Мои дворовые друзья, Мои давнишние друзья, С вами был, с вами есть я, Мои друзья.
Утро тихо подкрадывается к спящему городу. Неловко, словно пробуясь, подсвечивает горизонт и ползет по небу неяркой, розовой массой. Город не против. Просыпаться он любит. Ветер с присвистом летает по улицам, хлопая незакрытыми на ночь дверцами форточек. Потягиваются и зевают хмурые Барбосы на цепи. Выгибают спину, кося яркими глазами, кошки и задрав хвосты, важно шествуют по пустым дорогам.
Знаете, я люблю рассветы. Мне нравится смотреть, как занимается день. Еще совсем неясно, каким он будет - плохим или хорошим, жарким и безветренным или пасмурным и дождливым. Становится спокойнее, зная, что он все-таки будет. А что за содержание - так ли это важно?
- Так, электричество я отключила. Что за дурацкая привычка? В холодильнике суп и котлеты, не сидите голодными. Знаю я тебя! Завтра позвонишь. Понял? С утра. И обрадуешь меня тем, что не спалили квартиру...наверное. Да? - перебивая себя, дает последние инструкции жена. Аня слегка волнуется, теребит носовой платок и кусает губы. Через час у неё поезд, такси стоит у подъезда. Ей совсем не хочется куда-то ехать. Но с этой моей традицией, она не спорила. Поняла. Чудесная у меня жена.
- Я позвоню, - обещаю я, подходя к ней и беря за руку. - Такси пришло. Белое "рено".
- Ты уже говорил с Борей? - уточняет жена, задумчиво разглаживая складки моего свитера.
- Нет, - я целую её в щеку. Аня вздыхает, поправляет сумку на плече и улыбается.
- Привет всем, - на последок произносит она и выходит из квартиры. Я смотрю, как закрывается дверь, слышу, как сухо щелкает замок-автомат, и быстро удаляются шаги. Делаю глубокий вдох. Свобода?
На стене задумчиво тикают часы, отмеряя остатки утра. Уже пять часов длится новый день. Совсем не так мало. Щурясь, я набираю номер и нажимаю кнопку вызова. Тягучие гудки тянутся долго. Но я не тороплюсь.
- Какого...?! - наконец произносят на том конце, резко и зло, срывая трубку.
- Доброе утро, - откидываясь на спинку кресла, замечаю я.
- Лешка, - устало и обреченно говорит Вадим. Мне немного стыдно. Вадик всегда любил поспать до обеда. Из-за этого даже на столь любимую рыбалку, ходил редко.
- Он самый, - бодро произношу я. - Какое сегодня число?
- Девятое... десятое!
- Верно, десятое июня, - соглашаюсь я, поглядывая в окно.
- Ох ты ж черт, - замирает у себя Вадик. - Леш, я не могу.
- Да ладно? - я не удивляюсь. Даже сочувствую, ехидно перемигиваясь с котом. - Ну, тогда, конечно. Мы можем увидеться в другой раз.
- Правда? - оживает друг. Он уже не помнит о том, что сейчас раннее-раннее утро, и так хочется спать. - Понимаешь, завал! Петрович будто с ума сошел! Планы, графики, расчеты...
- В другой жизни, - не слушая его, мельком замечаю я. Он обрывается на полуслове. Молчит, напряженно дыша в трубку.
- Ну и гад ты, Лёша, - наконец приходит к выводу Вадик, вздыхая. - Во сколько?
- Как обычно, - любезно сообщаю я, и вешаю трубку. Взгляд на часы. Десять минут шестого. Успеваем. Я быстро пролистываю записную книжку, нахожу ряды знакомых цифр. Снова гудки. На этот раз отвечают быстрее. Сонный, усталый голос тихо говорит:
- Доброе утро. Помню. Сгинь.
Я только ухмыляюсь себе под нос, снова начиная листать книжицу. Молодец, Толик. Молодец. Как всегда кратко и емко.
- Да? - уныло интересуется Борис, тоже разбуженный моим звонком.
- Утро, - сообщаю я, постукивая ручкой по переплету.
- Угу, - соглашается он. - Я...это, ну серьезно! Нет, ничего не говори. Аврал, Леш!
- У тебя каждый раз аврал, - злорадно вспоминаю я.
- А в этот раз всё совсем плохо! Людей не хватает, сроки горят...
- Ну, если тебе работа важнее друзей... - я не заканчиваю фразы. Просто нажимаю "отбой". Нехорошо, да. Борька совестливый. Сейчас не уснет, и будет мучиться угрызениями до обеда, а потом все-таки приедет. Красный и злой, в помятом костюме.
Я улыбаюсь, щелкаю кота по любопытному носу. Медленно встаю из кресла, отключаю телефон и довольно потягиваюсь. Дело сделано. Можно идти ставить чайник.
