Падал я недолго: метров с двух. Однако при встрече с землей ушиб таки руку и даже ребра. Все от неожиданности. Шел человек с работы, никого не трогал, вдруг: хлоп! И я приземляюсь в незнакомом месте. Встал, отряхнулся, осматриваю окрестности. Пейзаж типично сибирский: суровый и прекрасный. Вокруг, насколько хватает глаз - холмы, покрытые таежными лесами. Стоит погожий августовский денек. Это правильно. Солнечно, ветер гонит по небу белые облачка. Я нахожусь на берегу широкого озера. Вода прозрачна как слеза. Признаков цивилизации нигде не наблюдается. Идиллия.
Может меня сбило машиной, вылетевшей на тротуар? И тело мое сейчас везут в морг, а я здесь? Все вопросы потом. Достаю телефон: связи нет.
Гляжу: по берегу кто-то торопливо ковыляет ко мне, держась рукой за радикулитную спину.
- Мил человек, извиняй, что я тебя не прямиком в избу забросил, - ему было по-старчески тяжело бежать и говорить, - руки, окаянные, трясутся! Да и не колдовал я так сильно уж триста лет.
Ко мне приблизился малюсенький горбатый старичок. Его почти скрывала крестьянская шапка времен царя Гороха. Шапку и картуз украшали множественные аккуратненькие заплатки, и в-целом он имел очень опрятный вид. Старик носил длинную ухоженную бороду. У него был синий нос, напоминавший перезревшую картофелину и большие кошачьи глаза. Да, да: зеленые, с вертикальными зрачками.
- Кто вы? - спросил я.
- Домовые, мы, звать Ерофей! - старик улыбнулся. - Ну, айда в избу. А то самовар остынет!
Без вопросов я последовал за моим новым знакомым.
Увидев, что меня слегка пошатывает, он пояснил:
- Это от моей ворожбы, сейчас поправим! Хлебнешь чайку травяного и захорошеет.
Росту в нем было - мне по колено.
Шли недолго. Неподалеку в озеро выдавался мысок. На самом его краю росла огромная древняя сосна с мощными широко раскинувшимися корнями. Среди них и притаилась небольшая покосившаяся избушонка.
- Милости просим! - Ерофей мягко подтолкнул меня в колени.
Максимально согнувшись, я протиснулся в дверь. Следом прошмыгнул хозяин. Внутри избушка оказалась просторнее, чем снаружи. Но передвигался я, все равно, пригибаясь. Под потолком обильно висели пучки засушенных трав, корений, ягод и грибов. Они наполняли воздух богатым, пьянящим ароматом лесной щедрости. На скатерти посреди стола отдавал жаром большой самовар.
Хозяин усадил меня на добротную лавку, сам юркнул на резной деревянный стульчик.
Он шустро наполнил крупные кружки дымящимся напитком.
- Лекарь? - хозяин внимательно осмотрел меня.
После нескольких глотков голова моя прояснилась.
- Да. Олег.
Его маленькая мозолистая ручка пожала мои пальцы.
- Ты то, мне и надобен, дружочек.
- Как я сюда попал?
- Я призвал, чарами, - мурлыкнул хозяин. - Не пужайся.
"Телепортация" мелькнуло в моей голове.
- Почему именно меня?
- Нам тут надобен лекарь, - Ерофей развел руками, - чары принесли тебя.
- Разве здесь нет поблизости никакой районной больницы? Вызвали бы оттуда скорую?
Хозяин не понял смысл моих слов:
- Здесь нет ни людей, городов.
- Деревни, села?
Ерофей отрицательно покачал головой.
Голос мой дрогнул:
- Где же мы?
- В тайге.
Голова снова начала кружиться.
- Кому же, здесь нужна моя помощь?
- Нам. Тем, кем сызмальства люди пугают своих детей, рассказывая сказки.
- Нечисти? - произнес я и пожалел.
- Разве в доме моем недостаточно чисто? - Ерофей посмотрел на меня с прищуром. - Чтоб так обзываться?
