Аннотация: Эта более чем оригинальная ситуация родилась осенью 1943 года в эвакуации, в беженцах, под городом Горьким, где нам пришлось жить с июня 1941 года...
Ольга Янченко,
Из блокнота журналиста.
ПИРОГИ С ЛЯГУШКАМИ...
Кто сегодня из так называемых продвинутых клюнет на такой заголовок? Очень немногие из любознательных. Но я пишу потому, что "пироги с лягушками" по сей день в семье нашей как пароль к той ситуации из 1943 года.
Война. Мы под городом Горьким -- беженцы из БССР. Я сижу в уголочке нашего скромного жилища, чищу драгоценные в той военной обстановке картошинки. Складываю бережно очистки от них в алюминиевую мисочку - корм для козы Зойки. Рядом со мною по земляному полу ползает двухлетний мой брат Олег. Мама на работе. Она шьёт варежки для фронта.
Ноябрь. Холод, голод. Ежеминутные ожидания последних известий от СОВИНФОРМБЮРО. В центре посёлка на фонарном столбе висит чёрная большая тарелка -- репродуктор. Из неё и получаем мы известия -- что там, на фронте.
Я уже большая девочка. Мне десять лет. С 22 июня 1941 года постоянно хочется есть, плакать и спать. Но я -- нянька и кухарка. Я чищу картошку и жду когда придёт наша мама. Она, может быть, принесёт что-нибудь съедобное. Так бывает, потому что директор фабрики жалеет детей войны и как-то выкраивает для нас то кусочек сахара, то лоскут ткани на рубашечку. Потому я чищу картошку и терпеливо жду маму.
Долго тянется время. Наконец дверь скрипнула и на пороге её я вижу какого -- то чужого, очень высокого, худого, грязного дядьку в длинной ярко зелёной шинели...На голове его грязная тряпка поверх военной пилотки. Что-то лопоча, он дико кидается к мисочке с драгоценными для нас картофельными очистками, суёт их себе в рот, бормочет: -- Матка! Лупьянки!.
От страха я почти в обмороке. Не вижу, не слышу ничего. Контузия, которая мне досталась в беженцах под г. Орша при налёте на нас немецкого самолёта всё ещё даёт о себе знать.
Потому, когда на пороге появляется моя мама, я лепечу, как тот чужой дядька, что-то невразумительное...Она берёт на руки Олега, молча гладит меня по моей больной голове, плачет: -- Всё пройдёт, Лялька...Всё будет хорошо. Вот победим немцев и всё пройдёт...Надо же такому померещиться...
Но в это время опять скрипит дверь и на пороге нашей опять возникает тот же знакомый мне чужой дядька, да не один! Рядом с ним тоже грязный, с тряпкой на голове и ногах чуть ниже ростом тоже чужой дядька! Мама ахает, уже чуть ли не от радости за моё здравое восприятие случившегося. И начинается выяснение обстоятельств. Оказывается, что это пленные мадьяр и француз. Они коммунисты и им разрешают иногда побродить по посёлку. Беседа эта необычная, конечно же про еду. И выясняется, что у нас, говорит мама, национальное блюдо - пироги! А у нас, волнуется француз, лягушачьи бёдрышки!
О! Лягушки? - ахает мама. Разве можно есть лягушек?
А я, как будущий талантливый журналист, находчиво подвожу образный итог этого открытия: -Ну, вот и пироги с... лягушками!