Кузнецова Вероника Николаевна : другие произведения.

Соседи, друзья, коллеги. Глава 7. Таинственные графики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава 7
  Таинственные графики
  
  Светлана пребывала в тревоге. Мало того что школа почти каждый день преподносит учителям, и ей в том числе, сюрпризы, так ещё новость о новом соседе, этом собаконенавистнике. Положим (а Света любила рассуждать, приводя столько "за" и "против", сколько способна была собрать за один раз, чем нередко лишь осложняла себе существование), этот человек не может вот так запросто потребовать, чтобы она избавилась от Дика, но своими нападками сильно испортит ей жизнь. А ведь такие злые люди способны и в полицию пойти с жалобой на то, что пёс всё время лает. Это до сих пор у неё были золотые соседи, не предъявляющие по этому поводу претензий, но ведь и у самых терпеливых людей может поменяться отношение к источнику шума, если найдётся "идейный вдохновитель", внушающий им, что обрести покой очень просто. Вот и Сабина говорит, что собака всё время лает, а Алевтина Ивановна называет его не иначе как "скандалистом". Одиночная жалоба - это одно, а коллективная - совсем другое. Многочисленные заявления на чеченцев в полиции не рассматривают, потому что беспорядков и драк они не учиняют и придраться к ним, вроде, нельзя. Что до непрерывного потока чужих людей, то, наверное, они считаются гостями, а принимать у себя гостей никому не возбраняется. Впрочем, может быть, прав Георгий, и у полиции свои причины не трогать этих людей. А вот коллективную жалобу на четвероногого нарушителя тишины и порядка удовлетворить очень легко, причем, никаких хлопот у представителей закона это не вызовет, а в отчёте о проделанной работе появится лишний плюсик.
  Чем больше Светлана думала о надвигающейся угрозе, тем страшнее и неизбежнее она казалась. Есть очень верная поговорка, что не так страшен чёрт, как его малюют, но ведь никто с чёртом, а тем более с новым соседом, ещё не имел дела, так что народная мудрость утешения не приносила. Да ещё коллеги, с кем бы они ни делилась своей бедой, дружно поддерживали её страхи. А Жигадло так прямо и заявил:
  - Светик, я тебе сочувствую. Знаю я таких людей. Ты их ничем не умиротворишь, потому что они видят цель жизни именно в том, чтобы кого-нибудь донимать. У них такая тактика: выберут себе жертву и начинают к ней придираться. Прямо как наш Красавчик. А ты заметила, как он сейчас благоволит к Синичке? При её появлении расплывается, как масло под солнцем.
  Он шутил, запугивая женщину, по его мнению, беспокоившуюся по вздорному поводу, и не мог заподозрить, насколько этот повод кажется Светлане существенным.
  Карасёва тоже категорично объявила, что новый сосед, если он терпеть не может собак, обязательно будет придираться.
  - Я к собакам отношусь хорошо, - сразу разъяснила она. - Но я не уверена, что молча терпела бы, если б у меня под дверью постоянно лаяла соседская собака. Я обязательно стала бы жаловаться.
  В отличие от Жигадло, она не шутила.
  Весь вчерашний день Светлана обдумывала варианты удаления Дика от входной двери и нашла лишь один: запирать его в комнате. Запереть его, в прямом смысле слова, было, разумеется, невозможно за неимением замка, но оставить его там вместе с Базилем, а дверь плотно прикрыть было вполне осуществимо. За время, остающееся до приезда злого соседа, пёсик успеет привыкнуть к новым порядкам. И почему все три собаки в их тихой спокойной семье были голосистыми?!
  Сегодня Света решила провести эксперимент. Перед уходом она насыпала Дику сухариков, чтобы он не сразу опомнился от постигшей его незадачи, дала Базилю кусочек колбасы, чтобы восстановить справедливость, и закрыла дверь, вставив между створками заранее приготовленную газету, сложенную в несколько раз. Если бы дверь была одностворчатая, то хлопот с ней не было бы, но укрепить две створки было трудно. Хорошо ещё, что открывались эти створки в комнату, в противном случае собаке ничего бы не стоило распахнуть их весом своего тела, чем их ни припирай.
  Света попробовала дверь на прочность и убедилась, что открыть её Дик не сможет. Довольная своей сообразительностью (вот что значит "математик"!), она вышла из квартиры и направилась к лифту. Напоследок, когда дверь кабины уже закрывалась, она услышала, что пёсик опомнился, но, судя по приглушённому и неотчётливому лаю, был всё ещё занят своими сухариками, а голос подавал исключительно для порядка.
  Говорят, что первую половину пути человек думает о месте, которое он оставил, а вторую - о месте, куда направляется. Путь от дома до школы был слишком коротким, чтобы Света, даже будучи математиком, смогла бы определить грань, когда её тревоги с Дика и нового соседа перенеслись к предстоящему рабочему дню, очень длинному рабочему дню. Сегодня, кроме уроков и объявленного заранее совещания в триста первом кабинете, всех учителей ожидало очень серьёзное испытание - родительское собрание. Это был бич почти всех учителей, потому что хотелось бы обрисовать перед родителями более или менее реальную картину учёбы и поведения их отпрысков, но сделать это так, чтобы не пострадать самим. Некоторые коллеги Светы, наученные многолетним горьким опытом, сдались и говорили родителям только приятное. Сделка с совестью приносила им спокойствие. Зато учителя, не скрывающие недостатки детей, нередко после таких собраний пили сердечные капли и по несколько дней не могли отойти от ответного отпора некоторых родителей.
  К счастью, от сегодняшнего собрания нельзя было ожидать неприятностей, по крайней мере, Свете. Во-первых, это было первое родительские собрание в этом году, во-вторых, единственный класс, который перешёл к ней с прошлого года, был её любимый одиннадцатый, а большинство родителей у детей этого класса были умными, спокойными и доброжелательными. В течение прошлого года в этот класс пришли семь новых детей, кто из других классов их школы, кто - из других школ, а известно, что просто так дети в конце учёбы не перемещаются, однако основное ядро сохранилось и было настроено учиться. И родители проблемных новичков стушевались среди устоявшегося родительского коллектива, не выдвигая своих особых требований и не предъявляя крупных претензий. Пословица "с волками жить - по-волчьи выть" на этот раз обернулась своей хорошей стороной. И, в-третьих, два других класса были для Светы новыми и, какие бы оценки ни выставила она за входной контроль, то есть работу, выявляющую знания детей за прошлый период, она смело может сказать, что сама удивилась таким результатам, а потому дала детям эту работу ещё раз, разобрав её на доске и потом поменяв варианты, но оценки не улучшились.
  Именно благодаря этим соображениям Света не особенно беспокоилась по поводу родительских собраний, но, как бы благоприятно они ни прошли, а эмоциональное напряжение от общения с почти сотней человек всё равно будет очень велико, да и в школе придётся пробыть часов до девяти вечера. Хорошо тем учителям, у кого следующий день, суббота, выходной, а ей придётся идти в школу и давать уроки.
  Казалось бы, поводов для беспокойства достаточно, однако это было ещё не всё. Постоянно, в любое время и где бы она ни находилась, её угнетало сознание своего бездействия. Два романа, над которыми она сейчас работала, а точнее, намеревалась продолжить работать, не давали ей покоя. Вчера она слишком устала, чтобы приняться за них, позавчера ей надо было проверять тетради с домашней работой у двух классов и объёмные контрольные работы (тот самый входной контроль) у трёх классов, поэтому у неё не осталось ни времени, ни сил, чтобы хоть что-то написать. Хуже всего было то, что в дальнейшем, когда она будет выше головы завалена тетрадями, планами, отчётами и подготовкой к урокам, ей всё труднее будет заставить себя приняться за писательскую работу, а чувство беспокойства по поводу отложенных до лучших времён романов (не говоря уже о рассказах и повестях с уже продуманными сюжетами) будет только расти.
  - Светик, я тебя стал так редко видеть, что каждая наша встреча для меня, как праздник, - встретил её у дверей школы Жигадло. - Так что сегодня у нас двойной праздник.
  Светлана насторожилась.
  - Что-нибудь случилось?
  - О, у нас каждый день что-нибудь да случается. Вчера, например, Григорян из класса Красавчика пробил головой дверь в женском туалете. Пардон, не в женском туалете, а в женский туалет. Звучит почти одинаково, но разница большая. Не знала?
  - Это-то я прекрасно сознаю. Есть разница, пребываешь ли там или туда стремишься.
  - Я о двери, а не о самом туалете, - фыркнул Жигадло. - Это было уже после пяти. Красавчик, конечно, устроил разбирательство и выяснил, что Григоряна толкнул Туркаев из моего класса.
  - А тот, как последний дурак, воспользовался этим, чтобы пробить дверь именно в женский туалет, - подхватила Света. - Не мог добежать до своего.
  Жигадло захохотал и в этаком жизнерадостном виде предстал перед глазами Красовского, бывшего сегодня дежурным администратором, а потому стоявшим в холле напротив входа.
  - Здравствуйте, - поздоровалась Светлана и расписалась у охранника за ключ от кабинета, где у неё должен был быть первый урок.
  - Так что сегодня я жду родителей вашего Туркаева, - проговорил Красовский грозно, словно вчерашняя разборка не прекращалась.
  - Придут, Алексей Геннадьевич, не извольте беспокоиться, - откликнулся Жигадло. - С радостью придут.
  - А мне их радости не надо, - ещё более хмуро сказал Красовский. - Мне от них требуется новая дверь.
  И тут он повернулся к Свете и расплылся в деланной улыбке:
  - Здравствуйте, Светлана Николаевна! Рад вас видеть!
  В дверях показались дети, и Красовский сейчас же уставился на них, следя за тем, чтобы они переменили обувь.
  - Человек тяжёлый и паршивый, - тихо сказал Жигадло Свете, когда они удалились на достаточное расстояние, - но за школой следит. О! Началось!
  Внизу раздавался рёв Красовского, выговаривающего кому-то за отсутствие сменной обуви.
  - ... А дома ты тоже не переобуваешься? Так и топаешь по всей квартире грязными подошвами?.. Нет? Так вот изволь относиться к школе так же уважительно, как к собственной квартире!..
  - Сейчас заставит звонить родителям, чтобы они немедленно доставили сменную обувь, - предсказал его действия Жигадло.
  - Доставай телефон и звони родителям! - донеслось снизу. - Спешат на работу? Один раз поспешат сюда, так в другой - не отпустят тебя в школу без сменки!.. Телефона нет? Возьми мой. Быстро!
  Света и Жигадло остановились в ожидании.
  - Как у него получается? - удивлялась Светлана. - И никаких протестов!
  - Сейчас мать привезёт? - гремело внизу. - Отлично. Сядь вон там и жди.
  - Гигант! - подытожил Жигадло и продолжал. - Так что он нашёл, на кого свалить дыру в двери. А дверь слова доброго не стоит. Оказывается, она совсем хлипкая. Планки, обшитые чем-то вроде плотного картона. Даже я сумел бы её пробить, если бы врезался в неё головой.
  Они опять посмеялись.
  - Анекдот такой есть...
  Светлане пришлось выслушать неприличный анекдот, на этот раз, надо отдать ему должное, довольно остроумный.
  - А что за праздник сегодня? - спохватилась она.
  - Так ведь родительское собрание!
  - И вас с праздником. Поменьше бы их было.
  - А ты всё бегаешь по кабинетам? - посочувствовал Михаил Борисович.
  - Это всё временно, - объяснила Света. - Постоянного расписания ещё нет, каждый раз вывешивают новое. Землянская забрала у меня кабинет с условием, что половину уроков я буду проводить в нём, а оставшуюся часть - в других, но весь день в одном, без беготни. Так что я сейчас занимаюсь спортом, а потом вновь буду вести малоподвижный образ жизни.
  Жигадло молча сделал рукой прощальный жест и пошёл к себе.
  Если каждую перемену приходится перебираться в новый кабинет, сдавая ключ от прежнего и получая ключ от нового, то времени ни на что другое не остаётся, поэтому самым спокойным получается первый урок, когда на рабочее место можно придти пораньше, не спеша разложить книги, тетради и записи на отдельных листочках, оформить доску, пробежать глазами примеры и задачи, которые собираешься дать, морально настроиться на работу. От всего этого Света даже почувствовала удовольствие. А когда она уже переделала все предварительные дела и убедилась, что до первого звонка ещё минут пять, в кабинет вошла учительница истории Карасёва.
  - Здравствуйте, Людмила Аркадьевна, - обрадовалась Светлана.
  - Шла мимо и решила заскочить к вам. Мы с вами совсем перестали встречаться. И кофе теперь не выпьешь. Не с Терёшиной же мне его пить. Вы с ней как?
  - Мне она очень нравится, но я почти не вижу её. Утром захожу в кабинет за книгами, когда её ещё нет, а после уроков, когда отношу книги, поговорить некогда: или я спешу, или она, или у неё есть ещё следующий урок. Очень милая девушка.
  - А мне с ней говорить не о чем. Пока она для меня пустое место. Вот так...
  И Карасёва провела перед глазами растопыренными пальцами, что можно было расшифровать: смотрю сквозь пальцы.
  - Землянская наконец-то приняла у меня планирование, - сообщила она. - Два раза заворачивала: плохо, видите ли, раскрыта вводная часть. Пришлось скачать из Интернета.
  - Зачем и кому это нужно? - не понимала Света. - Всегда мы сдавали само планирование. И оно-то не нужно, ведь оно официальное и напечатано в сборниках. Открываешь и смотришь. К чему буква в букву перепечатывать готовое планирование?
  - А ещё она составляет графики посещения уроков. Собирается держать нас под строгим контролем. Вы ведь слышали, как она объявила, что научит нас работать? Вот и дала бы показательные уроки. Если мы найдём их хорошими, то примем к сведению. Почему бы и не принять? Правда?
  - Конечно, - согласилась Света.
  - Слышали, что творится в началке?
  - Нет. А что случилось?
  - Курулёва вчера бушевала.
  - А что с ней стряслось? - сразу заинтересовалась Света.
  - Неужели вы с ней не разговариваете? - удивилась Людмила Аркадьевна. - Ведь живёте на одном этаже.
  - Мы почти не встречаемся, - объяснила Света, не уточнив, что ей и не хочется с ней встречаться.
  - Савельева сказала, что она не может успокоиться из-за мужика, который к вам переезжает.
  - А ей-то какое до него дело? - не поняла Света. - У неё собаки нет, так что ей не о чем беспокоиться. Это я не знаю, что мне делать.
  - У вас собака, а у неё дети.
  - Она боится за детей? Этот тип какой-нибудь... нетрадиционной ориентации?
  - Этого я не знаю, - со смешком ответила Карасёва. - Но она беснуется из-за того, что он назвал её детей щенками и сказал, что терпеть их не может.
  - Когда он успел так развернуться? - поразилась Света. - Мне донесли, что он не выносит собак.
  - А ей, наверное, сказали, что он не любит детей, - догадалась Карасёва. - Может, она это лично от него слышала. Возможно и такое: он с кем-то разговаривает в полный голос, а она слышит. А что особенного, что он не любит собак и детей? Таких людей много.
  - А раз и те и другие ему одинаково ненавистны, то он и называет детей щенками, - подхватила Света. - Интересно, а про собак он не говорит с отвращением "дети"?
  Карасёва подумала.
  - Да, перекос получается, - согласилась она. - Дети - это щенки, а щенки, выходит, - совсем не дети.
  Обе засмеялись.
  - Так что не повезло тебе, Света, с новым соседом. Сочувствую. Ох!
  Звонок заставил её выскочить из класса, с трудом протолкавшись сквозь толпу входящих детей из седьмого класса. Началась обязательная зарядка. Пока одни дети вяло выполняли простейшие движения, а другие их не выполняли, Света думала о только что состоявшемся разговоре. Она запоздало пожалела, что не расспросила у неё о Курулёвой, раз представился такой случай. Людмила Аркадьевна ухитрялась отовсюду собирать столько сведений обо всех и обо всём, что сумела бы хоть в общих чертах обрисовать характер этой женщины. Может, за её неприятной внешностью скрывается прекрасная душа. Да и внешность, представляющаяся неприятной Свете, кому-то может нравиться.
  Однако предаваться размышлениям было некогда: после пятиминутного промежутка между окончанием гимнастики и вторым звонком начался урок. Света и слова не успела сказать, как посыпались вопросы:
  - Светлана Николаевна, а как мы переписали контрольную?
  - Я получил пять? Плис, ну, скажите, что пять!
  - Мы ведь написали лучше, чем в прошлый раз?