Пока закипает вода, я вспоминаю.
Около тридцати лет назад, мы - я, Вадик Артамонов, Толька Грач и Борька Книга, собрались у меня обсудить название нашей команды. Идея была Борькина.
- А давайте создадим тайную организацию, - с горящими глазами убеждал он, начитавшись Вильяма Козлова, Верна или Дюма.
- Это как? - заинтересовались мы, переглянувшись.
- Ну, как "Каменный остров"*, тимуровцы, гвардейцы...
- Гвардейцы не были тайной организацией, - покачивая ногой, заметил Толька, который тоже читал "Трех мушкетеров". Худой и нескладный, с острым носом и черными глазами, он походил на грача. Так к нему и прилипло это прозвище.
- Да не важно, - закатил глаза Боря, сложив руки на груди. - Давайте, а?
Иметь собственную тайную организацию было заманчиво. Мы поддержали Борькину инициативу, а теперь морщили лбы, пытаясь придумать название.
Я в общем обсуждении не участвовал: мне грозил неуд по химии за год. А кому охота лето корпеть над учебниками? Лучше уж сейчас пострадать. Со страницы учебника на меня ехидно смотрел дядька в кудрявом парике.
"Михаил Васильевич Ломоносов" - было кучеряво выведено под портретом. Я перевел взгляд ниже. "Физическая химия, есть наука, объясняющая на основании положений и опытов физики то, что происходит в смешанных телах при химических операциях" - гласил закон, мне совершенно непонятный. Мозг взбунтовался и отказывался запоминать хоть что-нибудь. Я тяжело вздохнул, рассматривая завитки на парике великого химика.
- Ну и думайте сами, - обиделся Грач, забираясь с ногами на стул.
За стенкой послышались надрывные всхлипы скрипки.
- Это кто там у вас? - поморщился Вадик, имеющий тонкий музыкальный слух - по утверждению своей бабушки. Поэтому, помимо обычной школы, он мучился еще и в музыкальной.
- А, - я оторвался от непонятных слов. - Это Лёлик. Пытается Паганини воспроизвести.
- У, - посочувствовали все.
- Могикане? Октябрь? Марсиане? - снова начал перечислять Толька.
- А, может, квартет? - тихо сказал задумчивый Вадик. Слово было незнакомым, чудным. Даже я оторвался от химии.
- Это как? - спросил Боря, листавший энциклопедию.
- Это когда четверо, - запнулся Вадим. - Ансамбль из четверых.
- Но мы же не музыканты, - заметил я.
- Ансамбль это не только музыка! - вскинул синие глаза Вадик. - Это согласованность, единство, коллектив.
- А чего, - ухмыльнулся Толик, подбрасывая на ладони пятак. - Квар-ртет!
- Имени Ломоносова, - пробурчал я, захлопывая учебник.
- А чего, - повторил Грач. - Квартет имени Ломоносова. Звучит.
Так мы и стали квартетом. Придумали девиз и нарисовали герб. А чуть позже...
- Хочу на необитаемый остров! - тоскливо затянул Борька, дочитав "Приключения Робинзона Круза". - Там такая красота.
- Ничего вы не понимаете, - надулся Книга. - Вот здесь никакого покоя. Всем что-то от тебя надо. А там, один, без цивилизации. Электричества нету - никто не позвонит, не потребует в десять вечера домой.
- И телевизора нет, можно спокойно удочку сделать, - уже серьезно отметил Вадик.
- И будильника нет, можно спокойно проспать, - добродушно усмехнулся Толик, толкая Артаномова локтем.
- Уроки делать не надо... Хорошая штука, - пробормотал я.
Мы задумались. Нестерпимо захотелось хоть на один день оказаться на необитаемом острове. Солнце и пальмы - это, конечно, хорошо, но отсутствие цивилизации еще лучше.
- А если, - начал я. - Если нам выпасть на один день из общей жизни?
- То есть? - недоуменно вскинулись друзья.
- Вадик, у тебя же родители уезжают на выходные?
- Ну, - кивнул Вадим.
- Давайте наберем побольше еды и свечек, вырубим свет и отключим телефон, - воодушевленно перечислял я.
- А свечки зачем? - сощурился Толик.
- Будем как в Средневековье, в сумраке со свечками, - пояснил я. - А ночью звезды считать, я телескоп возьму. Один день из жизни - звучит?
- Глупость какая, - тихо сказал Борька. - У меня в субботу тетя приезжает.
- Ничего, - одернул Толик. - Еще раз приедет. Так, Леш. Ты придумал, ты и организуй.
- Позвоню в пять, - пообещал я, глянул на Борьку и добавил: - Утра.
