Впоследствии он никак не мог решить для себя, отчего память сохранила Геутанэ... так. Обрывочно, дерганно, расплывчато - за исключением того, что он был бы рад забыть. Или даже не знать. А еще лучше - не делать. Может, это потому, что по приезде чувствовал себя нездоровым, и оттого действительность воспринималась им какими-то плохо связанными между собой кусками? Или все-таки именно так ему откликнулось его же собственное желание не помнить тех дней?
Нет, что-то он помнил. Как не помнить!
И дождь, провожавший их с Лантом почти всю дорогу от Телгары, и раздувшиеся от воды камагейские дороги, и каждодневную чистку мокрых усталых лошадей... Хотя - это про дорогу. Тут памяти и трудиться не нужно.
А вот город... город запомнился куда хуже. Начинающийся насморк, забитый нос, которым трудно дышать, тяжелая голова на неповоротливой шее, зыбкость всего тела... серые ворота и серая же стража возле них, мокрый и скользкий камень дороги, по которому прошлепали копыта понурых коней... поиск ночлега, горячее вино, собственная молчаливость, граничащая с безразличием, и деликатность друга, не ставшего его тормошить и расспрашивать... Хилые осины вдоль центральной улицы, обсаженные сиренью колодезные площадки, неслышный за шумом дождя фонтан... И сон, не принесший облегчения ни телу, ни душе. Что-то плохое ждало их тут... Неужто Мэйвы больше нет? И они не успели? Точнее... он не успел. Лант тут не при чем, не его же сестра пропала, не ему отвечать за девчонку перед отцом...
Следующие два дня, проведенные в поисках и расспросах, тоже не очень связно легли на дно памяти. Суматошная беготня по городу, одни и те же вопросы, деньги, неумолимо утекающие из рук... мучительный стыд, там, в двэррском банке, когда Лант решил тряхнуть свой счет, и озуа понял, что не миновать ему этого позора - сидения на чужой шее... Короткий визит в красивый, ухоженный дом в тихом и богатом квартале - там жил друг Ланта, они хотели заручиться его помощью в поисках, но не застали...
В какой-то из этих дней на рынке озуа потерял равновесие и опрокинул корзину с гусиными яйцами и клетку со взрослым гусаком. Пришлось платить. Почему-то это он запомнил очень ярко - разозленную физиономию торговца, возмущенно гогочущего птица, бесстрашно прущего в атаку на обидчика, и яркие блестящие желтки на мостовой. Там мир вдруг стал стеклянным и звонким - всего на мгновение, но озуа испугался и вечером, втайне от Ланта, занялся своим здоровьем - не хватало еще, чтобы от его безалаберности снова что-нибудь случилось.
Еще запомнился разговор с Ночными - не весь, нет. Именно от них друзья получили единственное внятное указание, где искать злодеев-похитителей, и завуалированное подтверждение, что таковые тут действительно шастают и поддержкой ночных не пользуются, так что если господа гости сочтут необходимым с ними разобраться, то препятствий в том не увидят. Это озуа помнил, хоть и смутно. А вот пристальный и неприятный интерес к себе он запомнил крепко - наверное, потому что именно этого всегда подспудно и опасался, и вот дождался наконец-то. Предложение поработать на Дядю Скерола его не удивило, но и не обрадовало. Дяде нужен хороший ищейка, и Дядя щедр, особенно в длительных сделках. Ищейкой Райан быть не хотел, он хотел только лечь и ни о чем не думать, нудящая боль засела в переносице, заслоняя собой важное и мешая соображать.
Ответ его был излишне резок и категоричен, хотя будь его голова яснее, он бы ни за что не посмел говорить в таком тоне с... этими людьми. Ладно, сам пропадет. А если по вине его языка и несдержанности пострадает Лант?!
Этот новый страх мешал ему жить целый день и даже чуть больше. Райан забыл о нем, когда они решили все-таки проверить тот особняк, на который указали им люди Скерола. Тут память делалась ярче, но бессвязности не утратила, увы. А может, и не увы, что ему с той связности...
Дорогу к усадьбе он помнил плохо. Вел Лант, озуа просто шел следом, тщетно пытаясь Силой прогнать вялость и справиться с начавшим першить горлом. Общее самочувствие мешало работать, Сила то и дело пропадала, настройки сбивались, и приходилось начинать с начала, а он и так-то не очень умел такое лечить, пусть даже и на себе самом. Именно поэтому в очередной раз, чтобы удержать тающую Силу, он перешел с исцеления на эмпатию - так было проще, чем терять с ней связь, а потом нащупывать снова. Этой самой эмпатией его тогда и швырнуло наземь. Он жалко всхлипнул, давясь чужой бедой, как будто это его безнадежность, отчаяние и ужас.
Ужас - черный, забивающий горло жирной и мерзкой гарью, скручивающий в узел все нутро, от него не скрыться, не убежать, не спастись... Отчаяние - горькое, вяжущее, как неспелый терн, стискивающее сердце в ледяных и отнюдь не нежных объятиях... Безнадежность - ломкая, остро-колючая, оседающая на коже едким пеплом, сжигающая легкие невозможностью сделать вдох... И боль. Боль он не услышал, только догадался, что она есть, и что на ней зиждется и ужас, и отчаяние, и безнадежность.
Как Лант понял, что вырвало из озуа этот нечленораздельный стон-вскрик? Как сообразил? Неведомо. Но выводы он сделал верные. Жаль, к верным выводам не приложилось верного решения. Они оба потеряли голову и рванули к подозрительной усадьбе - без подготовки, без разведки, как были.
