В доме погашен свет, и лишь тусклая лампочка у входа на большую веранду слабо освещает вывеску и окружающее пространство. На веранде размещены стол, сервант и несколько стульев. Возле стола на стульях спит человек.
В ночной тишине чуть слышно обозначаются дальние шаги. Звук их всё явственней и ближе.
К дому подходит человек. На плече у него дорожная сумка.
У входа на веранду он останавливается и вслух читает вывеску: "Домашняя гостиница. Удобство и комфорт домашней обстановки для вашего незабываемого отдыха".
Человек хмыкает и поднимается на веранду. Не замечая спящего на стульях человека, он проходит к двери в дом. Открывает ее и, заглянув в прихожую, прислушивается.
Тишина.
Пришедший осматривается. Замечает, что несколько окон дома выходят на веранду, и приближается к ним. Некоторое время вглядывается, пытаясь что-то разглядеть за стеклами, делает шаг назад и случайно задевает один из стульев. Стул падает. От шума спящий просыпается и вскакивает на ноги.
...
- А?! Что?!
Пришедший человек, вздрогнув от неожиданности, резко разворачивается:
- Кто здесь?
- Что?! Я!? Базукин.
- Сторож что ли?
- Нет. Я художник. И отдыхаю ещё. То есть, отдыхаю здесь, и ещё за постой дом оформляю... Да... Вот... Видели вывеску? Моя. Хозяйка говорит, это за комнату. А теперь мне надо ещё харчи отработать... А что?
- Комнату? Вот эту? - человек обвёл рукой веранду. - Это и есть, обещанные вашей вывеской: "Удобство и комфорт домашней обстановки"?
- Нет, комнату я хорошую заработал. Она в доме, - Базукин тяжело вздохнул и опустился на стул. - На веранде я временно.
- Понятно, - незнакомец, совсем успокоившись, зевнул и подошёл к Базукину, - все у нас временно. Мы и сами временные на этой земле. Так, что ли? Душно, наверное, внутри - вот и спишь здесь, да?
- Что вы, в доме хорошо. Ни комаров, ни сырости. Нет, я тут по другой причине. Дело, видите ли, в том, что я комнату с соседом делю. Вот он меня и попросил выйти. Временно. Он с дамой. Сами понимаете, третий лишний.
- Понимаю, - заулыбался незнакомец, присаживаясь рядом с Базукиным. - И часто приходится комаров кормить?
- В четвертый раз, - снова тяжело вздохнул Базукин. - А ведь он всего неделю, как приехал. Сосед то...
- Четвертую за неделю! Весёлый у тебя сосед.
Базукин грустно кивнул.
- Не теряется, - продолжал незнакомец. - Вот это я понимаю - Отдых! С большой буквы. Воспоминаний - на весь последующий год. Слушай, а у вас лишней койки для ещё одного весельчака не найдётся?
- У хозяйки спросите. Вы что-то умеете делать или хотите за деньги отдыхать?
- За деньги, естественно. Я сюда не комаров кормить приехал. У меня всего пять дней, и я хочу провести их так, чтобы было потом, что зимой вспоминать. Познакомишь меня с соседом?
- Конечно, - тускло согласился Базукин. - Отдыхайте. А вот, кстати, и он.
На веранде появляется ещё один персонаж. Он потягивается и лениво идет к столу. Базукин радостно вскакивает:
- Всё, да, Ген? Мне уже можно идти спать? Быстро ты сегодня.
- Ну, куда ты всё время спешишь? - лениво отмахнулся от него Бивнев. - Я просто покурить вышел. Сейчас покурю и ещё схожу. Тем более, и мамзель моя утомилась. Уснула. А я думаю, пускай себе поспит - сил наберётся. Ночь долгая, дел у нас с ней много. А пока спит, пойду тебя проведаю. Заскучал, поди, думаю, Лёха один. А он, оказывается, собеседника себе нашёл.
- Да, кстати, Гена, познакомься. Это... э... - Базукин вопросительно посмотрел на незнакомца. Тот понял его вопрос и протянул Бивневу руку.
- Зыков. Анатолий. Отдыхающий. Только что прилетел. Можно на "ты".
- Замётано! - отозвался Бивнев, пожимая ладонь Зыкова. И тоже представился: - Гена.
- Наслышан о твоих подвигах, - растянул в улыбке губы Зыков.
- Подвигов? А, понятно... Базукин уже легенды распространяет? Это на него похоже. Он у нас творческая личность. Художник-поэт. А на досуге ещё и мифотворец. Ты его не слушай.
- Нет, он мне только хорошее рассказывал. И так красочно, что я подумал, вот бы и мне в вашу компашку.
- Милости просим. Места здесь всем хватит, - обнадёжил его Бивнев. - Главное КГБ понравится. К другим можешь даже не обращаться. Всё равно, как она скажет, так и будет.
- КГБ! Здесь?! - потрясенный Зыков перешёл на шепот. - Здесь?! До сих пор?
- Да не то...
- А что? Мафия!?
- Нет, хозяйка наша Кубышкина Галина Борисовна. Её все по инициалам величают. Она у нас и мафия и внутренние органы в одном органе. В лице - стало быть. Всем в доме заправляет. Если КГБ благословит, считай - прописался.
Зыков вновь раскрепощается:
- А что действительно здесь очень хорошо? Не врёт вывеска?
