В город я вернулся лишь к полудню. В воздухе стоял невыносимый зной: казалось, что это не надолго... Скоро всю эту дикость расколет гуттаперчевый замызганный гром. Вскоре, он мигнул молнией и успокоился. Я не обратил на это внимание. На моем пути попадалось много всяких преград и болот. Я не позволил себе сдаться им. Мама, перед отправлением, настаивала:
--
Ты должен, непременно должен, отыскать ее среди заросших бурьяном полян и кривых, опоясанных репейником, домиков.
Я обещал, что обязательно найду. А что я собственно еще мог обещать в канун ее дня рождения? Видя мою озабоченность, отец лишь глухо кашлянул, и вновь затянулся из серебряного кальяна.
Вчерашний Стендаль грозил стать Богом и на меня это, в конце концов, произвело впечатление. И не было ровным счетом никакой тайны. Был лишь оранжевый мох, въедающийся в измученные корни дубов.
Был невеселый праздник с участием раскрашенных карликов. Был я, переодетый во все детское...
Глупости!
Город кипел новейшими страстями по поводу несвоевременной кончины Пятого Генерала. Я спрыгнул с поезда на семнадцатом километре и попал как раз на Новый проспект. Сахарный священнослужитель возле Крепостной Церкви, обхаживал наивного вида дамочку, лет эдак пятидесяти, внушая ей что-то о карах Божьих. Милиционер уловил в воздухе запах тротила, и понесся, подобно собачке, по раскаленному тротуару.
Я огляделся. София, как и прежде, торговала на углу новостями. Стоило лишь кинуть в синюю коробку какую-нибудь мелочь и поднести ухо к ее несвежему рту, как она начинала с бешеной скоростью поведывать о происшедшем за последние несколько дней. События меня не интересовали, и я прямиком направился к Седому Стасу. Он лишь завидя меня, замахал руками и затрясся, словно в предстоящем оргазме. Его желтые зубы продемонстрировали себя и тут же скрылись за пепельными, покрытыми хлебными крошками, усами. Он почесал в паху и заговорил со мной:
--
Матушка описывала тебя совсем другим... - он неуверенно переминался с ноги на ногу.
Я улыбнулся ему и протянул те самые тридцать серебряников. Он отшатнулся, словно на него налетело беспощадное пламя, но, увидев, что я настроен отнюдь не враждебно, тоже улыбнулся мне и наличные скрылись в его, пахнувших табаком и калом, карманах. Я пообещал ему еще столько же, если он покажет мне ту самую могилу, в которой и предстоит лежать. Он немного подумал и согласился. Это было моей маленькой победой. Впервые в жизни я купил человека! Набравшись смелости, я заставил его плясать. Седой Стас недоуменно поглядел на меня и в ту же секунду залихватски захихикал и пустился в пляс. Мне стало очень жаль его, и, вытащив из кармана свинцовый кастет, я с остервенением принялся колошматить по объемной седой голове. Волос наполнялся кровью, руки становились липкими, но я не мог позволить себе остановиться. Лишь когда жидкая форма сверкнула в последний раз, мне стало скучно, и я побрел дальше по проспекту. Могилу я решил отыскать сам. Седой Стас, скорее всего, просто наврал бы мне, и за деньги отвел в первое попавшееся ущелье. То была истина, и я повеселел.
Матросы как раз утонули, и город наполнился тишиной и лошадиным навозом. Ласковый ветер принес с полей запах подгнившего клевера и золотистого сена. Ох, как мечтал я в тот момент оказаться дома, в теплой сонной квартире. Хотелось поваляться в ногах у старого портрета, выпить забродившего кумыса, чтобы застлало пеленой глаза и невозможно стало ни о чем думать.
Замечтавшись, я наступил во что-то вязкое. Опустив взгляд, я наткнулся на коричнево-алую жижу, оставленную одним из комендантов колбасной площади. Я аккуратно вытер подошву о каменный бордюр, и решил продвигаться дальше.
Каин был зол, и с диковинной злостью занимался анальным сексом с Валечкой, женой восьмого разряда. Она дергалась как прокаженная, изредка хватаясь руками за алый зад. Кровь смазывала болезненный процесс, и Каин безудержно кончал в несчастную жертву. Крамольный Па наблюдал за происходящим с заросшего травами, крыльца. Он никак не мог понять, почему Каин все время пердит. Увы, но это останется для него загадкой. Бедняга, он не дожил и до шестидесяти, не выдержав скитаний по зловонным вокзалам и чужим городам.
