ОТ АВТОРА
Всякое созерцание переходит в наблюдение,
Всякое наблюдение - в соображение...
Гете
 
Сколько бы люди не читали и не писали, а живут иначе,
чем читают и пишут. А в жизни все не так, как в неимущих
душах людей, обращенных внутрь себя. Это в Евангелии "жена
из ребра Адамова вышла". А в жизни? Удаляют одну хромосому
и пожалуйста тебе - мужчина!
А Земля? Кружит вокруг Солнца, не наоборот! А почему
тогда древние Землю в центр всего ставили? Опять непорядок
получается. Может от того, что мысли людей в уме в те
времена стихийно плавали! А когда плавать на бумаге стали,
то и выяснилось, что на Бога надейся, а сам не плошай... Все
равно, кроме как на Земле, во Вселенной нашей человек
больше нигде не топает, разве когда сам того захочет. То
вылезает жить от товарищеской тесноты в самый что ни на
есть Космос.
А там уже как разнуздается от всех своих одежд, то и превращается
от печали в сердце то ли в Логос, то ли в Софию. А
что это такое, то неведомо только тем, кто исполняет свою
жизнь впереди разума. А для того мысль не организация, а
наоборот, где сначала глагол идет, а о существительном еще
мысли нет.
И доживают же таким путем до угнетения ослабелых и не
научных людей! Но те люди уже давно поняли свою силу. Они
прекращают свои убеждения и живут жизнью их
вопрощающих.
У нас вопрощающие всю погоду делают, а остальным
только отвечать приходиться. Они то в субботниках, с лопатой
ковыряясь, ответа ищут, то от отдыха устраняясь, заголяют
небо для светлой жизни вопрошающих.
А Оттуда во всем гармония схем видна, что худые спины на
Земле проживающих изображает. Но люди от частых раздражений,
наконец, поняли, что пора этому безобразию конец
положить. И что все дело-то в Любви и заключается. А потому
еще при жизни Спасение получить можно. Но Спасение то - в
Женах человеческих в болезненном порядке скрывается.
А потому дума, которую каждый мужик думает, в женщине
в целую мудрость превращается и к нему от нее возврат
имеет, чтобы мужик от ума не отвыкал. Вот почему Жена для
него как Медальон - овальный амулет с заклинаниями, ей же
предуманными и спасающими от всяких напастей, если в этом
смертная необходимость имеется.
Безмолвно изучая эти медальоны, вдруг прозреваешь,
хлебая, как пельмени в шампанском хлебали купцы русские
после трудов правденых, плодя разочарование афоризмами, но
кротко извлекая из женских глубин душевной плотности
самого себя, а именно: рационализм, материализм, индивидуализм,
атеизм, теизм и оккультизм.
Вот почему от Эвы начинаем и к Еве возвращаемся. А уж
что там между остальными делается и что возникает пустыми
остано-вившимися ночами между остальными типами женской
психики, то и автору неведомо. От страданий человеческих,
кто в былинку превращается, а кто кряжистым дубом миру
является. Но все уважение к собственной жизни имеют и попрежнему
желают приближения света будущего дня. Слаб и
неисправим человек.
И в своих беспамятных сновидениях кажется себе только
молодым и сильным, а на самом деле просто живет так, как
это у него выходит. Солнца для сытости может и всем хватает,
да не все одной сытостью жить хотят, но и по чужому
записанному смыслу жизнь свою исполнять не желают. И
заключают тем самым в себе одно сомнение.
Вот почему автор желает не в силу радости, но сомнения
показать идеи и распоряжения людей, где есть мученье
чувства Жен, являющих нам своих мужей не как образец
гнойной смерти, а как ярость и надежду поколений, которые
уже умерли, а которые хотели бы осиять себя утешением,
ослабляя натянутую струну текущего момента с
настойчивостью, яростью и надеждой.
И в этом жизнь, а не тоска "Медальонов", и в этом надежда
"Пельменей в шампанском".

