Потеря большая, но имеются смягчающие обстоятельства
Светлана привыкла вставать рано. Всё лето она просыпалась, бодрая и весёлая, в семь часов, а то и в половине шестого, даже будильник ей не требовался. В ясную ли погоду, в дождь ли, в жару или холод на душе был покой и умиротворение. Она гуляла с собакой или с собакой и котом, если Базиль тоже соизволял выйти, кормила животных, с аппетитом завтракала сама, а потом садилась за работу над романом. "Ни дня без строчки" было сказано не про неё. Она легко могла оторваться от литературной деятельности и, если говорить откровенно, с трудом заставляла себя садиться перед ноутбуком или раскладывать перед собой бумаги и ручки и приниматься за сочинительство. Гораздо больше ей нравилось проворачивать воображаемые сцены в уме, наполняя их большим содержанием, чем разумно было выразить в письменной форме, и порой переходя на откровенную нелепицу, а в своих книгах она чётко отсекала то, что не согласовывалось с сюжетом или характерами героев. Самым тяжёлым временем для работы было начало отпуска, потому что в учебном году она могла писать лишь урывками, настолько школа поглощала все силы, физические и душевные, а потому она теряла навык сочинительства и с превеликим трудом втягивалась в творчество. Но вот теперь она давно в него втянулась, так что писать бы и писать, а отпуск, как назло, подошёл к концу. И, словно символизируя окончание свободы, она проснулась только по звонку будильника, с плохим настроением и без привычной лёгкости. По известному закону подлости, она бы проспала привычное для подъёма время, если бы не этот противный звон.
Она лежала в постели, собираясь с духом, чтобы встать и приготовиться к первому дню в пока ещё пустой школе. Ещё полторы недели до начала учебного года, и это было единственным утешением. Можно будет брать с собой нетбук и потихоньку продолжать раскручивать сложный сюжет. Впрочем, Светлана каждый год на это рассчитывала, но неизменно что-то мешало ей осуществить своё намерение.
- Время просыпаться: семь сорок! - раздался противный голос.
На этот раз сработал будильник в мобильном телефоне. Вот теперь надо было вставать и поскорее отключить эту функцию, иначе фраза будет повторяться снова и снова. Да, пока что можно вставать в семь сорок, притом не торопясь, а когда начнутся занятия, то надо будет вскакивать с постели гораздо раньше, часов в шесть или в шесть с небольшим.
Света быстро встала. Потревоженный Базиль недовольно поднялся. Он имел обыкновение укладываться на ночь у неё в ногах, несмотря на то, что можно было выбрать десяток других, гораздо более удобных мест для ночлега, и каждый раз выражал своё неодобрение реакции хозяйки на будильник. Потом он сменил гнев на милость, спрыгнул на пол и потерся боком о ноги Светы, мурлыча при этом чрезвычайно громко. Он был необыкновенно длинным и из-за этого казался тощим, хотя имел отменный аппетит и утолял его без стеснения. На даче у него была привычка каждый день обходить расположенных к нему соседей и, демонстрируя поджарое тело, пользоваться их жалостливостью, получая куски, а иногда и порядочные порции. Потом он плотно перекусывал дома. В нём не было ничего особенного, кроме длины тела и ширины морды, которой он обычно придавал высокомерное и даже презрительное выражение, меняя его по обстоятельствам на любезное и жалобное, если ему хотелось что-то выпросить. И лишь когда на него никто не смотрел, он преображался, становясь энергичным и деятельным разбойником. Даже шерсть его подходила к его истинному характеру, потому что была короткой и имела редкую теперь расцветку: тёмно-полосатую, немного в зелень. Раньше такой окрас называли "помоечным", но теперь дворовые кошки утратили этот цвет, смешавшись с домашними.
Потом Базиль отправился к собаке и тщательно обтёр шерсть об её морду и бока. Выполнив утренний ритуал, он первым отправился на кухню, готовясь к получению завтрака.
Когда кот удалился, Дик, сидевший неподвижно и, затаив дыхание, наслаждавшийся явным признаком расположения к нему Базиля, которого уважал, получил возможность встать и поприветствовать хозяйку. Это был молоденький пёсик, ещё пятимесячным щенком увязавшийся за Светланой на улице. В отличие от кота он обладал выразительной внешностью, потому что был ярко-рыжим с белой грудкой и концами лап, а морда его была ровно пополам поделена на белую и рыже-чёрную части. Уши у него были густо опушены длинной шерстью, а кончики их очень симпатично свисали. Хвост он кольцом закидывал на спину, но в минуты потрясений или душевного уныния хвост моментально разворачивался и волочился за ним по земле, потому что шерсть на нём была непомерно длинной. Света полагала, что это помесь шпица с какой-то охотничьей породой.
- Всё, уважаемые, счастливой жизни пришёл конец, - объявила Светлана, обращаясь к животным. - Теперь вы весь день будете сидеть одни. Поняли?
Дик отчаянно завилял хвостом, а Базиль задумчиво посмотрел на хозяйку, потом перевёл жёлтые глаза на собаку и, обведя взглядом половину кухни, сосредоточил своё внимание на плите, где готовился завтрак. Света поняла намёк, но заняться распределением еды её заставил не кот, а необходимость идти в школу.
По последнему распоряжению администрации, поступившему до периода отпусков сотрудников, приход в школу должен был производиться строго по расписанию уроков, то есть все должны были находиться на своих местах в половине девятого утра, а войти в здание школы и отметиться в журнале ухода-прихода надо было не позднее пятнадцати минут девятого, однако все настолько дружно проигнорировали приказ, что никто не стал придираться к нарушению нововведения и проверялось только одно: отбывают ли учителя в школе положенное время. Светлана не была уверена, что относительная свобода продлится и после лета, но в первый день было простительно этого не знать. Она наметила свой приход часов на девять, а то и на половину десятого.
