Квант Макс : другие произведения.

Городок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тот городок был мал как детская игрушка... (с) Антиутопия про жизнь и изоляции.


Макс Квант

Городок

Антиутопия в девяти картинах.

   Посвящается моим учителям: Ирине Ивановне, Татьяне Павловне, Ларисе Николаевне, Елене Борисовне, Александре Викторовне. Золкину А. С. без извинений.

Городок

   Тот городок был мал, как детская игрушка
   Не знал он с давних пор болезней и нашествий.
   На башне крепостной ржавела молча пушка
   И стороною шли маршруты путешествий.
   И так за годом год, без праздников и будней
   Тот город спал.
   Во сне он видел земли городов безлюдных
   И мертвых скал.
  
   Среди холодных скал музыка звучала,
   А город спал.
   Куда она звала, кого она искала,
   Никто не знал.
  
   Музыкант прошел под окнами,
   Мелодии простой никто не смог запомнить,
   Весь город спал.
   Он свободен был и счастлив, никому не делал зла.
   Он просто пел, хотя его никто не звал.
  
   Кто в духоте ночной
   Не закрывал окна,
   Того уж нет.
   Ушли искать страну,
   Где жизнью жизнь полна,
   За песней след.
  
   Музыкант прошел под окнами,
   Мелодии простой никто не смог запомнить,
   Весь город спал.
   Он свободен был и счастлив, никому не делал зла.
   Он просто пел, хотя его никто не звал.

Алексей Романов

Действующие лица:

   Музыкант - человек-оркестр.
   Лиза - рыжеволосая художница.
   Мэр - старый, больной, толстый, но хватка - волчья!
   Полицмейстер - очень осторожный человек.
   Диверсант - несколько апатичный, всё ему надоело.
   Мусорщик
   Две бабки - говорят быстро, сплетницы.
   Писатель - в потёртом пиджаке и постоянно с газетой подмышкой.
   Глава подполья
   Подпольщики (трое: Толстый, Высокий и Барышня) - этакие апатичные маньяки от подполья.
   Поэт - с желтоватым шарфом, пером и блокнотом.
   Певица - человек, старающийся сделать себя как можно страшнее и разыграть из себя мученицу (чёрные: волосы, брови, губная помада, веки, проколотые: бровь, нижняя губа, уши, волосы - беспорядочн6о пострижены).
   Дама - хочет казаться очень красивой, но не получается - мордочкой не вышла.
   Учёные - в очках с толстыми стёклами и портретами Мэра в бумажнике.
   Психолог - всех видит насквозь, оттого мало с ним кто и общается.
   Солдат - караульный.
   Полиция
   Горожане
   Заключённые
   Действие происходит в неком абстрактном закрытом Городе. Картина Города мрачная. Задник серый. Всё сделано без особых излишеств, практично. На заднем плане всегда посередине видна высокая узкая Башня с бойницами на верхушке. Одежды горожан наиболее просты и сделаны с минимумом разнообразия.

