Пацан, кусок сибирской плоти 
я имя вам не назову), 
на злобно ржущем самолете 
внаполеонился в Москву.

Он покорил Иркутск сначала, 
взорвал овации в Чите...
А вот Москва... Москва молчала. 
Масштабы, видимо, не те...

Пегас от страсти обезножел, 
сарказм прижился на губе...
Я лез из кожи, рвал одежи, 
стихами рожу бил толпе...

По вытрезвителям мотался -
был в них всегда желанный гость... 
И вот по пьянке затесался 
на тот Ваганьковский погост.

Напиток бешеной коровы, 
редиска, лук да каравай...
- Есенин, здравствуй!
- Ну, здорово...
- Давай-ка выпьем!..
- Разливай...

Стакан - в себя, 
стакан - в могилу, -
земля темнела от вина... 
А я шептал:
           - Сережа, милый, 
не признает меня страна!..

- Не признает?.. Знать, любит мало. 
Ты брось на зеркало пенять... 
Ведь и меня не признавала, -
петля заставила признать... 
Я бросил кость эпохе-дуре, 
всобачил в памятник грехи... 
Но был бы жив, сейчас бы в МУРе 
лежали все мои стихи...



- Ты предлагаешь?..
- Предлагаю...
- И будет слава?.,
- Как не быть...

А ночь зеленая такая, 
что дико хочется завыть...

Но встало утро над погостом 
во всю ваганьковскую ширь, 
и кто-то мне напомнил просто: 
- Комедиант, езжай в Сибирь!.

Комедиант, как верно, верно!..
А я-то думал, что поэт... 
Оглоблей-истиной по нервам 
меня хватил какой-то дед...

Он был не пьян, но чуть с похмелья, 
зато величествен, как шах:
- Есенин я.... Зовут Емеля...
А здесь я вроде в сторожах...
Гони полтинник за знакомство 
да рупь за добрый мои совет:
комедиант, езжай до Омска 
и позабудь, что ты - поэт!..

...С бедой, с обидой и с позором,
с душой, как нищенской сумой, 
пацан на поезде нескором 
тихонько тащится домой...