- Ой, - побледнел Вадик, но спорить не стал.
Так и получилась наша традиция. Мы собрались и на следующий год, и на следующий. Старались не теряться, когда учились в разных институтах. И потом, когда получили высшее образование, обзавелись семьей. Борька, как и хотел, стал капитаном. Завел блестящие погоны, очки и трубку. Толик научился летать, примерив форму летчика. Влад получил второе высшее - экономическое и стал называться модным сегодня словом "менеджер". Я же закончил юридический и работал адвокатом.
Уже не получалось видеться каждый год. Всё-таки взрослая жизнь, проблемы и дела. Но когда приближался июнь, я вспоминал Ломоносова и старательно выведенное "Один день из жизни" красными чернилами в потрепанной зеленой тетрадке. Когда все очень хотелось послать к чертям, я отменял все встречи, уходил с совещаний и долго курил. Потом шел к жене, говорил, что дети давно не были у бабушки. Помолчав, Аня соглашалась и они уезжали. В этом году дети и впрямь были у бабушки, а Ане дали командировку. На 10 число.
Засвистел чайник на плите. Я выключил газ и заварил себе кофе.
Звонок в дверь раздался без десяти двенадцать. Я положил томик Тургенева на тумбочку и пошел открывать.
- Привет, - я посторонился, давая ему пройти. - С работы?
- Еле сбежал, - пожаловался Владик, разуваясь и проходя на кухню. Поставил длинный коричневый пакет на стол. - Может, включим телек?
- Неа, - хмыкнул я. - Антенну надо настраивать.
- Знаю, знаю, - вздохнул он, кивнул на пакет. - "B&G" вроде ничего так.
- Угу.
В дверь стучат, я иду открывать, оставив Влада наедине с чашкой кофе и вином.
- Здорово, - приветствует меня Боря, отбрасывая пятерней пряди со лба. Из-за его широкой спины показывается Толик.
- Привет, ребята, - киваю я. Владик выходит из кухни.
- Квартет снова в сборе, - отсалютовав чашкой кофе, улыбается он.
Мы молчим. Поначалу всегда так - не знаешь, что сказать.
- Детский сад, - вздыхает Боря, и подхватив на руки кота, уходит в гостиную. Кот недоволен, но его никто не спрашивает.
- Тургенев, - уважительно отмечает Толик, проходя следом и разваливаясь в кресле.
- А я тут Галку видел, - начинает Вадик, рассматривая фиалки на подоконнике. Мягкими нежными цветами увлекается Аня. В каждой комнате стоят небольшие коричневые горшочки.
- И как она? - включаюсь я в разговор, присаживаясь на подлокотник кресла. Перед глазами встает образ смуглой кудрявой девчонки с большим оранжевым портфелем.
- Развелась, говорит, - взгляд Вадима затуманен. Когда-то, кажется тыщу лет назад, они встречались. - Сын в седьмой перешел. А сама ничего: улыбается, и глаза веселые.
- Сам-то когда женишься? - добродушно подкалывает Толик. - Не мальчик ведь совсем.
- А, - махает рукой Вадик. - Не могу, не тянет.
- Пять лет назад так же говорил, - как бы невзначай замечает Боря, почесывая кота за ухом.
- Да ну вас, - пытается обидеться Вадик. - Кстати, я "B&G" привез, который ты в прошлый раз советовал. А за "Шеридан" у нас ломят совершенно несусветные деньги.
Боря заинтересованно приподнимает бровь.
- Ну их, - внезапно решает Толик, который на дух не переносит сладкие сорта вин. То, что "Шеридан" ликер, его не трогает.
- Вздрогнем? - предлагаю я, вставая. - Я "Путинку" взял.
- Тащи, - одобрительно кивает Толя. - Мы пока закуску соорудим.
- В холодильнике есть котлеты, - вспоминаю я.
- Учтем, - вздохнув, говорит Боря.
За окном солнце светит приглушенно. Из-за плотных штор, в комнате полумрак. Со спинки стула свешивает полосатый галстук. Пиджаки небрежно кинуты на диван. Рубашки расстегнуты - кого стесняться? На газетном столике толпятся тарелки, блюдца и стопки. Водки осталось на самом донышке.
- Зарегистрировала меня дочка в этом, ну... - Боря торопливо щелкает пальцами. - Скайпе. Вот. Сконтачился я Валеркой Знаменским.
- И? - спрашиваю я, нанизывая на вилку малосольный огурец.
- Да ничего! Ну поговорили, вспомнили, посмеялись. Перед ним бутылка с коньяком стоит, он говорит - "Давай, чокнемся! Через экран! За встречу!" Я говорю: "Давай", а сам думаю, ну какая это на хрен встреча? Сидит, глаза пьяные, лысый...