- Это в зависимости от твоих возможностей. С деньгами везде хорошо. Если не поскупишься, тогда дадут люкс. Отдыхает здесь один босс. Шикует. Перед ним и ковриком расстелятся, и в глаза заглянут. Прямо - пылинки сдувают. Что захочет, то и получит. Живёт, как в раю. А я вот решил сэкономить, и делю теперь комнату прислуги с этим художником-мифотворцем. Хорошо, хоть других работников КГБ не держит. А то всех бы в одну нашу комнатушку запихала. Но пока, ничего - вдвоём. КГБ всё сама по дому делает, за всех работников. Хозяйственная женщина.
- Он ещё на соседство жалуется, - возмутился Базукин. - Я на улице сплю, а он жалуется...
Зыков рассмеялся:
- А мне показалось, что у вас полное взаимопонимание. Даже позавидовал. В общем, так: деньги у меня, есть, а вот времени маловато. Потому и хочу в вашу компанию. Чтоб сразу, без подготовки, войти в курс дела, то есть, в процесс отдыха. Если согласны дружить, тогда я готов платить, а вы меня по всем местным достопримечательностям проведёте. Не пропуская злачных мест, - Зыков заговорщически подмигнул. - Введёте, так сказать, в курс тела. Я ребятки, жену на две недели отправил в командировку за границу, и маленько заскучал в одиночестве. Захотелось слегка проветриться. Вот и решил хоть на недельку рвануть куда-нибудь. Правильно? Вот и я думаю, что правильно. Ну, как вам моё предложение насчёт компании?
- Я не против, - отозвался Бивнев. - Я хоть экскурсоводом, хоть массовиком-затейником. Раз уж ты такой богатый, снимай тогда второй "люкс". Туда и будем гостей водить. Что бы Базукину ещё неделю на стульях не спать.
- Ха-ха-ха. Замётано. Будем устраиваться? Показывайте, где ваше КГБ.
- Нет-нет. Не сразу. Некоторые женщины требуют подхода. Хозяйка как раз из таких. Вдруг, она уже спать легла? Особа она своенравная, спросонья может и в глаз засветить. Поэтому, думаю, разговор лучше отложить до утра.
- Хорошо, подождём. А пока, можно принять на грудь. Надеюсь, вы не трезвенники? Так сказать, обмоем предстоящий отдых. Что бы он прошёл весело и непринужденно. Ну, и знакомство заодно обозначим. Как насчет водочки, господа?
- А у тебя есть?
- Само собой.
- Тогда наливай. Базукин, тащи стаканы.
- Или может, коньячок? - засомневался Зыков. Наверное, красивую жизнь лучше коньячком разбавлять? Вот опять встает проблема выбора, когда есть из чего выбирать. Коньячок?
- Святое дело. У тебя, значит, и коньячок есть? Из новых, небось, русских?
- Неважно, из новых ты или из старых. Я думаю, умный человек всегда своё возьмёт. При любых "...измах". Правильно?
- Это точно, - согласился Бивнев. - А когда потребуется, умный человек не только свое возьмет, но и чужое.
Оба смеются. Зыков запанибратски похлопав Бивнева по плечу, итожит:
- Потому что, красиво жить не запретишь. Я это давно понял. Сейчас главное - не опоздать. Есть времена, когда нарождается новая аристократия. И в такое время, когда уходит один строй и приходит другой - главное - своего не упустить. Сейчас как раз подобное время. На всё надо идти, что бы прорваться наверх. Кто не успеет, тот останется на задворках жизни. Сегодня главное - пробиться в высшее общество. Потом поздно будет, - с этими словами Зыков принял принесённые Базукиным стаканы, и начал разливать в них коньяк. Закончив процесс, добавил:
- Ну и, конечно, не стоит, забывать о маленьких радостях жизни. Предлагаю выпить!
- Точно, - согласился с ним Бивнев. - Кто не успеет, тот останется Базукиным. Ни денег, ни славы.
- Отстань, - огрызнулся Базукин.
- Да-да, и дети его останутся Базукиными. Если, конечно, он детей оставит.
- Отстань, говорю.
- А ведь, какой художник, - не обращая на него внимания, продолжал Бивнев. - Рисует как Репин. Но вот не дал ему бог коммерческой жилки, и в итоге - мы имеем не Репина, а Базукина. А ведь и надо-то ему, всего лишь хорошего продюсера.
Зыков поднимает стакан.
- Ладно, давайте, за знакомство. Вот конфетки, закусывайте.
Пьют. Закусывают.
Бивнев, положив в рот конфетку, разоткровенничался:
- Я тоже привык широко жить. Раньше шахтёром неплохие деньги зашибал, ещё до реформ, тогда у нас на шахте хорошо платили, а потом и там туго стало. Нафига, думаю, за принцип ломаться, и подался в кабак, официантом. И чисто кругом, и навар покруче. И общество, не то, что в забое. А такое, как ты сейчас сказал - господа. И дамы есть. Из новых. Из русских. И не только. И больше даже не из русских. Но точно - из новых. За рубли не жмутся, сразу видно - элита. Ты сделай ему красиво, и он тебя не забудет. Могу теперь и на Канары. А могу - сюда, на нары. Рядом с Базукиным. Ха-ха. Зато, здесь всё наше. Пусть быт неустроен, зато наши девочки симпатичные. И все язык понимают, легче договориться.
