"Человек - создание непостижимое", - думала Светлана, бодро и весело ведя собаку на прогулку. Мысль эта в целом далеко не оригинальная, однако, появившись, всегда воспринимается почти как откровение, потому что возникает в ситуациях, когда по-настоящему вдумываешься в её смысл, а таких ситуаций неисчислимое многообразие. Любой согласится, что обиженная женщина, не спавшая всю ночь, никак не должна испытывать радость, но, вопреки здравому смыслу, она её испытывала. Может, то была не совсем радость, но хорошее настроение прекрасно её заменяло. Как такое возможно? Оставалось бы лишь вместе со Светой отделаться известным и ею уже использованным высказыванием "человек - создание непостижимое", но она-то знала, в чём была причина такой перемены, и лишь отдала должное способности разума не только приспосабливаться к обстоятельствам, но и извлекать из них пользу, а читатель этого пока не знает. Между тем, всё очень просто.
Когда Светлана, чувствуя глубокое отвращение к себе, к Рыбакову, к Курулёвой и большей части мира, прошла в коридор и протянула руку к куртке, недавно ещё любимой, а теперь вызывающей неприязнь, она представила, что не только один конкретный сосед, но и все соседи смотрят на неё с пренебрежением. "Толстая женщина в старой куртке". Эти слова так и дышат презрением. А если сказать по-другому? "Пышная дама, одетая в куртку в стиле "ретро"". Общий смысл тот же, но воспринимается подобное высказывание совсем иначе. Однако сказано было именно с обидным оттенком, и его перестановкой слов не изменишь. А ведь её в этой куртке видят дети, их родители, учителя, причём чем никчёмнее человек, тем больше внимания он уделяет чужим делам, одежде, внешности. Работающая женщина снисходительнее отнесётся к старой куртке учительницы, чем бездельница, которую обеспечивает муж или... частично муж. И ведь в их школе много неработающих матерей. А дети вообще судят очень резко, особенно дети из богатых семей. Может, потому ей и трудно бывает разговаривать с некоторыми родителями, что они не воспринимают всерьёз мнение "толстой женщины в старой куртке"?
Она опомнилась, обнаружив, что Дик и Базиль ведут себя чинно, следуя за ней по пятам, словно понимают её настроение и сочувствуют ей. Пёсик даже не бросился за упавшей косынкой, хотя прежде никогда не упускал такой шанс получить за свою ловкость лишний сухарик.
- Это мне сказали неприятную вещь, а не вам, - обратилась Светлана к животным. - Вы-то что приуныли?
Но кот и пёс выслушали её серьёзно и не изменили настороженного поведения.
Часто виноват оказывается человек, озвучивший общее мнение. Рыбаков его не озвучивал, он понятия не имел, во что Света одета, не обращал внимания на её фигуру, вообще не вспоминал бы о ней, если бы ему не передавали того, что она будто бы о нём говорит, однако Светлана с наибольшим ожесточением подумала именно о нём и готова была обвинить его не только в том, что его слова лишили её душевного покоя, но чуть ли не в том, что сама она толста. Хорошо, что она вовремя спохватилась, иначе не смогла бы изменить течение мыслей и потом повеселеть.
- И что же произошло? - спросила она у животных. - Я толстая?
Дик обрадовался, что хозяйка с ним заговорила, поэтому восторженно припал на передние лапы и завилял хвостом, что очень походило на утвердительный ответ.
- Мог бы проявить бóльшую деликатность, - заметила Света, улыбаясь. - Вот Базиль, молодец, не говорит ни "да", ни "нет". А сколько лет моей куртке, я знаю лучше вас. Даже из самого плохого надо уметь извлекать хорошее, полезное. Паршивый человек отозвался обо мне не лучшим образом, но он же не знал, что его слова мне передадут. Мало ли кто, что и про кого говорит за глаза! Я тоже называла его поганым собаконенавистником. Но, как сказал бы мой Джо Сноу, этот случай открыл мне глаза...
Она спохватилась, что рассуждает, стоя перед внимательно слушающими питомцами, довольными тем, что хозяйка приходит в себя, а время, между тем, идёт, поэтому стала торопливо одеваться, а рассуждения продолжила мысленно, что убыстрило дело.
"Мне пятьдесят лет, - думала она. - Молодым это покажется старостью, старикам - молодостью. Троюродная тётушка моей мамы в свой восьмидесятилетний юбилей воскликнула: "Ах, где мои семьдесят лет?!" Жаль, что годы стремительно летят, но этого не изменишь, а важно не чувствовать груза этих лет, не ощущать себя стареющей. Пока, к счастью, я не осознаю, что мне стукнуло полвека (как это звучит! Полвека!), я застряла где-то между тридцатью пятью и сорока годами. Это уже хорошо. Неприятные слова соседа лишь донесли до меня мнение окружающих о моей внешности. Толстая женщина. Да, худой меня не назовёшь. Когда-то моей фигуре завидовали. Я была не худая и не полная, а именно стройная, с тонкой талией, с безукоризненными ногами, короче, с совершенной фигурой. И грация была, изящество движений, причём не в моём воображении, мне это говорили и напрямую, а кое-что я слышала без ведома говоривших. Толстой женщине трудно сохранить грациозность и изящество. Надо худеть. И ведь я ем мало, далеко не всякий выдержит такое питание. Врачи говорят, что дело в щитовидке, нужна операция. А как я лягу в больницу, если у меня животные. Куда я их дену? Вряд ли кто захочет держать их десять дней, а то и больше. С собакой надо гулять, а кот... С обычными кошками легче, ведь их не требуется выводить на улицу, достаточно дать поесть, налить воды в плошку, спустить воду в унитазе или заменить наполнитель в кошачьем туалете, но Базиль у меня не обычный кот, а с таким характером и привычками, что лучше не навязывать его людям даже на день. Эти уличные коты, точнее, беспородные, гораздо интереснее породистых, они энергичны, предприимчивы, не валяются целый день без движения, словно мягкие игрушки, но их деятельность может быть слишком утомительна для непривычного человека. Да, моё зверство никому не доверишь. Но как-то худеть всё равно надо. Я читала, что питание должно быть не урезанным, а разумным. Если организм из малого количества еды получит необходимые вещества, то он этим малым количеством еды и ограничится, а если ему будет чего-то недоставать, то человек, сколько ни съест, всё равно будет чувствовать голод. Недаром больше всего толстых людей среди малоимущих слоёв населения. Людям приходится перебиваться всякой дрянью, а эта дрянь даёт мало питания организму, зато вес прибавляет. Ладно, с этим разобрались. Попробуем похудеть даже при неработающей щитовидной железе. Об одежде тоже следует подумать. Надо одеваться не в то, что годами висит в шкафу, или в то, что подешевле и можно купить "в шаговой доступности", а сходить в нормальный магазин. Покупать дорогие вещи не имеет смысла, ведь у меня нет денег на их достаточное количество, а носить лишь два комплекта одежды, какой бы дорогой она ни была, чередуя их, как раз и выдаст недостаток тряпок. Потом, когда мне будут выплачивать деньги за маркеры, удастся перейти к следующему этапу в выборе одежды, а пока надо покупать вещи недорогие, но изящные и не попадающиеся на каждом шагу. Если сегодня меня не задержат в школе, я погуляю с собакой и схожу в магазин за первой партией вещей. Но раз мне надо худеть, то не следует тотчас же набрасываться на понравившиеся. Надо, чтобы одежда при моём похудении не стала сразу же болтаться на мне, словно с чужого плеча. Эластичные ткани - удобное изобретение... Если разобраться, неприятный сосед... Какое же он, оказывается, трепло! У него язык не мужской, даже не женский, а бабский! Но с этим ничего не поделаешь. Важно то, что этот человек может сослужить мне хорошую службу. Он будет стимулом к перемене моей жизни. Может, "стимул" - слишком сильно сказано, а следовало бы выразиться иначе, например, он будет напоминанием о том, что мне необходимо заняться собой, внешностью, одеждой, здоровьем. Всё моё время поглощает школа, а урывками я лишь читаю, наспех записываю какие-то эпизоды, щёлкаю проклятые маркеры, даже не успеваю хотя бы понемногу писать свои книги. А мне нужно жить не только уроками или жизнью своих героев, но и собственной жизнью. Нарядная одежда придаёт уверенность... Жаль, что некоторым она придаёт глупую самоуверенность, но тут уж разум должен подсказать, какая степень уверенности разумна и полезна. Впрочем, мне не следует опасаться, что я впаду в грех напыщенности, ведь у меня для этого нет средств. Вон как следит за собой Сабина! И одета, как говорится, с иголочки, и подкрашена, и квартира отделана... Неужели дурацкие маркеры могут приносить такие деньги? Приносят, иначе она не пригласила бы меня в эту корпорацию. Кстати, наверное, уже можно получить первые деньги. Они ещё не окупят затраты, но приятно будет сознавать, что я не напрасно трачу время. Надо будет спросить у Сабины, что писать и куда отсылать. А вдруг и я разбогатею? Издать бы книги, заплатить за рекламу, сделать ремонт квартиры, на даче заменить старую электропроводку, пока пожара не случилось, укрепить домик, а может, построить другой, побольше и непременно зимний, чтобы можно было туда приезжать в новогодние праздники... Но это потом, а сейчас у меня цель на имеющиеся деньги прилично одеться и начать худеть. Бабушка моей ученицы давно уже подарила мне громадную книгу о похудении и очень хвалила методику автора. Сегодня же начну её читать. А если я выполню свой план, а я его выполню без всяких "если", то, возможно, буду благодарна скотине, которая живёт напротив, за его высказывание обо мне. До чего приятный человек Владимир Михайлович, и до чего противный этот Анатолий!"
