На дальней станции сойду... Глава 4. Окончание
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Тропанилла, мерно покачивая лакированными боками, катилась по красноватой пыльной дороге. Рыжее облачко пыли ровно приклеенное следовало за ней по пятам уже второй день.
И примерно столько же Райан пребывал в состоянии легкой озадаченности. Причиной ее служил один из их попутчиков, Паззе Кепепан. Интерес его к Ланту сомнениям более не подвергался, во всяком случае самим озуа, который этот интерес и уловил. Но вот в чем этот интерес заключался... Вот это было решительно непонятно. Не было в нем недоброжелательности, не было и желания сойтись поближе, познакомиться... Паззе не делал попыток заговорить с эйлом о каком-то деле или посидеть за кружечкой во время остановок на ночевку. Но вот то, что он старался не упускать по возможности Ланта из виду, было очевидно.
Утро после их с Рёрой совместной ночи никак не шло из головы. И не потому, что ночь была хороша. Хотя к ночи претензий у полукровки не было вообще. И даже не потому, что он чуть было не поссорился с Лантом - да, не предупредил, что ушел, ну так и не обязан вроде как. Да и как там предупредишь-то, если Лант и сам... гхм... В общем, было бы, мягко говоря, неправильно вломиться в комнату кунэн Джэмис и проинформировать друга, что, мол, тоже собрался... того... Но вот тем не менее получилось неловко, причем именно ему... пришлось оправдываться невесть в чем. Хотя Лант оправданий и не просил. И вообще ни о чем не спрашивал. Просто... взгляд, что ли такой был?
Но даже и не эта несостоявшаяся ссора заставляла Райана возвращаться мыслями к памятному утру. А как раз таки Паззе Кепепан. Когда Райан его встретил, кожевенник был чуть ли не в отчаянии... а потом, наоборот, так полон энтузиазма и чуть ли не от счастья светился... Почему он был в отчаянии, можно было только догадываться, хотя у озуа были свои соображения на этот счет. А вот приступ энтузиазма удивительно совпал с моментом, когда Кепепан столкнулся с Лантом в коридоре. Словно наседка, потерявшая, а потом вновь нашедшая своих цыплят... Но Лант-то ведь не цыпленок, да и Кепепан на квочку не тянул.
В общем, несмотря на отсутствие враждебности, все это... не то чтобы настораживало, но... как-то напрягало. И сейчас, трясясь в полутьме тропаниллы (шторки по обоюдному согласию всех пассажиров были плотно задернуты, чтобы можно было спокойно дышать), он тщетно пытался придумать хоть какое-то объяснение такому поведению их спутника.
Объяснение не придумывалось. Поговорить с Лантом? Так он его на смех поднимет и будет совершенно прав. Тем более, что уже вроде бы говорено было... Да и сам Лант не слепой же, наверняка заметил. А раз не предпринимает ничего, значит... Все в порядке?
Может быть, и в порядке. Даже наверняка. И ничего странного в происходящем нету. Только вот почему ему так хочется этого Кепепана утопить в первом же попавшемся болоте?
Мостный путь. Дорога, выложенная гранитом и обрамленная высокими свечками лазурных кассамакилей - одна из старейших в Камагее. Может, и вообще старейшая - не зря же название такое... Мостов через Лаут полно, и дорог от них разбегается во все стороны тоже немало. Но так вот по-простому именовалась только эта. Уж не потому ли, что мост, которому она была обязана названием, и сам был первым?
Кепипский мост был лишен ажурных решеток и затейливой лепнины. Не красовались на нем роскошные статуи, как на Охремском мосту на севере. И не благоухали посреди него каждую весну магнолиевые аллеи, как на Унгулякском его собрате. Древний, с истершейся и ставшей совсем неразборчивой резьбой по выщербленному камню, - Кепипский мост не был красив. Но именно его частенько призывали на помощь, когда требовалось подчеркнуть незыблемость и надежность. "Буду любить тебя, покуда Кепипский мост стоит" - говорили друг другу влюбленные в окрестных селениях, и это считалось самой верной клятвой.
Замшелые быки с молчаливым достоинством несли темные громады пролетов, и казалось, будто могучий, но очень древний дракон встал над рекой, да так и остался, зачарованный искрящейся лаутской водой.
Река сияющим в солнечных лучах потоком текла под мостом, привычно огибала каменные ноги-опоры, ласково обвивала их лентами водорослей, заботливо сторожила щуками и сомами, крёпами и спелогами.
Блеск Лаута давно уже дразнил пассажиров тропаниллы, неторопливо выезжавшей с петляющей в холмах дороги на Мостный путь. Река высверкивала в зарослях кустарника, приоткрывала сверкающую гладкую свою спину между небольших холмов и необъятных древесных стволов.
Райан уже один раз пересекал Лаут, и тоже по Кепипскому мосту - когда ехал в Шассу. Но в тот день ему было не до местных достопримечательностей - гроза, разыгравшаяся тогда в одночасье, не дала ему такой возможности. Не до того было ему - все мысли о том, как бы не смыло с моста в реку... Да и что можно увидеть за стеной воды, хлещущей с темного, как свинец, неба?
Поэтому сейчас он пользовался моментом, чтобы насладиться сполна солнечным днем, сладковатым от цветочных ароматов весенним воздухом... и видом Лаута - самой большой реки Дешана. Широкий, ленивый, похожий скорее на озеро, чем на реку, Лаут производил впечатление на всех, кто видел его в первый раз. Впрочем, во второй, третий и прочие разы впечатление он производил тоже.
К тому же сейчас было весьма своеобразное время для Лаута - вверх по течению шля на нерест чапля, и река буквально кипела и бурлила от обилия рыбы. И рыбаков. Даже здесь, неподалеку от человечьих селений, виднелась небольшая стая подросших растопырей, сыто резвящихся в воде. Чуть выше или ниже по течению, где потише, наверняка уже охотятся лисы и молодые волки, медведи и другие всякие хищники, которые не прочь полакомиться свежей рыбкой. В самой реке радовались изобилию добычи спелоги, стремительно разрезавшие черными плавниками воды Лаута. Да и остальные не отставали. Двуногие в том числе.
