Аннотация: Опубликован в альманахе новгородской писательской организации "Вече" . Сказка о "Раммштайн" в духе Шарля де Костера.
Немного хорошей рекламы никогда не повредит. Вот ссылки на ролики - самодельные клипы на песни Раммштайн, видеоряд из игры "Ведьмак". Как-то очень удачно одно к другому легло...
И Тиль ушел... распевая свою новую песню. Но никто не знает, когда он спел последнюю.
Легенда об Уленшпигеле. Шарль де Костер.
Тиль возвращался домой, довольный и слегка навеселе. Лифт не работал, и ему пришлось пойти наверх пешком. Не пройдя и двух пролетов, Тиль услышал неистовый грохот тяжелого рока и узнал голос Оззи Озборна. Сам Тиль не понимал по-английски, но Рихард перевел один из куплетов этой песни так: "Никто его не хотел, все только отворачивались, никто не помог - и теперь пришло время его мести". Впрочем, безысходность и ярость, звучавшие в песне, были ясны и без перевода. Тиль понял, что Кристоф дома, и притом не в самом лучшем настроении. Скорее всего, пьяный. Тиль остановился, раздумывая, не сходить ли ему - неожиданно - в гости к Кристиану с Оливером. У него было слишком хорошее настроение, чтобы общаться с пьяным Кристофом.
Музыка стихла. Тиль чуть качнулся на носках и уже повернулся, чтобы уйти, но тут услышал вступление к "Цыганке", любимой песне Рихарда из Блэк Сэбэт. Похоже, Рихард был дома. Тиль зашагал вверх, тихонько подпевая. "Надо бы вытащить руки из карманов куртки, чтобы успеть выставить их вперед, если споткнусь", лениво подумал он. Словно в ответ на мысли Тиля, его слегка повело в сторону, когда он решил перешагнуть две ступеньки разом.
Тиль увидел три темных силуэта и поспешно сел прямо на землю у обочины дороги. Он скрючил ногу, чтобы сойти за калеку, положил на колени шляпу для подаяния и вытащил четки. Уленшпигель давно не был у мессы, но молитвы еще помнил. Он тихонько загнусавил себе под нос, перебирая четки. Тиль слышал, как тихонько сопит Ламме в кустах, как тихо плещутся о берег волны Мааса. Путники остановились перед ним - ногами Уленшпигель загородил всю тропинку. Тиль проворно протянул им шляпу и заканючил:
- Подайте грошик, милостивые государи! Вечно за вас буду бога молить! Здесь народ черствый, никто не пожалеет несчастного калеку!
- У нас у самих денег в обрез, дай бог, чтобы на дорогу хватило, - воинственно сказал низкорослый проповедник. Он попытался переступить через ползающего перед ним Уленшпигеля, но не тут-то было - Тиль проворно схватил его за ноги. - С утра маковой росинки во рту не было.
Тиль заметил, однако, что у голодающих путников животики круглые, как у женщины на исходе беременности.
- Плохое ты выбрал место, чтобы просить подаяния, - добавил высокий проповедник. - Только благословить тебя можем.
- И то дело, - согласился Уленшпигель, вставая на колени.
Проповедник ленивым жестом благословил его. Тиль будто нечаянно ударил его головой в пузо. Монетки с веселым звоном посыпались на тропинку.
- Господь сотворил чудо! - воскликнул не растерявшийся проповедник, надеясь, что Тиль наклонится за монетами. Но Уленшпигель видел в глазах его свою смерть, а рука проповедника под плащом тянулась к мечу.
Тиль поднялся на ноги.
- Стальной ветер нынче сменил свое направление, - сказал Уленшпигель спокойно. - Он подует не на принца Оранского, а на вас!
Тиль вытащил меч.
- Черт возьми, нас предали! - воскликнул высокий проповедник. - Бей гёза!
Все трое бросились на него, размахивая мечами. Тиль вступил в схватку. Однако ж он все время пятился к кустарнику, и когда расстояние, по его расчету, стало меньше аркебузного выстрела, Уленшпигель крикнул:
- Давай, Ламме!
И сам упал на колени, чтобы открыть линию огня.
Из кустов раздался выстрел. Высокий проповедник упал лицом вниз, а второй выстрел свалил другого проповедника. Кашляя от порохового дыма, Тиль бросился на оставшегося в живых. Но тот, на его горе, оказался опытным бойцом и сразу ранил Уленшпигеля в голову и ногу. Кровь заливала Тилю глаза и мешала видеть, а из-за раненной ноги он едва успевал уворачиваться от выпадов противника. Фальшивый проповедник, видимо, пришел в ярость из-за гибели друзей и твердо решил уложить Уленшпигеля до того, как Ламме успеет перезарядить аркебузу. И у него были все шансы для этого. Ламме увидел, что Тиль ранен, и от волнения просыпал половину пороха. Уленшпигель отскочил, отер левой рукой кровь с лица. Перед глазами поплыли черные точки от слабости.
Вонь из котла совершенно забивала запах сушеных трав, который так понравился Неле, когда она приходила в пещеру колдуньи в первый раз. Варево, к тому же, громко булькало, и по звуку это очень напоминало, как будто кто-то пускает ветра.
Девушка развязала мешок и отвела взгляд. На гладкой красной коже черепа отсутствовали волосы, а лицо покойницы было синим. Колдунья за ухо вытащила голову из мешка и придирчиво осмотрела добычу.