Вот после таких размышлений Светлана и обрела бодрое и весёлое расположение духа. Она ещё ничего себе не купила, не открывала книгу по похудению, но мысленно уже приступила к собственному преображению, что и отразилось на настроении. "Человек - создание непостижимое", - подумала она, удивляясь, как быстро и легко избавилась от гнетущего чувства, мучившего её весь вечер, всю ночь и часть утра.
- Погулял? - спросила она у пёсика. - Домой?
Дик больше любил возвращаться домой, чем выходить на прогулку. Дома он был хозяином, мог делать всё, что придёт в голову и что не осудит совесть и здравый смысл, имел надёжного друга и хорошего напарника в играх, поэтому там ему было гораздо интереснее, чем на улице. Но, вспомнив прошлогоднюю привычку отбирать у хозяйки зонтик, он не мог от неё отказаться, поэтому и сейчас остановился перед Светой, выжидательно глядя на пакет в её руке. Светлана, на всякий случай захватившая с собой зонтик, теперь достала его.
- Никого нет на улице, - сказала она. - Некому тебя хвалить.
Но Дик был упрям, поэтому крепко ухватил зонтик зубами и гордо понёс домой. И не прогадал, потому что из подъезда вышел человек, который хотя и не расхвалил его вслух, но погладил, причём было очевидно, что он заметил и одобрил умение пёсика помогать хозяйке, даже в кратком разговоре с ней произнёс слово "зонт". Удачное выдалось утро и для Дика, и даже для Светланы.
Рыбаков, о котором так много думала Света, был нормальным мужчиной, поэтому не так болезненно относился к неблагоприятному мнению о своей внешности, чем она, женщина, и мысли его в это утро были направлены не столько на странную соседку напротив, сколько на отвратительную для него соседку сбоку, то есть на Курулёву, хоть о Светлане и её неприязни к нему тоже не мог забыть. Чем он не угодил этой женщине? И чем он так угодил Раисе Павловне, если она не может оставить его в покое?
Сегодня он решил избежать встречи с Курулёвой, поэтому встал раньше Полетаева.
- Что случилось, Анатоль? - спросил старик. - Куда ты собрался в такую рань?
- Не такая уж рань, - возразил тот. - Хочу успеть поработать до появления Испытания, а то после занятий с ним мне требуется полный покой, если не лечение в санатории. Есть у меня одна идейка, и я должен в ней разобраться... начать разбираться...
Идея у него в самом деле была, а разбираться в ней он уже начал, и после занятий с сыном начальника он, действительно, чувствовал сильную усталость, почти опустошение, но причиной раннего выхода на работу была не идея и не глупый молодой человек, а Раиса Павловна. Если Светлана испытывала неприязнь за его высказывание о ней непосредственно к нему, то он свою неприязнь направил в основном против человека, передавшего ему неблагоприятное мнение о нём, а поскольку из-за слишком частых встреч Курулёва и прежде была ему отвратительна, то теперь сама мысль о возможности вновь её увидеть стала для него невыносима.
Владимир Михайлович поторопился на кухню готовить завтрак, а Анатолий оделся и, чуть помедлив, заглянул в известную книгу.
- Предреки что-нибудь хорошее, - попросил он.
- И лик ничуть, казалось, не был строг - Иль маска то была обмана ради? - откликнулся Петрарка (59).
"Неужели я всё-таки встречу эту кошмарную бабу? - испугался Рыбаков. - Лик у неё ничуть не строг, это правда, хоть и похож на жуткую ритуальную маску, а улыбка омерзительна. А если она станет и впредь передавать мне чужие слова, то... Что против меня имеет эта Светлана? Что я такого сделал? И вид у меня, видите ли, потрёпанный..."
- Владимир Михайлович, я, возможно, приду поздно, - предупредил он Полетаева.
- Почему? - спросил тот, но сейчас же спохватился. - Конечно, если тебе нужно...
- Схожу в магазин, если не раздумаю. Надо бы купить что-нибудь из одежды, а то я малость обтрепался.
- Давно я не слышал от тебя таких разумных речей, - обрадовался старик. - Неужели решил приодеться? Давай-давай! Не скажу, что ты ходишь, как оборванец, но шику тебе явно не хватает.
Он был удивлён, но доволен проявившимся интересом Анатолия к своей внешности. "Добрый знак, - думал он. - Очень добрый знак".
- Возьми деньги, - спохватился он.
- У меня есть на карточке.
- Толя, наш "общий котёл" переполнен, ведь ты постоянно в него докладываешь, а я оттуда ничего не беру на расходы, мне удобнее расплачиваться карточкой.
- Прекрасно, - одобрил Рыбаков. - Когда в "котле" не останется места, можно накупить золота и где-нибудь его закопать, а место клада отметить на совершенно невразумительной самодельной карте, как это делали пираты.
Такая шутка совершенно не вязалась с его обычным холодно-сдержанным выражением лица, но Полетаев блаженствовал.
- Отложим клады до лучших времён, а деньги возьми. На всякий случай. Может так оказаться, что тебе понравится что-то дорогое, причём сразу несколько вещей. А если не потратишь, принесёшь обратно.
Последний довод убедил Рыбаков взять деньги, хотя он и был убеждён, что они вернутся в коробку.
- Пожалуй, я пойду, - решил он, с удовольствием представляя, как будет разочарована Курулёва, напрасно прождав его у подъезда.
Для Раисы Павловны было ещё рано провожать детей в школу, так что в этом отношении он мог быть спокоен, но он не предвидел другую встречу. Едва он шагнул на улицу, как увидел сначала милую псинку, гордо несущую зонт, а потом её хозяйку. Дик сначала потянулся к нему поздороваться, и Рыбаков погладил его и почесал за ухом, чем доставил ему удовольствие, но затем глаза пёсика выразили подозрительность и Дик отстранился от соседа, опасаясь, как бы тот не присвоил зонтик себе. Анатолий не понял причину такого поведения собаки, зато Света прекрасно поняла и невольно улыбнулась.
"Это мой стимул, - напомнила себе Светлана, настроение которой не ухудшилось даже при появлении этого неприятного типа. - Он, конечно, скотина с поганым языком, но зато поможет мне изменить жизнь, почувствовать себя не очумелой училкой или страдающим от нехватки времени и сил писателем, а человеком, возможно, даже женщиной".
- Здравствуйте, - поздоровалась она.