Картина 1

   Занавес раскрывается. На сцене, посередине (не закрывая Башни) стоит полосатая будка КПП. В будке с заржавевшим полуразобранным ружьём в обнимку спит Солдат. Входит Музыкант, обвешанный музыкальными инструментами. Музыкант останавливается смотрит на Солдата, задумывается. Потом берёт скрипку и тихо начинает выводить колыбельную.
   Солдат (вздрагивает, просыпается, хватается за ружьё, направляет его на Музыканта). Стой!.. Стрелять буду!..
   Музыкант (отвлекается от скрипки). Так что мне делать? Стоять или от пуль уворачиватся?
   Солдат. Стоять!.. Кто таков?
   Музыкант. Я-то?
   Солдат. Ну не я же.
   Музыкант. И то ясно. Я - Музыкант. Хожу по городам, сёлам, играю простым людям и вельможам, музыкой зарабатываю свой хлеб. А ты кто таков? И что делаешь?
   Солдат (по-дружески). Я - солдат, я несу службу... (Спохватывается.) Куда идёшь?
   Музыкант. А я и сам не знаю. Иду - куда глаза глядят, а глаза глядят - куда я и иду. Так что замкнутый круг какой-то получается. Ноги слушаются глаз, а глаза - ног, и в итоге иду я по земле, веселю простых граждан, селян и горожан, богачей и бедняков, жён и мужей, взрослых и детей...
   Солдат. Короче!
   Музыкант. Зачем короче? Если короче говорить - то и замолчать можно, а потом не произнести ни одного слова...
   Солдат. Куда идёшь?
   Музыкант. Вперёд... Куда глаза мои глядят. А глядят они вперёд, значит, и идти мне вперёд.
   Солдат. А где это твоё "вперёд"?
   Музыкант (указывает прямо перед собой). Там.
   Солдат (солдат смотрит туда, куда указывает Музыкант). Так. Понятно. А что ты там будешь делать?
   Музыкант. Как всегда? Играть. Людей веселить, смешить, иногда даже петь...
   Солдат. На чём играть? На этом?
   Музыкант. Да. Скрипка, банджо, гитара, флейта, тарелки, дудочка, барабан, рожок... Живые, можно сказать натуральные, инструменты... вот послушайте. (Начинает играть на гитаре.)
   Солдат (испуганно озираясь). Тише! Не надо! Нельзя!
   Музыкант (перестаёт играть). Почему же? Это же живая музыка. Звуки из них льются сами собой, успевай только слышать и понимать...
   Солдат. Нет, так не пойдёт. Такое у нас запрещено.
   Музыкант (испуганно). Где?
   Солдат. В городе, а если точнее - там. (Указывает туда, куда только что показывал Музыкант.)
   Музыкант. А почему? Если не секрет.
   Солдат. Не скажу!
   Музыкант. А на ушко? Я никому не скажу. Честное музыкальное слово.
   Солдат (подманивает Музыканта пальцем, тот подставляет ухо, шёпотом). Не знаю. Нельзя - и всё.
   Музыкант (шёпотом). Всё-всё нельзя?
   Солдат (шёпотом). Нет, всё можно. Но не это. Вот это у вас что такое?
   Музыкант (в полный голос, отстраняясь от солдата). Ну как, разве не видно? Скрипка, банджо, гитара, флейта, тарелки, дудочка...
   Солдат (восклицает). Вот именно! Музыка из них сама и льётся, только надо успеть её запомнить. А так нельзя!
   Музыкант. А почему?
   Солдат. Что вы ко мне пристали? Нельзя - и всё! Сказано ведь!
   Музыкант. А как мне пройти?
   Солдат. Куда?
   Музыкант. Да вперёд же.
   Солдат. В Город?
   Музыкант. Ну, если там Город впереди, то мне надобно в Город.
   Солдат. В Город - без инструментов.
   Музыкант. А если я их спрячу? Не буду играть?
   Солдат. Да хоть ты их съешь, только где гарантия, что ты на них не начнёшь играть?.. Со своей, этой... ну которая там льётся ещё.
   Музыкант (обиженно). Музыкой.
   Солдат. Вот именно. Так что если хочешь идти, то давай-ка проходи без этой музыки, которая льётся.
   Музыкант. А, может быть, я их могу оставить?
   Солдат. Где?
   Музыкант. Не в Городе же. Там же нельзя, как вы сказали. Предположим, что здесь, у этой симпатичной полосатой будочки (Указывает на будку, Солдат сам смотрит на будку, будто видит в первый раз в жизни.) и оставлю. Это можно? Или же "нельзя и всё"?
   Солдат. Почему же. Можно. Только всё. Чтобы ни одна эта твоя зараза, с музыкой, которая льётся, в Город не проникла.
   Музыкант. А если проникнет?
   Солдат. Будет уничтожена, самым жестоким образом.
   Музыкант. Как?
   Солдат. Выжжена до основания! До пепла! А пепел - рассыпать! На то есть специальное предписание. За номером сто двадцать один, дробь сорок три: "Всякий источник неконтролируемой музыки должен быть уничтожена до..."
   Музыкант. Ясно, можете не продолжать. (Начинает снимать инструменты и класть их возле будки.) Скажите только, кто такое зверство придумал?
   Солдат. Народ. Все предписания - единая воля городского народа!
   Музыкант. Что же у вас за народ такой?
   Солдат. Самый обыкновенный. Самый нормальный народ. Самый ординарный народ в Мире.
   Музыкант. Вот, я здесь всё у вашей будки оставил. Скрипка, банджо, гитара, тарелки, дудочка, барабан, рожок. Всё живое. На обратном пути заберу.
   Солдат. Нет, обратно вы не вернётесь, поверьте мне.
   Музыкант. Почему же?
   Солдат. В Город приходят, но из Города не возвращаются. Так у нас хорошо жить, что никому не хочется его покидать.
   Музыкант. Хорошенькое дельце. Музыки нет, а жить хорошо. Лучше других мест в Мире. Так, инструменты я вам оставляю. Они здесь постоят, только вы их ни на ветер, ни на дождь, ни на снег. Всё же живое. Может промокнуть, захворать и умереть.
   Солдат. Да ну, живое. Мёртвое это всё, потому что руками сделано. Вот только льётся всё без контроля. А нам потом собирать за вами.
   Музыкант. Но вы уж последите.
   Солдат. Не тяни. Проходи.
   Музыкант. А больше ничего не надо от себя отнять?
   Солдат. Книги есть?
   Музыкант. Нет.
   Солдат. Фотографии? Миниатюрные картины? Картины?
   Музыкант. Нет.
   Солдат. Проходи, не задерживай.
   Музыкант. Спасибо. (Проходит, осматривается на той стороне.) И чего я так старался сюда пройти? Всё вроде также, что и там... (Смотрит на Башню.) Какая высокая башня... (Начинает примериваться, какой она высоты.) Раз... Два... Три...
   Входит Лиза, смотрит на Музыканта.
   (Замечает Лизу, зачарованно смотрит на неё.) Девушка, а сколько вон та башенка высотою будет?
   Лиза. Достаточно, чтобы был виден весь Город как на ладони.
   Музыкант. Нет, а сколько она этажей?
   Лиза. Выше в нашем замечательном Городе и нет... А вы, как я вижу, не из Города?
   Музыкант. Да, я вольный музыкант. Хожу по городам, сёлам, играю простым людям и вельможам, музыкой зарабатываю свой хлеб. Только инструменты мои остались там. (Показывает на будку.) Почему-то их нельзя пронести в город. Может быть, вы мне объясните почему?
   Лиза. А что за инструменты?
   Музыкант. Скрипка, банджо, гитара, тарелки, дудочка, барабан, рожок. Всё живое.
   Лиза (восклицает). Живое? Правда, живое?
   Музыкант. Да. Я сам на них играю и знаю. Знаю как это, когда люди зачарованно смотрят как ты играешь, как им нравиться живая музыка.
   Лиза. Как?
   Музыкант. Что "как"?
   Лиза. Как вы на них играете?
   Музыкант. В основном, руками, на дудочке и флейте губами. Это знаете, такая штука, музыка. Это когда ты берёшь скрипку и она начинает петь. Доподлинно петь. Будто живой человек, будто женщина с янтарными волосами и райским голосом. (Будто берёт скрипку и начинает на ней играть, что-то себе напевая, а это что-то напоминает серенаду.)
   Лиза. Ах, как красиво... Жалко, что их нет сейчас у вас... (Смотрит на Музыканта восторженно.)
   Музыкант сам старается заглянуть в глаза Лизы.
   А знаете, у вас очень живые глаза. Они будто живут отдельно от лица, но в то же время и общи с ним. Как бы это получше объяснить... (Смотрит на Солдата, внимательно следящего за их разговором.) Не хотели бы вы, чтобы я вас нарисовала?
   Музыкант. А вы умеете рисовать?
   Лиза. Да, я художница.
   Музыкант. А в масле или в графике? Просто интересно. Буду ли я цветным как душа или же чёрно-белым как Мир?
   Лиза. Чёрно-белым как Мир... Интересное суждение... (Вздыхает.) Нет, в масле... Как душа, как зонтик летний, как цветной сон... Идёмте. (Берёт его под руку.) Идёмте скорее...
   Лиза и Музыкант уходят. Солдат провожает их взглядом.
   Солдат (возмущается). Ишь, в масле его. Пришёл... Музыку, которая льется ему... (Выходит из будки, смотрит на инструменты.) Ишь, оставил. Живые, они вроде. (Трогает гитарную струну.) Звенит. (Берет скрипку, смычок проводит смычком по струнам.) Жужжит. (Берёт дудочку, дует в неё.) Ноет... И нигде ничего не льётся. Льётся - это вода, это пиво, это вино. А тут же только звуки какие-то... непонятные.
   Входят Бабки. Смотрят на Солдата, качают головами, цыкают.
   1-я бабка. Ой... Вы знаете, такой молодой, а уже песни сочиняет... И небось не про счастливую жизнь, счастливую любовь и счастливую погоду, как все нормальные музыкальные работники, а про плохую жизнь, про несчастную любовь, про плохую погоду.
   2-я бабка. Да, молодой да ранний.
   Солдат прислушивается к разговору бабок.
   1-я бабка. Что же это твориться-то? Ведь ему жениться пора, а он какой-то ерундой голову забивает.
   2-я бабка. Надо кому-нибудь про это рассказать, ведь да?
   1-я бабка. Да. Не должен такой молодой человек пропадать от несчастных тем для песен. Надо ему найти пару.
   2-я бабка. Да. Я одну такую знаю. Она картины рисует. Ну там, натюрморты, портреты... И всё яркими, хорошими красками. Да и картины у неё понятные, ординарные.
   1-я бабка. Давайте их сведём. Пусть живут себе в радости и ни о чём таком не думают.
   Солдат (хватается за ружьё). Чего?
   2-я бабка. О! Он уже стал агрессивен, прямо как в "Книге" написано! Нет, надо их сводить. А она хоть покладистая?
   1-я бабка. Какая разница? Главное, что ординарная! Сойдутся. Характер - не важное. Обычность - вот, что важно.
   Солдат (направляет ружьё на Бабок). А ну идите отсюда! А то застрелю! Имею право! Будете знать, как ходить у границы!
   2-я бабка. Пойдёмте-ка лучше к ней. А то он и вправду застрелит.
   1-я бабка. Не застрелит. У него порох сырой, а ружьё ржавое. А к ней пойдём, причём немедленно. Надо же свести этих двух. Женятся, детей нарожают...
   Бабки уходят.