  Светлана была достаточно опытным педагогом, чтобы так уж сильно ужасаться результатам входного контроля. Обычно дети за лето настолько отвыкают от школы, что некоторым приходится втягиваться в учёбу не две недели, а почти месяц. Однако редко бывает, чтобы контрольную написали с такими результатами: одна четвёрка, три тройки и все остальные - двойки, и чтобы потом разобрали на доске каждый номер в каждом из двух вариантов, написали эту же контрольную ещё раз, а оценки не изменились: одна четвёрка, три тройки, все остальные - двойки. Поэтому сейчас Света с новым интересом посмотрела на выдающийся седьмой "А" класс. Мальчика, который получил четвёрку, она уже давно заметила. Он не был образцовым учеником, потому что периодами отвлекался, а иногда, когда кто-то вызывал смех, принимался хохотать безудержно, буквально до слёз, почти до истерики, что создавало впечатление некоторой искусственности, но чаще работал усердно и с удовольствием. Его звали Дима Мамедов. На вид это был плотный крепыш со светлыми волосами. С первого сентября он по доброй воле сидел на первой парте и лишь однажды тихо улизнул в задние ряды, но был немедленно возвращён обратно.
  Три тройки были у девочек очень старательных, претендующих на четвёрки, если не выше, и имевших четвёрки в прошлом году.
  - Картина не изменилась, - ответила Света. - Все остались при своих оценках.
  Никто не выразил ни удивления, ни огорчения.
  Светлана привычно проверила, все ли сидят на своих местах, потому что класс был настолько мал, что почти всех детей удалось рассадить по одному. Две пары, для которых не нашлось отдельных парт, поневоле пришлось оставить, но состояли они из очень тихих, а у доски - почти безмолвных детей.
  У Светланы голова шла кругом от проблем этого класса. Чем больше она узнавала детей, тем больше убеждалась, что все предыдущие учебные годы прошли для них бесследно. По сути, с ними надо было проходить материал третьего и четвёртого классов. Что в таком случае делать учителю? Света использовала первые уроки, отведённые для повторения пройденного, для того, чтобы заново записать и проработать основные правила, но времени не хватало катастрофически, а дети не усваивали и десятой доли материала.
  - Дело плохо, ребята, - сказала она. - Почти никто из вас не учит правила. - Она сказала так, чтобы их поддержать, потому что знала, что некоторые усердно учат, но не могут выучить. - Прекращайте лениться, пока ещё не поздно. Сегодня и завтра мы продолжаем повторять действия с дробями, а с понедельника переходим к новой теме.
  По установившемуся за долгие годы порядку, урок в каждом классе начинается с устной работы. Иногда решения примеров, которые вызвали затруднения, записываются на доске. Однако в 7 "А" приходилось решать письменно даже те простенькие действия с дробями, которые должны решаться устно уже в пятом классе. Времени это занимало много, приходилось несколько раз повторять правила, которые уже были разобраны на первом же уроке и потом повторялись на всех последующих.
  - К доске идёт Давидова Саша, - вызвала Света очередную ученицу.
  Она не знала, что ей делать с мальчиком, который до этого мучился у доски. Скрипя сердце она поставила ему три, чтобы "закрыть", как это требовалось от учителей, предыдущую двойку.
  Девочка охотно вышла к доске и стояла, теребя в руках мел.
  - Начинай.
  - Светлана Николаевна, а что делать?
  - Перемножить две дроби. Что для этого требуется?
  Дима Мамедов нарочито громко засмеялся.
  - Тише, - призвала его к порядку Светлана, вручая листок с индивидуальными заданиями.
  Остальные дети большей частью молча ждали развития событий, держа наготове ручку, чтобы переписать то, что появится на доске, но человек семь решали самостоятельно. Двое мальчиков упорно ничего не писали, несмотря на то, что учительница несколько раз делала им замечания.
  - Что надо сделать с числителями и знаменателями? - попыталась Света навести ученицу на нужную мысль.
  - А я забыла, где числители, а где знаменатели, - сказала Саша.
  На каждом уроке задавались одни и те же вопросы. Светлана терпеливо изобразила на доске дробь и цветным мелком надписала сверху "числитель", а снизу - "знаменатель".
  - Дети, если вы что-то не можете запомнить, то придумывайте для себя какие-нибудь свои приёмы. Например, здесь. Числитель. От слова "число". Число - самое важное, значит, оно стоит на главном месте, то есть сверху.
  - А-а-а! - обрадовалась Саша. - Я теперь поняла.
  Не стоило ей напоминать, что на доске уже четыре раза рисовалась дробь и делались подписи.
  Света привычно отметила, что ни "младенец" Стёпа, ни Игорь Лошаков не пишут, но в очередной раз призывать их к порядку и тратить на них стремительно пролетающие минуты было преступной роскошью, бесполезной, как любого рода роскошь. Они даже для выполнения заданий на листочках не изменяли своей привычке.
  - Так что же надо сделать, чтобы перемножить две дроби?
  - Перемножить крест-накрест, - объяснила Саша.
  - Тупая! - взвыл Дима.
  Сразу поднялись семь рук.
  Что Свете нравилось в этом классе, так это тишина. Конечно, некоторые дети и рады были поболтать, но они сидели поодиночке, разделённые "молчунами".
  - Подскажи.
  - Надо перемножить числители, а знаменатель оставить прежним, - бойко ответила девочка.
  - Их здесь два разных, - заметил мальчик с места.
  - А-а-а! Их надо сначала привести к общему знаменателю, - догадалась девочка.
  - Неправильно, - сказала Света.
  - А нас так учили. Мария Александровна даже заставляла нас переписывать правила и обводить рамочкой.
  - Ты говоришь право сложения, - пояснила Света. - А сейчас надо умножить.
  - Мы так умножали, - сказала девочка, и её подруга кивнула. - Это совершенно точно. Мы правду говорим.
  Девочки не лгали. Они совершенно искренне считали, что так их учили перемножать дроби. Света много раз сталкивалась с таким явлением, когда дети, плохо освоив какой-то материал, начинали доказывать, что их учили именно этому. Сама Светлана прекрасно понимала, что учили их, как нужно, однако с беспокойством подумывала о том, что кто-нибудь из её двоечников, перейдя в другую школу или другой класс, тоже мог с убеждённым видом говорить новому учителю, что его "так учили", и неизвестно ещё, как такое заявление воспримется. Учителя - люди привычные ко всему, они сразу или со временем разберутся в ребёнке, а вот какой-нибудь родитель, услышав, что его сына или дочь "так учили", может сделать неправильный вывод.
  Вновь пришлось повторять простейшие правила действий с дробями, и вновь дети слушали внимательно, добросовестно записывали и потом без ошибок решали примитивные примеры. Так было и на прошлом, и на позапрошлом уроках, и раньше, но Света наперёд знала, что до завтра они всё забудут. Выполненная без ошибок домашняя работа её не обманывала, потому что книжки с готовыми домашними заданиями продавались на каждом шагу. Что за враг разрешил их выпускать? Кому понадобилось освобождать детей от необходимости думать?
  Более сложные действия с дробями оказались по плечу немногим, но ошибок эти немногие допусками множество.
  А что делать, если фактически всех детей объявили чуть ли не гениальными? Дошло до того, что учителям внушали, что каждый ребёнок гениален в своей области. Это уж потом, выйдя из школы, выпускники начинают делиться на умных и глупых, а то и просто тупых. Впрочем, последняя мысль не высказывалась прямо, но читалась "между строк". Изъяли из употребления даже невинный термин "неуспевающий", заменив его на обтекаемое понятие "неуспешный". Большинство отсиживающих в этом 7 "А" классе (и в любом другом классе таких наберётся несколько) учеников надо бы для их же блага (и для блага детей с нормальными способностями, вынужденными сидеть рядом с ними и недополучать то, что могли бы получить, если бы не этот мощный тормоз), отправить в школы коррекции, где они хоть чему-то выучились бы, потому что освоить общеобразовательную программу было не в их силах, однако эти необходимейшие школы фактически тоже упразднили. Вот и разрываются учителя между четырьмя категориями учащихся: умными, обычными, тугодумами и "никакими". А существуют ещё и дети запущенные, которые и могли бы учиться, но их с раннего детства не приучали прилагать умственных усилий и не развивали. О тех, кто сам не учится и другим старается не давать, уже и говорить не хочется.
  Светлана, как учитель добросовестный и желающий дать детям как можно больше умений и навыков, пыталась и в этом 7"А" классе применять свой метод.
  - Если забыли основное правило, - внушала она, - учитесь выходить из положения, применяя те правила, которые вы помните. Всегда можно найти лазейку. Смотрите! Вы это забыли, но давайте попытаемся решить то же самое другим способом.
  И она тут же показывала, как это сделать. Порой таких способов набиралось до пяти, и при этом повторялись пройденные формулы.
  Дети слушали с отменным вниманием, задавали вопросы, принимали участие в обсуждении, но весь этот труд растворялся в воздухе, не принося результата.
  Когда прозвенел звонок, Света чувствовала полное опустошение и почти отчаяние от бессилия научить этих тихих, вежливых, усердно слушающих детей хоть чему-нибудь, хоть немногому, хоть самому необходимому, а самое главное - заставить их хотя бы пытаться думать.
  Но предаваться отчаянию пришлось уже на ходу, потому что предстояло спуститься вниз, отдать ключ, взять другой (если он возвращён охраннику) и идти в двести третий кабинет.
  По дороге она заглянула к классному руководителю 7"А" класса, учительнице географии Сергеевой.
  - Здравствуйте, Марина Александровна, - поздоровалась она.
  - Ну, как мой класс? - спросила та.
  - В ужасе. Не они в ужасе, а я, - сообщила Светлана и обрисовала ситуацию.
  - И у меня то же самое, - сказала Сергеева. - Для меня это тоже новый класс, прежде я у этих детей не вела. Двойки! Сплошные двойки! Да, слушают внимательно, но повторить ничего не могут. Не знаю, учат они дома или нет. Может, учат, но не могут выучить. Я обращалась к Землянской, а она эдак обтекаемо ответила, что будет этот вопрос решать. Это же надо додуматься так разделить класс! Кто-то учит нормальных детей и получает благодарности, а кто-то возится с этими. И ведь предстоит мониторинг. Какие результаты покажет этот класс? Одни двойки.
  Свету не очень беспокоил предстоящий мониторинг, то есть проверка знаний учащихся вышестоящей организацией, потому что класс был новым. Кто будет виноват в том, что дети напишут на двойки? Уж конечно, не она, ведь не она их учила. По сути, не виновата и их прежняя учительница, потому что не всех даже нормальных детей можно обучить математике, но ведь кому-то всё равно придётся отвечать, так что пусть, по справедливости, Серёгина и объясняет, что это за особенные дети. Как Света ни старалась заглушить ещё один довод, но он прорвался благодаря Сергеевой, упомянувшей о неправильном разделении класса: Серёгина взяла себе сильный класс, а слабый брать наотрез отказалась. Об этом говорил кое-кто из учителей в частных беседах, но Света, пока это не коснулось её, не слишком прислушивалась. Лишь потом она узнала, что за 7"А" ей сбросили. По-настоящему страшно будет, если неизбежные испытания, которые проводятся два раза в году, распределят так, что этот выдающийся класс не будет писать математику сейчас. Тогда ему предстоит это сделать ближе к концу года, когда пройдёт ещё один мониторинг. О, тогда для Светы настанут чёрные дни, потому что на все её возражения ответят, что за семь месяцев учитель, если он хороший учитель, способен подтянуть любой класс, будь то хоть пятый, хоть одиннадцатый, причём вопрос, почему же прежний хороший учитель не сумел вывести детей хотя бы на тройку, даже затронут не будет.
  - Конечно, в распределении классов на сильный и слабый есть свои плюсы, - признала Светлана. - Если в классе только сильные дети, то с ними можно работать на высшем уровне, а со слабым классом разбирать только обязательную часть, раз другое им не по зубам, лишь бы в этом слабом классе не оказалось хоть одного нормального ребёнка, из-за которого этого делать нельзя...
  - Мой класс не осилит и обязательную часть, - перебила Сергеева. - А отвечать за то, что почти все поголовно дети ничего не знают, будем мы с вами, и никому не объяснишь, что у нас собрались одни двоечники. По сути, это класс коррекции, но тогда и требования к нему должны быть как к классу коррекции, и программа должна быть программой класса коррекции.
  - Это я и хотела сказать, - согласилась Света. - Только на таких условиях можно неравноценно делить класс. Или оставлять оба класса у одного учителя.
  - Чего захотели! Серёгина обрадовалась, что сумела спихнуть с себя этот крест. Теперь она работает с сильными детьми, а за этих не отвечает. А как вам Альбина Петрова?
  - Это... - попыталась вспомнить Света. - А! Поняла, о ком вы говорите. Она вообще ничего не понимает, а пишет такую чушь, что нет смысла вникать в её рассуждения. Это не записки сумасшедшего, а бред умственноотсталого.
  - А там и рассуждений нет! В том году она была на надомном обучении. Я сегодня же буду убеждать родителей, чтобы они опять перевели её на надомное обучение. Она ведь до сих пор не научилась читать. Читает по слогам, пропуская слоги и слова, и ничего не понимает из прочитанного. Вы обязательно зайдите ко мне на родительские собрание и скажите о ситуации с математикой. И Землянской скажите о результатах входного контроля. Даже не говорите, а напишите докладную записку, иначе, вот увидите, во всех их двойках обвинят вас.
  Сергеева пришла в эту школу в прошлом году и с первых же дней начала проявлять беспокойство по любому поводу, поэтому Светлана не приняла её совет близко к сердцу. По-видимому, Марина Александровна попадала в своей школе в какие-то сложные ситуации, поэтому и пытается обезопасить себя, насколько это в её силах, но в этой школе всё всегда можно было решить мирно и по-человечески. А уж разговаривать с прежним завучем и прежним директором даже на самые тяжёлые темы было легко и ни у кого не вызывало неприятных чувств.
  - Побегу, - спохватилась Света.
  - Мы начинаем в половине седьмого! - крикнула вслед Сергеева.
  Следующий урок в одиннадцатом классе вернул Светлане веру в свои силы, потому что дети стремились работать сами, а не пассивно слушали. После замедленного ритма урока в седьмом классе, здесь жизнь просто кипела, а карточки с трудными примерами приходилось вручать восьмерым, причём по несколько раз, чтобы с остальными спокойно работать у доски и не отвлекаться на возгласы "Светлана Николаевна, я всё решил. Посмотрите, пожалуйста" или "А что делать дальше? Эти примеры лёгкие. Это же скучно".
  Но и в самом хорошем классе обязательно имеется несколько слабых учеников, а здесь это были ученики не просто слабые, но ещё и хамоватые, а полученные ими двойки приходилось "закрывать" незаслуженными тройками, которые эти старшеклассники могли получить только за работу у доски при активной помощи учителя и всего класса. И вот тут-то и случилась маленькая неприятность.
  У Григоряна накопилось уже три двойки, а, как всем хорошо известно, учитель не имеет права выставлять в журнале две двойки подряд, не втиснув между ними какую-нибудь другую оценку. Пока ещё журналов не было, но их могли выдать очень скоро, а тогда Светлана оказалась бы в затруднительном положении. Вот и пришлось вызвать Григоряна к доске.
  Парень с лицом мужика лет под тридцать долго отнекивался, но всё-таки соизволил покинуть своё место.
  - Откуда я могу знать, как это решается? - спросил он. - Сначала объясните.
  - Мы же только что решили два подобных примера! - воскликнула Света. - На прошлом уроке разбирали эту тему, а сегодня повторяли формулы.
  - Лучше надо объяснять, - объявил Алаев со своего места.
  - Лучше надо объяснять, - повторил Григорян.
  Основная масса детей смотрела на них с неодобрением.
  - В прежней школе я понимал учительницу, а вас я не понимаю, - нагло объявил Григорян.
  - А ты вообще ничего не понимаешь, - не выдержал один из отличников. - Ни по одному предмету. Я не знаю, зачем тебе голова.
  - Чтобы пробивать ею дверь в женский туалет, - как-то незаметно, само собой, вырвалось у Светланы.
  Дети хохотали до изнеможения, Света горько упрекала себя за то, что так неосторожно дала им повод для веселья, между тем, время от урока проходит зря, а Григорян покраснел, разозлился, но не знал, что сказать.
  - Вы не смеете его оскорблять, - заявил Алаев.
  - Решай, - поторопила Светлана Григоряна. - Дети, успокойтесь. Урок продолжается.
  Конечно, решать пришлось самой учительнице, а горе-ученик лишь записывал, но всё-таки теперь ему можно было поставить тройку. Из трёх его двоек одну можно будет не переносить в журнал, и без того оценок пока много, а потом удастся что-нибудь наскрести и на следующую тройку. Только как он будет сдавать ЕГЭ?
  - А что вы мне поставите? - спросил очень довольный Григорян.
  - Так и быть, "три" поставлю.
  - Дела! Я работал-работал, всё решил, а мне тройку? - принялся возмущаться Григорян.
  - Послушай! Замолкни, что ли, - оборвал его Кошкин, не отрываясь от решения особо каверзного примера. Он мечтал получить золотую медаль и прилагал все силы к тому, чтобы учиться только на пятёрки.