МЕДАЛЬОН 4. София - мудрость Толстого.
Как давно это было. Она безумно его любила. Ему
было 36, а ей исполнилось лишь двадцать. И не было
для нее других интересов в жизни, чем ее муж, ее
дети - ее любимые существа. Дети были еще совсем
крошечные. А Лева " никогда не бывал нежен к очень
маленьким детям". Кроме того, он усиленно занимается своим
самым крупным произведением "Война и Мир". Ему нужно
много читать, знать и думать. А Соня огорчается: " На Таню
он даже никогда не глядит...Мне и обидно и странно". Но
ребенок видит уже родителей как нечто нераздельно
существующее, и жизнь ее сливается с жизнью, конечно же, в
первую очередь с жизнью ее матери и к ней, прежде всего, к
ней ее глубочайшее душевное предрасположение. Главный
человек в доме - мама. От нее зависит все. Папа умнее всех
на свете, но капризничать с ним нельзя. Левочка любит
заниматься гимнастикой. Это дает ему много силы. И эту силу,
силу от природы физическую он передает своим детям. Они
любят физические нагрузки и всю дальнейшую жизнь будут
испытывать от нее радость.
Родствененная натура для Левочки - Афанасий Фет. Они
вместе думают "умом сердца". Другие члены семьи Фета не
любят. Отталкивает его внешность: "..большой крючковатый
сизый нос, ручки с длинными ногтями, крошечные ножки;
большой живот, лысая голова". Когда Левочка соберется
"туда", то есть в другую жизнь, то перед смертью не хотел бы
ни с кем общаться, кроме Фета: "перед смертью дорого и
радостно общение с людьми, которые в этой жизни смотрят за
ее пределы".
Старшие дети: Сергей, Татьяна, Илья подцепили заразу -
скарлатину от крестьянских детей, долго и сильно болели,
кожа, как перчатка, отставала от тела. Но за детьми ходит
Агафья Михайловна, бывшая в свое время крепостной папы.
Ему за нее предлагали свору гончих собак. Но он ее не продал,
хотя "собаки были важные". А папа и мама иногда
навещают больных детей. И дети счастливы.
Вообще в Ясной Поляне живет много разных людей,
считающихся родственниками Левушки, "живут они по праву
любви...,как Будда с раненым лебедем", столуются за общим
столом.
После рождения пятого ребенка - Марии, Софья Андреевна
долго болела. А Левочка изучал греческий язык, читал и
переводил классиков. " Я ничего не пишу, а только учусь", -
писал он в декабре 1870 года Фету. В следующем году Левоч-
ка уезжает "на кумыс" в степи, а Софья Андреевна скучает и
беспокоится о нем. Беспокоится о Левочке и И.С. Тургенев:
"...не может и не должен (он) так же скоро исчезнуть с лица
земли, как его предшественники: Пушкин, Лермонтов и
Гоголь. И дался же ему вдруг греческий язык". Между ними
всегда периодически "пробегала кошка", и даже шел разговор
о дуэли в имении Фета Степановке. "Из-за женской сплетни
сделал мне вызов",- сокрушался Тургенев: "Ни одного слова,
ни одного движения в нем нет естественного! Он вечно
рисуется перед нами, и я затрудняюсь, как объяснить в умном
человеке эту глупую кичливость своим захудалым графством!".
Толстой же никогда ни слова не говорил о Тургеневе. А
Мария Николаевна, сестра Левушки, еще не ведает, что ее
ожидает монастырь в Шамордино под Калугой, где Оптина
Пустынь. Это уже позднее, когда между титанами русской
словесности наступило "умиротворение", Толстой писал
Тургеневу 1- 5 мая 1882 года: "Я почувствовал, что если Вы
умрете прежде меня, мне будет очень больно. ...Обнимаю Вас,
старый, милый и очень дорогой мне человек и друг. Ваш
Толстой". Но "смерть" для Толстого - "это, собственно, не горе,
а только одна из важных ступеней в жизни, через которую
должны пройти все люди, живущие хорошей, честной
жизнью".