Занавес

Картина 2

   Занавес раскрывается. Кабинет Мэра. Всё старое, запылившееся. Сам Мэр сидит в потёртом кресле, он уснул над большой пыльной книгой. Раздается осторожный стук Полицмейстера. Мэр открывает один глаз, прислушивается, переворачивает страницу книги, поднимается пыль. Мэр чихает.
   Полицмейстер (за сценой). Господин Мэр, разрешите войти.
   Мэр (строго). Кто?
   Полицмейстер. Это я. Полицмейстер.
   Мэр. Входи.
   Полицмейстер (буквально влетает). Господин Мэр, чрезвычайное происшествие.
   Мэр (медленно и скучно). Кого убили?
   Полицмейстер. Хуже, господин Мэр! В город пришёл новый горожанин.
   Мэр. И что?
   Полицмейстер. Это музыкант.
   Мэр. Ну и что? Музыкантов у нас мало?
   Полицмейстер. У него не те инструменты!
   Мэр. Как?
   Полицмейстер. Ну не те, которые можно, господин Мэр.
   Мэр. Ага. И он прошёл?
   Полицмейстер. Нет, в том-то и дело, что прошёл.
   Мэр. А инструменты-то!? Где они?
   Полицмейстер. У будки, солдат его заставил. Он их не пронёс на территорию Города.
   Мэр. Солдату объявить благодарность, за проявленную бдительность.
   Полицмейстер. И всё?
   Мэр. А что ещё?
   Полицмейстер. Ну ведь сам-то он прошёл. Он и без инструментов умеет играть не хуже. А это уже не контролируется! Это уже, господин Мэр, произвол! Это уже, господин Мэр, до бунта один шаг!
   Мэр (просыпается, протирает глаза). Так. И где он?
   Полицмейстер. Его художница увела к себе. Ну, та, которая ещё ваш детский портрет делала вам на юбилей. Лиза, кажется.
   Мэр. А она, что?
   Полицмейстер. Да, вроде ничего.
   Мэр. Я не про внешность.
   Полицмейстер. И я не про внешность, господин Мэр. Я не про внешность. Меня, как Полицмейстера, её внешность абсолютно не интересует. Моральная сторона более важная. И ничего за ней такого аморального, неконтролируемого и неординарного не наблюдалось. Замкнута она несколько.
   Мэр. Друзья?
   Полицмейстер. Ну, если она замкнута, какие могут быть друзья у такой зануды?
   Мэр. Муж?
   Полицмейстер. Тоже нет.
   Мэр. Дети.
   Полицмейстер. Там же, где и муж.
   Мэр. Значит, одинокая?
   Полицмейстер. Да.
   Мэр. И что она пошла с ним делать?
   Полицмейстер. Не знаю, с Башни этого слышно не было... Смотрели они друг на друга как-то странно. Может, солдат слышал.
   Мэр. Может и слышал... Музыкант... А что по этому поводу написано в "Книге"? (Листает книгу, отчего становиться её больше пыли.) Так... Музыкант... Музыка... Неразрешённые инструменты, то есть живые. Те, которые живут... Вот: "И придёт в один день Музыкант, и будут у него инструменты диковинны, свободны и вольны. И будет у него флейта, и уведёт он из города всех одиноких и поведёт их за собой, как диковинный крысолов..." Та-ак... Чуешь, чем пахнет?
   Полицмейстер. Чем? Пылью немного... (Деланно чихает.) Простите, господин Мэр... Пыльно... Да вроде больше ничем не пахнет.
   Мэр. Нет, это другое. Тут надо нам понять, что значит это. Одиноких в городе не станет.
   Полицмейстер. Ну, так это хорошо. Не будут нам глаза мозолить. Не будет бед от них.
   Мэр. Нет, если за этим музыкантом уйдут одинокие, то за ним пойдут и все остальные... Понял? Никого не будет.
   Полицмейстер. Пусть только попробуют. С Башни в два счёта снимем.
   Мэр. А вот и не снимешь. Их будет очень много. А дуло-то у тебя - одно!
   Полицмейстер. Тогда нужно этого музыканта как бы выявить и выяснить опасен ли он для нас. Вдруг он совсем не такой и будет петь гимны нашему Замечательному Городу как все остальные ординарные горожане.
   Мэр. Вот именно. (Смотрит в книгу.) Да и сам этот музыкант фигура сомнительная...
   Полицмейстер. Почему?
   Мэр. А вот тут дальше написано: "Сам Музыкант происходит от того, что однажды в одной пещере была сокровищница, в которую многие входили, но от жадности там и оставались навечно. А Музыкант был не таков! Он взял не золото, а небольшую деревянную флейту..." Вот так. Так что и сам музыкант - фигура неординарная. Оригинал.
   Доносятся попытки Солдата играть на инструментах.
   Слышал? Звенит. Это тебе звенит, между прочим. Уже началось. Так что иди и ищи солдата, выясняй, что они там вдвоем хотели делать и дай знать: опасен этот музыкант или нет.
   Полицмейстер. Слушаюсь.
   Мэр. Всё, иди.