Зыков согласно кивает головой:
- Да. Нынче на родине отдыхать даже дороже. Вот жена поехала в Турцию, меньше денег взяла, чем я сюда. Не, ты понял, как жизнь подорожала?
- Это точно. Ну, мы-то понятно ради чего тратимся и на жертвы идём. Мы за удовольствиями следуем. А вот Базукин за призраком сюда приехал.
- Как это? - не понял Зыков.
- Точнее, за образом из воспоминаний. А практически за призраком. Творческое видение ищет. Представляешь, человек лет пятнадцать назад увидел здесь женщину, и с тех пор её любит.
- Ну!? Так жениться надо было на ней, раз такая любовь, - Зыков повернулся к Базукину. - Зачем столько ждал? Надо было сразу к ней. Вот и все мечты! Завтра же пойдём тебя сватать.
- И не успеем мы их сосватать, Базукин тут же её обнимет и как начнёт на ней жениться... - захохотал Бивнев. - О чём ты, Зыков? Куда мы завтра пойдем? К ней? А куда? К кому? Он даже имени её не знает. Он же её придумал.
- Как? - потрясенный Зыков удивленно посмотрел на Базукина. - Просто в голове придумал и всё? Её что - нет?
- Я чувствую, что она есть, - нехотя отозвался Базукин. - В этих местах мне когда-то было видение. Нет, она и на самом деле была. Женщина. Но, может быть, не совсем такая, как я о ней думаю. Ведь, мы всегда идеализируем любимого человека. И я домыслил. И получился прекрасный образ. Женщина - ангел. Мечта... Мы тогда встретились с ней на набережной и долго сидели у моря. А на следующий день она уехала. Прошло столько лет, но я так и не смог забыть её. Она идеал. Её образ всегда со мной. Только со временем он потускнел. Стал стираться. И однажды, я, вдруг, с ужасом понял, что не могу вспомнить её лицо. И тогда, спустя годы, я снова вернулся сюда, где повстречал её. В надежде встретить вновь. Вдруг, она тоже приедет. Почувствует и приедет. И я обязательно напишу её портрет, что бы уже не забыть никогда.
- И ты столько лет её любишь? Фантастика! А она?
- И она любит, я чувствую.
- Чувствуешь? Как это? Ты что экстрасенс?
- Экстрасекс он, - хихикнул Бивнев. - Экстра-образами удовлетворяется.
- Душой чувствую. Понимаете, наши души давно вместе. Вы ведь знаете, наверное, что у каждого человека есть своё ментальное тело, некий нематериальный двойник, и мы можем встречаться друг с другом с помощью этого двойника через время и расстояние, в мыслях, в мечтах. Вот там, в другом мире, мы вместе. Мы представляем себе друг друга, и любим.
- Любите? - задумался о чем-то Зыков. И, видимо, не найдя ответа на свои мысли, осторожно обратился к Бивневу. - Представить и любить - это как? По средствам самоудовлетворения, что ли? Как можно любить образ? Натурально?
- Нет, ментально, - засмеялся Бивнев. - Он только ментально любить умеет. По другому - не научен. Ты же слышал, он даже если встретит её, не собирается на ней жениться. Просто хочет воспроизвести на холсте. На другое у него не хватает фантазии.
- Ничего ты не понимаешь, - насупился Базукин. - Это будет образ, запечатленный в вечности, как Джоконда.
- Нарисовать? И всё!? Клинический случай, - покачал головой Зыков. - Пойми, болезный, встретить красивую женщину и желать только нарисовать её, это серьёзное сексуальное извращение. Даже не знаю, что и сказать по данному поводу. Разве что: "Лечиться надо!"
Он снова наполнил коньяком стаканы, и, подвинув один из них Базукину, участливо поинтересовался:
- И что, ты даже в мыслях больше ничего не можешь с ней представить?
- Я всё могу, - обиделся Базукин. - Я хочу представлять её ангелом и представляю. А то, о чем думаете вы, представлять не хочу. Могу, и даже представлял раньше, но теперь не хочу! Потому, что это уже будет не образ ангела. Уж что-что, а фантазия у меня хорошая. Я могу мыслить и образами и сюжетами. Бивнев просто завидует мне. У него один образ и один сюжет.
- Ой, как интересно, - встрепенулся Бивнев. - Расскажи... Ну, расскажи, что ты ещё представлял с ней раньше? О чём фантазировал?
Базукин сердито посмотрел на него и отвернулся:
- О счастьё. Тебе не понять.
- Как же, как же, читали. В детстве. У Гайдара, - Бивнев выбросил вперёд руку и с пафосом продекламировал:
- " ...Что такое счастье, каждый понимал по-своему!"...
- Вот именно, - оборвал его Базукин.
- Ладно, ладно, - попытался примирить их Зыков,- не будем ругаться. У нас ещё весь отпуск впереди, - он поднял стакан. - Что ж, раз пошла такая тема, давайте выпьем за счастье. Что бы оно у нас было всегда. И, как говорил Гайдар, у каждого своё! У каждого такое, как каждый его себе представляет. Ты по своему в виде видения, мы по своему - чтоб можно было пощупать. Это тост!