- Ты уверена? - спросила старуха. - Ты понимаешь, что пока кольцо у него, он сможет вернуться в свой мир?
Неле кивнула.
Старуха сняла крышку с котла. Варево оказалось тошнотворного желто-коричневого цвета. Неле увидела огромный белый пузырь, поднимающийся со дна. Достигнув поверхности, он лопнул с ужасающим звуком.
При виде пляжных грибков, полузанесенных снегом, к горлу подступал комок. Рихард отвернулся и стал смотреть, как пологие волны накатываются на заснеженный пляж. Он впервые был на Брайтон Бич, и Рихарда сводило с ума ощущение, что все это он уже когда-то видел.
Женщина поморщилась и отпустила его руку. В магическом кристалле, лежавшем на скамейке рядом с ней, вспыхнули и пропали зеленые зигзаги, запахло озоном.
- Мне не нравятся твои мысли, - сказала женщина, кутаясь в цветастый платок.
- А плата - нравится тебе? - сказал Рихард холодно.
Она усмехнулась. В серых глазах женщины метнулись зеленые огненные искры.
- Это вы в точку попали, господин хороший, - сказала она и протянула руку к его груди. Но Рихард остановил ее.
- На что это будет похоже? - спросил он.
Женщина насмешливо надула губки, но все еже ответила:
- На башни, которых уже нет. Для тех, кто никогда их не видел, пейзаж кажется красивым. Но те, кто знают, что башни там были, каждый раз при виде пустоты в небе испытывают глухое беспокойство и тоску... Я понятно объясняю?
- О да, - сказал Рихард.
- Ты уверен? - спросила она. - Ты понимаешь, что перестанешь быть человеком?
Он кивнул. Женщина порылась в кармане плаща, ища подходящий предмет, и выудила оттуда перстень. В янтаре застыла маленькая муха, но коричневая завитушка в желтизне имела слишком безупречную форму для того, чтобы камень был настоящим.
Ветер усиливался, волны сильнее бились о берег. Их рокот становился все громче.
Женщина пристально посмотрела на Рихарда. Затем засунула руку в грудь, резко повернула там - Рихард даже не вскрикнул - и вытащила что-то кровавое, сочащееся. Ведьма разжала руку, и янтарь вспыхнул ослепительным, нездешним светом, а кровавый комок исчез.
Ветер взвыл над пустынным пляжем.
Его сильно мотнуло вперед, и Тиль испытал унизительное чувство беспомощности, отсутствия власти над своим телом. Он подумал, что последняя кружка пива была лишняя. Тиль поспешно выдрал руки из карманов. Стены заплясали перед его глазами, а музыка вдруг пошла вкривь и вкось. Озборн завопил как человек, попавший в руки неумелому гестаповцу. Прежде чем выставленные руки Тиля уперлись в ступеньку, он ощутил такой удар по затылку, что у него искры брызнули из глаз...
Ламме выстрелил в третий раз. Раздался оглушительный грохот, белое пламя полоснуло по глазам, и он на миг ослеп. Ламме подумал, что аркебуза взорвалась в его руках, и удивился тому, что еще жив и не чувствует боли. Он ощутил неприятное чувство, нечто вроде мозговой щекотки, но это быстро прошло. Да и зрение вернулось к Ламме, и первое, что он увидел, была целехонькая аркебуза в его руках. Ствол еще слегка дымился. "Значит, я все-таки выстрелил", подумал Ламме. Он выглянул на тропинку.
Последний наемный убийца корчился в предсмертных судорогах, оставляя на траве алый след. Рядом с ним совершенно неподвижно лежал Уленшпигель, и лицо его было залито кровью, а из бедра хлестало, как из бутылки с шампанским, если ее хорошо встряхнуть. Ламме подскочил к другу с проворством, неожиданным для своих размеров.
- Тиль! - закричал он. - Тиль!
Уленшпигель слабым голосом выругался по-немецки.
- На каком хочешь языке говори, милый друг мой, - воскликнул Ламме, стягивая с себя рубаху и разрывая ее на длинные полосы. - Только не молчи!
Он спустился к Маасу и зачерпнул воды из реки, затем промыл раны Тиля и полез в котомку за бальзамом. Уленшпигель только стонал. Ламме так спешил, что уронил в грязь полпалки чудной копченой колбасы, которую приберегал на черный день, но даже не заметил этого.
- Как холодно, - пробормотал Ламме, а Тиль ответил:
- Это у тебя от страха, с таким слоем жира ты голый не замерзнешь и зимой.
- Ты не умрешь, - сказал Ламме радостно. - Ты снова язвишь!
Он натянул на голое тело куртку и стал мазать раны Тиля бальзамом. Тот заорал таким дурным голосом, что в ответ заревел спрятанный в кустах осел.
- Да кто ты такой? - пробормотал Уленшпигель, вяло отбиваясь.
- Это я, Уленшпигель, я, твой друг Ламме! Ну, улыбнись же! Стальной ветер уже не подует на принца, и все благодаря нам с тобой, - ответил Ламме, перевязывая голову Тилю.
- Я рад, - сказал Уленшпигель нетвердым голосом.
- Сейчас я проверю в животах убийц. Ты уже вытряс оттуда немало симпатичных монеток! Там должно быть еще!
Ламме оставил Тиля и быстро обыскал убитых.
- Тут и каролю, и флорины, и daelder'ы, и патары, - воскликнул он. - Просто золотые кишки у нищих проповедников! Теперь мы с тобой разбогатели. Больше трехсот каролю на двоих. А, вот письма!
