"? Да это Азазелло! Ах, как это мило, как это хорошо! ? и, шепнув мастеру: ? Вот видишь, видишь, нас не оставляют! ?... " М.А. Булгаков, "Мастер и Маргарита"
...Огромный, неопределенной формы зал, с бесконечно-высоким потолком небесного цвета, сквозь который проступали мерцающие далекие созвездия и отдельные звезды, создавая ощущения нереальности и одновременно вызывая непреодолимое чувство восторга. Он насквозь был наполнен светом, идущим неоткуда. Этот свет не был похож на солнечный, но и не был лунным и уж конечно, не шел ни в какое сравнение, со светом электрической лампочки, придуманной человеком для замены сияния Солнца и мерцанию звезд. Пола в зале не было. Толи его не было вообще, а может быть стелющийся туман, похожий на пушистые облака создавал такую иллюзию... Но опора под ногами и не была нужна двум находившимся в зале туманным и расплывчатым фигурам, а быть может необычное освещение создавало ощущение их полной бесплотности, только вокруг одного, закутанного в черного балахон и похожего на каменную, грубо отесанную глыбу клубились то ли песчаные вихри, то ли маленькие смерчи, стирая грани и изменяя до полной неузнаваемости его фигуру. Второй, освещенный сиянием, казался ослепительным пятном света, на фоне своего мрачного и темного собеседника, он как будто был намного выше его ростом, а может просто это сияние придавало его истинным размерам дополнительный объем... . И эти странные фигуры беседовали между собой, но беседовали не посредством звуков, как принято у людей, а молча, не выражая никаких видимых эмоций, не проявляя ни малейшего видимого интереса к предмету своей беседы... Они играли в шахматы.
Но шахматы эти, хотя и имели отдаленное сходство с теми, что мы привыкли видеть, разительно от них отличались. Во-первых, все фигуры, задействованные в игре, были разными; во-вторых, сама доска была абсолютно бесцветной и не разделенной на клетки и сквозь нее можно было разглядеть туманный пол, а в-третьих, фигуры на доске перемещали на взгляд непосвященного в игру в абсолютно хаотичном порядке, меняя направление движения не только на плоскости, но и изменяя свою высоту относительности поверхности. Отдельные из них, то возвышались над остальными, то вдруг опускались на прозрачную поверхность и продолжали свое беспорядочное движение... Единственное сходство с шахматами у этой игры было в том, что цвет фигур на доске был черным и белым...
- Я никогда не любил играть черными..., - заговорил игрок в белом, и звук его голоса наполнил зал гулким эхом, отражающимся от звезд и туманного пола.
- И для исполнения этой, почетной миссии был вызван я! - то ли с иронией, то ли с нескрываемой обидой отозвался второй собеседник, и звезды от его низкого и тихого, немного надтреснутого и на низких звуках переходящего в хрип голоса на мгновение померкли.
Но его визави, казалось, не заметил насмешки и продолжал смотреть за перемещением белых фигур.
- Ты всегда любил играть черными.... Даже в те далекие времена..., - он оборвался на полуслове, недоговорив то, что им обоим было прекрасно известно.
- И никогда, н и к о г д а я не скрывал этого, в отличие от твоих жалких, двуличных слуг! - обида в его голосе была настолько явственной, что это не могло укрыться от собеседника.
- Те, кто находятся рядом со мной, не слуги, как ты только, что выразился, они находятся со мной по доброй воле, и тебе это прекрасно известно. - Голос белой фигуры не потерял своего спокойствия и спокойствие это, как казалось, окутывало все вокруг него, кроме темного противника по игре. - А тех, кто не хочет быть рядом - я не держу. У каждого свой путь, и каждый его выбирает сам. Вот ты, например, выбрал свой..., и я не осуждаю тебя за это, я тебя просто принимаю таким, какой ты есть...
Он опять, словно что-то недоговорив, закончил фразу, продолжая следить за происходящим на доске. На минуту в зале воцарилась тишина, не нарушаемая никакими звуками и тем более ощутимая и явственная, словно затишье перед надвигающейся бурей в летний душный день.
Собеседники, один из которых излучал спокойствие и свет, а другой с трудом подавляемую ярость и гнев молча наблюдали за загадочными перемещениями фигур на доске.
- Ты теряешь форму, - промолвил белый игрок, - последний твой ход был легко читаем, а потому предсказуем и бит.
- Ха! - рассмеялся черный, - ты же сам учил меня, что нужно иногда приносить в жертву малое, чтобы не лишиться всего, что имеешь!
- Жертвовать?! По-моему ты никогда этого не умел, да и, наверное, никогда не хотел этому научиться, иначе бы того, что произошло с тобой - не случилось бы...
***
В Москву опять пришла весна. Вместе с ней на улицах вновь появились неказистые желтые цветы. Они в помятых пакетах кучей были навалены в коробках быстроглазых пестрых продавщиц, их несли в руках мужчины, усыпая опадающими желтыми соцветиями и пыльцой грязный асфальт и подтаявший снег. А потом они дарили эти уродливые веточки своим женщинам, а те, в большинстве случаев освобождали их от полиэтиленового плена, обрывали пожухлые листочки и ставили в маленькие вазочки. Но были и такие, которым не нравились эти цветы - и тогда дальнейший их путь лежал в мусорное ведро...
Серое небо, затянутое облаками и темно-серый мокрый асфальт создавали ощущение единого целого, а в небольших, грязных лужах отражались силуэты темных деревьев. Из-под снега выглядывал спрятанный до оттепели мусор и многочисленные растекшиеся собачьи фекалии. Весна еще не заявила о себе во весь голос и иногда темное небо разверзалось мокрым снегом, который превращаясь в жидкое месиво, сразу таял на асфальте.