Дальше память озуа барахлила, не переставая. Как они миновали ворота и оказались во дворе? Может, Лант прибегнул к магии и уничтожил эти ворота? Или они просто перемахнули через них, каким-то образом умудрившись вспрыгнуть на створки? Или те вообще были открыты по недосмотру злодеев? Нет, не вспомнить. Райан вообще не помнил, были ли там хоть какие-то ворота. Да и не в них дело.
Они убили троих, прежде чем встретили какое-то сопротивление. И опять-таки Райан очень ярко помнил кровь на руках и на жухлой траве и совершенно не помнил, как и кого он убивал. Потом кто-то очень сильный швырнул его к частоколу, основательно приложив головой о бревно, и какое-то время озуа, чудом оставшийся в сознании, но не в состоянии пошевелиться, смотрел, как озверевший от ярости Лант крушит врагов, целенаправленно пробиваясь к кому-то, мелькавшему за спинами своих подельников. Кажется, этот кто-то был из жрецов... судя по рычанию Ланта, в котором поначалу еще угадывались слова...
Когда озуа смог встать и броситься на подмогу к другу, тот ушел уже довольно далеко, и казалось, ему сопутствует удача - еще цел, еще не ранен, и к нему боятся приближаться. Райан умудрился убить двоих и ранить еще одного, когда кто-то отвлекся от пугающего всех до икоты эйла и снова отбросил озуа к забору. Тогда сознание пришлось все-таки потерять. Чтобы прийти в себя и с трудом заставить себя не завыть от ужаса и отчаяния - почти таких же, какие он поймал там, на дороге к усадьбе.
"Лаааант!!!"
Нет... пожалуйста, нет! Нельзя!
Ужас парализовал его, и какое-то время (он даже под страхом смерти не смог бы сказать, сколько именно) он просто смотрел, как бесчувственного Ланта раздевают, привязывают к каким-то жердям и уносят в дом. Что именно заставило его в последний момент кинуться к местным лошадям, пока "хозяева" не вспомнили про него, он не знал. Во всяком случае, голова в этой инициативе не участвовала.
Коня он у них нагло украл. И гнал немилосердно до самого города. И все время, пока жесткая грива хлестала ему по лицу, Райан пытался справиться с гнетущим ощущением совершенного предательства. Он не был совсем уж дураком и понимал, что оставшись там, ничем бы Ланту не помог, просто лег бы рядом с ним на такие же жерди. Что в одиночку никого бы он не спас и сам бы погиб по-глупому. Что Лант, была б его воля, и сам бы велел ему убираться оттуда поскорее. Все он понимал. А ощущение не проходило. Росло. Становилось сильнее. Он бросил друга одного. На пытки и смерть. И все эти ужас и отчаяние, боль и безысходность достанутся теперь Ланту, по полной. Предательство, да. Подлое. Невыносимое. Что может быть хуже?!
Уже приблизившись к городским воротам, Райан сообразил и иное. Ему не к кому обратиться за помощью. Власти? Судя по тому, как остервенело они отмахивались от любых вопросов про "серых", помогать ему там некому. Ночные? Пойти к ним на поклон? И что? Это же почти рабство, говорят... добровольная подпись под сделкой с Ночными - и жизнь кончена...
"Кэссар! Вдруг он вернулся?! Вдруг он сможет что-то сделать?!"
Озуа бросился искать дом Кэссара. Он плохо запомнил, на какой улице тот находился, но в конце концов, уже к вечеру сумел отыскать. Только чтобы услышать от экономки, что хозяина нет дома. Грязный оборванец в синяках и ссадинах не внушал женщине доверия, так что уточнить хотя бы, возвращался ли Кэссар и прочел ли их с Лантом записку, не вышло.
Как он очутился у фонтана, память тоже не сохранила. Очередной провал, чтоб его... Хотя... разве это важно? Ничуть. Ну, очутился. Сидел, ничего не делал. Его друга там пытают, убивают, издеваются, а он вот... у фонтана. Отдыхает. Молодец, что сказать!
"Но что я могу?! Я один. Мне некого просить о помощи!"
Некого? Неумолимая логика больно укусила беззащитную совесть, безжалостно напоминая о Скероле Заречном, ночном Дяде Геутанэ. В конце концов, у ночных есть люди. И если их устроит цена...
"А я? А меня-то устроит цена?! Быть навечно привязанным к этим... бандитам! Искать для них жертв... и кого скажут... Земля и Небо, я не хочу!!!"
Именно там, у фонтана, он вдруг понял, как именно совершаются предательства. Просто люди начинают разглядывать запрошенную судьбой цену. Со всех сторон разглядывают. И так, и эдак... и отказываются платить. Вот как он...
"Я... заплачу. Если их устроит это мое рабство, что ж... Если Ланта можно спасти только этим... ну, значит, пусть будет так..."
И тогда он встал и пошел туда, где уже был разговор с людьми Скерола. Даже про украденную лошадь забыл, как и про то, где ее оставил...
Скерола пришлось ждать. Это было необыкновенно унизительно - еще и оттого, что совсем недавно ответил отказом на предложение Дяди... а теперь вот проситель. На все готовый.
"На все?"
"Да! На все!"
Насмешка в глазах ночных, презрительная и уже высокомерная, заставляла опускать взгляд. Страх, непрестанный, жестокий страх за Ланта вызывал тошноту. И постепенно собственная участь уже перестала казаться чем-то важным, разве только усилившийся голод настойчиво намекал на необходимость порадеть хотя бы о настоящем, если не о будущем. Но страх с этой тошнотой заглушал голод, а поскольку есть все равно было нечего, то Райан решил не обращать внимания на телесные нужды.
Скерол оказался на вид совершенно обычным. Немного воин, немного купец, даже что-то крестьянское проглядывало... Только глаза - холодные, жесткие и чуть-чуть липкие - подсказывали, что мужик не так прост, как кажется. Райан помнил свои ощущения - гадливость и неприязненную опаску. Инстинктивно зачернил глаза, хоть и подозревал, что никто из здесь присутствующих не умел читать их цвет.