Сети в этом месте Лаута ставить было нельзя. Но местные жители в этом особо и не нуждались, поскольку давно навострились брать чаплю из воды голыми руками. Тут главное - тем же спелогам не попасться, этим золотистым тварям было абсолютно все равно, чьи кости хрустят на их зубах... И потом... когда это "нельзя" останавливало жадных до свежей рыбки людей? И двэрров? И алвов?
Перед мостом вышел затор - у впереди едущей телеги сломалась оглобля, лошадь, испуганная случившейся неприятностью, дернула повозку слишком сильно и опрокинула ее. Незадачливые хозяева суетливо собирали рассыпавшийся по мосту скарб, шугая непрошенных помощников и не давая проехать другим экипажам. Пешеходы останавливались поглазеть на дармовое представление, весело подначивая как мелких воришек, так и самих хозяев.
- Похоже, это надолго, - проскрипел возница, заглянув к пассажирам. - Вы, господа, ежели желаете, можете выйти поразмяться - все одно раньше чем через полчаса они отседова не уберутся.
Долго упрашивать ему никого не пришлось. Перспектива сидеть в душноватой тропанилле, в то время как можно выйти и полюбоваться буйным Лаутом и угрюмым Мостом, никого особо не прельщала.
Райан тоже вышел наружу, но наслаждаться видом текущей воды не пошел - что он, рек не видел? К тому же пробиться к парапету для осуществления любования было в высшей степени проблематично, даже почти невозможно. Поэтому, предоставив реку дамам, озуа просто встал где потише и с любопытством наблюдал за оживлением на мосту.
- А ну-тка, посторонииись! Тягаем, братцы, тягаем!
- Юбка-то задралась! Одерни подол, бесстыдница! Одерни, кому сказал...
- Най, най, зачем одерни? Такие ножки! Не слушай батьку, красавица, стой как стояла.
- Посторонись, говорю!
- Да я тебя за такие слова!..
- Мама, мы долго будем стоять?
- Ай, уж и шутить нельзя ужо?! У нас свободное королевство! Нравится девке юбку задирать, так и чего ж запрещать-то?!
- Посторо..! Аааа! Да чтоб вас всех через три на десять!
- Дорогу! Дорогу, кому говорю!..
- Мама, а смотри, как я умею...
- Не мельтеши ты, шалопай!
- Держи! Держи ее! Ах ты ж, скотина ты безухая!!! Куда?! А ну стой!
- Мама... ну смотри же!
Райан, смотревший как раз в сторону мальчишки, первым бросился вперед, надеясь успеть. Будь на его месте Лант, точно бы успел. Но эйл, умевший двигаться невероятно быстро, смотрел в другую сторону и понял, что происходит, не сразу. А Райан, видевший все в деталях, увы, не обладал его способностями.
Мальчик лет восьми, чья рыжеватая кожа явственно свидетельствовала о небольшой примеси вампирьей крови, стоял на парапете моста и тщетно пытался обратить внимание своей матушки. И когда она таки обернулась, он растопырил руки, словно крылья, и... прыгнул вниз.
- Мамааа!!!
- Граддииии! - истошный вопль женщины заставил вздрогнуть даже дерущихся мужиков. - Градди! Он не умеет плавать!
Райан и Лант с трудом пробились к парапету и увидели, как неуклюже барахтается в воде мальчишка.
- Течение унесет...
- Та не, потонет раньше...
- Да и спелоги не дремлют, вон, плавники воду режут, видите?
- Граддиии! - убивалась мать, порываясь прыгнуть следом. Ее с трудом удерживали за локти и плечи двое дюжих мужиков, один из которых пытался ворчать что-то ободряющее...
- Гля-кось... за сети чьи-то зацепился. Мож, спуститься да попробовать на лодке доплыть?
- Да тут лодок ни одной свободной... рыбаки-то все чуток выше по течению и все в реке уже давно... Где ж тут лодку взять?
- А вплавь никак?
- А спелоги?
- Мужики! У кого веревки есть, тащите сюда все!
Это сказал молодой двэрр, зорко следящий за дерганьями упавшего пацана. Райан, еще не очень понимая, зачем парню веревка, бросился к тропанилле, прекрасно помня, что у кучера веревка была, и довольно приличный моток. Когда он ее притащил, рядом с двэрром уже громоздилась целая веревочная куча.
- Быстрее, связывайте концы!
- Да ты что? Конец ему бросить хочешь? Не поймает он, мал еще...
- Быстрее!
Мужики громко критиковали двэррский способ вытаскивания мальчишек из реки, но узлы вязали сноровисто и споро. И вот уже вместо нескольких разрозненных мотков в двэрровых руках одна длинная и несуразная бечева. Которую он торопливо, но аккуратно обвязал вокруг своего торса и крепко накрепко закрепил лаутским узлом. Лант первым догадался о замысле парня и подхватил свободный конец веревки, оглядываясь по сторонам в надежде найти к чему именно ее привязать.
А двэрр, мельком убедившись, что мысль ясна, и веревку уже держат, прыгнул за все еще трепыхающимся от ужаса пацаном. В принципе, основания для трепыхания были серьезные - к сетям уже сплывались спелоги. Сбивались в стаю, чтобы начать рвать добычу безнаказанно, блестели на солнце гладкими темными плавниками...
Рывок. Сильный - двэрр, хоть и выглядел некрупным, оказался на удивление тяжелым. Хорошо, что веревку держал именно Лант, а не кто-нибудь. Просто потому, что кто-нибудь бы ее не удержал. Райан где-то на задворках сознания в очередной раз подивился невероятной силе друга. Эйла чуток проволокло по брусчатке к парапету, но к этому моменту мужики уже тоже сообразили, в чем дело, и спешно похватались за вервевку. И удержали. На счастье длины веревки хватило более чем - выглядывавший за парапет юноша, не допущенный к веревке, но зато оказавшийся довольно зорким, ликующе сообщил, что двэрр вполне уверенно гребет к сетям.
- Он уже у сетей! Отпутывает! Ага, уже почти... Ой! Ах ты ж тварюга зубастая! Цапнула все-таки... Да они ж щас сожрут обоих - спелоги от крови дуреют... Готовьтесь! Навались, братцы! Тащите! Тащите же!!