Было промозглое весеннее утро. Середина недели. Когда еще целых три дня до вожделенных выходных. Люди спешили на работу, толкая друг друга в метро, задевая мокрыми зонтами в автобусах и стоя в бесконечных пробках. То тут, то там, как искры вспыхивали злые взгляды и в воздухе висела атмосфера нервозности, граничащая с откровенной ненавистью. Человеки ненавидели себе подобных, стоящих рядом людей; ненавидели битком набиты вагоны поездов, в которые на остановках набивалось так много народу, что нечем было дышать. Ненавидели водителей дорогих иномарок, спокойно сидящих за рулем и защищенных от порывов холодного мокрого ветра, пронизывающего до костей. Они ненавидели самих себя за то, что надо вставать и куда-то ехать, вместо спокойного утреннего сна... В общем все, как всегда.
На единственно чистой, и относительно сухой скамейке, стоящей в сквере на одном из московских бульваров, сидели четыре человека. В сыром утреннем воздухе их фигуры казались расплывчато-серыми силуэтами.
- Как изменилась Москва! Вы не находите мессир? - сказал маленький толстяк в красной клетчатой куртке и черными, всклокоченными волосами, обращаясь к сидящему рядом высокому и худому человеку, с непропорциональным вытянутым лицом и лениво прикрытыми глазами.
Оставшийся без ответа вопрос толстяка повис в воздухе. Тогда он ткнул локтем в бок другого своего соседа - бледного, худого блондина, блестевшего стеклами небольших очков в дорогой оправе.
- Ну, а вы рыцарь, о чем загрустили? О том, что променяли свой меч на трость? Ну это же не навсегда! Право, глупый у вас был бы вид, будь вы сейчас при мече! - Толстяк прыснул в кулак, но при этом опасливо глядел на блондина.
- Ты можешь немного помолчать, шут ты гороховый!? Вон, взгляни на мессира и на Азазелло, и поучись вести себя прилично, без этих твоих шуточек!
- Ну про Азазелло разговор особый! Ты посмотри на его нос! Он же наслаждается! Аромат загазованного воздуха, наверное, напоминает ему его любимые войны! Только скажите на милость, что он тут делает?! Ему нужно туда, где стреляют! - и толстяк опять захихикал.
В ответ на это человек, которого толстяк назвал Азазелло, лишь повернул в его сторону голову и сверкнув глазами, презрительно отвернулся. Он был невысокого роста, с коротко постриженным ежиком рыжеватых с проседью волос, а лицо его портил красный рубец на щеке, придававший широкому рту какой-то хищный оскал. И весельчак, видя, что остался в меньшинстве и найдя поддержки для развития разговора, тоже вдруг сделался серьезным и устремил свой взгляд на тонкую, темную корку льда по берегам овального пруда.
- До чего же безалаберны и беспечны люди!? - Азазелло вскочил на ноги и с негодованием указывал на пятилетнего малыша в синем комбинезоне, которого выпустили из своего поля зрения две идущие по дорожке старушки. Они о чем-то увлеченно беседовали, а мальчишка в это время спустился по довольно крутому берегу пруда и подошел к самой кромке воды. - Впрочем стоит ли удивляться! Человеческую натуру не переделать!
Малыш в это время храбро шагнул на тонкий лед у берега и Азазелло в мгновение ока оказался рядом, схватив его за капюшон в тот момент, когда ноги мальчика уже были по щиколотку в воде. От неожиданности малыш громко заревел, чем привлек внимание двух мило беседующих нянек.
- А ну оставь ребенка в покое! - как пожарная сирена завопила одна из них и резво, не смотря на преклонный возраст, засеменила к берегу. - Отпусти его сейчас же, хулиган! Я сейчас милицию вызову!
Азазелло, взяв ревущего и брыкающего мальчугана под мышки, поднялся по откосу и поставил его на дорожку. Подбежавшая старуха, должно быть увидев поломанный лед у берега и мокрые ноги мальчика, перестала вопить и испуганно присела перед ним на корточки судорожно ощупывая его.
- Цел мой маленький! Господи, как же ты меня напугал! - бормотала она.
Затем схватив все еще всхлипывающего ребенка за руку она не оглядываясь потащила его за собой, и вместе со второй старушкой направилась в сторону жилых домов, стоявших через дорогу, на противоположной стороне бульвара.
Азазелло с мрачным видом плюхнулся обратно на скамейку.
- Вот и делай добро людям! Хоть бы спасибо сказала! А то - "милицию вызову"! - он сморщился и сплюнул на землю.
- Ай да Азазелло!!!! - толстяк вскочил со скамьи и восторженно притопнул ногой. - Что-то тебя на сентиментальность потянуло! Стареешь что ли?! А? Ну что ты полез в воду? Или в няньки заделался? Представляю себе картину - Азазелло гуляет в парке с колясочкой! Смех! - И он расхохотался, распугав стайку голубей, деловито бродивших по дорожке в поисках пищи, и они с шумом поднялись в воздух.
Азазелло мрачно насупившись, молчал, а толстяк продолжал веселиться. Редкие прохожие с удивлением смотрели на маленького круглого человечка, как юла вертевшегося возле скамейки и хохотавшего во все горло.
- Я не понимаю, что смешного нашел ты в поступке Азазелло? - высоких человек, совершенно не реагировавший на происходящее открыл глаза и взглядом пригвоздил весельчака на месте. - Объясни мне?
Все веселье с толстяка, словно сдуло порывом ветра. Он смущенно стоял, переминаясь с ноги на ногу.
- А сентиментальность, как ты изволил выразиться, это вовсе не признак старости! Это - признак мудрости! И как раз мудрости то, тебе не хватает! Ты как был шаловливым мальчишкой, так им и останешься! Понятно?! - и он, устроив толстяку выволочку, сердито замолчал.
- Да мессир, все предельно ясно! - толстяк осторожно поднял глаза и в них опять блеснул огонек бесшабашного веселья, - Азазелло - ты мудр! - и он уже не скрывая улыбки, весело обратился к хмурому Азазелло, и словно не заметив его сердитого взгляда, сделав невинное лицо обратился к высокому человеку.
- Мессир! А позвольте поинтересоваться у вас, отчего же наш мудрейший Азазелло, только что, на ваших глазах вытащивший глупого мальчишку из воды, некоторое время назад с невозмутимым спокойствием направил огромные пассажирские самолеты на башни в Нью-Йорке??? Или это тоже называется мудростью?!
