Прогноз погоды оказался верным. У нынешнего мая отчего-то испортилось настроение. Серое утро уныло глядело в окна. Сильный ветер, поднявшийся ночью, нагнал целые стада свинцовых туч и куда-то спрятал ласковое весеннее солнце. Забарабанили первые капли дождя по подоконнику.
Выходить на улицу не было никакого желания. Однако будний день никто не отменял. Люди раздражённо хлопали дверями, покидая уютные квартиры. Май поливал дождём тех, кто отважился выйти. Упрямые пешеходы спешили по делам, прячась под разноцветными зонтами. Разозлившийся на что-то май вырывал зонты сильными порывами ветра. Вдобавок он целился яркими зигзагами молний в крыши высоких домов и заставлял прохожих вздрагивать от неожиданных раскатов грома.
Слава стоял у окна и машинально жевал бутерброд с холодной ветчиной. Он с тоской поглядывал на улицу и ждал, пока Лида освободит ванную комнату. Тетя Роза не удосужилась приготовить детям завтрак и проводить их в школу. Она безмятежно спала в гостиной.
Постепенно откуда-то изнутри у Графа нарастало раздражение. Он злился на незваную тётушку, которая похрапывала на мамином диване. И на сестру, которая чересчур долго собиралась. Даже на непогоду, по которой предстояло полчаса топать в школу, ведя за ручку сестру.
У подъезда ребят ждал Лёня. Он боролся с зонтом, который ветер упорно выворачивал наизнанку.
- Сегодня транспорта не будет, - буркнул Слава вместо приветствия и зашагал по лужам, накинув капюшон.
- Что случилось? - спросил Черепах, поравнявшись с Егозой, которая едва успевала за братом.
- Наша мама попала в авалию, - выпалила девочка, перепрыгивая через сломанные ветром ветки, тут и там разбросанные по асфальту. - Она сейчас в больнице. А к нам плиехала тётя Лоза - сестра мамы, которую мы совсем не знаем. Она сказала, что будет плисматливать за нами, а сама даже не встала утром, чтобы пловодить нас в школу.
- Ну, дела-а-а, - протянул Лёня, закрывая непослушный зонт. - Как же вы теперь будете жить?
* * * * *
Первым был урок истории.
"Не вертись!" - обычно говорили непоседам преподаватели на других уроках. На уроке истории приходилось вертеться всем. Роберта Яновна никогда не стояла на одном месте. Её рыжие волосы, схваченные за спиной в пучок, и молодое смеющееся лицо, усыпанное веснушками, вызывали симпатию. Хотелось сказать учительнице что-нибудь доброе, чтобы улыбка, которая так шла ей, не исчезала. Обычно она вела урок, прогуливаясь между парт и неожиданно меняя направление. Делала разворот возле классной доски и снова направлялась к "галёрке". Потом устремлялась к двери, словно снаружи кто-то поджидал её, выглядывала в коридор и возвращалась к учительскому столу. И так снова и снова - только в разной последовательности.
Голос Роберты Яновны, молодой и тонкий, звучал то ближе, то дальше. Поэтому классу приходилось напрягаться, чтобы слышать преподавателя. Ребята почти не хохмили на её уроках. Они вертели головами на триста шестьдесят градусов, а учительница нарезала новые и новые круги по аудитории.
Уроки истории были интересными. Роберта Яновна не слишком придерживалась школьной программы. Она запросто спорила с учебником и непочтительно называла его "склерозник".
- Откройте склерозник на странице сто пятьдесят шесть. Открыли? Прочитайте эти несчастные десять строк про Григория Распутина. Прочитали? А теперь забудьте. Всё это чушь! Григорий Распутин был...
Такая тирада звучала совершенно в духе Роберты Яновны. Она выглядывала в коридор, словно проверяя, не подслушивает ли кто, и начинала интересный рассказ о Григории Распутине. Или о Степане Разине. Или...
Раскрыв рты, ребята не отрывали взгляда от учительницы. От её волос исходил запах лимонного шампуня, в паузах было слышно, как поскрипывают на поворотах каблучки туфелек.
