочах: его развертистые корни наполовину торчат из оврага, спутанно и хаотично ниспадая вниз - на самое дно ямы, по форме копыта оленя, такого большого, что один его след равняется площади, по меньшей мере, двух сотен следов оленя обыкновенного. Дуб растет в середине рощи, вернее это роща произрастает вокруг него. Иногда туда наведывается гость и в тот день случилось так же.
Человек сидел у корней дуба - он был стар, но дерево куда старше. Древнее, оно помнило множество войн - хрупкому человеку хватило одной. Теперь он прощался с миром, ибо был слишком ветхим, чтобы продолжать обивать его дороги. Мужчина оставил наследие и, пускай случались в жизни вещи, о которых впоследствии жалел, большинство его поступков соответствовали высокому званию человека - в общем и целом, он был горд за то, как распорядился отмеренным ему сроком.
Теперь, увядая в раю, старик все чаще предавался воспоминаниям о прошлом, избегая настоящего и будущего. Он вспоминал товарищей - с годами тех становилось все меньше, - вспоминал спешку, с которой старились по молодости, мечтая поскорее вырасти, определиться и найти свое место, - вспоминал первую любовь и весь тот яркий букет чувств, лишь слегка притупленный о жизненный опыт, что ей сопутствовал.
Узловатые пальцы рук в старческих пятнах, подобно плесени на хлебе, покрывавших те, тонули и терялись среди корней, неотличимые от последних ни формой, ни цветом. Чуть поодаль стояло ружье, прислонившись к краю оврага, и под не слишком острым углом, растянувшись во всю длину до его дна: рядом с ним, мужчина чувствовал себя спокойнее и лучше спал. Уверенности же с годами становилось все меньше, что отнюдь не означало упадок духа или воли - просто слишком устал, чтобы тревожиться за мужество; его уж почти не осталось, и только старые фотографии да письма в ящичке под кроватью напоминали о былом.
Тем днем был одет в простую, но теплую одежду, и даже так, и даже несмотря на то, что холодов в долине не бывало (лишь на высоте - за снежной чертой), все равно мерз по возрастному. Он уж и не помнил, когда в последний раз чувствовал себя в тепле и уюте, а в доме, где обитал, посторонним невозможно было находится от удушья закупоренных окон и только старик, а также люди его возраста, умели жить в подобных условиях - наедине с собственными мыслями, то и дело проваливаясь в полубредовые сны и дрему от недостатка кислорода.
За спиной рос могучий дуб. Он сам - урожденно нездешний, но будучи юнцом, частенько читал в тени от кроны похожего дерева, а после - вырос и стало не до того, и жизнь унесла его, как всех уносит и начался спорт: эдакая гонка социального отбора на выживание и размножение, обретение статуса. Уже потом, миновав множество препятствий, в старости, он сошел с дистанции и вернулся к тому, с чего начинал; все чаще возвращался мысленно к раннему и беззаботному детству, - ведь не даром ближе к концу становимся безобразными и чем дальше, тем больше походим на младенцев, какими были от роду и в первые недели после рождения, но это не регресс, а скорее закономерное продолжение развития, что началось в утробе матери.
Его лицо, во множестве морщин, походило на кору дуба - с каждым днем он и дерево все больше становились похожи: и руки его казались ветками, суставы - суками, а ноги - самыми толстыми из корней, что уходили в почву глубже прочих; только волосы не становились листвой - их ряды неумолимо редели. Он втянул ноздрями воздух, и хотя так глубоко в лесу не бывало ветра, да и в чистом поле ветра в долине крайне редкие гости, что даже когда порой и забредали погулять среди травы лугов и колосков полей, были бесконечно далеки от ураганов вне стен гор, которыми заботливо окружена эта благословенная земля со всех сторон, - даже несмотря на все вышеперечисленное, воздух показался ему свежим и прохладным.
Старик ласково улыбнулся; он нежно гладил руками шершавую поверхность корней, а за его спиной и по его ногам сновали многочисленные насекомые, и пауки, и многоножки пробегали кое-где, и мокрицы; в укромном уголке - раздолье для любителей тени и влаги. Старика это вовсе не смущало, он не боялся простудиться или встретить хищника: мужчина давно распрощался с жизнью и теперь просто коротал дни до ее завершения. Один из множества вздохов стал для него последним и лишь роща знает какой. Старик ушел с улыбкой на лице. Даже тела со временем не осталось: оно было поглощено почвой и даровало жизнь новым росткам.
Однажды в девственную рощу пришел человек, но другого толка - лесоруб. Его сердце не прониклось красотой чащи, он ненавидел насекомых, а животных различал лишь по степени угрозы для себя, ценности костей, мяса и шкуры. Его вела выгода и эгоизм. В тщеславном замахе лесоруб занес топор над святыней всея рощи - дубом, но, когда тот устремился вниз, дерево со скрипом подняло тяжелые веки и открыло глаза. В испуге мужчина выронил топор и убежал прочь, а энт, тяжело вздохнув несколько раз, тряхнул кроной и уснул.