Первое неприятное чувство, возникшее при пробуждении, развеялось, но на душе оставалось муторно и не прекращалось сожаление, что возвращаются рабочие будни. Каков-то будет этот новый учебный год?!
Светлана ещё с вечера предвкушала, как она сварит пшённую кашу с тыквой. Почему-то, ложась спать, она так и представляла, как это будет изумительно вкусно. Сейчас, утром, её настроение резко изменилось, и она подумала, что ничего приятного в этой каше нет и для завтрака она совсем не подходит, зато для этой цели словно специально создана манная каша. Она её с детства очень любила, потому что мама всегда готовила её без комков и достаточно жидкую. Вот и сейчас Света решила доставить себе удовольствие, невинное и вполне простительное для переходного этапа от свободы к школьному рабству. Для фигуры эта каша была неподходящим лакомством, поэтому и варилась в особых случаях, а фигура у неё, увы, была полновата, не то что в былые годы.
Дику полагалась эмалированная миска, Базиль имел квадратную фарфоровую плошку, а себе Светлана налила кашу в глубокую тарелку. Сверху всем троим были положены крупные куски сливочного масла. Света до сих пор помнила, какой аппетит в ней вызывали в далёкие школьные годы плоские тарелки с густой манной кашей, в которой в самой середине делалось углубление и туда наливалось растопленное сливочное масло, которое не умещалось в ямке и заливало тарелку почти до краёв. Щедрая порция каши, щедрая добавка в виде масла, и в целом то время было щедрое. Работая в школе сейчас, она удивлялась, до какого мизерного количества съёжились детские завтраки.
- Это вам, ваше степенство, - обратилась она к коту, ставя на стол его плошку, а свою тарелку до времени убирая в посудный шкаф.
Базиль вспрыгнул на обычное место и принялся уписывать кашу за обе щёки, временами издавая угрожающее урчание, если ему приходило на ум, что кто-то может соблазниться его завтраком.
- Диченька, это тебе, - сказала Светлана, ставя миску на пол. - Ешь скорее, пока этот разбойник занят.
Собака не заставила просить себя дважды и огласила кухню смачным чавканьем.
Теперь Светлана могла поесть сама. Она отодвинула кота, уже расправившегося с кашей, перепрыгнувшего на кухонный стол и теперь крутившегося возле спрятанного чужого сокровища, достала тарелку и села за стол.
- Только попробуй! - пригрозила она Базилю.
Другой бы не понял, что она имела в виду, но только не кот. Он принял глубокомысленное выражение, словно у него даже мысли не было отогнать Дика от его миски и присвоить себе остатки его порции, и сидел теперь на полу, временами косо поглядывая на собаку, но не решаясь осуществить коварный план. Такие вещи надо проделывать, когда что-то отвлечёт хозяйку, например, телефонный звонок.
Доев и чисто вылизав миску, Дик проверил, не попала ли каша на её бок или на донышко, долго возил её по полу и, убедившись, что ни крупинки не осталось, оставил своё занятие, начиная чувствовать, что к нему приходит сытость, и удовлетворённо облизываясь. Базиль, в свою очередь, приблизился к его миске и подверг её ещё более тщательному обследованию, но тоже отошёл ни с чем.
По мнению Светы, её опустевшая тарелка уже не представляла ценности, но у Базиля было другое мнение, потому что она не была чисто вылизана, как у них с Диком, однако, как это почти всегда бывало, хозяйка сразу же вымыла тарелку, не позволив ему сделать это собственным языком, а заодно перемыла и безукоризненно сверкающие миски животных. От досады Базиль напустил на себя напыщенный вид и теперь излучал презрение ко всему свету.
Базиль, сохраняя на широчайшей морде прежнее неприступное выражение, последовал за ней, и Дик, как привязанный, потащился за котом, но по дороге отстал, отвлеченный внезапной догадкой завернуть в ванную.
- Если бы ты знал, как мне не хочется туда идти! - говорила Света коту. - Хорошо тебе: остаёшься дома, можешь делать, что тебе заблагорассудится, с Диком поиграешь. А каково мне?! Опять эти бесконечные бумаги, отчёты, планирование... Я даже не знаю, какая у меня будет в этом году нагрузка. Всегда мы всё вовремя и заранее распределяем, а после лета принимаемся перераспределять...
Базиль не возражал и не перебивал, являя собой поэтому прекрасного собеседника.
- А у меня ещё не дописана глава, - продолжала рассуждать хозяйка. - Как считаешь, брать мне с собой нетбук или нет? По-моему, не надо. В первый день вряд ли у меня будет возможность заняться сочинительством. Согласен? Вот и хорошо... Что это? Что я слышу?
Светлана замерла, потому что из коридора доносились странные звуки: не то сопение, не то рычание, какая-то возня. Она торопливо пошла к месту происшествия, и сначала отпрянула, потому что под ноги ей попались мелкие красные комочки.
- Дик! - испуганно позвала она.
Собака не откликалась. Света пригляделась, подняла один из комочков и определила, что это обрывок поролоновой губки. Тогда она поспешила в ванную. Пусто. Лишь на полу те же обрывки. Оставалась кухня. Там, громко пыхтя и порыкивая от удовольствия, Дик пытался дорвать остаток губки.
- Зачем ты это сделал? - обратилась к нему Светлана.
Пёсик невинно поглядел на неё и отщипнул ещё кусочек. Потом он встрепенулся и поднёс крошечную, всю истерзанную губку к её ногам, на всякий случай прижав её к полу лапой, и вопросительно поглядел на Свету.
- Не буду я с тобой меняться, - отказалась та. - Принёс бы целую - был бы разговор, а эти клочки никому не нужны.
Дик коротко тявкнул, не сводя со Светы тёмных глаз.