Скерол продемонстрировал то же презрение и ту же насмешку, что и его люди. И еще хищную радость от поимки важной и нужной добычи. "Попался!" - читалось в его глазах, и озуа до крови прикусил губу, молча кивая в ответ на жестокие и спокойные слова. Десять лет. Десять лет работы на Скерола. Он действительно попался. Но пусть уж лучше так, чем если Лант погибнет там, под пытками.
"Тем более я и не доживу, наверное... все-таки работа на Скерола предполагает частое обращение к Силе, так что точно не проживу столько. Но это уже не моя забота, вот уж правда!"
Вот и все. Договорились. Он действительно попался. Но зато уже седлаются кони, и люди проверяют, как ходят мечи в ножнах, и натягиваются тетивы на луки... Ему подводят коня, и Райан находит в себе силы удивиться - это же тот самый конь, которого он украл у "серых"! Надо же!
- Пусть пока твоим будет, - насмешливо сказал ему кто-то, и озуа понял, что тут все знают, откуда этот конь...
"Земля и Небо, только живи, Лант! Пожалуйста! Дождись! Помощь скоро придет, ты только дождись! Ты сильный, ты сможешь! Пожалуйста! Выживи!"
Вот это, кстати, он помнил очень хорошо. С момента, как он сел в седло, и до того, как перед глазами снова выросла проклятая усадьба, в голове лихорадочно билось только одно вот это "Дождись!". Скачка сквозь ночь, чья-то попытка остановить их, спросить, уточнить... наверное, неудачная, раз не остановились, чьи-то сияющие серебром волосы мелькнули сбоку... Грива? Нет, светлых коней не было ни у кого. Впрочем, это тоже не важно. Или важно? Потом Райан думал, что бы было, если бы он знал обладателя этих серебряных волос. Если бы знал, что Кэссар скачет почти рядом с ним, перепуганный полученной запиской и его, Райана, невнятицей про спасение Ланта, за которую зацепился тренированный слух молодого эйла... Может, все бы было иначе? Может, Кэссар бы смог как-то... изменить то, что произошло?
Или... нет?
Гомон, крики, посвисты стрел... Серебряных волос нигде не видно, и почему это его вообще беспокоит вообще?! Сам озуа не сражается - он рвется вперед, ужом проскальзывает между дерущимися, и в дом, в дом! Скорее!
Дом большой, много комнат, коридоров, дверей и лестниц... Озуа не замечает их. Да что там двери, он даже не замечает, что вперед его ведет его Сила - просто забыл, что позвал ее...В какое-то безумное мгновение ему даже показалось, что у него выросли огромные и невидимые усы, как у саранчи, и он ими ощупывает пространство, выбирая единственно верный путь. Впрочем, это странное ощущение пропало раньше, чем он успел задуматься о нем... да и некогда ему о чепухе думать. Бежать. Вперед! Быстрее! Ланту плохо!
Насколько именно Ланту плохо, он не задумывался до последнего. Истово надеялся, что друг жив, что все поправимо, что...
Райан увидел Ланта, лежавшего на каком-то плоском и низком камне, и задохнулся, рухнул рядом на колени, словно в него попали самострельным болтом, и ноги подкосились, а дышать сделалось невозможно.
"Лаааант! Нет, пожалуйста, нет!"
Реки крови, перебитые кости... Искалеченные ноги... и руки... истерзанное, измученное тело с торчащими тут и там палками-прутьями...
Лунным лучом серебрится в черной гриве волос седина, приковывая к себе взгляд. Бесстыжая! Ему же нельзя отвлекаться!
- Рэни... - услышал он слабый голос.
Вправду ли Лант что-то сказал? Или Райану это чудится?
Окровавленные губы приоткрылись. В груди у эйла слышались тихие булькающие хрипы.
- Райан... откуда здесь... уходи...
"Уходи? Уходи?! Да что он такое говорит?! Так! Погоди, Вадев, погоди... он говорит - значит, он жив. Мне не почудилось. Лант... так бы и сказал, я знаю. По одним словам понять можно, что это его слова, не чьи-то там... Живой. А раз живой, то..."
Озуа чуть ли не со свистом выдохнул и лихорадочно прошептал:
- Лант, держись! Я тебе помогу! Я... я тебя сейчас полечу! Ты будешь жить, слышишь?!
- Рэни... уходи... вернутся сейчас... убьют тебя... пожалуйста, - голос, когда-то глубокий и мелодичный, хрипел и булькал кровью, которая потекла из уголка рта.
- Нет, - озуа неожиданно успокоился (ну, почти). - Не уйду. Лежи тихо, Лант. У тебя сердце сейчас станет, так что я какое-то время буду занят.
И протянул руку к другу, пытаясь слабенькой пока Силой сразу и нащупать повреждения и начать уже их лечить. Лант застонал - коротко, рвано, давясь болью и кровью. Тусклые, запавшие глаза закрывались в бессилии - и снова распахивались, полные муки и не то протеста, не то, наоборот, мольбы...
"Наверное, возмущается, что я остался... не ушел. Подвергаю себя опасности... Ну или просто просит оставить его и спасаться. Так, ну-ка... вот тут надо бы расслабить узел... и боль унять, нехорошо, что он страдает, когда я могу унять боль... Лант, неужто так плохо думаешь обо мне, что и впрямь считаешь, что я мог бы бросить тебя? Хотя... я же сам совсем недавно размышлял, стоит ли идти к Ночным... значит, был готов? Получается, так... Ну так и нечего тут обижаться. Выходит, он знает меня лучше. Странно только, что не питает презрения к такому вот... мягкотелому... Задать ритм сердца...крови много потерял, давление совсем слабое... устал, как же ты устал, Лант! И так много боли! Земля и Небо, ну за что тебе это?! Уж лучше бы меня, ты же совсем не при чем, это же из-за меня мы тут!"
