Директор школы Геннадий Иванович нетвёрдым шагом шёл по коридору, ловя привычным ухом доносившийся из кабинетов шум. Был он бледен, расстроен и поминутно вздыхал. В таком состоянии он пребывал с утра, а вчера вечером после вызова в Департамент образования он был и вовсе совершенно невменяем, и всё его существование казалось ему тягостным и бессмысленным. Сегодня он нарочно пришёл в школу попозже, уже после звонка на первый урок, чтобы не встречаться с учителями и не дать им повода заранее догадаться о несчастье. И теперь он шёл по коридору, то и дело останавливаясь под какой-нибудь дверью и прислушиваясь.
- ... Число, которое мы с вами нашли, называется скоростью изменения функции эф в точке икс нулевое... Игорь, закрой, пожалуйста, рот... Мы сейчас запишем определение, а потом, пользуясь этим определением, будем находить производные. Вы увидите, что это занятие увлекательное, но долгое и требует внимания. А потом я научу вас находить производные по формулам, что гораздо легче. Контраст будет разительным.
- Ха-ха-ха! - громогласно заревел кто-то из мальчиков. - Что это вы такое сказали? Контакт будет разить? О-о-о!
Раздался дружный смех.
Директор заглянул в щёлку и увидел рослого бездельника, то оглядывавшегося назад, то толкавшего локтем соседа, то тыкавшего карандашом девочек, сидящих впереди.
- Это кому я мешаю? Тебе? Или тебе?.. Видите, никто не говорит, что я мешаю. А вы должны объяснять свои слова, потому что это ваша работа. Что это за контакт? Или контракт? Я ничего не понял. Я вообще вас не понимаю и из-за вас плохо учусь. Надо сначала научиться объяснять, а потом уже работать учителем.
- Пишем: "Производной функции эф..."
- Вы не ответили мне, - перебил бездельник.
- Да, вы не ответили, - подхватил другой.
- Вы не имеете права не отвечать на вопросы, - подтвердил первый.
Геннадий Иванович хорошо его знал, часто разбирал жалобы учителей, которым великовозрастный ребёнок мешал работать, разговаривал с родителями, в ответ слышал от них угрозы пожаловаться на него всем вышестоящим организациям и... пасовал перед их агрессивными выпадами. Да и что такое этот Игорь? Один из тех, кому давно пора работать, а не сидеть в десятом классе, ничего не делая и ничего не в состоянии делать, потому что его умственные данные значительно уступали физическим. В этом классе таких было пять человек. Рослые и сильные, как на подбор, и так же, как на подбор, не способные освоить программу десятого класса, так как из развитие остановилось на восьмом классе, а родители давно махнули рукой на учёбу детей, не могли убедить их хотя бы сидеть тихо и сейчас сами от них мучаются, а потому ведут себя вызывающе, чтобы отвадить учителей приглашать их в школу.
Эти пятеро малолетних хулиганов верховодили в классе, поэтому работать здесь было мучением. Учителя боролись с ними разными методами, но ни один из них не оказался эффективен. От них уже не требовали учёбы, а добивались хотя бы тихого поведения. Все давно убедились, что делать замечания, стыдить их, призывать к чувству порядочности было бесполезно и только ухудшало дело. Карточки с индивидуальными заданиями игнорировались двоечниками и возвращались не то что невыполненными, а даже без попыток их выполнить, так что становилось ясно, что давать их - умножать двойки, которые рано или поздно приходилось перекрывать тройками. Чтобы хоть как-то оправдывать эти тройки, учителя задавали элементарные вопросы типа: "Сколько углов у треугольника?" Двойками нынче никого не испугаешь, ведь каждый школьник понимает, что учитель не имеет права вывести "неуд" в конце четверти, иначе ему не избежать крупных неприятностей. Вот и приходится терпеть малолетних и великовозрастных тупиц, которых в каждом классе отсиживает не меньше четырёх-пяти человек.
Геннадий Иванович не стал ждать развития событий, зная, что сейчас будет сорван урок, ни о какой дальнейшей работе не может идти и речи, и он, как честный администратор, должен будет вмешаться. А он не в состоянии сейчас не то что усмирять негодных старшеклассников, но даже разговаривать с кем-то не в силах. Пусть уж Евгения Александровна его простит и сама выходит из положения.
Следующая дверь была заперта, потому что сегодня учитель истории Галина Васильевна должна придти ко второму уроку. Зато третья дверь была открыта настежь, и кроме голоса учительницы русского языка Марии Сергеевны не было слышно ничего. Умела эта женщина держать дисциплину, ничего не скажешь. Дети её ненавидели, с коллегами она была на ножах, но на её урок можно было придти совершенно неожиданно и не застать ни шума, ни беспорядка. Плохо, что и у неё дети в каждом слове делали ошибки, но здесь уж не вина педагога.
За следующей дверью то и дело раздавался хохот. Здесь вёл урок учитель русского языка Сергей Борисович. Его уроки любили, потому что на них можно было расслабиться, но самого его не уважали, а этот человек был доволен, что дети относятся к нему полудружески, и существовал в школе легко и спокойно. Выгнать бы его вон без права заниматься педагогической деятельностью, но, во-первых, у него были большие связи и он мог напакостить школе, а во-вторых, не хватало учителей. Да, именно, не хватало, до сих пор не хватало, а теперь... И Геннадий Иванович снова душераздирающе вздохнул.
Следующая дверь была чуть приоткрыта, и из-за неё слабо доносился голос молоденькой учительницы биологии Елены Алексеевны. Хорошее это было существо, милое и нежное, хоть она и старалась держаться солидно и строго. Непонятно, какие фантазии заставили её пойти в педагогический институт, а потом - в школу. Надолго ли её хватит? Голос тихий, сама ласковая, недаром он уже три раза заставал её в слезах. Дети относились к ней хорошо, но она не могла понять, что хорошее отношение не исключает безобразий на её уроке.