  - Правда, прекрати, - поддержала его Полунина. - Мешаешь. И ты, и Алаев. Зачем к нам пришли?
  Она не мечтала о медали так страстно, как Кошкин, но между собой учителя отмечали её как возможную медалистку. Что было хорошо у их классного руководителя: он не гнался за медалями в своём классе и не приставал к учителям с требованием ставить незаслуженные пятёрки, поэтому "отмеченные" учителями и администрацией дети не знали о том, что из выделили, и учились в полную силу, не рассчитывая, что их будут "вытягивать" в любом случае. Когда у Светы были свои классы, она тоже почти до конца держала будущих медалистов в неведении о решении учителей.
  Григорян сразу же умолк, а Алаев что-то тихо проворчал, но не решился ответить. Такие ученики хамят учителю, зная, что у того нет средств их унять, но тут же пасуют перед сверстниками, у которых были такие средства, причём иногда средства крепкие, вызывающие боль.
  В этом классе была ещё одна девочка, пришедшая сюда в середине прошлого года с полным незнанием математики. Очень тихая девочка. Она старалась, записывала всё до последней цифры, но самостоятельно не могла решить ни одного примера. Звали её Маша Коренная. Говорили, что в течение двух лет у неё была очень тяжёлая остановка в доме, и ей приходилось фактически одной ухаживать за больной матерью и полубольной тёткой, поэтому её знания по большинству предметов были минимальными. Но экзамен по математике обязательный, и его должны сдавать всё, невзирая на особые обстоятельства, а Света очень сомневалась, что девочка сумеет решить хотя бы пять примеров. В прошлом году она говорила об этом Машиной тёте, но та отнеслась к её словам несерьёзно, очевидно, считая, что до выпускных экзаменов времени ещё много и не стоит зря волноваться. Было бы неплохо ещё раз напомнить этой женщине о бедственном положении племянницы.
  Когда урок закончился, Света не особенно спешила, потому что у неё было два "окна" и за эти пустые уроки она рассчитывала проверить домашнюю работу у седьмого класса и математический диктант, который она дала напоследок одиннадцатому.
  Не успела она подойти к двери, как в кабинет вошла новая учительница математики.
  - Вы уходите? - спросила она. - Можно, я возьму у вас ключ? У меня сейчас здесь урок.
  По правилам, надо было вместе спуститься к охраннику и расписаться: Свете - в том, что она сдала ключ, а этой женщине - в том, что она ключ получила. Очень громоздкая и неудобная процедура, поэтому она нарушалась многими учителями, которые доверяли щепетильности своих коллег.
  - Только, пожалуйста, не забудьте сдать ключ на охрану, - попросила Света.
  За две рабочих недели она в первый раз разговаривала с новой учительницей и даже видела её или мельком в коридоре, или на совещаниях, и то издали, поэтому решила немного задержаться. Эта женщина была ещё молода, держалась со спокойной уверенностью, не сторонилась коллег, охотно с ними заговаривала, поэтому Света и решила познакомиться с ней поближе. Фамилию её она помнила - Колесова, а имени, разумеется не знала. Неловко вот так сразу, в лоб, спрашивать: "Как вас зовут?" А что делать? Принято считать, что чем проще и естественнее держишься, тем лучше и тебе и другим, но не всегда решаешься на такой простой шаг, как выяснение имени-отчества у человека, с кем уже проработала почти две недели. Плохо, что в расписании для учителей стоят только фамилии.
  - Вы перешли из другой школы? - спросила она, решив ограничиться безличной формой.
  - Да. Я веду математику шесть лет.
  - Нравится здесь?
  Опять-таки, вроде, вопрос самый что ни на есть естественный, а откровенно на него ответить трудно. Хорошо, если новая школа искренне нравится. А если нет? Как скажешь старожилам, что там, где она работала прежде, было лучше? Этим можно обидеть местных учителей, и у них (если не вслух, так мысленно) возникнет вопрос: "А зачем же ты ушла из своей хорошей школы?"
  - Что-то нравится, что-то - не очень, - ответила Колесова. - Пока ещё рано судить.
  - У вас какие классы?
  - Три десятых, девятый и одиннадцатый.
  - Большая нагрузка, - сказала Света и тут же подумала, что несколько лет назад по пяти классов было почти у всех учителей математики, и это воспринималось спокойно и естественно. Светлана вела по двадцать восемь-двадцать девять часов в неделю и чувствовала себя отлично. Но потом как-то сразу, вдруг, причём одновременно все стали очень уставать. До сих пор учителя делятся друг с другом своим недоумением, из-за чего всё так изменилось? Вроде, нагрузку берёшь намного меньше, а времени проводишь и в школе и за работой дома - всё больше.
  - Мне этого мало, - засмеялась Колесова. - Я бы ещё один класс взяла, но вряд ли дадут, если бы и был свободный.
  - Вы героиня, - сказала Света. - А как вам классы?
  - По-разному. Десятые... Насколько я поняла, они новые?
  - Да. Кое-кто из наших туда перешёл, но в основном там новые ученики.
  - "В" класс получше, а "Г" и "Д" - совсем слабенькие. О девятом "В" и говорить не приходится, а одиннадцатый "Б" в середнячках. Ну, я-то знала, что мне, как новенькой, скинут то, что похуже, поэтому ничему не удивляюсь. А что остаётся делать? Кому-то там надо работать, вот я и работаю.
  Рассуждала Колесова здраво, и Свете это понравилось.
  - Мне тоже скинули совсем слабый класс - 7"А". На каждом уроке бьёмся над простейшими действиями с дробями. Как перемножить две дроби? У них ответ такой: перемножить, а то и сложить числители, а знаменатель оставить прежний, но если уж знаменатели разные, то их непременно надо привести.
  - Чудненько! Я уже наслышана про этот класс. А вы думаете, у меня в десятых нет таких "гениев"? Сколько угодно. Вот сейчас явится десятый "Д", и я от него умру.
  Светлана предпочла, чтобы она не умирала в её присутствии, и покинула кабинет, пожелав ей удачи.
  В коридоре как всегда стоял шум и гам. Надо было дождаться, пока кончится перемена и дети разойдутся по классам, а тогда уже можно будет расположиться на каким-нибудь диванчике. Две битком набитые учебниками и тетрадями сумки представляли большое неудобство, но не было времени забегать в свой бывший кабинет, чтобы одно оставить, а другое взять.
  - Как редко мы стали с вами видеться, Светлана Николаевна! - обратилась к ней учительница математики Семакова.
  - И не говорите! - откликнулась Света. - Мария Витальевна, вы не знаете, как зовут новую учительницу математики?
  - Кажется, Колесова.
  - Колесова, это точно. А как её зовут?
  - Не знаю. Я с ней говорила всего пару раз, когда она брала у меня методички. Кто такая? Откуда? Понятия не имею.
  - Стоят и разговаривают, - присоединилась к ним их коллега Серёгина. - Что-то вы, Светлана Николаевна, совсем пропали.
  - Совсем пропащий, - процитировала Света. - Мария Александровна, как зовут нашу новую математичку?
  - Колесова Татьяна Сергеевна.
  - А я не поняла, - заговорила Семакова, - как она при такой нагрузке числится ещё и завучем?
  - Нет, - принялась разъяснять Серёгина. - Совсем не так. Её хотели взять на небольшую нагрузку и сделать по совместительству заместителем директора по документам, но она предпочла взять нагрузку побольше. Зато так ей не надо обязательно сидеть в школе до пяти, если есть возможность уйти. А уж она уходит, когда заканчиваются уроки, не сидит в школе, как мы.
  Света не понимала такой ревности к чужим уходам и приходам в школу. Почему нужно обязательно здесь проверять тетради и готовиться к урокам, если хочется это сделать дома? Чтобы демонстрировать перед всеми своё трудолюбие? Здесь ли, дома ли, в парке на скамейке, но каждый учитель должен выполнить свою работу. Однако многие, кто привык засиживаться в школе допоздна, осуждают тех, кто спешит уйти, если есть такая возможность. Она и сама теперь предпочитала уходить домой, чтобы работать там. Кабинет был теперь не её, там то проходил классный час, то просто без дела околачивались далеко не молчаливые дети. И нагрузка у неё была небольшая, поэтому порой у неё заканчивались уроки раньше, чем у молодой Ольги Михайловны. Однажды, когда она не успела забежать в кабинет до начала следующего урока, она даже не стала входить туда после звонка, чтобы не мешать, а оставила учебники до утра у коллеги, у которой тоже не было урока.
  Семакова тоже промолчала на замечание Марии Александровны, потому что сама стремилась как можно скорее уйти из школы.
  - Все сдали планирование? - спросила Серёгина.
  - Я сдала по двум классам. Остался последний, - ответила Светлана. - Никак не подберу вводную часть.
  - Пояснительную записку, - поправила Серёгина.
  - А я не собираюсь перенапрягаться с какими-то пояснительными записками, - эмоционально заговорила Семакова. - Что он нас требуется? Расписать, какие темы мы даём, сколько уроков полагается на каждую тему и какие контрольные проводим. И всё! Этого достаточно. Зачем я буду выдумывать какие-то пояснительные записки? Какому-то идиоту пришло в голову их требовать, а мы должны, как стадо баранов, безропотно подчиняться? Я вообще считаю, что и то, что мы каждый год сдаём - полный бред.
  - Почему? - не поняла Серёгина.
  Она настолько привыкла в начале каждого учебного года распечатывать уже готовые и много раз применявшиеся таблицы, что забыла, как все недоумевали, когда с учителей их потребовали в первый раз.
  - Потому что это стандартное планирование, - объяснила Семакова. - Оно содержится в любой методичке, в любом сборнике, в специальных книжках. Кому пришла в больную голову мысль, что мы каждый год должны перепечатывать эти таблицы и сдавать завучу? Разве это авторские методики, чтобы в них отчитываться?
  - А я не понимаю другое, - сказала Светлана. - Раз уж от школ это стали требовать, то мы ничего не можем поделать, потому как мы люди подневольные. Но зачем каждый год устраивать эту суету со сдачей планирования? Один раз собрать по всем классам и всем предметам, а потом, если это так уж необходимо, оставалось бы только прикреплять разные титульные листы: планирование такого-то учителя.
  - Хотя бы так, - согласилась Семакова.
  - Когда-то это предлагали, - вспомнила Серёгина. - Но... вы же знаете, как у нас всё делается.
  - И каждый год начинается с нервотрёпки, - подхватила Семакова. - А вот я заучу так и сказала, что никакой пояснительной записки писать не буду. Нужно планирование - я его сдаю, а большего пусть не ждёт.
  - А на большее пусть не надеется, - пропел Жигадло, проходивший мимо. - Конечно, дурь полная. Я давно уже отсканировал брошюру с планированием, сделал отдельные файлы и теперь только распечатываю то, что требуется. Правда, на этот раз пришлось полазить по Интернету, чтобы найти пояснительные записки. И знаете? Ведь нашёл! Скачал, распечатал, как есть, ничего не изменяя и даже не читая, и сдал. Только это заняло очень много времени. Сидел несколько вечеров.
  - Вот именно! - агрессивно откликнулась Семакова. - А почему мы должны тратить время ещё и на это? Мало нам своей непосредственной работы? Идиотизм какой-то! И-ди-о-тизм!
  - Есть такой анекдот... - начал Михаил Борисович.
  - Вот именно, - выслушав его, подтвердила Семакова. - Не будем обсуждать основную часть, но вывод верен.
  Светлана и Серёгина невольно обменялись понимающими взглядами. Жигадло ухитрялся рассказывать неприличные анекдоты, завершая их назиданием, относящимся к предмету только что состоявшегося разговора. И таких анекдотов с концовкой у него было припасено множество и на все случаи жизни. Ни Светлана, ни Мария Александровна не любили такого рода остроты, но ничего не могли поделать.
  - А как вам мой бывший седьмой класс? - спросила Семакова у Светы.
  Говорить о бывшем седьмом классе Светлана не боялась, а вот о настоящем седьмом классе при Серёгиной откровенно не расскажешь.
  - Половинчатый, как мой Дик. Полкласса работоспособна, а другая половина - наоборот.
  - Да, там есть дети совершенно необучаемые, - согласилась Мария Витальевна.
  - А сами дети очень приятные, - сказала Света. - Мне с ними сразу стало легко.
  - Дети отличные! - подхватила Семакова. - Мне было так жалко расставаться с этим классом! Мы с ними жили душа в душу. Они ведь иногда ко мне заходят и просят: "Возьмите нас обратно".
  Света ничего на это не ответила, хотя и знала, что это не так. Но разве скажешь старой учительнице, что дети ни разу её даже не упомянули? Зачем обижать человека? Этот класс на удивление спокойно перешёл к новому учителю, словно это было в порядке вещей, и Света была убеждена, что и от неё, если такое случится, они уйдут так же легко.
  Серёгина тоже слушала свою коллегу, не говоря ни слова. Она работала с ней дольше Светланы и давно привыкла, что абсолютно все дети, по словам расставшейся с ними учительницы (притом, неважно, кто был инициатором разлуки), неизменно приходят к ней с просьбой взять их обратно. У каждого человека есть свои слабости, и слабость Семаковой заключалась в таких сентиментальных выдумках.
  - А глаза у них такие жалобные, молящие, - говорила Мария Витальевна растроганным голосом. - Я им отвечаю, что у меня другие классы, поэтому не могу их взять. А они чуть не плачут.
  Жигадло исподтишка подмигнул Свете и пошёл дальше.
  Так как оставшиеся учительницы не знали, что ответить Семаковой, то они были рады, когда звонок на урок прервал эту беседу.
  Светлана подождала, пока опустеет коридор, и со вкусом выбрала себе подходящий диванчик. К нему предъявлялось два требования: надо было, чтобы он не был слишком продавлен и при этом стоял в простенке между окнами, потому что погода была прохладная и из окон немилосердно дуло. Чтобы обезопасить себя от простуды, Свете пришлось чуть передвинуть облюбованный диванчик, слегка потеснив растения, расставленные на полу. Она не понимала, почему диваны неизменно помещали впритык к окну, а цветы, для которых нужен свет, - в простенке. И сейчас-то долго сидеть под окном, чувствуя, как шею и плечи холодит сквозняк, было опасно, а зимой от окон так и несло леденящим холодом, потому что кто-то из детей упорно раздирал ленты, которыми заклеивали окна. Как же плохо без учительской!
  - Светлана Николаевна, вы сдали мне планирование? - осведомилась проходившая мимо завуч.
  - Сдала по двум классам. Остался один, - объяснила Света, отрываясь от проверки тетрадей.
  - Не забудьте, - проговорила Землянская.
  Свету осенила блестящая мысль.
  - Алла Витальевна, можно у вас посмотреть какое-нибудь планирование по алгебре одиннадцатого класса? - спросила она.
  Женщина сначала помолчала, а потом ответила:
  - Можно. Пойдёмте со мной.
  У себя в кабинете она полистала папку с планированием, которое ей сдавали математики, и вынула нужные бумаги в прозрачном файле.
  - Тогда и по геометрии, - осмелела Светлана. - По учебнику Атанасяна... Спасибо. Можно я верну их завтра?
  - Можно, - согласилась Землянская. - Это планирование, которое мне сдала Татьяна Сергеевна.
  "Колесова, - мысленно расшифровала Светлана. - Новая математичка. Какое счастье, что мне не надо составлять эту дурацкую пояснительную записку!"
  - Обратите внимание, как она работает, - продолжала завуч. - Поговорите с ней, расспросите о её методах обучения. Это очень хороший педагог.
  Света представила, как рассвирепела бы на её месте Семакова, если бы ей предложили учиться у молодой учительницы. Если подумать, то из старых учителей мало кто принял бы такой совет спокойно. Может, напрямую возражать бы не стали, но между собой обсудили бы подобное заявление, не стесняясь. А со стороны завуча давать совет в такой форме бестактно, ведь, по сути, ещё не зная, как Света проводит уроки, она уже осудила её работу. Неужели нельзя было сказать, например, так: "Я ещё не познакомилась с учителями, и с вами в том числе, но учиться друг у друга всегда полезно, а так как Колесову я хорошо знаю, то пользуюсь случаем обратить ваше внимание на методы её преподавания. Может, вы найдёте у неё что-нибудь для вас полезное". Суть была бы та же, но такой совет никого бы не обидел. Только трудно последовать этому совету. Света сейчас была свободна, и она могла бы попросить разрешение у Колесовой посидеть на её уроке, но не хотела этого делать. Сама она терпеть не могла, когда кто-то сидел в кабинете, где она вела урок. Она сразу чувствовала скованность, исчезала легкость и непринуждённость в общении с детьми, она стеснялась подсказывать ученикам неофициальные приёмы, которые помогают понимать тему, запоминать формулы, и урок выходил очень сухим и неинтересным. Но стоило постороннему человеку выйти за дверь, как она сразу же становилась сама собой. И большинство учителей, по этой ли причине или оттого, что боялись, как бы гость не пришёл с целью подлавливать неудачные моменты, очень не любили посетителей. Возможно, и Колесовой было бы тяжело присутствие Светы. Зачем доставлять человеку неприятность?