Когда все выпили, Зыков продолжил:
- А ты, значит, художник? Это хороший дар. Помню, в армии у нас был один художник. Хорошо жил с командованием. На занятия, тренировки-отработки, не ходил, всё плакаты рисовал, да стенды расписывал. Мы в мыле, а он в шоколаде. И на гражданку ушёл старшим сержантом, с кучей грамот и благодарностей. А с меня даже ефрейтора сняли, за неуставные отношения. Во как. Я тогда уже понял, что иметь нужную профессию - это большой плюс. А на гражданке - вообще, милое дело. Был ещё у нас в конторе художник. Его сократили, а он наколки устроился делать. За баксы. И в ус теперь не дует, и смеётся над теми, кто остался и пашет за копейки. И клиенты у него теперь солидные, и связи появились. Хорошее ремесло. Ты наколки не пробовал делать?
Базукин пожал плечами:
- Я мечту ищу, а вы о ремесле.
- Нет, стало быть? - огорчился Зыков. - Зря. Татуаж, ныне в моде. Выгодное дело. Ну, не хочешь делать наколки, попробуй рисовать свои фантазии. Я имею в виду не те, что ты сейчас фантазируешь, а те, которые, как ты говорил, раньше, иногда представлял. Ну, любовь, то есть рисуй. Плотскую. Нарисуй, как этот процесс у тебя с образами происходил. В разных ракурсах. Уверен, будет полный успех! И деньги у тебя заведутся. И всяких женских образов у тебя не в фантазиях, а в реале полно будет. Сейчас только скандал, выпендрёж и эпатаж успех делают. И славу и деньги. Шоковая реклама - лучший путь к успеху. Скромность не поощряется. Ну, не хочешь свои видения напоказ выставлять, можешь чужие фантазии воплощать. Есть богатые фантазёры-извращенцы, они бы хорошо заплатили. Элитным художником у них бы стал. В их высшем обществе бы вращался. Ты хоть попробуй. Вот, хотя бы с Гены начни. Сам же говорил, что у него одна тема в мечтах. Вот и хорошо! Пусть он тебе свои фантазии рассказывает. А ты рисуй. Успех гарантирован! Я нынешнюю элиту хорошо знаю, общался. Ты им сделаешь приятно, и они не поскупятся... Что? Почему не хочешь? Однако, я тебя не понимаю. Если ты ищешь мечту, то разве большие деньги при непыльной работе - не мечта? Ну, напиши ты, наконец, свою бабу, тот образ, что не дает тебе в удовольствие жить, напиши хоть в виде ангела, хоть в виде идеала, если в этом проблема. Завтра же садись и напиши, что бы больше не отвлекаться на ерунду. И принимайся за настоящую работу. За которую платят.
- В том то и проблема, что он её забыл, - хохотнул Бивнев. - Как же он её напишет? Он же сказал, лицо мечты - забыл. Вся надежда, что она приедет, и он её встретит.
- Что забыл? Образ? Не верю. Как же тогда его можно любить? Не помню что, но люблю? Как можно забыть то, что любишь?
- Можно, - Базукин начал нервничать. - Видение было столь мимолётно, столь зыбко, мелькнуло, как взгляд, и лишь дрожанием ресниц осталось в воспоминаниях, как нечто прекрасное.
- На что же ты надеешься?
- На новую встречу.
- Но это нереально. Найди другую. Создай себе новый образ. Что у нас баб хороших нет? Берём любую, что-то у косметолога подправим, добавим немного силикона, красивых тряпок, возьмём пару уроков у стилиста, - и вот уже каждая вторая - идеал! У тебя же хорошая фантазия - сам говорил. Подрисуй где-нибудь, заретушируй, подгони под свои мерки и поднимай на пьедестал.
- Это невозможно. Заретушированный идеал - не идеал, а обман. Идеал неповторим. Как неповторимо каждое мгновение. Новое мгновение, новый взгляд - это уже другой образ. А тот прежний идеал исчез. Вы помните картину "Неизвестная"? Художник успел поймать именно такое мгновение. Присутствие идеала. Мечты. Но это его идеал. И он его уловил. А я свой упустил. Помните картину "Неизвестная"?
- Да-да припоминаю что-то в этом духе. Ну, и? ...
- Это и есть материализованная мечта. Ожившая. Остановившееся мимолётное видение... Возможно, и Блок писал свою "Незнакомку" в подобном порыве. Помните?
- Как сейчас, - смеется Бивнев. - Ну, как-же - Незнакомка. Как не помнить?! "Сударыня, как вас зовут?". "Сударь, я думаю, что одна ночь, проведенная вместе - это не повод для знакомства. Зовите - Незнакомка". Ха-ха-ха...
Зыков останавливает его, поднимая палец. Он серьезен:
- Да-да, "Незнакомка", что-то припоминаю в этом духе... Но тогда было время другое. Тогда ценились те художества. Ныне - другие. Тогда видения поэтов были в моде, а теперь за наколки баксами платят! Тебе бы тогда родиться. Но не случилось. А сегодня ты отстал от жизни. Пиши то, что нравится людям, и люди тебя отблагодарят. Глядишь, и сам подымишься до их уровня. Сейчас, кто не успел отхватить от общего пирога, тот опоздал. На всех не хватит. А урвёшь своё, тогда и деньги, и сикухи будут пачками у тебя лежать. И каждая - мечта! Понимаешь, мечты за тобой табунами ходить станут. У тебя дар, тебе и карты в руки. Ты, главное, пиши.
