Свет, резкий как иглы, тени, замутненность и непредсказуемость, плач, чей-то - но все равно прорывающийся внутрь, в необъяснимые глубины и истины, шаги, глухо отдаляющихся медсестер, явно понимающих структуру моего рождения.
Итак, я тут, что дальше? Дальше некоторое время пребывая в прежней мутности и неосязаемости ел пищу, гадил отходами, орал по ночам, мешая родителям заниматься любовью, бился головой о каждый угол в маленькой однокомнатной квартирке, в общем набирался опыта для дальнейшего существования. Иногда казалось что все это сказка, безусловно с хорошим концом, ибо мое наивное я, и не предполагало, что впереди целая мясистая история под скромным названием - жизнь.
Прошли годы - школьные времена показались мне значительно веселее, нежели мое предыдущее существование с нервной и явно всех ненавидящей, бабушкой. Глупые смешки на алгебре и слезы перед очередной четвертью следовали за всем этим по пятам, ни на секунду не позволяя расслабиться и подумать о том за чем все это и кому это нужно.
- Заяц, а во сколько лет ты потерял девственность? - она смахнула свои длинные волосы с моего лица и поцеловала меня в нос.
- Наверное в день свого рождения, зайка. - я проник взглядом в ее голубые глаза и мне многое стало ясно, но об этом чуть позже.
Век бесконечных войн и непреодолимого насилия кусался и брыкался, не позволяя себя прогнать прочь. Время текло как вода из под ржавого крана, я шел вперед, думая что двигаюсь назад, что-то происходило, вселенные вставали и рушились, свет загорался и потухал, еда была вкусной и не очень, мысли посещали веселые и ебучие, в общем как и во все времена было о чем подумать.
Как-то мокрой и лакированной зимой я продвигался по ленинскому проспекту со своей размалеванной герлой, которая то и дело сосала из полутора литровой баклахи кислое пиво, и хрипло ревела песни замерзшего Егора Летова. Куда мы шли для нас не имело никакого значения - мне казалось что все вокруг нас существует лишь для того чтобы кусать наши бледные тела и уничтожать свет в наших глазах. Спустя какое то время я понял, что ни о каком свете в глазах не могло быть и речи - там было темно и холодно, ибо добротой душевной мы не страдали, а глаза говорят это зеркало... В общем спросила меня герла - Когда мы проснемся? - Быть может когда уснем... - не думая отвечал я, она глупо хихикала и продолжала свой концерт - Задууууши послушными руууками, своееего непослушного Христаааа... Мы шли дальше и с каждым шагом, с каждым вздохом мне становилось все спокойнее. Возможно так действовало пиво, а быть может это я становился совсем другим - ибо даже самая маленькая и подтаявшая снежинка способна в корне изменить человека, даже если он этого не хочет. Я ничего не хотел, и тем не менее меня меняли - меняли и еще раз меняли, превращая из неудачника-поэта в неудачника-музыканта, из пропойцы-студента в пропойцу-безработного. И опять текло время, и вновь посещали меня разного рода мысли, веселые и ебучие, и вторых безусловно было значительно больше.
Весь мир пребывал в стоянии на коленях, всех поднимающихся подминал под себя, хотя кто-то и пытался это опровергнуть и прогнуть под себя, но старость брала свое и говно в конечном результате перевешивало. Но как-то блестящим февральским утром колени подогнулись и вся мировая тяжесть рухнула на вселенские тяготы и страдания. Плач тысячи нерожденных младенцев обрушился на головы тысяч, миллионов, миллиардов, триллиардов... Короче планета затрещала по швам, и из трещины вылез ОН. Все туловище было покрыто красными волдырями-чириями, глаза отдавали болотной зеленью, но все же светились как в писании, пальцы имели вес всего Третьего Рейха а мысли пребывали в состоянии войны.
- Святая Богородица! - я проснулся и потопал на кухню выпить воды. Во рту было сухо и противно. Вот что сниться когда не пьешь два месяца. Надо срочно раздобыть деньжат и наклюкаться как в старые добрые времена.
Посетили мысли об устройстве на работу, но вместо этого я в очередной раз занял денег у соседа по коммуналке и вышел на улицу. Московское время не превышало допустимой нормы, до бишь обозначалось как 4 часа 18 минут. Ночь переходила в утро и мне предстояла долгая дорога в круглосуточный магазин, долгая и непреодолимая дорога к себе. На протяжении всего пути меня преследовали разного рода голоса и звуки, после некоторого смятения я понял что это всего лишь снег шуршит, и не более того. Преодолев этот снежный путь я наткнулся на небольшую круглосуточную палатку где продавалось мое вдохновение и лекарство от подобного рода страстей.
Потом был недельный запой, когда эмоции захватывали власть над непрогибающимся миром, а слезы текли не переставая, изо всех отверстий. Аналогом всего этого служила вера, которую я безусловно принимал и поощрял, а в то же время уничтожал своими грешными и злобными деяниями в отношении своих близких. Близкие они были лишь по местонахождению, но не по мировоззрению и ощущению. Все было понарошку и игре должен был так или иначе наступить конец. Мне оставалось жить не более 80 лет, чему я в некотором роде был рад, а с другой стороны был готов отдать половину за собственное счастье, ведь я был эгоистом...
- Котенок, а когда ты в последний раз плакал? - она поцеловала меня в лоб как покойника.
- Вчера, котенка, было так трогательно, что я плакал. - моя ложь не знала границ, даже в этом я не мог признаться самому себе. - Я рыдал милая... - врал Кузнецов, - рыдал как младенец, от боли, любви, от страха...
- Мне тоже было плохо, зайчик. - она как всегда подстраивалась под мою темноту душевную, за что я ее иногда начинал ненавидеть.
- Люблю тебя... - я обмусолил ее покрытые коркой, губы и мне почему то захотелось спать.
- Интересно, ты когда-нибудь расскажешь мне все о себе? - она легла на спину, массируя мой член.
- Ты и так все знаешь, солнышко. - я не моргая смотрел в потолок.
- А все же... Мне интересно все узнать о тебе...
- Тогда тебе не захочется жить, крошка. - я перевернулся на бок и уснул.
Впереди еще было много много верст, которые так или иначе должны были оказаться под моими стертыми башмаками. Внутри меня дули ветры и ревели метели, я оставался прежним - сухим, черствым, не честным и забытым самим собой. Когда-нибудь я сам прочитаю все это с усмешкой, назову юношеским максимализмом, ненужной суетой и глупостью. Но и тогда я буду врать, ибо признать свое поражение значит покрыться ложью - ибо никто признать этого не может - Человек Это Звучит Гордо.