В избушке было подметено, повсюду аккуратно расставлены сундучки, мешки и горшки. На заправленной кроватке поверх перины лежало три подушки в ярких заплатках. Мерцала печурка, как и положено. Занавесочки на оконцах. Было видно, что порядок здесь любят. Так вот как живет нечистая сила!
- Я вовсе не это имел в виду, - поспешил заверить я хозяина.
- Ладно, - улыбнулся он, - нас действительно так называют. И отношение такое же. Поэтому мы и сторонимся людей.
А в моем мозгу вереницей проплывали образы оборотней, вампиров и многих других, весьма вредных для здоровья существ.
Лицо мое побледнело, и хозяин увидел это.
- Не беспокойся, в сказочках вранья предостатошно, - заверил домовой. - Еще чайку? Или может свежих щей?
Спасибо, я перекусил в кафе, - вырвалось у меня.
Ерофей невозмутимо наполнил наши кружки снова.
- Кто же вы такие? - отважился спросить я.
- Мы очень старые. Всего-то несколько осталось нас. В разные времена мы собрались здесь со всей Руси. Других, наверное, уж нет. - Ерофей побулькал чаем. - Появились мы задолго до людей. Создали нас древние Языческие Боги. Потом пришли люди. Тоже поклонение Языческим Богам стали исповедовать. Жили мы рядом с людьми, делились нашим умением. Ладили, ссорились; чего не бывает промеж соседей? Век людской короток, а потому, плодились они усердно. Тьма их развелась по всей земле. Нас же, ни в кои времена, много-то и не было. И стали люди теснить нашего брата, потому как не понимали, а стало быть, боялись. - Он всхлипнул. - Первыми всех змеев извели, а уж следом до остальных дошел черед.
Домовой весь съежился над своей чашкой. Видно, ему было, что вспомнить.
Я молчал.
- Как уверовала Русь во Христа, стало легче. Люди забыли о Языческих Богах, и те исчезли, а нас, попросту перестали принимать всерьез. Но и наше время уже подошло. Воистину, останутся скоро лишь сказки. И след простынет.
Ерофей поник, с бороды капали слезы. Мне хотелось обнять его, успокоить. Но я не рискнул.
- Слушайте, а как же черти, вампиры, оборотни, привидения всякие? - для меня вопрос стоял весьма живо.
Домовой просиял:
- Это уж вы, люди, сами себе навыдумывали! Промеж нас таких не было.
- Но о них тоже есть сказки, - не унимался я, - значит нельзя исключить их существование?
- Я не видал, - Ерофея отпустила печаль. - Вот лешего знаю: мы с ним уж сто лет, как ежегодно самогонку пьем по первым заморозкам!
- А какой же тогда ваш возраст? - не удержался я.
- Недалече юбилей: тышу размениваю, - домовой гордо расправил плечи, но что-то хрустнуло, и он схватился за спину. - Ох! Дожить бы.
- У вас, видно, ревматоидный артрит, - пояснил я, - еще бы, в таком-то возрасте.
Он смотрел на меня непонимающе, но с-надеждой.
- Не беспокойтесь, уважаемый, медицине это заболевание давно известно, и его лечат.
- Вот за этим, ты, соколик и понадобился, - Ерофей подсел ближе и продолжил. - Наш, с собратьями удел - колдовство. Но мир меняется, и чары теряют свою силу. Люди же избрали науку. Много дивного они построили за последние века. Когда я увидал Паровоз, то натерпелся страху, но понял: сила теперь за наукой.
- Я считаю, что наука и ваша магия - лишь разные грани одной монеты...
- Дослушай! - упредил Ерофей. - Видели мы высоко в небе неведомых птиц, что оставляют за собой долгий белый след. Я, на беду, упросил Ягу поймать одну такую. Во весь опор старуха летела за птицей, но не угналась. Ступу сломала, да и сама чудом не расшиблась об землю. Перво-наперво, по возвращении огрела меня метлой, а после зело ругалась. Но сказала, что птица железная и очень большая, как сам Горыныч.