Занавес

Картина 3

   Дом Лизы. Везде краски, холсты. На самом большом - портрет Мэра, в серо-голубых тонах. На остальных же - серые пейзажи Города. Входят Лиза и Музыкант.
   Лиза. Как я рада, что вас встретила.
   Музыкант. Уж, а я-то как рад. Лиза, я вам хотел сказать, что...
   Лиза. Что вы наделали?!
   Музыкант. Когда? Я же вроде...
   Лиза. Зачем вы вошли в Город?
   Музыкант. Ну, мне хотелось войти... Вот я и вошёл.
   Лиза. Вы хоть понимали, что обратно уже никогда не вернётесь?
   Музыкант. Понимал!
   Лиза. А почему же пошли?
   Музыкант. Интересно стало. Чего же здесь такого сверхинтересного, в этом Городе, если нужно отдать инструменты, чтобы войти.
   Лиза. Но вы же музыкант!
   Музыкант. Да.
   Лиза. И вы могли отдать постороннему человеку инструменты?
   Музыкант. А почему бы и нет?
   Лиза. Что вы совершили! Вы обрекли себя на вечные муки.
   Музыкант. А что в этом такого? Что можно совершить, перейдя границу города, даже если из него нельзя вернуться.
   Лиза. Вы не знаете нашего Города. Наш Город необычный.
   Музыкант. Это я уже заметил.
   Лиза. Что вы сделали... (Плачет.)
   Музыкант (пытается её успокоить). Лиза, ну успокойтесь. Ну, хотите, я вам сыграю?
   Лиза (сквозь слёзы). На чём?
   Музыкант. Ну, хотя бы так... (Садиться на стул, потом встаёт, крутит его, будто это стул пианиста, садиться, расправляя воображаемые фалды, открывает воображаемую крышку воображаемого же рояля.) Сюита. Номер, к сожалению, не помню. (Начинает изображать спокойную игру на рояле, при этом издавая соответствующие звуки.)
   Лиза (перестаёт плакать, вытирает слёзы, смеётся). Как красиво, музыка кружит, завораживает, льётся и живёт.
   Музыкант. Да, только рояля не хватает.
   Лиза. И без рояля красиво.
   Музыкант. Ну, вот видите. Вы уже улыбаетесь, и ваши веснушки сошлись на щеках ваших как части занавеса.
   Лиза улыбается.
   Вот вы уже в хорошем настроении... А чего же вы тогда слёзы лили в три ручья?
   Лиза. Мне вас было жалко.
   Музыкант. Зачем меня жалеть? Я вольный человек.
   Лиза. Теперь уже нет.
   Музыкант. Нет, никто не сможет меня посадить на цепь. Я же сорвусь или на Луну завою, так что всем противно станет.
   Лиза (посерьёзнев). Нет, вы не знаете нашего Города.
   Музыкант. Лиза, ну город, как город. Что я, городов не видел? Видел. Ходил по ним... Только в этот почему-то нельзя проносить инструменты и уйти нельзя. Но это причуды мэра.
   Лиза. Да. Вы правы, это причуды мэра.
   Музыкант. А почему так вышло?
   Лиза. Видите ли, лет двадцать назад наш город кидало то в богатство, то в бедность. С одним мэром мы богатели, с другим же наоборот - не знали на что купить корочку хлеба. И вот пришёл наш сегодняшний мэр. На выборах он обещал всем стабильность, что все будут жить хорошо. Что всё это продлиться очень долго.
   Музыкант. Ну, так это же хорошо. Всем есть своя корка хлеба, своя хорошая работа, есть и для души чего-нибудь...
   Лиза. Вот с этим как раз вышло несколько не так. Мэр захотел не только возвысить свой город, он захотел ещё и упрочить своё место. Не хотелось ему на следующих выборах остаться без работы. Вот он и начал развивать свою "Политику Отчуждения".
   Музыкант. То есть как? Отчуждения?
   Лиза. Да, отчуждения. Согласно его политике - вне Города ничего нет. Нет другого мира. А потому и некуда идти, не к чему стремиться. На фоне этого и произошли в городе изменения. Бога у нас не стало. Мэр сразу нам дал понять: Бога нет! Я за него. Церкви снесли, Город перестроили. Раньше наш Город по форме напоминал большое яблоко с Башней посередине. Теперь же это чёткий квадрат, с перпендикулярными улицами. Всё стало стабильным, надёжным и ординарным. Каждый житель стал считаться клеткой организма, называемого обществом. И если клетка была несколько иной - её следовало лечить, чтобы не заражала другие и не выделялась.
   Музыкант (задумчиво). Вот как. А почему же тогда музыка запрещена?
   Лиза. Музыка не запрещена. Она разрешена, но только петь можно про Мэра, про наш хороший Город, про нашу хорошую жизнь в нём, про солнышко над головой.
   Музыкант. А инструменты-то тут причём? Они тоже могут петь хвалебные вирши.
   Лиза. А где гарантии, что, выйдя на сцену вы начнёте петь вирши про хороший наш Город, а не про плохую погоду, про то, что вам нечего есть, про то, что есть города получше? Вот и стали все инструменты мертвить. Все теперь стали работать через усилители и петь под фонограмму, чтобы никто и слова лишнего спеть или ноту лишнюю сыграть не смог.
   Музыкант. Да, дела... А почему же вы тогда меня так схватили у будки и повели за собой?
   Лиза. Потому что вы хороший человек.
   Музыкант. Откуда вам знать? Вдруг я кровавый убийца, убивающий всех подряд: от стариков до собак?
   Лиза. Видно. Вы просто не знаете, как отличаетесь от остальных. У вас живее глаза, в них даже интересно заглянуть... Иногда же приходят люди с пустыми глазами... А тут же у вас жизнь в глазах. Но были люди с такими же живыми глазами, а потом им дают работу... писать стихи про господина Мэра, песни про доблестное детство господина Мэра, рисовать портреты господина Мэра... Рисовать, а не писать... И глаза их мертвеют. И тогда они становятся такими же серыми, что и все остальные. Нет, это не снобизм... Так оно действительно есть... Нет, это так просто не поймёшь - надо видеть.
   Музыкант. Так давайте посмотрим.
   Лиза. Прямо сейчас?
   Музыкант. А зачем тянуть... Хотя, вы обещали нарисовать мой портрет.
   Лиза. Нет, его я нарисую, только позже. И этот портрет я нарисую сама. Как вижу. Только вы в Городе его никому не показывайте.
   Музыкант. Хорошо не буду. Мы идём? (Встаёт.)
   Лиза. Конечно-конечно. Есть тут у нас Клуб, где вся так называемая элита и собирается. Поэты, писатели, учёные. Прямо сейчас пойдём, к началу и успеем.
   Музыкант и Лиза идут к выходу.
   Музыкант. Возьмите меня под руку.
   Лиза. Зачем?
   Музыкант. Мне понравилось.
   Лиза. А... (Берёт его под руку.) Так пойдёт?
   Музыкант (тихо). Да.
   Уходят.

