Аннотация: Короткая подборка мелких художественных зарисовок об одном из богов некоего не-здешнего мира. Боге осени, охоты и смерти. Крайне почитаемом теми, кто в него верит, если что :)))
Яркой осенней ночью, над потаенной поляной в Ардэннском лесу звучит переливами флейты и струнами арф озорной фэйерийский праздник, кружатся над совсем еще летней травой легкие тени: материальные или нет - не враз еще разберешь...
Под очередной, чуть грустноватый напев из-под кроны огромных деревьев появляется еще один силуэт. Высокий, стройный, широкоплечий.
Когда первый отсвет костра издалека касается его медлительной при первых шагах фигуры, кажется, что он меняет свой облик. Как? Сторонний наблюдатель не поймет никогда. Но то, что очертания его становятся иными - очевидно любому.
Еще пара шагов и он уже один из тех, кто танцует в развеселом кругу.
Вскинул руки, чуть заметно хлопнул в ладоши, влился в вихрь легких, танцующих тел. Будто бы вместе с ними, и будто бы всегда один.
Очень молодой, но уже не юный. Изысканный и шутливый кавалер, но в плавных, быстрых, отточенных движениях - никакого кокетства. Подвижный, но выделяющийся среди прочих повадкой, сходной с танцем клинка, поступью осторожного лесного зверя, гибкостью зеленой ореховой ветки.
По выносливости да по умению он может затанцевать здесь любого, но ждет лишь одну спутницу для самого главного танца этой полнолунной ночи. Ту, что тоже придет сюда из леса, ту, что составит ему настоящую пару, ту, что вихрем длинных волос тронет сегодня листву многомудрых вязов и сменит счет лесных дней с лета на осень.
Их танец обязательно рождает на поляне ветер. Шорох будущих золотистых листьев, морось хмурого осеннего утра, жажду странных далеких странствий, легкие касания тончайшей летящей паутинки...
Короткий миг в центре поляны - и две фигуры неподвижно застывают одна перед другой, а затем истаивают, будто по самому настоящему волшебству.
Музыка смолкает. Танцы здесь возобновятся теперь не скоро. Разве что перед самым рассветом задумчивые мелодии вновь сменятся танцевальным мотивом волынки и восходящее солнце приведет в этот мир день, пока еще полный счастья и повседневных забот, а не тихой печали наступающей на лес ранней осени.
И может быть кто-нибудь успеет заметить, как в предутреннем тумане под сень древнего, не тронутого человеческим железом леса бесшумно уйдут два крупных оленя и две пары огромных серебристо-белых волков...
***
Одинокий смертный бредет по начинающему желтеть осеннему лесу.
Время дозволенной звериным законом охоты влечет его на поиски чуткого дикого зверя - оленя или кабана.
В отдалении на холме под ажурными кронами кленов появляется неторопливая кавалькада.
Приглядевшись, путник с благоговейным восторгом и потаенным ужасом понимает, что на спину первому из всадников спадает с головы край звериной шкуры, надо лбом его продвигается вперед верхняя часть оленьей головы, а листья кленов вокруг нет-нет да и тревожат разветвленные оленьи рога.
Всадник этот молод, но не зрел. Лицо его спокойно, а среди его спутников лишь двух-трех можно пробовать принять за людей, ибо семеро прочих лишь наполовину напоминают телом человека, но вместо крепких кожаных сапог землю под ними уверенно попирают четыре конских копыта...
Человек лишь смутно понимает, что по его лицу на несколько мгновений скользнули внимательные серые глаза. Он опускает голову и отвешивает встреченному им всаднику почтительный поклон, а потому не видит, как предводитель кавалькады почти незаметно склоняет свою голову в ответ.
Почтительный жест принят. Охота будет удачной.
А чужак все так же неторопливо уезжает. Увозя с собой не только память о едва затронувшей человека встрече, но и чарующе-тревожное ощущение тайны.
***
Остервенело гудит пламя, пляшущее над жарким "колодцем" умело сложенных крупных поленьев.
У костра сидят двое: молодой человек в светло-зеленой накидке священника церкви Левой руки и его собеседник, судя по постепенно затвердевающим чертам не слишком светлокожего и чуть обветренного лица - едва входящий в пору настоящей воинской силы и зрелости.
Они спорят.
Священник постепенно сбивается, путается в словах, горячится в мыслях, истово доказывает, что именно его мнение пусть и не является истиной в последней инстанции, но наиболее верно и правильно.