- Это самолет. Внутри таких люди летают на большие расстояния.
- Ну! - домовой взглянул с недоверием. - А звезды, что сами гуляют ночами в небе?
- Они же. Либо спутники; потом поясню.
- Вот я и столковал, что коли людишки все эти чудеса напридумывали, так уж всякие хвори-болезни врачевать научились, - Ерофей стал мерить комнату мелкими шажками. - Чары-то наши ослабли и уже не помогают как встарь. А жить и в нашем возрасте ой как охота!
Его кошачьи глаза были переполнены надеждой.
- Да, вам надо начать лечение.
- Ну, так лечи! - он аж прикрикнул. - За золотом дело не станет!
Вот все бы так. Однако ситуация складывалась щекотливая.
- Дело в том, что я врач-психиатр, - мягко произнес я, - это тот, кто лечит голову. А вам нужен другой специалист.
Глаза домового нехорошо загорелись.
Обманывать его нельзя, но и отказать совершенно невозможно - хочется вернуться домой. Навыки моей профессии незаменимы при общении: кого только мне не приходилось убеждать в своей правоте.
Я спокойно налил себе чай и выждал паузу. Домовой таки пронзал меня глазами.
- Вам следует меня внимательно выслушать...
И я постарался кратко, но доходчиво, объяснить ему, что представляет из себя современная медицина.
Ерофей задавал множество вопросов и сильно удивлялся ответам. Беседовали долго. Но мое терпенье тренированное.
- Чудно говоришь, - подвел итог хозяин, - выходит нам следует податься к людям.
- А у вас есть возможность перенести сюда, так же как меня, целую больницу?
Ерофей бессильно развел руками.
Помолчали. Домовой напряженно думал, теребя голову. За окном уже опустилась ночь.
- Стало быть: решено, - заявил он, наконец, - отправимся к людям. В путь тронемся, пока стоит лето.
- А меня домой, да?
- Покудова нужда в тебе имеется. Прошу, дружочек, помоги!
- Но меня с работы уволят, за прогулы, - вяло возразил я.
- Платим золотом! - безапелляционно заявил Ерофей.
- Все-то вы на золото меряете...
Домовой заглянул мне в глаза:
- Тебе сколько годков то?
- Тридцать.
- А мне? То-то и оно, выходит, я людей больше знаю. Говорю: золото - всему голова!
Он нарезал большими ломтями каравай хлеба, достал две рюмки и бутыль самогона. Протягивая мне глубокую тарелку горячих щей, сказал:
- Сейчас трапеза, а поутру пойдем всех собирать. Лешего навестим первого.
И подмигнул кошачьим глазом.
Спал я на жесткой скамье, но проснулся бодрым: свежий воздух творит чудеса. Встали затемно. Я пошел умыться на озеро.
- Сильно не плескайся, - крикнул вслед Ерофей, - водяного разбудишь.
Позавтракали плотно. Собрались быстро. Хозяин захватил с собой флягу и торбу. Складывалось впечатление, что у домового все и всегда было приготовлено заранее. Мне он доверил нести заплечный мешок с огромной бутылью самогона. В ней было не меньше пяти литров.
- Без этого, к нему нельзя, - махнул он в сторону леса.
Выйдя из избы, домовой плотно прикрыл дверь, тихо прошептав какие-то слова. Затем он знаком велел не шуметь. Мы обошли вокруг исполинской сосны и встали на уступе. Под нами корни дерева уходили прямо в озеро, образуя нечто вроде уютной заводи.
- Рыба! - истошно завопил Ерофей. - Рыбка моя!
Из воды показалась мощная чешуйчатая рука, затем другая. Между пальцев у них были перепонки. Руки ухватились за корень дерева и вытащили со дна всю тушу. На нас уставилась, моргая, вполне человеческая рожа, одутловатая и заспанная. Только выпученные глаза были скорее лягушачьими, чем людскими.
- Сколь тебе талдычить: не рыба я, а водяной, - ответил он, зевая. - Вот утащу под воду, там рыбам и поясняй, кто ты сам таков!