Смекалистый спаситель сейчас весил еще больше, чем когда прыгал. Он тащил с собой дрожащего Градди, да еще и отяжелел, набрякнув водой. Так что поднимали их довольно медленно, но вполне уверенно. И когда потемневшая от воды русоволосая голова паренька показалась над парапетом, несколько пар рук потянулись разом помочь ему взобраться на мост. Вода, текущая с него ручьем, никого не смущала. И уж точно она не смутила женщину, которая последние несколько минут исступленно шептала имя сына, с надеждой и страхом глядя в реку. Оторвав мальчишку от спасителя, в которого тот вцепился, как настоящий растопырь, она беззвучно всхлипнула и, рухнув на колени, обняла колени двэрра.
- ... все отдам... Все! Что хочешь, проси... Боги всеблагие да пошлют тебе удачу и долгих лет!
- Хорошо, хорошо, - клацая зубами и безостановочно дрожа, отозвался парень. Женщина подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и он продолжил, - прошу! Не найдешь ли, во что мне переодеться? Не люблю я мокрым быть...
Она всплеснула руками и умчалась куда-то, не забыв прихватить плачущего виновника переполоха.
- Да ты, парень, ранен! - заметил один из участников детоловли. - Спелоги, что ль?
- А? - молодой двэрр растерянно опустил взгляд и только сейчас заметил, как по бедру, не останавливаясь, сбегает красный ручеек и тут же смешивается с натекшей водой. - Да, видать, цапнули, пока выпутывал... а я и не заметил.
- Лекаря бы... или хоть перевязать...
- Да ладно, вроде не сильно... доеду...
- Давайте, я, - Райан, опомнившись, подошел поближе и присел на корточки, сразу принявшись за осмотр.
- Ты - лекарь, что ли? - двэрр настороженно посмотрел на него, но ноги не убрал.
- Ну... - озуа до сих пор был уверен, что лекарь из него никудышный. Но лучше такой, чем никакого. Наверное...
- Он - лекарь, - спокойный и уверенный голос эйла, стоявшего прямо за Рэни, от недоверия, может, и не избавил, но вопросы снял.
Рана была простая и действительно не опасная. Перевязка, покой, чистота - и нога будет как новенькая. Но раз уж вызвался, лечи теперь... Впрочем, это не оказалось сложным - в Шассу он сталкивался с гораздо более серьезными случаями. И в некоторых из них даже приложил руку ("Не руку, а Силу!" - поправил он сам себя) к скорейшему выздоровлению раненого. Ну а здесь... ерунда. Вон, он даже закончил раньше, чем прибежала матушка незадачливого летуна с охапкой одежды - чистой, порой даже совсем новой, и главное, абсолютно сухой.
- Спасибо, - чуть смущенно от собственного недавнего недоверия сказал двэрр.
- Я бы так не смог, - Райан уважительно мотнул головой в сторону кишащей спелогами реки. - Так что... не за что, я думаю.
Парня уволокли в ближайший фургон переодеваться, а эйл и полукровка, переглянувшись, вернулись к своей тропанилле. К этому моменту движение на мосту уже частично восстановилось, так что возница старательно, но пока без особого успеха, собирал своих пассажиров. Пассажиры увлеченно обсуждали инцидент, а он пытался их убедить в том, что этим можно заниматься и в экипаже. В конце концов у него получилось и это.
"Настойчивость в достижении поставленных задач творит чудеса", - с иронией подумал озуа, усевшись на свое место в тропанилле. И только потом вспомнил, от кого он эту фразу слышал чаще всего. Юль. Юль Зиххеа.
Полукровка раздраженно фыркнул своим воспоминаниям, чем заработал удивленный взгляд Ланта, и постарался выбросить старого приятеля из головы. К тому моменту, как они миновали Кепипы (возница сразу предупредил их, что туда они заезжать не станут - итак много времени потеряли), у него это даже получилось.
Перед ними лежала восточная часть Мостного пути, почти что финишная прямая до столицы.
Нынешний вечер выдался каким-то странным...
Я, грешным делом, собирался опять напроситься к Савели. Но маленькая художница, чуть сморщась, пустила в мою сторону отчаянный, беспомощный взгляд... В общем, ее можно было понять. Подруга, наобщавшись с Гугой, жаждала, по всей видимости, подробно описать, как же сильно любит ее жених. Ну, может и ещё что-то... Во всяком случае фразу "я обязательно должна тебе это рассказать!", сказанную заговорщицким шепотом, я расслышал. По всей видимости, Савели уже знала, чем это закончится: невозможностью остаться одной до самого утра. Делать нечего - буду ночевать в нашей с Райаном маленькой комнатке, заказанной заранее для нас, как пассажиров тропаниллы, и просто высплюсь как следует...
Оказалось, что и это мне не светит.
Дело в том, что в этот же поселок (городом его назвать не поворачивался язык) одновременно с нами прибыла какая-то важная шишка с большой свитой, непререкаемо потребовавшая комнаты для всех. Бедный хозяин надеялся, видно, что они обойдутся меньшим количеством, или что ему повезет и тропанилла не будет так переполнена...
Словом, двух комнаток-таки не хватило. Добросердечный Гуга без долгих размышлений решил устроиться на сеновале, над головами мерно жующих коров. Оно конечно, запашок - но для потомственного фермера дело привычное. А мне почему-то не захотелось составлять ему компанию. И я попросил у хозяина два тюфяка - просто поспать под открытым небом у костра. Райан не возражал...
Слуги притащили требуемое, удивленно поглядывая на нас с Рэни. Хозяин Приветного Дома, радуясь, что всё так удачно разрешилось, засуетился, хотел приказать парням отнести это "богатство" куда господин пожелает. Но господин пожелал отнести это сам, - не захотелось мне устраивать тут торжественного шествия с тюфяками, ещё не хватало.
Ухватив эти два сооружения, громоздкие и тяжелые, я потащил их на опушку леса, совсем рядом с Приветным Домом. Цветущие кусты и редкие деревья отгораживали ее от дороги и от взглядов тех, кто сновал во дворе.
Вид у меня, наверное, был комичный - тюфяки назвать маленькими было нельзя. Райан нерешительно шел рядом, словно опасаясь, не упаду ли я от такой тяжести. Но я резко с самого начала поставил условие, что эту самую мебель тащу сам. Ну никак не привыкнет он, что у эйлов немного другие возможности для переноски тяжестей... Я вдруг подумал, в какое негодование пришел бы от этого зрелища отец, и постарался скорее сосредоточиться на приготовлении ужина и так называемой постели. Собственно, и дорога, и компания, и мои занятия и внешний вид - всё не соответствовало понятиям отца о том, как должно его сыну себя вести. Ну что ж поделаешь...