Занавес

Картина 4

   Снова кабинет Мэра. Мэр нервно, прихрамывая ходит по сцене из стороны в сторону. Вбегает Полицмейстер.
   Мэр. Ну, что?
   Полицмейстер. Есть. Это солдат играл. Просто положил их, то есть инструменты, в ящик, а они сами и заиграли. Он нечаянно.
   Мэр. Не бдительный. Награду отобрать. За то, что инструменты не пропустил - хорошо, а за то, что при консервации оных был неосторожен. Так что ни похвалить, ни отругать. Равновесие.
   Полицмейстер. А вам?
   Мэр. Что мне?
   Полицмейстер. Награду?
   Мэр. Ну и мне, конечно. За бдительность. Орден, имени Хорошего Меня.
   Полицмейстер. А мне? Орден?
   Мэр. Ну, ты, братец, наглец. За что?
   Полицмейстер. За то, что бегал, что сообщил вам, господин Мэр..
   Мэр. Ну, это несущественно.
   Полицмейстер. Нет, но я бегал. Подошвы стёр. Чтобы вам как можно побыстрее сообщить, господин Мэр.
   Мэр. Ну ладно. Так и быть. Подарю я тебе, пару сапог, раз у тех подошва стёрта. А орден надо заслужить. Работать в поте лица. Ну ладно. Что музыкант пронёс?
   Полицмейстер (достаёт блокнот). У меня тут записано: "Скрипка, банджо, гитара, флейта, тарелки, дудочка, барабан, рожок". Но флейту мы куда-то потеряли. Нет её в ящике.
   Мэр. Солдат забрал?
   Полицмейстер. Нет, обыскали, не он.
   Мэр. Значит, потеряли.
   Полицмейстер. Видимо, да...
   Мэр (задумчиво). Флейта... Флейта, говоришь... Что-то знакомое... (Берёт книгу, листает её.) Фиалка... Фланец... Флейта... Вот... "И от самостоятельно разлившихся звуков флейты люди каменели, а те, кто были пустыми в жизни, стали полыми в камне..." Вот оно как.
   Полицмейстер. А как, господин Мэр?
   Мэр. А так, что люди могут и не уйти. А если у него флейта с собой, то он не то, что одиночек соберёт и уведёт за собой - он людей всех в камень превратит. А кто в жизни пуст был - тот станет уже натурально пустым внутри. Одним словом, полая скульптура.
   Полицмейстер. И что?
   Мэр. Ну, тебе-то это не грозит. Ты уже полый как пробка. А вот о людях я беспокоюсь... Их ведь не оживишь... Хотя могут быть средства. Надо по этому поводу спросить науку.
   Полицмейстер. Ну, так скоро они все и соберутся. В Клубе, господин Мэр.
   Мэр. О! Так это отлично!..
   Полицмейстер. Господин Мэр, неужели так может быть.
   Мэр. Что?
   Полицмейстер. Чтобы человек от музыки окаменел. Это же чепуха какая-то.
   Мэр. Чепуха... Хотя, возможно, что и нет. "Книга" нас столько раз выручала и показала, что это правда. И помнишь ту историю про девушку, что прыгнула с Башни и воспарила?
   Полицмейстер. Конечно, помню, господин Мэр, я "Книгу" читал несколько раз.
   Мэр. Так в народе же стали поговаривать, что любая распутница может спрыгнуть с Башни и ей простят все грехи. Простить-то простят, да кто её на Башню пустит? Замки там стоят и караул. Вот так. Кажется, всё... Хотя... Музыкант. С ним-то что делать? Перехватить?
   Полицмейстер. Конечно. Мы его быстро схватим и под землю. В шахты. Перевоспитается.
   Мэр. Нет! Нельзя. Общественность, эти полые... то есть ординарные люди уже видели его, так что пропажа нового человека насторожит их. Надо не в шахты его. На перевоспитание. Понял?
   Полицмейстер. Понял, не дурак, господин Мэр.
   Мэр. Да, Мэр у нас не дурак. Повезло вам с ним... (Чихает.) А вот ему со здоровьем не очень.
   Полицмейстер. Так прилягте, господин Мэр. Отдохните.
   Мэр. Хорошая мысль.
   Полицмейстер. А вечером в Клуб пойдёте.
   Мэр (медленно, хватаясь на спину, садиться в кресло). Да, только Музыканту город покажите.
   Полицмейстер. Как?
   Мэр. Не навящево. Не так, как эта рыжая. Как-нибудь тайно. Чтобы он и не понял, что его ведут на экскурсию.
   Полицмейстер. Понял, господин Мэр.
   Мэр. И начните с недостатков.
   Полицмейстер. Понял, господин Мэр.
   Мэр. И сначала найди его.
   Полицмейстер. Понял, господин Мэр.
   Мэр. Ну что ты "понял"? Что ты "понял", да "понял"? Исполняй!
   Полицмейстер. Пон... То есть иду, господин Мэр. (Начинает уходить.)
   Мэр (жестом останавливает его). И обо всём информируй меня.
   Полицмейстер. Есть!
   Мэр. Свободен.
   Полицмейстер уходит.
   Ох... Нашла беда на мою бедную голову... (Чихает.) Чёрт! (Засыпает в кресле.)

Занавес

Картина 5

   Городские улицы. Ходят в сером люди двумя очень плотными толпами. В одну и другую сторону. Из толпы вырывается Поэт.
   Поэт. Люди! Я сочинил новое стихотворение! Слушайте же, люди! Вы должны его услышать. Вот оно:
   Ты стоишь у окна,
   Одинокая, тихая, смелая,
   За окном пред тобой стена,
   Мокрая, старая, белая.
  
   Ты грустишь и вздыхаешь,
   Очень грустно, печально и скучно,
   Ты даже не знаешь,
   Как всё серо, ужасно и мрачно.
  
   Я смотрю на тебя,
   На такую грустную и печальную,
   И всё также как прежде любя,
   За тебя я страдаю рассеянную.
  
   Я конечно тебя понимаю,
   Можно спутать соль с мышьяком,
   И лишь злость свою унимая,
   Горькую курару с коньяком.
  
   А может не стоило мне,
   Говорить, что в супе полно соли?
   Ведь это неприятно тебе,
   Кстати, в шкафу полно моли.
  
   Кстати, раз уж я далеко,
   В салате было полно масла,
   В стакане было кислое молоко,
   А в ванной лампочка погасла.
  
   А у нас тут всё прекрасно.
   Светло у нас над облаками,
   Хоть и ангелы в трубы дуют ужасно,
   А Гавриил издевается над нами.
  
   А ты там стоишь у окна,
   Смотришь как мокро бабкам,
   И ты всё также одна,
   И чего-то не торопишься к нам.
   Люди! Вам понравилось? (Осматривает серые толпы, идущие по своим делам.) По всему вижу, что понравилось. (Возвращается в людской поток.)
   Из толпы выскакивают Учёные.
   1-й учёный. А знаете, я тут статью написал. И её даже в научном журнале нашего замечательного Города напечатали.
   2-й учёный. А о чём она?
   1-й учёный. О той проблеме, над которой я работаю уже три года. Это "Создание высокоимпедансных ламп для радиоприемников и звуковых усилителей".
   2-й учёный. А она у вас с собой, уважаемый?
   1-й учёный. В том-то и дело, что да!
   2-й учёный. Тогда почитайте её мне. Мне очень интересно.
   1-й учёный. С удовольствием. (Достаёт из-за пазухи свёрнутый научный журнал с блестящими обложками, разворачивает его, открывает на заложенной странице.) Итак. (Кашляет пару раз.) "Создание высокоимпедансных ламп для радиоприемников и звуковых усилителей. В последнее время наметилась тенденция к увеличению импеданса ламп, это обусловило создание радиоприемных устройств и усилителей звуковых частот повышенного качества. Параметры, которые появляться при высоком импедансе ламп намного лучше параметров с обычными лампами (отличаються на несколько порядков). Впервые высокоимпедансные лампы были построены Достопочтимым Академиком, Почётным Жителем Нашего Города, лауреатом Премии Имени Мэра, Мэрской Денежной Премии и Городского Научного Гранта. Достопочтимый Академик - человек нелёгкой судьбы, сын крестьянина из Пригорода, пятнадцатый ребёнок в семье, закончил школу с отличием, Университет Нашего Города с двумя четвёрками, аспирантуру в двадцать один год. Он совершил очень много открытий, в том числе и Пирамидального катодного контакта, технологии Каталитической термоэмиссии и многие другие. Этот человек сумел организовать свою лабораторию, жениться на прекрасной Жене Достопочтимого Академика и вырастить четырёх замечательных Сыновей Достопочтимого Академика..."
   2-й учёный. Знаете, это всё интересно. Особенно про его семью. И ту, в которой вырос, и ту, в которой воспитывал детей... Это надо обсудить, уважаемый.
   1-й учёный. Да, я сделал упор в статье именно на это, коллега...
   Учёные скрываются в толпе. Входят Лиза и Музыкант.
   Лиза. Вот так всё и выглядит Центральная улица. Немного подальше она пересечётся под прямым углом с улицей Центральной-Перпендикуляр. А как раз у этого пересечения и будет этот Клуб, куда мы и идём.
   Музыкант. На редкость некрасивое название для улицы.
   Лиза. Да у нас вообще улицы не называются иначе. Нет именных улиц. Разве что в честь Господина Мэра и его Жены.
   Музыкант. Какая на редкость серая толпа. Скучные люди.
   Лиза. Что вы, они счастливы. Так они ординарны, обычны, им это подходит.
   Музыкант. Дикое племя.
   Лиза. Что вы! Образованное. Только серое. Да, такое в масле не изобразишь. Только углём или карандашом...
   Входит торопливыми шажками Барышня с саквояжем в руке. Подбегает к идущей толпе, кидает в неё саквояж. Взрыв, толпа редеет. Кое-кто падает замертво, кое-кого отбрасывает взрывной волной. Образуется небольшая суматоха, в которой Барышня хватает Музыканта и убегает с ним. Толпа снова очень быстро успокаивается и снова продолжает ходить, как ни в чём не бывало, разве что, обходя мёртвые тела. Входит Полиция. Трупы складывает на носилки и уносит их прочь. Лиза осматривается и не видит Музыканта. Первое время она мечется по улице, потом куда-то уходит. Входят Бабки.
   1-я бабка. Да...
   2-я бабка. Да... Времена сейчас настали дикие, неординарные. Всё взрывают и взрывают.
   1-я бабка. Да. Люди так и гибнут. Ох, ох, ох.
   2-я бабка. Да. Опасные времена пошли.
   1-я бабка. Но стабильные.
   2-я бабка. Да, стабильные как всегда.