Ламме спрятал бумаги в своей куртке, где у него был потайной карман. Кряхтя, он перетаскал тела наемных убийц и одного за другим сбросил в узкую расселину. Туда отправилось и их оружие, а из одежды Ламме взял только тот плащ, который меньше всего испачкался кровью.
Уленшпигель же тем временем встал и оглядывался по сторонам с видом только что проснувшегося человека.
- Это бальзам мужества, - вычурно ответил Ламме и протянул другу плащ.
Он помог Тилю взобраться на осла. В небе, уже почуяв добычу, закаркали вороны.
- Надо убираться отсюда, - сказал Ламме, глядя, как черные птицы кружат над расселиной, куда он спрятал мертвецов. Пошел мокрый снег, смывая кровь с тропинки. Тиль посмотрел на реку, серую реку под стальным зимним небом, и спросил:
- Что это за река?
- Маас, - удивился Ламме.
- Я так и подумал, - пробормотал Тиль. - И куда мы теперь?
- В Гюи, - ответил Ламме.
Они тронулись в путь.
- А какие города еще тут рядом есть? - спросил Уленшпигель.
- Маастрихт.
Тиль присвистнул и сказал:
- Так это Нидерланды!
- Фландрия, - мягко поправил его Ламме.
- Скажи мне еще раз, как меня зовут.
- Ты - Тиль Клаас Уленшпигель, - ответил Ламме, тревожно поглядывая на друга.
Вид у Уленшпигеля сделался обалделый, и он замолчал.
- Видать, тебя все же выстрелом задело, - сокрушенно сказал Ламме. - Как у меня это получилось, ума не приложу. Я, наверно, слишком много пороху насыпал...
- Сдуру можно и член сломать, - заметил Тиль. - Слушай, ты во мне ничего не замечаешь? Ну, может, я ростом выше стал, или глаза посветлели?
Ламме снова ощутил неприятный зуд в мозгу, но это мимолетное чувство тут же исчезло. Он засмеялся и сказал:
- Не переживай. Я слышал, такое бывает, но проходит потом.
- Не думаю, - сказал Тиль мрачно.
Война, в гуще которой Тиль так неожиданно оказался, велась под религиозными лозунгами, смысл которых оставался для него темен. Но суть он понял быстро - это была война освободительная, фламандцы против испанцев, и Тиль, к своей радости, оказался на стороне первых. Воевать на стороне оккупантов он бы не смог. Уленшпигель, за которого теперь все принимали Тиля, являлся разведчиком и вербовщиком солдат для армии принца Оранского. Тиль помнил все явки и пароли и, что удивляло его намного сильнее, свободно говорил по-фламандски. Так же он обнаружил, что умеет ездить на осле, лихо дерется мечом и ничуть не отстает от Ламме в искусстве делать полные кружки пустыми - хотя до сих пор в арсенале умений Тиля числилось только последнее. И Тиль решил продолжить заниматься тем же, что и его тезка, до тех пор, пока не осмотрится хорошенько и не найдет способа покинуть театр военных действий, а еще лучше - вернуться назад, в конец двадцатого века. Хотя он еще не имел ни малейшего представления, как это сделать. Все окружающее казалось Тилю нелепым и до странности запутанным сном, который имел одну неприятную особенность - он все никак не кончался. В Гюи им с Ламме довелось присутствовать при казни сразу двадцати человек, одной большой семьи лютеран, на которой людей подожгли не дровами, а порохом. Когда Тиль увидел это, он окончательно понял, что твердые руки хирурга, вид на замызганный кафель и добрый голос, который сообщит ему, что это всего лишь небольшое сотрясение мозга - несбыточная мечта. Кто-то закричал в огне от невыносимой боли, и Тиля вырвало.
- Кому это выгодно? - спросил он, обтирая рот.
- Королю и инквизиции, - ответил Ламме. - Они наследуют за казненными.
- А кто выполняет их приказы?
- Герцог Альба, - сказал Ламме. - Говорят, он сам придумал несколько новых пыток, за что получил орден от инквизиции, а от людей - прозвище "Черный".
Раны на голове и бедре Тиля вскоре зажили, и они направились в Ладен. Друзья хотели подобраться как можно ближе к Маастрихту, оккупированному испанскими войсками. В Ладене их приняли очень радушно. Хозяин пригородной усадьбы, Томас Утенгове, усадил гостей за стол, едва услышав пение жаворонка. Пока они ели, Томас рассказал, что многие крестьяне хотят небольшими группами пробраться в Брюгге и оттуда - к принцу Оранскому. Тиль похвалил его за рвение и сказал задумчиво:
- Но как же нам попасть в Маастрихт? Стяги и знамена конницы кровавого герцога пестреют в полях вместо цветов.
Ганс, сын Томаса, налил Тилю пива. Тиль обратил внимание, что сын хозяина просто удручающе хорош собой.
- Как это у вас получается, хозяин, такое душистое, сочное и нежное мясо? - угрызая толстую кровяную колбасу, спросил Ламме.
- А мы кладем туда корицы и майорану, - отвечал Томас и обратился к Уленшпигелю: - Не знаю, чем и помочь тебе, Тиль. Увидев двух путников, солдаты сразу примут вас за шпионов. Не помогут и паспорта, подписанные герцогом. Вы смогли бы проскочить незаметно только в большой компании, но как же быть? Альба своим указом запретил собираться в компании больше трех человек, а чтобы покинуть свою деревню, нужно иметь разрешение. Сейчас ведь военное время, и герцог считает, что нечего нам шататься по дорогам без дела.
