Ольга сидела в третьем ряду, задумчиво глядя на сцену.
На сцене, изображающей гостиную в доме де Рио, Орнелла, и вправду прелестная в легком мистралийском платье и кружевной шали, играла на клавесине.
...Вчера маэстрина так и переночевала у Зинь. Слишком уж не хотелось идти домой и встречаться с Артуро. Хотя утром пришлось все-таки зайти домой и переодеться.
К счастью, "квартирант" сидел тихо и не высовывался. Из спальни, зараза. Занял, как свою... Может, он и вообще дрых. На работу-то идти не надо ведь!
Впрочем, мысль, придется ли теперь спать в гостиной, пока лживый суслик не съедет, мелькнула и пропала, оттесненная другими, куда более тягостными.
Поговорить с Кантором утром перед репетицией не удалось... Нет, не так.
При желании подловить мистралийца для разговора было можно, но Ольга трусливо тянула время, пока его уже не осталось, и беседу так и так пришлось бы отложить на потом.
Девушка вспоминала, как уходила в слезах из квартиры Кантора, в тот день, когда узнала, кто он такой. О чем она тогда думала. Как перебирала свои обиды и обещала себе забыть и перевернуть эту страницу навсегда...
Значит, обманщик, принесший любовь в жертву выгоде?
Ради грядущих подвигов легко переступивший через женщину?
Влез в театр по блату?
Бессовестно лгал, не останавливаясь перед откровенной клеветой?
Ведь именно это она говорила себе, в этом обвиняла... Хорошо хоть, не произнесла всё это вслух! Впрочем, она вроде бы и так сказала достаточно.
Признаться, сейчас Ольга сама не понимала, откуда в ее голове вообще взялся ворох столь диких, ни с чем не сообразующихся обвинений. Вот что, скажи на милость, выгадал себе Кантор с побега в Кастель Агвилас? Контузию и проклятье Горбатого? Нажился, ничего не скажешь!
За подвигами погнался, через любовь переступил? А вот интересно, где б ты сейчас была, додумайся бабушка предъявить подобное обвинение дедушке, ушедшему в военкомат на третий день после свадьбы.
Попросил Азиль походатайствовать в театре? А что в этом такого? Не напомнить, кто у Карлоса для Артуро "кушать подано" выпрашивал?
А уж подозрение в клевете на Артуро после вчерашнего и вовсе выглядело пределом низости. И как за это извиняться, Ольга не знала.
И если подумать: а нужны они ему вообще, ее извинения?
Несмотря на замотанность с пьесой в театре и амбулаторией на дому, Ольга не смогла не заметить, как изменился в последнюю неделю Кантор. В отличие от нее, у него словно открылось второе дыхание. Диего выглядел на удивление здоровым, довольным и благополучным.
А порой он на мгновение застывал, устремляя взгляд в пространство, словно видя образы, которые непременно надо воплотить, или вслушиваясь в звуки еще не рожденной музыки.
"Может, - царапнула горькая мысль, - он нашел себе наконец-то "хорошие руки?"
А что ему оставалось делать? Разве Диего не заслужил немного счастья?
Но представлять его с другой так не хотелось...
Кто-то присел рядом, и маэстрина, покосившись на соседа, удивленно узнала Мафея.
- Привет! - поздоровалась Ольга.
- Угу, - рассеянно кивнул Мафей, не отрывая взгляда от сцены. А точнее - от только что появившегося там Кантора.
Полуэльф сидел в обнимку со своим неразлучным альбомом, который на этот раз почему-то и не думал открывать. Вид у мальчишки был мрачный и сосредоточенный. Можно подумать, вот сейчас ему предстояло идти сражаться насмерть с самим Повелителем. Не иначе, пьеса наводила принца на мысли о так и не совершенной мести.
Ольгу расстраивала эта зацикленность Мафея на идее отмщения, но не выставлять же его... Член королевской семьи, как-никак. Хотя надо бы, наверное, как-то его отвлечь.
- А можно посмотреть? - она кивнула на альбом.
- Смотри, конечно, - полуэльф, казалось, даже удивился вопросу.
Маэстрина, благодарно улыбнувшись, открыла, сразу увидев красивый набросок девушки в кружевной мистралийской накидке. Все-таки здорово получается у Мафея! Такая юная, невинная - и в то же время смелая, без следа положенной благородным девицам робости. Такую можно представить и на балу в пышном платье, и в лесу с винтовкой, в партизанском отряде. Девушка была немного похожа на Орнеллу... и все же - нет, не она.
- Кто это? - полюбопытствовала Ольга.
- Это? - рассеянно переспросил Мафей, не отводя взгляда от сцены. - Асусенна. Ну, как я ее вижу.
И правда, подумала Ольга. Точно, Асусенна. Такая, какой она и должна быть. Орнелла неплохо вписалась в образ... но именно что "неплохо". В отличие от Кантора, вот где точно - Андрес как он есть.
Девушка посмотрела на сцену, где Андрес почтительно и галантно целовал руку матери. Красивый, с изящными движениями, Диего смотрелся истинным аристократом, потомком вереницы благородных предков. Коим, собственно и был.