Занавес

Картина 6

   Подполье. Темно. Стоит старый, грубоватый, колченогий стол. Свет пробивается сквозь полукруглое окошко под потолком, через которое виден асфальт. За столом сидят Глава подполья и Высокий. На топчане спит Толстый. Раздается замысловатый стук в дверь.
   Глава. Высокий, проверь!
   Высокий встаёт и выходит.
   Высокий (за сценой). Кто?
   Барышня (за сценой). После дождичка в четверг...
   Высокий. Когда рак на горе свистнет!.. Заходи. (Открывает дверь.)
   Входят Высокий, Барышня и Музыкант.
   Глава. Бомбу сбросила?
   Барышня. Да. Ещё Человека привела. Свечи зажгите, а то он с непривычки...
   Глава зажигает свечи, под их светом осматривает Музыканта.
   Глава. Кто такой?
   Музыкант. Для начала, нечего человека так хватать, чуть руку не повредили, а я ей хлеб свой зарабатываю. Я вообще шёл по своим делам и тут вы меня хватаете...
   Глава. Ну, мы же вас не зря с улицы схватили. Мы знаем кто вы и вы нам нужны.
   Музыкант. Чего же спрашиваете, кто я такой?
   Глава. Удостовериться надо.
   Музыкант. Удостоверились?
   Глава. Да. Но всё же, кто вы такой?
   Музыкант. Я... За последнее время я стольким рассказывал кто я такой, что мне уже это и надоело...
   Глава. Кто вы такой?
   Музыкант. Я - музыкант. Только инструментов у меня нет. У будки отобрали. В Город ваш их проносить нельзя.
   Глава. Какие инструменты? Слесарные? Банки грабить?
   Музыкант. Нет. Музыкальные. Живые музыкальные инструменты. Я же музыкант.
   Глава. Живые - не пойдёт. Живые - это ненадёжность. Живые могут чего не нужно сыграть. А вот есть у вас надёжные инструменты для взлома банков? Дрели, автоген, свёрла особые.
   Музыкант. Нет. Я не медвежатник.
   Глава. Жаль. А убивать вы умеете?
   Музыкант. Что вы! Нет, убивать я не умею и не буду. Убивать - это аморально, это лишение кого-либо жизни...
   Глава. Жаль... Нам как раз убийца нужен.
   Музыкант. Кому это "нам"?
   Глава. Подполью нашего Замечательного Города.
   Музыкант. Вот оно как. И вы так всех новых людей на улице хватаете?
   Глава. Нет. Только самых избранных.
   Музыкант. И что вы мне предлагаете?
   Глава. Работать с нами.
   Музыкант. Что делать?
   Высокий (резко, так что Музыкант даже вздрагивает). Рожа мне его не нравиться!
   Глава. Не в роже дело. Главное - это разделение нашей точки зрения.
   Музыкант. На кого деление?
   Глава. Вы должны, просто обязаны быть с нами заодно.
   Высокий (в той же манере). Нет, рожа у него не наша.
   Глава. Ясно, что не наша. Это же из Пригорода человек.
   Барышня. Ты на руки-то его, неординарные, посмотри.
   Музыкант. Нормальные руки у меня. Не от сохи и от плуга, конечно, но на скрипке и гитаре красиво играть умею. А если руки не нравятся - то чего хватали? Посмотрели бы сначала на руки, потом бы уже хватали.
   Барышня. Не было времени на тебя смотреть. Сказали схватить, вот я и схватила.
   Музыкант. А бомбу в людей кинули для отвлечения?
   Барышня. Конечно. А так всё и делается. Горожан всегда больше, чем тех, которые из Пригорода.
   Музыкант. Но вы, наверное, людей много убили. Я же видел их окровавленные тела.
   Барышня. Цель оправдывает средства. Людей не должно быть жалко. Иначе мы не сможем делать свою работу.
   Музыкант. Какую работу?
   Глава. Работу оппозиции.
   Музыкант. И в чём она заключается.
   Глава. Взрывать бомбы, убивать людей, грабить банки...
   Музыкант. Куда вы меня привели?
   Глава. Мы подполье, оппозиция.
   Музыкант. Какая же это оппозиция, если никакой политической программы, а занятия как у заурядных бездумных террористов с маниакальными наклонностями или даже мафии!
   Толстый (просыпаясь). Потише можно? Люди после налёта отдыхают, а вы тут разорались!
   Глава. Будем потише, извини.
   Высокий. Нет, говорил я вам, что рожей он не вышел.
   Музыкант. Каким уж уродился. Только я не понимают, что вы делаете?
   Глава. Я же вам сказал.
   Музыкант. Из сказанного ясно одно - вы не оппозиция. Вы - группка маньяков, желающих просто пощекотать обывателя!
   Толстый. Я, кажется, попросил?
   Глава. Потише будьте, прошу вас, он три раза не повторяет.
   Музыкант. Да плевать я хотел на него с вашей Башни. Вы схватываете меня на улице, приводите в какую-то тёмную комнату, при свечах как заговорщики со мною разговариваете и выясняется, что в эту, так называемую, оппозицию, набираются молодые, подающие надежды маньяки-террористы! И вам нужен я, как новый горожанин! А сами-то вы, что делаете? Людей убиваете, себе деньги добываете. Кто вы тогда? Оппозиция борется с существующей властью...
   Глава. А мы и боремся. Мы против существующей власти.
   Музыкант. И за что вы боретесь?
   Глава. За будущее. За ординарное будущее нашего Замечательного Города.
   Музыкант. А сейчас что? Неординарное настоящее.
   Глава (задумывается). Почему неординарное? Ординарное.
   Музыкант. И за что вы тогда боретесь?
   Глава задумывается.
   А боретесь вы просто со своей психикой! Вы, как маньяки, никак не можете удовлетворить своё желание в крови. Вы просто больные люди...
   Глава. Больные люди - неординарные! Так в "Книге" написано! А мы её чтим!
   Толстый. Нет, ну я тебя предупредил. (Встаёт. Главе.) Я тебе сейчас морду набью.
   Музыкант. И чего вы так развертелись-то? Вы хотите просто поубивать побольше народа и всё. А цели у вас нет. Она у вас либо куда-то пропала или же изначально не было.
   Толстый (Музыканту). А ты не вмешивайся, мне с главным поговорить надо... Морду ему набить.
   Глава. Не надо.
   Толстый. Не надо было меня будить.
   Глава. Ну не я же первый начал.
   Музыкант. Я пойду. Я здесь лишний
   Глава. Подожди, мы с тобой ещё не всё выяснили...
   Музыкант. Может быть, вы не всё выяснили. А мне всё ясно.
   Входит Лиза.
   Глава. Ты как здесь оказалась?
   Лиза. Во-первых, будто в городе никто вас не знает. Во-вторых, дверь надо закрывать. (Музыканту.) Идёмте.
   Музыкант. Хорошо, а то уже как-то бредово становиться.
   Лиза. Я знаю.
   Лиза и Музыкант уходят.
   Толстый. Ну что? Что ты мне спать не давал?
   Глава. Ну, я же сказал, что не я.
   Толстый. Но разбудил-то меня ты...
   Входят Бабки.
   2-я бабка. Сидят, чего-то при свечах. Будто электричества здесь нет.
   1-я бабка. Нет, им так интересней. Так ничего не видно. Так больше похоже на тайну. (Щёлкает выключателем, загорается яркий свет, все подпольщики щурятся.) Вот так-то лучше. Хоть всё видно.
   Глава. А ну идите отсюда. Расходились тут! Вас ещё не хватало!..