- У-у-у... - загудел, не разжимая губ, красивый черноволосый ученик за последней партой, искренне не понимавший, зачем его одноклассники слушают всю эту чепуху про хромосомы, недоступную уму нормального человека. Он думал то же и о правилах грамматики, и о математических формулах и теоремах, и о законах физики и химии, о географии, экономике, английском. Пожалуй, единственным предметом, который он исключал из этого длинного списка, была физкультура, на которую попросту можно было не ходить, сославшись на отсутствие формы. Ну, физрук, конечно, вызывал поначалу родителей, но "предки" у этого парня были надёжные и смогли за себя постоять.
- Давид! - закричала учительница.
Геннадий Иванович торопливо миновал и эту дверь.
Учительница математики Марина Кирилловна вела урок в шестом классе. Учитель, что называется, от Бога. Дети Геннадия Ивановича учились у неё, и он мечтал, чтобы и внуки, когда подрастут, попали в её умелые руки. Требовательная, спокойная, она не пасовала ни перед кем и ещё пять лет назад заставляла с собой считаться и учеников, и их родителей. А теперь? Теперь в каждый дневник вклеен листок с адресами и телефонами вышестоящих организаций и призывами звонить в любом случае, если что-либо не понравится в манере учителя вести урок и давать материал, в его словах и поступках. Поэтому на непреклонную Марину Кирилловну сыплется поток жалоб, разбирательств и доносов. Последняя жалоба была на то, что эта старая учительница ввела бесплатные дополнительные занятия по субботам и приглашала на них всех желающих, а отстающих учеников - особенно. Она провела три таких занятия, пока разъяренные родители не подали коллективную жалобу в Департамент образования. Приходила комиссия, учительница убеждала, что лишний час математики никому ещё вреда не приносил, оправдывалась тем, что дети большей частью приходят добровольно и лишь отъявленных двоечников она заставляет посещать эти занятия, однако ей сделали выговор и запретили самовольничать.
В следующем кабинете стоял сдержанный шум. Часть детей слушала, остальные переговаривались, но голос учительницы химии был резким, громким и перекрывал шум.
Общей бедой всех двоечников была скука. Сидеть, не двигаясь, не зная, чем себя занять, было невыносимо. А слушать объяснения учителей, ответы учеников и пытаться понять, о чём они говорят, для одних было недостижимо, а для других непривычно, потому что они не делали этого с первого класса. Прогуливать тоже не имело смысла, потому что дома было ещё скучнее. Хорошо ещё, что всегда можно было найти с кем поболтать, потому что многие, кто и желал бы работать в классе, легко теряли нить рассуждений, когда к ним обращались приятели, а потом, пропустив объяснение, уже не могли втянуться в работу.
- Светлана Игоревна! - прервала речь учительницы одна из девочек. - Можно, я сейчас встану и тресну его?
Класс засмеялся.
- А ты как думаешь? - осведомилась та. - Не боишься, что выбьешь из него последние мозги?
Геннадий Иванович опять вздохнул и проследовал на другой этаж. Там из-за двери доносился шум и гам. Старая учительница математики Ольга Ивановна взывала к разбушевавшемуся классу, а те, чувствуя её беспомощность, откровенно ей хамили. Хуже этого 11"Д" класса в школе ещё не было. Куда до него десятому классу с пятью обормотами! Здесь приличных учеников было лишь шестеро, и то с натяжкой. После урока в этом классе учителя были взвинчены, измучены, и им впору было идти домой, пить валерьянку и ложиться отдыхать, а не вести уроки в других классах, но тут уж ничего не поделаешь: расписание.
- Марат, ты мешаешь! - попыталась прекратить шум Ольга Ивановна. - Итак, мы делим...
- А это не я! - вызывающе объявил низкорослый юноша. - Вы сначала докажите, что это я!
- Ха! Ха! Ха! - не засмеялся, а выкрикнул его сосед.
- Не мешайте! - слабо запротестовали две девочки за первой партой. - Не обращайте на них внимания, Ольга Ивановна.
Но Марат не мог упустить случая поговорить.
- Нет, вы сначала докажите, что это я! Вы, Ольга Ивановна, всегда ко мне придираетесь...
- Получаем...
- Почему вы мне не отвечаете? Вы сказали, что это я...
Часть мальчиков оглушительно смеялись и улюлюкали, а девочки, не обращая внимания на происшествие, громко переговаривались о своих делах.
- Сейчас она и тебе на голову наденет ведро, - сообщил мальчик с третьей парты.
Класс взорвался хохотом.
Геннадий Иванович болезненно сморщился, ведь с этого всё и началось. Это всё равно бы произошло, но хотя бы не сразу и не с его школы, а теперь...
Всё произошло случайно и объяснялось просто: у Ольги Ивановны сдали нервы. Класс как всегда шумел и издевался над учительницей и довёл её почти до истерики, а потом ученики пустили по рядам ведёрко с водой, в котором полощут тряпки для вытирания доски. Ольга Ивановна принялась бегать по классу, пытаясь отобрать ведро и настигла его у одного из мальчиков. Тот не пожелал отдавать ведро, а учительница тянула добычу к себе. Кончилось тем, что ученик внезапно отпустил ведро, и Ольга Ивановна получила в лицо заряд меловой воды. Не помня себя от гнева, она нахлобучила ведро на голову мальчика, окатив его грязной водой. Испугавшись, она побежала к директору, и Геннадий Иванович не только не осудил её, но и успокаивал, убеждая не обращать внимания на этот класс, благо, он выпускной. Когда бедная женщина смогла понимать, что случилось, он посоветовал ей позвонить родителям и покаяться, чтобы дело не вышло за пределы школы. Ольга Ивановна при нём набрала номер и, заикаясь от волнения, принялась рассказывать происшедшее. Дед мальчика, уяснив суть дела, пришёл в восторг.
- Спасибо вам! - говорил он. - Огромное спасибо! Вы первый человек, кто смог дать ему отпор.
Казалось бы, инцидент был исчерпан и неприятностей ждать не приходилось, однако вчера его вызвали в Департамент, где долго ругали, угрожали снять с должности, потрясали перед его носом жалобой матери мальчика, обнаружившей испорченный костюм и выяснившей обстоятельства дела.