- Слушай, Лёха, - вдруг загорелся Бивнев, - а напиши-ка ты портрет Шикалова с его любовницей. Его изобрази орлом, её в игривом виде. Он хорошо заплатит. А не заплатит, мы портрет его жене продадим. Ха-ха-ха.
- Это что за Шикалов? - живо заинтересовался Зыков.
- Я же говорил, есть тут один босс, люкс снимает. Женщина с ним - ягодка.
- Хороша?
- Не то слово. Мечта. Как у Лёхи. Но у него - воздух. А здесь, ожившая. Всё при ней. Лёха, а может, они похожи с твоей мечтой? Может, её и напишешь во всей красе. А мы подфантазируем. Ты как свою мечту представляешь? Голой? Расскажи. Неужели твоя лучше?
- Да, - согласился Зыков, - объясни, чем твоя лучше других. Есть ведь вообще бабы - первый класс! Те, что только за валюту соглашаются. Вот, чем твоя отличается от валютных. Формами? Ты руками покажи.
- Это так просто не покажешь. И не объяснишь. Это очень зыбкий идеал. Всё время в движении. Изменчив и непостоянен. Она же воздушная - моя мечта.
- Это понятно - привидение. Но ведь изменчивость и непостоянство - плохие качества. Согласись. Особенно для женщины. Валютные, как раз такие. Изменчивые. Но им хоть заплатишь, так за свои деньги форму почувствуешь, а от твоей у тебя - одно расстройство, погоня за образом и неудовлетворенность... Женщина должна быть... ну, как сказать...
- Чтоб подержаться было за что... - подсказал Бивнев.
- Точно. Чтоб хоть в чём-то стабильность была. И чтобы эта стабильность чувствовалось. А ты о непостоянстве. Мужчине нужно постоянство. Ему надо знать, что его всегда дома ждут, - Зыков усмехнулся и разоткровенничался. - Мужик, он и есть мужик. Он, может иногда и загулять. Как я, например. На то я и мужчина! И жена это должна понимать. И любить. И ждать. Без всяких изменчивостей и непостоянств. Вот, допустим, я - нынче по курортам гуляю. А должен знать, что тылы обеспечены. Тогда и я спокоен, и семья цела. Вот это я понимаю. Я для себя такую мечту нашёл, и счастлив. Ну, погуляю немного, и что? Что у жены убудет? Я же только её люблю. По-настоящему. И пусть себе спокойно едет в командировку. Вот какая должна быть мечта. Верная, надежная, всё понимающая, красивая, фигуристая, с этими...
- С сиськами, - снова подсказал Бивнев.
- Именно. С сиськами! И так далее... Но, что это мы всё о высоких материях, да о высоких материях, а о коньячке забыли. Давайте выпьем за красоту.
Базукин усмехнулся и покачал головой:
- Новое время - новые идеалы! "Мечта с сиськами". А ещё когда-то у нас было "Добро с кулаками"...
- А вы не смейтесь, господин Базукин, - остановил его Бивнев. - У меня, между прочим, друг есть. Большой любитель бюстов. И вот встретил одну с такими... - показывает, - прямо необъятными... Увлёкся, естественно. Не удержался и женился... И что?! - Трое детей!!! А ты смеёшься. Между прочим, если подумать, получится, что он своей любовью к этому делу - троим жизнь подарил! А ты, ну хоть одному? Так у кого любовь выше? А вы говорите...
- Что верно, то верно, - поддержал его Зыков. - Мечта должна быть ощутимой. А в твоём призраке масса недостатков.
- Но и море очарования, - не согласился Базукин. - Это сирена, завораживающая своим пением. Хотя... хотя пение сирен и приводит к гибели.
- Вот видишь. Давай теперь подытожим, чего же в ней больше, недостатков или достоинств.
- Зачем? Её недостатки - это её достоинства. Одно - продолжение другого. Это полифония. Всё дополняет всё, и дополняется отовсюду. Как белый цвет состоит из всех цветов радуги, так и здесь - всё дополняется, накладывается... и в итоге - пустота, мимолётность, сирена...
- Выходит, мы тебя не переубедили? Да пойми же ты, чудак-человек, призрак есть призрак... Какой от него прок? Раньше ты хоть в мечтах любил её, а теперь?
- Я всегда её люблю.
- Не в том смысле, - усмехнулся Бивнев. - Было у тебя с ней, что-нибудь?... Было. Сам говорил. Хоть в мечтах, но было. Да? И это главное. Ну, расскажи, что ты нафантазировал на эту тему, мы хоть посмеёмся.
- Жлоб ты, Гена.
- Расскажи. А может, и не было совсем?
- Отстань.
- Так было или нет? Забыл, что ли? Ну, такие моменты надо помнить. Как ты сегодня стихи читал? "...Вы столь забывчивы, сколь незабвенны".
- Сам сочинил? - поинтересовался Зыков. Базукин смутился.
- Что вы? Цветаева.
- Ещё? - спросил Бивнев. - Пожалуйста. "Это было у моря, где лазурная пена..." или вот это: "И снова будет день и снова будет свет, и снова будет ночь, и снова будет память..." - нравиться?
- Цветаева? - спросил Зыков. Базукин смутился еще больше.
- Нет. Последние мои.
- Твои - лучше, - авторитетно оценил Зыков.
- Что вы! Как можно сравнивать?
- Я! - тебе говорю!
- Вам, правда, понравилось?