Я заранее запасся вином и думал обойтись этим и кое-какими оставшимися у нас запасами. Но хозяин, благодарный за разрешение конфликта, прислал к нам поваренка с корзиной, чем приятно меня удивил. Хотя, в общем-то, и ночлег и ужин входили в стоимость билета на тропаниллу... Но он мог бы об этом и забыть.
Ну, значит, живем. Ужин мы с озуа прикончили довольно быстро, после чего просто валялись у костра и молчали. И не потому что разговаривать не о чем было, а потому что где-то совсем рядом в ветвях пел лаутский соловей. Редкая пташка. Кто хоть раз слышал его трели - нипочем ни с кем другим не спутает. А тут на тебе - прямо над нами заливается, и костер его не пугает. Поэтому мы быстро притихли и весь остаток вечера слушали этого пернатого менестреля. Потом концерт окончился, и соловей улетел, а я обнаружил, что озуа уже задремал. Надеюсь, что он, также как и я, не жалел о том, что заночевали мы под открытым небом. А то возникло у меня опасение, что предложи я ему заночевать и вовсе на голой земле - он посмотрит на меня долгим взглядом, своими необыкновенными глазищами, и скажет: "Хорошо..."
Я проснулся от собственного стона. Кажется. Или нет? Во всяком случае, первое, что я увидел, открыв глаза - были сияющие зеленью глаза Райана.
- Что такое? - спросил я недовольно... потому что мне не хотелось бы, чтобы он слышал. А пожалуй, именно это и произошло.
Вид у озуа был сонный, взъерошенный и испуганный.
- Ты стонать начал, и я проснулся... - напряженно произнес он в ответ. - Я не решился опять... как в Таурге, подумал, что лучше просто разбудить.
Да уж, про Таург у нас с ним воспоминания остались не самые лучшие... Вернее, не про сам город, а про то, что вышло из-за моего сна... и из-за попытки озуа его прекратить.
- Да. Хорошо, что разбудил, - сказал я. - Жаль только, что я тебе отдохнуть не дал. Прости.
Я встал с тюфячка и подошел к затухающему костру. Нам повезло - на близлежащей опушке нашелся сухостой, да и дровишек нам уделили...
Тихо, уютно и немного грустно тлели длинные головешки. Не буду сейчас спать, посижу... А то ещё приснится продолжение. Поэтому я взял палочек потоньше и стал кормить костер. Всё развлечение. И смотреть на огонь я люблю... Только ожогов боюсь.
- Ничего страшного, - немного растерянно пробормотал озуа, плюхаясь поодаль. - В дороге посплю... Это тебе то же самое снилось? Как тогда?
- То же самое, - не сразу отвечаю я. - Надо же... Это бывает именно тогда, когда мне хорошо, удобно... вот в дороге, в тропанилле - никогда. Это я слишком расслабился.
- Значит, тут тебе хорошо? - он неуверенно улыбнулся. - А с Савели тебе плохо было? Или тогда ты тоже... так же спал? Они, кстати, похожи чем-то... глазами, что ли...
- Откуда ты знаешь?! - вскинулся я.
Рэни был прав. Глаза у Савели действительно были почти как у Габи...
Озуа смутился и неловко пожал плечами.
- Ну... я же в твоем сне все-таки был, пусть и недолго. И...кое-что видел. Там девушка была...
- Девушка...
Я вздохнул, стараясь сделать это незаметно, и искоса поглядел на Рэни. В его черных глазах промелькнула рыжинка - или это был отсвет костра?
Взгляд у озуа был встревоженный, прямой и немного грустный.
- Это была самая лучшая в мире девушка, - произнес я со слабой улыбкой. - Самая веселая, нежная... и любящая.
- И любимая? - Райан улыбнулся в ответ.
- И любимая... - согласился я понуро. А потом не выдержал и добавил:
- Вот только не спасла ее моя любовь. Никакого толку от меня не получилось! Лучше бы кто-нибудь другой был с нею... может быть, не кончилось бы всё так...
- А... так - это как? - очень тихо спросил озуа. Казалось, он не очень-то уверен, что ему надо было задавать этот вопрос.
- А ты же видел... - зло усмехнулся я. - Когда от любимого человека остается только ... тело. Истерзанное. А ты - ничего не смог сделать. Опоздал.
Райан поежился и уже открыл рот, чтобы что-то спросить. Не спросил. Только глаза посерели, а взгляд сделался тоскливым и виноватым. Таким виноватым, что я всё-таки сказал:
- Ты тут ни при чем. Это же моя вина, и во сне я к этому возвращаюсь...
Он отвернулся.
- Я не должен был спрашивать... Прости.
- Тебе НЕ ЗА ЧТО просить прощения! - с ожесточением проговорил я. - Вот ты бы на моем месте, наверное, спас бы ее... не допустил бы, чтобы она ушла... туда. Может быть...
Я отошел ближе к костру, поправляя ветки. Присел на землю так, чтобы дым не попадал в глаза. Хотя ночь была ясной и спокойной, и дым костра уходил высоко, не стелился по земле...
- Я не знаю, какой ты ее видел, - проговорил я. - Габи... Габриэла была... такая живая. Веселая. Стремительная. Она не ходила - летала... Да ведь она и была прежде всего - танцовщицей.
Мне вдруг захотелось, чтобы Райан тоже увидел ее такой, какой она была.
- Девятнадцать лет, - сказал я обманчиво невыразительным голосом. - Ей было всего девятнадцать. Как раз, скоро, мы должны были праздновать ее рождение... двадцать лет, круглая дата... я и подарок ей присмотрел.
Я в очередной раз вспомнил, как мы поминали замученную девушку, как по-матерински тогда, тихо и ненавязчиво, обращалась со мной Ранша... наверное, боялась, что я сотворю что-нибудь над собой. Это потом уже мы с ней... Через год, наверное. Наверное, я всё-таки скотина.
- Девятнадцать лет, - повторил я. - Два года мы были вместе. Маленький огонек... колокольчик. Лесной колокольчик. Если очень повезет, ты можешь услышать, как он звенит. Так вот, я... слышал. Она звенела... для меня. Каждым своим движением, каждым жестом... Даже когда просто танцевала на сцене, для всех.