- Это уже предел! Вы понимаете, что это ис-клю-чи-тель-но-е, из ряда вон выходящее происшествие?! - кричали ему.
Через два часа, когда все мыслимые и немыслимые эмоции были выплеснуты, ему сообщили страшную новость. Теперь не имело смысла даже снимать Ольгу Ивановну с должности, потому что и она, и он, и все остальные учителя во всех школах в самом скором времени окажутся не у дел, причём эксперимент будет проведён в будущий понедельник, а раз в школе Геннадия Ивановича произошёл такой возмутительный случай, то эксперимент будет проведён именно у него.
- Выйди вон! - потребовала Ольга Ивановна.
Геннадий Иванович оторвался мыслями от вчерашнего разноса и осознал, что он стоит под дверью кабинета математики.
- За что? - спросил Марат, откидываясь на стуле и нагло глядя на седую учительницу.
- После урока объясню. Выходи!
- А за что? - поддержал Марата приятель.
- Дай дневник!
- А за что?
Положение создавалось комичное, и большинство детей уже откровенно смеялись, наслаждаясь бесплатным спектаклем. Кое-кто хмурился, а одна из девочек готова была разрыдаться от стыда за класс. Ей всегда было стыдно за чужое поведение, и часто она просила у учителей прощения.
Геннадий Иванович почувствовал, что у него сжались кулаки. Схватить бы этого глупого парня за шиворот да выбросить за дверь. Однажды, будучи моложе и сильнее, он подошёл к балбесу-семикласснику, расшалившемуся у него на уроке, взял за шиворот, поднял, донёс до двери, выбросил в коридор и захлопнул дверь. Класс тогда притих и преисполнился к своему учителю физики заслуженным уважением, даже тот мальчишка больше не позволял себе никаких выходок ни у него, ни у других. Но то было раньше, а теперь у него вряд ли хватит сил поднять за шиворот даже пятиклассника. Кроме того, не только вышвыривать, но даже выгонять за дверь мешающего классу ученика учитель теперь не имеет права, потому что это, видите ли, ущемляет права ребёнка, в данном случае, право учиться. Так ему внушают в Департаменте образования, и он сам не раз говорил это на педсоветах. Говорил, кривя душой, потому что и сам с удовольствием выгнал бы этого обалдуя не то, то из класса, но из школы.
- Завтра пусть родители зайдут ко мне, - потребовала Ольга Ивановна.
- А они не придут!
- Я им позвоню.
- Ну и звоните. Они давно не смеялись.
Кто-то произнёс ругательство.
Геннадий Иванович торопливо спустился на первый этаж. Чтобы дойти до своего кабинета ему надо миновать лишь два класса. В одном дети дружно повторяли за учительницей английские слова, а в другом размеренный голос завуча школы Елены Васильевны диктовал текст по русскому языку.
Геннадий Иванович тихо шмыгнул к себе и запер дверь.
2
"В пятнадцать часов всех учителей просят собраться на педсовет в четыреста втором кабинете! Явка обязательна!" - загремело радио.
Геннадию Ивановичу не нужно было смотреть в эту минуту на своих подчинённых, он и без того представлял, какое выражение принимали их лица. Кто-то планировал уйти после уроков домой пораньше, у кого-то были дела в школе, и вдруг надо было отправляться на четвёртый этаж, выслушивать какие-то сообщения, или доклады, или отчёты. Обычно они никого не интересовали.
Когда уроки закончились и школа опустела, в дверь кабинета директора в который уже раз принялась стучать Елена Васильевна, но на этот раз уже требовательнее. Её снедало беспокойство.
- Я занят! - откликнулся Геннадий Иванович, сидевший с закрытыми глазами перед чистым листком бумаги, на котором вот уже два часа собирался набросать план своего сообщения и не мог к этому приступить.
- Гена, что с тобой? - спрашивала Елена Васильевна. - Что случилось?
- Лена, потом всё объясню, - ответил Геннадий Иванович. - Сейчас мне некогда.
- Ничего плохого не случилось? - допытывалась завуч.
Геннадий Иванович не ответил. Он услышал, что его помощница с кем-то разговаривает, и возбуждённые женские голоса ясно проникали в его кабинет.
- Гена, тебе не нужна помощь? - спросил голос Анны Сергеевны, завуча младшей школы, его дорогой Анечки, бывшей соседки, одноклассницы, потом студентки того же института, где учился он, а потом коллеги.
Но и Анечка не могла ему помочь. Ни ему, ни всем остальным.
"И ведь до пенсии ещё два года! - с ужасом подумал он. - Целых два года! Куда я пойду?"
- Спасибо, Аня, всё хорошо. - бодро отозвался он.
Геннадий Иванович всё-таки заставил себя что-то написать, понимая, что этот план выступления вряд ли ему понадобится, уж очень он получился бессвязным, нелогичным. Перечитав его, он принялся вписывать отдельные предложения между строчками, зачёркивать, писать новые, стрелочками выводить в другие места. Кончилось всё тем, что он запутался в обрывках мыслей, зачеркнул написанное, достал прежние доклады, переписал кое-что из одного, другого, стараясь, чтобы содержание соответствовало вчерашнему разносу в Департаменте. Получилось шаблонно, глупо и совсем не то, что думал он сам и учителя, но правда никому не была нужна, и он отправился на педсовет с тяжёлым чувством.
В большом кабинете уже сидели учителя. Их лица в основном были недовольными, и директор их понимал. В своё время, когда он был просто учителем, и у него скривилось бы лицо, если бы ему внезапно сообщили, что будет внеочередное собрание. А он даже не мог им сообщить, до какого часа оно продлится. Он обежал глазами кабинет и отметил, что все места заняты и даже принесены стулья из коридора. Это означало, что пришли все или почти все.
Геннадий Иванович почувствовал почти благодарность к своим подчинённым, которые не подвели его. Хотя бы за их явку на собрание ему не будет нагоняя. Он спустился вниз встречать комиссию.
Чиновники от образования пришли все сразу с тридцатиминутным опозданием. На их лицах застыло общее выражение строгости и непреклонности. Почти не глядя на указывающего им дорогу директора, они поднялись в нужный кабинет.