- А в каком случае дают такое разрешение? - спросил Тиль и отхлебнул из кружки.
- О, только в самом серьезном. Только при похоронах или в случае свадебного путешествия.
- А это мысль, - сказал Ламме. Он уже доел колбасу и хрустел печеньем. - Похороны - это неподъемное дело, где же нам взять труп? Женись, Тиль!
- Послушай, Ламме, - пробормотал ошарашенный Тиль. - Может быть, любовь - это тоже война, но меня еще рано списывать в запас!
- Этот брак не будет для тебя иметь никакого значения, - заметил Ламме. - Ведь свидетельство будет выдано папистом-инквизитором.
- Сам и женись тогда, - сказал Тиль.
- Так я ведь уже женат, - со вздохом сказал Ламме.
- Этот брак оказался пустым звуком для твоей жены, а уж для тебя и вовсе не должен иметь никакого значения, - прищурясь, сказал Тиль. - Ведь вы венчались в католической церкви, я полагаю? И свидетельство вам выдал папист-инквизитор?
Ламме поперхнулся печеньем, закашлялся так, что на глазах его выступили слезы.
- Не кощунствуй, - сказал Ламме, и тут у него задрожали и губы. Тиль с ужасом понял, что Ламме сейчас расплачется. В конце концов, Ламме на первых порах был для Тиля что поводырь для слепого. К тому же этот вечно голодный толстяк был его единственным другом здесь.
- Я люблю ее, - с трудом закончил Ламме.
Томас молчал и переводил взгляд с одного на другого, опасаясь, что своим вмешательством в беседу он только все испортит.
- Ну хорошо, - сказал Тиль.
- Вот и славно! - обрадовался Ламме, и продолжал, все сильнее воодушевляясь и размахивая печеньем, от которого он не забывал, однако же, откусывать. - И мы отправимся в свадебное путешествие. В одну повозку впряжем пару лошадей Томаса; а в другую - пару наших ослов. В первую сядете вы с женой, я и свидетели, во вторую - барабанщики, дудочники и свирельщики. А затем под веселыми свадебными знаменами, барабаня, горланя, распевая, выпивая, мы помчимся по большой дороге, и дорога эта приведет нас либо на виселицу, если трюк раскроют, либо к свободе.
- Не так быстро, - сказал Тиль. - Где я возьму жену? Да и не на всю жизнь, а только на неделю?
- Ну, зная твою славу, наши парни побоятся дать тебе в невесты красивую девушку, а дурнушку ты ведь сам не возьмешь, - сказал Томас.
- Мою славу? - переспросил Тиль.
- Ой, ладно скромничать, Уленшпигель, - сказал Ганс. - Все знают, что ты не пропустил ни одной юбки от Дамме до самого Рима... Вот скажи мне, что девушки находят в таких, как ты? Самые красивые притом! Ты ведь страшный, как смертный грех! Медом у вас, что ли, кое-что намазано?
- Так ведь противоположности сходятся, - не растерявшись, ответил Тиль.
Ганс наморщился:
- Да ты философ!
После чего вышел из горницы, а отец его сказал:
- Не сердись на него, Уленшпигель. Его невеста, Таннекин, сбежала недавно с немецким ландскнехтом, который имел наружность еще менее привлекательную, чем ты.
- Давайте вернемся к нашим делам, - сказал Тиль.
Томас задумчиво почесал за ухом.
- Знаете что? Сходите-ка к сироте, что живет на окраине города. Она недавно появилась в наших краях, очень милая и добрая девушка. Всем нашим она отказала, говорит, что с тех пор, как паписты сожгли ее мать, ходит по свету и ищет своего жениха. Я же, если нужно, могу предоставить и четыре повозки, так мы провезем человек двадцать пять, а то и больше.
- Герцога обведем вокруг пальца, а флот принца пополнится храбрыми воинами! - воскликнул Ламме.
Тиль не разделял его энтузиазма, но все-таки встал и они пошли к сироте. Домик, в котором она жила, и впрямь оказался на самом краю города, и за время пути Тиль окончательно разуверился в успехе их предприятия. Они постучали, и дверь открыла красивая девушка. У Тиля захватило дух; он сразу понял, что такая девушка не станет его женой даже и на неделю. Она улыбнулась им, да так приветливо и ласково, что даже Ламме разулыбался с дурацким видом. Тиль опустил глаза, и, глядя на ее аккуратные башмачки, тихим и ровным голосом объяснил свое дело.
- Этот брак не будет иметь никакой силы, - повторил он под конец слова Ламме. - Потому что свидетельство будет подписано католическим священником. Я же обещаю, что вам не придется рисковать своей честью в этом путешествии.
Девушка молчала. Тиль посмотрел на нее и увидел, что в глазах ее блестят слёзы.
- Значит, вам это нужно только чтобы обмануть герцога? - спросила девушка.
- Клянусь, только для этого, - сказал Тиль со всей серьезностью.
Ламме как-то странно крякнул, а девушка ударила Тиля по лицу и убежала в дом, заливаясь слезами.
- Да, сильно тебя тогда по голове долбануло, - сокрушенно сказал Ламме, пока Тиль потирал ушибленную щеку. - А я-то думал, что все уже прошло... Ты что наделал? Это же Неле!