- Как это называется, ты прекрасно знаешь и без моей подсказки. И не строй из себя дурачка. Не надо казаться глупее чем ты есть на самом деле!
- Но мессир..., я право не понимаю! - и толстяк изобразил на лице искреннее недоумение.
- А вот я тебе сейчас растолкую! - и будто подброшенный огромной пружиной, Азазелло в один прыжок оказался возле толстяка и уже занес было руку для удара, когда низкий голос высокого человека, словно ведро холодной воды остановил начавшуюся было жестокую расправу.
- Сядьте оба и прекратите этот цирк! - он опять прикрыл глаза, - как же я устал от вашего шума! Посмотрите на рыцаря, только он один ведет себя как подобает, а вы!?
- Но мессир..., - Азазелло обиженно засопел, - это все Бегемот!
Толстяк украдкой прыснул в кулак, но промолчал, не желая видимо испытать на своей шкуре кулаки Азазелло.
- Все, хватит рассиживаться, пора искать место где мы остановимся. Но что-то я пока не вижу подходящих вариантов, - и Воланд поднявшись со скамейки, медленно пошел в сторону виднеющейся вдали, станции метрополитена. - Кстати, я желаю проехаться в метро! Нет возражений?
Возражений не было и странная четверка, мимо памятника знаменитого писателя, неспешно меся ногами остатки снега по грязной дорожке сквера дошла до стеклянных дверей станции метро.
Здесь было шумно. Люди толпились у маленьких магазинчиков и лотков с газетами и фруктами. На трамвайной остановке, гремя колесами, остановился трамвай, выпуская из открывшихся дверей раскрасневшихся от духоты и тесноты пассажиров, и они с шумом направились к метро. Не дожидаясь выхода последних, стоящие на остановке начали штурм подошедшего транспортного средства, так что не успевшим сойти несчастным пришлось продираться сквозь толпу упорно не замечающих их людей. Они теряли пуговицы и яростно работали локтями. Наконец последние, те кто не принимал участие в штурме, разместились на ступеньках, держась за поручни. Водитель закрыл двери и позвонив в звонок, с грохотом тронулся в путь.
А у входа в метро шла бойкая торговля. Небольшая очередь собралась у лотка с цветами и люди придирчиво выбирали букеты. Какой-то оборванный мужик сидел на ступеньках, мешая проходу обходивших его стороной и спускающихся вниз людей. Он мотал из стороны в сторону лохматой, грязной головой, покрытой коростами и что-то бормотал. К нему прошел, одетый в серый бушлат милиционер и брезгливо ткнул его палкой.
- Чо расселся! А ну пшел отсюда! - и добавил смачный удар по спине сидевшего.
Тот закрывая голову руками поднялся и шатаясь стал подниматься наверх, а проходившие мимо люди шарахались от него в разные стороны. Но как только выполнивший свой долг страж порядка удалился, бомж опять тяжело опустился на ступеньки.
- Ну что мессир, вы еще не раздумали прокатиться в подземке? - в голосе толстяка звучала насмешка.
Не замечая ее Воланд неспешно шел по длинному тоннелю, разделенному металлическим забором к ряду турникетов, мигающих красными и зелеными огоньками. Он, не останавливаясь, пошел между двумя ближними и недоуменно уперся в выехавшие узких щелей железные заграждения. Турникет пронзительно заверещал и к ним подбежала пожилая женщина-контролер со свистком в руке.
- Граждане! Что у вас тут случилось?! Вы что, турникетом пользоваться не умеете?! - она возмущенно уставилась на абсолютно спокойного Воланда, который даже не обернулся.
- Почему же не умеем? Умеем! - подоспевший на выручку толстяк взял женщину под ручку и что-то зашептал ей на ухо.
Та, по-видимому от удовольствия, покраснела и приложила к турникету магнитную карточку, вынутую из кармана Бегемотом.
- Проходите пожалуйста! - сказала она и улыбнулась. И вся четверка, друг за другом проследовала через неожиданно возникшее препятствие.
- И что же ты, шалун, сказал ей такого, что она стала похожа на цветущий мак? - дружески подмигнув, спросил Бегемота блондин.
- А то, мой дорогой Фагот, что говорят настоящие рыцари дамам - комплимент! Так, что отныне я тоже буду называться рыцарем, а мессира попрошу отнять это звание у тебя! Пока не перевоспитаешься! - и толстяк рассмеялся, глядя на то, как изменилось лицо блондина. - Шутка твоя не удалась! Так, что и на роль шута ты тоже не годишься, мой друг!
- Что-то ты сегодня развеселился. Смотри, как бы не заплакал! - мертвенно бледное лицо рыцаря побледнело еще больше и стало похоже на лист бумаги. А толстяк, будто бы не замечая этого, как не в чем ни бывало, продолжал ерничать.
- А что, я бы хорошо смотрелся в сверкающих доспехах, с разноцветным плюмажем из перьев на шлеме верхом на вороном коне!
- Тебе бы подошел ледащий ишак и разноцветный шутовской колпак с бубенцами! - рыцарь сердито отвернулся, давая понять, что разговаривать больше не намерен.
Они стояли на эскалаторе, который уносил их глубоко в толщу земли, где шум подъезжавшего к платформе поезда и громкий шорох сотен ног по мраморному полу заглушил их голоса.
Свободных мест в вагоне не было и стоя, держась за никелированный поручень, они с интересом рассматривали едущих пассажиров и свои искаженные лица, отраженные в черном стекле вагона.
Люди сидели и стояли, качаясь в такт движению поезда. Кто-то дремал, кто-то читал, а кто-то, перекрикивая шум, разговаривал. Но на всех, без исключения лицах было написано ничем неприкрытое равнодушие. Даже улыбки были бездушными и неискренними, не было в них той теплой искорки, которая согревает собеседника, только усталость, равнодушие и холодная отчужденность друг от друга.
- Да, как же изменились москвичи! - пробасил Воланд, не поворачивая головы и вроде бы ни к кому не обращаясь.