Тоненькая фигурка, такая гибкая и пластичная в дешевеньком своем платьице...Длинные мягкие волосы и лучистые светлокарие глаза. Никто на меня больше так не смотрел, только ты... И важно ли, что я не заслуживал такого восхищения и такой любви? Всё-таки, наверно, главное, что я старался отвечать такой же любовью и преданностью... кроме того самого дня, когда опоздал.
Райан смотрел на меня не изучающее, не пристально - просто внимательно.
- Вы были счастливы, - медленно сказал он и, помолчав, спросил, - давно это случилось?
- "Это"?
Я помолчал.
- Габриэла погибла два года назад, - сказал я. - И да... мы были счастливы. Только дни эти пролетели настолько быстро! Их было так мало! А я не знаю даже... - вдруг признался я, - горевать ли мне, что забываются какие-то мелочи, связанные с нею, или радоваться... Понимаешь... от них ещё больнее.
Даже странно, что я это сказал сейчас Райану... Никому я ещё об этом не рассказывал, не знаю, что на меня нашло.
- Долгое время я не мог спокойно смотреть на заколки, - сказал я Райану и попытался усмехнуться. - Потому что купил Габи заколку... на день рождения. А потом... выкинуть - не мог... доставал ее и смотрел. Смотрел и думал, что она ее так и не надела...
Серые глаза, смотревшие на меня неотрывно, были полны горестного сочувствия. Но слез в них не было...
- Ты... не надо так, - прошептал озуа. - Тебе же не хочется улыбаться... не надо.
- Разве я улыбался?
Впрочем, я не всегда чувствую, что творится у меня с физиономией. Прикажешь себе - и будешь улыбаться... это порой выручало... возможно, я машинально?
- Труппа маэстро Тэна Кроуна, - медленно произнес я, прислушиваясь к тому, КАК звучат слова, которые я так давно не произносил вслух.
Как-то там мои хорошие знакомые? Хотя состав труппы с тех пор сильно поменялся, кто-то осел в городском театре, кто-то растворился в сплетеньи дорог... Маэстро Тэн, как вы? Мне долгое время снились ваши глаза и добрая, ироничная улыбка... Как вы улыбались нам с Габи. А потом... может, я потому и не пытался вас найти, что боялся посмотреть в ваши глаза и увидеть осуждение?
Ни разу Тэн Кроун не упрекнул меня, что я не догнал, не вернул Габриэлу... Но он не мог не думать об этом.
- Мы ездили по городам и поместьям, и везде давали представления... - сказал я. - Очень разнообразные. Там были и песни, и танцы, и отрывки из спектаклей, и целые спектакли... А мы с Габи чаще всего даже не работали - мы играли... жили... летали на сцене, импровизировали, шутили со зрителями... Маэстро, низкий поклон ему, не очень возражал, а порой даже и хвалил.
Наверное, мой голос дрогнул: я вспомнил, как Тэн сказал мне "Не уходи!" Он всё-таки хотел, чтобы я остался...
А последние слова его были "Ты всё равно вернешься".
И боль во взгляде... боль и жалость...
- Часто нас звали выступить в чьем-то замке... или на каком-нибудь празднике, иногда на свадьбе, - вспоминал я. - Конечно, только очень богатые люди... иногда не-люди. А бывало и так, что просили выступить только кого-нибудь одного... или двоих... ну во-первых, это дешевле... ну а потом, быть может на празднике не хватало именно певца или танцовщицы, а остальные артисты есть... или прежних обижать не хотят. Привычное дело, в общем... В этом-то и беда. Потому что когда Габи сказала, что ей предложили станцевать на дне рождения каких-то детей, она, конечно, отказываться не стала... И я не очень удивился. Хотя теперь мне кажется, что с самого начала я начал тревожиться, словно подозревал, что не к добру то приглашение! Наверное, это было не так... Не знаю. Теперь уже - не знаю. Да и какое это имеет значение? Я ведь не поехал с нею вместе. Потому что тогда как раз меня нашел мой отец...
Я усмехнулся, вспомнив легкую панику среди труппы маэстро Тэна при появлении герцога Коэно - эйл- Энтрадеса. Вот тут никакого сомнения не могло быть, что перед вами - герцог! Куда там его непутевому сыну, то бишь мне...
Безукоризненная прическа со сложной системой прядок, косичек и заколок. (Не то что моя грива, завязанная шнурком). А обувь! А плащ! А серебристая рубашка с ручной вышивкой - такую ткань делали только у нас... У меня тоже была такая, но почти без вышивки, простая.
Райан открыл рот, явно желая что-то сказать. Или спросить. Но тут же закрыл, промолчал. Даже губу закусил, чтобы точно не вырвалось. Только глаза его беззвучно сказали: "Продолжай..."
Сколько раз я думал потом, что если бы не приезд отца, я отправился бы вслед за Габи?
Иногда мне казалось, что я уже почти собирался ехать... Иногда - что собрался бы потом, очень скоро... Я ведь, кажется, даже сказал ему что-то вроде "мне нужно догнать ее...", на что получил убийственное: "Герцог Энтрадес не может бегать вслед за каждой жалкой девчонкой из людей! И потом - к тебе отец приехал! Мы давно не виделись, а ты и сейчас хочешь куда-то уехать?! Словно мало было того, что мне пришлось тебя тут разыскивать..."
И так далее... Я сидел и слушал. Ждал, пока отец скажет всё то, что приготовил для меня, выносил, выстрадал... я даже понимал его и жалел... а в это время Габи - убивали.
Мы сидели в обеденной зале лучшего в городе Приветного Дома - а она в это время умирала...
Самым мучительным потом для меня было это сознание. И бесполезные размышления: а если? А если бы я всё-таки психанул и сразу сорвался бы вслед за нею? А если бы психанул немного позже?
Не психанул, не сорвался...
Я выслушал отца, я проводил его... я почти ничего тогда не чувствовал, никакой беды... Она ведь и раньше так уезжала не раз, и далеко не всегда я ее сопровождал... это не было чем-то выдающимся... Я ведь и сам мог в это время где-то выступать.
И кинулся вслед, когда было уже поздно.