Голос его казался беззлобным. Водяной был лыс, но налипшие на макушку и лицо водоросли напоминали длинные спутанные волосы и богатые усы.
- Ты бы хоть побрился! - хохотнул Ерофей.
Водяной только махнул рукой. Временами показывался кончик его рыбьего хвоста. Но всю тушу руки не могли вытащить из воды: уж больно огромной была.
- Опять, небось, русалки снились, - не унимался домовой.
- Куда уж там, - остатки сна покинули водяного, и он опечалился, - последнюю видел триста лет назад. Да и не в мои уж годы.
- Не кручинься, Карп, - голос Ерофея стал сочувствующим. - Я, вона, доктора выколдовал: будем решать вопросы нашего здоровья и спокойной старости. Он обещал, что если сейчас вернемся к людям, то нас не обидят, помогут и даже куда-нибудь пристроят. Так?
- Да. Кхм.
Именно об этом и шла вчера беседа за ужином. Но кто я такой, чтобы что-то обещать им? В мире людей все так вариабельно. Были и плохие варианты.
- Боюсь, стал ты умом слабеть, на старости лет, Ерофеюшка, - пробубнил Карп.
Внезапно в воде что-то треснуло и на поверхность поднялось несколько зловонных пузырей.
- Э-э, простите: снова пучит.
Ерофей лишь укоризненно покачал головой.
- Метеоризм, - сумничал я, - вам бы помогла диета.
Герои эпоса уставились на меня. Я важно пояснил:
- Газы, и умеренность в пище. Вообще с вашим весом надо обследоваться.
Накануне Ерофей просил меня изображать шибко ученого, обещая, что не позволит утащить под воду.
- Ишь, привел умника, - фыркнул водяной.
- Наука, - не замедлил с ответом Ерофей, - это тебе не гусляров на дно утаскивать!
- Дельное чего есть? А то меня, вон, сомы на глубину зовут.
Ерофей посерьезнел:
- К концу недели отправляться надо. Я, покудова, соберу соседей, а ты пожитки готовь.
- Но я-то как с вами? - Карп испугался.
- Придумаем, чай не впервой, - Ерофей подмигнул другу. И уже обращаясь ко мне, - а, что, доктор, пользует нынешняя медицина рыбий жир? У нас тут целая бочка припасена!
Водяной вяло брызнул нам вслед и скрылся.
Едва отошли от берега, как Ерофей схватился за спину.
- Сковало всего, - стонал он, - наверное, водяной нашептал чего вдогонку. Шутки то он не часто понимает.
- У вас ведь и раньше спина болела? - осведомился я.
- Лет пятьдесят уж почитай каждый день прихватывает.
- Утром пошевелиться трудно, а к вечеру понемногу расходитесь, так?
- Истинно, - выдохнул Ерофей.
- Это не водяной. Вам надо лечиться, а то совсем двигаться не сможете.
В сумке у меня всегда была таблетка диклофенака, на случай, если заболит травмированное колено - память о спортивной юности. Порывшись, я нашел искомое, достал таблетку из фольги и протянул домовому.
- Что енто? - удивился он. - Не отрава?
- Лекарство. Должно помочь. Нужно только запить водой.
- Навсегда недуг излечит?
- Нет до завтра.
- А как же я потом?
Я успокоил:
- Там куда мы собираемся, этого добра навалом.
Ерофей сначала понюхал таблетку, затем лизнул, а уж потом проглотил. Обильно запил из фляги. Потом он замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
- Магия тоже всегда сразу действует? - спросил я иронично. - Дальше идем?
Не успели мы войти в лес, как он стал густым и непролазным. Нам приходилось огибать стволы вековых елей, перелазить через поваленные мертвые деревья и все время уклоняться от сучьев. Здесь так часто росли деревья, что казалось, будто они сжимаются вокруг нас. Ни намека на тропинки, хотя о чем я? Это была суровая не знавшая человека тайга. Ерофею было легче, чем мне: рост позволял ему, не уклоняясь, проходить под нижними ветвями елей. Поэтому он важно семенил спереди. Ну и ладно, я все равно не знал дорогу. Лишь бы не оставил меня здесь.
