Повесть

Пусти, дурак! твое ли дело? 
Тебе бы девки да вино... 
Моя поэма перезрела -
пора к читателю давно.

Твоя звезда - в скорняжной сфере, 
а ты в цензуру угадал... 
Пусти, скотина! Шире двери!..
...Пардон, читатель, за скандал!

Не скрою радостные слезы: 
твоя рука в моей руке... 
Вот так всегда: шипы и розы, 
но чаще - палкой по башке...

Я шел к тебе сквозь дождь и бури, 
и сквозь Отчизны белый дым... 
Читатель мой, давай покурим 
и трезво Землю оглядим.

Молчит Земля, не слышно гула... 
Не ждите третьей мировой... 
Людей на стройку потянуло, 
лишь кое-где - на мордобой.

Ракета вверх уходит рыбкой, 
закат свернулся калачом... 
Казах овец скликает скрипкой, 
японец бреется мечом...

Сектанты молятся пропеллеру, 
пасутся танки на лугу... 
В пустыне - памятник Рокфеллеру 
и рядом - бюстик Бальзаку...

В приливе творчества народы 
сопят и делают дворцы... 
Коней буденновской породы 
молчком штампуют жеребцы...

Змея сверх плана брызжет яда... 
Хирург над девочкой вспотел... 
Все деловито, как и надо, 
как бог велел, как Маркс хотел.

Бурлят Мадриды и Парижи, 
Москва шагает сквозь тайгу... 
Давайте спустимся пониже 
и сядем прямо на лугу.

Мы небеса оставим богу, 
отцепим крылья под горой, 
и выйдем прямо на дорогу, 
и первый встречный - наш герой.
1
Ковбойка, плащ, мешок заплечный, 
глаза прозрачнее ручья... 
Идет-бредет Алеша Встречный -
студент прохладного житья.

Летят автобусы, как птицы, 
пугают Встречного гудком... 
Откуда он, куда стремится?.. 
И почему идет пешком?..

Вот он взглянул себе под ноги, 
окурок серенький схватил, 
присел устало у дороги 
и скорбно плечи опустил.

Такси несутся друг за другом, 
нахально никелем блестят... 
Легко поплыл над синим лугом 
табачно-грустный аромат.

Тревожно бабочка порхает, 
пчела заныла над цветком. 
Алеша курит, отдыхает, 
ромашки давит вещмешком.

Вот брови пыльные нахмурил 
и паутинку снял с ушей... 
Вдруг покопался в шевелюре, 
извлек на свет щепотку вшей...

Пусть вши мое стихотворенье 
покроют скверной на момент...
На них с невиданным прозреньем 
глядит измученный студент.

Какая мерзостная ноша!.. 
Четыре... восемь... двадцать две... 
- Полсотни штук! - шепнул Алеша. 
А сколько там, на голове?..

На камне камешком, как мелом, 
Алеша вычертил струну... 
- Берем за "икс" прическу в целом, 
найдем длину и глубину...

Опять же череп - довод веский: 
смотря какая голова... 
Струну разделим на отрезки... 
Щепотка - раз, щепотка - два...

На сто двенадцатой щепотке 
подводим черточку скорей... 
Итак, имеем на сегодня 
четыре тысячи зверей!

Притом плодятся эти бестии 
не просто так, как я и ты... 
В геометрической прогрессии, 
как вирус смерти и беды!

Удар судьбы качнул дорогу, 
зашевелился дальний лес... 
Труби, труба, труби тревогу! 
Зови скорей от этих мест!

Алеша в страхе невозможном 
бежит к слиянию дорог. 
А здесь, на камушке дорожном, 
остался горестный итог.

Читатель, млей от любопытства... 
Ведь верно, странный наш герой? 
Откуда он? Куда стремится? 
Каков мечты его покрой?..

Судьба его из тех обычных, 
что спорят с судьбами отцов... 
Он не из тех ли ироничных 
послевоенных сорванцов?..

Тех, что знамена не взметали 
в атаке "чоновских" бригад... 
Тех, что с рожденьем опоздали 
и не видали баррикад...

Живут бездумно и беспечно, 
плюют на славу и успех... 
Он, наш герой Алеша Встречный, 
уж не из тех ли?.. Да, из тех.

Из книг про юношество наше 
давно вы знаете о нем... 
В двенадцать лет он бредил шашкой 
и серым в яблоках конем...

И в телескоп на крыше дома 
ловил туманные миры... 
И шел на сбор металлолома, 
как шли на штурм Сапун-горы.