Он не выдержал, всхлипнул, давясь слезами сострадания и стыда, торопливо утер их рукавом... И застыл от ужаса, зачем-то подняв взгляд и увидев, как расплывается торжествующая ухмылка на роже никем пока не замеченного лучника. Вот он натягивает тетиву... коротко блеснула наконечником стрела... смерть его друга. Или его самого? Впрочем, какая разница? Не одна же стрела у этого мерзавца...
Озуа опомнился, только когда тетива плавно пошла к уху стрелка.
"У меня нет выбора. И выхода. Я должен..."
Сила протестующее затрепетала, съежилась в крошечное нечто...
"Бес побери, как же трудно нарушать въевшиеся запреты!"
Он ударил ею на мгновение раньше, чем лучник спустил тетиву. Ударил, не зная, правильно ли он делает и будет ли хоть какой-то эффект. Никогда ведь так не делал! Потому что нельзя...нельзя убивать Силой озуа! Никому нельзя!
Лучник выстрелил. Промахнулся, правда - наверное, потому, что когда останавливается сердце под чужеродным непонятным ударом, это отвлекает. Да и больно.
Озуа мертвенно побледнел - понял, что получилось просто таки замечательно. Вон, валится наземь, сволочь... лук выронил, за грудь схватился... будто пальцами пытается снова запустить перепуганную замершую мышцу... Райан и сам сейчас так же сделал -потому что боль сдавила грудину, и собственное сердце жалко трепыхнулось, словно бабочка на острие иглы - вот и потянулась рука машинально... И стрела тут совершенно не при чем - вон, дрожит рядышком, рукав порвала, да и все... Просто... Зеркало. Именно так. Вот потому и нельзя - причиненная смерть распространяется и на причинившего... отражается в убийце, как в зеркале.
Озуа беззвучно шевельнул губами, вяло тряхнул головой, пытаясь прогнать муть перед глазами - надо же посмотреть, как там Лант... надо закончить лечение... надо...
Силы издевательски ускользала, дразнясь. Совсем не пропадала, но толку с нее, если не дается! И лечить не получается...
- Я сейчас... Лант... подожди чуть-чуть...
В голове шумела и плескалась гнилой водицей дурацкая и бесполезная мысль:
"Я - дурак... я не закончил лечения... и не знаю, что теперь делать... дурак... не знаю, что делать... не знаю..."
- Я сейчас...
- Рэни, - услышал он тихий, как шелест одежды, голос. - Тебе плохо? Ты ранен?
- Нет-нет! - встрепенулся полукровка, испугавшись, что Лант сейчас еще и испереживается за него, вдобавок ко всему. - Я цел!
Даже в глазах слегка прояснилось...
- Стрела мимо прошла... Просто Сила никак... не дается, - озуа выговорил эти свои жалкие оправдания и спохватился, - но я сейчас все сделаю!
"Если успею... если сердце не откажет окончательно..."
- Рэни...
Голос Ланта был каким-то рваным, но стал немного громче.
- Прошу тебя... это важно,.. очень. Найди... медальон... из белого металла, с кругом...у одного из этих...
Райан растерянно моргнул. Вот уж чего он не ожидал услышать...
- Но этих тут нет... Они там, наверху... уже мертвы, наверное... хотя не знаю.
Он огляделся, заметил что-то круглое и светлое и, взяв в руку, показал Ланту.
- Оно? На медальон, правда, не похоже...
Чтобы вглядеться, Ланту понадобилось напрячься - несколько мгновений он всматривался в непонятную вещицу. Губы его дрогнули в еле заметной злой усмешке. А может быть, Райану почудилось...
- Да, оно. Возьми... в левую руку... сожми ее... Нет, вначале найди... здесь плошка была... с черной такой... жижей. Найди ее. Только осторожно... не пролей и не касайся...
- Хорошо... только зачем? - озуа тупо уставился на раненого, чувствуя себя последней скотиной - друг его просит, а он... - Лант, прости, я туго соображаю, но... сейчас главное - тебя подлатать хоть как, чтобы довезти до постели... а там уж и дальше лечить будет можно...
- Рэни, я прошу... сделай... пожалуйста. Это... нужно..., - с силой выдохнул из себя Лант.
- Вижу что-то похожее... вроде нашел, Лант, - честно сказал он, пытаясь совладать с нахлынувшим головокружением. Перед глазами снова замелькали какие-то расплывчатые круги, и дико захотелось лечь, свернуться калачиком и... и все.
- Тебе для чего нужно? Это питье или что?
- Нет! Осторожней... Это... магическая... тебе нельзя к ней прикасаться...
"Какое-то зелье? И он знает, что оно поможет? Да нет, откуда тут взяться целебному зелью! Не лечебница же тут..."
Он приподнялся, чтобы достать миску, но его повело в сторону, и пришлось встать на четвереньки, просто чтобы не упасть на Ланта. Озуа дополз таким образом до табуретки и утащил свою странную резко пахнущую добычу обратно, стараясь не макнуть в нее пальцы.
- Вот... я принес... Лант, я сейчас еще раз попробую... ну, с Силой... надо вытащить эти штуки...
Лант как-то протестующее застонал - и стал говорить быстрее, как-то лихорадочно, словно боялся не успеть:
- Нет! Это... Силой потом... Сначала бери медальон... в левую руку... и возьми за руку меня, чтобы он прикасался... ко мне тоже. И вынимай... только очень медленно... осторожно. Не выпуская моей руки...