Геннадию Ивановичу не понадобились черновики доклада, потому что говорить ему не дали. Первым сразу же выступила неприятная дама с пронзительным голосом. Она возмущалась плохой работой педагогов, их неумением понять душу ребёнка, их грубостью, невоспитанностью и бестактностью... Чем только она ни возмущалась.
Учителя сидели притихшие, с побледневшими или, наоборот, покрасневшими лицами, а Геннадий Иванович пытался представить выступающую сейчас малопривлекательную женщину дома. Он встречал её иногда в Департаменте и знал, что она из Министерства Просвещения. Всегда её вид был неприступен и агрессивен. Неужели она способна меняться? Может, в кругу семьи она мягкая и нежная? Не верится. Наверное, даже простую просьбу налить чай она облекает в форму грубого разноса.
- ... Вы сами-то способны понять, до чего у вас дошло? - кричала дама. - Это до чего же надо докатиться, до какой степени морального разложения, чтобы на голову ребёнка надеть ведро с грязной водой? Как униженный маленький человек будет жить дальше? Вы нанесли его психике такую травму, что она может сказаться в дальнейшем. Разве человек, сделавший это, имеет права быть учителем? Как он после этого чудовищного поступка может смотреть в глаза детям? Встаньте, покажитесь! Дайте мне на вас посмотреть!
В конце кабинета со своего места встала несчастная Ольга Ивановна. На неё было страшно смотреть. Её била нервная дрожь, лицо её то багровело, то белело, и можно было ожидать, что она вот-вот упадёт.
- Можете сесть, - разрешила дама. - Вы чудовище, а не учитель. И вы думаете, что мы будем терпеть в наших школах таких, как вы? Но даже если не рассматривать крайности, надо признать, что каждый из вас унижал ребёнка, топтал его достоинство и самолюбие. Разве вы не кричите на детей? Разве вы не выгоняете их из класса? Это запрещено, а некоторые из вас продолжают выгонять из класса мешающих им ребятишек. Прежде всего, это травмирует их психику. Вы сами представьте себя на месте этого ребёнка. Он вынужден пройти через весь класс к выходу под взглядами учеников, выйти в коридор и стоять там, сгорая от стыда и боясь, что кто-нибудь пройдёт мимо и увидит его позор. Это то самое, что ставить человека у позорного столба! К тому же, вы лишаете его права учиться. Вы его лучше заинтересуйте. Раз он плохо вёл себя на вашем уроке, значит, ему не было интересно, и вы сами виноваты в том, что он вам мешал. А как много двоек вы ставите! Вы даже не понимаете, что эти двойки вы ставите не детям, а себе. Почему ребёнок получает двойку? Потому что его не научили. А кто же должен его учить, как не вы? У хорошего учителя двоек в классе не бывает. А в вашей школе двойки бывают даже на экзаменах. В прошлом году были двойки на ЕГЭ по математике. Это, конечно, недопустимо, но хорошо хоть, что дети пересдали экзамен и получили аттестат. А по русскому языку двойка так и осталась. Это же позор!
С места встала учительница русского языка Мария Сергеевна.
- Эту двойку получил мой ученик, - напористо заговорила она. - Он пришёл в одиннадцатый класс, не зная ни слова по-русски. Как я должна была его научить? Он не то что правил не знал, он говорить не мог, ничего не понимал.
- У вас был целый год перед экзаменами, - высокомерно напомнила дама от образования.
- Да вы понимаете, что я не могла ему ничего объяснить, потому что он не понимал, что я говорю? - возмущалась Мария Сергеевна. - Он говорил только по-своему.
- Тогда вы должны были выучить его родной язык и объяснять правила на его языке, чтобы он понял. Только тогда вы будете считаться учителем.
Наступило красноречивое молчание, и Мария Сергеевна медленно, словно во сне, опустилась на своё место. Потом послышался ропот переговаривающихся голосов и даже смешки. Геннадий Иванович представлял, что чувствуют сейчас учителя, но сам уже ничего не чувствовал, настолько он ко всему привык. Его беспокоило лишь волнение в конце кабинета. Он видел, как две учительницы под руки вывели старую Ольгу Сергеевну. Ей явно было плохо. А как ей не заболеть после того, как её при всех унижали и оскорбляли за злополучное ведро? Геннадию Ивановичу хотелось наплевать на это совещание и выскочить в коридор, чтобы выяснить, не надо ли вызвать скорую помощь, но он остался на своём месте, понимая, что его естественный порыв будет расценен строгой комиссией как недопустимый поступок. Он успокаивал себя мыслью, что учителя, вышедшие вместе с Ольгой Ивановной, помогут ей и сделают всё, что надо.
Строгая дама долго ещё выговаривала учителям, не умеющим работать, потом почти о том же говорила другая строгая дама, занявшая ещё больше времени, чем первая.
- Сейчас выступит заслуженный учитель страны, лауреат многих конкурсов Коробкова Елена Дмитриевна, - объявила молодая бойкая женщина, по-видимому, выполнявшая обязанности секретаря.
Со стула медленно поднялась дряхлая старуха и встала перед учителями.
- Дорогие учителя, - начала старуха, вся сияющая от энтузиазма, - я смотрю на вас, наблюдаю за вашей деятельностью и удивляюсь, как низко упал престиж нашей профессии. Нет, не профессии, а призвания. Раньше мы шли в школу по призванию, а вы превратили священное понятие "учитель" в специальность. Как учили мы? Мы чувствовали удовлетворение после каждого урока. От нас дети уходили с разгоревшимися глазами. Мы умели вкладывать в них то "разумное, доброе, вечное", в воспитании которого должен видеть смысл своего существования каждый учитель. Если мы замечали, что после нашего урока у детей горят глаза, мы считали себя счастливыми. У нас не было плохих детей. Были дети способнее к какому-то предмету или менее способные, но за всю свою почти пятидесятилетнюю практику, я не встречала ни одного плохого ребёнка.
"Интересно, где они достали это ископаемое?" - непочтительно подумал Геннадий Иванович.