- Нельзя от одного дела получать сразу два удовольствия, - пояснила Светлана. - Ты с наслаждением порвал новую губку, так что своё уже получил. Если бы ты принёс мне её целой, то я бы дала сухарик.
И она повернулась, чтобы взять щётку и подмести пол, но Дик ещё раз тявкнул, побежал следом и, сев перед ней прямо на мусор и глядя ей в глаза, стал демонстративно жевать останки злополучной губки.
- С ума сошёл? - осведомилась Светлана.
Пёсик продолжал жевать, давая понять, что если она будет продолжать упорствовать, то он сейчас проглотит несъедобный предмет, а что с ним произойдёт впоследствии, будет на её совести. Этого Света выдержать уже не могла, потому что упрямая собака была способна нанести себе любой вред, лишь бы настоять на своём.
- Брось! - воскликнула она. - Сейчас дам сухарик. Держи.
Дик сразу же выплюнул губку и принялся хрустеть кусочком сухого хлеба, приготовленного специально для таких случаев. Света регулярно резала на маленькие кусочки батон, сушила его в духовке и каждый раз полагала, что этого запаса хватит Дику надолго, но он был изобретателен. Вот и сейчас он проглотил кусок и успел схватить свою истерзанную губку до того, как её подобрала Света. Пришлось её выкупать вторично. Высшим достижением пёсика был тройной выкуп, но на этот раз он всё-таки опоздал. Базиль наблюдал за этой суетой с прежним напыщенным видом.
Когда Светлана погуляла с собакой и наконец-то отправилась на работу, было уже девять часов. Хорошо, что школа стояла недалеко от её дома, поэтому не приходилось тратить время на транспорт, но зато она не успела мысленно подготовиться к возвращению туда после двух месяцев отпуска, поэтому быстрым шагом вошла в вестибюль в чувствах, далёких от спокойствия.
- Здравствуйте, - приветливо поздоровалась с ней охранница.
Из всех эмоций, которые пережила в этот день в школе Светлана, первая оказалась самой приятной. Женщина была из прежнего состава охранников, а это вселяло благотворные мысли и спокойствие. Обычно, когда учителя возвращались в школу после лета, им приходилось называть себя очередному новому охраннику, чтобы тот мог с ними познакомиться, и создавалось впечатление, что пришли какие-то перемены, а, как известно, во многих случаях слово "перемены" является синонимом слова "неприятности". Сейчас же Светлану встретила прежняя милая охранница, и ей сразу стало казаться, что она ни на неделю не прерывала связь со школой.
- Здравствуйте, - с улыбкой ответила она.
- Не забудьте расписаться в журнале, - напомнила женщина.
Привычные слова. Ничего здесь не изменилось.
- Светлана Николаевна, - обратилась к ней охранница, - директор просила сказать, чтобы вы заглянули к ней, как только придёте.
А это было уже что-то новенькое. Её крайне редко вызывала к себе директриса, и у Светы эти визиты в директорский кабинет оставляли тягостное впечатление. Как известно, начальство почти никогда не утруждает себя вызовом подчинённого, чтобы сообщить ему приятную новость.
- Хорошо, сейчас же зайду, - бодро ответила Светлана, принимая такой довольный вид, словно на протяжении всего отпуска только и мечтала, чтобы её вызвала директриса. Не хотелось показывать кому-либо, что ей очень неприятно это известие.
Она не стала подниматься к себе на третий этаж, а сразу же поспешила в директорскую, чтобы поскорее избавиться от этой заботы. В приёмной за компьютером сидела средних лет секретарша, которая сразу же расплылась в улыбке.
- Здравствуйте! - протянула она. - Давно не виделись! Наверное, соскучились?
- УЖАС как соскучилась! - подтвердила Светлана. - Одно утешение, что ещё полторы недели до занятий. Мне передали, что меня мечтает увидеть Зинаида Фёдоровна. Не знаете, по какому вопросу?
Секретарша помотала головой.
- Не знаю. Не слышала.
- Она у себя?
- У себя, но сейчас занята. У неё чей-то папаша. Что-то его в нашей школе не устраивает. Вы, Светлана Николаевна, зайдите через полчаса.
- Хорошо.
Лучше бы секретарша не уточняла, по какой причине Зинаида Фёдоровна занята. Светлана была мнительна, хоть и старалась заглушить в себе это неудобное для жизни свойство характера, а потому сейчас же предположила, что жалуется отец какого-то из её учеников, недовольный оценками. Жаловаться родители могли на что угодно, вплоть до устава этой школы, обязывающего детей иметь сменную обувь, но в голову прежде всего лезут опасения личного характера.
Света стала подниматься по лестнице на третий этаж. По дороге ей встретилась заместитель директора по воспитательной работе, чуть старше средних лет, бесцветная и невзрачная, маленькая, юркая, подвижная, чем-то похожая на беспокойную птичку. И фамилия у неё соответствовала внешности: Синицина.
Ответа не последовало. Женщина прошла мимо неё, как мимо пустого места.
Светлана давно уже перестала обращать внимания на её поступки. Иногда Синицина первая очень приветливо здоровалась, но на следующий же день без всякой на то причины могла не ответить не только на приветствие, но и на прямой вопрос. Надо было с этим мириться, чтобы сохранять хорошие отношения.
В школе было пустынно, тихо и потому очень уютно. Ещё не расстелили палас на всю длину коридора, не повесили шторы на окна, даже цветы были сдвинуты со своих мест, а мягкие диванчики - отодвинуты от стен. Пахло свежим лаком. Весь вид школы говорил о том, что к новому учебному году готовятся, но он ещё далеко.