"Вроде, нормальная женщина, - подумал Рыбаков. - Приветливо улыбается. И однако за что-то на меня взъелась. Я же тебе ничего плохого не сделал. Какое тебе до меня дело? Ты ведь не обращаешь внимания на Лёшку, Степана или... этого... врача. Или тоже обращаешь? Может, ты и про них говоришь всякие гадости, просто я об этом не знаю? И вообще непонятно, что в тебе такого особенного, что ты считаешь себя вправе критиковать других? Подумаешь, какая красавица! Далеко не красавица... Симпатичная, не спорю, может, кому-то нравишься, может, даже очень нравишься... Но тебе далеко до Тамары. С ней ты сравниться не можешь... Но странно, что ты здороваешься, улыбаешься, а так скверно про меня говоришь..."
- Доброе утро, - ответил он. - А не тяжело ему нести зонт?
Дик ещё выше запрокинул голову, понимая, что его усердие заметили.
По-моему, тяжело, но он считает своим долгом мне помогать, - ответила Света.
"Попробуй лишить его возможности покрасоваться! - добавила она про себя. - Зато в подъезде, раз никто им не любуется, он без зазрения совести положит зонт на пол, постаравшись сделать это тихо и незаметно".
- До свидания, - попрощался Анатолий. - Удачного дня.
- И вам тоже.
Оба расстались в недоумении, не понимая, как можно разговаривать при встречах приветливо, как нормальные люди, а потом говорить пакости.
"И лик ничуть, казалось, не был строг - Иль маска то была обмана ради?" - словами Петрарки выразил Рыбаков своё удивление.
"Придётся идти в магазин, - утвердилась в своём решении Света. - Вон как хорошо он выглядит. Стройный, опрятный. А я всего лишь толстая женщина в старой куртке. Но подожди немного, я так преображусь, что ты удивишься... А Василий Георгиевич должен быть элегантен даже в лохмотьях... Очень интересный человек, необычный. Ограничиться одной книгой про него или пусть будет цикл? Будущее покажет, а пока найти бы время хотя бы для одной. Ведь интересная вырисовывается история... Но два других романа не продвигаются..."
Такие мысли, а также образы и сценки из недоконченных или задуманных книг осаждали Светлану до прихода в кабинет, а потом стали отодвигаться на второй и даже третий план, уступая место школьным делам.
- Давно здесь? - спросила Карасёва, заглядывая в дверь. - Что-то я тебя не заметила.
- Да, я рано пришла. В вестибюле никого, кроме охранника, ещё не было.
- Так ты не слышала, как орал Красовский? - оживилась Людмила Аркадьевна. - Это было что-то особенное. У него, наверное, настроение плохое, а может, какие-нибудь неприятности. Он накричал на дежурный класс, придирался к детям, к кому только мог, даже кое-кому из учителей досталось. А тут ещё Юлия Антоновна выступила.
Светлана сразу же вспомнила, как грубо ей однажды ответила англичанка Куркина, а заодно всколыхнулись свежие воспоминания о поведении молодой учительницы информатики Заруцкой. Чем она навлекла на себя неприязнь этих двух её коллег? Может, им противно, что она "толстая женщина в старой куртке"? Этакая непроизвольная гадливость к неприятной внешности. Тем больше причин поработать над собой".
- А как она выступила? - спросила Света.
- Вошла, этакая независимая, словно и не в школу явилась, услышала, как он разоряется, а он как раз выговаривал Берёзкиной за вчерашнее плохое дежурство на этаже, и говорит: "Привет, Геннадьич! Что кричишь?" Он опешил, а потом пришёл в себя и заорал: "Что вы себе позволяете?! Как вы разговариваете с администрацией?!" Она прошла мимо, ничего не ответив.
- Раз уж начала, то надо было и закончить: "Так же, как администрация разговаривает с нами", - сказала Света. - Что это на неё нашло?
- Понятия не имею. Но, наверное, сегодня он будет держаться от неё подальше.
- Заяц во хмелю, - вспомнила Света название басни.
- Не иначе, - согласилась Карасёва, не подозревая, что есть такая басня. - Но надо ожидать, что он будет проверять, как дежурят учителя на этажах. Горе тому, кто окажется не на месте.
- Плохо, что все эти крики происходят при детях, - сказала Света. - Как учителю с ними работать, если они наблюдают такие унизительные сцены? А он начинает орать, даже если на секунду зайдёшь в класс, чтобы закрыть окно после проветривания.
- А ведь у Дамы спрашивали о правах дежурных, - сообщила Людмила Аркадьевна. - Она не сумела ответить. У неё получилось, что в течение дня можно выпить чай или кофе и перекусить, но вместе с тем дежурный обязан быть постоянно в коридоре. Как это совместить?
- Поставить в коридоре стол для перекуса дежурных учителей, - пошутила Светлана. - Но существуют ещё контрольные и проверочные. Да, я знаю, что, по новым требованиям, надо отпечатывать их на отдельных листочках и вручать каждому ученику отдельно, словно он дебил и не способен настолько сосредоточиться, чтобы прочитать запись на доске, но ведь не все работы можешь напечатать, да и доску надо готовить к каждому уроку, чтобы не тратить на это время во время урока.
- Сплошные вопросы, на которые нам не дают ответа, - заключила Карасёва. - А тебе, Светлана Николаевна, повезло, что тебя нет в списке дежурных.
Света надеялась, что этот факт неизвестен учителям, поэтому вновь почувствовала стыд.
- Повезло, - согласилась она.
- Да, совсем забыла, зачем я зашла! - спохватилась Людмила Аркадьевна. - Завтра будет общее собрание.
- Сколько можно!
- Специально по стимулирующей оплате, - торжественно сказала Карасёва. - Все отчитаются в своих баллах, объяснят, за что они их себе начислили... Кстати, Света, ты заполнила новую форму?
- Пока ещё нет, я и старую, честно говоря, не заполняла. Но мне можно ничего и не заполнять. У меня седьмой "а", а его минусы съедят все плюсы. И восьмой слабоват. А ещё прибавился пятый!.. Чувствую, что скоро я с ума сойду.
- А консультации? Ты знаешь, что за них будут платить не по тысяче рублей, а по тысяче шестьсот? Я надеюсь в основном именно на консультации.
- У меня их мало, потому что мне навязали надомников. Не будут же обычные дети дожидаться, пока я кончу заниматься с надомниками. Но мне бы и консультации не помогли.
- Да, наверное, - согласилась Людмила Аркадьевна, что-то прикидывая в уме. - Да ещё поменяли размер вычет. Ты хоть изучила новую форму?
- Бегло, - призналась Света. - Видела, что там кое за какие пункты вычитают по шестидесяти баллов. Хорошо хоть, что из зарплаты не будут вычитать, иначе я останусь без денег на несколько месяцев.
Ей было тошно даже думать о предстоящем собрании. Какой она испытает стыд, когда будет отчитываться! Седьмой класс весь в больших минусах, восьмой тоже слабый, теперь ещё у неё пятый класс, у которого всё время болела учительница и поэтому многие темы были пройдены бегло, а то и пропущены. Кто будет вникать, по какой причине у неё такие низкие показатели? И получится, что она никуда не годный учитель, которого не за что премировать. Будет всего несколько минут жгучего позора, зато воспоминание о них проживёт до конца учебного года, если не дольше.
И тут её осенило.
- Когда собрание? Завтра? А ведь я не смогу придти. У меня занятие с Шуриком. Два урока. Их не пропустишь. Если обо мне зайдёт речь, вы уж скажите, что минусы за седьмой класс перевешивают все мои достижения, так что я ни на что не претендую.
- Может, мать Шурика согласится перенести занятие? Объясни ей...
- Может, и согласится, даже наверняка согласится, она не вредная, но я не хочу его переносить. Что я буду говорить на собрании? Плакаться, что мне дали класс с отбракованными детьми? Пусть меня попросту не учитывают. Не нужно мне премии.
- Может, ты и права, - подумав, согласилась Карасёва. - А Куркина будет возмущаться, если ты скажешь, что её восьмой класс тоже несильный. Как тебе в этом году не повезло с классами! Да, лучше тебе идти к Шурику, а я за тебя отчитаюсь.
- Спасибо.
Светлана понимала, что решение не идти на собрание не убережёт её от позора, ведь всё равно все услышат, что у неё сплошные минусы, но, поскольку её там не будет, некому будет задавать лишние вопросы. А может, и до подробного отчёта дело не дойдёт, а всё ограничится лишь выводом, что этому учителю премия не начислена. Как бы то ни было, а она избежит прямого стыда, когда ощущаешь на себе взгляды коллег. И то хорошо.