Гордился папиной медалью, 
хоть самого давно забыл... 
В пятнадцать лет влюбился в Лялю, 
но через месяц разлюбил.

В шестнадцать лет - скажи на милость 
не пожелаешь и врагу:
вся биография вместилась 
в одну неполную строку.

Учеба в школе - кошки-мышки, 
металлолом - игра игрой. 
Алеша все свои мыслишки 
перетряхнул ночной порой.

На человечество окрысясь, 
впервые выпил за углом... 
Пришла беда... Духовный кризис. 
Но скоро, скоро перелом!

И перелом явился скоро, -
наш век сюрпризами богат... 
И вот газеты дружным хором 
запели песню баррикад...

"Всем, что родиться опоздали! 
-Даешь! даешь! даешь! даешь!.." 
...Газеты рвали и метали, 
газеты звали молодежь...

"Тоске душевной нет причины, 
взвивай знамена и костры!.. 
Вас ждут таежные пучины! 
Вас ждут почти антимиры!.."

Поет в журнале и газете 
корреспондентское перо, 
как утонул в Байкале Петя, 
но спас народное добро...

Через неделю тот же Петя, 
неистребимый, как огонь, 
нокаутировал медведя 
и спас бульдозер и гармонь...

...Алеша ночь шагами мерит, 
ерошит волосы торчком... 
Алеша верит и не верит 
 
и утром двигает в райком.

В прохладе бежевой райкома 
снимает медленно пальто... 
Вот дверь Туда!.. Ах, как знакома!. 
 
А вдруг не то, опять не то?..

Но секретарь на венском стуле 
сыграл отходную тоске... 
И прочь сомненья упорхнули, 
и вот - путевка в кулаке!

Он окрылен грядущим делом! 
Он обретает сотни прав! 
...А секретарь - чернявый демон -
зевнул красиво, как удав.

Ах, тяжко-тяжко человеку 
от всех романтиков таких!.. 
И он анкету в картотеку 
метнул, как тысячи других.

Как плоть засушенного гимна, 
шуршит бумажная судьба 
Сережи, Пети, Ибрагима... 
И даже есть Али-баба...

Им, может, год, а может, вечность 
томиться в пыльном сундучке... 
И среди них - Алеша Встречный 
с чернильным штампом на щеке.

4

Ах, нам расстаться невозможно! 
Но расстаемся и поем...
Шурует поезд молодежный: 
"Даешь-даем! даешь-даем!.."

Луна с небес взирает косо 
 
на шалый поезд-хулиган... 
Стучат вагонные колеса, 
хрустально звякает стакан...

Остались мамы и невесты, 
пьют в ресторанах болтуны... 
А этим - даль и неизвестность 
глухой таежной стороны.

По рельсам радостным и скользким,
в объятья песен и дубрав, 
одновременно с комсомольским 
рванул в Сибирь другой состав.

Он мчит разгонисто и жарко, 
от перегрузки чуть живой... 
Скучает в тамбуре овчарка, 
а на подножке - часовой...

И всяк живой невольно вздрогнул, 
и кто-то всхлипнул из девчат... 
Решетки четкие на окнах 
о нашей бренности молчат.

Он будто вынырнул из глыби, 
из той невысвеченной тьмы... 
И кто-то вымолвил: "Столыпин!.. 
Спешит туда, куда и мы..."

...Печально-памятно-известный, 
один такой на целый свет... 
Куда ты прешь, дурак железный? 
Опять за мной? А может, нет?

Забудь меня, и я забуду 
мерцанье узкого штыка... 
Неужго мало, что повсюду 
лежат суровые снега?..

А снег от люльки и до гроба 
навек слезинками прошит...
Но вновь "Столыпин" крутолобый 
за дальней рощицей кричит.

Читатель мой! Не плачь напрасно 
на шпалах трудного пути... 
Надейся вечно и всечасно на то, 
что будет впереди.

Хоть вдоль дороги много хлама, 
на семафорах чья-то кровь... 
Но скоро станция "Светлана", 
за ней "Наташа" и "Любовь"...

Лучи торжественные брызнут 
сквозь перекрестия берез. 
И на подходе к коммунизму 
"Столыпин" рухнет под откос.

Ну, а пока что, а пока что 
по штыковому декабрю 
идут два поезда бесстрашно, 
идут они ноздря в ноздрю.
Лишь иногда "Столыпин" мыкнет, 
на миг запрячется во тьму... 
Ребята думают: "Привыкнем!" 
И привыкают ко всему.