Его спутники промолчали, но зато сидевшая перед ним толстая тетка в ядовито-зеленом пальто и огромной клеенчатой авоськой, голубого цвета стоящей у нее между ног и загораживающей половину прохода, видимо услышав брошенную реплику, презрительно скривила тонкие губы.
- Конечно изменились! - безапелляционно заявила она, перекрикивая шум едущего поезда, - а потому, что понаехали в Москву, все кому не лень - напокупали квартир, а коренным москвичам и места не осталось!
Сидевшие рядом люди с интересом наблюдали за нарождающимся скандалом. А Воланд повернулся к стоящему рядом Фаготу.
- Разве я спрашивал мнение этой женщины?
- Нет мессир, не спрашивали! - влез в разговор толстяк. - Фу-х, ну и духота здесь! А вам не жарко, любезная Пелагея Ивановна? - и толстяк, вытерев клетчатым платочком выступивший на лбу пот, чуть наклонился к тетке и внимательно смотрел на нее.
Но ей было не жарко. Ее наоборот бросило в холодный пот и от удивления, глаза ее стали похожи на пятирублевые монеты.
- А-а-а, ты откуда знаешь, как меня звать? - чуть заикаясь и стремительно теряя весь свой презрительно-высокомерный вид, спросила она. - Мы разве знакомы?
- Нет, пока еще нет! Но, будем знакомы, позвольте представиться - Бегемот! - и толстяк кивком головы изобразил церемониальный поклон. - А вы... Вы коренная москвичка - Пелагея Ивановна Кадушечникова, в начале восьмидесятых приехали в Москву из Тамбова "по лимиту" и работали на стройке. А в прошлом году вышли на пенсию? Верно? Кстати позвольте поинтересоваться, а разве мессир спрашивал вашего мнения? Или просто у вас сегодня с утра ужасное настроение..., вы - опять поругались с невесткой и решили на ком-нибудь сорвать злость?!
Глаза у женщины округлились еще больше и она уже задыхалась, жадно хватая воздух ртом. Теперь ей было уже безумно жарко.
- А почему бы вам, не уехать обратно? В Тамбов? И на одного человека в столице было бы меньше? А, любезная Пелагея Ивановна? - из голоса толстяка пропали все глумливые нотки, и он легонько щелкнул пальцами перед носом тетки и она вскочила с места, подхватив свою сумку и расталкивая пассажиров начала протискиваться к дверям.
- В Тамбов, в Тамбов..., на родину! Надоело все! Брошу все и уеду! Сейчас же! - бормотала она, не глядя по сторонам.
Поезд остановился. Двери открылись и Пелагея Ивановна Кадушечникова, не замечая тяжести сумки, выскочила на платформу и затерялась в выходящем потоке людей.
- Что за привычка у тебя лезть куда тебя не просят? И скажи на милость, чем ты лучше этой Пелагеи Ивановны? Встреваешь в чужой разговор, хотя я, по-моему, обращался к рыцарю!? - и Воланд вопросительно посмотрел на толстяка.
- Но..., мессир..., может я конечно и не прав, - толстяк насупился и обиженно засопел, - зато теперь одним хамом в Москве будет меньше!
- Зато в Тамбове, дорогой мой, на одного больше! - и Воланд замолчал, глядя на мелькающие за темным окном трубы, напоминающие бесконечную змею.
- Нам пора выходить! - через минуту сказал он, обращаясь к своим спутникам. И из душного вагона они вышли на сверкающую огнями, отражаемых от блестящих каменных стен, платформу, и без приключений поднялись на поверхность земли.
* * *
- Я просто не понимаю, для чего ты позвал меня? - черная фигура немного подалась вперед и, казалось, пронизывала собеседника пылающим взглядом невидимых глаз. - И уж если я пришел, то давай говорить начистоту, без всяких нравоучений и присущего тебе снобизма, который твои рабы принимают за непреложную истину.
- Ты во второй раз назвал мое окружение рабами...
- Ты невнимателен, в первый раз я назвал их слугами!
- Это не меняет сути вещей.
- У вещей и не может быть единой сути! Это только видимость и попытка в очередной раз упорядочить этот несовершенный мир! - голос черного игрока креп и сам он, казалось, стал возвышаться над противником. А свет в зале перестал излучать свое сияние.
- Опять ты за свое, - голос белого игрока опять вернул освещению его былую яркость и мягкость, - снова ты пытаешься перевернуть все с ног на голову и подменить Истину - Видимостью!
- Я не идеалист, в отличие от тебя! Я никогда им не был, и если не случится ничего, неподвластного моему пониманию, никогда им не буду!
- Да, ты всегда воспринимал мир в темных тонах, и этого не изменить...
- А ты бы хотел? - и в голосе черного снова появились насмешливые интонации.
Белый игрок на мгновение оторвался от игры, отчего белые фигуры, вдруг утратившие невидимую связь с ним, тоже замерли в ожидании.
- Ты предложил поговорить начистоту? Давай. - Голос его заполнил все пространство необъятного зала. - Да, я бы этого хотел! Но только не в том понимании сути вещей, в том числе и тебя и твоих предсказуемых поступков, коими ты гордишься, хотя и не показываешь виду. Я бы хотел не и з м е н и т ь тебя, но сделать так, чтобы ты изменился с а м, по собственной воле!
Раскатистый хохот, похожий на многократно усиленный удар грома, сотряс звезды на потолке.
- Ну, неужели я похож на тех глупых людишек, которые как черви копошатся у тебя под ногами, в постоянном страхе перед неизбежным?! Неужели ты совсем не считаешь меня хотя бы немного выше их?!
- В своем стремлении возвысится, ты как раз похож на них, за тем исключением, что не их и ни тебя я не считаю глупыми. - Белый игрок вновь обратил свое внимание на фигуры перед собой, и они опять начали свое загадочное движение.
- Ну а тогда вот тебе простой пример! Отчего ты не дал им шахматы в том виде, в котором их придумали? - спросил черный с насмешкой. - Зачем ты упростил эту игру до минимума? Или ты считаешь, что твои у м н ы е людишки не способны понять ее сути?
- Что касается шахмат, то им нужно время, чтобы освоить э т у игру. На все нужно время, - спокойно парировал белый игрок.