- Да как же я тебя за руку возьму, когда она у тебя сломана?! - воскликнул озуа, медленно приходя в себя. - Надо хотя бы обезболить все, так же нельзя! И... вообще, зачем это все? То, что ты говоришь? Сначала полечиться надо, а потом уж... медальоны всякие...
- Потом! - с неожиданной силой выдохнул Лант. - Это важно! Возьми... где угодно... за плечо возьми... только так, чтобы касаться... медальоном... Не спорь... времени мало... нельзя, чтобы всё пропало!
- Что пропало? - испугался озуа. - Лант, что происходит?! Почему мало времени?!
- Магия... Их магия. Делай... я прошу... требую. Иначе... всё зря... надо закончить, пока не поздно... пока... не погибло всё...
"Ой! Магия? Я ничего не понимаю в магии..."
Райан в смятении огляделся, словно надеялся найти кого-то, кто примет решение за него. Ни единого кандидата в командиры не нашел и со вздохом сжал металлическую находку в ладони. Холодок был приятным и успокаивающим. Озуа неуверенно дотронулся медальоном до самого целого места на плече Ланта, потянулся к Силе, отчаянно надеясь, что она отзовется, и он хотя бы обезболит друга. Тщетно. Сейчас Сила даже не ощущалась, словно бы он опять сделался онто. Что ж...
- И... что? - неохотно спросил он, не спеша вытаскивать корявые прутики, торчавшие из тела эйла. - Вытаскивать?
- Да... Медленно... Раскачай... и тащи... не торопись... - отрывисто произнес Лант, которому приходилось переводить дух почти после каждого слова.
- Лант, ты с ума сошел?! - воскликнул Райан, отдергивая руку. - Раскачай... Ты еще скажи, солью тебе тут все посыпать! Это же больно! Нет уж!
- Рэни, делай! Я прошу... требую... Иначе... будет беда... Эта магия... Вынимай... а потом... раны надо смазать этой... мазью. Только не рукой... Делай, как я сказал!
С последним словом у эйла вырвался то ли стон, то ли кашель.
- Магия... ладно... я сделаю, Лант...
"Магия... вот злодейская субстанция! Наверное, тут заклятье какое-то застряло и вот-вот того... Неужто только его болью можно справиться? И жижа эта - вот для чего она тут?"
Заполошные мысли мельтешили в голове, мешая сосредоточиться. Впрочем, голова его и до этого бредового заявления Ланта работала не ахти.
"Не знаю, что делать... Я не знаю, что мне делать!"
Пришлось делать так, как велел тот, кто знает...
"Хотел командира - получи..."
Он снова положил одну руку с медальоном на плечо Ланта, а второй принялся вытаскивать гадкие палки. Липкие от крови, они цеплялись своими неровностями за края ран, всякий раз вызывая новое кровотечение. Озуа вытягивал их из тела друга, и чем дальше, тем быстрее старался это сделать. Потому что медленно раскачивать было выше его сил.
Лант застонал громче, уже не пытаясь держать боль в себе. А может, возмущаясь тем, что озуа не послушался...
Райан заторопился, отгоняя от себя ужас происходящего. И тут же наткнулся на умоляющий взгляд эйла - тот явно настаивал на том, чтобы медленно. И чтобы раскачивать...
"Да гуфр же ж оццуть!"
Он стиснул зубы и немыслимым усилием воли замедлил движения. Осталось всего три проклятые ветки, и их он вынул именно так, как хотел Лант. Хотя как можно такого хотеть?! Как?! Когда тело уже выгибается от боли, и невозможно же такое терпеть...
Откуда-то донесся чей-то невнятный возглас - ошеломленный, сдавленный... кто-то бежит по лестнице, запинается, чуть не падает... Райан слышит это - и не реагирует, потому что Лант сказал еще вот этим черным... и прямо на раны...
"Раз его цель - боль, то, наверное, это тоже очень больно будет..."
Он зачерпнул какой-то тряпицей черной жидкости - получилось неожиданно много, и пальцы чуть защипало даже сквозь ткань - и неловко бухнул все это богатство Ланту на грудь. Чуть было не спросил снова, уверен ли тот, что так надо...
На мгновение ему стало жарко и в глазах поплыло, но в этот же момент Лант захлебнулся криком, его скрутила протяжная судорога, лицо исказилось от невыносимой боли, и озуа еле слышно охнул, роняя тряпку на пол и опрокидывая плошку с черной гадостью.
И тут на него налетел вихрь, коротким ударом в голову опрокинув на пол.
- Что ты делаешь?! Сс-сволочь! - услышал озуа, и перед его затуманенным взором (и так-то голова кружилась, а теперь сознание и вовсе пыталось скрыться) - возникла сияющая белым шелком прядь длинных волос.
- Лант! Боги! Лант... Не умирай... пожалуйста...
В мелодичном голосе, чем-то похожем на голос самого Ланта, звучало такое отчаяние, что у Райана даже чуть прояснилось в голове. Он должен помочь! Должен... Тот, с белыми волосами - он же, наверное, не целитель...
Беловолосый незнакомец трясущимися руками резал ремни, которыми Лант был привязан к вбитым в камень железным кольцам. По лицу его текли слезы, и он неслышно что-то шептал - то ли молитвы, то ли имя друга...
Теперь, когда Лант освобожден был от ремней, он показался Райану еще менее живым, чем раньше. Как будто еще была какая-то зыбкая надежда, что пленнику станет лучше, если его освободить...
Нет. Не стало. Только еще страшнее обозначились раны и переломанные кости...
Озуа оперся руками на грубый, окровавленный камень и, закусив губы до крови и закрыв глаза, опять позвал Силу... Ее не было.