- Я зайду на кофе и тогда посмотрю, как ты заполнишь форму, - предупредила Карасёва. - Припоминай, что и когда делала. Может, вместе что-нибудь и сообразим.
Но Светлана на это не рассчитывала.
Однако до назначенной перемены надо было дожить, а в свободное время обсудить не только баллы по стимулирующей оплате. Каждый, или почти каждый, человек, на которого сыплются неурядицы, подозревает, что о его невзгодах известно всем, притом все только об этом и думают, а также убеждён, что его несчастья по важности и глубине не идут ни в какое сравнение со схожими бедами других. Если бы Светлана об этом задумалась, то сегодня получила бы тому блестящее подтверждение. Её угнетала, страшила, мучила необходимость объявить на общем собрании, что в её классах, кроме одиннадцатого, позорно низкая успеваемость, что диагностические работы (несмотря на требуемое исправление двоек на тройки) дали среднее качество знаний ниже пятидесяти процентов, за что с неё снимается ещё шестьдесят баллов... А что неестественного в таких показателях? Двойки нынче под запретом, поэтому администрация недовольна даже теми двумя-тремя двойками, которые она всё-таки выставляет за работы. Но ведь любой нормальный человек должен понимать, что все дети поголовно не могут учиться на пятёрки и четвёрки, кто-то попросту не способен подняться выше тройки, кому-то мешает лень, а часть детей, даже если они учатся прилично, время от времени получают двойки, потому что пробездельничали и не отработали тему. Так было во все времена и во всех странах. Почему вдруг сейчас возникли требования к учителям подавать стопроцентную успеваемость, а качество знаний - более шестидесяти процентов? То есть дети, оказывается, вообще не должны получать двойки, а подавляющее число обязано быть хорошистами и отличниками. И бедным учителям, чтобы не лишиться работы, приходится всячески лгать и изворачиваться, чтобы выдать требуемые результаты. Особенно трудно старым учителям, которые помнят времена, когда существовали аж второгодники, и которые понимают, насколько пагубно такая система отражается на детях. Душа противится абсурдному обману. Но плохо ещё и другое: каждый учитель это понимает, боится, что его подтасовки вскроются, но, пока этого не произошло, будет свысока смотреть на неудачника, подавшего качество знаний меньше пятидесяти процентов.
Так рассуждала Светлана, полагая, что из всех её коллег она пребывает в самом незавидном положении.
На перемене она вышла за журналом и встретила старую учительницу физики.
- Просто беда с этими Критериями! - заявила Пронина. - Мне моя молодая оставила те классы, которые похуже. Как мне набрать баллы?
Светлана приободрилась. Ей не доставляло удовольствия, когда кто-то испытывал трудности, но согласитесь, что позор легче переносится вдвоём, чем в одиночку. А если бы к их компании присоединился и кто-то третий... Пусть им не снизят премию, а ей не выплатят ни копейки, лишь бы не оказалось, что она одна подаёт такие результаты.
- У вас тоже качество знаний ниже пятидесяти процентов? - спросила она, придав голосу оттенок сочувствия.
- Нет, - смутилась Вера Ивановна. - Но ниже шестидесяти.
- А у меня ниже пятидесяти.
- Светлана Николаевна, вы не учитываете, что у вас в каждом классе по пять-шесть уроков математики в неделю, а у меня по два-три. Благодаря этому у меня больше классов, поэтому я могу как-то вывернуться. Не все же классы как седьмой "а", это уж что-то особенное. И обязательного экзамена у меня нет, физику выбирают немногие, так что я вообще могла бы подавать качество хоть семьдесят процентов... но не подаю. Пусть меня склоняют на все лады, пусть ругает администрация, но двоечник выше тройки у меня не получит, особенно наглый двоечник.
"А троечник - выше четвёрки, - подумала Света. - У нас уже не четыре оценки, а только три: тройка, четвёрка и пятёрка. А всё идёт к тому, чтобы оставить лишь пятёрки и четвёрки".
Она вновь ощутила одиночество. Видно, придётся испить чашу позора лишь ей одной.
- Светлана Николаевна, вы заполнили Критерии? - обратилась к ней Серёгина, когда она возвращалась с журналом.
- Почти, - ответила Света.
С Марией Александровной нельзя было разговаривать о неуспехах седьмого "а" класса, поскольку именно она вела в нём математику прежде.
- И какие результаты? - поинтересовалась Серёгина.
- Лучше не спрашивайте, - ответила Светлана достаточно, но не вполне ясно. Ей не хотелось вызывать у коллеги чувство досады, обиды или злости, а оно непременно возникнет, если прямо сказать, что ей скинули седьмой класс, состоящий из полностью и во всех смыслах неуспешных детей.
- Понятно, - сказала Серёгина, тоже не поясняя, что именно ей понятно. - А помните, что я вам говорила? Что теперь показатели резко подскочат.
- Это неизбежно, - согласилась Светлана. - Раз за качество выше шестидесяти процентов полагается наибольшее число баллов, многие будут давать именно такое качество, если по этим предметам нет обязательного экзамена и серьёзных проверок.
- Если нет обязательного экзамена? - переспросила Мария Александровна. - Даже обязательный экзамен не останавливает. Если введут качество выше девяноста процентов, будут выдавать такое качество.
"Убеждена, что у тебя качество выше шестидесяти процентов, - подумала Светлана. - И классы получше, и жонглировать оценками ты умеешь. Я помню, у каких твоих дураков принимала экзамен за девятый класс, когда им можно было выбрать традиционный способ сдачи. Ведь вообще ничего не знали, даже самых элементарных вещей. И таких детей было много, не один-два и даже не пять-шесть. А теперь вон разделили седьмые классы на слабый и сильный, сильный ты взяла себе, а слабый спихнула мне. Отсюда прекрасные показатели у тебя и отвратительные - у меня".
- Вы видели, какие оценки у Колесовой? - спросила Серёгина.
В душе Светланы всколыхнулась надежда. Пусть новую учительницу математики оделят какой угодно премией, найдут для этого деньги из других источников, лишь бы не одна Света оказалась с худшими результатами.
- Нет.
- Ведь она всю первую четверть жаловалась, что классы очень слабые, и они, действительно, слабые, а сейчас, как мне передали, у неё качество больше семидесяти пяти процентов. Как вам это нравится? Раз за такое качество полагается большее число баллов, она это качество и выдала.
- Как она не боится? - удивилась Светлана. - Да и зачем? Там ведь больше всего дают за качество выше шестидесяти процентов.
- Это сейчас. Критерии постоянно исправляют, числа меняют. Вы, наверное, складываете все эти бумажки, даже не открывая их. Перед последним изменением за качество выше семидесяти пяти процентов полагалось пятьдесят баллов. Видно, наши деятели всё-таки спохватились, что учителя станут массово подавать такое качество, и убрали эту строчку. Оставили качество выше шестидесяти процентов. А за ЕГЭ и ГИА семьдесят пять оставили, тут уж не учителя ставят оценки, а дети реально сдают экзамен, так что не страшно. Вот как быстро у нас реагируют на деньги! Колесова тут же поставила себе качество выше семидесяти пяти процентов. Нужно будет - и стопроцентное качество выдадут, и будут у нас одни отличники. Теперь-то, когда исправили семьдесчят пять процентов на шестьдесят, у Колесовой качество пойдёт на спад, это ясно, но всё равно будет выше шестидесяти процентов. А знаете, как мне напакостили в понедельник?
Светлана удивилась. С Марией Александровной предпочитали не ссориться.
- Нет, не мне лично, а в кабинете, - пояснила Серёгина. - Густо исписали два стула, причём, это не отмывается, не оттирается, да ещё на сиденье третьего нарисовали непристойную картинку. Дети прямо на глазах глупеют и портятся. Хорошее не вбирают, а плохое к ним так и липнет.
"Поэтому в книгах я и стараюсь выводить героев, с которых и хочется, и полезно брать пример", - одобрила себя Света.
- Непременно заполните Критерии к завтрашнему дню, - напомнила Серёгина..