- Вы не стремитесь сблизиться с детьми, - продолжала старуха. - Вы не стараетесь вникнуть в их проблемы, а ведь детский мир - это сокровищница фантазии и интересов. Ходите с ними в походы, не бойтесь ночёвок в палатках, пойте вместе с ними у костров...
Геннадий Иванович почувствовал, что из него рвётся какой-то истерический смех, едва он представил лицо этой старушенции, если бы она услышала, какие слова были в песни одного верзилы из одиннадцатого класса, которую он стал петь на уроке биологии.
Услышав странный всхлипывающий звук, который издал директор, один из членов комиссии с удивлением посмотрел на него. Геннадий Иванович закусил губу и сосредоточил своё внимание на учителях. Он старался не слушать воспламенившуюся старушку, но зато уловил, как учительница физики Светлана Игоревна сказала своей соседке: "Сразу видно, что бабка засиделась дома". Её резкий голос услышал и кое-кто из комиссии, что директор определил по возросшей строгости на лицах.
Новым выступающим был мужчина, которого Геннадий Иванович никогда прежде не видел. Если и он, и другой незнакомый мужчина выступят со столь же долгими речами, то собрание продлится до восьми вечера, не меньше.
- Мне не хочется ругать вашу работу, уважаемые дамы и господа, - сказал мужчина с некоторыми потугами на галантность, - но вы и сами видите, что вы в своей профессиональной деятельности зашли в тупик. Вы не растёте дальше, вы деградируете, вы не успеваете за жизнью, а жизнь, могу вас заверить, меняется очень быстро. Дети сейчас другие, они меняются так же стремительно, как жизнь. Вы только-только привыкли к ним, какими они были ещё пять лет назад, а они уже другие, и вам уже не понять их. Вы не способны постичь, что же движет ими, когда они совершают те или иные поступки.
Геннадий Иванович посмотрел на древнего заслуженного учителя, но старуха с готовностью кивала каждому слову оратора, не принимая их и на свой счёт.
- И вот мы, чтобы разрешить, наконец, проблему отцов и детей и оградить юное поколение от непонимания взрослых, создали уникальное творение, которое условно назвали "ИУ" или "Идеальный учитель". В понедельник этот робот пройдёт в вашей школе испытание, и очень скоро такие "ИУ" заменят всех учителей во всех школах страны. В будущем мы рассчитываем продавать наших роботов и в зарубежные страны. Сейчас перед вами выступит главный инженер нашего НПО Сергей Алексеевич Прозоров.
В битком набитом кабинете царило безмолвие. Учителя жадно слушали, боясь пропустить хоть слово.
- Здравствуйте, коллеги, - начал главный инженер. - Я говорю "коллеги", потому что вы учителя, а я учитель будущих электронных учителей. Опытные образцы нашей продукции уже прошли испытание, но в пределах нашего научно-производственного объединения. Роль детей исполняли наши сотрудники. Они точно так же, как и настоящие дети, разделились на хороших и плохих учеников. Одни выполняли задания в классе и дома, другие - нет, мы даже постарались воссоздать реальную атмосферу в классе, и кое-кто из наших инженеров изображал из себя шалунов. Наш идеальный учитель прекрасно справлялся со своей работой. Одних он хвалил, других журил, объяснял материал, спрашивал с места и у доски, успевал подойти, а точнее, подъехать к каждому и проверить его тетрадь, индивидуально исправить и разъяснить ошибки. Он останавливал озорников, давал им дополнительные задания, чтобы отвлечь от шалостей и направить их энергию в нужном направлении. И, главное, он никогда не кричал и не сердился. Было бы очень полезно, чтобы этот робот дал урок вам, уважаемые педагоги, может, тогда и вы бы поучились у него, но у нас запланирован урок именно с детьми. Если идеальный учитель выдержит испытание, то мы запускаем серию, и наши "ИУ" займут места в классах всех школ без исключения. Это будет новая эра в образовании. Тогда каждый ребёнок будет обеспечен возможностью получить по-настоящему качественные знания без неприятных моментов, когда на него кричат или его обзывают. Правительство заинтересовано в наших разработках, потому что мы полностью исключаем из процесса образования так называемый "человеческий фактор" и высвобождаем колоссальное количество денежных средств, сейчас идущих на зарплату учителям. Ну, а вам, уважаемые педагоги, предоставляется возможность проявить свои способности и творческий потенциал в других областях, ближе вам по характеру и знаниям...
3
Собрание было слишком долгим, поэтому многие учителя убежали из школы, едва успев обменяться с коллегами несколькими словами. Геннадий Иванович и его завучи Елена Васильевна и Анна Сергеевна зашли в кабинет директора и молча уселись в кресла, стоящие вокруг длинного стола.
- Что скажете? - спросил Геннадий Иванович.
- Что тут скажешь? - отозвалась совершенно растерявшаяся Елена Васильевна. - Я не могу придти в себя. Неужели этого урода допустят к детям?
- Допустят. Мне уже передали приказ.
- Гена, это же какой-то бред, - сказала Анна Сергеевна.
- Мы, Анечка, живём в веке высоких технологий, - возразил Геннадий Иванович. - В наше время возможно абсолютно всё. Если правда то, что нам сейчас рассказывали об этом...
- Монстре, - подсказала Елена Васильевна.
- ... то это, действительно, идеальный учитель. Человек не может шесть часов в день метаться по классу от одного ученика к другому, к доске и обратно к ученикам. Урок выдержит, от силы - два, но, конечно, на два порядка ниже, чем бы хотелось в идеале. А ведь электронное чучело на всё способно. Что ему? Ну, перегорит какой-нибудь диод, так его и заменить несложно. Удобная, конечно, машинка, ничего не скажешь. Весь вопрос вот в чём: куда денемся мы?
- Меня сразу на пенсию, - ответила Анна Сергеевна. - Может, это и к лучшему. Сама-то я на это никак не решусь, а так... принудительно. Займусь внуками.
- Мне ещё год до пенсии, - призналась Елена Васильевна. - Может, завучей-роботов они ещё не сделали? Но и работать с электронными балбесами тоже не хочется. Я от него потребую учебный план или отчёт, а он в ответ ударит меня током.