Уютное тепло семейной сцены мгновенно увяло. Да что ж он так... Ольга почувствовала раздражение. Разве можно так с девушкой? Андрес был вежлив до зубовного скрежета, и эта вежливость воздвигала такую стену... Уж лучше взял бы за шкирку и выставил вон, ей-богу! Неудивительно, что девчонка кинулась выплакиваться Паоло. Каких только глупостей не творят мужчины, думая, что защищают своих любимых, в упор не видя, что от такой защиты только хуже!
Ольга отвела взгляд и перелистнула страницу. Но отвлечься не вышло: дальше в альбоме были Диего и Мигель... в смысле - Андрес и Гилье. Оба, в отличие от Асусенны, абсолютные и несомненные, как раз такие, как надлежит. Маэстрина в очередной раз подивилась верному глазу наставника. Нет, с Кантором понятно, но вот так мгновенно разглядеть Гильермо в разнорабочем, вытащенном на сцену подавать реплики? Хотя... из Мигеля и правда получился отменный Гилье, видно же...
А дальше...
Руис. Фантастически красивый, улыбающийся, но с таким выражением глаз, что в эти глаза хотелось немедленно плюнуть. А, ясно, это не Руис, это Паоло. И опять в точку.
Мафей рядом заерзал и словно бы привстал, невзначай пихнув Ольгу локтем. Девушка оторвалась от рисунков, удивленно покосилась на настороженного, как почуявшая дичь гончая, принца, и вновь глянула на сцену. Да что ж он там увидел-то?
Видеть было совершенно нечего, потому что сцену спешно готовили к следующему явлению: она преображалась в кабинет Андреса. Занавеси, стол... Луч солнца из окна падал на стоящую на столе бронзовую чернильницу. Бронза нестерпимо ярко блестела.
Хороший реквизит. А скорее всего - и не реквизит вовсе, а и вправду старинная вещь... Интересно, откуда? Собственность Карлоса? Очень органично смотрелась эта вещь в "кабинете старшего дель Рио"...
Сцена началась, но Ольга не очень вслушивалась в текст. Она смотрела на Кантора с Мигелем, а мысли ее витали далеко. Прядь волос падала на глаза и мешала смотреть. Наверное, надо подстричься как следует! А может, лучше опять волосы отрастить? Диего больше нравились длинные волосы... Нет! Не будет она их отращивать! Незачем!
...Андрес задумчиво ходил по комнате. Как же Кантору, оказывается, идет белая рубашка! К смуглой коже и черным волосам...
Ольга отвернулась от сцены и уставилась на Мафея. Надо же, какое сильное впечатление производит пьеса на его высочество! Мальчишка выпрямился, как струна, и не отрывал взгляда от артистов. Даже черты лица его как-то резче обозначились, он как будто прицеливался...
Кантор - то есть Андрес - передает другу письма. Он не рассчитывает вернуться живым. Диего тоже не думал, что вернется живым из-под Кастель Агвилас... И тоже пытался написать письмо, только вот Гильермо под рукой не случилось...
Черт возьми! Она вообще может думать о чем-то другом?! Или только о Канторе? Ну почему он решил работать именно здесь! И ей теперь только остается исподтишка за ним наблюдать... Асусенна, значит, дурочка? А сама-то?!
Хоть бы он нашел работу в другом театре...
И в этот момент раздался выстрел.
* * *
Проснувшись утром, Кантор попытался подсчитать, в который уже раз его миновала головная боль?
"Так ведь и привыкнуть недолго", - усмехнулся он. - "Что же произошло?"
Наиболее логичным казалось предположение, что какой-то более везучий боец ухайдакал-таки Горбатого. Или... проклятье сняла Тайранай. Так же, как это делает Азиль. Тогда орочьи шаманы на диво круты! Горбатый некромант не из последних, и проклинал от души.
И всё-таки трудно поверить... Неужели?
Или вправду Горбатого убили... Эх, жаль, поучаствовать не получилось! А с другой стороны, какая разница! Ты - свободен.
И не надо теперь делить жизнь на четные и нечетные дни. Не будет ожидания боли, которое хуже самой боли. Можно работать каждый день! И писать! И гитарой неплохо бы заняться, а то техника-то хромает - стыд да позор... рояль, опять же... Купить фортепиано? Но ставить-то его особенно некуда, это в квартире тогда перестановку надо делать!
Столько всего можно сделать наконец! Не оглядываясь, не прерываясь...
Диего с удовольствием, не торопясь, выпил кофе и похвалил себя за хозяйственность: вчера вечером он зашел в маленькое кафе, хозяйкой которого была пожилая уютная дама, сама чем-то похожая на пирожок, и купил себе выпечки. Кофе с пирожками, затем сигарета - чего еще нужно для счастья?!
Хозяйка кафе называла его "маэстро" - она знала, что ее покупатель работает в театре. И всегда старалась угостить самым лучшим... Маэстро, да...