- Я еще никогда не слышал, чтобы человек так богохульствовал, - пробормотал пораженный Ламме. - А ведь я уже давно с тобой мотаюсь.
Тиль хмуро посмотрел на него и сказал:
- Ладно, пойдем к старосте. Пусть найдет мне какую-нибудь дурнушку.
Ламме очень удивился, но перечить не стал. Когда они уже отошли от дома шагов на пятнадцать, из него вышла Неле. Ламме схватил Тиля за рукав, и они остановились.
- Я согласна, Тиль, - мокрым от слез голосом сказала Неле.
Тиль улыбнулся и сказал:
- Вот и очень хорошо.
Пока они шли к Томасу, Тиль молчал. Ламме спросил Неле, что случилось с Катлиной, ее матерью. И Неле рассказала, что в Даме приехал новый инквизитор, и кто-то, желая выслужиться перед ним, донес на ее мать, будто она - ведьма, а еще укрывает у себя Уленшпигеля, сына еретика, который шпионит для герцога Оранского. Поскольку Катлина уже один раз попадала под подозрение в ведовстве, суд был к ней беспощаден. А Тиля они, ясно дело, не нашли в ее доме, что еще сильнее распалило гнев судей. После того, как мать казнили, Неле перебралась сначала в Брюгге, а потом сюда. Она рассказывала об этом очень спокойно, и глаза ее были сухими. Добродушное лицо Ламме же обезобразила безысходная ярость, когда он дослушал. Томас уже договорился в церкви о немедленном венчании, и когда троица подошла к дому Утенгове, там уже столпилось много празднично одетого народу, мужчин и женщин.
- Женщины захотели сопровождать своих мужчин, - сказал Томас.
- Ничего не имею против, - сказал Тиль. - Да и если бы в свадебном поезде были бы одни мужчины, это выглядело бы подозрительно.
И они тут же пошли в церковь и обвенчались. Когда пришло время сказать "да" на вопрос священника, Неле ответила стесняясь, но очень уверенно, а у Тиля словно комок встал в горле - от волнения, как он объяснил потом Ламме. С кольцом для невесты вышла небольшая заминка, потому что об этом никто не успел подумать. Но Тиль вспомнил, что в кармане куртки у него есть какое-то кольцо, точнее, перстень, из которого, похоже, вывалился камень. И он надел его на пальчик Неле.
И уже через два часа, около полудня, свадебный поезд тронулся из Ладена в Маастрихт. В повозках плясали нарядные крестьяне. Свирели, тамбурины и барабаны все вместе производили такой шум и вой, что солдаты Альбы услышали приближение свадебного поезда задолго до его появления и всполошились, думая, что их атакует неприятель. Но когда на позициях показались повозки, украшенные гирляндами из еловых и остролистовых ветвей и бумажными цветами, солдаты немало повеселились. Поезд остановился, крестьяне спрыгнули с повозок и угощали вином всех солдат, которые к ним подходили. Тиль увидел, как из самого большого и богато украшенного шатра вышел высокий седой мужчина, очевидно, военачальник, привлеченный шумом. От изумления Тиль чуть не пролил свое вино на землю.
- Кто это? - спросил он у Неле.
Девушка испуганно обняла Тиля и прижала к себе так, чтобы скрыть его лицо, и прошептала:
- Это сам Черный Альба!
Но герцог уже заметил его, и послал ординарца за женихом, желая одарить его в честь свадьбы. Ламме сказал Тилю:
- Не ходи, он узнал тебя, это ловушка.
На что Тиль сказал, смеясь:
- Не бойся за меня.
Герцог отослал своего ординарца, и едва он вышел, крепко обнял Тиля.
- Я всегда подозревал, что каждый доктор - палач в душе, - проворчал Тиль. - Но не думал, что до такой степени!
Герцог Альба только рассмеялся.
- Ты выглядишь лет на двадцать старше по сравнению с тем, как я тебя помню, - сказал Тиль, пристально вглядываясь в лицо друга и все еще не веря в свою удачу.
- Мне было тридцать пять, когда я попал сюда, - сказал тот. - И варюсь я в этом адском котле уже лет десять.
- Объясни же мне наконец, в чем дело! - нетерпеливо закричал Тиль.
- Это все Рихард, - отвечал Кристиан. - Ты, верно, ничего не помнишь - ни наших песен, ни турне, но, вкратце, мы пахали как черти и добились успеха за те десять лет, о которых ты ничего не знаешь. И после того, как мы записали очередной альбом, Рихарду пришлось уехать в Нью-Йорк.
- Почему? - спросил Тиль.
- Он слишком сильно тянул одеяло на себя, и мы уже не могли сказать "Рихард", не добавив "урод" или "придурок". Но с тобой у него оставались хорошие отношения. А в Нью-Йорке Рихард нашел какую-то колдунью и сотворил все это.
- Но зачем, зачем ему это все понадобилось? - спросил Тиль.
Кристиан пожал плечами, но у Тиля создалось ощущение, что друг просто не хочет говорить.
- Спроси его самого, - сказал Кристиан. - Рихарда можно встретить на любом большом шабаше.
- Ты шутишь?
- Я серьезен, как никогда, - сказал Кристиан. - С чего бы мне так рьяно охотиться на ведьм, как не для того, чтобы отыскать этого засранца? Только Рихард может вернуть нас всех назад. Через два дня как раз Вальпургиева ночь, постарайся попасть туда, найти и выпросить у него магическую вещицу, на которую все завязано. Она похожа на кусок янтаря с мухой внутри.