В какой-то момент Ерофей остановился и довольно крякнул.
- Помогло твое врачевание, - он был очень впечатлен, - я так бодро лет двести не вышагивал!
В моей руке мигом очутилась большая старинная золотая монета. Судя по году - Екатерининских времен.
- Не стоит, - смутился я, пытаясь вернуть монету, - я же от души!
- Так и я, от нее же, - мурлыкнул Ерофей, закрывая мою ладонь с монетой.
- Возьму ее на память, - пояснил я, - потому, что старинная.
Кстати, возрасту вопреки, монета была в отличном состоянии. Видно сказки не врут, что нечисть бережно хранит свое золото, периодически доставая, пересчитывая и протирая. Они наверно немало золота накопили, за столетия то; подумал я шагая. Если правильно поставить процесс лечения на коммерческую основу... Стоп. Вот так в людях и вспыхивает алчность при виде золота. Но ведь ты не такой. Ты поможешь им потому, что порядочный человек. Ведь ты - врач. И это правильно помогать тем, кто ждет этого от тебя: людям и даже нечисти. Да: сказал я себе. И стало даже легче шагать.
Я поймал внимательный взгляд Ерофея. Он словно пытался прочесть мои мысли. Видно так нечисть и проверяет человека золотом. Домовой широко улыбнулся: каким-то чутьем он понял, что при виде монеты меня не начала разъедать жадность.
Я почти уверен, что даже нечисть не умеет читать мысли. Впрочем, психологом может стать каждый.
А путь не становился легче. Землю покрывала мягкая подушка из опавших иголок и шишек, но повсеместно валялись и отломленные ветки с острыми сучьями. Я довольно отметил свою привычку выбирать удобную, а не модную обувь. В лакированных туфельках здесь не пройти и ста шагов, а мои туристические кроссовки справлялись.
Дорога меж тем шла в гору. А Ерофей, словно не чувствовал усталости. Я не переставал удивляться энергичности этого коротышки. Некоторые люди уже к сорока полные развалины, а этот, в его-то годы!
В полдень мы немного передохнули. На привале Ерофей угощал пирогами с грибами и с брусникой. Фляга домового оказалась волшебной: по моим расчетам вода в ней должна была закончиться трижды, а мы все пили.
Целью нашего пути была вершина высокого холма. Или маленькой горы? Место было относительно пологим и густо заросшим. Прибыли мы далеко за полдень. Я с-трудом стоял на ногах, а легкие просто горели. Мой спутник держался бодрячком. И это ему была нужна таблетка?
- Валерьян! Валерья-ан! - стал звать домовой.
Тишина.
Он обежал вокруг с криками. Тот же эффект.
К этому времени я смог отдышаться.
- Здесь он, я точно чую, - домовой имел в виду вовсе не обоняние.
Стали ходить, приглядываться.
- Вот он! - Ерофей указал мне вперед.
- Где? - я видел только могучие ели.
- А ты, слушай.
Тишина. Ветер в кронах. Ого! Храп. Откуда-то сверху доносился храп и посапывание.
Мы приблизились: звуки усилились. Подошли еще, храп уже бил в уши, но я никого не видел. Ерофей захихикал. И тут я понял: прямо надо мной возвышалась могучая ель, в отличие от остальных она медленно раскачивалась и храпела! У этой ели был не один, а два ствола.
- Это он спит стоя? - изумился я.
- А видел ты леших, спящих лежа? - улыбнулся Ерофей.
Он стал нарезать круги вокруг ели, дергая за нижние ветки, и истошно крича:
- Валерррь-я-аан!
Наконец, сверху гулко донеслось:
- Кого? Чиво?
- Принимай, Валерьянушка, гостей, да смотри случайно не прибей, - прикрикнул домовой. - Ерофей это, да со мной человек один, его тоже не обижай!
- Э-э?