- Отец звал меня назад, он был недоволен, что я выступаю с труппой, - сказал я Рэни. Недоволен - это мягко сказано! - он пытался меня урезонить, осуждал наши отношения с Габи... А когда я всё-таки отправился вслед за ней... она не вернулась, когда должна была уже вернуться... было поздно.
Я вспомнил своё сумасшедшее, злое и короткое письмо, в котором обвинял отца - хотя он же ничего не знал, в конце концов! - отправленное вскоре после случившегося. И больше мы не общались с тех пор... Бабушке я писал, отцу передавал приветы.
- И ты больше ни разу не был дома? - медленно и напряженно спросил озуа. - Из-за отца, да? Он так и не ответил тебе на это твое письмо? Ты, должно быть, не слишком хорошо относишься к нему после... случившегося.
- Ответил... потом, - сказал я. - Ему, наверное, бабушка рассказала, а ей...А ей, наверное, Кэс. - Он выразил некоторое сожаление, но добавил, что всё к лучшему... не надо мне, мол, было с какой-то там бродячей артисткой общаться... да ещё из людей.
- Он так не любит людей? - помолчав, осторожно поинтересовался Райан.
- Не то чтобы не любит...
Я всё-таки постарался быть справедливым.
- Люди ему чужды. Это что-то... грубое, опасное...непонятно к чему стремящееся... в общем, от них жди беды. Собственно... отец не сказал так прямо, что всё происшедшее к лучшему, он мне сочувствовал... но его облегчение так и читалось через строку. Он думал, я вернусь. А я не вернулся.
Я умолчал о резком осуждении, с которым отец писал про моё тогдашнее поведение. Как я, словно одержимый, носился по всей округе в поисках сектантов - когда верхом, а иногда и просто бегом, на ускорении - я должен был их найти!
Но они снялись с места прежде, чем мы нашли Габи.
А как я вызвал на дуэль хозяина тех мест, смутно подозревая, что он каким- то образом причастен к трагедии - ведь должен же он был предоставить им заброшенный флигель с подвалом!
Что-то он отвечал мне, мол, непричастен, мол ничего не знал... но я видел страх в бегающих глазах. Я не убил его, но сделал калекой. И не жалею...
- Бедная девочка, - прошептал Рэни, скорбно опуская глаза. - Это ж надо так...
Он нахохлился, и казалось, будто он вспоминает. Ах да, он же ее... видел.
- Она очень красивая, Лант. Ты... нашел тех, кто это сделал?
- Поклонники Птуллу... Сектанты. Такие же, как хотели убить тебя. Не эти самые, нет... Мне удалось узнать, что там был их Верховный Жрец... верховная гадина. Его трудно найти. Даже среди самих сектантов далеко не все знают, как он выглядит... Его я так и не не нашел. Пока.
Спасибо, Рэни! Спасибо, что ты не сказал "была красивой". Хотя это и было бы более естественно, наверное.
Она и осталась красивой.
Несмотря на всё то, что с нею сделали...
Габи, бедная моя, маленькая птичка... как же тебе было больно!
Я старался не видеть, но мой мысленный взор всё равно возвращал порой эту картину. Габи... Тонкое лицо, осунувшееся, страдальчески сжатые губы... И седые волосы. Почти все.
Я не знаю, почему - но эта седина поразила меня тогда не меньше, чем раны на теле моей девочки... Что там делали с тобой?!
Боги... не могу... не хочу сейчас опять думать об этом. Я ведь прошел уже тот путь до конца...
Начав с простой мысли, что если вот сейчас уйти вслед за моей возлюбленной, то не будет так больно... Что невозможно терпеть эту боль и не свихнуться, не убить себя или кого-нибудь другого. Это же так просто! Один удар клинком, рука не дрогнет... и нету больше боли...
Меня остановила даже не мысль о том, что в нашей Долине самоубийство - самый тяжкий грех. Один из самых тяжких... Слишком мало осталось эйлов. А остановило, как ни странно, упрямство... или гордость... не знаю. Мысль о том, что я не имею на это права. На постыдную слабость... Габи не вернешь, но я же могу отомстить! Я буду жить! Вопреки всему...
А потом... Что ж... Время лечит? Может быть. Привыкаешь жить с этой болью. "Габи не одобрила бы", - как сказала Ранша. Она предпочла бы, чтоб я жил, это правда...
До Телгары оставался один день пути. Всего-то навсего...
Райану казалось, что он уже вечность едет в этой тропанилле с этими попутчиками по этим дорогам. Правда, местность постепенно менялась, и если в начале пути они ехали преимущественно по лесам, то сейчас вокруг них простирались луга, поля и деревни. Но к этому времени озуа уже так устал от этого путешествия, что почти не обращал внимания на проплывающие за окнами пейзажи.
Остались позади Мостный путь, Великий Лаут, Кепипский мост... и парнишка-двэрр, прыгнувший за маленьким бескрылым вампиренышем в реку.
Позади остался и костер... вечер, который невозможно забыть. Рассказ Алланта - дикий, жуткий... Никогда еще озуа не слышал ничего более страшного. А уж с ним самим такого тем более не происходило, хвала Небесам. И что можно сказать в ответ на это откровение, как вести себя - он не знал. Даже куда деть свой взгляд стало для него проблемой. Потому что он не знал, даже представить себе не мог, чем можно смягчить такую боль. Да и можно ли вообще... Разве только время. Говорят, время лечит и не такое. Но поможет ли оно Ланту, вот в чем вопрос. Хотя... ведь озуа своими глазами видел, как вспыхивают ослепительной радостью глаза Савели Джэмис при взгляде на эйла. Не может ведь мертвый в душе сделать счастливым кого бы то ни было. И спасать всяких дурней в сараях - тоже. Нет, спасать может. Но радовать потом этих дурней своей компанией - вряд ли. Значит - что? Значит, Лант умудрился таки выжить. Не стать ходячим трупом, смердящим отчаяньем... И справиться с болью тоже смог. Не изгнать, не задавить. А просто жить с ней дальше. И озуа тут ничем ему помочь не может никак, с этим просто придется смириться.
Думать обо всем этом не хотелось (слишком страшно), а не думать не получалось. Нет, слова эйла не гудели растревоженным ульем в его голове с утра до вечера. Но довольно было хоть раз поймать взгляд, брошенный темноволосой художницей на его друга, чтобы... вспомнить. И снова... опять... начать думать об этом. Бессмысленное занятие.