- Даже не знаю, - сказал Тиль. - Я ведь не мастак уговаривать людей. Тем более Рихарда.
Тиль покачал головой.
- А где Кристоф? Вот кто мог бы уболтать Рихарда за две минуты.
- Рихард не такой дурак, - ответил Кристиан. - Кристоф остался в нашем времени. Все, тебе пора идти, а то твои друзья начнут думать, что я тебя здесь пытаю...
Он протянул Тилю серебряный портсигар, походную зажигалку, заправленную спиртом, и небольшой мешочек с деньгами. Тиль открыл портсигар и увидел, что он наполнен сигаретами, о которых тут еще и не слышали.
- Так мы здесь только втроем? - спросил он.
- Рихард перенес сюда только вас двоих, - сказал Кристиан. - Но когда ты пропал, я искал тебя везде... И одна ведьма, которую я нашел под Штутгартом, рассказала мне, где ты. Она могла перенести меня сюда, но я мог стать только герцогом Альбой. Меня это устроило - я прочел книжку и знал, что раньше или позже мы с тобой встретимся.
Тиля это тронуло почти до слез, и он спросил:
- Ты так хотел быть со мной?
- Не то чтобы, - смутившись, ответил Кристиан. - Скорее, не хотел жить в мире, где никогда не будет тебя. Иди, а то сейчас твои гёзы разнесут мне весь лагерь.
Тиль спрятал сигареты, обнял его на прощанье и вернулся к свадебному поезду. Крестьяне уже начали волноваться, но, увидев, что все обошлось благополучно, двинулись дальше и тем же вечером благополучно прибыли в Маастрихт. Там Тиль встретился с местными реформатами и договорился, что они помогут новым воинам добраться в армию Молчаливого. Так же они передали с храбрыми крестьянами бумаги, которые Ламме нашел у проповедников, и почти все деньги, которые он забрал у мертвецов. Реформаты отвезли друзей и Неле в соседнюю деревню к одному верному человеку. Герцог прознал, что его обманули, и взъярился. Альба пообещал за голову Тиля сто флоринов, и в таком большом городе, как Маастрихт, им больше нельзя было находиться.
Вечером Тиль и Неле остались наедине. Она стала ласкаться к нему, но Тиль не отвечал, хотя ему очень хотелось. Тогда Неле надулась и сказала:
- Ты что, ты разлюбил меня? Нашел себе другую подружку, богатую и красивую?
- Неле, - сказал Тиль. - Никого милее и добрее тебя я не встречал. О такой подруге мечтает каждый мужчина, да не каждый находит. Но я не твой Уленшпигель. Вспомни. Твой возлюбленный был неунывающим острословом и бабником, а я - стеснительный тихоня с чертовой кашей в голове.
- Ты конечно изменился с тех пор, как я проводила тебя искать Семерых, - начала Неле. Тиль перебил ее:
- Что это за Семеро?
- Почти ровно год назад я взяла тебя с собой на весенний шабаш, - ответила Неле. - Моя мать дала мне волшебного порошку. Ты спрашивал у духов весны, как избавить Фландрию от напастей, как превратить наш бедный, истекающий кровью край в цветущий. Духи сказали тебе: "Ищи Семерых", и ты ушел. Я расставалась с бесшабашным мальчишкой, а вернулся ко мне мужчина, - закончила Неле и обняла его за шею. - Ламме мне все рассказал. Ты снова вспомнишь меня, дай только срок.
- Я не могу вспомнить то, чего со мной не было, - возразил он, снимая ее руки. - Подумай, ведь твой Тиль когда-нибудь и правда вернется, а он, я думаю, хороший парень. Он рассердится, узнав, что ты ему изменяла. Ты-то конечно думаешь, что я - это он, и твоя вина не так уж велика; но я точно знаю, как обстоят дела на самом деле, и не могу так поступить с тобой.
- Не узнаю тебя, Уленшпигель, - сказала Неле насмешливо. - Ты ведь всегда считал добродетель слишком черствой булкой для того, чтобы питаться ею каждый день!
Тиль вздохнул и сказал:
- Ну хочешь, татуировку на попе покажу? Ее точно не было у твоего Тиля, потому что у вас и слов-то таких еще нет...
Неле обиделась и убежала от него. Тиль не пошел ее искать, потому что слишком хорошо представлял, чем закончатся его поиски в темноте.
Утром хозяин дома, глухой старик, предложил им пять флоринов, если парни наколют и напилят ему дров на зиму. Он был уже слишком стар, чтобы такая работа была ему под силу. Отказывать человеку, который вместо потраченных пяти флоринов мог приобрести сто, парням стало неловко. Неле ушла за продуктами - у старика в доме из еды обнаружились только бобы, горох да мука. Когда они распилили все бревна, Тиль отправил Ламме набрать ивняка, кусты которого видел вчера вечером по дороге. Он хотел наплести корзинок и продать их на базаре.
Ламме очень удивился и сказал:
- Я знал, что ты умеешь ваять и рисуешь не хуже графского живописца, но когда это ты научился плести корзинки?
- Это долго объяснять, - сказал Тиль. - Иди, дальше я справлюсь сам.
- Я давно тебя знаю, - качая головой, сказал Ламме. - Но никогда не видел тебя таким прилежным в работе.