- Само собой. Обязательно будет день и свет, а ночью память. Иногда такое вспомнишь - просыпаться неохота.
- Вот я и предлагаю вспоминать только хорошее, - перебил его Бивнев. - Как раз ночь. А ночью - память. Самое время. Давайте вспоминать. Как там всё у нас было в мечтах? Лёх, начинай первый. Вот, стало быть, наслушались вы с ней соловьёв, ты ей стихи почитал, а дальше? О главном расскажи.
- Отстань. И вообще, я собираюсь спать, - Базукин отошёл от стола и, поставив рядом несколько стульев, прилёг на них. - Не шумите, я сплю!
- Хорошо, тогда я расскажу, - предложил Бивневу Зыков. - И мечтать не надо - всё есть! Знаешь, как я живу? У меня всё реально. Думаешь, я на хлебном месте? Если бы. Жена зарабатывает. Не, ты понял, какой кайф? Я её в фирму пристроил, там деньги - лопатой гребут. Фирма растёт. Директор становится генеральным, а она уже руководит филиалом. Ты понял, да? Из загранок не вылазит. И ей дело, и мне мечта. Чем не жизнь? Вот и сейчас, она в Турцию на две недели уехала, контракт подписывать, и я не теряюсь. Как?
- Здорово живёшь, - позавидовал Бивнев.- За это стоит выпить.
- Об чём базар? Лей за удачу.
- Базукин, иди сюда. Наливай.
- Отстаньте, я сплю.
- Видал, с кем приходиться жить? - вздохнул Бивнев.- А ты говоришь, отдых. Одна радость, что ночует на веранде.
- Да, тяжёлый случай. Я думал, таких уже давно нет. Ну, ничего, завтра мы развеселим этот городок. А то, может, прям сейчас? Есть у тебя на примете красавицы?
- Одна у меня в комнате дожидается. Но она не первой свежести. Это я от безденежья на неё клюнул. Но теперь, раз мы богаты...
- Нам только первый сорт! - твердо закончил за него Зыков.- Не поскуплюсь. Деньги есть!
- На первый сорт в нашей гостинице тянут только две. Первая, дочь хозяйки Юленька. Но тут, как не крути, придётся в итоге иметь дело с самой КГБ. А она может и зубы пересчитать. И подведут нас к выбору: или в ЗАГС, или в морг.
- Нет, какой же это отдых. Такие потрясения мне противопоказаны, - отказался Зыков.
- Вторая - та, о которой я уже упоминал - с тем самым боссом из люкса. Но, опять же, при ней мужик из новых русских авторитетов. Не совсем, конечно, мужик по нашим меркам, но крепкий ещё старикан. То есть - здесь тоже облом. И, выходит, что надо ждать до утра. А с утра я уже тебя поведу по всем клубничным местам.
- Жаль. Я бы сейчас оторвался... А кто этот старикан-спонсор? Из новых, говоришь? Может, отобьём? Переманим. Мы тоже не бедные.
- Скорее, он из старых - с большими связями. А теперь новым стал. Вряд ли она пойдёт с нами. Там надёжней. Последняя любовь и большой материальный интерес.
- Наследство что ли?
- Возможно. Такие женщины по мелочам не разбрасываются. Если бы у меня с ней была бы, хоть капля надежды, я бы её давно реализовал и раздул бы эту каплю до моря чувств. Я пробовал подкатить. Отшила. Нет, она на нас не посмотрит. Там настоящий босс. Говорят, ещё лет тридцать назад гремел в Сибири. Громадными строительствами руководил.
- И кто ж такой? Я многих знаю.
- Я же говорил - некто Шикалов.
- Из Новосибирска?
- Вроде того.
- Ну, надо же. Какая земля круглая. Точно, я его знаю. Ещё когда ты в первый раз о нём сказал, я подумал, фамилия знакомая. Однофамилец, думаю. Так нет... - Зыков весело хлопнул ладонями по коленям и захохотал. - Знаю я его. Из нашего города. Земеля, мать его... Да, это крутой господин-товарищ. Из непотопляемых. И при генсеках был величина, за глаза называемый у нас Держиморда, и сейчас, при нынешних держимордах - "Главный городской демократ", так и называемый, но уже в глаза и подобострастно. А на деле, каким ты был, таким ты и остался, разве Волгу персональную, сменил на Мерс.
- Перемены на лицо. То есть на морду. На держиморду, - развеселился Бивнев.
- Крупные деньги делает. Мы, конечно, такому в подмётки не годимся. Мы имеем лишь малую часть его доходов. У него целая сеть предприятий. Он ведь и есть тот генеральный, про которого я рассказывал. Ну, жена моя у него работает. Десятки фирм в городе под его контролем. И одной из них руководим мы с женой. Только если бы это был он, здесь бы была куча охраны. Да, и отдыхает он больше по заграницам. Может, из-за любовницы светиться не хочет?! Или... Слушай, а у него ведь пятеро детей. Раньше при советской власти для карьеры было модно крепкую семью иметь, вот он и расстарался. А теперь, при живой жене, с бабой на курорте. Ну, молодец.
Зыков и Бивнев весело смеются.
- Ппятерооо? - с трудом сквозь смех говорит Бивнев, - Крутой семьянин, однако.