На полустанках выбегают -
кто в полушубке, кто раздет, -
овчаркам хлеба предлагают, 
а конвоирам - сигарет.

Но враз туман закроет небо, -
предвестье холода и вьюг.... 
И не берут овчарки хлеба 
из чистых юношеских рук.

Ах, елки-палки, палки-елки... 
Ах, как блестят в вагонах полки!
Вагон двенадцатый мотает... 
Алеша книжечку читает.

О том, как Петя из-под Вятки 
и с ним Сережа-весельчак 
в тайге поставили палатки 
и долго жили натощак.

Водичкой мылись не горячей, 
на ужин, правда, кипяток... 
Потом влюбились в сибирячек 
И стали строить городок.

Алеше хочется влюбиться, 
испить водицы из ковша... 
Душа у парня петушится 
и кукарекает душа.

В окно видать на повороте: 
"Столыпин" тащится в угон... 
Алеша вроде и не против: 
он с детства знает про закон...

Под озорной гитарный лепет 
уральский сдвинулся туман... 
Прошли Барабинские степи, 
и начинается урман.

Тайга, тайга, да и не просто, 
а вековечная тайга... 
На стометровые откосы 
взирают кедры свысока.

...Однажды утром грянул иней -
свирепый, радостный, шальной!.. 
"Столыпин" был мертвяще синий, 
а стал хрустально-кружевной...

...Однажды шарился по склонам медведь - 
не плюшевый, живой!.. 
И долго-долго вслед вагонам 
махал тяжелой головой...

...Однажды - ночь пленила мысли... 
Стоянка - час, а может, век... 
И ровно в полночь грохнул выстрел, 
и кто-то вымолвил: "Побег!"

Но скоро колокол забрякал, 
"Столыпин" тронулся: ту-ту!. 
Лишь два солдата да собака 
ушли по следу в темноту.

...Вагон двенадцатый мотает. 
Снежинки тянутся на свет... 
Алеша больше не читает. 
Алеша спит. А может, нет...

Он, может, тихо усмехнулся, 
припомнив маму над шитьем... 
А может, мысленно вернулся 
туда, где грохнули ружьем.

Да-да, туда, на лютый холод, 
в таежный сумеречный дым!.. 
Да-да, туда!.. Ведь он же молод, 
нетерпелив, неукротим...

Непобедим в отваге жаркой... 
В руке - проверенный наган... 
Сквозь ночь за бешеной овчаркой 
Алеша мчится по снегам.

Открыта грудь легко и гордо, 
свистят снежинки у лица... 
Тайга бетховенским аккордом 
встречает нового бойца.

А он с корчагинским оскалом 
идет по свеженьким следам... 
Они ведут к далеким скалам 
и пропадают где-то там...

Но вот заныла сталь нагана, 
под сапогами крикнул снег... 
И вдруг из снежного кургана 
предстал угрюмый человек.

Попался, гад, на тропке узкой! -
Наган взлетел над головой... 
Не бей, Алеша, это русский, 
он наш, отечественный, свой...

Смотри: он тоже может плакать, 
истосковавшись по огню... 
И не грызет его собака: 
узнала в нем свою родню...

Ты любишь музыку и женщин? 
Закат в лазоревой степи?.. 
Ты любишь "братьев наших меньших"?
Тогда и этого люби!

Живут экранные герои 
в душе у каждого из нас... 
Они друг другу ямы роют 
и умирают напоказ...

Кого-то шпагой протыкают, 
растляют маменькину дочь... 
А здесь - всего лишь убегают! 
Да так, чтоб знала только ночь...

Вот эти рыцари успеха 
уходят в вечность без следа, 
хоть им капканы - не помеха 
и волчьи ямы - ерунда!

Однажды... (Девочки-девчонки! 
морскому кланяйтесь царю...) 
пацан на маленькой лодчонке 
уплыл из Диксона в зарю.

Однажды... (Мамонька-мамаша!) 
винтовка - бух! капкан - ба-бах!.. 
Но два суворовские марша 
он полз с капканом на ногах!

...Вагон двенадцатый мотает, 
в вагоне тьма, как в шалаше... 
Алеша истины листает 
 
в своей неопытной душе.

Друзья мои! Составы мчатся... 
Но пусть домчатся, так и быть. 
Ведь долго сказки говорятся, -
боюсь оскому вам набить.