Двери в кабинеты нигде не были распахнуты, и Светлана не стала проверять, кто из учителей уже сидит на своём месте, кто ещё не дошёл до школы, а у кого отпуск заканчивается позже. Через час-полтора задержавшиеся коллеги явятся, а те, кто пришёл раньше других, выползут из своих нор. Светлане хотелось как можно быстрее юркнуть в собственный кабинет, открыть окна, расставить цветы. Только ей не пришлось доставать ключ, потому что дверь в него была открыта. Кто-то там побывал, не заперев его, а может, до сих пор там присутствует. Это могли быть уборщицы, занимающиеся мытьём окон, потому что наконец-то с учителей сняли обязанность делать это самим или привлекать на помощь родителей.
Однако уборщиц в кабинете не было, а находилась там какая-то незнакомая девушка с круглым добрым лицом.
- Здравствуйте, - немного растерянно поздоровалась Светлана.
- Здравствуйте. - Девушка встала со своего места на задней парте. - Извините, меня направили сюда.
- А кто вы? - спросила Света, гадая, по какому вопросу могла придти к ней эта милая особа. Может, это новая ученица?
- Я буду вести русский язык, - пояснила девушка.
- Очень приятно. А как вас зовут?
- Ольга Михайловна, - с запинкой ответила девушка, явно не до конца привыкшая называть себя полным именем. - Ольга Михайловна Терёшина.
- Только закончили институт?
- Нет, я закончила два года назад и уже работала в школе, но не учителем, а воспитателем в зимнем лагере.
- Меня зовут Светлана Николаевна. Конечно, вам надо где-то хранить учебники, тетради. Давайте я выделю вам для этого шкаф. Вот этот подойдёт?
Девушка неуверенно кивнула. Было очевидно, что ей крайне неловко. Света помнила, как сама вначале мучилась без кабинета. Только ей никто из коллег не предложил хранить книги и тетради у себя, а сама она не решалась об этом попросить, а потому таскала из школы домой и из дома в школу большие тяжести. Удобно, что сейчас молодых учителей сразу же направляют в определённые кабинеты, где им можно будет заиметь свой уголок. Правда, надо отдать справедливость, отправляют далеко не во все кабинеты, а лишь к самым покладистым из старых учителей. В прошлом и в позапрошлом году у Светы последовательно перебывали две новых учительницы, но они ушли из школы. Что ж, теперь их заменит эта приятная девушка.
- Хотите кофе? - предложила Света. - Надо обмыть знакомство.
Ольга засмеялась, всё ещё мучаясь от непонятного чувства неловкости, и неопределённо кивнула. Светлане было бы неудобно одной пить кофе в присутствии другого человека, а потому она решила расценить этот неясный ответ как согласие и хотела было достать ещё одну чашку, но решила поскорее приучить девушку быть в кабинете второй хозяйкой, а потому сказала:
- Подсаживайтесь сюда, но прежде откройте вот ту дверцу, которая ближе к окну. Выбирайте себе чашку по душе и ложку. Запомните, где хранится посуда. Только учтите, что при проверках я всё это прячу.
- Почему?
- Потому что могут придраться к многоразовым чашкам. По правилам, надо иметь одноразовые. Как будто у нас все окрестности Москвы до беспредела не завалены мусором и требуется его преумножать. И ведь весь этот пластик не гниёт, а так и остаётся в земле. Садитесь поудобнее, чувствуйте себя как дома.
Девушка смутилась ещё больше.
Тут дверь распахнулась, и в кабинет заглянул невысокий мужчина с заметным брюшком, моложавый для своих шестидесяти лет, тёмноволосый без седины.
- Светик! - закричал он. - Вас ли я вижу?! Давно в школе?
- Примерно пятнадцать минут, - сообщила Света.
Это был учитель биологии Михаил Борисович Жигадло, как всегда весёлый и жизнерадостный. Он в течение вот уже пяти лет полушутливо ухаживал за Светой, а она не менее шутливо отстранялась от его ухаживаний.
- Я без вас прямо-таки извёлся. Каждую ночь видел вас во сне.
- А что, вас каждую ночь мучили кошмары? - спросила Светлана.
Жигало захохотал, и даже молоденькая учительница не смогла удержаться от смеха.
- Садитесь к столу, - пригласила Светлана. - Будете кофе?
- С удовольствием.
- Вы уже знакомы? Это наша новая учительница по русскому языку и литературе.
- Я только-только пришёл. Ничего ещё не знаю, - ответил Жигадло. - Едва пришёл - и сразу к вам. С утра уж на ногах и я у ваших ноХХХ.
- Ольга Михайловна, - закончила представление Света. - А это наш биолог Михаил Борисович.
Она посмотрела на большие часы, висящие на стене. Оставалось пять минут до назначенного секретаршей времени. Ничего, конечно, не случится, если она придёт не через полчаса, а через сорок минут, но Свете самой хотелось как можно быстрее покончить с неприятным и неясным делом.
- Торопишься, Светочка? - осведомился Жигадло, переходя на "ты".
- Директриса просила зайти, - пояснила она. - Интересно, что ей понадобилось?
Девушка неудачно наклонила чашку, пролила немного кофе на стол и густо покраснела.
- Только, пожалуйста, без смущения, - ободрила её Светлана. - Скатерти здесь нет, а пластик потом прекрасно вытрем. Пойду-ка я вниз, а то уже пора.
Она вышла из кабинета и, идя по коридору, слышала, как Михаил Борисович расспрашивает новую учительницу о прежней работе, учёбе, личной жизни. Он никогда не терялся и со всеми чувствовал себя свободно, даже, по мнению Светы, слишком свободно. Сама она стала быстро спускаться вниз и на площадке второго этажа вновь встретилась с Синицыной. Встал вопрос: здороваться ещё раз или нет. Светлана решила ограничиться кивком. Синицына не снизошла даже и до кивка, молча прошествовав мимо. Зато на первом этаже расписывалась в журнале ухода-прихода учительница истории Людмила Аркадьевна Карасёва, приятельница Светы, имевшая кабинет слева от неё и часто приходившая к ней выпить кофе или чай и поболтать. Она что-то говорила охраннице, и её резкий голос разносился на два этажа. И вся она словно состояла из одних углов: высокая, худая и нескладная.