Коренастый, низкорослый граф Толстой, обладавший незаурядной
силой, считал здоровым образом жизни ездить на
кумыс в оренбургские степи под Самару, где у него было не
столько имение, сколько паслись "крупные косяки лошадей" и
где он мог свободно размышлять и беседовать с самыми
разными людьми от муллы до сектанта о проблемах религии,
вкушая куски жирной, свежесваренной баранины, запивая ее
добрыми порциями кумыса, залпом опустошая одну, другую,
третью вместительную плоскую чашу из карельской березы с
этим пенящимся напитком, ни разу не отрывая от нее рта, а
затем, улыбаясь, являть миру "свой большой беззубый рот".
Семья прибавлялась. Здоровье Софьи Андреевны колебалось
между " пасмурно" и "дождливо". Она проглядела, когда
ее малолетний сынишка Петр кормил песика хлебом, макая
кусок в чашку, а песик отказывался, тогда Петюша сам
откусывал от этого же куска, показывая песику как следует
кушать. В результате у Петюши круп. И в гробике "вытянутое
неподвижное тельце в белом платьице... ".
У детей своя жизнь, отличная от родителей. Но родители
дают детям образование. Софья Андреевна учит читать, писать
по-французски и по-русски, у них учителя - гувернеры
английского и немецкого языков. Незаурядные способности
рисовальщицы Софьи Андреевны передаются дочери Татьяне,
которая увлекается живописью на всю жизнь, когда встре-
чается с Крамским, Шишкиным и Савицким, поселившимися в
пяти верстах от Ясной Поляны а затем проходит курс
обучения у художника Перова. Главное, родители приучают
своих детей заполнять весь день уроками: языки, фортепиано,
арифметика, катехизис, история, география, свободное правописание
на иностранных языках и ,конечно, русская грамматика.
С целью вовлечения собственных детей в круг интересов
преподавания и развития навыков работоспособности им
предлагается учить детей крестьян. Левушкой создается даже
специальная "Азбука", о значении которой говорят наперебой
педагогические издания разного толка. И все в превосходных
тонах. Софья Андреевна устает от школы: "Каждое утро своих
детей учу, каждое после обеда школа собирается. Учить
трудно, а бросить теперь уже жалко; так хорошо шло ученье,
и все читают и пишут, хотя не совсем хорошо, но порядочно.
Еще поучить немного, и на всю жизнь не забудут". Но..."летом
школу распустили, а на следующий год она не возобновилась".
Но у собственных детей - работоспособность на всю оставшуюся
жизнь. Как закалка тела физкультурой...."Ребенок знает
свою душу, он любит ее и бережет ее, как веко бережет глаз.
И без ключа любви никого в нее не пускает...". Дети подрастают,
становятся юношами, девушками, женихами, невестами..
Им приятно видеть как не первой молодости их родители
прогуливаются и даже танцуют под музыку, исполняемую
сыном Сережей на фортепиаоно, сыном который виртуозно
владеет как музыкальным инструментом, так и химическим
экспериментом. Периодически между отцом и матерью
возникают споры и чем дальше, тем более затяжные и
серьезные, которыми взрослые дети не на шутку встревожены.