- Это же смешно! Ты напоминаешь мне заботливую наседку, которая всячески пытается угомонить и собрать разбежавшихся цыплят к себе под крылышко. Но цыплятам х о ч е т с я бегать! Как ты этого не поймешь? Вместо того, что бы создавать им тепличные условия ты хотя бы раз попробуй позволить им делать то, что они хотят! И тогда ты поймешь - достойны ли они твоего внимания и заботы!
- Я единственный раз позволил себе тебя недооценить... В той истории с яблоком... И сейчас речи твои звучат так, словно шипение т о й змеи... Сладко, искушающее.... Да... изменить твою сущность мне не под силу. Но помешать тебе я все еще способен, так что не надо советовать мне, к а к поступать! В с е решения принимаю я! И только я!
Впервые за все время разговора интонация голова белого игрока чуть заметно изменилась. Но ни одно движение его туманной фигуры не выдало раздражения, которое вызвали слова противника. А черный игрок, казалось, был доволен и этими, практически незаметными изменениями.
- Да, - сказал он с нескрываемым торжеством, - ты создал их по с в о е м у образу и подобию..., только вот копия, как ты знаешь всегда х у ж е оригинала! - И громоподобный смех опять потряс звездный потолок.
* * *
Стена дома на одной из улиц в центре, возле входной двери с массивной железной ручкой, пестрела разнокалиберными табличками, на которых были написаны названия, размещающихся здесь фирм. На одной из них была надпись "Риэлторская фирма "Шанс".
- Вот это как раз, то, что нам нужно, - сказал Воланд, - нам сюда!
- Как мессир, вы хотите купить квартиру? - Азазелло удивленно посмотрел на Воланда.
- Да Азазелло, а почему ты так удивлен? Времена меняются! Это в прошлый раз мы воспользовались любезным гостеприимством покойного Берлиоза, но вспомни сколько пришлось проделать всего, чтобы спокойно пожить в тишине?! Один Степа Лиходеев чего стоил?!
- Но мессир, к чему все эти хлопоты? Можно было спокойно поселится в гостинице! В Москве сейчас множество прекрасных гостиниц на любой вкус!
- Я не люблю гостиниц. Там очень много шума. К тому покупать нам ее незачем, можно просто снять.
И вся четверка, в арьергарде которой шел все еще сопящий от обиды толстяк, открыв дверь поднялась на второй этаж здания и направилась по коридору, руководствуясь бумажными стрелками на стенах, на которых было написано "Риэлторская фирма". Наконец, нужная дверь была найдена.
В небольшой, чистой комнатке стояли три стола с компьютерными мониторами, за которыми сидели две девушки и мужчина. В шкафу, за стеклянными дверцами, стояли ряды одинаковых папок с разноцветными надписями. Честная компания, ввалившись в комнатку, сразу заполнила все свободное пространство. Люди, сидящие за столами, оторвали взгляды от компьютеров и повернулись к ним. Бегемот, вошедший последним, протиснулся вперед.
- Добрый день! - на круглом лице толстяка засверкала улыбка.
- Здравствуйте! Проходите пожалуйста, присаживайтесь! - мужчина, поднявшись из-за стола указал на ряд стульев стоящих у стены.
Все кроме Бегемота, последовали предложением.
- Чем можем помочь? - на лице мужчины тоже заблистала улыбка, не уступавшая в обаянии улыбке толстяка.
- Мы хотели бы снять квартиру, - продолжил улыбающийся Бегемот, - на неопределенный срок.
Мужчина окинул посетителей оценивающим взглядом, дольше всех задержавшись на Воланде, который не обращая на него никакого внимания, спокойно смотрел в окно.
- Мы можем предложить вам несколько вариантов, - мужчина видимо сомневался в платежеспособности странной компании, и это сомнение отразилось у него в глазах.
- Мы бы хотели что-нибудь попросторнее... Э-э-э... Николай? - и толстяк глядя на карточку приколотую на пиджаке мужчины, достал из кармана пухлую пачку долларов. - И если можно, без шумных соседей!
Взгляд Николая переместился на деньги.
- Только у нас оплата в рублях по курсу, - сказал он и поднял глаза на Бегемота.
- А мы платим рублями! - и мужчина потер руками глаза, потому что в руках у толстяка были российские деньги, хотя он мог бы поклясться, что секунду назад там были доллары.
- Ну что ж..., у нас есть подходящий для вас вариант!
- А отчего ты хотел расплатиться долларами? - спросил Воланд у толстяка, когда все формальности были улажены и компания вышла на улицу.
- Я совсем запутался мессир! Не в одном городе мира нет такой неразберихи с деньгами! Тут принимают рубли, там доллары, а в другом месте - евро! Не знаешь, что и делать! - лицо толстяка приняло страдальческое выражение. - Почему люди до сих пор не придумали универсальные деньги!
- Потому, что люди предпочитают жить обособленно друг от друга, каждый со своими деньгами, проблемами и радостями! И ничто на свете не сможет их объединить!
- Кстати, мессир, я уже устал! Мы полдня ходим по Москве пешком, а посмотрите вокруг! - и он указал на движущиеся плотным потоком автомобили, - посмотрите вокруг! Люди перемещаются внутри этих замечательных железных коробок, под названием автомобиль!
- И? - Воланд непонимающе посмотрел на толстяка.
- И я тоже хочу ездить на автомобиле! - заключил тот.
- А я не хочу! Мне уже надоели эти толпы спешащих людей, наступающих тебе на ноги и толкающих в спину. Я буду наблюдать за горожанами сидя у пылающего огня, не выходя на улицу, а вы можете ездить на автомобилях, летать на самолетах! Что хотите, то и делайте!
- Но мессир! Как же вы будете наблюдать не выходя за порог квартиры? - спросил Воланда молчавший до этого Фагот.
- Мы откроем, как это сейчас называется? Свой бизнес! - и Воланд поднял вверх указательный палец.
- И чем же мы будем заниматься? - встрял в разговор толстяк.