Когда он открыл глаза, незнакомец пораженно смотрел на свои пальцы, испачканные черной жижей.
- И ты ВОТ ЭТИМ смазывал его раны?! - почти прорычал он тихим голосом, торопливо вытирая руку об одежду. - Это же яд!
- Но... - озуа запнулся и почти прошептал, - он же... сам... велел...
- Не ври! - почти вскрикнул незнакомец в ответ. - Лант не мог! Он ведь...
Голос его пресекся. Незнакомец сжал кулаки - с такой силой, словно решил сломать себе пальцы, зажмурился на миг и замотал головой, как больная лошадь.
- Лант, - простонал он. - Как же ты так? Что же мне делать?!
- Я не вру. Он сказал... иначе всё пропало... - еле слышно произнес озуа и разжал ладонь с намертво зажатым в ней медальоном, показывая его незнакомцу. - Вот...
- Это же медальон Птуллу! - с ненавистью вскрикнул Кэс и ударил озуа по руке так, что медальон отлетел на пол. - И ты будешь говорить, что НЕ ЗНАЛ, что ты с ним делал?!
- А что я с ним делал? - слабо удивился Райан (на сильное удивление его не хватило). - Лант сказал - взять в руку и прижать... я сделал, как он сказал...
- Да что ж ты врешь! - почти всхлипнул друг Ланта. - Палач! Еще скажи, что не знаешь, что ты жизнь у него забирал... годы жизни... тварь. Решил воспользоваться случаем!
- Я не... - Райан отшатнулся.
"Забрал жизнь? У Ланта?! Я?!"
- Это ты! ты врешь! - выдавил он, задыхаясь от жуткого подозрения, что беловолосый говорит правду. - Я же... я никогда...
"Ведь Лант же сам... что же он, не знал? Он же сам... сам велел... а я..."
- Я не знаю, как он мог тебе велеть, - холодно и презрительно отчеканил незнакомый человек... или не человек?
Злые слова падали, как льдины по голове.
- Но этой гадостью... медальоном ты отнял у него годы жизни. И я не знаю, выживет ли он!
Беловолосый наклонился, бережно подхватил Ланта и, повернувшись, быстрыми шагами почти побежал прочь. Только долю мгновения Райан видел губы в крови, застывшее, безжизненное лицо - и бессильно запрокинутую голову эйла.
- Палач? - еле слышно прошептал озуа, подавшись было вслед и даже умудрившись встать на ноги. И остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Просто он осознал наконец сказанное этим не-человеком и... поверил. Сразу, полностью, без сомнений и лишних причитаний.
"Годы жизни... Я отнял у Ланта годы жизни!"
Он вспомнил хиппанку в Таурге, нагадавшую ему сто лет... Сто лет!
"Теперь понятно... понятно, откуда сто лет... Лживая дрянь! Она говорила, что я любить там кого-то буду... с золотыми глазами! Да я же не посмею! Меня же под топор надо, а не дев любить! Златоглазых! Какая, к бесам, любовь - после такого?! Лант, зачем же ты... так?! Впрочем... что я спрашиваю..."
Он сглотнул ставшую вдруг горькой слюну и без сил опустился на окровавленный камень.
"И так понятно, зачем. Я же замечал, как ты хмуришься, если вдруг речь заходит о моем будущем... Ясно, что краткость моей жизни тебя раздражала. Ты хотел сделать меня таким же, как ты сам. И... сделал. Или нет? Впрочем, это уже не важно. Выходит, я просто пытал тебя, чтобы добыть лишних лет... чтоб, значит, до ста лет жить..."
Озуа закрыл на мгновение глаза - они страшно заболели от того, что захотелось заплакать, а было нечем.
Впрочем... разве слезы тут могут чем-то помочь? Вряд ли... Ну так и не страшно, что их нет.
"Я - палач. Это уже есть. И останется со мной навсегда. Я уже не смогу никуда от этого деться, мне придется с этим жить. Очень-очень долго. Лет сто, ага... В пять раз больше, чем мне оставалась... Мне ведь двадцать оставалось? Или меньше... Да, меньше... часто к Силе обращался, да еще Разрыв... лет пять-шесть, а то и восемь отдал. Пришлось бы поторопиться со всем, что там мне осталось... Но уже не надо. Уже... Жаль, этот беловолосый меня не убил. Ведь хотел, наверное... но вытащить отсюда Ланта для него было важнее, чем свести счета с его палачом - правильно он меня назвал, да. Он - хороший друг. Настоящий. Знает, что главнее. Да и что ему моя жизнь? Я и вообще не имею права умирать... уже не имею. Хотя и жизни уже не заслуживаю. Вот ведь как... даже и повеситься нельзя - это обесценит твой дар, Лант. А я... не могу я так... Как же мне теперь жить? Впрочем... да, недолго. Я же продался Ночным. Еще переживал, дурак... брезговал, чистеньким хотел остаться... Остался?! Доволен?!! Мразь!"
Озуа тихонько раскачивался из стороны в сторону - и не замечал этого. Как не замечал тихого-тихого не то воя, не то скулящего стона, исходившего, казалось, из самого его нутра.
"Да любой из них чище и лучше меня! Это не я ими, это они мной брезговать должны!
"Лаааант! Ну как же я посмел?! Как я мог это сделать с тобой?! Как ты мог такое мне велеть?! Может... может, ты и не велел? Может, я просто сошел с ума? Или мне и вовсе все это почудилось?!"
Он широко распахнул глаза, словно надеясь разглядеть настоящую, свободную от недавнего кошмара, реальность. Протянул руки - на мгновение показалось, что рядом кто-то стоит...
- Лант! Лант, ты живой!
Он покачнулся, поспешно оперся рукой о камень - и почувствовал липкое...