Огромная ель, треща, наклонилась к нам. Ближе к верхушке, среди коротких ветвей, открылись два красных пульсирующих глаза. От лешего исходили волны векового перегара.
Ерофей запричитал:
- Завсегда он так: напьется, неделю по лесу шарашится; шумит, зверей гоняет, а опосля дрыхнет месяц. Сущий леший.
Валерьян высунул из веток две длинные сучковатые лапищи и принялся мять свою макушку.
- Что, худо? - Ерофей был сама участливость. - Болит, чего?
- Худо, - леший обдал новой волной перегара.
- А, что худо-то?
- Самогону нет.
- А здоровье, здоровьишко-то есть?
- Нет самогону - нет здоровья! - мрачно изрек леший.
- Быть то как, касатик? - надрывался Ерофей.
- К Яге пойду, - леший застонал, и посыпалась старая хвоя, - опять на огород пошлет, либо по лесу, с порученьями. Только бы Избе ноги мыть не заставляла. Хоть бы раз, ведьма, за так налила. Шиш!
- Души твоей тонкой она не чует, - ерничал домовой.
- А вам чего надобно? - внезапно рыкнул Валерьян.
- Так мы с тем и пришли, чтоб ты, сердечный, на Ягу не надрывался, - торжествовал Ерофей, - самогон принесли. Откушаешь?
Я протянул изрядно обременявшую меня бутыль лешему. Изумительно резво, но бережно он выхватил ее огромными лапищами.
- Чур, не буянить! - крикнул вслед Ерофей.
Леший выпрямился, и послышались долгие, мощные глотки. Пил он, не торопясь, со вкусом.
- Хорош. Как первый дождь весной! - Валерьян довольно вернул изрядно опустевшую бутыль.
Пришлось и нам выпить. Самогон был адской крепости, но обладал мягким цветочным вкусом. Ерофей достал из торбы разнообразных пирогов.
- А, ему? - указал я на лешего.
- Он не закусывает, леший же, - авторитетно пояснил Ерофей. - Ты кушай, давай, у меня там еще кулебяки напечены!
Торба у домового тоже оказалась бездонной. Волшебство, да и только!
- Как же мы, такие, назад пойдем? - спросил я, внезапно хмелея.
- А и не пойдем, - прямо мяукнул Ерофей, - нас леший понесет. Чай зазря мы его поили?
Валерьян, между тем, стоял строго выпрямившись и закрыв глаза. Все его иголочки мелко дрожали. Он явно балдел.
Мы с домовым выпили еще, и он приступил к делу.
- Ждет нас долгий путь, Валерьянушка. Мечта твоя сбудется сокровенная!
- Кака?
- Города узреть хотел? Пришел час.
Ерофей пустил слезу, обращаясь ко мне:
- Он ведь у нас самый малый: пятьсот лет, не старше. Людей, почитай и не видывал. Вот и взбрендило ему в городе побывать. Там, мол, дома каменные, огни.
- Романтик, - отозвался я.
- Тому назад девяносто лет, вышли из леса пять казаков. По мне - так сущие разбойники, почище Емельки Пугачева, - голос хмельного Ерофея звучал мягко, мелодично. - Молвили, что схорониться им надо от каких-то "красных". Наше дело - сторона. Я их принял, накормил. А они золото мое забрали; меня чудом жизни не лишили! Еще, злодеи, требовали путь-дорогу сказывать. Ну, я уж им дороженьку указал: напрямую к лешему.
- Ну и, что же? - я был заинтригован.
Ерофей неспешно глотнул из бутылки и вытер бороду.
- Золото мне леший на второй день вернул. А казацкие черепа год Кощею на самогон менял.
Я невольно сглотнул: таежная романтика.
- Стало быть Валерьяна одного я не оставлю, - пояснил домовой, - хоть здоров, а с нами отправиться.
- Каким образом? - неожиданно спросил сверху леший.
- Не твоего ума дело, - отрезал Ерофей и скомандовал, - к Яге!
Едва мы собрали сумки, как леший подхватил нас каждого в руку, и послушно зашагал.