Занавес

Картина 7

   Клуб. Висят транспаранты: "Горожане - нормальные, спокойные, ординарные люди", "Самое важное в искусстве: точность, чёткость, однозначность" и всё в этом роде. Ходят красиво (будем говорить: "до простоты красиво") одетые люди. Среди них Певица, Поэт, Учёные, Психолог, Дама, Бабки. Входят Лиза и Музыкант. Осматриваются.
   Лиза. Вот это оно и есть. Высшее общество.
   Музыкант. М-да. Впрочем, ничего удручающего не вижу.
   Лиза. Пока не видите. Вы ещё не видели на что они способны.
   Музыкант. Я думаю, что проявить себя они не преминут. Думаю, что скоро свои способности они и выплюнут на поверхность.
   Лиза и Музыкант отходят на задний план. На передний план выходят Учёные.
   2-й учёный. Вы знаете, коллега, нам удалось по нашему параметру достичь цифры в 3,16.
   1-й учёный. Чего?
   2-й учёный. Неважно чего, важно: мы этого достигли. Все имеют всего лишь каких-то 3,05, а мы же смогли достичь высоких характеристик. Аж в 3,16, думаю, что и 3,20 не за горами.
   1-й учёный. Отлично.
   2-й учёный. Вот в том-то и дело. Я намерен писать по этому поводу, а потом и буду пытаться достичь 3,20, а, если получиться, то и 3,24 недалеко.
   1-й учёный. Нет, это высокое состояние надо обсудить...
   Учёные отходят на второй план. На передний план входит Поэт в окружении Дам.
   Поэт. Недавно на меня взошло вдохновение и я написал стихотворение.
   Дамы благоговейно вздыхают.
   Хотите, я вам его прочитаю? Оно очень красивое. Про ночь.
   Дамы начинают вразнобой уговаривать Поэта прочитать им стихотворение.
   Тогда слушайте:
   Включаешь свет и видишь ночь,
   Искрятся звёзды в небесах,
   И никому уж не помочь,
   Луна висит опять в Весах.
  
   Ночные птицы запели песни,
   Луну закрыла стая туч,
   Стоишь и ждёшь дурные вести,
   Судьба готовит сотни круч.
  
   И даже лампочка под потолком
   Тебе ничем уж не поможет,
   От этой жизни завыть бы волком,
   Авось кто-нибудь да поможет.
  
   Прошли немытые года,
   Года тревог и разочарований,
   Теперь не вспомнишь уж когда,
   Года затраченных стараний.
  
   Не вспомнить ничего. Полей,
   Полей тех бед и побуждений,
   И мысль одна: "До сель? До сель?
   Всё будет в этих рассужденьях?"
  
   О жизни, смерти, о любви,
   Годах, веках, неделях бед,
   И хочется совсем уйти,
   От этих над собой побед.
  