"Кровь... как много крови! Это твоя кровь, Лант? Я... я убил тебя, да? Я - палач. Палачи убивают... мучают, а потом убивают... и эти... серые - тоже. Мучают и убивают. Значит, я и серый тоже. И меня казнят, наверное, вместе со всеми - если кто-то выжил... Это хорошо! Самому мне нельзя! А им - им можно. Это называется - правосудие. Я ведь заслужил, да?!"
Его подхватили под локти, грубо куда-то поволокли - он не сопротивлялся. С такими, как он, любой имеет право делать что захочет. Чьи-то руки вытащили его наверх, усадили на землю под забором и оставили в покое.
- Пусть ждет здесь. Всю эту пакость надо сжечь.
- Жмуриков тоже?
- Их - в первую очередь. Хотя... тех двух девок и полуалва надо, наверное, в город свезти - жертв пусть городские хоронят. Может, близкий кто найдется...
- Агась...
"Пакость... пакость надо сжечь. А что за пакость? Это я - пакость? Похоже... все палачи - пакость. Значит, меня сожгут...
Он привалился спиной к забору и принялся ждать. Во-первых, ему по сути это и велели делать - а ведь он теперь обязан их слушаться... А во-вторых, раз его собираются сжечь, глупо куда-то уходить...
"Лант, как же ты там? А вдруг ты еще жив?! Вдруг тебе можно помочь?! А я тут сижу... жду... А надо бежать! Вдруг получилось бы тебя полечить?! Хотя... этот твой друг - наверное, он и есть тот самый Кэссар, к которому мы ходили - он же меня к тебе не подпустит теперь... И правильно, конечно!"
В доме загудело пламя - быстро и почти весело. В окнах замелькали язычки пламени.
"Мне нельзя быть рядом с тобой, Лант! Нельзя... хоть я и должен - тебе я задолжал так, что и не расплатиться никогда в жизни. А ведь лучше всего будет, если ты меня больше не увидишь. Тебе лучше! Хоть не влипнешь больше во всякие... безобразия... Тем более у тебя теперь надежный спутник есть, кажется. Который вряд ли допустит, чтобы случилось что-то вроде того, что с тобой все время случается с тех пор, как мы познакомились!"
Разбушевавшийся прямо перед ним пожар, жадно разгрызавший балки и перекрытия, стены и двери, приковал к себе внимание полукровки не хуже циркового представления.
Горели, с жалобным хрустом ломались и рушились старые, изъеденные жучком кости заброшенной усадьбы - и вместе с ними скукоживались и обугливались его честь, память и жизнь... все, что дозволяло ему раньше улыбаться и дышать.
Он перестал раскачиваться - просто сидел, прислонившись спиной к каменной кладке забора, и смотрел в огонь. Жар, исходивший от ярящегося пламени, опалил ему ресницы и давно иссушил кожу на лице - озуа этого даже не заметил. Прошлое таяло, как таяли сейчас рамы без стекол, слизываемые языками пожара...
Он перестал раскачиваться - просто сидел, прислонившись спиной к каменной кладке забора, и смотрел в огонь. Жар, исходивший от ярящегося пламени, опалил ему ресницы и давно иссушил кожу на лице - озуа этого даже не заметил. Прошлое таяло, как таяли сейчас рамы без стекол, слизываемые языками пожара...
Вот и все... Разве можно ждать чего-нибудь хорошего после такого? Да он и не заслуживает хорошего... Лишь бы только Лант выжил... только б выздоровел... А он... а с ним кончено. И все...
Оцепенение охватило его целиком и постепенно перекинулось и на мысли. Они стали вязкими, тягучими и медленными, а через какое-то время и вовсе закрутились в одну-единственную. "Вот и все, Райан Вадев... вот и все..."
Его снова подхватили, забросили в седло, зачем-то связав за спиной локти - он что, похож на того, кто собирается убежать? Или просто его опасаются?
Наверное, кто-то еще видел, как он там внизу... Ланта...
Привел людей спасать его друга, а сам... этого же друга... своими руками...
Ему было все равно. Пусть делают, что хотят.
Глаза нещадно болели - то ли непролитые слезы жгли веки, то ли просто близость огня иссушила их до того, что воздух казался чем-то едким... Ныли заломленные руки, пытались жаловаться сердце, голова, легкие... Тело отчаянно старалось обратить на себя хозяйское внимание. Вотще. Ничего этого он не замечал. Потому что снова и снова он тянул на себя проклятую, липкую от крови палку, снова и снова замедлял свои движения, чтобы Ланту было больнее. И опять зачерпывал тряпкой черную ядовитую жидкость, мучая своего друга. И вновь, как тогда, слышал не терпящий прекословий голос Ланта: "Не спорь... Времени мало..."
Этот голос звенел в голове, то стихая до едва слышного шелеста, то приобретая гулкость набата. Может быть, ему бы захотелось потерять сознание, чтобы это закончилось. Но он не мог хотеть - для этого надо было все-таки хоть что-то соображать...
Какие-то звуки пытались пробиться сквозь призрачный, заслоняющий мир голос его друга. Они тревожат, раздражает, но не настолько, чтобы он попытался прислушаться... Лант важнее! Он ведь тоже что-то говорит... что-то неразборчивое... это озуа, наверное, никак не может расслышать толком, а ведь надо! Он должен, в конце концов! Вдруг Лант пытается сказать, как ему дальше-то? Может, он его хочет прогнать? Или... что-то про жизнь, наверное... он ведь забрал у Ланта жизнь, он помнит! Ему говорили... Забрал жизнь, и Лант, наверное, умер. И что-то хочет сказать, а у него звенит в ушах от всяких помех...