- Рада вас видеть! - воскликнула она. - Два месяца не встречались. Куда вы направились?
- К директрисе, - объяснила Светлана. - Не знаю, что ей нужно.
- А я к себе, а потом - к вам. Вы знаете, что у нас новая завуч?
- Н-нет, - растерялась Светлана. - А где Кира Алексеевна?
- Ушла. Написала заявление об уходе и ушла. Но вы сами понимаете, что ушла не просто так. Я-то ещё до отпуска знала, что она должна уйти, но не стала никому говорить, ведь всякое бывает: вдруг не уйдёт. Но нет, не то не осталась сама, не то её не оставили... или подставили.
- Кто же у нас теперь? - спросила Светлана огорчённо, потому что прежняя завуч была очень приятным человеком и с ней было легко иметь дело.
- Ещё не видела. Внизу мне сказали, что её фамилия Землянская, впрочем по фамилии ничего не определишь. Так я к вам потом зайду.
- Можете меня не ждать, а придти сразу. У меня там Жигадло и новая учительница по русскому, очень приятная девушка.
- Мне до новых учительниц дела нет, - безапелляционно заявила Карасёва. - Пусть сначала себя зарекомендуют, а уж потом я посмотрю, стоит ли с ними общаться. Но к вам я, конечно, зайду.
Светлана пошла дальше. При виде неё секретарша улыбнулась виноватой улыбкой и покачала головой.
- Всё ещё с папашей? - спросила Света.
- Они с Аллой Витальевной завтракают, - пояснила секретарша. - Это наша новая завуч. Придётся вам зайти ещё через полчасика. Сами понимаете: потревожить их не могу.
- Зайду, - согласилась Светлана, которой ничего другого не оставалось. - А что за завуч? Приятный человек?
Секретарша откровенно пожала плечами.
- Посмотрим.
Света отправилась к себе в кабинет и ещё издали услышала густой голос Жигадло, который давал советы молодой учительнице. Увидев Светлану, он оборвал свою речь.
- Ну и как? - спросил он.
Девушка, внимательно и с благодарностью слушавшая опытного педагога, как-то вся сжалась.
- Никак. Она завтракает с новой завучихой. Зайду через полчаса. Вы знаете, что у нас новая завуч?
- Жалко Кирочку, - вздохнул Жигадло. - Но она не годилась для этого места. Фактически, она везла всю работу, а все шишки всегда сыпались на неё. Не умела она обороняться.
Ольга стала дышать свободнее.
- Вот я и пришла, - объявила Карасёва, появляясь в кабинете с чашкой в руке. - На всякий случай я взяла свою, а то вдруг после лета вы ещё не достали посуду.
- Я её и не убирала. Стоит в шкафу и пусть себе стоит. Она стоит, а вы садитесь. Познакомьтесь. Это наша новая учительница по русскому языку и литературе Ольга Михайловна.
Карасёва небрежно кивнула.
- А это Людмила Аркадьевна, - продолжала Светлана, обращаясь уже к новенькой. - Она преподаёт историю.
- Это на место Кондрашиной? - спросила Карасёва. - Желаю успеха. Прямо из института?
Светлана порадовалась, что вежливость была соблюдена. Карасёва могла и не проявить её, не замечая девушки и обращаясь только к старым учителям. Теперь разговор завязался, причём, к нему привлекли и Ольгу Михайловну. Ей будет легче освоиться в школе, сразу же познакомившись с тремя учителями. Потом, когда вернётся из отпуска старейшая учительница русского языка и возьмёт молодое пополнение под своё крылышко, девушке будет совсем хорошо.
Выполнив свои обязанности хозяйки и убедившись, что разговор не умолкает, Светлана принялась гадать, зачем же она понадобилась директрисе. Сейчас ей подумалось, не собираются ли её отправить на какое-нибудь совещание. Народ ещё только возвращается из отпусков, вот её и пошлют вместо кого-то из предметников. Ехать не хотелось, но и особой беды в этом не было.
- Хорошо! - сообщила Карасёва, допивая свой кофе. - Не знаю, может, ещё налить? Я предпочитаю ограничиваться одной чашкой, но сегодня такой непонятный день, что выпью ещё. У вас, Светлана Николаевна, всегда очень вкусный кофе. И сгущёнка отличная.
- Рогачёвская, - ответил вместо Светланы Жигадло. - Так всегда объясняет Светик.
- Рекламирую, - согласилась Света. - Всем рекомендую. Ни одна сгущёнка не сравнится с Рогачёвской.
- Ой, как же не хочется работать! - пожаловалась Карасёва. - У меня ещё вчера настроение испортилось, потому что всё время сверлила мысль: завтра, уже завтра.
- Ещё полторы недели без детей, - ободряюще проговорил Жигадло. - Продолжим отдых.
- Может, это вы будете его продолжать, а мне надо оформлять папку классного руководителя...
- И мне тоже, - напомнил Жигадло.
- Но я же ещё председатель методобъединения, - пожаловалась Карасёва. - Мне надо готовить материалы по методобъединению. Сидорова обязательно будет нас по очереди вызывать и копаться в папках, а потом вызовет директриса.
- А мне ещё оформлять документы по ОБЖ, - возражал Жигадло.
Светлана подумала, что у неё второй год не будет классного руководства, и это великое счастье. Сейчас она уже привыкла к тому, что эта обуза над ней не висит, а сначала казалось неправдоподобным, что не надо бегать за детьми своего класса, следить, стоят ли они на своих местах во время двух жутких недель дежурства по школе (а ведь когда-то приходилось ещё и подметать полы на всех четырёх этажах!), водить их на экскурсии, сдавать отчёты, договариваться с родителями.