Сегодня Роберта Яновна рассказывала о Второй мировой войне и роли выдающихся личностей.
- Эти персоны развязали мировую войну, - говорила она, проходя мимо классной доски, на которой кто-то наспех нарисовал на перемене человечка.- На их совести смерть ни в чём не повинных людей...
Слава отрешённо смотрел на смешную рожицу человечка на школьной доске. Казалось, он не слушал учительницу. Пальцы вертели остро заточенный карандаш, вокруг рта обозначились взрослые морщины.
- ...Имя Адольфа Гитлера уже много лет вызывает у людей ненавистный образ, несущий целый заряд отрицательных эмоций...
Роберта Яновна пошла вдоль парт, складки тёмного платья коснулись плеча Графа. Мальчик встрепенулся, взгляд стал осмысленным. Он начал прислушиваться.
- Этот человек ради своих идей готов был пожертвовать жизнями миллионов людей...
Голос удалялся. Неожиданно Слава всем корпусом повернулся к учительнице и вытянул руку. Роберта Яновна развернулась у дальних стеллажей с книгами и увидела голосующего ученика.
- Тебе надо выйти, Добряков? Иди, не стесняйся.
Граф встал и громко сказал:
- Нет!
Учительница от неожиданности остановилась и замолчала. Класс изумлённо воззрился на Добрякова. Стало слышно, как за окнами барабанит дождь, и ветер проверяет на прочность старые оконные рамы.
- Тебя никто не понял, Слава. Что значит "нет"? - поинтересовалась Роберта Яновна.
- "Нет" - это значит, я не хочу выходить в туалет, - признался мальчик. - "Нет" - это значит, я не согласен с вами.
В классе зашептались. Учительница подошла к Славе и сложила руки на груди.
- Хорошо, мы послушаем твою точку зрения.
Граф кивнул и вышел к доске, застёгивая на ходу пиджак. Тёмные глаза оглядели класс, рука откинула назад непослушные волосы.
- Вы все как собаки, - огорошил он.
Класс загудел, переглядываясь. Учительница замерла с открытым ртом.
- Как собаки Павлова, - невозмутимо продолжил мальчик. - Помните, из зоологии? Когда вы слышите чьё-то знаменитое имя, у вас уже готово отношение к этому человеку. Собака Павлова выделяет слюну, а вы выделяете яд, хотя ничего толком знаете об этом человеке.
Добряков выразительно посмотрел на Роберту Яновну. Все повернулись к учительнице. Её веснушки покраснели, рука стиснула край парты.
- Нам навязывают мнение взрослых - чужое мнение, - продолжал Слава. - Хотите услышать что-то другое?
Класс заволновался. Лёня Черпаков, который сидел за одной партой с Добряковым, зашикал на него и замахал руками: садись, мол, на место, не паясничай! Однако Граф и не думал хохмить. Его бледное лицо выглядело как никогда серьёзным.
- У него были тёмно-синие глаза. Вы знали это? - заявил Слава. - Он не был тем чучелом с усиками, каким его изображали историки. Он не ел мяса, потому, что для этого нужно было убить животное. Он писал картины - очень неплохие, между прочим. Однажды он отдал свой плащ старику, одиноко хромавшему под дождём. Он не был дьяволом в человеческом обличии, каким его показывают в кино. Он только хотел блага своему народу и боролся за это всю жизнь.
В классе повисла тишина.
- О ком ты говоришь? - придя в себя, сухо спросила Роберта Яновна. - Об ангеле? О спасителе человечества? Ты не перегрелся? Может, у тебя температура?
Учительница подошла к Добрякову - они оказались почти одного роста - и положила ладонь на его лоб. Слава упрямо мотнул головой, сбрасывая её руку, и сделал шаг в сторону, чтобы видеть класс. Лицо мальчика стало белым, в глазах появился недобрый огонь. Черепах перестал шикать на друга и в испуге снова забился в свой панцирь, обхватив руками голову. Ребята ждали, что будет дальше.
- Вы все поняли, о ком я говорю! - отрезал Граф. - Неважно, отрицательную или положительную роль он сыграл в истории. Его не забудут никогда!