Чужак в "шапке" из верхней части головы оленя, сидящий напротив него, спокоен, но ехиден и тверд. Он не разубеждает. И даже не подталкивает мысль собеседника в каком-то конкретном, нужном ему направлении. Он просто задает вопросы и вставляет редкие замечания. Такие, от которых холодок пробегает по телу под тяжелой священнической рясой, путаясь затем с неприятным ощущением где-то у самых корней волос... Такие, которые заставляют человека ИСКАТЬ на них ответы. Такие, что не имеют ответов в привычном мире храмов и законный церквей...
...Еще немного и молодой священник понимает ужасное. Он спорит не с собеседником. Он спорит с самим собой.
И, как только он осознает это, чужак поднимается и уходит в ветреную осеннюю ночь. К призрачному топоту копыт и отдаленному вою волков. На ходу обретая пугающий облик рогатого бога охоты.
А человек остается у костра один на один с новым, доселе неведомым ему и самым безжалостным в мире собеседником. Имя которому Сомнение...
***
Кружит по лесу прохладный осенний ветер.
Гонит листву, ломая хрупкие ветки.
Тянет с неба то ли дождем, то ли стылой лазурью. То ли смехом чьим, то ли нездешней печалью.
Жмется лесное зверье ближе к призрачной безопасности логовищ и укрытий.
Знает, неразумное, что где-то в глубине бескрайней древесной чащи рвет привычные лесные звуки шорох плотной подстилки, храп разгоряченных скачкой коней, уханье и скрип тяжелой, добротной сбруи. Праздничное убранство выезда предвещает охоту. Стремительную, опасную, полубезумную скачку на грани того и этого мира.
Мало кому грозит она сегодня неминуемой и страшной смертью, но закрывают в глухих людских деревнях в этот день ставни и двери. И путники стремятся подальше убраться с лесной дороги, опасливо пряча лица под спасительной тенью плотных шерстяных капюшонов.
Ибо знают обитатели лесов и люди из уст в уста передают старую, как холмы Галады, легенду. О том, что увидевший всадников Охоты навсегда расстанется с чувством покоя. Бродит, охваченный изматывающим душу беспокойством, ищет чего-то, неведомое прочим, то молчит невпопад, то легенды начинает рассказывать. Заслушаешься его поначалу, а в какой-то момент понимаешь: слова из его уст сыпятся неровно, с придыханием, с надрывом. Красивые, но настолько безумные, что слушателям становится не по себе.
И особенно жутко становится в тот момент, когда они понимают - рождены эти легенды чарующим мельканием ярчайших в мире красок Приграничья, обрывками скользнувшего меж кустами узора плащей, звуком рога, слышимого, как кажется, в самых отделенных уголках огромного леса, тенями волков и собак, сопровождающих Охоту, а также силуэтами всадников почти никогда не бывающих смертными людьми...
Ветер, рождающийся где-то в корявых черных кронах, и постепенно спускающийся вниз, почти к самой земле.
Ужас, которым наполнен каждый вздох этого сумрачного вечера. И это при том, что утро начиналось так счастливо, а день едва не принес пришедшему в лес рыцарю удачу из удач - прекрасного белого оленя, рога которого лежали уже едва ли не на самой спине.
Он ведь почти загнал его! Пена клочьями слетала с губ выбивающегося из сил зверя и алая кровь сочилась из распоротых о острые сучья плеч и боков... Он спотыкался, как полумертвый, а потом... потом он просто исчез и началось... это...
...Там треснет под неведомо чьей ногой мокрая ветка. Тут истошно пискнет попавшая в капкан чьих-то клыков неосторожная мышь... Там коротко взвоет в отдалении одинокий волк или заунывно-тревожно крукнет над самой головой чернокрылый ворон - известный предвестник всяческого потустороннего зла.
Стоп. Мыши не могут пищать так громко! А волки даже по осени не воют в это время дня... И ветер. Мокрый, пронзительно холодный ветер. Пробирающий пришельца до костей, невзирая на то, что в одежде его нет дыр, да и мех, шерсть, лен и кожа - не самая плохая защита от такой вот внезапной непогоды...
И собаки... Куда, во имя всех святых, подевалась вдруг лучшая в округе свора? Он не видел ее уже... уж едва ли не с тех самых пор, как потерял оленя...
Олень... Стук в ушах... Методичный, глухой, сотрясающий сознание, как при самой тяжелой в мире болезни...
Головокружение... Озноб... Страх...
Образ...
С какого-то момента он стал мерещится человеку едва ли не за каждым кустом, едва ли не у каждого ствола хоть сколь-либо крупного дерева.