  - Хорошо, присмотрюсь, - согласилась Света. - И ещё одно. Чтобы потом не было неожиданностью, что 7"А" класс за какую-нибудь ответственную работу получил одни двойки, предупреждаю, что я провела входной контроль...
  И она рассказала о результатах первой и второй попыток.
  - Мне уже многие жаловались на этот класс, - согласилась Землянская. - Будем думать, как решать этот вопрос.
  Света вернулась на своё место и продолжила работу. Счастливый случай избавил её от долгих блужданий по Интернету в поисках подходящей пояснительной записки. Аккуратные файлы были толстенькими и, как бегло просмотрела Света, содержали пояснительные записки на нескольких листах. И разговором с завучем она в целом была довольна. Что же касается совета поучиться у Колесовой, то не стоит воспринимать его с обидой. Может быть, у этой женщины есть свой особый подход к детям. Раз она взяла столько классов, причём, сложных классов, значит, чувствует уверенность в том, что справится. К тому же, она много моложе Светы, не говоря уже о Семаковой и Серёгиной, а значит, ей ближе нынешняя молодёжь. Обычно молодым учителям легче справляться с современными детьми, чем им, привыкшим к старым порядкам. Почему же воспользоваться чужим опытом? Света не видела в этом ничего для себя оскорбительного. Но как этот опыт получить? Напроситься на урок внезапно совестно, а если предупредить заранее, что придёшь, то в тщательно подготовленном для чужих глаз искусственном уроке не выловишь ничего полезного.
  По коридору медленно прошёл Алаев из одиннадцатого класса.
  - Выгнали? - ехидно спросил он.
  - Почему ты не на уроке? - поинтересовалась Светлана.
  - А я иду в туалет. Что, нельзя? Борис Маркович нас выпускает, в отличие от вас.
  И он прошествовал дальше, стараясь оттянуть время до возвращения в класс.
  "И не буду выпускать", - подумала Света.
  Ученики одиннадцатого класса давно уже привыкли, что она не выпускает их из кабинета во время урока. Она и новым детям сразу же объявила, что все свои проблемы они должны успевать решать на перемене, а не поднимать руки с просьбой выйти через пять минут после начала урока. Седьмой и восьмой классы тоже легко восприняли её требования, потому что их прежние учителя математики придерживались таких же правил. Лишь в особых случаях делалось исключение, но такие случаи были редки, ведь не каждый день с ребёнком случается особого рода неприятность.
  После Алаева по тому же пути и с той же скоростью прошли ещё пять учеников из этого класса. Борис Маркович Киселёв был щедр.
  На втором свободном уроке Светлана тут же на месте, не отрываясь от книг и тетрадей, закусила взятыми из дома бутербродами, запивая холодным чаем из пластиковой бутылки. Увы, на планируемые ими с Киселёвой совместные чаепития или, точнее. кофепития, времени не хватало. Если у Светы были "окна", она обедала, как это делала сейчас, а если их не было, то приготовленная еда уносилась обратно домой.
  Внезапно по местному радио объявили, что на половину четвёртого назначается совещание.
  У Светы было четыре урока и два "окна", то есть до половины третьего она должна быть в школе. Она подумала и решила, что за оставшийся до начала совещания час она успеет погулять с собакой и накормить Дика и Базиля. А сама она возьмёт еду с собой, принесёт в школу, чтобы домой уже не возвращаться, преспокойно поест в своём бывшем кабинете и поработает до начала родительского собрания.
  После двухчасового "отдыха" она дала урок геометрии в одиннадцатом классе и алгебры - в восьмом. На шестом уроке она вернулась в седьмой класс, чтобы провести там геометрию. Обычно самое начало геометрии воспринимается детьми с лёгкостью, ведь понятия точки, линии, прямой им должны быть знакомы из начальной школы, но в седьмом "А" классе и это вызывало трудности, потому что некоторые дети не могли запомнить, когда в обозначении присутствуют заглавные буквы, а когда - строчные. Обозначение углов для многих и вовсе оказалось непосильной задачей. Светлана билась над этим с каждым учеником по очереди.
  - А-а-а! Теперь-то я понял! - восклицали оба "младенца" один за другим и вновь обозначали их неправильно.
  К концу урока Света чувствовала, что вся мокрая от напряжения и старания вдолбить в бедные головы элементарные сведения.
  - Я сейчас умру, - сказала она повстречавшемуся ей в коридоре Славину, бывшему учителю ОБЖ, а теперь только заместителю директора по технике безопасности.
  Пётр Алексеевич с сочувственной улыбкой выслушал измученную женщину.
  - А вот я наслаждаюсь жизнью, - похвастался он. - Составляю бумаги, приказы, а после занятий с детьми это кажется таким простым делом. У вас хоть предмет, обязательный для сдачи экзамена, а что такое ОБЖ? На него плюют.
  - Но ведь это очень важный предмет, - сказала Света. - Я присутствовала на некоторых ваших уроках, когда вы вели их в моём кабинете. И интересно, и нужно.
  - Вот именно. Случись что - дети не сумеют выйти из простейшего затруднительного положения. Они ведь даже не знают, что сделать, чтобы легче разжечь костёр из сырых веток. И хуже того: знать не хотят.
  Света насторожилась. В её книгах герои порой попадали в затруднительные положения, поэтому любые сведения о том, как выжить, имея минимум необходимого или не имея этого минимума, очень её интересовали. Да и для себя это знать полезно.
  - Как? - спросила она.
  - Посыпать солью, - объяснил Славин.
  - Интересно. Надо будет попробовать на даче. Я оказалась так же невежественна, как дети.
  Пётр Алексеевич был очень доволен её заинтересованностью в таком важном деле.
  - Пойду вниз, посижу вместо дежурного администратора, - сказал он.
  - Вы там каждый день сидите.
  - Меня попросили. Наша Дама сказала, что у всех в это время уроки, а кому-то там надо быть, поэтому для всех будет удобно, если это буду я.
  Пётр Алексеевич не умел отказывать, поэтому директриса беззастенчиво взваливала на него чужую работу и давала массу посторонних поручений.
  - А я сбегаю домой и вернусь на совещание, - сказала Света. - До скорого свидания.
  Нельзя было терять ни минуты, потому что промежуток времени в один час только в детстве кажется долгим. Она быстрым шагом дошла до дома. Было непривычно не видеть у подъезда Алевтину Ивановну, но в глубине души Света чувствовала что-то, отдалённо напоминающее удовольствие.
  Ещё в лифте она услышала лай Дика, причём громкий лай, заливистый, а не надсадный писк, который вырывался из его горла в несколько первых дней после отпуска. "Тренировка - великая вещь. Она укрепляет не только мышцы, но и горло. По крайней мере, у собак. А вот у учителей, имеющих привычку кричать на уроке, голоса обычно хриплые", - подумала Светлана. Она верила Сабине, которая утверждала, что собака в отсутствие хозяйки не перестаёт лаять. Только Света определила, что лай раздаётся совсем не там, где Дику сейчас положено было находиться. Похоже, что пёсику всё-таки удалось выбраться из комнаты. До чего же ловкий парень!
  Когда Света открыла дверь в квартиру, Дик встретил её не просто восторженно, но и торжествующе. Он так и напрашивался на то, чтобы его похвалили за находчивость. Даже Базиль мурлыкал и тёрся о её ноги дольше обычного, словно тоже претендовал на поощрение.
  - Молодцы, конечно, - признала Света, глядя на валяющуюся на полу свёрнутую газету-уплотнитель.
  Она поняла, что пёс до тех пор колотил в дверь или поддевал её когтистой лапой, пока створки не расшатались и не выпала бумажная вставка. Кот, конечно, не участвовал в таком буйстве, предоставляя приятелю делать всю чёрную работу, но, наверное, поощрял Дика. И сейчас же она догадалась, что надо будет не только вставить между створками газету, но и туго обмотать дверные ручки какой-нибудь верёвкой. Даже без уплотнителя, всего лишь с одной обвязкой невозможно будет распахнуть створки, а уж всё вместе будет делать створки монолитом.
  Прервав бурные приветствия, Дик бросился в сторону и лёг на тапочек, обхватив его лапами и уткнувшись в него подбородком. Теперь, если хозяйке потребуется переобуться, ей придётся расплачиваться сухариками. Базиль сел в сторонке и, напустив на себя неприступный вид, важно наблюдал привычную сцену.
  - Сначала пойдём гулять, - сказала Света, надевая на пёсика ошейник. - Пошли.
  Дик словно прилип к месту, продолжая лежать в прежней позе. Хозяйка попыталась потянуть за поводок, но сумела лишь передвинуть эту композицию из одушевлённого и неодушевлённого предметов ближе к двери.
  Светлана хорошо понимала, что не должна уступать собаке, иначе это новое завоевание она включит в состав постоянных действия, но времени было мало, а она не хотела опаздывать на совещание, поэтому с возмущением бросила на пол три сухарика. Дик сейчас же оставил свою добычу и накинулся на разлетевшееся по полу угощение. Один из кусочков высушенного хлеба отлетел к коту, и тот долго его обнюхивал и даже попытался есть, но вынужден был от этого отказаться. Однако неприступный твёрдый предмет очень вкусно пах хлебом, а Базиль не пренебрегал и хлебом, если представлялась возможность, а уж хлеб с молоком вообще считал лакомством, поэтому, когда Дик смело заявил о своих правах на сухарик, сунувшись к другу, то получил оплеуху и сначала с недоумением, а уж потом с возмущением отступил. Кота он привык уважать с самого начала, с щенячьего возраста, едва попал в этот дом, и до сих пор считал его существом высшего порядка. Тявкнув от огорчения, он поспешил выкинуть из головы всякую мысль о третьем сухарике и запрыгал перед Светой, выражая радость не то от её возвращения домой, не то от собственного благоразумия. Он всегда после вспышки раздражения или возмущения начинал веселиться, словно этим компенсировал вред, причинённый прежними разрушительными чувствами.
  - Теперь пойдём, - сказала Света, приласкав пёсика.
  Дик охотно пошёл на улицу, чтобы через приличествующее его нуждам время ещё более охотно вернуться домой. Он не любил гулять долго и всегда стремился поскорее оказаться в своей квартире в компании Базиля. И Света не могла задерживаться на улице, поэтому домой они вернулись скоро. Дик сейчас же оценил обстановку: Базиль перешёл на другое место, а сухарик лежит на полу без присмотра. Он даже зарычал и щёлкнул зубами от досады на то, что его подняли на руки и понесли мыть лапы. В отчаянии он не сводил глаз с заветного кусочка хлеба, но зато, когда процедура мытья лап завершилась и его опустили на пол, он стремглав бросился к сухарику, поскользнувшись на гладком паркете от чрезмерной спешки и проехав часть пути на боку. Всё это были пустяки по сравнению с полученной наградой. Он принялся хрустеть с таким упоением, что Базиль долго глядел на него с задумчивым видом, сомневаясь, не сглупил ли он, так легко отказавшись от этого сухарика: оказывается, не так-то сложно было его съесть.
  - Теперь, дорогие мои, быстрее обедать, и я убегу, - сообщила Светлана. - А знаете, куда я иду? В школу! Сначала у нас будет совещание, потом я тоже пообедаю. Вы поедите сейчас, а я - после совещания. А потом начнутся родительские собрания. Страшная вещь, правда?
  Дик восторженно завилял хвостом. Он наслаждался, когда хозяйка с ним разговаривала. Он любил слушать и то, как она читает вслух свои произведения, но меньше, потому что чувствовал, что она читает для себя, и к тому же она часто прерывалась, если что-то требовало исправления или доработки. Базиль тоже заинтересованно внимал Свете, не забывая поглядывать, не удастся ли стащить что-нибудь съедобное со стола или опередить прыткого приятеля, если какой-нибудь кусочек упадёт на пол.
  - Но сегодня ничего плохого не будет, и это совершенно точно, - продолжала Света, попутно отрезая кусок колбасы, - потому что это первое собрание и даже самому вредному родителю ясно, что за те двойки, которые нахватали дети, я ответственности не несу. Знаете, что я сделаю?
  Нет, ни Дик, ни Базиль об этом не догадывались.
  - Я раздам листки с входным контролем родителями, чтобы они сами убедились, что их дети пришли ко мне без знаний. Зато потом можно будет ссылаться на входной контроль, если кому-то не понравится тройка в четверти. И учтите, дорогие мои, что сегодня я приду рано, очень рано. А рано я приду не потому, что я такая ловкая и могу ускользнуть от силков, расставленных родителями, а всего лишь потому, что пока мне особо не о чем говорить, раз я детей почти ещё не знаю, а сужу о них только по первым оценкам.
  С этими приятными рассуждениями Света покормила питомцев и отвела их в комнату. Базилю никогда не изменяло спокойствие, но и Дик не возражал, когда его вели к месту заточения. Сейчас он получит выкуп, а потом расшатает и откроет дверь. Теперь, раз он уже знал, как это делается, предстоящая работа казалась ему весёлой и увлекательной.
  Светлана туго стянула дверные ручки на створках поясом от старого платья и тщательно завязала. Комната превратилась в самую настоящую крепость.
  - Сидите спокойно и ждите, - напутствовала она заключённых. - Я приду очень скоро. Ну, не так, чтобы очень, но всё-таки приду рано. Надеюсь, до восьми я обойду все три класса.
  У неё было хорошее настроение, что крайне редко бывает перед встречей с родителями. В сумке у неё лежали бутерброды и баночка с картошкой, мясом и порезанным маринованным огурчиком.
  На совещание она не опоздала, но пришлось остановиться и поискать глазами свободное место. Сегодня собрались почти все учителя, и казалось, что незанятых стульев нет. Старая учительница физики Пронина подняла руку, привлекая её внимание. Света заняла специально оставленное для неё место.
  - Давно мы с вами не разговаривали, - сказала Пронина.
  - С прошлого совещания, - уточнила Светлана.
  Она поймала себя на том, что, оказывается, соскучилась по обществу этой старой женщины. Вроде, ничего особо интересного в их общении не было, но без него жизнь стала заметно скучнее.
  - После совещания приходите ко мне пить чай или кофе, - пригласила она.
  - А молодая не будет возражать? - спросила старуха.
  - Она очень приятная девушка, - объяснила Света. - Все вместе и посидим. Сейчас мне приходится весь день, после каждого урока, менять кабинеты, поэтому я не успеваю зайти к себе, а как только расписание утрясётся и мне не придётся переходить из кабинета в кабинет, так я опять налажу чаепития.
  Пронина не ответила, но в её взгляде промелькнуло что-то жалостливое.
  - Интересно, почему надо так делать, чтобы учителя, у которых нет кабинета, постоянно переходили с места на место. Я не о себе говорю, а вообще. Я бы сидела целый день в том кабинете, где у хозяина в этот день выходной, другая - в другом, и так далее, а то мы всё время друг с другом меняемся, прыгая по этажам, как белки.
  Пронина только рукой махнула.
  - А наша директриса опять в новом платье, - сказала она. - Затянулась, подтянулась. Сидит, как фотомодель. Интересно, из-за чего у неё кожа такая коричневая? Это крем или загар?
  Сидящая перед ними учительница химии обернулась и включилась в разговор:
  - Так она постоянно лежит под кварцевой лампой.
  - Говорят, что это вредно, - заметила Пронина.
  - Смотря сколько времени лежишь. Если недолго, то хорошо.
  Светлана пригляделась к директору и подумала, что она очень быстро дурнеет. Глаза совсем ввалились, щёки обвисли, как у бульдожки, лицо съёжилось. Наверное, чрезмерная забота о своей внешности не очень-то нравится организму и, как следствие, самой внешности. И загар ей очень не идёт. Самой ей не помешало бы уделять хоть немного внимания своему здоровью, фигуре и лицу, ведь она не пользуется даже косметикой, лишь слегка подкрашивает губы, но не следует переходить известную черту. Вон как немилосердно красится Курулёва.
  Света удивилась, осознав, что здесь присутствует Курулёва, хотя, по идее, она должна быть с детьми на продлёнке. Сидела Раиса Павловна рядом с учительницей начальной школы Карповой, внимательно слушала всё, что та ей говорила, и по всему её виду было видно, что она горячо и чуть ли не подобострастно соглашается с каждым словом собеседницы.
  - Интересно, если Курулёва здесь, то кто же пасёт детей? - спросила Света.
  Учительница химии засмеялась, услышав слово "пасёт".
  - Не очень-то они следят за своим стадом, - сказала она. - Я недавно проходила мимо продлёнки, когда они гуляли. Так дети там творят всё, что им угодно, а воспитатели не вмешиваются. Смотрят лишь, чтобы они друг друга не поубивали.