Хотя Левушка говорит, что "богатство мешает быть хорошим",
но хорошим нужно быть и тогда, когда трудно другим членам
семьи, а Софье Андреевне трудно, ох, как трудно, у одного
тиф, а у другого осложненный сепсисом флюс. Софья
Андреевна упрекает Левушку в том, что он ей не помогает, а
Левушка делает и поступает по-своему, но делает очень
правильные выводы, которые оказываются достоянием его
дневника: "Когда ты ссоришься, то попробуй себя во всем
обвинить и чувствовать себя вокруг виноватым". У него к
детям большие претензии - ведут барский образ жизни. На
самом деле в переводе на обычный язык это означало жить
для молодежи не просто скромно, а еще скромнее, поскольку
сам гений русской литературы вступает в полосу "упрощения"
и ему нужен пример такого упрощения, каковым обязан быть
образ жизни его детей. Именно в это время являются Софье
Андреевне слова Левушки, написанные им 4 мая 1886г:
"Прежде жаловались на бедность, но изредка, некоторые; а
теперь это общий стон. На дороге , в кабаке, в церкви, по
домам, все говорят об одном: о нужде". Кстати, в этом ведь
нет ничего удивительного, поскольку и теперь тоже самое, но
уже в кафе, на базаре, магазинах, ресторанах, электричках и
самолетах. Общий тон и сила литературного таланта Льва
Толстого затрагивают все более и более глубинные пласты
человеческого сознания, психологии и духа, действуя на людей
через простые словообороты, заставляют их относиться к
гению русской литературы с почтительным восхищением.
Однако его поведение и характер его миропонимания
настолько существенно разнится от мировосприятия той
общественной группы, к которой он принадлежит сам! "Этого
чародея и духа, и слова" посещает даже кандидат в
президенты США Уильям Д. Брайан, правда неизбранный, но
опубликовавший в США статью "Апостол любви". Этот
"исследователь психологии любви" вызывает искреннее
раздражение императора Александра III. На предложение
заточить Толстого в тюрьму царь отвечает категорическим
отказом и заявляет: "Я не желаю увеличивать его славу
короной мученика". Руководители прошлой эпохи прекрасно и
тогда понимали, что сила слова писателя признанного
обществом в случае его "отсидки" обратит на него "поклонение
этого общества". Некоторые из императоров России
неплохо знали свой народ.
А Левушка периодически меняет перо, например, на шило
и дратву. Он "выучился сапожному делу и сам шил обувь себе
и младшим детям". За рамками ответа остается вопрос. Была
ли такая обувь удобна самим детям...? Ведь еще с эпохи
Сумарокова известно, что бывает " коль сапоги начнет тачать
пирожник, а пироги печи сапожник"... . Ну, не хочет, ну не
желает Лев Николаевич следовать увещеваниям умирающего
Ивана Сергеевича Тургенева: "Пишу..., чтобы высказать
последнюю, искреннюю просьбу. Друг, мой, вернитесь к
литературной деятельности! Ведь этот дар Вам оттуда же,
откуда все другое. Ах, как я был бы счастлив, если бы мог
подумать, что просьба моя так на Вас подействует!...Друг мой,
великий писатель русской земли - внемлите моей просьбе!"
Не внял. Поднимает голос свой в пользу голодающих, популяризирует
продовольственный вопрос, организует сеть бесплатных
столовых, подбирает сено за косарем, сокращает
собственный рацион, переходя на вегетарианскую пищу. Богатые
офицеры - аристократы, воспитанники Пажеского корпуса
Д.А. Хилков, Н.Ф. Джунковский, под влиянием сочинений
Толстого оставляют военную службу, раздают имущество
крестьянам и начинают заниматься земледельческим трудом, а
когда жизнь его семьи по его твердому убеждению становится
" барской", то вскрикивает и заявляет, "что самая страстная
мысль... о том, чтоб уйти из семьи". Но особых денег издания
Толстого семье не прибавляют потому, что основная часть
издания направлена на "дешевые популярные книжки для
народа" в основном в издательстве "Посредник", что в руках
В.Г.Черткова. но чем дешевле издание, тем больше прибыль
издательства, но не автора. Известно, - куриное мясо всегда
дешевле говядины. Расходов меньше. Но когда Софья
Андреевна идет на встречу пожеланиям Левушки и
подготовляет сама к печати "новое, удешевленное издание
сочинений гр. Л.Н. Толстого в 12 частях" , которое выходит в
свет в 1886г., то какой- либо благодарности от В.Г.Черткова,
разумеется, не последовало. А семью нужно не только
кормить, но и заботиться о выделении части наследства
детям, вступающим в самостоятельную жизнь, хотя уже и в то
время поощрялась идея самообеспечения молодого поколения,
но, конечно, не в аристократической среде. Нужны деньги.