Подручные Скерола Заречника вылили на его нового "ищейку" три ведра ледяной воды, прежде чем убедились, что и это тоже не помогает. Горе-работник в себя не приходил и общаться не желал. Глаза пустые, взгляд мертвый, лицо без единого признака мыслительной деятельности. Ни на пощечины, ни на воду, ни на запах солей мальчишка не реагировал.
- Он не прикидывается?
- Похоже, что нет... свихнулся...
- Да с чего?!
- Ну ты ж там был? Видел, чего они с людьми творили?
- Видел. Но я-то не свихнулся...
- Ну а он вот... товось... Не все ж такое выдержат...
- А Дяде мы что скажем?! Что пацан спятил и к работе не пригоден?!
- Ну а что ты предлагаешь?
Предложений не последовало. Скерол объявился раньше.
- Ну что тут?
- Да вот... я вот мню, что прикидывается он...
- А я уверен, что свихнулся взаправду.
Скерол вздохнул. Подошел к "ищейке" и долго вглядывался в ничего не выражающее лицо. Тихонько пощекотал перышком шею и щеку, хмыкнул и вздохнул:
- Давно он такой?
- Да мы его таким в усадьбе нашли - там, где камень для убийств лежал... сам весь в кровище, сидит и туды-сюды, туды-сюды... Мы его оттудова вытащили, противления не встретили, даже когда вязали. Ничего не говорил, все время молчал. Где оставляли, там и сидел, бежать или спрятаться не пытался. Боли не чувствует, похоже - Унь ему в ляжку щепку загнал, так даже не дернулся...
- За глазами смотрел кто в этот момент?
- Я смотрел, внимательно. Да и Унь тоже. Я не видал, чтоб зрак дрогнул...
- Не дрогнул, - честно признал Унь, настаивавший на версии притворства.
- Что ж... похоже, что спятил... Возни с таким... и еще ж не факт, что придет в норму... - Скерол беззлобно пнул полукровку в бок и покачал головой. - К бесам его. Даже если и придет - коли он так на кровь реагирует, то пользы от него не сказать, чтоб много ждать пришлось... Вы там, в усадьбе-то, пошарили? Нашли чего интересного?
- О да! Вон там, в возке лежит, еще не разгрузили. Шесть корзин! Чешуй много, да и каменьев те набрали нехило. А потерь у нас всего пятеро, и те все живы, поправятся...
- Ну... значит, мы не в минусе. Сделку я отменяю, будем считать, что он наводчиком поработал. На шесть корзин чешуи и камней. Уберите его со двора, орлы, незачем ему тут валяться. Корзины - в счетную клеть, пусть счетовод оприходует и мне доложит после, сколько чего. Если у кого что к рукам прилипло по дороге, рекомендую сдать. А то и доли не получит, и липучую ручку потерять может.
- Да, Дядя! - поклон вооруженных головорезов был почтительным и полным уважения. Эдак не всякому аристократу кланяются!
Могучий Унь взвалил на плечо все такого же равнодушного к жизни полукровку, вынес на улицу и, отойдя подальше, попросту свалил в кусты под чьим-то забором. Ну а куда его еще, верно? Иных-то указаний дадено не было...
* * *
* * *
ЛАНТ
Больно.
Больно. Всё время больно.
Никогда мне еще не было так плохо... выходит, я просто не знал, что такое боль... хоть и был ранен...
Я не могу так больше... не могу... у меня нет сил, чтобы и дышать-то как следует... а я должен удержаться, не сломаться, не пожелать, чтобы часть моей жизни, и магии, и чего-то там еще - досталась сектантам... мне нельзя... нельзя...
Грудь горит... как от раскаленного железа... может, это оно и есть - я ведь ничего не вижу. Тьма...
Умереть бы скорей...
Эйл не должен стремиться к смерти! Это грех! Нельзя, ведь нас слишком мало... но ведь это не самоубийство... я просто слишком устал. Я просто уйду туда, где меня ждет Клавьер - мой дед, погибший на людской войне, спасая людей...
Я мечтал быть таким, как ты.
Нужно держаться. Нельзя пожелать, чтобы часть меня - моей жизни, моей магии - досталась им! Пока удавалось. Долго, очень долго. Словно полжизни я уже лежу на этом камне...
"Ты только захоти мне помочь", - говорит младший жрец, благообразный, седой человек - ни за что не скажешь, кем он на самом деле является. Если не видеть ножа и крючьев в его руках...
"Тебе станет легче", - почти сочувствующий тон. "Отдай, и мы перестанем ломать тебе кости"...
"На какое-то время", - говорит другой и широко улыбается. А я думаю - сколько уже таких бедолаг, как я, видело эту улыбку?
И ненависть помогает держаться. Еще небольшая вечность, наполненная болью. И еще...
...А их главного я всё-таки убил! Того, ко погубил мою Габи... Убил... всадил клинок в живот... и еще раз... ему не выжить, ведь у него нет Райана, который может вытащить умирающего...
И сознание того, что я всё-таки отомстил, тоже помогает мне держаться.
Тьма.
Тьма и боль... и гул...
Голоса. Я не разбираю слов, и это, должно быть, хорошо - мне просто нужно выдержать, не отпустить ту часть меня, что готова сорваться - и уйти в жадные руки с медальонами... Голоса... тревожные, слова падают, как камешки по голове... горячие такие... как же жарко... сколько мне еще осталось?!
"Нет..." - шепчу я. "Нет..."
Не получите. Я не пойду вам навстречу. Не пожелаю помочь. Что бы вы не делали... твари...
Клавьер бы держался. И я... тоже должен...
И вдруг холод - такой благословенный холод! Как дружеская рука на лбу... И становится легче. И медальоны уже не тянут из меня жизнь... я их почему-то не чувствую.
Может, жрецы ушли? Надо же и им тоже... иногда прерываться...