На самом деле, для счастья нужно еще много чего. Вернее, кого. Как хорошо было бы сейчас пить кофе - вместе! А Ольга сидела бы в кресле в его рубашке и смешных тапочках...
Кантор зло выдохнул воздух сквозь зубы.
Не будет он за нее с сусликом бороться. И бить ему морду не будет тоже. Пачкаться еще! А вот сыграть свою роль в пьесе он должен лучше всех! И ни в коем случае не думать о том, что Руис - профессионал и что рядом с ним он будет выглядеть дилетантом... Просто надо играть, так, как чувствуешь. И ничего никому не доказывать.
Просто жить. И верить в судьбу. Как-никак, а тот некромант их соединил... Значит, они будут вместе. Рано или поздно.
...В театре было всё как всегда, суетились рабочие, из танцевального зала слышались команды мадам Бежар, а пришедший пораньше Мигель взволнованно перечитывал предстоящую сцену - хотя знал ее уже наизусть... В уголке два духовика подготавливали инструменты. Один возился с тростью, а другой, кинув виноватый взгляд на Кантора, стал вытряхивать из своего инструмента слюни. Знакомая картина...
В сцене "у матери героя" Кантор старался представить себе, как он волновался бы за Ольгу, если бы мог представить себе, что ей станет грозить опасность из-за его дел. Тем более это было ему ох как знакомо! Значит, придется самому отдалиться от девушки. И наблюдать, как братец начинает ее обихаживать... Разве же мог предполагать его герой, что романтичная Асусенна сначала проследит за братом и увяжется на собрание Организации, а потом притащит туда Паоло, который всех предаст!
Кантор отыгрывал сцену в гостиной у матери, а сам подумал вдруг с удивлением, что ему удивительно комфортно "в шкуре" главного героя. Откуда-то он знал, как именно будет говорить и как двигаться этот самый Андрес де Рио... пожалуй, они и вправду похожи. Повезло ему - такая благодатная роль! Всё-таки драматическим актером Кантор не был - и не собирался им становиться! Но чужая жизнь... затягивала. Андрес становился для него почти живым - словно когда-то они были знакомы, а теперь Диего должен был сыграть этого человека так, чтобы все узнали, каким он был... И не забывали!
Диего на одном дыхании провел сцену - ему казалось, что даже походка его стала легче. Он ступал по сцене... нет, ступал Андрес, а Кантор словно летал невидимым над этим островком мирной жизни. Скоро семья потеряет одного из братьев... А затем погибнет и второй.
А сейчас звучит клавесин, смех и звон бокалов, веселые голоса. Все еще живы, спокойны и счастливы. И не знают, что это последняя такая мирная встреча, маленький домашний праздник, о котором потом с горечью будут вспоминать те, кто останется в живых!
Ему ли не знать, как быстро ломаются судьбы и рушится мир каждого отдельного человека... И всё меняется. Навсегда.
Следующая сцена казалась, быть может, чуточку наигранной - ведь встреча Андреса и Гилье была необязательной. Письма можно было бы, наверное, оставить в условленном месте или отправить со слугой. Но герои должны были рассказать о своих мыслях, Андрес - попрощаться...
Стал бы он прощаться, если бы был на месте Андреса? Кантор не знал. Скорее всего, нет. В Зеленых Горах уходили молча...
- Слишком много я нагрешил, наверное - боги не слышат... - горько усмехнулся Мигель.
- Ты-то нагрешил? Ради богов, Гилье. Не смеши мои пистолеты! - отозвался Кантор даже с некоторым раздражением. Не на собеседника оно было направлено - на самого себя.
Сколько смертей на его счету? А на счету Андреса? Наверное, меньше. Но среди них - его родной брат...
- Это на моих плечах столько грехов... и ошибок, за которые расплачиваться пришлось не мне, а другим! - с сердцем выдохнул Кантор.
- Что ты делаешь со своей жизнью, брат! - подал реплику Мигель. Именно реплику. Не было в ней души и не было никакого выражения.
Кантор чуть не остановился, ему захотелось окликнуть юношу. Если бы они репетировали, как уже бывало, у Кантора дома, он сказал бы Мигелю: "Соберись! О чем ты думаешь? Ты же должен переживать! Ведь Гилье так хотел его остановить!"
Но это была репетиция в театре, хоть и не генеральная, конечно... И он подал свою реплику - не резко и с горечью, как обычно, а более медленно и задумчиво, чтобы не так заметна была заторможенность Мигеля:
- Это моя жизнь, и я сам решаю, что с ней делать!
Мигель после слов Кантора вздрогнул, выпрямился... Лицо его исказилось, как будто от боли, а затем стало пугающе равнодушным и неживым.
- Мигель, что с тобой?!
Диего застыл, изумленный - на несколько ударов сердца, всего лишь на пару мгновений. А потом чувство опасности - даже не разум, а память тела - заставило его отшатнуться в сторону, когда Мигель быстрым отработанным движением (сам ведь учил его!) достал пистолет и выстрелил.
Только благодаря этому пуля, которая должна была попасть Кантору в сердце, попала в правую сторону груди.