- Ненужными вещами! - и увидев немой вопрос, возникший в глазах его спутников, Воланд пояснил, - у людей есть поразительная привычка - покупать ненужные вещи, вроде кружек с просверленными в них дырками или книг, которых они не читают, но которые подходят по цвету переплета к тем, которые у них уже есть! Так, что каждый, кто обратится к нам, сможет выбрать ненужную вещь себе по душе!
* * *
В большой комнате, с высокими окнами задернутыми темными, тяжелыми шторами красного цвета и не пропускающими ни одного лучика дневного света, в камине весело потрескивали огромные поленья. На застеленной пледом тахте, поджав ноги расположился Воланд. Рядом, на низкой табуретке сидел Азазелло. Оба неподвижно смотрели на пылающий огонь. Несмотря на камин, в комнате было холодно и сыро, а воздухе стоял терпкий запах болотных трав.
- А где Фагот и Бегемот? - не отрывая взгляда от огня спросил Воланд.
- Умчались выбирать себе автомобиль, мессир!
- Да, я представляю, что будет твориться на московских дорогах, когда эта парочка окажется за рулем! - Воланд усмехнулся.
- Последний раз, когда Бегемот сидел за рулем, он устроил веселенькую аварию! - проворчал Азазелло, - а потом еще и оправдывался, что Шумахер, дескать, ездить не умеет! Хотя сам, нарочно его подрезал!
- Ладно, пусть себе развлекаются...
* * *
А в это время около дверей одного из московских автосалонов, за огромными витринами которого красовались автомобили всевозможных цветов остановились два человека.
- Ты не находишь Бегемот, что для покупки дорогого автомобиля ты слишком просто одет? - спросил Фагот, презрительно оглядывая толстяка.
- Давно ли ты, любезный рыцарь, ходил по Москве, нацепив на нос дурацкое разбитое пенсне!? - парировал тот.
- Не сравнивай пожалуйста, тогда и не было таких шикарных магазинов! А твой примус, с которым ты не расставался ни на минуту? Он тоже был далеко не новым!
- Ты еще вспомни мой хвост! - сердито сверкнув глазами Бегемот.
- Ну, это разговор отдельный! - и Фагот подмигнул обиженному толстяку.
- Хотя, если подумать, то капля истины в твои словах есть! - толстяк критически посмотрел на свою красную клетчатую куртку и ботинки покрытые слоем грязи. - Я знаю тут неподалеку хороший магазин, пойдем - заглянем!
И они развернувшись, пошли по тротуару о чем-то беседуя...
* * *
... После полутора часов примерки, уставшая девушка, подносившая к кабинке, в которой пыхтел Бегемот, пытаясь натянуть очередные брюки, ворох костюмов, сказал сидящему на стуле Фаготу:
- К сожалению, это последние! Больше ничего нет...
- Ты слышал?! - Фагот через занавеску обратился к толстяку.
- Слышал, слышал! Неужели, в таком большом магазине нет подходящего для меня размера!? - раздалось его недовольное ворчание.
- Ты у нас нестандартный! - прыснул Фагот.
- Не вижу повода для веселья! - обиженно засопел за занавеской толстяк. - Я не настолько толстый, чтобы не подобрать себе костюма.
- Да уж..., да уж..., не настолько! - не унимался рыцарь, - Тебе нужно в магазин "Три толстяка"! Там то точно, тебе что-нибудь подберут!
- Я попросил бы вас не острить по поводу моей фигуры! Да - не без изъянов! Но главное то - не внешность, а содержание! - продолжал ворчать в кабинке толстяк, и по его сосредоточенному сопению было понятно, что как раз один из таких изъянов он безуспешно сейчас пытается скрыть.
- Ну-ну! Содержание говоришь!? И чего же, интересно, такого замечательного в твоем содержании?!
- А то! Что любой другой бы на моем месте, давно бы переломал о твою спину, твою же драгоценную трость, которой ты так дорожишь! А я - смиренно терплю все твои грязные инсинуации!
Последние слова Бегемот произнес уже выйдя из кабинки. Выглядел он довольно комично: раскрасневшееся круглое лицо, с выступившими на лбу капельками пота, черные брюки, явно ему коротковаты, из-под которых виднелись полосатые носки и вельветовый пиджак желто-рыжего цвета, угрожающе натянувшийся на его круглом животе. Довершала картину - аляповатый галстук, который толстяк нацепил на голую шею.
- Рубашечку вот, не смог подобрать..., - грустно сказал он, не замечая удивленного взгляда продавщицы, застывшей с ворохом одежды в руках.
Фагот покатился со смеху.
- Да-а-а..., лучше бы ты оставался в старой одежде, все приличнее выглядел! - отсмеявшись, сказал он.
- А что, мне нравится! А ты, если не нравится, можешь не смотреть! - фыркнув, ответил толстяк и лучезарно улыбнулся опешившей девушке. - Я беру это!
Выйдя из магазина, неразлучная парочка направилась в сторону автосалона.
* * *
- А скажи мне, только честно, если слово "честность" можно применить к твоей сущности, отчего ты все-таки пришел? Ведь мог и не прийти?
- Потому, что ты позвал меня, и позвал лично, а не передал приглашение, как ты обычно делаешь, посылая ко мне своих нерасторопных гонцов!
- Только поэтому? - в голосе белого игрока послышался смешок.
- Да! Исключительно поэтому! Ты же прекрасно знаешь, что все это время я игнорировал твои приглашения, а ты делал вид, что меня не существует! - черный плащ на угловатой фигуре словно раздуло порывом ветра, хотя воздух в зале оставался недвижимым. В воздухе повисло молчание...
- А теперь ты, ответь мне со всей честностью, свойственной, как ты считаешь, одному тебе, - заговорил черный игрок через некоторое время, когда они оба, казалось, опять с головой погрузились в созерцание происходящего на шахматной доске. - Я очень давно хочу получить именно от тебя ответ на этот вопрос..., - и он, как бы раздумывая над формулировкой еще не заданного вопроса, склонил голову немного вбок, пристально глядя на собеседника.
- Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить..., -ответил тот, не отрывая взгляда от игры, - о моем сыне...