- Кстати, Светлана Николаевна, - вспомнила Карасёва, - а как поживают ваши питомцы? Вы их уже перевезли в Москву?
- Да, мы вчера все приехали. Как их оставишь одних?
- Брали машину?
- Нет, на этот раз я решила вернуться на электричке.
- И как? - с интересом спросил Жигадло.
- Нормально. Базиль был опутан древней сеткой. Помните, были такие авоськи.
- Помню, - обрадовался Жигадло.
- Он ухитрился, сидя в сумке, да ещё опутанный сетью, всю дорогу сохранять такой важный и неприступный вид, что вверг в восхищение и трепет треть вагона, а бедный Дик только раз слабо тявкнул и сейчас же получил выговор и совет брать пример с кота.
- Вашего Дика надо почаще ставить на место, - поучающе заметила Карасёва. - Он у вас совсем распустился. Всё продолжает продавать вам ваши же вещи?
- Не без этого, - согласилась Светлана.
В дверь заглянула Синицына и, ни на кого не обращая внимания, обратилась только к Жигадло. - Михаил Борисович, помогите мне с компьютером.
- Иду, дражайшая, - отозвался тот, резко вскакивая, и сказал прежним собеседницам. - Я не прощаюсь.
- На нас ноль внимания, - проворчала Карасёва. - Словно здесь пустой кабинет.
- Я её встречала сегодня два раза, и она не кивнула не то что тупеем, а даже шиньоном, - объяснила Светлана.
- Она вообще хабалистая, - дала свою оценку Карасёва и спросила. - А скоро у вас будет свадьба? Я хочу на неё придти. Вы, Светлана Николаевна, меня обязательно пригласите.
- Не скоро и не нескоро, - ответила Светлана. - Какая может быть свадьба при живой жене? Я имею в виду, что он не разведён.
- Он каждый раз говорит, что по вашему слову сейчас же разведётся. Свет, ты какая-то чудная. Нормальный же мужик и давно за тобой ухаживает.
- Он не просто мужик, а Жигадло. Вы хотите, чтобы и я стала Жигадлой? Да меня же дети засмеют. Сейчас, когда я им ставлю нежелательную оценку, они меня ругают обычно, как и положено ругать учителей, а доведись мне стать Жигадло, то они будут ругать меня по фамилии, отбрасывая первый слог.
Карасёва зафыркала, и Ольга, как ни было ей неловко показывать, что она тоже стала непрошенной свидетельницей частной беседы, тоже не смогла сдержать смешок. Разумеется, это была шутка. Правда же заключалась в том, что Светлана не могла представить этого человека в роли мужа. Ей совсем не улыбалась мысль жить с ним в одной квартире и видеть его с утра до вечера, не говоря уже о ночи.
- Кроме того, он любит при случае ввернуть неприличный анекдот, - привела она ещё один довод. - А я их терпеть не могу.
- Странная вы женщина, - заключила Карасёва.
Понимать это высказывание можно было двояко, но Светлана решила отнести его к нежеланию выходить замуж за Жигадло, а не к неприличным анекдотам.
Когда условленные полчаса прошли, Света вновь спустилась на первый этаж.
- Свободна? - спросила она у секретарши.
Та засмеялась.
- Она звонит по телефону, причём это надолго.
- Посидеть здесь или придти ещё через полчаса? - спросила Светлана.
- Можете посидеть, но у нее там какие-то важные дела, так что сейчас она вас не примет.
- Зайду ещё через полчаса, - приняла решение Света.
- Только учтите, что около часа она уйдёт на совещание, - спохватилась секретарша.
- Сама меня вызвала, и сама же доведёт до того, что я к ней не попаду.
- А знаете что, Светлана Николаевна, - придумала секретарша. - Идите к себе, а я позвоню вам, когда она освободится.
На её слово можно было полагаться, поэтому Света с чистой совестью поднялась к себе и застала в кабинете, кроме девушки и Карасёвой, старую учительницу физики Пронину. Светлане вновь показалось, что новая учительница со странным испугом на неё поглядела, но её мысли не задержались на этом наблюдении.
- Слышали новость? - спросила старуха. - Наше планирование, оказывается, никуда не годится, а надо оформить его по новому образцу и прикрепить к нему пояснительные записки по каждому классу и каждому предмету. Я во время отпуска всё подготовила, чтобы потом не торопиться, показала этой новой Землянской, а она меня буквально оглушила, заявив, что в такой форме ничего не примет. Теперь надо всё переделывать.
Светлана порадовалась, что не поддалась возникшему в самом начале отпуска желанию заранее, насколько это возможно, подготовиться к следующему учебному году. Сейчас ей было бы обидно сознавать, что зря потратила время и силы. Да и как тут подготовишься, если намеченную перед отпуском нагрузку могут поменять после отпуска, как бывает почти каждый год.
- А что нашей Даме было от вас нужно? - спросила Карасёва, под словом "Дама" имея в виду директрису.
- Она занята, - объяснила Светлана. - Беседует по телефону. Секретарша обещала позвонить мне, когда та освободится.
- Деловая! - протянула Карасёва с насмешкой.
Пришлось ещё раз ставить чайник, потому что гости уходить не собирались, а сидеть просто так было непривычно.
- Сейчас, - сказала Пронина, вставая и направляясь к двери.
Вернулась она с чашкой, в которую уже был насыпан кофе, и с мешочком пряников. Она никогда ни от кого не принимала угощение, если не могла дать что-то взамен. Светлане не было жалко угощать коллег, но она ценила людей щепетильных, потому что обычно это качество распространялось не только на мелочи, но и на серьёзные вопросы. Старушка ей очень нравилась, и о большинстве школьных событий у них было одинаковое мнение.