Но уж очень сильно врезалась та ночь в его память, подкрепленная жутью подсмотренного когда-то сна и отчаянной мукой, вновь и вновь переживаемой беднягой эйлом. Да и разве можно это забыть?
... и горит, весело потрескивая, костер - верное прибежище усталых путников.
Гори, огонь, гори. Хрусти тонкими веточками и толстыми сучьями. Заглушай боль воспоминаний. Говори утешительное за чересчур самонадеянного слушателя, ибо не найдет он нужных слов... Ты ведь не равнодушные звезды, костер. Ты ближе и жарче, и живой отсвет твой пляшет в лиловых очах вспоминающего вслух эйла, не дозволяя ему остановиться и замолчать.
Габриэла... Вот, значит, как звали ее. Ту, что похитила твое сердце, Лант - Гитарист. И унесла его с собой в ледяную тьму боли и ужаса. Ту, что по сию пору снится тебе по ночам, лишая отдыха вновь и вновь переживаемым отчаяньем.
Ты рассказывай, Лант, рассказывай... я буду слушать. Мне ничего не остается, кроме как слушать. А тебе - рассказывать... Правда, я не тот слушатель, который тебе нужен, ну да тут уж...
Давно уже нет в живых чернокосой танцовщицы с доверчивой мягкостью улыбки и по-кошачьи гибким телом. А ты помнишь ее, помнишь... и женщин, что делят с тобой ложе, нарекаешь ты ее именем, а теплые карие глаза какой-нибудь молочницы заставляют замирать твое сердце оттого только, что и она смотрела на тебя глазами того же цвета.
Вот почему невыплаканные слезы твои суше шаррского песка. И беззвучно скрипит этот песок в твоем голосе. Вот и заедают шестеренки твоего рассказа, и замирают слова в горле, не желая произноситься... А ведь давно должны уже были прорваться, и не передо мной, бродяжкой, случайным товарищем...
Как же больно тебе, дружище, как жутко! Как проклинаешь ты нерасторопность свою, что не позволила уберечь любимую от дурной гибели. И отца своего простить не можешь, не получается у тебя... а это плохо, нельзя так, ведь не его это вина, совсем не его...
И надо же было мне, именно мне, затронуть эту тему?! Другой не нашел, придурок недотепистый... расковырял рану, а лечить-то чем, не подумал... вот и слушай, слушай теперь и жди, пока не выйдет накопившаяся дрянь... И моли костер, чтобы помог, чтобы выжег боль и тоску в глазах друга...
Как же ты, Лант... Неужто мне первому выпало выслушать тебя? Почему я? От того, что осмелился спросить? Или потому что заглядывал в тот сон? Случайный встречный по сути, ты же ничего не знаешь обо мне - и так открываешь свою самую страшную рану...
А я ведь и помочь тебе не знаю как... Только слушать, слушать... А я ведь чувствую, я не только слышу... Чувствую так остро чужую боль, как ни разу ещё, кажется, не случалось.
На ужин они остановились в небольшом городке Керга под гостеприимным кровом Приветного дома с незамысловатым названием "Вилки-ложки". Он стоял на окраине Керги и оттого пользовался популярностью у проезжих, не желающих тратить время на углубление в хитро переплетенные улочки. "Вилки-ложки" был очень большим Приветным домом. Отдельные домики с комнатами для постояльцев - целых шесть по девять комнат в каждом - хаотично расположились между хозяйственными постройками вокруг центрального дома, где обитали сами хозяева, а также находилась кухня и здоровенный едальный зал.
Друзья не успели даже толком расположиться за столиком, когда к ним подошел их возница и, страшно смущаясь, спросил, не окажет ли господин Вадев небольшую услугу его коллеге. А то у того кобыла захворала, а зверознатца сейчас поди сыщи, на ночь глядя. Озуа вздохнул.
Ну кто, скажите, кто тянул его за язык и вообще?! На кой бес было признаваться, что он умеет лечить лошадей? А ведь один раз только обронил, да и то случайно вышло... И надо ж было этому... кучеру ихнему рядом на тот момент оказаться!
Озуа обреченно встал и сказал:
- Лант, я сейчас... схожу гляну, что там у них стряслось.
- Я, пожалуй, составлю тебе компанию, - мгновенно отреагировал эйл, поднимаясь из-за стола, за которым он только что с комфортом разместился.
Буланая кобыла беспокойно топталась посреди стойла, шумно фыркая и временами стукаясь боком о стенку. Вот она, не обращая ни малейшего внимания на окружающих, раздраженно обернулась и ударила носом по животу. А потом неожиданно легла, тяжело вздыхая и жалобно глядя на своего возчика. Тот, беспомощно оглядываясь на озуа и эйла, забормотал что-то ласковое, не делая ни малейшей попытки даже подойти к лошади.
Райан тихонько выругался, как умел.
- Вы что, вообще первый раз лошадь видите?- рявкнул он. - Совсем, что ли, не соображаете ничего?! Поднимите же ее! И водите все время, главное - ложиться не давайте!
Тот только вздрогнул и сжался.
- Господин Амукур, - обратился озуа к просителю, - ну Вы-то уж должны были понять, что с ней!
И, не дожидаясь уже ничьих телодвижений, рванулся в стойло. Кобыла нервно прянула ушами. Шкура ее была влажной от пота и остро пахла.
Райан присел, погладил доверчиво протянутый храп и потянул за недоуздок, заставляя подняться на ноги. Лошадь дрожала мелкой дрожью и порывалась если не лечь, то хотя бы сесть. Он поспешно вывел ее во двор и начал водить.
- Зовут-то ее как?
- Щепка, - подал голос незадачливый возчик, с надеждой глядя на полукровку.
"Колики... еще б я помнил, как их лечить!"
Он быстрым шагом шел рядом с кобылой, не позволяя ей остановиться, и тихонько гладил ее Силой.
"Вот так... кажется... Расслабим мышцу. Еще немножко... вот... сейчас, славная, сейчас... а здесь мы еще попробуем... ты только потерпи, родная, потерпи!"
Щепка жалобно заржала, пытаясь остановиться и лечь.
"Нет, нет! Мы гуляем! Гуляем... вот так... а сейчас станет хорошо! Вот, дядя, смотри, как сделал все быстро! Вот... тут вот воспаление немножко снимем, да и все. Вот и ладненько!"