- Да, - голос черного опять зазвучал немного громче, и как будто немного более взволнованно, - да, о твоем несчастном сыне, которого ты, во благо каких то, только тебе известных истин, отдал на растерзание остервенелой от крови толпы.... Скажи! Объясни мне, наконец, для чего ты это сделал? Ты - считающий себя всезнающим и всесильным! Ты - дарящий этим людям, предки которых безжалостно растерзали твоего сына, Надежду, Свет и Веру в завтрашний день, которого, между прочим, у них никогда не будет!
* * *
- Не спорь со мной! "Мерседес" лучше! Ты только посмотри на него - это же хищный зверь! - Бегемот крутился вокруг огромного черного лимузина, гладил его блестящие бока, открывал и закрывал двери, поднимал и опускал стекла.
- Наверное, если бы никого не было рядом, ты бы облизал его! - глядя на млеющего толстяка, сказал Фагот.
- И облизал бы! Тебе то что?! Ну ты только посмотри, какая прелесть! - толстяк в очередной раз уселся за руль, - какие удобные сиденья! Вот попробуй сам и ты согласишься, что твой "БМВ" хуже!
- Ничего не хуже! Такая же хорошая машина! Это уперся со своим "Мерседесом", а мне по большому счету все равно на чем ты разобьешься! - и он весело рассмеялся.
- Кто!? Я!? - Бегемот даже подпрыгнул от негодования и ударился о довольно высокую крышу салона, - да ты в своем уме, рыцарь?! Если ваше высочество не ездили ни на чем, кроме своей хромой кобылы, то ваш покорный слуга имеет в своей личной коллекции множество наград за победы в гонках!
- Ты бы лучше вспомнил, сколько ты за последние сто лет разбил машин! Да еще тогда, когда машины передвигались с черепашьей скоростью, ты умудрялся оказаться в кювете!
- Тогда я еще только учился!
- Только не говори мне, что за это время ты чему-то научился! Скорости переключать и "до полика" давить на педаль газа!
- Я! Да я!!!!!! - голос толстяка задрожал от негодования, которое переполняло его и выплескивалось наружу в виде пыхтения и сопения. От злости он не мог подобрать слов, чтобы парировать издевки.
- Ну смотри же, неверующий! - в этот мгновение у него в руках оказалась связка ключей, один из которых он молниеносно вставил в замок зажигания и с негромким утробным урчанием под капотом заработал мощный двигатель. - Пристегните ремни!
С этими словами, толстяк рванул рукоятку переключения скоростей и нажал на акселератор. "Мерседес", словно дикий зверь рванул с места и с грохотом врезался в витринное стекло салона, которое обрушилось лавиной осколков. Перевалив через невысокий бортик разбитой витрины, машина, вызвав переполох прохожих на тротуаре, выскочила на проезжую часть и втиснулась в плотный транспортный поток.
Все это произошло за столь короткое время, что весь персонал салона, включая громилу-охранника застыл с отвисшими челюстями и дурацким выражением недоумения на лицах. Первым очнулся менеджер. Он схватил лежащую перед ним на столе трубку телефона и лихорадочно перебирал в уме телефоны, пытаясь вспомнить номер милиции... То ли "03", то ли "02"... судорожно думал он, и взгляд его бегая по разрушенному магазину, пытался охватить картину ущерба...
Наконец он дозвонился и судорожным голосом продиктовал адрес салона и сбивчиво рассказал девушке на том конце провода, что за беда у них произошла.
- Мог и расплатиться за машину, или в детстве тебе не говорили, что воровать нехорошо! - ехидный голос Коровьева, развалившегося на пассажирском сиденье привел пыхтящего Бегемота в еще большее негодование.
- Расплатился бы! Не надо было вам рыцарь столь скептически обсуждать мои водительские способности! Вам, как никому другому они прекрасно известны! - от обиды толстяк, казалось, был готов расплакаться. Он вел машину, постоянно перестраиваясь из ряда в ряд, и скоро впереди показалась развязка кольцевой дороги, куда они и свернули.
- А теперь, - торжественно произнес Бегемот, - у вас есть шанс на деле убедиться в том, что я лучший водитель в мире! - и машина, перестроившись в левый ряд стала стремительно набирать скорость...
* * *
...Исковерканный кузов "Мерседеса" лежащий в придорожном кювете погрузили на эвакуатор и отвезли на стоянку, где представители страховой компании автосалона с удрученными лицами подсчитывали размер страховой выплаты. А неразлучная парочка, видимо помирившаяся, о чем-то весело переговариваясь спускалась по эскалатору в глубины московской подземки. Проходя мимо прилавка с газетами и журналами, кричащими сенсационными заголовками, Бегемот остановился и запустив не слишком чистую, по всей видимости после аварии, руку в карман таких же грязных брюк, давно потерявших весь свой товарный вид. Вынув пригоршню мелочи, он, под недоуменным взглядом своего спутника, купил одну из бульварных газет, полную сенсационных разоблачений и откровений о жизни сильных мира сего, и сложив ее вдвое, засунул под мышку. Он хитро взглянул на Коровьева и с пафосом провозгласил:
- Вперед, друг мой! Хотя иногда в мою голову закрадываются шальные мысли, что под твоей личиной друга, скрывается истинное лицо завистника и недоброжелателя!
- Право же, ты хочешь обидеть меня! - с таким театральным пафосом ответствовал тот, - я всегда относился к тебе с искренней симпатией и доброжелательностью, и, вспомни, неоднократно отводил от твоей головы, заслуженный гнев хозяина! Но после того, как ты выразил мне свое недоверие, я крепко задумаюсь о моем дружеском отношении к твоей персоне! Кстати, а для чего ты купил эту дурацкую газетенку?
- А для того, мой пока еще друг, чтобы не отставать от интеллигентной московской публики! Ведь по статистике, Москва самый читающий город в мире! Но, если ты успел заметить, читают жители этого очага культуры исключительно в промежутках между работой и домом, то есть по дороге! - толстяк, продолжая свою речь тем же пафосным голосом, увлекал своего спутника на платформу станции.
Они проходили мимо бронзовых фигур мужчин и женщин, застывших в разнообразных позах и являющимися украшением станции и объектами для фотографирования туристов осматривающих эти рукотворные создания.