Прощай, уютная пижама! 
Да здравствуй, шуба из бобра!.. 
Открылась станция "Снежана" 
как раз к исходу декабря.

Состав вдоль станции разлегся, 
средь синих елок да берез...
Ну, а "Столыпин" поволокся 
куда-то влево, за утес.

Вот так всегда - восток и запад, 
звезда и крест, огонь - вода... 
Пути расходятся внезапно -
тебе - туда, а мне - туда...

Наш век - палач... На пытку едем! 
Напрасно льстим мы палачу... 
Нам не сойтись на этом свете, 
а уж про тот-то я молчу.

...Седой утес стоит, сутулясь, 
над мерзлым телом Ангары... 
Палатки яркие взметнулись, 
запели жадные костры.

Но всем в палатках не лежится, -
такой момент! такой народ!.. 
Душа Алеши петушится!.. 
К тому же завтра - Новый год!

Идет веселая работа, 
рука шаманит на струне... 
И кто-то банки от компота 
уже развесил на сосне....

Другой - серебряную ложку... 
А вот богатенький грузин 
повесил "трешку", и матрешку, 
и настоящий апельсин!

Бутылка с надписью "Горилка", 
и в ней горилка так чиста!.. 
А выше всех висит бутылка 
с наклейкой "Спирт". Она пуста.


Под звук гитарного напева 
и от восторга не дыша, 
стоит языческое древо, 
цивилизацию держа.

Какая честь сосне печальной!.. 
Завидуй, дуб! завидуй, граб!.. - 
Сосна интернациональна! -
сказал подвыпивший прораб.

...Гуляют мысли вольным стадом...
За нами Родина-страна!.. 
Мороз - под сорок! Звезды рядом! 
И под рукой - стакан вина...

Гармонь развернута пошире, 
уж надо шире, да нельзя... 
Уже шаман всея Сибири 
к вам набивается в друзья...

Хоть взгляд его всегда холодный, 
хоть он и брызгает слюной, -
но вы не бойтесь: он беззлобный, 
такой наивный и смешной...

Ему и быть нельзя веселым: 
он - дух! Фантазия! Полет!.. 
Но завтра вместе с комсомолом 
пойдет долбить ангарский лед.

Неутомим колдун в работе... 
Ему и стыдно уставать... 
А заработанную сотню 
придет к тебе же пропивать.

...Налей вина! Включи туманы! 
Мы наших судеб пастухи... 
Уходим в звезды и в романы, 
и в вознесенские стихи!..

Алеша спирт, как пламя, выпил, 
и видит сказку наяву: 
звенит луна, прошел "Столыпин"... 
Пустой. Веселый. На Москву...

Блестит палаточная стенка, 
звезда - как будто у плеча... 
Наташа - омская студентка -
его целует сгоряча...

И вдруг... (Всегда такое разом.) 
И вдруг... (Всегда такое вдруг.) 
Шаман повел нетрезвым глазом 
и жарко выдохнул: - Каюк!..

Руками воздух рвет на клочья, 
шагнул вперед, упал назад... 
"У вас покойник будет ночью! 
Мне это духи говорят!.."

Шаман дрожит и дышит мелко, 
и рот, как вечная дыра... 
Ударил в звонкую тарелку 
и побежал вокруг костра...

Бежал легко, клыки оскалив, 
свистя, как плетка или прут... 
"Лесные духи мне сказали!.. 
Лесные духи не соврут!..

Они следят за обреченным, 
предупреждают наперед, 
что будет белый драться с черным, 
и черный белого убьет!..

Вот дух меня рукой коснулся, 
рукой холодной, как топор!.." -
Шаман за призраком метнулся
и рухнул прямо на костер.

Все загалдели, засмеялись: 
"Вот это истинный шаман!.." 
Прораб икнул, взглянул на палец: 
"Попы! Религия! Дурман!..

Попы сильны в обманной сфере, 
чтоб путать мысли пацанам... -
И мы шаману не поверим! 
Ведь это козырь колдунам!..

Энтузиазм - вот наша ставка... 
А здесь какой-то пьяный поп... 
Дурак - шаман! Мы строим Завтра! 
И пусть сегодня - хоть потоп..."

Прораб пушил в партийном духе 
паскудный рай, церковный звон... 
Они болтливы, как старухи, -
 
прорабы сталинских времен.

"Мы буржуев придавим малость!" -
его любимые слова... 
Он говорил, и колыхалась 
хмельная глыба-голова.