Светлана не стала говорить, что не придёт на собрание.
- Но как мне быть с этими стульями? - горевала Мария Александровна. - Сейчас меня не баллы в Критериях волнуют, а именно стулья. Жирные чёрные надписи! Гадкая картинка! Может, мне всё это закрасить? Но я не сумею сделать так аккуратно, как вы.
- У меня осталось немного краски, - сказала Света. - Но цвет другой. Стулья будут сильно выделяться. И нужный оттенок эмалью не составишь, даже масляными красками из хозяйственного магазина не составишь, здесь нужны тюбики с художественными красками. Вот с ними можно добиться нужного результата. А ещё лучше было бы купить акриловые краски, набор или несколько тюбиков, составить оттенок, закрасить надписи, а сверху покрыть водным лаком.
- Этого ещё не хватало! - возмутилась Серёгина. - Покупать краски для художников, смешивать... Пусть этим занимается завхоз, а я, может, как-нибудь ототру надписи. Боюсь только, что они сойдут вместе с лаком. И ведь новые стулья, только-только мне их выдали!
По лицу учительницы было ясно, что в данную минуту все её помыслы сосредоточены именно на этих стульях и ничто другое её не волнует.
"Мне бы ваши заботы! - позавидовала ей Света. - У меня-то горе пострашнее".
До конца перемены оставалось недолго, и она запустила в кабинет детей из восьмого "а".
- Светлана Николаевна, а вам известно, что нас нельзя оставлять после звонка даже на минуту? - спросил Ниобидин.
- Когда прозвенит звонок, я оставлю вас в классе на сорок минут, - ответила Света.
Многие дети зафыркали.
- Нет, я имею в виду звонок на перемену, - пояснил мальчик. - Нас только что задержали почти на десять минут. А в законе сказано, что учитель не имеет права это делать.
- Какие все стали знатоками законов! - проговорила Светлана. - А ты не учитываешь, что в законе сказано ещё и о поведении детей на уроках?
- Это другое, - возразила Маша Тевосян. - А мы говорим об учителях. На физике нас задержали, и мы не успели отдохнуть.
- А это бессовестно, - добавил кто-то.
- Это не другое, - возразила Светлана. - Это всё то же. Одно влечёт за собой другое. Действия учителя напрямую зависят от поведения учеников. Учитель рассчитывает урок по минутам. У нас всего сорок минут. На организационный момент отводится две-три минуты. За это время вы должны достать свои вещи, раскрыть тетради, настроиться на занятия. А потом надо работать не теряя ни секунды. Надо вспомнить прошлый материал, вызывать вас к доске или задавать вопросы на местах, объяснять и отрабатывать новое. На всё это отводятся оставшиеся тридцать семь минут. Учитель не может включить в план урока пункт "Усмирять ученика, который мешает занятиям". Вот и получается, что невоспитанные дети отнимают от урока много минут, поэтому учитель не успевает закончить его в срок и задерживает вас на перемене. Такие дети крадут у вас время. Останавливайте их, и тогда вы будете уходить со звонком. И подумайте вот ещё о чём. Учитель, вместо того чтобы отдохнуть на перемене, а ведь он устаёт гораздо больше вас, продолжает с вами заниматься. Вы рассержены на учительницу физики, а вам надо ценить то, что она тратит на вас своё собственное время. Ей хочется, чтобы вы взяли от урока как можно больше, она заботится о вас, не о себе. Была бы она равнодушна к вашей учёбе, она бы вас не задерживала.
- Наверное, вы правы, - согласился Степашин. - А вот Борис Маркович отпускает нас со звонком, а иногда до звонка.
"Киселёв рад был бы отпустить вас с середины урока, а чтобы не скучать в освободившееся время, накатал бы внеочередную анонимку", - подумала Светлана.
- Вы уже большие и сами можете делать выводы, - закончила она разговор. - А сейчас как раз звонок на урок. Предупреждаю, что задержу вас после звонка с урока ровно на столько, на сколько невоспитанные дети своим поведением задержат меня. Надеюсь, что таких не найдётся.
После этой вступительной части урок прошёл великолепно, и Светлана пожалела, что подобные беседы действенны лишь тогда, когда возникают неожиданно, по какому-то случаю, и теряют свою силу при повторении. А "злая" учительница физики, задержавшая детей на перемене, сильно выросла в их глазах, правда, на время.
Где-то ближе к концу урока Светлана, стоявшая у двери и следившая, как ученица решает пример, услышала шум и выглянула в коридор. Она успела заметить только Алаева, неспешно бредущего к лестнице.
- Давид, почему ты не на уроке? - спросила она у своего бывшего и, разумеется, будущего ученика.
- Меня выгнали, - сообщил он. - Послали к классному руководителю.
Светлана не стала вдаваться в подробности и вернулась к разбираемому примеру, но мимоходом подумала, что кто-то из учителей его нового класса уже не выдержал поведения этого мальчика.
Ситуация разъяснилась очень быстро, так как на перемене Карасёва пришла не только выпить кофе и просмотреть Критерии, которые Света наспех заполнила, но и принесла с собой новости.
- У Оксаны Петровны неприятности с Алаевым, - первым делом сообщила она.
- Я видела его в коридоре. Он сказал, что его выгнали с урока.
- Не просто выгнали, - пояснила Людмила Аркадьевна. - Со скандалом. Какое счастье, что не я его классный руководитель! Не мне с ним разбираться.
- Оксана Петровна пожаловалась на него?
- Если бы! Не она, а на неё!
- Ого!
- Виноват, конечно, Алаев, - принялась объяснять Карасёва. - Он пришёл на урок с опозданием да ещё, как у него водится, бездельничал и отвлекал других. Она ему сделала одно замечание, другое и, наконец, на него закричала. Он, разумеется, в ответ: "Что вы на меня орёте?" Она говорит, что его плохо воспитали родители. Тут он рассвирепел и принялся кричать, что она не имеет права трогать его родителей, в придачу её оскорбил. Она терпеть этого не стала и выгнала его из класса, а он позвонил отцу, наговорил ему на Оксану всякого, как они умеют, тот позвонил Даме, а она пошла к классному руководителю. Не знаю подробностей, но мне сказали, что отец Алаева пригрозил Даме, что напишет в Департамент образования, а Дама, конечно, перепугалась... Классной придётся всё это расхлёбывать.
- Сочувствую, - сказала Света.
- Ещё бы! Давид повернул всё так, что учительница оскорбила его и его родителей. Если жалоба будет, Оксане придётся плохо. Никто не станет разбираться, что было на самом деле. О родителях упоминалось? Упоминалось. Значит, учитель виноват.
- И это противоречит логике. Мальчик плохо воспитан, и это факт, ведь воспитанный мальчик не стал бы так себя вести. А кто виноват в его плохом воспитании? Инкогнито? Родители здесь ни при чём? Кстати, их Оксана Петровна не оскорбляла. Она ведь не говорила, что они плохо воспитаны.
- Вам, математикам, подавай логику! - засмеялась Людмила Аркадьевна. - В таких делах логике не место.
- А чем, интересно, дело кончится? Классный руководитель будет успокаивать отца Алаева? Может, Оксану Петровну ещё и извиняться заставят?
- Конечно, заставят, - убеждённо проговорила Карасёва. - Хорошо ещё, что пока в дополнение к извинениям не заставляют кланяться, а то скоро и до этого дойдёт.
- Я на секунду, - сообщила старая учительница физики, войдя в кабинет. - Чуть отдохну... Кофе? Н-н... да, наверное. Но лучше чай. А о чём был разговор? Об Алаеве? Уже половине школы известно о скандале. Дама боится новых писем и проверок, поэтому велела Оксане Петровне как угодно объясняться с отцом Давида, лишь бы он не написал жалобу.
- У детей и родителей только права, а у учителей только обязанности, - отметила Людмила Аркадьевна.
- А такой перекос никогда ни к чему хорошему не приводил, - согласилась Пронина.
- Я уже давно перестала читать старые книги, где описывается школа, - сообщила Света. - Потому что разбирает зависть и обида. В дореволюционных школах плохого ученика могли по несколько лет держать в одном классе, пока отец не соображал, что сын или дочь уже взрослые и не забирал из оттуда. В советских школах тоже существовали второгодники. А в наше время не только нельзя оставлять ученика на второй год, но даже двойки запретили ставить.