- Угощайтесь, - предложила Пронина.
Карасёва взяла пряник и надкусила.
- Мятный, - определила она. - И свежий. Очень неплохой. Возьмёте?
Девушка смущённо отказалась от протянутого ей пакета. Ей было по-прежнему неловко, и неловкость эта всё усиливалась.
- Как подумаю, зачем я понадобилась Даме, так аппетит пропадает, - пожаловалась Светлана.
Она принялась размышлять, хочется ей пряников или нет, и пришла к выводу, что нет. Третья чашка кофе (большая чашка) тоже была лишней, но сидеть без дела, когда другие пьют, было скучно.
- Не успела я появиться, как меня сразу огорошили: "Ступайте к директору", - объяснила она старушке. - А как у вас прошло лето?
Пока Пронина описывала свою поездку в родной городок, а Карасёва рассказывала о своей даче, зазвонил телефон и секретарша пригласила Свету зайти.
- Только быстрее, пока она свободна, а то здесь уже очередь, - предупредила она.
Светлана вихрем помчалась вниз, по пути чуть не столкнувшись с учителем химии и одним из заместителей директора Красовским, громадного роста толстым мужчиной, ведущим себя в школе так, словно всё здесь принадлежало ему.
- Привет, Света, - поздоровался он. - Куда бежишь?
- К директрисе, Алексей Геннадьевич, - ответила Светлана. - Спешу, пока она свободна, а то опять к ней не попаду.
- Беги-беги, - бросил он. - Нашла к кому бежать. Со всеми вопросами приходи ко мне, а не к ней или Землянской. Я лучше знаю, что надо делать.
- Лично мне она не нужна, - объяснила Светлана, чтобы Красовский не обиделся. - Это я ей почему-то понадобилась. Не знаете, что ей нужно?
- Чего-то они там с Землянской крутят, понять не могу, - доверительно сообщил Красовский.
- Это новая завуч?
- Она самая.
- Какая хоть она? Нормальная?
- А кто её знает? - с расстановкой произнёс он. - Пока не поработаешь, не определишь. С нашей Дамой они, вроде, сошлись. Меня к их союзу близко не подпускают, но со мной считаются.
Он умел говорить так располагающе, что люди теряли бдительность и начинали ему слепо доверять, но Светлана была опытна и не поддавалась на его обычные уловки.
- Пойду, разузнаю, в чём там дело, - не менее доверительно ответила она. - Может, увижу эту самую Землянскую?
"А тебе не скажу", - добавила она про себя.
- Слушай, Свет, - задержал её Красовский. - Я видел, что к тебе опять припёрся Жигадло? Нашла с кем водить дружбу! Ты со мной дружи, а с ним не дружи.
- Хорошо, Алексей Геннадьевич, - согласилась Света. - Только я с ним не дружу, а всего лишь пью кофе.
И она поспешила прочь.
В приёмной, действительно, была очередь из пяти человек. Светлана поняла, что это родители, собирающиеся поместить своих детей в их школу и желающие что-то выяснить у директора.
Светлана вошла в огромный кабинет, где у дальней стены за своим столом сидела директор школы, как обычно экстравагантно одетая, сильно накрашенная и не менее напыщенная, чем Базиль в минуты плохого настроения. За этот важный вид и манерность её за глаза называли Дамой.
- Светлана Николаевна, садитесь, - предложила директриса, не теряя времени на лишние приветствия. - У нас к вам будет непростой разговор.
У Светланы сердце упало. В школе могло случиться всё, что угодно. Какая-нибудь мамаша, недовольная выставленной тройкой, могла пожаловаться на неё лично Даме, а что ещё хуже, написать в вышестоящие инстанции, что повлечёт за собой кучу проверок и объяснений. А разве будут проверять ребёнка? Проверяют всегда школу и учителей, причём не по данному конкретному делу, а вообще. Она села с гнетущим чувством.
- Алла Витальевна! - позвала Дама.
Из подсобного помещения, куда скрывалась директриса, чтобы на свободе выпить чаю, вышла новая завуч школы Землянская. Бросалось в глаза, что это очень энергичная женщина. Выглядела она лет на сорок пять, если не больше, поэтому Светлана сочла её приблизительно своей ровесницей. Определить, что это за человек, сразу было невозможно, но она оставляла приятное впечатление.
- Здравствуйте, Светлана Николаевна, - поздоровалась Землянская, окидывая ей внимательным взглядом. - Вы уже знаете, зачем вас сюда вызвали?
- Нет, - ответила Света, чувствуя, как напряжены нервы.
- Из-за кабинета, - объяснила директриса и картинно повела головой.
У Светланы немного отлегло от сердца. Значит, что-то не в порядке с кабинетом, а это уже внутришкольные дела, не имеющие отношения к жалобам родителей.
- А что у меня с кабинетом? - спросила она. - Вроде, там всё чисто, цветы не завяли. Их стало значительно меньше, но они приличные.
- Ваш кабинет в ужасном состоянии, - высокомерно бросила Дама. - Вы вообще-то хоть иногда смотрите вниз? Вы видите, что у вас делается с линолеумом?
- А что я могу с ним поделать? - спросила Светлана. - Он пошёл волнами через месяц после того, как его постелили. Это очень мягкий линолеум, его нельзя было стелить в кабинете, потому что он продавливается и рвётся от шпилек, на которых ходят некоторые девочки. К тому же он не приклеен к полу, а лишь положен на него и прикреплён металлическими полосами.
- О шпильках разговор будет в дальнейшем, - вмешалась завуч, не чувствуя никакого стеснения от того, что ещё не знала ни учителей, ни порядков в новой школе. - Я тоже против шпилек, но это задача заместителя директора по воспитательной работе и классных руководителей.
- Вот-вот, - подхватила Дама. - Классных руководителей. У вас классного руководства нет.