Деньги, хотя бы, например, на поездку дочери Татьяны
Львовны в Швецию на свадьбу брата - Льва Львовича, женившегося
на дочери шведского врача Доре Федоровны Вестерлунд.
А здесь еще несчастье. Смерть маленького семилетнего
сына Ванечки в три дня умирающего от скарлатины, любимого
мальчика, на котором "на закате лет родители ( в особенности
Софья Андреевна) сосредоточили всю силу любви, на какую
были способны". Отчаяние матери было так глубоко, "что она
едва не лишилась рассудка. Вначале она пережила период
религиозной экзальтации и много времени проводила в
молитве дома и в церкви." Левочка был "с ней исключительно
нежен". Он "ходил за ней в церковь, ожидал ее у входа и
приводил домой. Ему, давно уже отошедшему от церкви, такое
душевное состояние жены было чуждо".
А любовь между Софьей Андреевной и Левушкой ,
который на полторы - две головы был пониже ростом своей
невесты была сильной и глубокой ...в прошлом. Это он,
Левушка, записал 12 сентября 1862 года в своем дневнике: "Я
влюблен, как не верил, что можно было любить. Я
сумасшедший, я застрелюсь, ежели это так продолжится". Но
не проходит и года как он приходит к заключению, "что девять
месяцев супружеской жизни были для него периодом
отупения". Он не мог, не научился при все своем громадном
опыте постижения "женского вопроса" понимать и воспринимать
людей такими, а тем более людей близких, какими они
были в жизни, - со всеми их недостатками и достоинствами
вместе взятыми. Ни "Крейцерова соната", ни "Воскресение" не
были для него путем собственного совершенствования, но
путем излияния чужого горя, постигаемого им через упрощение
собственного "Я", через "старчество", но собственного
покроя, в котором "ИДЕИ", но не чувства, событий им
пережитых, руководили бы его отношением к близким и
дорогим ему людям. Он стремился понять "мир", но не
мероощущение собственных близких ему людей, которые
обязаны были входить в его миропонимание, отрицая
собственное "Я" ради "НЕГО".
Даже дети, не имеющие права судить своих родителей, видят,
если не глубинные их расхождения, то, по крайней мере,
"Странное сочетание этих двух людей! Редко можно встретить
людей таких различных и вместе с тем крепко привязанных
друг к другу.....мало она понимает его и как далеко от действительности
ее представления о его взглядах".
Софья Андреевна убита горем, трепещущим в каждой
клетке ее тела ( "Нет для меня ничего: ни природы, ни солнца,
ни цветов, ни купанья, ни хозяйства, ни даже детей. Все
мертво, на всем могильная тоска"). Понимая Левушку, по
своему, вникая в его величавый размах планов, она в своем
жизненном пространстве, вдруг, осознает, что у нее "осталось
8 человек детей, а чувствую себя одинокой со своим горем и
не могу прицепиться к их существованию, хотя они добры и
ласковы со мной очень".