- А едва отменили двойки, как дети сразу перестали учиться, - подхватила Карасёва обычный между учителями разговор, который мог прерываться, но не мог прекратиться.
- Перестали, - подтвердила Светлана. - Да ещё смеялись, когда я их пыталась напугать, что поставлю два. "Ставьте, что хотите, - отвечали. - Всё равно в четверти не имеете права поставить двойку. Какая вы смешная, Светлана Николаевна!" И ведь этот переворот произошёл почти мгновенно.
- Совсем охамели, - сделала вывод Людмила Аркадьевна. - А теперь ещё Алаев.
- У Оксаны Петровны Алаев, а у меня Пак, - напомнила Вера Ивановна. - Но мне хуже, чем ей. У неё химия, а это в лицейском классе профильный предмет, и, пока Алаев там учится, он должен с этим считаться. Неважно, что всем, кроме самого Давида и его папаши, известно, что долго там мальчика не продержат, но пока для него химия - один из основных предметов. А каково мне?! Мне от Пака никогда не избавиться, а физику сдают по выбору. Этот мальчик, конечно, относится к моему предмету так, словно это что-то ничтожное, ненужное.
- Он ко всем предметам так относится, - подбодрила её Карасёва. - Даже к русскому языку и математике, хоть их сдавать придётся.
- Чувствую, что мне этот Пак скоро так напакостит! - с чувством произнесла Пронина.
Все засмеялись.
В кабинет заглянул Жигадло.
- Веселитесь? - осведомился он. - Светик, любовь моя, и рад бы посидеть с вами, но не могу - дела. Просто мимо проходил и решил напомнить о себе. Новость слышали?
- Слышали и очень сочувствуем Оксане Петровне, - ответила Светлана.
- Какая это новость?! - отмахнулся Михаил Борисович. - Такие новости случаются почти каждую неделю. Обязательно кто-то нахамит учителю, свалит на него же всю вину, а тому приходится униженно просить прощения у родителей. Оксанка сейчас белее бумаги, ведь её фактически облили помоями и ещё вынуждают за это извиняться. Но я-то думал, что вы настоящую новость слышали, а вы, оказывается, так весело сочувствуете Оксане.
- Что ещё за новость? - насторожилась Карасёва.
- Наш Красавéц... на этот раз именно он, а не Киселёв... приготовил и отослал письма родителей, конечно, родителей в кавычках, как бы родителей...
- Не обязательно, - возразила Пронина. - У него есть родители, которые подпишут что угодно, лишь бы он был особо милостив к их детям. Но суть одна. Так что в письмах?
- Что они просят назначить его директором школы.
- Замахнулся! - засмеялась Людмила Аркадьевна.
- Он давно метил на это место, - сказала Пронина. - Он и к увольнению нашей прежней директрисы приложил руку.
"Старец Пафнутий руку приложил", - сразу же вспомнила Светлана Достоевского, но проявила благоразумие и не стала приводить цитату вслух.
- В последние два-три года он усердно под неё рыл, - согласилась она. - Устроил ей нервотрёпку на пару с Киселёвым. Наверное, лет на десять сократил ей жизнь. Такие переживания даром не проходят.
- Неинтересно с вами, - огорчённо проговорил Жигадло. - Хочешь развеселить людей, а они даже ни разу не улыбнулись. Зато с каким смехом сочувствовали Оксанке!
- Даже на похоронах очень близкого, горячо любимого человека люди смеются, вспоминаяя забавные случаи из его жизни, - возразила Светлана.
- Светлана Николаевна, замолчи сейчас же! - остановила её Карасёва. - Накаркаешь ещё!
Михаил Борисович покинул кабинет с громким фырканьем.
- Ты уж сообразила, с чем сравнивать, - напустилась на Свету Людмила Аркадьевна. - Даже на похоронах смеются!
- Действительно, иногда смеются, - оправдывалась Светлана. - И это не умаляет скорби. Просто люди так ясно вспоминают какие-то истории, связанные с усопшим, что смеются, словно переживают их заново. Это скорее можно назвать данью уважения к покойному, чем если бы на поминках все со скорбным видом усиленно работали челюстями.
Пронина даже руками замахала, не в силах вымолвить ни слова от душившего её смеха.
- Это, конечно, верно, - согласилась Людмила Аркадьевна, вытирая слёзы. - Из-за тебя, Света, у меня, наверное, тушь размазалась. Но ты права. Когда хоронили моего отца, то поминки вышли такими... тёплыми. Не было этих напыщенных речей во славу покойного. Терпеть не могу некрологов. Как ни стараешься гнать от себя неподходящие мысли, а они всё равно приходят. Со стороны кажется, что слушаю так, словно соглашаюсь с каждым словом, а сама вспоминаю то один недостойный поступок умершего, то другой. А если этих поступков целая вереница, то... А не было бы напыщенных речей, то и вспоминалось бы только приятное. Но на похоронах моего отца и поминках ничего такого не было. Вспоминали его реальные достоинства. И смешные случаи тоже. Смеялись.
- Бывают похороны... как бы это сказать... светлые, что ли? - подхватила Вера Ивановна. - Жалеешь человека, очень жалеешь, горюешь, но сами похороны не оставляют гнетущего осадка. А я как раз недавно была на похоронах дальнего родственника. Я его и видела-то в последний раз больше десяти лет назад, мы с ним не переписывались, не перезванивались, так что я пришла просто по обязанности, поскольку он мне, вроде, не чужой человек. Но его жена устроила такие тяжёлые поминки, что я до сих пор не могу избавиться от, как вы, Людмила Аркадьевна, правильно выразились, гнетущего чувства. Мы там сидели, боясь пошевелиться, слово сказать. Такой мрак! Такая безысходность!
- Показуха? - спросила Светлана.
- Конечно. На следующий же день вдова разодралась с сестрой мужа из-за наследства. И на долю покойного достались слова... которые в некрологах не печатают.
- Мы с ума сошли, - подвела итог Карасёва, отсмеявшись. - Люди сейчас судорожно подсчитывают баллы, а мы веселимся, да ещё на такие темы.
- Это из-за меня, - повинилась Светлана. - Мне положительных баллов не наскрести, поэтому я сама не думаю о стимулирующей оплате и вас с толку сбиваю.
- Сейчас я уже не успею посмотреть твои Критерии, Светлана Николаевна, но сегодня обязательно к тебе загляну, - пообещала Людмила Аркадьевна. - Может, что-нибудь наскребём.
- Достойнее будет гордо отказаться от премии, - возразила Света.
- Дело, конечно, твоё, но я всё-таки зайду. Спасибо за кофе. Вафли вон те очень вкусные. Не переслащенные.
- Нервы сегодня разошлись, - пожаловалась Пронина. - Но посидела с вами и успокоилась.
- Великое дело - коллектив, - напомнила Светлана. - Хорошо, что у нас учителя достаточно дружные.
- Гм, гм, - многозначительно промычала Карасёва.
- Конечно, всё бывает, - сказала Вера Ивановна. - И обиды, и ссоры. Но общая атмосфера у нас лучше, чем во многих школах. Можно со всеми поговорить, поделиться наболевшим.
- И спросить о чём-то или попросить, - продолжила Людмила Аркадьевна. - Никто не откажет... если просьба разумная. Да, для школы у нас хороший коллектив. Пришло много новых учителей, некоторые их них держатся как-то в стороне, но в основном новички... влились в наш коллектив.
- Что-то ещё будет, - зловеще проговорила Пронина. - Посмотрим, как дело пойдёт дальше.
- Мы не загадываем вперёд, а говорим про "пока", про данный момент, - уточнила Света. - Пока что у нас достаточно дружный коллектив... для школы. А что будет завтра, то и случится только завтра.
Никто из них не знал, что именно последнее предложение в речи Светланы окажется знаменательным. Однако завтрашний день наступит не ТОЛЬКО завтра, а УЖЕ завтра.
Но учителя, довольные маленьким отдыхом за кружками кофе и чая, жили всё ещё настоящим, и этого настоящего пока что им хватало с головой.