Анна Сергеевна залилась смехом. Геннадий Иванович, отметивший, до чего этот смех неестествен, обнаружил, что и сам сотрясается от рвущегося наружу нервного хохота. Однако упоминание о завуче-роботе его почему-то даже успокоило. Ясно, что кто-то должен присматривать за деятельностью учителей-роботов. Может, это дело поручат ему, как директору? Или у них уже приготовлены на эту должность специальные люди?
- Гена, ты знал об этом заранее? - прямо спросила Анна Сергеевна. - Почему ты нас не предупредил?
- Анечка, я узнал об этом только вчера, - оправдывался он. - Ты не представляешь, что мне пришлось выдержать из-за этой истории с Ольгой Ивановной и грязной водой. Меня буквально стёрли в порошок. Я после того разноса всю ночь не спал и до сих пор как в тумане.
- Тогда давайте выпьем чаю и пойдём домой, - предложила Елена Васильевна. - У меня ещё осталось печенье.
А на следующий день, когда учителя немного пришли в себя, началось обсуждение ошеломившей всех новости.
- Жень, что ты обо всём этом думаешь? - спросила учительница русского языка Мария Сергеевна.
- Не знаю, что и думать.
- Куда мы теперь денемся?
- Да что вы заныли? - вмешалась старая Марина Кирилловна. - Нас не могут заменить. Всю жизнь были учителя, и никуда они не денутся.
- Сказали, что этот "ИУ" прошёл испытание у них в НПО, - напомнила Евгения Александровна.
- Идеальный учитель, - с отвращением выговорила Мария Сергеевна. - Лучше бы создали идеальных детей.
- Не стоит волноваться, - посоветовала Марина Кирилловна. - Пока этот "ИУ" пройдёт испытания, пока его запустят в серию... Улита едет, когда-то будет.
- Это она потому так говорит, что давно на пенсии, - определила Мария Сергеевна, глядя вслед удалявшейся математичке. - А если бы ей оставалось до пенсии года три-четыре, то сейчас ещё не так бы бесилась. Я-то уже работала в этой школе, когда ей оставался до пенсии год. Тогда учителям уменьшали нагрузку, и она из директора буквально выбила себе часы, чтобы в этот год у неё была нормальная зарплата. Тогда ей передали класс бедной Ольги Ивановны, и той, чтобы набрать ставку, дали лишний час консультаций. Некрасивая была история. А сейчас ходит важно, всех поучает.
Евгении Александровне не хотелось вникать в чужие распри, и она поскорее убежала, сославшись на неотложное дело, а Мария Сергеевна остановила своего коллегу Сергея Борисовича.
- Каково это? Идеальный учитель. Мы, значит, не подходим, а робот будет за нас учить детей? А переучивать их кому? Нам?
- А как нас разнесли! - подхватил Сергей Борисович. - По стенам размазали.
Сейчас же рядом остановились проходившие мимо учителя.
- Старуха хороша, - восхитилась Светлана Игоревна.- В походы с ними ходите, песни у костров пойте. А как за ними уследишь в этом походе? С ними и на экскурсии ходить невозможно, не то что в походы. В последний раз после экскурсии я два дня отлёживалась и ни с кем не могла разговаривать.
- А что выдала эта, с неровной завивкой? Раз ученик ни слова не знает по-русски, то выучите сами язык, на котором он говорит, - напомнила Мария Сергеевна. - Что на это скажете?
- У меня в классе сейчас двое учеников разных национальностей, которые не говорят по-русски, - сообщила Елена Алексеевна своим мелодичным голосом. - Выходит, мне надо учить сразу два языка? И когда я их выучу? Через два года, не меньше. А сдавать экзамены им через год.
- О чём мы говорим? - вскричала Мария Сергеевна. - Я веду русский язык. Как можно учить русский язык и при этом говорить не на нём, а на своём языке?
Проходившая мимо Евгения Александровна остановилась послушать.
- Жалко Ольгу Ивановну, - сказала она. - Вчера за ней приезжал сын, а ночью ей стало плохо, и её отвезли в больницу. Говорят, чуть ли не инсульт.
- Уже второй, - сказала Надежда Валерьевна. - Первый был давно, больше пятнадцать лет назад, ещё при старом директоре. Зачем вернулась в школу? Её прежние дети довели, что же говорить о нынешних.
- Довели-то не дети, а начальство, - уточнила Евгения Александровна. - Нас они упрекают за то, что мы повышаем на детей голос, а сами орут на учителей как хотят. Сначала бы выяснили, что произошло.
- Будут они выяснять! - фыркнула Галина Васильевна. - Если они будут разбираться в каждом отдельном случае, то выяснится, что надо не учителя-робота создавать, а робота-маму и робота-папу. Забирать ребёнка у биологических родителей сразу же после рождения и отдавать на воспитание роботам. Может, тогда будут приводить в школу не хамов и придурков, а нормальных детей.
Учителя почувствовали, что общая беда их объединила. Вчера ещё не разговаривавшие друг с другом люди сейчас испытывали к бывшим недругам расположение. Увольнять будут всех, не различая ни стажа работы, ни разряда. А их места займут безликие и непонятные аппараты.
- Может, этот идеальный учитель сломается при старте? - предположила Елена Алексеевна. - Ведь бывает же такое даже при запусках космических ракет.
- Хорошо бы, - согласилась Светлана Игоревна. - Тогда этих "ИУ" побоялись бы пускать к живым детям, отправили бы на доработку, а там, глядишь, мы все выйдем на пенсию.
Молоденькая Елена Алексеевна промолчала.
Все дни перед торжественным событием учителя собирались группками и обменивались впечатлениями и соображениями. Чем ближе надвигалась грозная дата, тем тревожнее становилось на душе.
- Знаете, что мне сказал Карапетян из 10"Б"? - пожаловалась Надежда Валерьевна. - Когда я поставила ему двойку за то, что он не выучил формулу, он заявил: "Ставьте хоть пять двоек. Скоро всех вас заменят на нормальных учителей".