У Левочки "совершенство" и "совершенствование" становятся
лейтмотивом большинства его великих произведений, но
осмысливание "Евангелия" через собственное мировосприятие
становится его единственным и глубочайшим, как ему
кажется, "озарением" всей его жизни. И теперь уже нет такой
плотины разума, действия близких и совсем чужих ему людей,
которые способны были бы отвратить его от следования этой,
теперь единственной мысли, которая становится для него
"божьим делом". Он уже невероятно давно покончил с
плотскими "соблазнами жизни", он уже давно женат на когдато
"молодой, стройной, красивой, пылкой брюнетке", у которой
уже теперь от него не 8, а все 13 детей, но эта женщина, "от
природы пессимистка" все еще никак не может простить ему
его "прошлой холостой жизни", не может примириться с
"мыслью, что отдала ему свою любовь, тогда как он до нее
любил других женщин". И эта уже немолодая, мучимая своими
страданиями женщина, мать 13 детей увлекается, вдруг, хотя и
поверхностно композитором и музыкантом С.И. Танеевым. Но
сразу же получает суровую отповедь от своего благоразумного
мужа, который когда-то писал: "Боже мой... Дай мне жить
всегда в сознании...тебя и своей силы ". И требование "своей
силы" в осознании приводит его к нарушению основного
православного, в сущности канонического положения "Еван-
гелия" - он начинает "своей силой" осмысливать и трактовать
его содержание. Это увлекает его настолько, что он уже не
следует основам патристики, то есть опускает толкование
"святых отцов Церкви" самого "Евангелия". Так рождается его
собственное религиозное учение, отрицающее православие и
сразу становящее его в один ряд с заурядным сектантством, о
котором он и сам, владея критическим анализом ситуации,
шепчет на ухо своей дочери Татьяне: "Этот молодой человек
принадлежит к самой непостижимой и чуждой мне секте -
секте толстовцев". С этого момента в тартарары пропадает
тезис самого Толстого, что "каждый человек свободен жить
согласно свои взглядам". Гений писателя и гений мыслителя в
одном человеке высекают мысли безумия, то есть своеобразную
форму эгоизма, доведенного до своего предела.
Удивительно, но факт - московская усадьба Толстого своим
забором соседствовала с клиникой Корсакова для душевнобольных.
И тем более симптоматично, что будучи на одном из
представлений, разыгрываемых больными на сцене клиники,
он, вдруг, услыхал от одного из них восторженные слова: "Ах,
Лев Николаевич! Как я рад вас видеть! Итак, вы тоже здесь! С
каких пор вы с нами?". И был очень разочарован, узнав, что
Толстой лишь посетитель больницы Корсакова.
Софья Андреевна продолжала видеть в нем и мужа, и отца
свои детям, понимая гениальность его громадного литературного
дарования, но не осознавая, что вся накопленная им
мощь, сила воздействия, воля, интеллект вышли за рамки его
писательского гения. Свершилась для семьи трагедия, о
которой предупреждал Тургенев. Толстой становится в своем
величии писателя ПРОПОВЕДНИКОМ собственного евангелия,
которому противятся те кто понимает Толстого -
писателя, а следуют за его проповедями те, кто не понимает
его как писателя, но внимает ему как проповеднику.
А Софья Андреевна, когда-то жившая с родителями в
"блестяще освещенном Кремле" и уже давно ставшая частью
трудового процесса гения в Ясной Поляне, занимавшаяся
когда-то с мужем его интересным делом, полным любви,
лелеявшая жизнь семьи, ставившая на ноги своих детей,
вывозившая их "в свет" в том числе и с благословения отца
семейства, до каких - то пор не выражавшего возмущения
"бальными туалетами", деформирует свои литературные
интересы в угоду духовному озарению проповедника, когда на
него стали "находить минуты недоумения, остановки жизни...",
когда "возникает мгновенное озарение светом истины". То
есть, "достигнув зрелого возраста, получив от жизни все то
счастье, которое может ожидать" от жизни человек, Толстой
"отвернулся от этого счастья". Его "обращение" отражается на
всем настрое семьи. И прежде всего на его жене, которой не
нужно милостыни от проповедника, внушающего ей чувство
приниженности и почтительного изумления. Ведь она труженица.
Ведь она созидательница семьи в ее нужде, и богатстве.