  - А что толку, если они будут вмешиваться? - рассудила Пронина. - Вон как они ругаются матом. Тут уж воюй с ними или не воюй, а ничего не поможет: всё зависит от семьи. Если они с рождения слышат, что на таком языке разговаривают родители, то они считают, что это правильно. Мы внушаем, что произносить такие слова нельзя, что это нехорошие слова, что так выражаются лишь люди грубые, невежественные, невоспитанные. А что делать ребёнку? Он или должен признать, что его родители грубые и невоспитанные люди, или посчитать, что учительница - дура и отстала от жизни. Они, разумеется, выбирают второе.
  - Всё верно, - согласилась Светлана. - И ещё получается, что мы своими замечаниями настраиваем детей против родителей. Если ребёнок нам поверит, то что ему остаётся делать? Придти домой и заявить, что его мама с папой ведут себя, мягко говоря, неправильно, хуже пьяниц в подворотне?
  - И не забудьте ещё, что своими поучениями мы фактически в присутствии ребёнка оскорбляем его родителей, - не утерпела соседка учительницы химии, учительница физической культуры. - "Говорить такие слова нехорошо! Как не стыдно?! Это недостойно!" И получается, что мы говорим ребёнку, что его родители не могут считаться достойными людьми.
  - Как они ещё не догадываются жаловаться на нас за это, - добавила Света.
  - Это для них слишком сложно, - сказала Пронина. - Высшая математика. Они логически не дойдут до такого заключения.
  - А не реагировать мы не можем, - заявила Светлана. - Дети из порядочных семей не должны страдать из-за того, что мы боимся обидеть матершинников. Почему они должны слушать непристойности? У нас и без того перекос в сторону лентяев или недоразвитых. Умные дети вынуждены плестись на одном уровне с двоечниками.
  - Ай-яй-яй, - покачала головой учительница химии. - Как не стыдно оскорблять детей? Они не двоечники, а неуспешные или "особо одарённые".
  - Эти "особо одарённые" тормозят класс. Раздаёшь умным детям карточки, а по сути, с ними надо бы пройти ту же тему, но более углублённо, с интересными сложными примерами. А теперь мы ещё задумываемся о том, как бы не задеть чувств детей из низкопробных семей.
  - Не обязательно низкопробных, - возразила учительница химии.
  - Человек может иметь сколько угодно дипломов, купленных или заслуженных, но если он не может выразить все оттенки своей мысли литературным слогом, а для усиления (как ему думается) эффекта прибегает к непристойностям, то это низкопробная особь.
  Все засмеялись так бурно, что даже Дама повернула голову в их сторону.
  А во-вторых, - продолжала Света, - это оскорбляет наш собственный слух. Мы так много думаем о детях, что совсем забываем о себе, а мы не учителя-автоматы, а люди, поэтому имеем право требовать, чтобы в нашем присутствии не выражались... хотела сказать "нецензурно", но с отменой цензуры такого понятия уже не существует.
  - Не волнуйтесь, Светлана Николаевна, на нас пока за это не пишут жалобы в Департамент Образования, - сказала Пронина. - Дети попросту пропускают все наши замечания мимо ушей.
  - Хорошо, если просто пропускают мимо ушей, а иногда они отвечают, - многозначительно проговорила учительница физической культуры.
  Светлане нравилась эта немолодая женщина. Её звали Елена Георгиевна Ласкина. Сколько ей было лет, Света не знала, но она была далеко немолода, хотя очень подвижна и подтянута. Она постоянно ездила с детьми на бесчисленные соревнования, состязания и конкурсы, густо заставила выигранными кубками три шкафа, проводила в спортивном зале весь день до позднего вечера, потому что вела какие-то секции и кружки. Но самым главным было то, что, вопреки общепринятому мнению об учителях физкультуры, она была очень умным и вдумчивым человеком. Иногда Светлана спрашивала её мнение о характере какого-то ребёнка и получала обстоятельный ответ, часто совпадающий с её собственными заключениями. Прежде в течение многих лет Ласкина вела физкультуру во всех классах, но потом, уже при Даме, в школу взяли молодую учительницу, а когда классы для занятия спортом поделили на группы мальчиков и девочек, пришлось обзавестись третьим учителем, совсем юным, только ещё заканчивающим институт. Эти молодые люди казались Свете очень вежливыми, очень приятными, но совершенно безликими.
  - И что вы всё ворчите? - благодушно осведомилась молодая учительница рисования, сидевшая сбоку. - Порадуйтесь хорошей погоде. Жизнь прекрасна!
  - Прекрасна, если по твоему предмету нет экзамена, - поправила её учительница химии.
  Света тоже подумала, что в школе радоваться жизни легко только учительнице, чей предмет вообще не подлежит никаким проверкам. А как бы она заговорила, если бы пришла комиссия и проверила, имеют ли дети самые элементарные сведения по рисованию, знают ли они хотя бы такие слова как "перспектива", "светотень", "рефлекс", "блик"? Пушкин, чьи рисунки используют для иллюстрирования его произведений, имел тройку по рисованию. А какой оценки заслуживают наши дети? Сейчас по таким предметам, как изобразительное искусство и музыка, не существует оценки ниже четвёрки. Откроешь журнал на этих страницах - душа радуется и, если не вникать в детали, то жизнь кажется прекрасной и радужной, а как взглянешь на рисунки, за которые проставлены пятёрки, - содрогнёшься. По сути это оценки за поведение. Хорошо себя ведёшь на уроке изобразительного искусства - и ты отличник по этому предмету, плохо - хорошист. Однажды в их школе появилась учительница ИЗО, влюблённая в свой предмет, и Света любовалась композициями, которые она устанавливала для рисования натюрмортов: красивыми вазочками, букетами и прочими декоративными предметами. В конце коридора, где размещался кабинет изобразительного искусства, постоянно вывешивали лучшие рисунки в рамах. Однако у этой женщины оказался строптивый нрав, и она недрогнувшей рукой выставила несколько троек в четверти. Может, дело и закончилось бы мягкими увещеваниями, но, к несчастью, среди этих троечников оказался сын одной из здешних учительниц, и мать подняла по этому поводу настоящий скандал. Несчастной энтузиастке было прямо указано на то, что её предмет должен приносить детям радость и отдых, поэтому её методы работы недопустимы. В том, что случилось потом, Света плохо разобралась. Кажется, эту женщину за что-то возненавидел Красовский и придирался к ней по всякому поводу, даже сорвал со стен детские рисунки. Кончилась вся история тем, что ей пришлось уйти из школы. На её место пришла покладистая учительница, выставки лучших работ не возобновлялись, красивые натюрморты исчезли, но зато все, и дети и взрослые, были довольны, одни - оценками, другие - отсутствию поводов для беспокойства.
  - Да, - согласилась Пронина. - Как начнёшь проверять контрольную работу, так сразу забываешь, что жизнь прекрасна и погода хорошая, хоть и холодная.
  - А если ещё экзамен обязательный, - вставила всё-таки своё слово Светлана, - и за каждую двойку с учителя снимают больше шкур, чем у него имеется, то счастье становится полным. Как, скажите, сдадут экзамен Григорян, Алаев и Коренная?
  - О-о-о! - только и сумела простонать Пронина, услышав знаменитые фамилии.
  - У меня они тоже ничего не знают, - согласилась учительница химии. - А ведь непременно хотят сдавать ЕГЭ по химии. Просто не представляю, что делать. А главное, им не внушишь, что они не смогут набрать минимум. И работать не хотят. Ничего не учат.
  - У меня Коренная работает, - сказала Света. - Только толку никакого. У неё гигантские пробелы даже за пятый-шестой классы. Как мне её подтянуть, если она пришла ко мне в середине десятого класса? С ней же надо заниматься индивидуально, причём, по несколько часов ежедневно, включая выходные.
  - И она всё равно ничего не поймёт, - уверенно возразила учительница химии. - У неё нет навыка учёбы. Она не привыкла и не умеет учиться.
  - Она типичный гуманитарий, - уточнила Пронина.
  Свету немного раздражало такое определение. Почему-то, если ученик оказывается неспособным к точным наукам, то ему сразу же ставят клеймо "гуманитарий", хотя этот гуманитарий говорит косноязычно, не может написать приличное сочинение, не помнит материала по истории за прошлый месяц, а то и полмесяца, фактически не знает географии, а приличные оценки получает только потому, что по этим предметам можно наскоро выучить материал одной темы, не зная других тем, ответить и забыть. Но она не стала высказывать эти соображения, иначе создастся впечатление, что она одна поборница справедливости.
  - Я уже давно убедилась, что если ребёнок учится хорошо, то по всем предметам, а не выборочно, - сказала учительница химии.
  - А если он хорош по математике, то осилит любой другой предмет, - добавила Света, и все снова засмеялись.
  В кабинет с сильным опозданием вошёл Жигадло, сделал всем приветственный жест, поискал глазами свободное место, приволок из коридора три соединённых друг с другом стула и установил у стены. К нему сейчас же подсели две учительницы, не то не догадавшиеся принести себе стулья, не то только что вошедшие. Странно, что ещё не пришла Карасёва. За разговором время пролетело незаметно, однако было уже без двенадцати четыре.
  - А почему не начинаем? - спросила Светлана у соседок.
  - Землянской ещё нет, - объяснила учительница химии. - Она уезжала на какое-то совещание и позвонила с дороги, что задержится минут на двадцать. А без неё Дама не хочет начинать.
  - А где Карасёва? - поинтересовалась Света.
  - Уехала к методисту, - ответила Пронина. - Сказала, что вернётся к родительскому собранию.
  - И всё-то вам интересно, Светлана Николаевна! - пошутила учительница изобразительного искусства. - Где Землянская? Где Карасёва? А вот меня интересует, где ваша собака.
  - Надёжно заперта в комнате, - разъяснила Света, сразу почувствовав удовлетворение от удачного решения сложного дела. - В квартиру напротив должен переехать новый сосед, крупный враг животного мира, поэтому я заранее приучаю Дика к тому, чтобы дожидался меня в комнате, подальше от входной двери. Всё-таки там его лай будет не так слышен.
  - А соседи за стеной? - напомнила учительница физкультуры.
  - За той стеной нет соседей. Там площадка перед лифтом. Я сегодня уже закрывала барбоску в комнате, но он такой умный и ловкий, что ухитрился так раскачать дверь, что затычка выпала, а уж поддеть створку когтями труда не составило. Прихожу - оба встречают меня у двери. И пёс и кот.
  Учительницы относились к животным по-разному, но в целом снисходительно выслушивали про питомцев Светланы, возможно, потому снисходительно, что она не так уж часто про них рассказывала.
  - А что за сосед? - не поняла Пронина, не слышавшая о беде Светы.
  - В квартиру напротив собирается вселиться мужчина, который терпеть не может животных. А Дик у меня такой звонкий, что его даже прозвали скандалистом, хотя ему далеко до моей прежней собаки, потому что при мне он почти не лает, даже еду выпрашивает молча.
  Упоминание о собаконенавистнике, который одновременно оказался большим нелюбителем детей, вернуло Светлану к мысли о Курулёвой.
  - Я так и не поняла, что здесь делает Курулёва, - сказала она.
  - Поддерживает Карпову, - пояснила учительница химии. - Сейчас в началке идут крупные разногласия, вот Карпова и обзавелась личным телохранителем, тем более что она только что выпустила четвёртый класс, где учился сын Курулёвой. Та её всегда поддерживала на родительских собраниях. Курулёва - Карпову.
  - А что за разногласия? - удивилась Света, всегда последняя узнававшая о скандалах.
  - Председателем методъобъединения всегда была Карпова, а теперь решено было избрать на эту должность...
  - Должность! - фыркнула Пронина.
  - Должность, - подтвердила учительница химии. - Вера Ивановна, вы никогда не были председателем методъобъединения, поэтому не знаете, какая это морока. А теперь на эту должность выбрали Савельеву. И тут начались взаимные обиды, а наша администрация, вместо того чтобы погасить страсти, оставила всё на самотёк. Нашей Даме это вообще безразлично, а Землянской, похоже, нравится кутерьма в началке. Зато она ходит там в роли посредника.
  - Третейский судья, - пояснила учительница физической культуры. - Вот как раз и она.
  Землянская вошла, как всегда, энергичная, оживлённая и без тени смущения за то, что заставила стольких людей ждать более получаса.
  - Наконец-то! - проговорила Пронина. - Я уж думала, что мы досидим здесь до родительского собрания.
  - Может, и досидим, - согласилась учительница физкультуры. - Всё зависит от того, как пойдёт совещание.
  Вступительная часть, которую провела директор, была перенасыщена наукообразными словами, придуманными, наверное, для того, чтобы окутать деятельность педагога такой глубокой тайной, что и сами учителя недоумевали, слушая непонятные термины. Часть этой неудобоваримой речи Света пропустила как нестоящую внимания, задумавшись над эпизодом для своего романа, но потом что-то заставило её насторожиться, и она стала вникать в громоздкие трескучие фразы. Суть сводилась к тому, что проштрафившегося учителя могли направить на проверку, чтобы компетентные специалисты определили, соответствует ли он занимаемой должности. А такую проверку (Дама перешла на доверительный тон) не сможет выдержать ни один учитель, если не подготовится к ней специально. Оказалось, что и подготовиться бедолага не может, потому что многочисленные общеобразовательные стандарты, с которыми он в этом случае должен ознакомится, в большинстве своём ему недоступны. Дама снизошла до признания, что и она, вероятнее всего, не выдержала бы такой экзамен безупречно (иными словами, совсем бы его не выдержала), настолько много специальных положений надо знать.
  - Так надо раздать нам эти стандарты или держать их в доступном для учителей месте, - возмущённо сказала Семакова, ещё не повышая голос. - Почему мы должны страдать из-за вашей нерасторопности?
  Связываться с учительницей математики, способной дойти не просто до крика, а почти до истерических воплей, Дама не захотела и сделала вид, что не услышала её мнения.
  Света случайно встретилась взглядом с почти всеми (а администрацией - особенно) нелюбимым учителем биологии Борисом Марковичем Киселёвым, и тот слегка кивнул, давая понять, что если кто и удостоится чести посетить таких судей от педагогики, то это будет именно он.
  Несколько лет назад прежняя директриса говорила учителям, что если их начнут проверять на знание методов преподавания, то очень немногие сумеют ответить на предлагаемые вопросы, и не потому, что учителя чего-то не знают, а оттого лишь, что они не поймут этих вопросов. Всё, о чём бы их ни спросили, они применяют на практике, но не знают, как это называется по-новому. А ведь речь тогда шла не о каких-то заумных названиях стандартов, а о знакомой, близкой и главной для учителя работе с детьми. "Жизнь не стоит на месте, - подумала Света. - Она всё больше усложняется. Остаётся радоваться, что педагогику разрушили ещё не до конца, раз осталась возможность для новых экспериментов по её искоренению".
  - Внушает беспокойство то, уважаемые коллеги, - выступила завуч, - что многие из вас не подают документы на повышение или подтверждение разряда, поэтому с тринадцатого-четырнадцатого вы спустились до одиннадцатого разряда.
  - Я в прошлом году подавала на четырнадцатый разряд, - послышался голос учительницы биологии. - Не прошла. Кажется, всё было в порядке: и лучшие проекты детей представлены, и победы на городских конкурсах, и открытые уроки на городском уровне. Оказалось, что всего этого мало. Их работа с детьми не интересует. Но если я буду делать всё то, о чём мне наговорили, у меня попросту не останется времени ни на занятия с детьми, ни на элементарную подготовку к урокам. Для себя я решила больше не проходить через все эти унижения. Пусть снимают разряд. Ничего, я и с одиннадцатым разрядом сумею давать грамотные уроки.
  - Это было, - согласилась Землянская. - Но сейчас будет легче. Все свои заслуги мы будем фиксировать в электронном виде в своих личных кабинетах. Только не ленитесь это делать. Я рассчитываю, что в следующем году мы исправим положение с разрядами.
  - У меня заканчивается срок через пять месяцев, - сообщила Пронина. - А я не собираюсь подтверждать разряд. В мои годы вредно проходить через всю эту нервотрёпку. А кто знает, может, я работаю здесь последний год.
  Света подумала, что как раз именно пенсионеры дольше всех задерживаются в школе, потому что поддерживают себя утешительной мыслью, что в любую минуту могут уйти на заслуженный отдых. Более молодые учителя часто переходят из школы в школу в поисках лучшей доли. Вот и в их школе за два года наполовину поменялся учительский состав. Прежде такой текучки не было.
  - Я обещала вывесить график посещений ваших уроков, - продолжала Землянская. - Как только появится постоянное расписание, я это сделаю.
  - И будет нас учить работать, - напомнила Пронина о неудачном высказывании завуча.
  - А у неё самой уроки хорошие? - спросила Светлана.