Роберта Яновна снова зашагала по классу - может быть, чуть быстрее, чем обычно. Сделала круг, выглянула по привычке в коридор. Потом со стуком закрыла дверь и прижалась к ней спиной.
- Ты не понимаешь, - дрожащим голосом произнесла она. - Для того чтобы осмыслить это, нужно вернуться на много лет назад, в то время. Ты защищаешь того, кто виновен в смерти многих миллионов и сломал судьбы целых народов. И ты не можешь знать, как всё было на самом деле.
- Я... Я - знаю, - выдохнул мальчик.
* * * * *
Весь класс зашумел. Кто-то крутил пальцем у виска, кто-то возмущался. Некоторые смеялись, а Лёня Черпаков втянул голову в плечи: ему вдруг стало стыдно за друга.
- Тишина! - повысила голос учительница, подойдя к доске.
Ребята присмирели.
- В то утро тоже было тихо, - обронил Слава. - Все молчали, когда он пожимал товарищам руки. Он позавтракал: всё как обычно. А потом...
- Что потом? - пролепетал кто-то из класса.
Граф поднял голову и обвёл взглядом одноклассников. В его взгляде было что-то необычное. Многие съёжились, а учительница, стоявшая рядом, сделала шаг назад.
- Потом он взял со стола фотографию матери и поцеловал её. Он безумно любил свою мать. У них были очень похожие глаза. - Слава проглотил комок и замолчал на минуту. Облизал пересохшие губы и продолжил. - От пистолета сильно пахло смазкой - один из адъютантов перестарался. Ствол оказался холодным. Оставалось только нажать на курок...
Добряков замолчал. Потоптался на месте. Затем отбросил назад волосы и на негнущихся ногах направился на место. Черепах покосился на него и едва заметно отодвинулся вместе со стулом.
Роберта Яновна пожала плечами. Её веснушки постепенно приобрели обычный цвет.
- Для него это был единственный выход. Он заслуживал этого. Оставив чёрный след в мировой истории, он принёс людям столько зла, что даже обычная смерть не смогла бы...
Граф привстал с места. На бледном лице появилась кривая усмешка. Обращаясь больше к классу, чем к учительнице, он обронил:
- Ни один человек, какой бы он ни был, не заслуживает смерти. Человеческий век недолгий, но только великие люди могут правильно распорядиться не только своей, но и многими чужими жизнями, - мальчик торжествующе посмотрел на притихших ребят. Затем насмешливо поклонился учительнице. - А вы слишком кровожадны, Роберта Яновна!
Историчка осеклась. Обычная улыбка растворилась в веснушках. Пока она подбирала слова, беззвучно открывая рот, время было упущено. В классе воцарилась тишина. Так умолкают все звуки в природе перед бурей. Потом звучит первый удар грома и начинается...
Через мгновение класс взорвался. Шум стоял немыслимый: все заговорили сразу. Каждый отстаивал собственную точку зрения, стараясь перекричать других. Шум перерос в невообразимый гвалт. Продолжая движение по своему маршруту, Роберта Яновна пыталась успокоить учеников.
- Тишина! Немедленно прекратите галдёж! - надрывалась она. Однако тонкий голос тонул в общем хоре.
Лёня Черпаков не участвовал в этой беспорядочной перепалке. Он съёжился и с тихим ужасом искоса поглядывал на своего друга. Таким Черепах его ещё не видел. Слава красноречиво молчал, вокруг рта обозначились недетские складки. Он с ликованием обводил взглядом одноклассников. Казалось, Граф вполне доволен происходящим.
А буря набирала силу. Кто-то стучал по полу ногами, кто-то лупил соседа учебником. Роберта Яновна всё быстрее ходила между партами, дергая самых рьяных спорщиков за плечи. Однако попытки успокоить класс были тщетными. Учительница напоминала сейчас лёгкую лодочку, попавшую в шторм. Казалось, бушующие волны вот-вот поглотят её и унесут в пучину.