И она считает себя хранительницей семейного очага, на
который под видом благородных соболезнований ее мужу
претендует целый клан, живописующий себя "сторонниками
взглядов Толстого". И пусть ее муж видит в жизни настоящую
нужду других людей, пусть для него "Москва есть
большой нужник и зараженная клоака", пусть он мучается от
того, что, "возвращаясь из ночлежного дома к себе, находит
накрытым белоснежной скатертью стол с апельсинами,
пирожеными...", но пусть он не забывает, что здесь, перед ним
его семья и иначе эта семья жить не может. А Левочка все
ждет, когда его жена "образумится" и вернется к нему. К чему
и куда звал свою семью и тем более Софью Андреевну их
муж, гениальный писатель и создатель своего собственного
Евангелия? Он звал их туда, где им всем предстояло
одиночество. Но, иначе, он не мог жить, делая цепь
безуспешных попыток уйти куда угодно - " в Париж или Америку".
На чаше весов жизни оказывались, с одной стороны,
благополучие семьи и ее благосостояние, счастье детей, она
сама, Софья Андреевна, - на другой, ОН, его ДУША: " Или я
уйду, или вам надо изменить жизнь: раздать наше имущество
и жить трудом наших рук, как живут крестьяне". Но желание
"все раздать" не вызывает восторга у семьи. А Софья
Андреевна уже готовит двенадцатое собрание сочинений
Л.Н.Толстого. Более того, самостоятельный издатель произведений
Толстого В.Г.Чертков, в руках которого находится издательство
"Посредник", имеет свои благоразумные цели поддерживать
философические начала гения русской словесности,
проповедника новой философской мысли, имеющей распространение
в великой стране Россия. А потому в семье
наступает настоящий раскол. Чертков, его дочь Александра,
которой в 1910 году исполняется 26 лет, переписчица Толстого
В.М. Феоктистова, проживающая в доме Толстого и тайно
записывающая разговоры Софьи Андреевны для передачи В.Г.
Черткову, с одной стороны. А с другой, сама Софья Андреевна,
изнывающая от психических и физических стрессов, которые
квалифицируются как "кривляние, представление, ложная
истерия" и ее сыновей. Роль миротворца отводится старшей
дочери Татьяне. Толстому за 80 лет. Он пишет одно завещание
за другим, меняя его содержания, устраивая тайные встречи со
своими сторонниками даже на прогулках, в лесу. В конце
концов является на свет последнее завещание. Права
наследования передаются дочери Александре (умершей в
1979г), а в случае ее смерти Татьяне Львовне. Но в "особом
положении" от 31 июля 1910г указывается, что сочинения Толстого
после его смерти не должны составлять "ничьей частной
собственности". Софья Андреевна понимает, "что против меня
старательно восстанавливают моего мужа и что нас ждет
ужасная роковая развязка. Лев Николаевич все чаще грозил
уходом из дому, и эта угроза еще больше мучила меня и
усиливала мое нервное, болезненное состояние". Фактически
за Льва Толстого и обладание правами на наследство боролись
Чертков и Софья Андреевна. Семья плавно колебалась между
двумя этими личностями, страдая от любви к отцу. И если
Сергей пишет отцу: "Я думаю, что мама нервно больна...",
Илья заключает: "...ты на эту жизнь смотрел, как на
крест...Мне жаль, что ты не вытерпел этого креста до конца",
то Андрей прямо пишет: "...ты своим окончательным решением
убиваешь мать...". Начинаются гонки с перевоплощением,
телеграммы всей России и конец великого старца России и
классика мировой литературы. "Темной осенней ночью 28
октября 1910года, в 3 часа пополуночи" Толстой пускается в
бега. С ним врач Д.П. Маковицкий строит планы везти его в
Бессарабию. Доехав до станции Козельск, что под Калугой,
беглецы оказываются в селении Шамордино, в монастыре, где
монахиней сестра Толстого - Мария Николаевна. Строятся
планы поездки в Болгарию. Но трубный звук не окончившейся
Судьбы останавливает эти прожекты. На станции Астапово
выходит тяжело больной Толстой, где и испускает дух 7(20)
ноября 1910г в 6 часов 5 минут при всеобщем российском недоумении.
Как и муж, Софья Андреевна уходит из жизни от
воспаления легких, окруженная детьми и внуками,через девять
лет после смерти мужа, являя собой смирение и покорность.