  - Пока она ещё не была у меня в кабинете, - ответила старуха. - Если придёт, тогда я полюбуюсь, поучусь у неё, а то вдруг за сорок лет работы я так и не научилась вести уроки.
  В её голосе явственно прозвучал сарказм.
  - А мне сегодня порекомендовали поучиться у Колесовой. - призналась Света.
  - Тоже мне, чудо-учитель объявился, - проворчала Пронина.
  Как всегда, собрание отняло очень много времени, хотя ничего важного сообщено не было. Выступающие словно боялись выразить свою мысль кратко и чётко, а до того размазывали свои доклады, ссылаясь на какие-то положения, стандарты, указания, хотя это лишь затемняло суть, что учителя слушали вполуха, а то и совсем не слушали, переговариваясь или занимаясь проверкой тетрадей и другими важными делами. Когда учителей отпустили, Светлана чувствовала, что у неё голова пухнет от обилия пустых речей. Может, в ней говорил математик, то есть представитель точных наук, но она каждый раз удивлялась, почему то же самое нельзя сказать несколькими простыми человеческими фразами. И её вторая, скрытая от других, писательская натура возмущалась этому казённому словоизвержению.
  - Пойдёмте пить кофе или чай, - позвала она Пронину. - Что захотите. До чего же я не люблю всякие собрания! Обязательно опять буду приносить на них тетради для проверки, а то слишком много времени пропадает впустую.
  - Я тоже об этом думаю, - согласилась Пронина. - Я так всегда и делала. Это сейчас ещё мало проверочных работ.
  "А у меня много", - подумала Светлана.
  - Не могла мне зарезервировать местечко, - с укоризной сказал Жигадло. - Вынудила меня тащить связку стульев.
  - Я сама пришла поздно и пользовалась чужой милостью, - ответила Света. - Заходите на чай.
  В своём бывшем кабинете она не обнаружила его новой хозяйки, но не удивилась этому, полагая, что старая учительница русского языка Сидорова даёт ей наставления, как провести родительское собрание. Светлана налила воду в чайник, включила его, поставила на одну из парт коробки с чаем, кофе, сахаром и чашки. Поколебавшись, она достала и банку со сгущёнкой, хотя от того, что ею давно не пользовались, сверху образовалась подсохшая корочка. Сама она, пока никто не пришёл, поторопилась съесть свой обед. Не то чтобы она стеснялась есть из банки при всех, но ожидался уж слишком большой наплыв народа, чтобы чувствовать себя при этом комфортно. Вот с бутербродами можно было не спешить.
  Как всегда, Пронина пришла с собственной чашкой, где уже был пакетик с чаем и сахар, и мешочком с угощением. На этот раз это были вафли. От бутерброда она отказалась, зато Жигадло не был так застенчив и сжевал его в несколько секунд. Очень вовремя вернулась и Карасёва.
  - Ну, и для чего я туда ездила? - осведомилась она. - Только зря потеряла время. Придётся ехать ещё раз... Мне кофе, Светлана Николаевна.
  Она делилась впечатлениями от беседы с методистом, а Света ещё раз налила и включила чайник.
  - Да, Светлана, по сгущёнке видно, как давно мы не пили кофе, - заявила Карасёва, пробивая корку. - Как я не люблю родительские собрания! У меня они обычно затягиваются надолго, только не так, как было у вас, Светлана Николаевна. У меня не разговоры по душам, а всё время обсуждение каких-то вопросов. И родителей много непростых. С ними тяжело договориться, слишком требовательные, а требования индивидуальные, но требующие распространить их на всех. Требования. Требующие. Короче, понятно, что я имею в виду. Мне после родительского собрания нужен день полного покоя, чтобы от него отойти. Я вообще один день посвящаю отдыху, а на второй занимаюсь подготовкой к урокам и домашними делами. Мои домашние уже знают, что в первый день меня тревожить не надо, и ходят на цыпочках. Я сразу ставлю перед администрацией условие: если не получается дать мне методический день в субботу, то пусть дают в понедельник, чтобы у меня было два выходных подряд.
  - У меня в прошлом году был методический день в четверг, - сказала Света. - Это так неудобно! Получается, что и в четверг и в воскресенье проверяешь тетради и готовишься к урокам. Словно и выходных нет. Всё-таки когда знаешь, что у тебя есть ещё один день, то создаётся ощущение покоя. И уж если разбивать выходные, то хотя бы чтобы они были через день. Всё-таки знаешь, что выходишь на работу на один день, а потом опять выходной. Пока у меня методический день выпадал на понедельник. Не знаю, что будет по новому расписанию. По сравнению с тем годом мне кажется, что я отдыхаю. Да и классы легче. С прошлыми лицейскими одиннадцатыми работать было невыносимо.
  - Да, - согласилась Пронина. - Это были выдающиеся дети. Редко бывает, чтобы в трёх классах собралось столько двоечников и хамов.
  - Уважаемые коллеги, - сказал Жигадло, передразнивая Землянскую, - нельзя оскорблять детей, говоря про них "двоечники". Надо называть их "неуспешные дети". Завуч школы уже два раза предупреждала вас о том, что за подобное высказывание о ребёнке, скоро будут жестоко карать, вплоть до увольнения. А вы по старинке так и лепите: двоечник. Да хоть колышник по всем предметам и по жизни, а вы всё равно должны усвоить, что неталантливых детей в природе не существует. Они все одарённые, хотя порой, строго между нами, "особо одарённые". Сколько лет вам это пытаются внушить, а вы всё за своё!
  - Если вдуматься, то термин "неуспешный ребёнок" ввёл человек, не чувствующий тонкостей русского языка, - задумалась Светлана вслух. - Что такое "двоечник"? Ребёнок, который получает плохие оценки. А от чего он их получает, от лени или от тупости, ещё вопрос. "Как не стыдно быть двоечником? А ну берись за ум, учись, исправляй свои оценки!" А вот "неуспешный" означает "нет, и не может быть успеха", неудавшийся, плохонький, неспособный, то есть крест на нём надо ставить, а не ждать каких-то проблесков. Вот его сосед одарённый, а он неуспешный. Что вы от него хотите? Так что, подхватывая термин "неуспешный ребёнок", мы тем самым ставим на нём несмываемое клеймо.
  - Здорово! - одобрил Жигадло. - Интересно, кто ввёл этот термин?
  - Кстати, по жизни двоечники оказываются самыми успешными, - заметила Пронина.
  - Не успешными, а пролазливыми, - поправил её Жигадло.
  - Отличники привыкли, что благ надо добиваться трудом, а двоечники как в школе где-то спишут, где-то подглядят, где-то родителей натравят на учителей, так и в жизни действуют неправедными методами, - согласилась Светлана. - Я имею в виду не умных по сути двоечников, которые из-за лени не учились, а настоящих, тех, которых можно назвать "неуспешными".
  - Теперь не прежние двоечники, которые просто ленились учиться, - подхватила Карасёва. - Некоторые очень стараются зазубрить даты и события, но памяти больше, чем на неделю, не хватает. А уж связать факты и сделать вывод для них недостижимо.
  - Так что же получается? - спросила Светлана. - Определение "неуспешный" дано метко, не в лоб, а в глаз?
  Все засмеялись.
  - Ой! - охнула Карасёва. - Опять надо говорить о закупке подарков ко Дню Учителя, тетрадей и прочего. Мне некоторые учителя заранее дали списки, что потребуется по их предмету. Конечно, легче закупить всё сразу, на весь класс, чем они будут приносить каждый по тетради для контрольных...
  - И ещё не все принесут, - уточнила Пронина. - В прошлом году у меня кое-кто так и писал на листочках. А ведь это минус для учителя. Мне наша Дама так и сказала, что мне следовало таким детям самой купить тетради.
  - Я потому сразу объявляю классным руководителям, что надо купить, - сказал Жигадло.
  - Я тоже отдала им списки, какие тетради и по сколько листов надо купить для контрольных и самостоятельных, - похвалила саму себя Света.
  - Вот я и говорю, что это, с одной стороны, удобно, но с другой - напряжённо, потому что такие заявки поступают по каждому предмету, а это выливается в кругленькую сумму, - пожаловалась Карасёва. - Иной мамаше приходится втолковывать, что она потратила бы столько же, если не больше, денег, если бы купила всё это своему ребёнку сама, только ей бы пришлось побегать по магазинам, чтобы найти именно такой атлас, который указал учитель, или именно такую рабочую тетрадь.
  Света почувствовала себя счастливой от того, что у неё нет классного руководства и ей не приходится, краснея от неловкости, говорить членам родительского комитета, что и для каких целей покупать. Хорошо, что в прежних её классах ей не попадались вредные или бестолковые родители, с которыми по этому поводу было бы трудно договориться. А сейчас ей достаточно отдать листок со списком классным руководителям и потом останется только принять тетради и разложить по пачкам, отдельно по алгебре и геометрии, по контрольным и самостоятельным работам. И вообще сегодняшнее посещение родительских собраний будет формальностью. Если постараться, то можно уложиться в один час и спокойно отправляться домой. Она не могла припомнить случая, чтобы первое собрание было трудным или неприятным.
  - Я назначил на семь часов, - сказал Жигадло. - У меня ещё час в запасе.
  - У меня всегда все вопросы решаются долго и трудно, поэтому я велела приходить не позже половины седьмого, - откликнулась Карасёва. - Мне пора к себе: наверняка кто-нибудь уже ждёт в коридоре. Некоторым ведь надо обсудить свои дела отдельно от остальных. Спасибо за кофе, Света.
  Она вымыла свою чашку, поставила на привычное место и вышла.
  - Возможно, и ко мне заявится кто-нибудь особо прыткий, - сказал Жигадло. - Пойду-ка и я. А вы знаете анекдот про родительское собрание?..
  Даже по этому поводу анекдот был неудобен для разглашения.
  - Ох уж этот Михаил Борисович! - воскликнула Пронина, когда он ушёл. - Где он их столько набирает? А мы с вами, Светлана Николаевна, отдыхаем без классного руководства.
  - Интересно, - задумалась Света, - почему прежде классное руководство было почти обязаловкой, а сейчас с этим не пристают? У меня второй год его нет, а мне и не предлагают.
  - Так ведь сколько желающих! - ответила Пронина. - И учтите, что детей стало намного меньше, число классов сократилось. Прежде даже девятые классы порой доходили до буквы "Е", а теперь едва набирается три класса. Лишь старших много, хотя и меньше, чем было, но только из-за того, что они профильные. Помните, ведь в две смены учились! А учителей не уменьшилось, наоборот, кажется, стало больше. У меня всегда нагрузка превышала тридцать часов, а сейчас только двадцать четыре. Только я устаю больше, чем при прежней нагрузке. Я ведь, когда прихожу домой, сразу ложусь и час, как минимум, отдыхаю, а уж потом заставляю себя приниматься за дела. Совсем не остаётся сил. Иной раз думаю, что, как только год закончится, сразу напишу заявление об уходе, но за лето успеваю отдохнуть и, вроде, жалко расставаться со школой. Так и идёт по кругу.
  В кабинет вошла взволнованная Ольга.
  - Что-нибудь случилось? - спросила Света.
  - Ничего не случилось, - принялась объяснять девушка. - Просто так тревожно, что руки трясутся. Ирина Сергеевна ещё раз прочитала мой план проведения родительского собрания, мы с ней обсудили каждый пункт, что и как говорить. Вроде, всё понятно, всё проверено, а страшно.
  - Вот этого допускать нельзя, - наставительно сказала Пронина. - Нельзя, чтобы родители почувствовали вашу неуверенность. Хозяйка здесь вы, поэтому родители должны подчиняться вашим требованиям, а не вы - подлаживаться под них. Что сказал учитель - закон.
  Светлана задумалась, верит ли Вера Ивановна сама в то, что сейчас слово учителя - закон для родителей, и решила, что именно в данную минуту, давая наставления неопытной учительнице, она в этом твёрдо убеждена, но через полчаса, когда отправится на первое же родительское собрание, будет убеждена уже в обратном.
  - Нравится вам работать в школе? - спросила старуха.
  - Очень! - искренне ответила Ольга. - Я просто наслаждаюсь, когда веду урок. Дети шумные, но это пустяки. Я каждое утро встаю с удовольствием, потому что надо идти в школу. Для всех выходные - это радость, а я такая странная, что огорчаюсь из-за того, что они такие длинные. Я составляю планы уроков и репетирую их. Получается, что, вроде, я и в выходные почти в школе.
  У неё сияли глаза, и обе слушательницы с сожалением подумали одно и то же: "А надолго тебя хватит?"
  Света ощутила грусть, вспомнив, что и она когда-то горела желанием помочь детям, проникнуться заботами каждого. Стало жаль того времени, когда она пыталась выправить тяжёлый характер мальчика из её первого класса. Она так много тратила на него душевных сил, убеждая его, что он может учиться, только надо обрести уверенность в себе, что постепенно он, действительно, начал хорошо учиться, но зато она после каждого такого "психотерапевтического сеанса", чувствовала себя совершенно обессилевшей, словно всю свою энергию отдала ему. Одна учительница, которую она убеждала быть особенно осторожной с этим мальчиком, который только начинает выправляться, ответила с улыбкой: "У вас это первый класс, а потом будут ещё и ещё, и в каждом классе будут свои трудные дети, иногда по многу. На всех вас попросту не хватит. Я тоже была такой, как вы, но потом поняла, что заболею, если буду продолжать отдавать всю себя. Сейчас не те дети, чтобы полностью в них растворяться. Это не сироты, которым кроме нас некому помочь. У них есть родители. Вы их будете учить одному, а родители - совсем другому. И учтите: вам пока везёт, что вы не нарвались на мать, которая вас же за все ваши старания облает. Если хотите сохранить здоровье, то думайте не только о детях, но и о себе. Вы человек, а не рабочая машина, созданная только для того, чтобы заниматься с чужими детьми, у вас должны быть свои интересы и увлечения, своя личная жизнь. Не подменяйте личную жизнь школой. И ни в коем случае не привязывайтесь к детям. Это не ваши дети. Вы отдадите им всю душу, а они уйдут из школы и ни разу вас не навестят, не пришлют вам открытку с поздравлением. Вам будет так обидно, что это может вас сломать. Любите детей, учите их, старайтесь их воспитывать, но помните, что вы тоже человек, иначе вы перегорите и почувствуете себя опустошённой. Учитель - это ваша профессия, а не диагноз. Прежде всего, вы личность, а не придаток к детям. Когда уходите из школы, научитесь расслабляться и не думать о них. Это очень нелегко, а иногда невозможно, но этому необходимо научиться".
  В то далёкое время её слова произвели на Светлану большое впечатление. И самое интересное, что они оказались пророческими: тот мальчик, которому Света отдала все душевные силы и которого выправила, заставила учиться и верить в себя, потом, перейдя после девятого класса в колледж, ни разу её не навестил, не прислал открытку, а однажды, зайдя вместе с бывшими одноклассниками на школьный двор, когда там проходила линейка, даже не подошёл к ней поздороваться. Свету это кольнуло в самое сердце. Хорошо, что в то время была жива ей мама и, выслушав огорчённую дочь, сказала: "Он хотел к тебе подойти, но постеснялся. Не смог себя заставить. Он всегда был диковатым, это ты его немного выправила, но застенчивость в нём осталась". Света была склонна с ней согласиться.
  И вот теперь она смотрела на милую взволнованную девушку и думала, как же будет работать со своим первым классом она. Пока она ещё только знакомится с детьми, а сама работа начнётся чуть позже. Дети сильно изменились с тех пор, когда Светлану образумила мудрая учительница, стали рациональнее, самоувереннее, грубее. Даже великий Макаренко писал, что труднее всего работать не с беспризорниками, а с домашними детьми. Правда, в наше время он бы этого, наверное, не сказал, потому что нынче в беспризорниках ходят не умные дети, по каким-то причинам лишившиеся родителей, а потомство пьяниц и наркоманов. Ну да речь сейчас не о беспризорниках, а о детях из благополучных семей или семей, считающихся благополучными. Попробуй, вдолби в головы Алаева, Григоряна, Уламбекова и иже с ними, как надо себя вести, что говорить можно, а что - нельзя, какие поступки считаются хорошими, а какие - непозволительными, если уклад жизни в их семьях совсем другой и те вещи, за которые их ругают в школе, считаются допустимыми в их среде. Ещё хорошо, что они не говорят открыто: "Молчи, женщина!" А глядя на их повадки, и русские дети поневоле вбирают в себя кое-что из чужих нравов. Недаром педагоги постепенно сдают позиции и из УЧИТЕЛЕЙ превращаются в предметников, заботящихся почти исключительно о том, чтобы вбить в привыкшие к компьютерным играм и сопротивляющиеся обучению мозги детей познания по своему предмету, предусмотренные программой.
  Невесёлые мысли охватили Свету при виде счастливой Ольги. Но тревога перед родительским собранием не отпускала девушку, и она повторила:
  - Очень боюсь.