В каждом классе каждому учителю портят жизнь как минимум два-три ученика. Светлана часто вспоминала, как на её жалобу, что у неё в таком-то классе учится до крайности грубый и наглый мальчик, старая учительница математики воскликнула: "Только один?! Как же вам повезло!" Когда-то это её ободряло и поддерживало, но любая опора со временем ветшает, и, как рассудок ни загораживается от неприятностей, а они всё равно действуют на нервы. В пятом "а" классе пока самым неприятным поведением отличался сын Раисы Павловны. Костя не только продолжал незаметно подзуживать одноклассников к нарушению дисциплины, делая вид, что сам сидит тихо и непричастен к происходящему, но и всё решительнее протестовал против требований учительницы. Его буквально окрылило обещание матери обратиться к администрации, если ему снизят оценку за способы решения, которые ещё не проходили.
- Это что?! - возмутился он, увидев двойку за самостоятельную. - Как вы смеете снижать мне оценку?!
- У тебя ошибка, - ответила Светлана, не реагируя на недопустимый тон мальчика, так как по опыту знала, что ничего хорошего из этого не выйдет.
- Вам мой способ не нравится?
- Не хочется отнимать время от урока, но придётся, - сказала Света. - Дети, некоторым из вас родители подсказывают способы решения, которые мы будем проходить в следующем году, а то и позже. Вы их не понимаете, поэтому используете в случаях, когда они неприменимы. Надо знать, когда ими можно воспользоваться, а когда нельзя. Тебе, Костя, я поставила двойку не за сам способ, а за то, что ты применил его там, где он неуместен. У тебя и ответы неправильные, и решение... Это даже не решение, а набор математических действий, которые не связаны между собой.
- А я пожалуюсь маме, и у вас начнутся неприятности, - нагло объявил Костя Курулёв.
"И ведь это всего лишь пятиклассник! - ужаснулась Светлана. - А что с ним будет дальше? Какая неразумная у него мать! Неужели она не понимает, что сама себе готовит очень несладкую жизнь? Как она с ним справится, когда он будет старше и начнёт отвечать таким образом уже ей?"
- Жалуйся, - согласилась она. - А твоя мама пусть покажет эту работу другим учителям математики. Пусть послушает, что скажут они.
Костя примолк, ощутив неуверенность. Может, он, и правда, что-то напутал?
- Ошибок у вас у всех много, - вновь обратилась Света к классу. - Но бывают ошибки, которые можно понять и больше их не делать, а бывает полный бред. Задача о велосипедисте, который начал путь первым, и мотоциклисте, отставшем от него на час, об их скоростях, проделанном пути и затраченном на это времени. Каким образом эту задачу можно решить с помощью пропорции? Однажды, помогая делать домашнюю работу, отец или мать вспомнили пропорции, поняли, что одну из прошлых задач можно решить с их помощью, научили этому способу дочь. Девочка не понимает, что это за способ, откуда он взялся, что означает и почему именно ту конкретную задачу можно было решить именно этим способом, но теперь она наугад записывает в два столбика числа из любой задачи и умножает крест-накрест, получая полнейшую чушь. Дети, нельзя бездумно пользоваться подсказками, даже если вам подсказывают ваши родители. Если вам хотят помочь и говорят: "Сделай вот так и тогда получишь правильный ответ", - то вы попросите объяснить, почему нужно сделать так, а не иначе, откуда появился и что означает новый способ решения, в каких случаях его можно применять, а в каких нельзя и почему. Если вам объяснят и вы всё поймёте, то можете им пользоваться, но если этот способ пока ещё недоступен для вашего понимания, потому что вы не проходили нужные темы, то не применяйте его, иначе вы запутаетесь и вообще перестанете понимать математику. Не спешите, всему своё время, осваивайте то, что должны освоить в пятом классе. Мы всё ещё повторяем то, что вы проходили в прошлом году. Вспоминайте темы, которые забыли или плохо освоили.
Дети слушали внимательно и, вроде, соглашались с доводами учительницы, но Светлана не сомневалась, что они будут продолжать бездумно прилаживать к задачам и примерам подсказанные способы, получая полнейшую нелепицу в ответах.
- И ещё задумывайтесь, что вы получаете в итоге, - сказала в заключение Света. - Может велосипедист ехать со скоростью... - она заглянула в решение Кости Курулёва, - двести семьдесят девять с остатком километров в час? Неужели, получив такой ответ, вы считаете задачу правильно решённой?
Дети ехидно захихикали, а Костя смутился. Света пожалела мальчика и заметила:
- Не очень-то смейтесь, а лучше посмотрите на собственные ошибки. У некоторых такие ответы... Например, комната может быть площадью в один квадратный метр? Поместить бы этого гения математики в такую комнату. Пусть бы там пожил.
Светлана поняла, что Костя, осознав, какую нелепость получил в ответе, на этот раз не побежит жаловаться матери на несправедливость учителя, но также поняла, что этот ребёнок доставит ей много неприятностей в очень скором времени. С Катей у неё хлопот не было. Умная, тихая, спокойная девочка, полная противоположность брату. Судя по всему, мать основное внимание уделяла сыну, а дочь не портила с таким неистовством.
Когда Карасёва зашла, как обещала, Света поделилась своими мыслями с ней.
- Да, Катя совершенно другая, - согласилась Людмила Аркадьевна. - Наверное, Костя ходит в любимчиках, а Катя на отшибе. В данном случае это девочке во благо.
- А ещё меня насторожила его угроза пожаловаться матери. Тогда у меня, оказывается, начнутся проблемы. Особенно удивил тон. Какая же скандальная мать!
- А ты этого ещё не поняла? Мало тебе того, что она выдумала про вас с Жигадло?
- Чушь какая-то, - согласилась Светлана. - Что на неё нашло? Почему? Неужели таким способом она хочет добиться хороших оценок для сына? Если это правда, то такой путь поистине окольный.
Ни Людмилу Аркадьевну, ни саму Светлану такое объяснение не удовлетворило, но, поскольку ничего другого в голову не приходило, то на этом обсуждение Курулёвой закончилось. Можно ли было догадаться, что, помимо заботы не очень умной матери об оценках сына, в нелепых неурядицах, обрушившихся на Свету в школе, замешан ни о чём не помышлявший Рыбаков? Он не подозревал также о том, что стал причиной планируемых Светланой преобразований в её внешности. Но ведь и Света не знала, что из-за неё он собрался сегодня идти в магазин за одеждой, так как, по её неведомому для неё самой мнению, у него потрёпанный вид.
Две учительницы заново изучили Критерии, усилиями Карасёвой внесли туда несколько неучтённых Светой баллов, но всё равно минусы превысили плюсы.
- Я же говорила, что это безнадёжное дело, - напомнила Светлана. - Пока седьмые классы не уравняют по числу слабых и сильных учеников, "а" класс будет одаривать учителей только двойками и тройками.
- Зато благодаря отборному "б" классу учителя, которые там работают, будут получать повышенные премии, - ответила Карасёва. - Сергеева не зря об этом кричит.
- По-моему, зря. Все нервы себе истреплет, но справедливости не добьётся. У неё хоть классов много, можно как-то компенсировать минусы. Восьмой "а" тоже слабоват. А зачем мне дали ещё и пятый? Чтобы совсем добить? У нас до Нового года идёт повторение, а они многие темы словно впервые видят.
- А зачем согласилась взять? - осведомилась Людмила Аркадьевна. - Никто из математиков не согласился, все отбились, а ты почему-то взяла. Теперь не упусти кабинет. Как только Терёшина уйдёт, сразу иди к Даме.
После учебного дня, имея ворох непроверенных тетрадей, трудновато отправляться в магазин и тратить время на выбор и примерку одежды, но, едва Светлана представила, как вечером или на следующий день злоязычный сосед поедет с ней в лифте и с отвращением увидит в ней толстую женщину в старой куртке, как решимость изменить жизнь не только к ней вернулась, но ещё и возросла. Измученная учительница исчезла, преобразившись в деятельного человека. "Держится на морально-волевых качествах", - говорили в таких случаях прежде.