- А моя жена мне о нём рассказывала: он такой порядочный, так изменился от реформ, настоящий рыночник, - Зыков хохочет до слез, - Нет, ты понял? А я говорю, как воровал, так и будет воровать. Она обижается. А мне какая разница, от того, что у него денег куры не клюют, главное, что и нам капает. А если где-то капает, почему бы не подставить свой стакан. Правильно? И ему перепадает на всё - про всё, и нам на хлеб с маслом остаётся. А то, "порядочным стал"... Ха-ха-ха!
Бивнев с Зыковым хохочут. Из дома раздаются недовольные крики: "Да дайте же, наконец, людям отдохнуть!", "Ни днем, ни ночью покоя нет!", "Совесть надо иметь!"...
Бивнев прикладывает палец к губам. Зыков кивает и усилием воли прерывает смех. Берёт бутылку. Разливает коньяк по стаканам. И шепотом говорит Бивневу:
- Давай ещё - "за удачу".
Бивнев кивает и опрокидывает содержимое стакана в рот. Зыков следом.
- Представляешь, этот прекрасный семьянин, выходит утром с любовницей и видит меня. Я ему, здрасьте. Я вам привет, мол, от жены и детей привёз. Он, наверное, попытается откупиться, или должность, какую предложит. Или сделает вид, что женщина не с ним, или они едва знакомы.
- А я тем временем, - подхватывает Бивнев, - отвожу его подругу в сторону, и так, мол, и так, Тиночка, есть богатый молодой человек... И дело в шляпе - она наша!
Смеются. Зыков поддерживает:
- Хороший план. Главное, в любом случае - беспроигрышный. А её, значит, Тина зовут? Хорошее имя, - он снова разлил коньяк по стаканам. - Давай еще, за удачу! Кстати, у меня жену тоже Тина зовут. Сколько совпадений...
И тут, словно, поперхнувшись, Зыков замирает. Лицо его вытягивается:
- Стоп! Тина? С Шикаловым?! Она же в командировке... И он... Они же с делегацией. Контракт подписывают... Ну, точно... Что?! ...
Бивнев присвистнув, отодвигается от Зыкова:
- Ни фига себе! Брось, это не она...
- Нет, не может быть... Она же в Венгрии,... То есть в Турции. Контракт... Они же... Гады! Гады! Значит, обманули! В командировку они поехали! Со всеми сотрудниками! Контракт подписывать! За товаром!!! - Зыков вскочил. - Где они?!!!
Бивнев схватив Зыкова за рукав, пытается его остановить:
- Да ты что?! Куда?! Ты что задумал?! Остынь. Она же кормит тебя. Они же... Ты же... элитой хочешь быть, аристократом... Кто не успел... Сам говорил, "...на всё надо идти...". Он тебя в люди выведет...
Бивнев оборачивается к Базукину и кричит:
- Лёха! Лёха!! Вставай! Помоги!!!
Из дома вновь раздаются рассерженные голоса. "Это уже форменное безобразие!!!", "Выселять таких надо!!!", "Прекратится это, в конце концов, или нет?!!"...
- А?! Что?!! - вскочил, ничего не понимающий спросонья, Базукин.
- Лёха!! Помоги!!! - повторил призыв Бивнев.
- Что случилось?
- Понимаешь, тут человека неожиданным известием ушибло. Помогай держать, он теперь на всё способен. Жалко парня.
- Может ему чего-нибудь успокоительного дать?
- Давай. Стой, ты куда?
- К Галине Борисовне, за таблетками.
- Не надо, - вдруг спокойно и четко произнёс Зыков. - Отпустите.
Бивнев, недоверчиво оглядев его с ног до головы, осторожно отпустил. Зыков сел и хмуро произнёс: - Ничего, я им покажу. Я всех выведу на чистую воду. Я им такое устрою. Гады.
Бивнев настороженно наблюдая за ним, спросил:
- Ты что задумал? Брось! Зачем из-за ерунды жизнь себе портить? Не надо решать с налёта. Завтра погуляем, развеемся. Я тебе таких женщин покажу, сразу всё забудешь. Ну? Наша договорённость в силе. А потом, хорошо всё обдумав, решишь, что делать?
- Они у меня попляшут, - не слыша его, продолжал Зыков. - И она мне говорила, что он порядочный стал... Ну не сволочь ли? Ничего, они попляшут. Так обмануть. Подлецы...
Из дома выходит хозяйка Галина Борисовна со шваброй в руках.
- Опять третья комната среди ночи люд`ям спать не даёт? Ну, кому по хребтине врезать? - размахивает она шваброй. - Ну?! Чего замолчали? Зачем, спрашиваю, опять люд`ям спать не даёте? Третья комната! Вас спрашиваю. Жильцы жалуются, - замечает на столе бутылку и стаканы. - Алкашитесь, что ли?
- Что вы Галина Борисовна, - заискивающе отозвался Бивнев, - детское время ещё, - смотрит на часы. - Вот, всего полпервого. Без десяти. У меня - точные. Японские, - Бивнев показал всем свои часы.
- Всё равно, люди спят.
- Ну, вы же не спите. Вы всё за работой, и днём и ночью. А мы вот друга встретили, - кивает на Зыкова. - Хотите с нами стопарик? Для хорошего сна?
- Да уж, работаешь тут, работаешь на вас... Никакой благодарности. - Галина Борисовна повернулась к Базукину. - А ты, бездельник, когда, наконец, начнёшь харчи отрабатывать? Так можно всю жизнь за бесплатно жить. Что бы завтра столовую фруктами расписал, и веранду.