  - Выпейте кофе, - предложила Света.
  - Лучше уж валерианки, - посоветовала Пронина.
  Раздался звонок, и Светлана, которая была ближе к телефону, подняла трубку, рассчитывая сейчас же передать её новой учительнице, ведь теперь это её кабинет и звонить должны были именно ей.
  - Светлана Николаевна, зайдите сейчас ко мне, - проговорил голос директрисы.
  - Хорошо, - удивлённо ответила Света.
  Всю дорогу вниз она строила предположения, но лишь у самого кабинета догадалась, что, наверное, её пригласили ознакомиться с тарификацией, то есть со сложной таблицей, в которой учитывались все её часы в лицейских и нелицейских классах, которые оплачивались по-разному, процент за проверку тетрадей, консультации и прочее, и прочее, и прочее. Каждый год они расписывались в том, что с тарификацией ознакомлены. Кое-кто изучал составляющие своей будущей зарплаты скрупулёзно, а многие, как Света, ставили подпись, всего лишь заглянув в итоговую сумму.
  В приёмной секретарша сидела за компьютером. Увидев Светлану, она улыбнулась и кивнула, указав глазами на открытую дверь кабинета. Света заглянула туда.
  - Входите, Светлана Николаевна, - сразу же пригласила Дама.
  Она была не одна, а в обществе Землянской. Ни на каком из столов не было знакомых больших листов, и Света поняла, что её вызвали не по поводу тарификации.
  - Садитесь, Светлана Николаевна, - предложила завуч.
  Света села на первый попавшийся стул.
  - Мы вызвали вас по очень неприятному поводу, - начала Дама, поджимая губы после каждой фразы. - На вас поступили жалобы от родителей.
  Такого Света не ожидала. Жалобы от родителей - явление, знакомое каждому педагогу. Ещё их старая директриса говорила, что нет ни одного учителя, на которого родители не писали жалоб. Одно время детей и родителей прямо-таки наталкивали на мысль писать жалобы в вышестоящие (выше, чем просто администрация школы) органы, обязывали школы вывешивать адреса, по которым родители могли бы обращаться со своими претензиями, а в дневники детей вклеивать листочки с этими адресами и самыми настоящими призывами жаловаться, если их что-то не устраивает в учебном заведении. Потом затею с дневниками оставили, но распечатанные крупным шрифтом названия специальных учреждений, адреса, телефоны и часы приёма, как святыня, висят на самых видных местах. Родители порядочных учеников никуда не обращались (ведь известно, что яблоко от яблони недалеко катится, а значит, порядочные дети бывают у порядочных родителей), а некоторые матери и отцы (в основном, матери) "неуспешных" учеников, пытались таким способом добиться лучшей, чем тройка, оценки для своих детей. На учителей писали, пишут и будут писать всегда, пока оправдывает себя поговорка "нахальство - второе счастье". Так что слова "на вас поступили жалобы от родителей" крайне неприятны, очень сильно портят настроение, лишают всякого подобия душевного покоя, часто неожиданны, однако не новы. Но Светлана никогда не слышала их в самом начале учебного года, тем более, что два класса были новые, а от одиннадцатого, её любимого, класса нельзя было ожидать ничего подобного.
  - От каких родителей? - спросила она.
  - Этого мы вам сообщить не можем, - сейчас же ответила Землянская.
  - Но ведь я должна знать, какой класс мной недоволен, - сказала Света.
  Директриса вопросительно посмотрела на завуча.
  - Одиннадцатый, - нехотя пояснила та.
  - Кто может там жаловаться? - не поняла Светлана. - Прекрасный класс, я его веду с шестого класса. Четыре человека идут на медаль, есть просто отличники, много хорошистов, дети спокойные, старательные, и родители у них порядочные.
  - По-вашему, порядочный человек не может пожаловаться? - спросила Дама и передёрнула плечами.
  - Порядочный человек сначала попробует объясниться с учителем, а уж потом, если не найдёт с ним общий язык, станет жаловаться. И ещё вопрос: на что? Может, родители Алаева или Григоряна претендуют на медаль?
  - Нет, не они, - возразила Дама.
  - В таком случае, что у меня не так? - спросила Света. - В чём суть жалоб?
  - В одиннадцатом "А" классе среди родителей переполох, - принялась объяснять Дама, вновь безмолвно посовещавшись с завучем. - Класс выпускной, детям предстоит сдавать экзамен в форме ЕГЭ, а вы даёте там мало примеров по алгебре...
  - Мало?! Как может быть мало примеров, если мы успеваем прорешать все примеры из учебника, даже то, что считается повышенной сложности, и много заданий из сборников для ЕГЭ?
  - Не знаю, - сказала Дама, теребя бусы. - Ещё они говорят, что дети не умеют чертить графики. Это их основная жалоба.
  - Какие графики? - растерялась Света.
  - Этого я не могу сказать, потому что я не математик. Но родители очень встревожены.
  - Я ничего не понимаю, - призналась Светлана.
  - Мы вызвали сюда Марию Александровну, - вмешалась Землянская. - Сейчас она подойдёт и всё нам объяснит. Мне математика ближе, чем Зинаиде Фёдоровне, но ведь я её не веду, поэтому не могу разобраться, о каких графиках идёт речь. Ясно одно, что, раз родители так обеспокоены, эти графики нужны для сдачи ЕГЭ.
  - Не нужны, - возразила Света. - На ЕГЭ нет заданий с графиками. В прошлом году мы проходили графики тригонометрических функций, и дети в них прекрасно разобрались, но на экзамене их точно не будет.
  - Не знаю, - с расстановкой произнесла Землянская. - Ещё родители жалуются, что дети не знают интегралы.
  - Интегралы проходят во втором полугодии одиннадцатого класса, - объяснила Света. - Им ещё полгода их дожидаться. Сначала мы пройдём производную, а уж потом примемся за интегралы. Посмотрите в планировании. Оно стандартное.
  В кабинет вошла Серёгина.
  - Мария Александровна, у меня здесь нет планирования, - обратилась к ней завуч. - Скажите нам, разве сейчас в одиннадцатом классе не должны проходить интегралы?
  Вид у Серёгиной в подобных случаях всегда отличался крайней деловитостью, официальностью, строгостью и неприступностью.
  - Нет, интегралы проходят после зимних каникул, - ответила она.
  - Тогда я не понимаю... - неуверенно начала Дама.
  - Родители одиннадцатого "А" класса, - прервала её завуч, - волнуются по поводу интегралов, теории вероятности и графиков.
  - Теорию вероятностей проходят в седьмом, восьмом и девятом классах, - принялась объяснять Серёгина. - В десятом классе её нет, а в одиннадцатом мы к ней опять вернёмся в самом конце, после темы "Интегралы".
  - Главным образом, родители волнуются из-за графиков, - уточнила директриса.
  - Каких графиков? - не поняла Серёгина.
  Землянская молчала.
  - Не знаю, какие у вас графики, - сказала Дама. - Родители жалуются, что их дети не смогут сдать экзамен, так как не умеют чертить графики.
  - Они умеют их чертить, - возразила Светлана и не без гордости предложила. - Можете хоть сейчас, без всякой подготовки, дать им контрольную. Это умные дети, они не растеряются.
  - Почему они не смогут сдать экзамен без графиков? - недоумевала Серёгина. - Зачем им для сдачи ЕГЭ графики? Мы их в старших классах почти не проходим...
  От удивления она потеряла официальность и растерянно посмотрела на Светлану.
  - В десятом классе мы строили графики тригонометрических функций, - ещё раз проговорила та. - Они поняли эту тему. Можете проверить. Но если это так важно, то я могу посвятить один урок повторению.
  - Зачем? - решительно проговорила Серёгина, возвращая себе официальную уверенность. - Разве вам больше нечего делать? Графики для экзамена не нужны.
  - В конце первого полугодия в теме "Производная" будут графики, - напомнила Света. - Но до этого ещё надо дожить.
  - Два или три урока, - уточнила Серёгина. - Но на ЕГЭ эти графики детям не понадобятся.
  Светлану осенило.
  - Давайте позовём этих родителей и спросим у них, какие графики они имеют в виду, - предложила она. - Всё сразу и разъяснится. Если не хотите, чтобы я с ними встретилась, то я могу уйти. Пусть с ними поговорит Мария Александровна.
  Ей не ответили.
  - Спасибо, Мария Александровна, - обратилась завуч к Серёгиной. - Вы нам больше не нужны. Можете идти по своим делам. Наверное, вы собирались посетить родительские собрания.
  Когда учительница ушла, Землянская повернулась к Светлане.
  - Вам следует сейчас же пойти к родителям одиннадцатого "А" класса и объяснить им про графики, интегралы и теорию вероятностей. И вспомните, о чём мы с вами сегодня говорили. Присмотритесь к работе Татьяны Сергеевны Колесовой и поучитесь у неё. Этим учителем родители всегда довольны, и на неё никогда не было никаких жалоб.
  - Уж не знаю, как вы сумеете объясниться, - засомневалась Дама, поводя плечами. - Как бы они вас не разорвали. Они были так возбуждены!
  - Идите, - закончила завуч.
  Светлане казалось, что прошла вечность с тех пор, как она переступила порог кабинета, но школа за это время не изменилась, разве только стала заполняться родителями и слегка напоминать не то восточный, не то кавказский базар, правда, без товаров. На душе было гадко и тревожно, а слышавшаяся отовсюду речь на чужих языках угнетала. Если бы знать точно, кто из родителей и чем именно недоволен, тогда можно было бы объясниться. Но как придти в переполненный родителями класс, а у Красовского явка всегда почти стопроцентная, и спрашивать неизвестно у кого, какие графики имелись в виду? А что ещё остаётся делать? И непонятно, сколько родителей жаловалось. "Родители". Ей было сказано не о родителе, а о родителях. Но родителей может быть двое, причём, мать и отец одного ученика, а может - десять человек, представляющих интересы десяти разных учеников. От кого Светлана не ожидала неприятностей, так это от родителей её любимого класса. Почему они не пришли к ней, а сразу отправились к директрисе? Это совсем на них не похоже. У нормальных людей принято сначала попытаться во всем разобраться с учителем, а уж потом привлекать к делу третье лицо. Дама опасается, что взбудораженные родители разорвут не угодившую им учительницу. Неужели дело так серьёзно? Сердце начало то замирать, то учащённо биться, нервы напряглись. Надо было заставить себя успокоиться, иначе она не сумеет говорить с беснующимися людьми убедительно.
  Вот и чётвёртый этаж. Со стороны казалось, что Светлана всем довольна, даже чуть улыбается, но совсем другая картина была в душе, куда никому не дано заглянуть.
  "Всё равно этого не избежать, - уговаривала себя Света. - Смелее. Я весела, как двадцать Марков Темплей, вместе взятых, и с каждым шагом мне делается всё веселее".
  Она вошла в кабинет спокойно и неторопливо. Красовский, раздававший анкеты, приветственным жестом пригласил её занять место за его столом.
  - Садитесь, Светлана Николаевна, - сказал он.
  Света обвела глазами знакомые лица и не заметила никаких следов возбуждения. Ей улыбались, кивали, как это было всегда. И тогда она решила одним махом, мгновенно, разрешить все вопросы.
  - Здравствуйте, приятно вас видеть, - начала она.
  - Последний год, - вздохнула одна из матерей, кажется, Кошкина. - Думала, что школа никогда не кончится, а вот и конец. Год пройдёт быстро. Не успеешь оглянуться - и экзамены.
  - Вот насчёт экзаменов я и хочу поговорить, - подхватила тему Света. - Родители, директор только что мне сказала, что вас очень волнуют графики, интегралы и теория вероятностей.
  Родители стали переглядываться и пожимать плечами. Всё это походило на дурной сон. Ей сказали, что они готовы её растерзать, а они приветливо улыбаются, настроены благодушно и не могут понять, о чём она им толкует. В фантастическом рассказе или романе можно было бы придумать какое-нибудь смешение во времени, отчего кусок из будущего попал в настоящее, и родителям ещё только предстоит волноваться где-то ближе к концу года, а в кабинете директора уже произошла сцена из будущего. Можно было бы продумать такое произведение, но это всё фантастика, а необъяснимые вещи происходят в действительности и именно сейчас.
  - Разве вы не волнуетесь насчёт графиков? - спросила Света.
  Вновь на лицах неподдельное недоумение.
  - Нет, - ответил чей-то отец. - Если говорить честно, то не волнуемся. Я, например, не волнуюсь.
  - А разве надо о них волноваться? - заинтересовалась одна из женщин.
  - Это мы сейчас сделаем, только скомандуйте, - заявил весёлый отец.
  - Я бы не стала волноваться, - отозвалась Света. - Не знаю, что происходит. Может, Зинаида Фёдоровна что-то перепутала, но она сказала, что вы очень беспокоитесь насчёт графиков. На всякий случай я объясняю, что графиков на ЕГЭ не будет, а по программе мы их будем строить с помощью производной перед Новым годом.
  - Накануне, - фыркнул бойкий мужчина. - А вечером тридцать первого декабря дети продолжат.
  - Но по программе на графики отводятся всего три дня. Ещё раз повторяю, что на ЕГЭ никаких графиков не будет.
  - Мы и не против, - веселился мужчина, и кое-кто из соседей стал поддаваться его настроению.
  Красовский вдруг захохотал.
  - Да, Светлана Николаевна, - сказал он. - Вы от нас со своими графиками понимания не добьётесь.
  - Теперь про интегралы, - продолжала Света. - Их по программе изучают уже во втором полугодии.
  Она хотела было сказать: "Не волнуйтесь, мы успеем их изучить", - но сдержалась, опасаясь, что скоро уже все собравшиеся начнут хохотать над её словами.
  - А теорию вероятностей проходят в самом конце одиннадцатого класса. Мы её изучали в седьмом, восьмом и девятом классах и по необходимости повторяем перед каждой диагностической работой, но по программе вернёмся к ней в конце года.
  - Мы же не против, - смеялся мужчина. - Мы - за!
  - Наверное, Зинаида Фёдоровна что-нибудь перепутала, - сказала Света. - Теперь поговорим о детях.
  Она открыла свою тетрадь и по списку сказала несколько слов о каждом из учеников. К сожалению, ни тёти, ни какого-нибудь другого родственника Маши Коренной не было.
  - Спасибо, Светлана Николаевна, - поблагодарили родители, когда она собралась уходить.
  После её объяснений по поводу каких-то графиков, которые никого не интересовали, они стали ещё благодушнее. Света незаметно подала знак Красовскому выйти в коридор.
  - Начинайте заполнять анкеты, - сказал он родителям.
  - Я не понимаю, что происходит, - сообщила Света.
  - А о чём речь? - спросил Алексей Геннадьевич.
  Она пересказала ему разговор в кабинете директора.
  - Да не обращай ты на это внимания! - скривился Красовский. - Мало ли кто чего говорит! Какой-нибудь мамашке что-то взбрело в голову, или её надоумили "светлые головы", которые ничего не смыслят в математике.
  - Но почему такое недоумение у родителей? У всех родителей! Мне ведь сказали, что на меня написали жалобу родителИ, что они страшно возбуждены и готовы меня разорвать. Не могли же директриса и завучиха всё это выдумать. Ведь обе говорили одно и то же.
  - Может, Землянская что-нибудь крутит, - предположил Красовский. - Очень скользкая бабёнка. А может, директриса перепутала, она ведь ничего не соображает. Всё, Свет, мне пора возвращаться к своим, а ты вообще выброси эту чепуху из головы.
  Совет был дельный, но вряд ли осуществимый. Что же касается до Землянской, то непонятно, для чего бы ей потребовалось выдумывать такую глупость. Сам Красовский, когда хотел пристроить в школу своего ставленника, как-то попытался отобрать для него у Светы один класс и начал действовать через детей, выбирая недовольных или подленьких и обещая им за помощь повысить оценки по своему предмету. У него ничего не получилось, потому что классный руководитель этого класса был человеком честным и порядочным и не терпел таких "закулисных игр", а с основной массой детей у Светы были хорошие отношения. Так что Алексей Геннадьевич был опытным в интригах человеком, и на его слова следовало обратить внимание. Но зачем это Землянской? Для кого можно отобрать сильный выпускной класс, где между детьми и учителем нет разногласий? Скорее всего, действительно, напутала директриса, а завуч говорила уже с её слов, хотя и создавалось впечатление, что это, наоборот, Дама действовала по указке завуча.
  На третьем этаже Светлана увидела Землянскую, которая обходила школу, заглядывая в кабинеты.
  - Алла Витальевна, - обратилась она к завучу, - я только что от родителей одиннадцатого "А" класса. Они совершенно спокойны, ни о каких графиках и интегралах не помышляют и были очень удивлены, когда я с ними об этом заговорила.
  - Ну и хорошо, что спокойны, - ответила Землянская, нисколько не смутившись. - Значит, успели успокоиться. Но учтите, что жалобы были.