- Из-за него были уничтожены целые народы! Он чудовище! - басил второгодник Гришка Крикунов с "галёрки". Парень был на голову выше учительницы и широк в плечах. На квадратном лице обосновалась целая колония прыщей. Роберта Яновна вовремя усадила его на место: Гришка пытался забраться с ногами на стул.
- В то время у нас в стране хватало своих чудовищ! Он был ничуть не хуже других известных личностей - визжала Улька Сомова из первого ряда, норовя вцепиться в волосы своей соседке по парте. Староста класса и отличница, раньше она никогда не позволяла себе подобного поведения. Круглые очки съехали на кончик потного носа, розовый бант в волосах подрагивал от волнения.
Ощущение было такое, что весь класс одновременно сошёл с ума. Казалось, сам воздух в аудитории наэлектризован. Лёня пригнулся. Воображение мгновенно нарисовало картину - одна искра, и всё вокруг вспыхнет. Загорятся обшарпанные стеллажи с методическими пособиями, займутся выцветшие жёлтые шторы на окнах. По вытертому линолеуму запляшут языки пламени, начнут плавиться строгие портреты знаменитостей в простеньких пластмассовых рамках, развешанные на стенах.
Черепах случайно встретился взглядом с Добряковым и вздрогнул: ему почудилось, что в черных глазах Графа танцуют отражения бушующего пламени.
Лёня поспешно отвернулся. У него вдруг возникло неодолимое желание выскользнуть из класса, где все почему-то сошли с ума. Зажать уши руками и бежать, куда глаза глядят.
Маршрут, по которому продолжала следовать Роберта Яновна, привёл её к двери. "Сейчас она, как обычно, выглянет наружу, - подумал Черепах. - Как будто всё время проверяет, не стоит ли кто в коридоре".
Так и произошло: учительница распахнула дверь. Но в этот раз в коридоре действительно кто-то стоял. Она нос к носу столкнулась с высоким лысеющим мужчиной в безупречном тёмном костюме. Все ахнули - это был завуч по воспитательной работе Андрей Николаевич по кличке Цербер.
- Что у вас здесь происходит? - едва сдерживая ярость, спросил он историчку. - От вашего шума вся школа ходуном ходит!
Класс притих. Гришка Крикунов спрыгнул со стула, куда всё же успел забраться. Улька Сомова отпустила косы соседки. Задвигались стулья: все спешили занять свои места.
- Урок истории сорван! - чеканя каждое слово, торжественно объявил Цербер и взял за локоть историчку. В холёных руках его появились журнал и ручка. - Можно вас на несколько слов, Роберта Яновна? А с вами, - завуч повернулся к затаившему дыхание классу, - с вами я поговорю чуть позже.
Вместе они вышли в коридор. Неизвестно, о чём был их разговор, но скоро историчка вернулась. Быстрым шагом она прошла к учительскому столу и сжала побелевшими пальцами спинку стула. С минуту стояла, глядя прямо перед собой. Все заметили, что веснушки её побагровели, а брови сошлись на переносице в одну линию. Звенящим, как струна голосом учительница продиктовала домашнее задание. После каждой фразы Роберта Яновна приподнимала и со стуком ставила на место свой стул, словно он был виноват во всём происшедшем. Лёне показалось, что она готова швырнуть злополучный стул прямо в класс. Однако, закончив диктовать, учительница резким движением придвинула его к столу и выскочила прочь, не дождавшись звонка с урока.
На учительском столе остались забытыми очки и резная деревянная указка исторички.
Ребята заметили, как укоризненно поблёскивают выпуклые стёкла в металлической оправе. Указка с упрёком уставилась своим остриём куда-то вглубь класса.
Буря закончилась. Лодочка утонула.
* * * * *
В полной тишине Слава вразвалочку двинулся к учительскому столу. Подойдя, демонстративно нацепил на нос учительские очки. Чёрные глаза его сделались огромными за толстыми линзами. Никто не засмеялся.
- Вы сорвали урок истории! - передразнил он завуча и сам же ответил за Роберту Яновну писклявым голосом. - Простите-извините, я больше не буду!
- Не смешно! - прокомментировала Улька Сомова.