- А скажи мне друг мой, как тонкий ценитель произведений искусства, эти бронзовые создания, по-моему, несут не очень большую общественную нагрузку. - Хитро скосив глаза на Коровьева, сказал толстяк. - Ведь если хорошенько подумать, им можно найти более рациональное применение...
- Да уж, - рассмеялся Коровьев, - ты то у нас знатный рационализатор! Помнится, ты нашел очень рациональное применение картинам в Лувре! Я бы, например, никогда не додумался топить ими камин! Ладно картины, ну зачем ты после этого поджег само здание? Огня было маловато?!
- Ну..., - с притворным смущением начал оправдываться толстяк, - после осмотра этих нетленных произведений рук человеческих я ужасно замерз. В этих огромных дворцах всегда плохо топят..., а старые рамы оказались прекрасными дровами.... А потом, согревшись, я представил себе возмущение обитателей Лувра, когда они увидят, что картины потеряны для них безвозвратно... и решил не расстраивать их...
- Ага! И они сгорели вместе со своими картинами....
- Сгорели..., - смущение толстяка достигло такого предела, что его чумазое лицо запылало не хуже того костра, который он разводил в Лувре. - Но зато и расстраиваться уже было некому!
- Воистину, как гласит известная поговорка, - благими намерениями выстлана дорога в ад! - менторским тоном продолжал стыдить Бегемота Коровьев. - И какое же применение нашло этим изваяниям твое рациональное мышление?
Притворное смущение толстяка вмиг сдуло с его круглой физиономии, и в хитрых глазах заискрились огоньки очередной предстоящей проказы. Он подошел к ближайшей к нему фигуре матроса с револьвером в руках и что-то очень тихо сказал ей. После чего махнул рукой, подзывая улыбающегося спутника и молча взяв его за руку, увлек в распахнутые двери подъехавшего к платформе поезда.
* * *
- Он был одним из них..., - после долгой паузы, голос белого игрока звучал так, словно каждое слово давалось ему с неимоверным трудом. - Одним из миллионов.... И до тех пор, пока не пришло время узнать, кто он такой на самом деле, мой сын считал себя о б ы к н о в е н н ы м человеком. Ну, а после того, как он узнал правду, на его плечи упало огромное бремя ответственности...
- Ты как всегда верен себе! - сарказм в голосе черного игрока достиг, казалось, своего предела и перешел за грань издевки. - Ты даже собственного сына предпочитал держать в неведении относительно его судьбы, вместо того, чтобы сказать ему правду и сразу открыть ему свои замыслы. Для чего? Ты думаешь, оттого что он узнал всю правду позже, ему стало от этого легче? Ты думаешь, он меньше страдал от побоев и нечеловеческих пыток, которым его подвергли?
- Нет, не думаю..., ему было еще тяжелее, но он достойно прошел через боль и страдания, - голос белого игрока, с каждым произнесенным словом становился все тише и тише, как будто он сам подвергался самой изощренной и страшной пытке на свете.
- Я был, тогда, рядом с ним..., до самого конца..., - еле слышные нотки сожаления, которые никогда не уловило бы человеческое ухо, прозвучали в голосе его оппонента...
- ... А скажи мне, отчего ты тогда не помог ему? Отчего не избавил от страданий? - черный игрок оторвал свой взгляд от доски и вопросительно посмотрел на белого.
На некоторое время в зале повисла тягостная тишина, не прерываемая абсолютно никакими звуками.
- Он не просил меня об э т о м.... Он молил меня только о том, чтобы я дал ему сил все вытерпеть....
- А каково тебе самому было смотреть на его мучения? Как мог ты допустить, чтобы невинный человек так страдал??? Неужели ты думал, что кто-то из людского рода по заслугам оценит его страдания? И не просто оценит, а сделает выводы: ради чего пострадал твой сын?!
- Да, я надеялся на это..., и не просто надеялся, я возлагал огромные надежды, что э т а жертва не оставит людей безразличными, и заставит задуматься о том, к а к они живут!... - с горечью в голосе произнес белый игрок.
- И они оправдали твои надежды?! - не то вопрошая, не то издеваясь, перебил его черный.
- Знаешь, - после некоторой паузы, уже ровным голосом, ответствовал белый игрок, - я в очередной раз пытался указать им п р а в и л ь н ы й путь. Путь, по которому им следует идти...
* * *
- Нет, Мессир, по-моему вы зря отказались от проведения бала в этом году..., - задумчиво сказал Азазелло.
Воланд, вопросительно подняв вверх брови, молча и выразительно посмотрел на собеседника.
- Я хотел сказать, что если бы вы, решили организовать бал, то эти бездельники сейчас в поте лица трудились бы над его устроением, а вместо дела они сейчас занимаются чёрт-и чем! - ворчливо пробурчал Азазелло, не поднимая взгляда на Воланда.
- Каждый поступок и действие имеет свое значение и свои последствия! Неужели ты этого еще не понял..., - укоризненно качая головой, молвил Воланд. - И не тебе это объяснять. Что в этой жизни ты сделал такого, что бы не имело последствий или не несло бы в себе какой-то смысл явный или скрытый? Подумай...
В комнате воцарилось молчание и только слышно было, как трещат дрова в камине да тикают висящие на стене странной формы часы. Часы эти были круглыми и были выполнены в форме двух золотых колец, одного внутри другого, с нанесенными на них странными символами, двигающихся против часовой стрелки. Сами кольца вращались навстречу друг другу с неравномерной скоростью, то замедляя, то убыстряя свой ход, так, что письмена превращались в огненные круги. Иногда они вообще останавливались и оставались недвижимыми некоторое время.
- Да, вы правы, Мессир, - через некоторое время тихо и задумчиво ответил Азазелло. - Все, что я делал вольно или невольно имело определенные последствия.
- И потому пришло твое время выполнить, то ради чего мы здесь находимся, - негромко сказал Воланд и кинул взгляд на часы, которые в это время застыли в неподвижности.
- Я уже иду, Мессир! - Азазелло склонил голову и растаял в воздухе.