Колдун увял, смутился, сжался, 
уполз в густую темноту. 
А праздник дальше продолжался, 
не веря в черную беду.

А утром - хладные постели, 
и чей-то крик, и чей-то плач... 
Явилось тяжкое похмелье, 
пришли милиция и врач...

И сведены обрывки мыслей 
в короткой реплике врача: 
"Арсен из города Тбилиси 
зарезал Витьку-москвича".

Ах, палки-елки, елки-палки! 
А дни бегут, бегут, бегут... 
Мы дети ленинской закалки, -
такие сил не берегут.

Вылазь, Топтыгин, из берлоги 
и стань телегой ветчины! 
Уже ангарские пороги 
на рабский труд обречены.

Прорвем сибирскую блокаду, 
загоним в пекло всех чертей... 
Глухарь присел на эстакаду 
и мудро смотрит на людей.

Он, может, что-то и сказал бы, -
мол, будь здоров, честной народ. 
Но три ружья веселым залпом 
судьбы решили поворот.

Алеша в этом неповинный, -
качает птицу на руке, -
но капля крови глухариной 
горит на светлом пиджаке.

Мечтал когда-то о двустволке, 
но, видно, больше не нужна... 
...Ах, елки-палки, палки-елки, 
а по тайге гудит весна!

И в выходной по всем палаткам
едва ли встретится народ...
Алеша бродит по распадкам 
и ручейки минует вброд.

Вот среди леса будто площадь, -
но рукотворная она... 
Была здесь роща, ну, а проще -
росла сосна, и не одна.

Здесь кто-то битву вел за метры, 
за кубометры, за успех! 
Лежат поверженные кедры 
и корни выставили вверх.

Клочки рубах висят в завале, 
торчит лопата из земли... 
Здесь не Гераклы воевали. 
Здесь заключенные прошли.

Прошли безликой серой сыпью, 
вгрызаясь ломиками в грунт... 
Мешает речка - речку выпьют, 
скала мешает - уберут...

И не Тунгусским метеором 
насквозь пропахана тайга... 
Глядит с березы сытый ворон 
на полудохлого "ЗК".

А "зек" молчит - в тайге и в клетке, 
речей горячих не ревет... 
Ударной силой пятилетки 
его никто не назовет.

Здесь будет море! Все покроет! 
В Христа, и в бабушку, и в гроб!.. 
Мы строим Завтра! Мы герои!.. 
И пусть сегодня - хоть потоп...

Пускай хоть мир на части треснет 
и не воскреснет никогда!..
...А из тайги несется песня, 
проста, как вешняя вода:

"Речка, мостик да погостик -
гоп-тирип-тира!
Жили-были Ванька с Фроськой -
братец и сестра...

Ванька шибко хулиганил, 
прыгал с крыши вниз... 
Ихний тятька в Магадане 
строил коммунизм.

Но однажды репродуктор 
тут, и там, и здесь -
объявил веселым утром 
траурную весть...

Стал Ванюшка в каждом доме 
весело кричать:
"Сталин помер! Вот так номер! 
Тятьку буду ждать!"

Стало жить совсем не скушно -
гоп-тирип-тири... 
Ждет-пождет отца Ванюшка 
год, и два, и три...

Ждет сестренка-пистолетка... 
Ждут они, а зря: 
ихний тятька десять лет как 
врезал дубаря!.."

...Ура плащам, покрытым солью! 
Ура пиле и топору!..
Вчера в бетонную неволю 
загнали девку-Ангару!

Танцуй, река, культурный танец! 
Вращай турбинистый металл!..
...Однажды утром был туманец 
и дождик тихо рокотал.

Какая пища кинолентам!.. 
Скала, туманец, водопад, 
прораб, припудренный цементом, 
и с ним четыреста ребят...

Они кирпичик разгружают -
его проблему разрешают...
Кирпич бездельничать не хочет, 
он хочет в тюрьмы и дома... 

Кирпич летает и хохочет, -
наверняка сошел с ума!
А на другом унылом бреге 
трудились "зеки", "зеки", "зеки"...

Их было много: может, тыща, 
а может, меньше на пяток... 
Здесь кинолентам нету пищи: 
какой-то серенький поток.

И вдруг!.. (Простите за детали, 
но здесь нельзя без этих "вдруг", -
чтоб ваши пульсы клокотали и 
был упруг сердечный стук...

Хочу, чтоб люди меж делами, 
у камелька, у огонька -
душой увидели сквозь пламя, 
как "зек" ударился в бега...).