Он устало потер лоб и сказал:
- Я сейчас ее отведу обратно, и все. Вообще ей бы роздыху дня четыре хотя бы, если получится. А то угробите скотину к бесам...
Лант дождался, когда стихнут благодарственные речи возчиков, и те разойдутся по делам, а потом сказал:
- Рэни, я отлучусь ненадолго. Ты тут еще будешь?
- Да, ее обтереть еще надо и подуспокоить немножко... так что я буду тут.
- Хорошо, - эйл кивнул и ушел.
Когда озуа вышел из конюшни во двор, в городе потихоньку зажигались фонари, а по земле и предметам расползлись разнокалиберные тени. Райан потянулся и поискал глазами друга. Не нашел и мельком удивился, что же так задержало эйла. Он сделал пару шагов и оглянулся. Ему вдруг показалось, словно там, за конюшней, прячется... кто-то прячется, в общем.
"Вор? Конокрад? Спугнуть, что ли?" - подумалось ему.
Он подошел к углу и встал так, чтобы видеть узкое пространство между конюшней и забором. Там было темно, и поначалу он никого не увидел. Только когда трепыхающийся свет фонаря, который кто-то держал позади него, ворвался в эту простеночную темноту, озуа выделил взглядом фигуру, вжавшуюся в стену.
- Рэни, ты чего тут? - вопрос Ланта, который и держал, собственно, фонарь, заставил незнакомца в простенке резко вскинуть голову.
- Юль?! - изумленно выдохнул озуа, недоверчиво вглядываясь в бледное лицо человека. - Откуда ты зде..?
Договорить он не успел. Сзади коротко выругался Лант, свет фонаря опрокинулся, впереди что-то непонятно блеснуло (хотя как раз насчет этого полукровка не был уверен, что ему не померещилось) - а остальное он наблюдал уже, лежа на земле. Юль бросился к забору, и краем глаза озуа увидел мелькнувшую расплывчатую тень. Лант. Точно, он, больше некому. Кто еще тут смог бы так быстро двигаться? И с ног его сбил тоже Лант... и теперь, глядя, как эйл скручивает своей добыче руки за спиной (интересно, чем именно?) и привязывает к жердине, и шипя от боли в руке, Райан понял, зачем его друг это сделал. Рука-то болела не просто так. И блеск тот вовсе ему не привиделся. Юль всегда хорошо метал ножи... правда, он никогда не метал их в Райана... никогда...
Озуа попытался встать и тут же был уложен обратно, а Аллант встревожено выдохнул, прижимая его к земле одной рукой:
- Рэни! Ты ранен? Сильно? Куда?
- Лант, все в порядке! Мне почти не больно! Просто руку задело, ничего страшного...
- Не больно, говоришь?! - Лант чуть не зарычал на него. - Тогда объясни мне внятно, какого беса ты туда вообще полез?! А если бы я не вернулся вовремя?
- Да никуда я не полез... - с досадой отозвался полукровка. - Показалось мне что-то, вот и глянул... даже и не собирался туда заходить...
"Я вообще не ожидал нападения! И уж совершенно точно я не ожидал нападения от... от него. Конечно, он тогда исчез при таких обстоятельствах... Но... не ожидал ведь все равно... Хоть он вряд ли бросился бы с распростертыми объятьями, но... не так же встречать старых друзей. Впрочем, что это я... какие уж там друзья, действительно..."
Озуа опустил голову. Было больно (нож все-таки распорол мышцу на руке, и она обильно кровоточила и жгуче болела), немножко горько и... противно.
- Кто он такой? Ты его узнал? - продолжал свой допрос эйл., пытаясь посмотреть в лицо полукровке.
- Узнал... да, - с трудом выговорил озуа. - Мы... служили вместе. В одном отряде.
"Я думал, что мы - друзья... я никогда не думал, что он захочет убить меня... мне даже не хочется знать, за что. Не хочу..."
- Лант, дай я встану, а? Хватит уже валяться тут, со мной все в порядке.
Аллант перестал удерживать его в лежачем положении и протянул руку, чтобы помочь подняться. Райан воспользовался предложенной помощью и теперь стоял, чуть дрожа от запоздалого испуга и напряжения.
Двор заполнялся народом, кто-то бегал и суетился, стало шумно и светло. Вот и стража показалась... быстро же за ней послали. Шустрые... Озуа молча смотрел, как Юля отвязали от коновязи и увели куда-то, а к ним подошел старший темант городской стражи. Пришлось полчаса отвечать на вопросы о том, что случилось... Лант принимал в этом участие неохотно и раздраженно. А он сам - холодно и безразлично. И неважно, что внутри никакого безразличия не было... Зато снаружи все как и должно быть. Незачем этому теманту знать, что там было в его прошлом и отчего сейчас горестное недоумение бродит в нем скисшей брагой...
Перед уходом темант заявил, что Юль Зиххеа уже два месяца как разыскивается по всей Камагее за грабежи и убийство, и завтра утром состоится, наконец, торжество закона, потому как приговор был вынесен уже давно, и теперь осталось только подготовить виселицу.
- Виселицу? - переспросил Райан, поглядев в ту сторону, куда увели его бывшего сослуживца.
- Конечно, - кивнул темант. - За разбой ему ничего, окромя виселицы, и не светит.
- Ясно. Спасибо.
Темант хмыкнул в ответ и удалился.
- Ты порез свой залечишь когда-нибудь или так и будешь ходить? - чуть резковато поинтересовался у него Лант. - И вообще - пойдем уже отсюда. Надо же, в конце концов, поужинать.
- Конечно, надо. Пойдем, пока там все не съели.
Ужин был испорчен, и это чувствовал не только озуа, но и эйл. В конце концов, он не выдержал и осторожно спросил полукровку:
- Что с тобой творится? Ты из-за этого парня маешься? Или что?
Озуа поднял глаза и посмотрел на друга.
- Да, наверное...
Он помолчал и вдруг сказал:
- Лант... я должен там быть завтра.
- Где?
- На казни.
- Ты в этом уверен? Зачем?! Никогда бы не подумал, что ты любитель подобных зрелищ...
- Да нет... Понимаешь.. Ведь если бы это был я, неужели ты бы не пошел? Попрощаться хотя бы?