Тиль засмеялся и сказал:
- Ну, я же теперь женатый человек, и мне нужны деньги, чтобы содержать семью.
Ламме ушел, а Тиль переколол все дрова и решил перекурить, пока никто не заметит у него странных папирос с бумажным мундштуком и такой чудной вещицы, как спиртовая зажигалка. Он прислонился к козлам, зажег сигарету и затянулся. Дом старика стоял на самом конце деревни, ближе всех к лесу, но еще не все птицы вернулись после зимы, и в лесу было тихо. Тиль смотрел на сосны, освещенные косо падающими лучами солнца, на чистое небо, курил и ни о чем не думал. С утра у Тиля звучала в голове какая-то новая мелодия, но он никак не мог поймать ритм, а сейчас, в одиночестве, вдруг услышал его отчетливо. Тиль бросил окурок, взял небольшую чурочку и стал настукивать на ней, тихонько напевая:
- Ты! Ты имеешь! Ты имеешь меня!
Он постепенно воодушевился и пел все громче. Впрочем, опасаться Тилю было нечего - хозяин дома был глух как пень, в чем они убедились еще вчера, а до ближайшего дома было никак не меньше лиги. Так что вокальные упражнения Тиля никому не могли помешать.
- Ты спросила меня! Ты спросила меня, - энергично пропел Тиль, чувствуя почти забытое вдохновение. - И я ничего не ответил!
И продолжал, подражая голосу вчерашнего священника:
- "Будешь ты, пока смерть не разлучит вас, хранить ей верность все эти дни?"
И ответил своим голосом:
- Неа!
- "Хочешь ты с ней быть до смерти?" - снова наставительно, как пастор, запел Тиль и ответил сам себе:
- Неа!
Он продолжал выстукивать ритм, пробуя так и этак. Но это все было не то; только Рихард мог нарядить его боль в кокетливое платьице музыки. Тиль оставил полено, поднял глаза и увидел Неле с корзинкой для провизии в руках. У Неле было лицо смертельно раненного человека. Тиль понял, что девушка слышала если не всю песню, то большую ее часть.
- Вот в чем дело? - застывшим голосом спросила Неле.
Она села на одно из поленьев, разбросанных по двору, поставила на землю корзинку, из которой торчали лапки курицы, зелень и горлышко бутылки.
- Ответь, - сказала Неле, теребя краешек своего платка. - Ты просто не хочешь жениться? Позволь спросить, на мне или вообще?
Тиль сказал, не глядя на нее:
- Ты хорошая девочка и давно заслужила статус, о котором так мечтаешь. Это глупо, я признаю, но... свобода - это было почти единственное, что я имел. Здесь.
- Ну конечно! Свободный, как ветер, Тиль Уленшпигель! Тебе надо было сказать сразу, - ответила Неле. - Вместо этих твоих баек, что ты - это якобы не ты.
- Я не хотел причинять тебе боль, - сказал Тиль. - Для этого у нас с тобой слишком мало времени.
Он встал и двинулся к ней. Неле смотрела, как Тиль идет, и слишком светлые глаза блестели на его лице, как два осколка звезды. Ей хотелось закричать и броситься прочь, но на этот раз она не убежала. Неле стиснула ладони между коленей, чтобы сдержать себя. Они уже предавались любовным забавам вместе с Тилем, но это было очень давно, а Неле была ему верна. Да и Тиль стал намного выше; и девушка с мучительным любопытством думала, все ли части его тела увеличились пропорционально росту. Он взял ее на руки и отнес в дом. Тиль не торопился, потому что в спешке можно разом опрокинуть сосуд нежности. В отличие от обычного, он не шептал ей комплиментов, а молчал, и закричал только в самом конце - но Неле уже не услышала этого. Придя в себя, она приподнялась на локте и взглянула на Тиля. Глаза его были закрыты, и Неле решила, что он спит, и с гордостью любовалась им. Тиль вдруг открыл глаза и спросил:
- Тебе доставляет такую радость обладание мной?
Неле сказала спокойно:
- Ты свободный человек, как и я.
Тиль улыбнулся и сказал:
- Я показал тебе самое высокое небо, теперь твоя очередь.
- О чем ты говоришь? - смутившись, спросила Неле.
- Сегодня ночь весеннего шабаша, - ответил Тиль. - У тебя не осталось немного того волшебного порошка?
- Но ты ведь еще не нашел Семерых, - засомневалась Неле. - Духи могут прогневаться, что ты постоянно пристаешь к ним с расспросами, не выполнив прежде того, что тебе приказали.
Но Тиль сказал:
- Я уже знаю, кто шестеро, осталось найти последнего духа, и думаю, что он будет на этом шабаше.
- Ну хорошо, - сказала Неле. - Порошка у меня нет, но его легко приготовить.
- Что в него входит? - спросил Тиль с интересом.
- Дурман, паслен, белена, опий, головки конопли и белладонна, - ответила Неле. - Опий, конопля и белладонна у меня есть, а остальные травы я думаю найти в здешнем лесу.
Тиль хмыкнул и сказал:
- Я пойду с тобой и прослежу, чтобы тебя никто не застал за эти занятием.
И правда пошел, и сам тоже собирал, только не травы, в которых ничего не понимал, а мухоморы.
- Почисти, высуши над огнем и добавь их в свой порошок, - сказал Тиль Неле, когда они возвращались. Неле заколебалась, потому что знала - это ядовитые грибы, но он сказал:
- Не волнуйся, каши маслом не испортишь.