Я остановился возле колодца, и, вытянув целое ведро мутноватой воды, утолил, раздирающую горло, жажду. Я поглядел на небо. Вечерело... Или всего лишь город готовился к очередному дождю. К этому здесь все привыкли. Торговцы стали накрывать стальными щитами раскрашенные витрины, обыватели захлопнули окна и опустили жалюзи. Дождя здесь очень боялись. Однажды водяной поток унес их хрупкие жизни в сторону штата Огайо, и до сих пор не вернул, рассыпаясь многочисленными обещаниями по серой мостовой.
Я зашел в близлежайший магазинчик, и прикрыл за собой дверь.
--
Не хуя тут шататься! - услышал я хриплый голос из за прилавка.
Объяснив, что на улице слишком хмуро, я приобрел у продавца семь медных гондонов. Он, кажется, остался этим доволен, и не стал больше выгонять меня. Наоборот, в нем проснулась вежливость, и он с удовольствием вылизал мои несвежие ноги. Потом предложил мне свою невинную дочь, и когда я заставил исчезнуть ее девственность, поцеловал меня в член и угостил отменным пивом.
Он пел мне песни. Я же сидел под теплым мохнатым пледом, и, потягивая ром с колой, слушал:
Златая дева!
Я твой долгожданный странник,
Вернувшийся с семи небес!
Я именно тот, кого ты желаешь.
Я именно тот, кому ы даешь!
Когда ты спала, я позволил себе разбудить твое тело.
Нахмурила брови, но я показал тебе хуй!
И ты улыбнулась, словно увидела яркое теплое солнце...
Тут он расплакался, и, бросив гитару мне под ноги, убежал. Через минуту я услышал громкий выстрел. То была его неминуемая гибель. Более мне здесь было делать нечего, и я, украв сумку с едой и два галлона пива, отправился в путь.
Дорога колола мне пальцы и душу. Когда я уже, казалось, не могу идти дальше, ласковое солнце гладило лучом по щеке, и острые камни уже не казались такими зловещими.
По пути я встретил Майю. Старушка выслушала меня и объяснила, как отыскать именно то сокровенное место. Я поверил, но, тем не менее, мне пришлось размозжить ей голову все тем свинцовым кастетом. Слишком много она знала, а это была моя маленькая тайна.
Очутившись в горах, я сразу пошел налево, чуть погодя узнал это место. Оно ничем не отличалось от иных мест, но как бы то ни было, ОНО СВЕТИЛОСЬ! Светилось не как майское утреннее солнце или жадный последний уголек в кострище, а как раненая плева, или скажем первая любовь.
Я вошел в ущелье, и был буквально ослеплен миллионами нереальных алмазов и прочих драгоценностей.
--
Вот оно! - вскрикнул я, но к удивлению не услышал своего голоса. Впрочем, это уже было не важно.
Я лег ровно по центру площади, и широко раскинув руки и ноги, закрыл глаза.
Раздался оглушительный разряд грома. На мое испуганное тело посыпались тысячелетние камни. Мощный поток серебряной воды заставил замолчать мой неблагодарный рот, из которого, от ужаса, посыпались проклятия. Я уже практически не мог шевелиться к тому времени, как все замерло.
Тишина и пустота вначале показались мне наигранными, но, придя в себя, я понял, что вот оно. Меня подбросило вверх, при этом я сильно ударился головой обо что-то каменное. Глаза ослепли, сознание, казалось, вот вот меня покинет. О, Боже!... Спаси, сохрани, спаси, сохрани, спаси... Где, где, где...
Давай-давай-делай! У-у-у-у-у-ух! Где там я ? Где я? А-э-зэ-н-ас-в-к--па-ы-ч-п....
Слепой проповедник с улыбкой, да-да с улыбкой, как у добропорядочного Сфинкса, где то в плену, во вторую мировую... Там и здесь все тепло-о-о-оо-у времени мало брат мало времени нам пора одевайся иди со мной я покажу тебе все все все!!! Где твои мысли, брат? Сюда его, сюда...
Я открыл глаза и увидел перед собой ПУСТОТУ.
--
Features take! When I shall see the God???
--
В начале было слово... - эхом пронеслось по моему взъерошенному затылку.
--
Аминь - подумал я.
Сладкие капли росы звонко лопались у нее под ногами, обдавая прохладой маленькие нежные пальчики.