- А я и не шучу, - осклабился Граф и посмотрел на часы. - Придется мне самому продолжать урок: осталось ещё целых пять минут.
- Сядь на место! - потребовал с "галёрки" Гриша Крикунов. - А то будешь иметь дело со мной!
- А кто ты такой? - вскинул голову Слава.
- Сейчас я покажу, кто из нас кто! - поднялся Гриша, ударяя увесистым кулаком себе в ладонь. Он был крепкого сложения и считал себя не из робкого десятка.
Всё дальнейшее произошло молниеносно. Граф схватил со стола указку и в мгновение ока очутился возле Крикунова. Указка, словно шпага, остриём смотрела прямо в горло Грише. Весь класс охнул и с ужасом смотрел, как пульсирует жилка на шее мальчика. Крикунов побледнел и опустился на стул.
- Ты что, офанарел? - выдохнул он.
- Выбирай выражения, - отозвался Слава и медленно опустил указку. - Есть ещё желающие посадить меня на место?
Все молчали. Глаза Графа за учительскими очками казались сумасшедшими. Он отступил к доске, стараясь не поворачиваться к классу спиной и держа перед собой указку, словно это была шпага.
- Итак, продолжим урок. На чём мы остановились?
Слава подошёл к парте, за которой совсем недавно сидел рядом с другом. Он постоял немного, глядя на покрасневший затылок съёжившегося Черепаха. Тот боялся посмотреть на самозваного учителя. Граф изо всех сил саданул по парте указкой. Весь класс подпрыгнул, а Лёня чуть не скатился со стула.
- Я спрашиваю, на чём мы остановились! Черпаков, ты понял вопрос?
Черепах поднял испуганные глаза на друга. Ему очень хотелось верить, что это всего лишь шутка, но серьёзные глаза за учительскими очками говорили обратное. Он не знал, как относиться к происходящему, поэтому приподнялся, опираясь дрожащими руками в край парты, и пролепетал:
- Кажется... Закончили на том, что Роберта Яновна слишком кровожадна...
- Правильно, Черпаков! - похвалил новоиспечённый педагог. - Однако мы это и так знаем. А до этого? Что я говорил до этого?
- Что только великие люди могут распоряжаться своей и чужими жизнями...
- Верно, Черпаков, садись, пять с плюсом! - елейным голоском пропел Слава. - Да, только великий человек может руководить и нести ответственность за всех. Тот, кого здесь назвали чудовищем, лишь желал благополучия своей стране. Разве это преступление?
Граф повернулся к доске. На перемене кто-то нарисовал на ней забавного человечка. Добряков снял учительские очки и бросил на стол.
- Он мечтал восстановить былую мощь страны. - Слава мелом пририсовал человечку солидные бицепсы. - Освободиться от влияния иностранных капиталов. - (Человечек оказался внутри большого круга). - Утвердиться по отношению к другим государствам. - (От круга пошли в разные стороны колючие стрелки).
Добряков повернулся к классу и с удовлетворением заметил, что его внимательно слушают.
- И ещё я хотел... То есть, он хотел, чтобы всё бремя власти легло на плечи одного человека. Его плечи. Кроме того, он предполагал, что люди некоторых известных национальностей, - Слава выразительно посмотрел на дверь, за которой скрылась Роберта Яновна. - Эти люди будут не очень комфортно чувствовать себя в его стране. Поэтому он сделал всё, чтобы в его государстве были в почёте только коренные жители с арийским происхождением.
Граф взглянул на часы и положил мел. Привычным движением он пригладил чёрные волосы. От мела остался след: показалось, что мальчик моментально поседел.
- Ладно, на сегодня хватит, - произнёс Слава. - Все исторические даты, которые имеют отношение к нашему разговору, найдёте сами в склерознике.
Прозвенел звонок с урока, но никто не шелохнулся. Все смотрели на Добрякова. Тот невозмутимо подошёл к своей парте и с нарочитой небрежностью побросал в рюкзак учебник и тетради. Когда Граф выходил в коридор, многим показалось, что он начал сутулиться.