Когда они вернулись, у Ламме уже был готов обед - гороховое пюре с гренками, курица с бобами и целое блюдо ароматных, пышных и горячих koekebakk'ов - блинчиков. Все это друзья щедро оросили пивом, которое принесла Неле. Старик же, сильно смущаясь, преподнес своей гостье букет ландышей, и растроганная девушка от души чмокнула его в лоб.
Вечером Неле предупредила Ламме, чтобы он не будил их утром. Если человека будили до того, как он успевал вернуться в свое тело с шабаша, не вовремя разбуженный умирал через три дня. Они прошли на чердак, который хозяин дома отвел для гостей, и Неле открыла окно - чтобы их души могли вылететь, когда волшебный порошок подействует. Девушка дала Тилю выпить мутной настойки, которая пахла грибным супом. Смешиваясь с ароматом ландышей, которые Неле поставила в кувшин с водой, запах становился очень терпким. Девушка сделала несколько глотков сама, а затем натерла остатками жидкости виски, ноздри, ладони и запястья себе и своему возлюбленному. После чего они оба съели по щепотке белого порошка, разделись и легли рядом, обнявшись.
- Могу себе представить, какой будет приход, - пробормотал Тиль, чувствуя жар во всем теле. Он знал, что единственный шабаш, на который они могут попасть таким образом - это вакханалия их собственных потаенных мыслей, которые слишком страшны для того, чтобы думать их днем. И из-за этого Тилю было печально. Он увидел целую череду видений, одно страннее другого, а когда Неле толкнула его локтем в бок, открыл глаза, думая, что уже утро. Зрелище, представшее его глазам, представляло собой причудливую смесь рок-концерта и корпоративной вечеринки на природе. Тиль огляделся, все сильнее изумляясь. Они с Неле оказались на краю большой поляны. В противоположном от них конце играла музыка, довольно приятная, только очень уж мрачная. Там же танцевали; на остальном пространстве горели несколько костров. Вокруг них, судя по всему, выпивали и закусывали. В центре поляны, на большом валуне, стоял черный трон, обитый красной материей. В камне были вытесаны три ступеньки, верхушка валуна была снята так, что получилась площадка шагов пять на десять.
Они-таки попали на шабаш.
- Тиль, - сказала Неле дрожащим голосом. - Это не тот шабаш, на котором мы были в прошлом году! Здесь все по-другому!
- Вот и хорошо, - сказал Тиль. - Спросим и здесь про твоих Семерых, может, кто что подскажет.
И добавил, глядя на тот край поляны, где играла музыка:
- Звучание такое интересное. У них гитары в "ре" настроены, что ли? Пойдем поближе, послушаем.
Если Рихард был здесь, то он вполне мог быть именно на сцене. Но все же Тиль приглядывался и к сидящим у костров. Людей на шабаше оказалось очень мало, что сильно облегчало задачу. В основном здесь собрались представители негуманоидных рас - горбатые, криволапые, мохнатые. У одних были длинные хоботы, сильно заостренные к концу, напоминающие жала огромных комаров, у других кожа отсвечивала металлическим блеском, а грубые формы их тел заставляли думать, что их вырубили из камня. Тут и там шныряли карлики с хвостами рептилий, с жабьими головами, со светлячками на голове. Впрочем, их внешность не могла удивить человека, хоть раз евшего грибы или посмотревшего хотя бы одну серию про приключения Фродо.
- Узнаешь кого-нибудь? - спросил Тиль, но Неле только отрицательно покачала головой.
- Тилл! Тилл! - вдруг услышал он, и увидел, как крылатый обнаженный мужчина машет ему рукой. Он показался Тилю смутно знакомым, да и явно обращался к нему, хотя и сильно коверкал его имя. - Идите сюда!
Тиль заметил, что вокруг этого костра собрались почти одни только люди - такие же крылатые мужчины, как тот, что позвал его, и изумительной красоты девушки с длинными распущенными волосами.
- Это феи цветов, - шепнула ему Неле, пока они шли к огню. - Те, которые зацеловывают одиноких мужчин в лесу до смерти, а если встретится парочка, то поражают девушку любовным безумием, и она тут же отдается своему кавалеру; да только все ласки достаются им, а не бедняжке.
- А эти крылатые?
- О, это покровители звезд, духи вихрей, ветерков и дождей, те, кто оплодотворяет землю.
Дух звезд и дождей сунул ему в руки рог с темным напитком, пахнувшим медом. Тиль отхлебнул, передал Неле и хотел заговорить с любезным духом, но не успел. В черном небе вспыхнула ярко-зеленая комета, и она стремительно приближалась. Крылатые духи поспешно опустились на колени, кто-то ткнул замешкавшегося Тиля в спину. Свечение стало ослепительно ярким, комета зависла над их головами, а затем взорвалась. У костра появилась красивая черноволосая женщина в черном же плаще, украшенном оранжевыми кленовыми листьями. Духи дождей и воздуха склонились ниже, кто-то подал ей кубок. Тиль тоже склонил голову, однако продолжал искоса рассматривать прибывшую. Лицо у нее было смуглое, с восточными чертами. Если бы не мягкие серые глаза женщины, он бы принял ее за цыганку.
- Приветствую вас, - сильным голосом сказала женщина, и ей ответил нестройный хор, в котором Тиль разобрал только слово "госпожа". - Я смотрю, все уже в сборе.