- Вы ещё обращаете внимания на эти слова? - удивилась Марина Кирилловна. - Я уже привыкла, что единственный аргумент у двоечника тот, что его учил плохой учитель.
- Нельзя говорить "двоечник", - поправила завуч Елена Васильевна. - Это слово ранит самолюбие ребёнка. Надо говорить "неуспешный ученик".
- Хотя разницы никакой, - вставила услышавшая их Мария Сергеевна. - Мне Салахов вчера говорит: "А вы знаете, что вас скоро уволят? Нам дадут учителей, которые будут нас действительно учить. А вы только и умеете, что ставить двойки".
- Ольга Ивановна правильно говорила: "Научить можно лишь того, кто хочет учиться", - напомнила Надежда Валерьевна. - Как я могу научить ребёнка физике, если он не желает учить законы и формулы? Я на каждом уроке долблю одно и то же, задаю учить на дом, а на следующий день мне могут ответить заданное лишь несколько человек, да и то косноязычно. Как я выучу за них? Они ничего не желают делать.
- У нынешних детей особое потребительское отношение к жизни, - сказала Мария Сергеевна. - Они считают, что им должны только давать, а требовать от них не имеют права. Они такую позицию переносят даже на учёбу. Ты меня учи, но не требуй, чтобы я что-то делал.
- Но научить обязан, - подхватила Елена Васильевна. - Да, так оно и есть... Жалко Гену. Он весь высох за эти дни.
4
Страшный день наступил. С утра учителя были притихшими и переговаривались чуть ли не шёпотом.
- В каком кабинете будет урок? - спросила Евгения Александровна.
- В триста пятом, - ответила завуч Елена Васильевна. - Он достаточно большой.
- На каком уроке? - поинтересовалась Марина Кирилловна.
Завуч усмехнулась.
- Геннадий Иванович предложил не отрывать учителей от работы, а провести урок у 11"Д" класса вместо заболевшей Ольги Ивановны. Он не стал уточнять, какой это класс.
- Хоть одна радость, - призналась Евгения Александровна. - У меня как раз "окно", и я думала, что меня заставят её заменять. Пусть с ними мучается идеальный учитель.
- А вдруг, и правда, его так устроили, что он сумеет усмирить этих дикарей? - предположила Марина Кирилловна. - Помню, я вела урок в этом классе. Это нечто! Удивляюсь, как там работают люди? Нет, не представляю, как можно там провести нормальный урок.
Евгения Александровна дала четыре урока, чувствуя, что с каждой минутой напряжение нарастает. Учителя всё чаще стали на переменах прохаживаться по коридору, высматривая, не везут ли "ИУ". Дети тоже были неестественно оживлены, а на учителей посматривали несколько свысока.
Геннадий Иванович не знал, чем себя занять. За что бы он ни брался, всё валилось из рук, а глаза то и дело обращались на часы. Когда стрелки стали приближаться к намеченному времени, он принялся расхаживать по кабинету.
Зазвонил телефон, и директор торопливо снял трубку.
- Приехали, Геннадий Иванович! - взволнованно предупредил охранник.
Директор поспешил навстречу гостям, которых он воспринимал скорее как захватчиков. Пришедшие особого внимания на него не обращали, он служил им лишь указателем. С собой они привезли громоздкий ящик и подняли его на третий этаж.
- Пусть дети разойдутся по классам, - распорядилась неприятная дама.
Геннадий Иванович пошёл передавать приказ начальства учителям. Заинтригованные дети не торопились в кабинеты.
- У нас перемена, - протестовали они. - Мы имеем право отдыхать.
- А ну живо по классам! - заорала дама. - Это ещё что за разговоры?! Вам велено разойтись, вот и расходитесь!
- Что вы на нас орёте? - осведомилось несколько голосов.
Дама опешила, а Геннадий Иванович еле удержался от смеха. Он с утра чувствовал, что его временами душит истеричный смех.
Общими усилиями коридор очистили от детей. Лишь несколько учителей, у которых не было следующего урока, остались зрителями.
- Немедленно разойтись! - закричала дама.
Учителя, словно по молчаливому уговору, прошли в кабинет Евгении Александровны и, стоя у прикрытой двери, стали жадно слушать.
Ящик открыли, сняв переднюю стенку, и вывезли из него прибор высотой метра полтора, с манипуляторами вместо рук, вращающимся цилиндром вместо головы, с восьмиугольным туловищем и колёсиками вместо ног. Инженеры, обслуживавшие робота, откинули какую-то крышечку, что-то наладили, закрыли крышку и отступили. Идеальный учитель ожил, слегка шевеля манипуляторами и поворачивая цилиндром-головой. Все, кроме инженеров, попятились. Даже крикучая дама умерила голос, когда спросила, настроили ли прибор на урок алгебры в одиннадцатом классе по нужной программе.
- Как было оговорено, - ответил главный инженер. - По материалу указанного учебника. Третий урок по теме. В классе тридцати пять человек.
- Очень хорошо, - одобрила дама. - Дети уже в классе. А вот и звонок.
Робот самостоятельно и на удивление легко подкатил к двери, открыл её и въехал в кабинет.
- Здравствуйте, дети, я ваш новый учитель, - раздался приятный мужской голос.
Геннадий Иванович не узнавал буйный класс. Дети были настолько ошеломлены, что вели себя тихо и пристойно.
- Староста, кого сегодня нет?
- А я знаю? Вроде, все. Или нет Ленки? Ленка, ты здесь?
- Нет Красновой, - объяснила обычно тихая и стыдливая девочка.
- Как вас зовут? - спросил мальчишеский голос.
- Моя модель называется "ИУ", - ответил робот. - Я сейчас прочитаю список, а вы будете вставать, чтобы я вас запомнил.
Геннадий Иванович мельком подумал, что робот теряет слишком много времени от урока. Конечно, это первый урок с незнакомым классом, но ведь это пробный урок. Успеет ли идеальный учитель выполнить намеченное для работы?
Дети вставали медленно, явно затягивая процесс знакомства.
- Ребята, вы начали проходить тему... Сейчас мы повторим правила...
- Давайте, а то нам их совсем не объясняли, - одобрил Марат. - Знаешь, какая у нас учительница?
