Как армия на марше. Звук, будучи в арьергарде, замыкал спину от взглядов. Шествуя авангардом, он притягивал вгляды к себе.
Когда тени видят звук, то не замечают источника. Увлекаются и входят в ритм, впитывают колебания воздушных волн. Разглядывают, как перекатывается эхо по стенам и бликует в углах под коньками крыш; как ярко вспыхивает и упруго разлетается, щелкая искрами, неистовое стаккато, как сверкает оно грозой или захлебывается, если вдруг потянет низкими тонами - ревущим пламенем сквозняка.
Звук - как и свет - имеет причину и наполняет собой воздух . Он вытесняет тишину. Тишина сжимается от звуков, как тени сжимаются от света. Их природа схожа.
Тени не видят свет, но ощущают и боятся его. Если не спрятаться - то раздавит. Он неволит, придает форму и вытягивает от себя вдоль, отрывает и растаскивает. Поэтому тени вцепляются в предмет или живое и не выпускают. Только когда свет иссякнет, они уходят, потому что могут быть сами по себе. Непринуждаемые больше ничем, они растворяются друг в друге, образуя тьму.
Только в темноте человек свободен от тени.
Они лежали вдоль тротуара, почти не шевелясь - сытые вечерние тени. Сумерки скоро заберут их. И тогда придут другие - беспокойные и суетливые, ночные - которых видно лишь при огне факела или свечи. Похожие на водоросли в ночной реке - колышутся и пропадают во мрак, уходя корнями и сливаясь.
В этом городе не осталось живых. Тени бродят по улицам, раскланиваются и делают покупки. Все это происходит молча, в тишине.
Тени не могут звучать. Все звуки здесь порождены ее каблучками. Если не ограждаться звуком, то тени станут реальностью. Стоит замолчать каблукам, как она окажется заметной, ее втянут и уже не выпустят, сделают одной из всех (шаг немного сбился, но тут же выправился и привычная чеканка понеслась дальше: "цоки-цок").
Девушка идет по пустынной улице. Солнце село, на приземье домов вползает туман (там, где ближе к реке, где низина). Над острыми крышами - двойная луна - бледная (белым) и черная (тенью с длинным хвостом). Когда еще были люди, они называли тот хвост драконом и дали имя Раху.
Девушка идет по городу, не замечая прохожих. Они привыкли и не обижаются, разве какой приезжий спросит, приподнимая бровь: "Что это с ней?", и ему ответят, пожав плечами: "Да всегда такая", и коснутся пальцем виска.
Сотни лет в городе так. Никто не смотрит на нее, не трогает за руку, не предлагает товар и не спрашивает: "как дела?". Чужие давно перевелись. Здесь все идет своим чередом: всходит и заходит луна, волоча за собою хвост Раху; перекрикиваются на окраине петухи да привычно и неглядя сдвигаются прохожие от середины дороги, заслышав стук каблучков:
- Цоки-цоки-цок...
- ...
- Цоки-цоки-ЧАК! - звук прекратился.
Все, кто были там, обернулись. На асфальте сидела девушка, зажав в руках туфлю со сломанным каблуком. Кто-то помог ей встать, поддерживая за локоть, отряхнул юбку, а другой - вызвался проводить домой. Теперь они поженятся и все будет хорошо.
Время идет, как шло веками, в городе, где нет людей. Так же ползет в небесах луна, преследуемая Раху, так же безмолвны тени. Одной сумасшедшей бабой стало меньше.