- Лысый? - не поверил Владик, с тревогой запуская пятерню в волосы.
- И толстый, - мстительно добавил Борька, никогда не отличавшийся хрупким телосложением.
- А ко мне тут друг приезжал, - начал рассказывать я, наблюдая за гоняющим мячик котом. - Из Питера. Серега Лесников. Помните?
- Это с которым ты в Устюг драпануть хотел? - хохотнул Толик, ввинчивая штопор в пробку второй бутылки.
- Он, - чуть мрачновато отмечаю я. Сережка-то "драпанул", а я остался - уговорили. - Так вот, приезжал он к родителям, ну и к нам решил заехать. Семь лет не виделись, бла-бла-бла. Привез мартини, а сам говорит нам с Аней: "Не, ребят. Я пить не буду. Я за рулем". И вот стоит эта бутылка на столе, а мы сидим, кофе пьем. Культурно так. С конфетами.
- Что за человек, - ухмыльнулся Толик. - Сам не пьет, и вам не дает.
- Уж лучше бы не привозил, - киваю я. - И вот смотрю я на него и думаю: да вроде и не так много времени прошло, как последний раз виделись. А изменился Серега. Спокойный стал, вежливый, тихий какой-то. Говорит "Покажи хоть фотографии семейные". Аня альбом принесла. Сидим, смотрим. А я думаю: ну и какого черта он на машине? Приехал бы, выпили, ночь поговорили. Всё лучше, чем так.
Владик протяжно зевнул, глядя на сгущающиеся сумерки. Стоящая в центре декоративная свечка в виде веселого зайца, казалось, совсем не давала света. Теплый желтый язычок пламени заставлял плясать по стенам и лицам длинные черные тени.
- А мой мне тут говорит, - привалившись спиной к дивану, задумчиво произносит Толик. - "Пап, купи смартфон. Лучше ай-фон, но это как получится". Пацану девять лет. Ну куда ему этот смартфон? Перед кем понтоваться? Вот помню, привезет мне отец разноцветные фломастеры - вот счастья-то было!
- Или машинку заграничную, - согласно кивает Борька. - Блестящая такая, кнопок много, катается сама... мечта была: как вырасту, куплю такую же.
- Было время, - соглашаюсь я.
- А я хотел космонавтом стать, - вспоминает Владик, разливая по стопкам "Путинку". - Начитаешься Стругацких и хоть вой, так в небо хочется - к звездам. За время?
Мы молча чокнулись, залпом опрокинули в себя водку.
- Я магнитики вожу жене, - вдруг говорит Борька. - С разных стран. У нас уже целая мировая география получается. Тут в Венеции были. В центре ничего, красиво. Статуи стоят, флюгера резные, гондольеры всякие. Порт тоже хороший. А на окраинах - мама дорогая! Штукатурка с домов сыпется, кирпичи видно, свалки... Европа!
- Европа, - усмехнулся Толик. - В Индию как-то летали. И, вроде бы, по всему миру демократия и права человека комиссиями отстаиваются. А у них - касты и никого не волнует, что брахман сволочь и подлец, а неприкасаемый добрейшей души человек. А конституция Индии в теории различий между ними не делает.
- Восток - дето тонкое, - заметил я, отправляя в рот оливку.
- Я когда в универе учился, жили за стенкой таджики, - начал рассказывать Вадик. - Ничего ребята, нормальные. И специальности получали не на стройке работать. Они как приедут, первый год - всё традиции соблюдают. Намаз в пять утра, праздники разные. А потом - всё. Пьют - им же пить по Корану нельзя, курят. "Россия, - говорят, - портит".
- Ну, как же, конечно, - хмыкнул Толик.
Мы замолчали. В наступившей тишине неестественно громко тикали невидимые в темноте часы. Различить сколько сейчас время не было возможности. Может десять вечера, может три ночи. В этом был свой шарм. Не знать, сколько осталось до утра, до того момента, когда придется включить телефоны и снова включиться в реальную жизнь. Здесь все просто и понятно. Темнота, недопитая бутылка водки и полынный аромат воспоминаний. И не понять от чего так щемит в груди - от осознания, что прошлое ушло и никогда не повторится, или от водки. Но, впрочем, совершенно не важно, что будет, что станет. Пока мы собираемся вместе, с одной-единственной целью, побыть вчетвером, своим квартетом имени Ломоносова, потому что для нас не смотря на все годы и расстояния, это важно.
Я встал, приподняв в руке полупустую стопку.
- За нас, ребята.
- За нас, - негромко и слитно откликнулись друзья.
Светила в окошко круглая луна, похожая на швейцарский сыр. Тянулся по небу шлейф облаков. Город спал. Возможно, видел сны. Только никому об этом не рассказывал.