- К учителю надо обращаться на вы, - поправил робот.
Послышались смешки.
- Катя, напомните нам формулу производной произведения.
- Я не знаю.
- Саша, подскажите.
- Ух ты! Всех нас запомнил с первого раза. Вот что значит настоящий учитель. А Ольга Ивановна полгода нас путала.
- Марат, вы хотите нам помочь?
- Сначала объясните нам, а потом спрашивайте. Ну и дела! Не объяснят, а уже спрашивают.
- Дети, разве вам не давали формулы?
- Нет! - дружно закричал класс.
- Вот эти формулы, записаны в тетради, - сказал робот, указывая тетрадь девочки с первой парты. - Почему у вас их нет? Вы болели?
- Нам ничего не объясняли, - пожаловался товарищ Марата. - Нам никогда ничего не объясняют. Только спрашивают.
Идеальный учитель трудолюбиво и очень толково объяснил правила. Геннадий Иванович слушал с удовольствием, а класс гудел, обмениваясь впечатлениями о внешнем виде идеального учителя.
- Дети, я непонятно объясняю? - спросил робот.
- Мы не понимаем, - нагло ответил Марат.
- Не слушайте его, - почти со слезами запротестовала совестливая девочка. - Всё понятно. Нам это уже объясняли.
Робот дал простенькие задания, вызвал ученика к доске и принялся разъезжать по классу. Сначала он подъехал к Марату.
- Что вам не понятно? - спросил он.
- Всё.
Геннадий Иванович слышал, как приглушённый голос идеального учителя даёт указания.
- Я тоже ничего не понял, - пожаловался сосед Марата по парте.
Марат откровенно смеялся. Когда робот кончил объяснения, третий приятель заявил, что ему тоже требуется помощь.
Геннадий Иванович понял, что негодные дети решили таким способом издеваться над идеальным учителем.
- В него заложено чувство времени? - спросил он. - Так он ничего не успеет.
- Не язвите, - буркнула помрачневшая неприятная дама.
Видно, чувство времени в идеального учителя заложено было, потому что он ускорил темп не только движений, но и речи.
- Ничего не понимаю... Говорите медленнее... Объясните ещё раз...
- Ринат, почему вы ничего не пишете? - спросил идеальный учитель.
Юноша у доски пожал плечами. Робот стремительно подкатил к нему, заставив его шарахнуться в сторону.
- Что это он? Осторожнее! - закричал Ринат.
Геннадий Иванович наслаждался, слушая речь робота Он очень внятно и чётко выговаривал слова, его объяснения были безупречны, но Ринат хлопал глазами и ничего не понимал. Он даже не вслушивался, заранее зная, что вся эта премудрость не для человеческого понимания.
- И сколько же в итоге получится, Ринат? - спросил идеальный учитель.
Молчание.
- Минус пять плюс три, - настаивал "ИУ".
Ринат пожал плечами и в виде оправдания сказал:
- У нас в моей старой школе почти не было математики.
У робота что-то загудело внутри цилиндрической головы, и класс принялся дружно хохотать. Кто-то вскрикнул дурным голосом, подражая рекламе.
- Арсен, ответьте... - начал робот.
- Мы не понимаем вас, - нагло заявил Арсен. - Даже Ольга Ивановна объясняла лучше, чем вы.
- С ней хоть было весело!
- То кричит, словно её режут, то ведро на голову наденет...
- Ха-ха-ха!
Дети явно освоились в обществе аппарата и понемногу хамели.
- Вы не умеете учить, - объявил какой-то переросток. - Вот моей сестре повезло: у неё хорошая учительница.
Марат засвистел, а потом начал скандировать разные некрасивые слова, привлекая к этому делу своих приятелей. Идеальный учитель метался от парты к парте.
- Катя, где карточка? - спросил он.
- Наверное, там, где вы её положили. Я не брала.
- Я её дал вам, чтобы вы её выполнили.
- Отстаньте от меня. Что привязались?
Шум нарастал. В электронном мозгу идеального учителя стали путаться этапы, способы и правила ведения урока, методы оценивания учащихся, материал урока, что-то из детской психологии, а между этими понятиями ярко вспыхивали цифры электронных часов, отмечающих время урока.
"Нельзя повышать голос. Нельзя говорить резко или грубо. Нельзя обзывать. Нельзя... Нельзя..."
Из всех запретов, налагаемых на него, бедняга-робот не мог найти ни одной бреши, которая позволила бы ему остановить почувствовавших свою безнаказанность детей. В его голове-цилиндре что-то всё громче гудело.
"Нельзя поднимать на детей руку. Нельзя толкать. Нельзя дотрагиваться до детей..."
И вдруг среди этой бесконечной череды "нельзя" робот обнаружил пропущенный пункт. Он подъехал к ближайшему кривляющемуся парню и резким движением выдернул из-под него стул, потом то же самое проделал со вторым лоботрясом, с третьим...
Стоявшие в коридоре люди сначала не поняли, что происходит в классе, и только раздавшиеся вопли заставили их заподозрить, что случилось что-то незапланированное. Инженеры первыми бросились в кабинет и отключили своё творение.
Геннадий Иванович тоже осмелился заглянуть внутрь и обнаружил шесть стульев, аккуратно стоявших в проходе, шесть учеников, небрежно лежащих под партами, и остальных - жавшихся к стенам. Посреди всего этого хаоса неподвижно стоял идеальный учитель. Директор тихо отступил назад в коридор. Звонок заставил его вздрогнуть и очнуться. Он замахал руками выглянувшим из всех дверей учителям, призывая их закрыть двери и не выпускать детей. Потом он смотрел, как из злополучного кабинета молча вышли члены комиссии, как инженеры вывезли своего робота, упаковали в ящик, и как потом все ушли, так и не сказав ему ни единого слова.
- Геннадий Иванович, они уехали, - доложил прибежавший снизу охранник.
Учащиеся 11"Д" класса стали несмело выглядывать из дверей кабинета.
- Геннадий Иванович, можно нам выйти? - робко спросил Марат.
- У меня болит рука, - пожаловался другой мальчик.