- Сейчас нет, - согласилась Светлана, давая понять, что это явление преходящее: в данный момент нет, а потом, возможно, хоть и не хочется, будет.
- Вы обращали внимание на стены? - продолжала Дама.
- А с ними что не в порядке?
- Они выгорели, а внизу я видела на них надписи. Вы их стираете, я знаю, но кое-что осталось. Но самое главное - столы и стулья. У вас же некоторые столы расшатаны, а стулья... Это же понять невозможно, как вы их довели до такого состояния! У них перекошены сиденья!
- Недостатки в конструкции, - отозвалась Светлана. - Сиденья держатся на скобе, а не на четырёх ножках, а скоба со временем, разумеется, прогибается от тяжести наших детей. Очевидно, производители не рассчитывали, что стулья будут интенсивно использоваться в течение девяти лет. И у столов примерно такой же возраст. Я постоянно ввёртываю обратно то болты, то гайки. Их надо было застопорить, чтобы не выкручивались, а их лишь кое-как прикрутили.
- Ремонт был совсем недавно, а такое впечатление, словно кабинет не ремонтировали двадцать лет, - продолжала Дама.
- Кабинет ремонтировали шесть лет назад, - пояснила Света. - Родители одного ученика на свои деньги ремонтировали его ещё при прежней хозяйке, но они не учли, что это не дом, а общественное место, и выбрали неподходящие материалы. Стены нельзя мыть, а линолеум продавливается.
- Неважно, сколько лет назад. Важно то, что вы за ним не следите. Пора делать новый ремонт.
Светлане хотелось возразить, что на свои деньги она это делать не собирается, а классного руководства у неё нет, чтобы попытаться договориться с родителями, но ничего не сказала, потому что, даже имея классное руководство, она никогда не решалась просить родителей о каких-то серьёзных приобретениях, а тем более, о ремонте.
- И цветы. Вы ведь знаете положение о цветах. Я сама лично стаскивала ваши цветы с подоконников и шкафов при прошлой проверке, когда комиссия заявилась внезапно. Вас тогда в школе не было.
- Это я выбросила половину ваших цветов, - пояснила завуч Землянская.
Светлана молчала, ожидая, к чему они ведут.
- Вот поэтому мы и решили отдать ваш кабинет более достойному человеку, - сказала Дама, поджимая губы.
- А прежде всего потому, что у неё есть классное руководство, - подхватила Землянская. - Вы, не имея классного руководства, занимаете кабинет...
- О котором не заботитесь, - вставила Дама.
- А у неё есть классное руководство, а кабинета нет. Класс не может обходиться без кабинета, поэтому мы ваш кабинет передаём ей.
Светлана такого не ожидала и растерялась.
- У нас много учителей, у которых нет классного руководства, но есть кабинеты, - всё же попыталась она сказать.
Она сейчас же устыдилась своих слов. Получалось, что она хотела переложить собственные неприятности на кого-то из коллег.
- Они заботятся о кабинетах, а вы свой запустили, - возразила Дама.
Светлана не была слепой и прекрасно видела, что и у многих других учителей кабинеты от времени одряхлели и, как в них не пытаются поддерживать порядок, но совершенно очевидно, что ремонт там требуется. В отдельных случаях кое-где меняли мебель и даже перестилали полы, но она не знала, что надо сделать, чтобы и на неё распространилась милость администрации. Но перечислять, в каких кабинетах истёрт пол или замазаны стены, она не стала.
- Интересно, - только и сказала она.
Ей стало так обидно, что захотелось сейчас же написать заявление об уходе и найти себе другое место работы. Удерживало лишь то, что во всех школах имелись свои "подводные камни". Здесь всё и все были ей знакомы, а на новом месте надо будет привыкать к другим порядкам, причём, неизвестно ещё, будут ли они лучше, чем здесь. "Везде свои тараканы", как сказала одна учительница, когда ушла из этой школы, перешла в другую и захотела вернуться обратно. Своих "тараканов" Светлана знала в лицо, а знакомиться с чужими не хотелось.
- Но, чтобы Светлане Николаевне не было обидно, мы можем сделать вот что, - предложила завуч, проявляя дипломатические способности. - Этот кабинет вы с той учительницей будете делить пополам. Вас оттуда никто не прогонит. Ваши вещи будут храниться там, вы будете проводить там половину или даже большую часть своих уроков, но кабинет этот будет закреплён за другим человеком.
- И получать надбавку за содержание кабинета будет она, - пояснила Дама.
Светлану не волновала надбавка. Ей было неприятно вновь, как когда-то, блуждать по чужим кабинетам, таская с собой раздутые сумки с тетрадями и учебниками. Хорошо хоть, что место для их хранения у неё не отбирают.
- Кроме того, - мягко заговорила Землянская, - вам сделают такое расписание, что вы не будете ходить по кабинетам. Пусть вы будете проводить уроки, точнее, половину уроков, не в своём кабинете, но по школе вы мотаться не будете. Как придёте в один кабинет, так там и проведёте все уроки по расписанию. Вам специально будут на эти дни ставить свободные кабинеты. У хозяина кабинета методический день - вот вам этот кабинет и поставят. Никакого неудобства для вас не будет. Расположитесь там и спокойно проведёте все уроки.
- Конечно, - согласилась Дама, поводя плечами и от этого даже подрагивая всем корпусом. - А потом вернётесь в свой старый кабинет и можете там проверять тетради, если не захочется оставаться в чужом.
У Светланы в голове всё перепуталось. Ясно было только одно: кабинет у неё отбирают и никакие её возражения не помогут.
- Мне точно будут ставить на целый день один кабинет? - спросила она.
- Ну разумеется, - подтвердила Землянская. - Об этом вам не надо беспокоиться.
- А кто же займёт мой кабинет? - спросила Светлана.