Не Ихтиандр, не мастер спорта, 
не черт из сказочной страны, -
он падал медленно и гордо 
со стометровой крутизны...

Пусть Ангара ему поможет
в такой торжественный момент...
Ее, наложницу, корежит
от слов "романтика" и "плен".

Ребята ждали, леденея: 
вдруг грянет выстрел - и хорош... 
А "зек", чем ближе, тем сильнее 
на человека был похож.

По ненаписанному долгу, 
по лютой ненависти к злу -
река несла его к поселку, 
к людскому дыму и теплу.

Дивись, народ в свободном мире: 
вот новый стиль - "тюремный брасс". 
Но Ангара - душа Сибири -
перестаралась в этот раз...

Мы все доверчивы, как дети, 
а вечность бьет из-за угла... 
...Туда, где выйти "зек" наметил, 
уже танкетка подошла...

Там офицер - любимец века -
стоит, ссутулившись, как Вий... 
К нему река выносит "зека": 
мол, вот, возьми - и не убий.

На нем прилипшая рубашка, 
за ним водички борозда... 
Идет Христос, качаясь тяжко, 
как будто только что с креста...

Он победил! И по закону -
сломись, бездушия кольцо!..
И лейтенант Ему, Такому -
бесстрашно выстрелил в лицо.

...Ах, елки-палки, палки-елки... 
Не стало вольного пловца... 
Ребята строят кривотолки и 
ждут прорабского словца.

Стоят, испуганно глазея, 
и слышен дождика накрап... 
- Такого нет у нас в Расее! -
сказал, нахмурившись, прораб...

Поправил "сталинку" на пузе, 
неторопливо закурил... 
-Такого нет у нас в Союзе! -
он беспощадно повторил.

И вправду - нет... И кто поверит?.. 
Танкетка скрылась без следа... 
Печальный дождь, пустынный берег, 
и тихо катится вода...

Алкоголизм - чего основа? 
Ты выпил раз, и выпил два... 
И вот не может без спиртного 
твоя чумная голова.

Алеша водкой красит мысли, 
погряз в неслыханных долгах... 
Алкоголизм - основа жизни 
в таких разбойничьих краях.

К тому ж, не только поллитровка, 
и не урманистый пейзаж. 
Располагает обстановка 
на целый день уйти в мираж.

Вот спит в гостинице приезжий 
и видит в мыслях там и тут: 
театр, детсадик, Дом Надежды, 
больница, клуб да институт...

Но вот проснется новый житель 
и видит в ельнике густом: 
райком, пивная, вытрезвитель, 
тюрьма, милиция, дурдом...

Да репродуктор - злобно-гулкий 
ревет в непуганом краю... 
И раздевалка в переулке: 
разденут, двинут - и адью!

...Мерцает спирт в железной кружке, 
нетрезво лампочка горит... 
Алеша в маленькой пивнушке 
прорабу гневно говорит:

- Вы, дядя Юра, молодчина! 
Вас жизнь чему-то научила!
Вы утверждаете, мой сэр, 
что НЕТ ТАКОГО В СССР?..

Я уважал тебя, как папу, 
а ты обманываешь нас!.. -
И вот угрюмому прорабу 
Алеша вилкой целит в глаз...

Но несгибаем дядя Юра,
он вилку к столику пригнул...
- Не я обманываю, дура!.. 
Вас век двадцатый обманул!..

И ты не порти мне обедню, 
в Христа, и в бабушку, и в гроб!.. 
Мы строим Завтра нашим детям, -
и пусть сегодня - хоть потоп!

Уже турбина закрутилась... 
Спасибо ИМ, тебе и мне... 
А ТОТ, что плыл, - 
тебе помстилось. 
Такого нет у нас в стране!

9

Рубашка, плащ, мешок заплечный, 
глаза прозрачнее ручья... 
Идет-бредет Алеша Встречный -
студент прохладного житья.

Где побыстрее, где потише, 
где сыт и пьян, где налегке... 
До Омска ехал он на крыше, 
а до Уфы - в товарняке...

Клеймо на путнике усталом: 
он дезертир! Подонок! Гад!.. 
Идет по выщербленным шпалам, 
идет, конечно, на закат!..

А дальше - тьма. Не вижу темы... 
И нету пищи для огня... 
Каков итог моей поэмы? -
возможно, спросят у меня...

Я показал одну дорогу,
зарифмовал одну молву... 
А вы, любители итогов, 
вернитесь в первую главу.

1972