- Так как же без вдохновения? - попытался оправдаться Базукин, - Плохо получится.
- Уж расстарайся. Совесть надо иметь. Месяц здесь жить, столько сожрать и не получить вдохновения. Ну, ладно - наливайте стопарик. А то что-то плохо спать стала. Всё кто-то кричит с веранды, ругается, спать не даёт...
Бивнев наливает полный стакан и подаёт хозяйке, - Трудяга вы Галина Борисовна. Трудоголик.
- Поговори ещё! Сами вы алкаши, - Галина Борисовна берёт стакан, - А себе? - Бивнев наливает себе. - А другу? - кивает на Зыкова. - Чего это он у тебя такой скисший? Замороженный? Или заторможенный? Нахрюкался уже, поди? Эй, друг, чё, грустный?! Чё, молчишь? Он, что - не рад встрече с вами?
- Что вы? Он просто долго добирался сюда. Устал, не выспался. Переволновался. Кстати, он хотел снять у вас комнату. Он спокойный.
- Слышали мы ваше спокойствие. Тоже, небось, алкаш?
- Да он и не пил совсем. Это мы с Базукиным пили и "ура" кричали от радости, что друг приехал, а он, видите, какой спокойный, всё в одну точку смотрит. Вот и вы уже заметили, что заторможенный. С ним проблем не будет. Кстати, он может люкс взять. И даже заплатить вперёд, если хотите, - Бивнев толкает Зыкова. - Заплатишь?
- Ну, если вперёд заплатит, то пусть живёт, - согласилась Галина Борисовна.
- Вот за это давайте и выпьем, - предложил Бивнев. Они выпили вдвоём с хозяйкой, после чего Бивнев вновь обратился к Зыкову. - Ну, давай деньги. Тебя оформили.
Зыков достаёт из кармана бумажник, не считая, вынимает пачку купюр и кладёт на стол.
Хозяйка, удивлённо покачав головой, забрала деньги и положила в карман.
- Какие все богатые стали. Денег не считают.
- Вот видите, я же говорил, - облегченно вздохнул Бивнев.
- Ладно, - ответила ему Галина Борисовна, - пусть занимает второй люкс. Седьмая комната, ты знаешь, - Галина Борисовна достала из кармана ключ, отдала Бивневу. - Проследишь за порядком. Ты ответственный.
Бивнев опустил ключ в карман. В другой карман сунул недопитую бутылку и кивнул Базукину: - Помогай. - После чего, подхватив Зыкова с двух сторон, они поволокли его в дом.
Галина Борисовна, проводила их хмурым взглядом и начала подметать пол.
- Нализались на ночь. Денег девать некуда, - бормотала она при этом под нос. - Везет дуракам.
В это время с улицы на веранду, тяжело ступая, поднимается местный участковый Тасов. Заметив его, Галина Борисовна чертыхнулась:
- Вот ещё одного чёрт несёт. Как чувствует всегда, что где-то деньги появились.
Тасов подошёл ближе и поздоровался.
- Вы всё в заботах, любезная Галина Борисовна. Даже ночью. Шарк-шарк - метёте метлой. Шарк-шарк... Вы уж помедленнее двигаете своим метрономом. У отдыхающих вечерний моцион в постели, а вы их с ритма сбиваете. Такой темп быстрый задаете... Ха-ха. Это новая французская шутка.
- И вам, доброй ночи, Сигизмунд Артекович?А в прошлом году, помниться, эта ваша новая шутка, была итальянской.
- Разве? Не зря говорят, что новое - это хорошо забытое старое. Однако заметьте, как все народы похожи, что французы, что итальянцы - одно на уме. А вы всё в заботах?
- Сами-то вы тоже, небось, забегались-заработались. Ночь на дворе, а вы всё на службе.
- Обход делаю, - согласился Тасов. - Дежурю. У меня ведь работа не нормированная, я всегда должен быть на посту. Что ни говорите, а мы с вами труженики, любезная Галина Борисовна. Не то, что отдыхающая шушера, им бы только деньгами сорить. А нам заботы. Вон ведь, как сейчас преступность возросла. Криминальный элемент так и прёт в наши края. У себя там натаскают, так называемых, грязных денег, а здесь отмывают. На море. В своих краях их поймать не могут, а мы должны отдуваться за всех, быть начеку. И мы начеку. Хоть и трудно сейчас. Всё доказывать надо. Американцы через это проще прошли. Собрались, проголосовали, верёвка, дерево, и всё в порядке. Суд Линча называется. Вывели вора, поставили перед народом. Кто "за"? кто "против"? Повесили. Вот это я понимаю, демократия. А у нас? Тьфу! Доказательства собирай. Вот все от расплаты и уходят.
- Взятки кому надо дают, вот их и не ловят.
Тасов задумчиво кивнул, соглашаясь:
- Может быть, может быть. Вам виднее. Коррупция и казнокрадство сейчас бич. И потому мы должны быть особенно бдительны. Всегда во всеоружии, что бы ни один преступный рубль не прошёл мимо нас безнаказанно.
Тасов немного походил в задумчивости по веранде и вдруг сделал вид, что вспомнил, что-то очень важное и хлопнул себя по лбу:
- Ах да, чуть не забыл, я же не просто так сюда зашёл... У вас нет нарушений?