Ощущения были непередаваемые. Я сидел среди широких крепких сучковатых пальцев лешего: как в корзине детской качели. Справа также несли Ерофея. Леший поочередно, медленно отрывал от земли ноги и делал широченный шаг. Несмотря на ощутимую качку меня не мутило. Поездка напоминала канатную дорогу: мы словно плыли на уровне верхушек деревьев. Надо ли упоминать об открывшихся видах?
- Если хотите, - обратился я негромко к Ерофею, - можно будет полечить его от алкогольной зависимости.
К жилищу Бабы Яги мы вышли уже в сумерках. Устроилась она в живописном месте, на высоком берегу того самого озера, почти напротив домика Ерофея. Все оказалось совершенно не так, как в фильмах, которыми нас пичкали с-детства. Изба была большой, просторной, аккуратной, с резным оформлением окон и крыши. Имелось широкое просторное крыльцо, с видом на озеро. Главное: Изба стояла на земле. Вокруг простирался большой огород с широкими, мощеными камнем тропинками, и аккуратными грядками.
- Это ей звери обделывают, - прошептал Ерофей, - особенно медведи усердствуют: она их вареньем кормит.
Возле крыльца были разбиты две клумбы полные цветов.
Мы подошли к дому: в окнах темно. Леший опустил нас на землю и тихонько постучал в дверь. Тишина.
Теперь аккуратно постучал Ерофей:
- Матушка, открой!
- У меня болит голова! - донесся мощный женский голос изнутри.
- Голубушка, мы по важному делу! - лепетал домовой.
- Проваливайте восвояси!
Изба плавно поднялась над землей и, развернувшись на огромных, толщиной с дуб, куриных ножищах, опустилась. Теперь к нам была обращена ее тыловая часть. Мы вынуждены были обойти дом.
Ерофей снова постучал:
- Открой, я гостя привел, неудобно ведь!
- А удобно тебе, старый хрыч, что я ступу по твоей прихоти сломала? Давеча пыталась я в ушате для стирки летать: о ближайшую сосну и расшиблась. Теперь головой болею.
Меня распирало от смеха, но сдержался: профессиональное качество.
Тем временем, изба приподнялась снова и попыталась лягнуть ногой кого-нибудь из нас. Однако опытный леший помешал ей: он нанес мощный боковой удар в правую стену. Изба заметно качнулась и осела на землю.
- Хулиганить вздумали! - гневно завопила Яга.
- Хгм! Мадам, - вступил в дело я, - для меня будет честью излечить вашу головную боль.
В избе задумались. Через миг дверь открылась и на пороге застыла грузная фигура.
- Кто таков будешь?
- Доктор. Прибыл в ваши края для решения вопросов здоровья местных обитателей.
И вот, спустя несколько минут, мы с Ерофеем и Ягой сидим за накрытым столом. Леший застыл снаружи, смотря на нашу компанию через открытое окно.
На столе пыхтит самовар, в вазочках разное варенье, на блюдах рыбные, мясные и ягодные пироги, кругом всевозможные калачи-баранки. Конечно, в рюмочки налит самогон. Все это на шикарной скатерти.
А почему? Немного участия, комплименты в-масть, и две таблетки анальгина. Все: и голова не болит, и гостям рады. Даже лешему хозяйка поднесла ковш самогона.
Предо мной сидит Баба Яга: женщина ухоженная, исключительно за собой следящая. Она напоминает купчиху пьющую чай, с той самой, известной картины. Только, весьма бальзаковского возраста. Волосы крашены в вороной цвет, на лице полный макияж, в ушах богатые серьги, на шее ожерелье, на запястьях браслеты, а пальцы в огромных перстнях. Дама она весьма полная, с белой кожей и ровными красивыми зубами. Несмотря на возраст, носит открытое декольте. Плечи покрыты шалью, а на голове алый платок повязан маленьким узлом вперед. Этакая винтажная модница на пенсии.
- Ой, вы знаете, ведь у меня припасена рябиновая настоечка, - кокетничает Яга, - по-рюмашечке? Правда, я с нее так хмелею!