Маленький мальчик шел по улице и грустно думал, как ему легче и быстрее расстаться с жизнью, надоевшей до такой степени, что редко выглядывающее из-за рваных туч солнце казалось раскаленным огненным шаром, не ласково осушающим редкие лужицы, а испепеляющим последние остатки здравого смысла.
Мелкими шагами, стараясь разбрызгивать воду из луж по асфальту, мальчик шел, ориентируясь, скорее, на чутье, чем на глаза, застланные слезами. Чтобы прохожие меньше обращали на него внимания и, не дай Бог, не приставали с неприятными оханьями и бесполезными переживаниями, голову пришлось опустить и смотреть только на носки собственных кроссовок, время от времени погружавшиеся в сверкающую гладь следов недавнего дождя.
Решиться на самоубийство очень тяжело, и вряд ли когда-нибудь мальчику пришлось бы сделать такой шаг, но идти по улице с заплаканными глазами и думать о том, что через мгновение тебя здесь не будет, а злобные автомобили все так же станут проноситься мимо, освещая себе путь равнодушными глазами уставших водителей, казалось просто счастьем, весьма редким за последнее время.
Шаг за шагом уходила куда-то дорога, начавшаяся от родного дома, оказавшегося вдруг ужасно чужим и недоступным. Вернее, и раньше там было не так уж приятно, но стены собственной комнаты хоть как-то защищали от злобы окружающих. Четыре стены, обклеенные изученными с раннего детства до последних трещинок и неровных мазков обоями, формировали мир, доставшийся мальчишке для существования. Больше у него не было ничего, только эти самые стены и красота неба, врывающаяся во всегда открытое окно.
Иногда туда залетали редкие снежинки, и тогда мальчик садился на пол и долго следил за их таинственным и неторопливым полетом. Белые звездочки натыкались на ребристые края батареи и таяли, но на их место обязательно прилетали новые, так что мальчик мог часами сидеть на одном месте, улыбаясь и провожая глазами ласковый снег.
Летом вместо снежинок в окно залетали золотые пылинки. Они не таяли на батарее, но зато могли летать в разные стороны, повинуясь даже малейшим порывам ветерка. Их можно было гонять в разные стороны, всего только выдыхая воздух в самую понравившуюся залетную гостью.
Так проходило время каждый раз, когда мальчика оставляли дома одного. Брат, обычно, появлялся поздно вечером и, растолкав почти безжизненное тело, скорчившееся на полу возле подоконника, выводил мальчика на улицу. Там всегда уже ждали друзья брата, краснеющие от предвкушения праздника. Они немилосердно хватали мальчишку и бросали его на заднее сидение старенькой машины, сразу же срывавшейся с места в сгущающуюся темноту.
Когда, загасив фары, она застывала где-нибудь в тихом дворике, мальчика вытаскивали и направляли к окну какого-нибудь дома, где несчастные хозяева забывали закрыть форточку. Мальчик легко пролезал сквозь створки и шел открывать дверь. На пороге его всегда встречал брат, благодаривший ослепительной улыбкой и маленьким пакетиком, за который мальчишка хватался трясущимися от нетерпения руками и тут же бежал на свое место в машине.
Пока взрослые таскали вещи, мальчик разрывал зубами упаковку, вытрясал на ладошку маленькую ампулу, доставал из кармана заношенной курточки шприц и наполнял его из братова подарка.
Однажды один из приятелей брата сказал, что колоться в вену очень плохо, но мальчик пропустил эти слова мимо ушей. Он-то прекрасно знал, что ничего плохого здесь нет, если, конечно, не попадаешься на глаза шальному милиционеру, зато без уколов жизнь, действительно, становится очень плохой.
Потом, когда старенький автомобильчик забивался краденными вещами до крыши, компания быстро растворялась в темноте, оставляя лишь брата и его друга-водителя, которые отвозили мальчика домой, оставляли ему немного еды и уезжали прятать приобретенное добро, тщательно заперев дверь дома. Оказавшись в своей комнате, мальчик садился на пол и застывал, рассеяно следя за медленно опускающимися крупинками.
Когда в один прекрасный вечер брат не пришел за ним, а потом не приходил почти неделю, начались самые тяжелые дни. Мальчик метался по комнате, ударяясь головой о безмолвные стены и не чувствуя боли от ударов, пока не врезался в окно и не вылетел наружу. Упал он так сильно, что долго лежал без сознания, скрытый ото всех кучей мусора.
К счастью, когда сознание вернулось, он почти не чувствовал ломки. Мальчик смог подняться и медленно пошел по улице, сжимая в кармане потной ладонью пустой шприц.
А мимо неслись равнодушные машины.
А мимо них шел маленький мальчик, думал о том, как лучше умереть и плакал.