...Высокий, статный, идеального сложения зрелый мужчина с намечающимися легкими морщинами на лице. И с непробиваемым, бесстрастным взглядом стальных темно-серых глаз. В длиннющем сером плаще, свисающем с широких, могучих плеч, и с огромными оленьими рогами, венчающими его высоко поднятую голову.
ОХОТНИК.
Пару-тройку раз смертный попытался было пустить в его сторону заметно подуставшего коня, но затем идеально вышколенный жеребец под ним поскользнулся, и с испуганным стоном рухнул в таящуюся под бронзой прелых листьев осеннюю грязь. А, когда вскочил, нервно замотал головой и умчался прочь - в растекающийся меж оголившихся кустов густой промозглый туман.
Тут уже человеку стало не до бравады.
Одинокий, покинутый всеми, на кого он мог бы рассчитывать... Оставшийся один на один с демоном осеннего леса, одной только волей своей сплетающим в жуткий клубок сумрак и морось, ветер и туман, шум в человеческой голове и звуки становящегося враждебным леса. Не двигающимся с места и в то же время находящимся практически везде...
...Он выжил. Он вышел из этого леса, испытав на себе и темноту страшной колдовской ночи, и зыбкую трясину болот, и ускользающие из-под ног древесные корни, казалось бы только для того и созданные, чтобы помочь ему подняться из болота вот на этот самый поросший невесть чем холм.
Но говорят отныне в тех диких местах, что хотя помутившийся рассудок и вернулся к преследовавшему Белого Оленя рыцарю, он не смеет более тронуть даже в своих законных владениях и самого разнесчастного кролика. Потому как вид любого лесного зверя внушает ему непреодолимый ужас. Сердцевиной которого стал для него кошмарный облик хозяина леса.
***
Зыбкое и тревожное урчание далекого рога, словно предвестник чудовищного урагана, разлетается по гулкому предзимью опустевшего леса.
Поземка волшебным арканом вьется по рано подмерзшей ночной дороге.
Пьяно-безумная луна мчится по небосводу, овеваемая клочьями чернильно-серых туч, напоминающих то плащи оголтело летящих по небу всадников, то нищенские лохмотья того, кому не повезло в этот недобрый час вовремя убраться с непредсказуемого пути Дикой Охоты.
...Топот копыт настигает путника словно издалека. И либо заставляет бежать до тех пор, пока несут его ноги, либо - ничком падать на землю и в мыслях своих молить всех богов (законных и проклятых), чтобы смилостивились они над душой человеческой и мимо пронесли страшную напасть.
Однако бегущему не уйти от собак, волков и никогда не устающих всадников - безжалостных серых теней, лишь лаем или свистом стрелы предупреждающих о наносимом ударе, а упавшему - от самого Охотника.
Если заметит, особенно - смотрящим на него, то пусть уж лучше пристрелит. Иначе холод и страх сожмут в тиски обреченное на гибель бешено бьющееся сердце и последним, что увидят человеческие глаза, будет его лицо, словно печать в расширяющихся зрачках ставящее - быть отныне дерзкому одиночке одним из призраков в его разношерстной свите.
Будет умерший-по-воле-Охотника за лошадьми да сбруей смотреть, кушанья готовить, дом своего повелителя обихаживать, напитки да снедь на пирах Тонкого мира разносить. А умершая - так и вовсе еще и возможных гостей того дома улещивать... И отпустит ли их когда суровый хозяин, про то никому никогда в тот смертный миг бывает неведомо...
***
Промозглый, почти зимний туман окутывает невысокие холмы Великого Ардэнна.
Ворон - мудрая птица. Только слушай его звенящий в стылой тишине одинокий клич и придешь туда, куда душе человеческой после смерти тела приходить и принято.
И увидишь на лесной тропе либо путника, либо всадника - могучий рогатый силуэт на неистово белом фоне раннего снега.
Скорее всего он не скажет тебе ни слова. Просто повернется спиной и пойдет или поедет вперед вроде бы своей собственной дорогой. Но ты не сможешь не идти за ним вслед. А, пойдя, рано или поздно увидишь перед собой небольшую пустошь, по центру которой находится рощица, к которой, с какой стороны не подойди, часть деревьев будет казаться тебе воротами, ибо их ветви между собой отчасти переплетены.
И белые волки из свиты Охотника станут тебе спутниками в этой роще.
Но не будет в ней снега, и золотой листвы тоже не будет, а что будет - о том речь пойдет не здесь и не сейчас. Потому как смертным этого до определенного часа знать не надобно.
Позволивший себе проговориться фэйери скажет, что тебя там ждут Вопросы Охотника. Но большего ты и от самого безбашенного болтуна из них не добьешься...