Дик возмутился, когда после прогулки с ним хозяйка вознамерилась уйти, Базиль менее выразительно проявил недовольство. Светлану такое поведение животных не удивило. За много лет общения с собаками, а теперь и котом, она убедилась, что они прекрасно ориентируются во времени и знают, когда и в какие дни недели она приходит насовсем, а когда уходит к надомнику или на собрание. Сегодня её график нарушился, и питомцы были этим сильно раздосадованы.
- А что ещё мне остаётся делать? - обратилась она к животным. - Да, я, усталая и измученная, вынуждена тащиться в магазин, потому что, видите ли, какому-то дураку не нравится, как я одета. О Боже! Мне ведь надо будет не только проверять тетради и готовиться к урокам, но ещё заполнять чёртовы маркеры!
И она, и Рыбаков засмеялись бы, если бы могли друг друга услышать, потому что Анатолий (не вслух, конечно, ведь он был на работе) как раз в этот момент говорил себе: "Какая же зараза эта Светлана! Из-за неё мне придётся ехать в магазин, покупать себе что-то получше, чем моя одежда. А я в этом разбираюсь? Мне важно, чтобы в ней было удобно. Неужели она думает, что все должны превратиться в модников? У неё красивая куртка. Может, и мне купить новую куртку и, наверное, брюки?"
"Толстая женщина в старой куртке, - повторила мысленно Светлана, подходя к метро. - Подумать только, сколько времени я потеряю, пока доеду до ближайшего магазина! Хорошо ещё, что вчера я нашла по Интернету адреса таких магазинов, правда, потратила на это больше часа. Вроде, не очень дорогие там вещи и, если верить их сайтам, приличные. Но ведь минут сорок, а то и час уйдёт на дорогу в один конец, а уж там проторчишь часа полтора-два. А вдруг придётся ехать в другой магазин? Неужели Сабине больше нечем заняться, как только разъезжать по магазинам? Что у неё за работа такая, если оставляет столько свободного времени? Как-то даже не верится, что заполнение никчёмных маркеров может приносить огромные деньги и заменить нормальную работу. Неужели пословица "от трудов праведных не построить палат каменных" устарела?.. А это ещё что? Маленький магазинчик, почти забегаловка. Зайти? Не стоит? Но ведь бывает, что нужное обнаруживаешь там, где этого совсем не ждёшь".
- Что вам показать? - спросила пожилая продавщица.
Для многих покупателей, и для Светы в том числе, это самый ненавистный вопрос. Зайдёшь в маленькую лавчонку, только-только вознамеришься присмотреться к товарам, а к тебе уже летит скучающий продавец. Сразу чувствуешь себя скованно, словно задерживаешь его, отнимаешь у него время, вынуждаешь заниматься посетителем, который зашёл всего лишь приглядеться, прицениться, но не имеет твёрдого намерения что-то купить. Тут же поддаёшься желанию поскорее покинуть магазинчик со слишком уж расторопным продавцом.
- Я просто посмотрю, - ответила Светлана. - Не отвлекайтесь на меня.
- Здесь вы сами ничего не найдёте, - объяснила женщина. - Всего много, и всё разное. Вам нужна верхняя одежда, платья, юбки, брюки, кофты?
Говоря это, она отодвигала в сторону вешалки, показывая, что здесь не висят одинаковые вещи.
- Мне нужна юбка... - неуверенно начала Света.
"Какая приятная продавщица! - думала она, когда возвращалась домой, так и не дойдя до метро и не доехав до намеченного магазина. - Доброжелательная, деловая, без этих тошнотворных деланных улыбок. Видит, что клиент нерешительный, и сама прикидывает, что ему может прийтись по вкусу. "Не нравится? Сейчас покажу другое". И как-то всё у неё получается быстро, ловко, ненавязчиво. Сама я бы не отыскала все эти вещи. Цены, конечно, не рыночные, но и не чрезмерные. А одежда здесь хорошая, не массового производства, не ширпотреб. Конечно, это не индивидуальный пошив, но такие или похожие вещи не будешь встречать на каждом сотом человеке. Да и в магазинчике они лишь по две-три штуки, да и то разных размеров. Пожалуй, надо сюда наведываться. Близко, удобно и... приятно. Бывают же продавцы, к которым хочется приходить ещё и ещё".
Дома, неторопливо примерив одежду и по возможности критически осмотрев себя со всех сторон, она сказала:
- Ладно уж, признаю, что и в плохом можно отыскать что-то хорошее. Я уже наполовину не сержусь на этого типа. А если бы он не был так груб в высказываниях, то я бы его совсем простила. Очень удачное сочетание юбки и джемпера. И остальные вещи хоть куда. А пальто я всё-таки куплю в другом месте. Помню, были очень даже неплохие магазинчики, где продавались только пальто, куртки, плащи. Вроде, они так и назывались "Куртки". У нас такой был, но почему-то теперь вместо него что-то совсем непонятное, даже не видела, чтобы туда кто-то заходил. Милиции бы заинтересоваться такими местами".
Дик и Базиль долго и усердно обнюхивали новую одежду, улавливая множество запахов из разные мест, где она побывала, и от разных людей, прикасавшихся к ней. Это было очень для них занимательно. Насытившись новыми впечатлениями, они вернулись было к обычным занятиям, но охотно прервали их, когда хозяйка позвонила по телефону и произнесла имя "Ира". Это означало, что в гости придёт соседка, будет чаепитие, которое принесёт им немало лакомых кусочков.
- Ты как угадала, что я сегодня рано вернулася, - проговорила Ира, входя.
Сначала женщины обсудили покупки, и гостья примерила каждую вещь.
- Так что, если ты ещё не заходила туда, имей в виду этот магазинчик. Крошечный, но там столько всего! И всё разное, красивое! - закончила Светлана, описав как сам магазин, так и приятную продавщицу.
- Мне очень нравится, - призналась Ира. - Но дороговато... даже просто дорого. Если бы я постоянно жила в Москве, тогда дело другое, тогда можно было бы соблазниться...
- Ты больше живёшь в Москве, чем у себя.
- Конечно, но я каждый раз думаю, что приеду ненадолго, что пора это прекращать. Как только разведуся с мужем, мне уже не нужно будет его обеспечивать. Ведь всё, что я зарабатываю, уходит на эту пьяную ненасытную прорву. А там, где я живу, мне ни к чему такая одежда. Выйду я в ней на праздник, покрасуюся, а потом повешу в шкаф. Ходить в ней по соседям не станешь, ведь получится, что я их словно дразню. Я, мол, в столице побывала, у меня вон какая красота есть, а у тебя этого нет. Не подумай только, что люди у нас одеваются в лохмотья. Когда выходят в город, все чистые, опрятные, всё отглажено, туфли и одежда подходят по цвету. Мы гораздо больше следим за тем, как мы одеты, идя в город, чем вы, москвичи. Вы привыкли, что вас никто не знает, что даже ближайшие соседи вас не видят неделями, а мы-то друг у друга на виду. Но дорогая одежда нам ни к чему. Есть, конечно, и у нас богачи. Вон некоторые как нос задирают! Но я живу среди обычных людей, на нас деньги сверху не сыплются... А может, зайти в этот магазин? Боюся только, что муж меня прибьёт, если узнает, сколько стоит такая, например, блузка. Но... Знаешь же, как обычно бывает: и хочется, и колется.
Светлане не очень нравилось, как купленные вещи сидят на Ире. Не то они были подобраны специально к её фигуре, не то Ира не умела их носить. Вроде, они подходили ей, нигде не топорщились, нигде не врезались, но почему-то казались словно бы с чужого плеча, словно не вещи были на неё надеты, а она была в них вдета и ощущала себя в них непрошеной гостьей.
"Умение носить вещи это большое искусство, - подумала Света. - Мама это умела, надеюсь, хоть часть её непринуждённости передалась мне. Когда-то на мне всё смотрелось неплохо. А вот Василий Георгиевич... Когда же я напишу о нём книгу? Чудесный сюжет, необычный, а времени им заняться совсем нет".
- Пошли, выпьем чаю, - предложила она. - Давно не сидели вместе. Расскажи, как ты работаешь. Что за люди? Тебе с ними приятно? Вроде, у вас там между собой хорошие отношения. А как начальство?..