  И она пошла дальше, а Светлана осталась с прежним недоумением. Теперь надо было посетить родителей седьмого и восьмого классов, но она всё никак не могла избавиться от ощущения нереальности происходящего, словно она спала и во сне попала в какую-то странную ситуацию. Бывают такие сны, когда события из жизни переплетаются в запутанный ком, разобраться в котором невозможно и остаётся лишь один выход - поскорее проснуться и выкинуть всю эту чушь из головы. Только как ей быть сейчас, если всё происходит на самом деле? А может, она спит? С ней ещё никогда не было такого конфуза, чтобы она заснула в школе, но с каждым может случиться всякое. Задремала после еды и сидит сейчас в своём кабинете, подперев голову рукой, а старушка Пронина и молодая учительница продолжают разговаривать.
  Это было уже слишком, но на всякий случай Светлана сделала то, о чём никогда в жизни даже не помышляла, хотя много раз читала: она огляделась, убедилась, что в коридоре никого нет, и ущипнула себя за бедро. От непривычки к подобным действиям получилось пребольно, однако, как и следовало ожидать, она не проснулась в бывшем своём кабинете, а по-прежнему стояла в коридоре.
  В этот самый миг показалась Серёгина, направлявшаяся к кабинету, где сидели родители очередного класса, в котором она вела.
  - Я ничего не понимаю, - пожаловалась ей Светлана. - Может, вы разберётесь в этой путанице?
  И она рассказала о последних словах директрисы, сказанных уже после ухода Марии Александровны, и недоумении родителей.
  - Я чувствовала себя Петрушкой на ярмарке, - закончила она. - Все смеются, никому не интересно, что и когда мы будем проходить, а я им вынуждена это объяснять.
  - Дело тёмное, - согласилась Серёгина. - Какие графики? Зачем? Кому они понадобились? И при чём здесь интегралы, если по программе ещё далеко до производной?
  - Надо мне идти к Даме и докладывать о реакции родителей?
  - Нет, я считаю, что не стоит, - возразила Серёгина. - Вы рассказали об этом завучу - и довольно. По-моему, больше об этой истории вообще не стоит упоминать. Было - и прошло, быльём поросло. Мало ли какие глупости случаются в школе! Если на всё реагировать, то можно с ума сойти.
  Светлана как раз и опасалась за свой рассудок.
  - А могло быть так, что родители приходили из другого одиннадцатого класса, а Дама и Землянская перепутали буквы?
  Серёгина подумала и медленно помотала головой.
  - Не думаю, что такое возможно. Жалоба была в письменной форме?
  - Они не говорят. От кого она и скольких человек заботят графики - неизвестно.
  - Я вам одно скажу, Светлана Николаевна, - проговорила Серёгина. - Чем дольше я работаю в школе, тем больше мне хочется написать заявление об уходе и жить себе спокойно на пенсию. Скоро работать здесь будет невозможно. Я, наверное, потому и терплю всё это, что могу уйти в любую минуту.
  То же самое говорила Пронина и все остальные старые учителя. Их поддерживало сознание, что они могут распрощаться со школьными заботами хоть сейчас.
  - И ещё одно я вам скажу, - прибавила Мария Александровна. - Не ждите, что будет лучше. Здесь что-то такое... Не знаю, как выразиться. Словом, пахнет чем-то нехорошим. Всё, пошла дальше. И вам я не советую задерживаться. Обойдите классы и идите домой. У вас ведь восьмой "А" класс? Советую начать с него, иначе придёте к закрытой двери: Куркина себя не утруждает и проводит собрание меньше чем за час. Семакова в прошлом году жаловалась, что два раза не успевала поговорить с родителями.
  Светлана поспешила в кабинет Куркиной.
  - Наконец-то! - воскликнула та. - А мы уж думали, что вы, Светлана Николаевна, не придёте к нам.
  Светлана представилась и пригляделась к родителям. Общее впечатление было приятное. Большинство, конечно, представляли женщины, но присутствовало и трое мужчин. Лица, в основном, были приветливые. И когда Света заговорила, она с удовольствием услышала деловые вопросы, которые вылились в общее обсуждение, причём обсуждение доброжелательное. С этими родителями было легко общаться, словно они виделись не в первый раз, а знали друг друга несколько лет. Даже неутешительные результаты входного контроля не испортили дела. Лишь один мужчина с недовольным видом спросил, не дала ли она детям слишком трудные задания, но сейчас же затих, когда узнал, что это была заключительная контрольная за прошлый год без последнего номера. Когда выяснилось, что это отец Максима Степашина, того самого мальчика, который собирается перейти в математическую школу, его недовольство стало понятно: сын получил тройку.
  В отличие от одиннадцатого класса, здесь отсутствовали родители шести или семи учеников, поэтому об этих детях говорить не пришлось. И, странное дело, о том, что здесь учится дочь Курулёвой, Света вспомнила, лишь натолкнувшись на эту фамилию в своём списке. Почему-то тихая незаметная девочка представлялась ей всего лишь одной из учениц этого класса, не больше, и не ассоциировалась с самой Курулёвой и близким соседством.
  Раиса Павловна на собрание не пришла, но это было естественно для учителей, работающих в той же школе, где учились их дети. Выяснить интересующие их вопросы они могли в любой момент.
  Когда всё и про всех было сказано и Света простилась с этими людьми, у неё немного поднялось настроение. Дети этого класса ей нравились, она чувствовала себя на уроке легко и свободно, и с их родителями оказалось так же легко общаться.
  Оставался ещё седьмой "А" класс, то есть класс не двоечников, а безнадёжных неуспешных детей. Как воспримут их родители плохие оценки? Иногда бывало, что, когда Светлана раздавала родителям вновь набранных десятых классов двоечные работы их детей, показывающие, что дело с математикой обстоит у них не лучшим образом и они пришли в новую школу без тех знаний, которые им полагалось получить в прежней, родители, вместо того чтобы принять это к сведению и постараться помочь Свете исправить положение, приходили в ярость.
  - Совершаете обход? - обратилась к ней учительница химии. - Я тоже. Сейчас иду из девятого "В" класса. Вы там никогда не вели?
  - Нет. И детей совсем не знаю.
  - Это ужас, а не класс. Знаете, как я ставила им оценки в прошлом году? Двойки, двойки, двойки, сплошные двойки, но, как положено, оставляла между ними свободные клеточки, а потом отворачивалась и вот так, - она чуть отвернулась и, заслонив глаза рукой, показала, как она это делала, - дорисовывала тройки, которых от нас требуют. Стыдно, но ничего другого не оставалось делать. Там всего-то учится человек пять, а остальные - просто болото, мерзкое, гнилое болото. Зачем их тянуть до одиннадцатого класса? Вернули бы ПТУ. И ведь все собираются получать высшее образование. Заплатят они, получат дипломы. И что? Какие из них врачи? Скоро страшно будет просто придти в поликлинику, не то, что лечь в больницу. Вот девятый "А" - сильный класс и с девятым "Б" работать можно. Но от этого класса я скоро просто повешусь. Я только что от их родителей. Втолковывала им, что это лицейский класс, химия там - профильный предмет. Никакой реакции! Просто мёртвое молчание. Лица неподвижные. Говорю, как на стадионе: слышат меня, нет - неизвестно. С тем и ушла.
  "Как бы и мне не оказаться как на стадионе или, ещё хуже, как в клетке с раздражёнными обезьянами", - подумала Света.
  Ей всегда было тревожно встречаться с родителями не поодиночке, а оптом, гуртом, потому что если среди них находились лидеры-единомышленники, то они способны были как создать рабочую дружелюбную атмосферу, так и вызвать общее недовольство. Это сродни панике, когда, оказавшись под влиянием толпы, самые рассудительные люди перестают соображать, что они говорят и делают. В последнем случае любые разумные доводы тонут в общем негодовании, а Света всегда терялась и пасовала перед наглостью и нахрапистостью. Она остро завидовала тем учителям, которые спокойно и уверенно идут на любое родительское собрание и перед кем смирнеют самые бойкие матери.
  - А это учитель математики Светлана Николаевна Ермакова, - объявила Сергеева, классный руководитель.
  Света оценила обстановку: лица не так приветливы, как в одиннадцатом или хотя бы в восьмом классах, но спокойны, без сдерживаемого раздражения. Она заговорила и вспомнила про "стадион", потому что живой беседы не получалось: родители слушали внимательно, но были какие-то вялые, скованные. Только когда она перешла к двойкам, полученным их детьми, кое-кто чуть оживился.
  - Мы знаем, - произнесла одна из женщин.
  - Перед вами приходили учителя русского языка, физики и биологии, - пояснила Сергеева. - Везде одинаковая картина.
  Листочки с входным контролем родителей не заинтересовали.
  - Да вы приглядитесь, - предложила Светлана. - Я дала одну и ту же работу два раза. В первый раз дети не знали, что им дадут, а второй раз была та же контрольная, уже разобранная, прорешённая на доске. Вы видите, что результат тот же?
  - Видим, - отозвалась чья-то мать. - А что делать? Я со своим сыном разбираю каждый пример, но он ничего не понимает. И так с первого класса. Что делать, если ему не дано учиться? Кому-то дано одно, кому-то - другое. Моему - не дано.
  "Что делать? - повторила Светлана про себя. - А что делать мне, когда от меня требуют "качество", то есть пятёрки и четвёрки, а я не могу представить даже просто "обученность", то есть тройки? Как придут чужие люди делать "срез знаний" (Выражение-то какое поганое! Неуклюжее, режущее слух!), получат в результате одни двойки, так с меня за это срежут голову".
  Она стала называть детей по списку и, как делала всегда, говорить о каждом. Некоторые лишь кивали, кто-то слушал совсем безучастно, а одна женщина, услышав фамилию своей дочери, не дала Свете сказать и слова.
  - Я всё знаю, - объявила она. - Ничего не могу сделать.
  Как по команде, мать следующей, нет, не двоечницы, а неуспешной в полном смысле этого слова девочки тоже заявила:
  - Я тоже всё знаю. Но вы не беспокойтесь, мы подаём документы на надомное обучение.
  Это оказалась мать Альбины Петровой, девочки очень странной, до сих пор, до седьмого класса, так и не научившейся читать.
  Зато мать Димы Мамедова, единственного ученика, с которым приятно было работать, улыбалась, когда Светлана его похвалила. Она оказалась чисто русской женщиной, хоть и носила фамилию Мамедова. Света давно обратила внимание, что смешанные браки случаются всё чаще. Видишь типичного среднеазиатского ребёнка, а в журнале написано: "Марина Семёнова".
  Посещение этого родительского собрания не оставило у Светы неприятного чувства, но и приятного тоже не оставило. Слишком безучастны были родители к проблемам своих детей, словно давным-давно махнули на них рукой.
  Теперь можно было идти домой. Только пачки листов с входными контрольными работами придётся взять с собой. Идти в свой (бывший свой) кабинет и мешать молодой учительнице вести родительское собрание не хотелось.
  Света нерешительно вышла на лестничную площадку и увидела Пронину, тяжело поднимавшуюся с нижнего этажа.
  - Как дела, Вера Ивановна? - спросила Светлана.
  - А вы посмотрите, - предложила та, открывая одну из ученических тетрадей. - Вот здесь. Что вы видите?
  Света посмотрела на решение задачи по физике.
  - Вот тут, - уточнила Пронина, тыча пальцем.
  Там значилось таинственное "v.c.p.".
  - Вэ. Цэ. Эр, - прочитала Света. - А что это означает?
  - А я у него сегодня спросила, что это означает. Так он крутил тетрадь и так и эдак, но не смог ответить. Я ему говорю, что списывать тоже надо уметь, а он отвечает, что не списывал. Но я-то знаю, у кого он списывал. Один к одному, только у одного всё чётко, лишь буквы корявые, все почти на одном уровне и грязно, а у другого получилось "v.c.p.". А нужно было написать так. Видите?
  "v_ср", - неразборчиво, но понятно для человека знающего, значилось в первоисточнике.
  - Господи! Это же средняя скорость! - воскликнула Света, смеясь.
  - Я сейчас показала эти две работы его матери и говорю, что он списал. А мать отвечает: "Может, он не списывал. Вы просто к нему придираетесь". Как можно что-то требовать от ребёнка, если мать - точная его копия.
  - Или он - точная копия матери, - согласилась Светлана. - А со мной произошла самая настоящая детективная, фантастическая или мистическая история. Какая - возможно, подскажет будущее.
  Она рассказала про разговор с директрисой и завучем, таинственные графики и реакцию родителей, но Пронина была переполнена собственными проблемами, чтобы вникнуть в чужую.
  - Не берите в голову, - посоветовала она. - Мы - учителя, и этим всё сказано. Мне вчера Жигадло рассказал один анекдот. Он не совсем приличный, но зато концовка прямо про нас...
  И она пересказала этот анекдот.
  - Так что делай то или делай другое, а итог будет одинаковый, - заключила она. - Я, наверное, здесь последний год. Мне наша Дама постоянно намекает, что мне пора на покой, что мои методы преподавания устарели и что я не могу найти общий язык с детьми. Посмотрю, может, и правда, пора уходить. А вот и молодая! Олечка, как у вас дела?
  - Отлично! - ответила счастливая девушка. - В родительском комитете оказалась такая хорошая женщина! Энергичная такая, деятельная. Она сразу взялась мне помогать, распределила обязанности: кому покупать тетради, кому - атласы по истории и географии, кому - рабочие тетради, подарки ко Дню Учителя и так далее. С экскурсиями она мне тоже поможет. И все такие ласковые, приветливые.
  - Ну-ну, - зловеще проговорила Пронина. - Дай-то бог.
  - Я побегу, а то я оставила их одних, - сказала Ольга.
  - Не та ли это мамаша, которая возглавляет родительский комитет школы? - задумалась Пронина. - Очень бойкая особа. Хорошо, если она будет помогать.
  Свете показалось, что ударение старая учительница сделала на последнем слове. Сама она не знала ни эту женщину, ни кого-либо другого из родительского общешкольного комитета, потому что из одиннадцатого "А" там никого не было, а если бы и оказалось, то её это ни с какого бока не касалось.
  - Я пойду домой, - сказала она.
  - Счастливо. До завтра. Вы завтра работаете?
  - Увы.
  - Вот и я тоже "увы".
  Была уже половина девятого, а Света рассчитывала освободиться раньше, однако бывало, что ей приходилось задерживаться и до десяти, поэтому сетовать не приходилось. Она шла по знакомому пути и пыталась разобраться в своих впечатлениях, но была для этого слишком возбуждена. Обрывки событий этого дня бессистемно мелькали в памяти, очень яркие, но неуловимые. Сейчас главным было заставить себя успокоиться, не то она не будет спать ночью, как бывало почти всегда после родительских собраний.
  "Не думать о графиках! - внушала себе Светлана. - Произошла какая-то путаница, но, раз я не могу в ней разобраться, то надо просто не обращать на это внимания. Не думать! Не ду... Но почему Дама опасалась, что родители меня растерзают? Очень странно... Ах да! Не думать о графиках! Всё хорошо. Это просто недоразумение, которое со временем прояснится... или не прояснится, и последнее вернее всего. Что за графики? Зачем они кому-то понадобились для экзамена, если на экзамене их не будет? Кто решил, что без графиков сдать ЕГЭ невозможно?.. Стоп! Мне надо забыть про графики. Я про них забываю... забываю... уже, можно сказать, забыла... Я понимаю, что директриса ничего не смыслит в математике, но ведь Землянская -химик. Почему она не смогла разобраться в этой истории? Достаточно взглянуть на любой вариант ЕГЭ, чтобы понять, что графиков там нет. Почему возник вопрос об интегралах? Неужели нельзя было заглянуть в планирование? Зачем же мы его сдаём? И в сборниках планирование есть. Но, конечно, это всё так, случайные мысли, а на самом деле я совсем не думаю ни о графиках, ни об интегралах, ни о прочем. Сосредоточусь лучше на приятном. Какие чудесные родители у восьмого "А" класса! Может быть (и это неизбежно, ведь люди есть люди, а отнюдь не безгрешные ангелы), у каждого в отдельности множество недостатков, но в группе они производят самое что ни на есть выгодное впечатление. Спокойный доброжелательный класс, спокойные доброжелательные родители".
  И тут, словно туча заслонила солнце, в голове пронесла мысль, что эти доброжелательные родители уже отказались от двух или трёх учителей, причём, и от очень хорошей учительницы математики Семаковой, а кто был ею недоволен и по какой причине, Мария Витальевна так и не узнала. Может, эти родители не такие уж приятные, как ей показалось, а, наоборот, коварные и опасные?
  "Марсианские хроники", - вспомнила она известный цикл рассказов. Был среди них один, в котором марсиане предстали перед землянами добрыми, ласковыми и радушными, но, усыпив бдительность гостей, разделались с ними самым прискорбным для последних образом.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"