   Надоело над собой побеждать,
   Побеждать над собой без побед,
   Надоело без удержи ждать,
   Этих новых сделанных бед!
   Дама. Ах, ну это же ещё и про несчастье! Это же некрасиво. Дурно.
   Поэт. Но это хорошее несчастье. За ним видно счастье, которое прекратит эту чёрную ночь со всеми несчастьями. Не будет мук, каких-то посторонних дум.
   Дама. Ах, тогда как это красиво.
   Все дамы вздыхают: "Ах, как это красиво!" Поэт с Дамами отходит на задний план. Входят Мэр и Полицмейстер.
   Мэр. Вот и общество. А где учёные? Где наука?
   Полицмейстер. Вот они! (Подходит к учёным, хватает их за локти и отводит к Мэру.) Вот наша доблестная наука.
   1-й учёный. А ведь 3,24, коллега, это вам не шуточки. Ведь в ответ нам стоит эф большое равно минус ка малое на икс малое ... Здравствуйте, господин Мэр. Как здоровье? Как жена?
   2-й учёный. Детишки, внуки как?
   Мэр. Спасибо, хорошо. Но я вас вызвал не для этого. Мне хочется узнать: человек может от музыки окаменеть?
   2-й учёный. Смотря как? Если музыка хорошая, ординарная, нормальная, то может.
   1-й учёный. Да. Остолбенеть вполне может.
   Мэр. Нет, не в этом смысле. Так, чтобы совсем камнем стать?
   2-й учёный. Это, господин Мэр, простите бред. Алхимия какая-то.
   1-й учёный. Нонсенс... Чепуха...
   Мэр. Но так написано в "Книге"!
   2-й учёный (спохватывается). Ну, раз в "Книге"... Хотя в "Книге" всё написано иносказательно, образно, так сказать.
   1-й учёный. Пророк что-то другое имел в виду, что вполне произойти может. Столбняк. Паралич. Сон. Летаргический сон...
   2-й учёный. От музыки такое быть может.
   Мэр. Именно от живой или от всякой?
   1-й учёный. Нет, от живой не может. Её просто никто не воспримет. Не поймёт.
   Мэр. Спасибо. Вы меня успокоили...
   Учёные отходят на задний план.
   Полицмейстер (шёпотом). Господин Мэр!
   Мэр. Да, это я.
   Полицмейстер. Они здесь.
   Мэр. Кто?
   Полицмейстер. Ну, рыжая эта и Музыкант. Смотрите. (Показывает пальцем на Лизу и Музыканта, стоящих в сторонке и смотрящих на происходящее.)
   Мэр. И вправду, она. Что они делают? Они же должны быть в подполье.
   Полицмейстер. Видимо, ушли.
   Мэр. От подпольщиков мало кто уходит...
   Полицмейстер. Это-то и странно. Может, его снова попытаться... А?
   Мэр. Пытайся. Только, чтобы не как в прошлый раз, не хотелось бы его опять видеть там, где он быть не должен...
   Полицмейстер убегает, Мэр отходит на второй план. В окружении Дам выходит Писатель.
   Дама. Расскажите нам о своих творческих планах, это нам очень интересно.
   Писатель. Рассказывать особенно нечего. На днях начну очередной роман о счастливой жизни в Городе.
   Дама. Это-то понятно. Вы, хорошо, о другом-то ничего и не пишете. А сюжет?
   Писатель. Нет, сюжет я вам рассказывать не буду.
   Дама. Почему?
   Писатель. Вам тогда не интересно будет читать.
   Дама. Ну, хотя бы в общих чертах.
   Писатель. Ну, хорошо. Уговорили. Двое любят друг друга уже собираются жениться, тогда появляется третий. Они его усыновляют и счастливо живут втроём.
   Дама. Но он же любовник... выходит... Так нельзя...
   Писатель. Нет, он становиться им сыном. Он маленький. Мальчик - много шума и крика в оболочке из грязи.
   Дама. Вы придумали такую остроту?
   Писатель. Нет, было в каком-то журнале.
   Дама. А... И в чём суть?
   Писатель. Ну. Он - муж то есть - работник службы ассенизации, она - учительница Истории Города и Биографии Господина Мэра.
   Дама. Ах, как это оригинально.
   Писатель. Да. Думаю, что кульминацией станет постельная сцена страниц этак на сорок. Восемь раз.
   Дама. Вы мастак в постельных сценах?
   Писатель. Да. Здесь я мастак. Что я делаю без охоты и из необходимости, того не могу делать долго и со старанием.
   Дама. Красиво сказано, ваше?
   Писатель. Где-то в газете вычитал. Так сцена, я думаю, многих научит быть ещё счастливей. Хотя бы в постели.
   Дама. Да. Искусство. А муки творчества у вас бывают?
   Писатель. Бывают, только обязательно счастливые. Всё-таки литература. Литература. Высокая литература. А литература - это управляемое сновидение.
   Дама. Тоже ваше.
   Писатель. Не помню, кто сказал. Но и я тоже немало написал. Всё-таки шесть небольших книжек, чтобы было удобнее в транспорте читать.
   Дама. Да. И у меня даже одна с собой есть. Распишитесь? (Роется в сумочке, достаёт небольшую книжку в яркой мягкой обложке.)
   Писатель. Конечно. (Берёт книгу, расписывается витиевато на форзаце.) Вот.
   Дама (принимает книгу, старается разобрать закорючки Писателя). Какой у вас неразборчивый почерк.
   Писатель. Почерк гениального человека.
   Дама. Да. Вы - гений.
   Писатель. Гений - это бессмертный вариант простого человека. Было в какой-то книге... Одного моего коллеги... Хотя я не гений. Я - скромный гений...
   Писатель и Дамы отходят на задний план. На передний план входит Певица.
   Певица. Вчера, буквально в ванной я придумала свою новую песню. Скорей всего она войдёт в мой новый альбом "Прощай". Вот она... Она называется просто: "Троллейбус". Я вообще не умею придумывать названия к песням... А песни умею. И петь их тоже. (Начинает тихо петь, иногда переходя на крик, а под конец вообще бьется в истерике и рвёт на голове волосы.)
   Ленивый, жёлтый троллейбус,
   Узнает меня и фарой мигнёт,
   Мне не хватает до футболистки
   Лишь каких-то несчастных бутс.
  
   Вот стою и затягиваюсь дымком,
   В сигарете горит героин,
   И мне хорошо.
  
   Ты ушёл от меня,
   В очередной сто двадцать девятый раз,
   Ну и что, что я не верна,
   Ну и что, что четверо нас.
  
   Где-то горит солнышко,
   Там за горой летит самолёт,
   А я здесь одна,
   И никому не нужна.
  
   И ушёл ты от меня,
   И троллейбус меня укусил,
   Где найти мне коня,
   Для прощения сил.
  
   Где же принц на коне?
   С сигаретой в зубе?
   И чтобы в сигарете был героин.
  
   Вот, опять я стою у черты,
   Ты прости меня,
   Будешь прощён и ты,
   Ты увидишь меня
   За сто тысяч лет,
   Ты полюбишь меня,
   За сто тысяч лет.
  
   Кто не видит огня,
   Тот не видит меня,
   Кто не слышит нас,
   Тот не знает о нас.
  
   Здравствуй мир,
   Здравствуй год,
   А я как всегда себе кумир,
   Я как одна, который год.
  
   Ах, жизнь моя,
   Не глупая, не смелая,
   Не жёсткая, не прелая
   И, как горячка, белая!
   Я вижу вам понравилось. Спасибо. Вы любите меня... Я вас тоже... (Отходит на задний план.)
   На передний план выходит Музыкант, который пытается найти Лизу, к нему тут же подлетает Дама и берёт его на абордаж, сверкая глазкам, возбуждённо шевеля губами и причмокивая.
   Дама. Вы, я вижу, человек интересный.
   Музыкант. Почему?
   Дама. Ну, как же. Вы в Городе новый.
   Музыкант. Но это не обязывает меня быть интересным. Есть много скучных неинтересных людей и в других странах. Есть интересные люди и в Городе.
   Дама (хохочет). А вы шутник.
   Музыкант. Возможно.
   Дама. Ну, расскажите. Как там в Пригороде?
   Музыкант. В Пригороде?
   Дама. Ну, за Городом.
   Музыкант. А за Городом. За Городом есть зелёные дремучие леса, чистые и тихие поля, синие быстротечные реки, голубые и чистые как небо озёра, маленькие деревушки и серые города...
   Дама. Что вы! Других городом нет! Наш Город - единственный, самый лучший, замечательный.
   Музыкант. Если он самый замечательный, тогда с чем вы его сравнивали? Чего он лучше, чего он замечательней? А? Самого себя, что ли?
   Дама (смутившись). Ну выходит что да... Да, хочется ли вам забивать этим голову? Есть Город, других городов нет. Он - единственный.
   Музыкант Глупости...
   Дама. Пусть глупости, ну расскажите чего-нибудь, а то вы будете скучный, неординарным человеком.
   Музыкант. Что я могу рассказать, если начну говорить о каком-нибудь красивом месте, а мне тут же возразят, что такого места нет и существовать не может. Потому что это не Пригород.
   Дама. Вы, наверное, больной? (Трогает лоб Музыканта.) Может быть, вам к врачу обратиться?
   Музыкант. Врачи мне не помогут.
   Дама. Что вы! Наши городские врачи могут всё.
   Музыкант. В таком случае, когда в последний раз вы были на похоронах?..
   Дама. Нет, вы определённо не наш , неординарный человек. Вас надо будет научить жизни в Городе.
   Музыкант. Я не хочу жить в этом Городе.
   Дама. А где же вы хотите жить?
   Музыкант. Я вольная птица. Я хочу жить везде и нигде одновременно. Я хочу петь и играть людям всего Мира....
   Дама. А вы умеете играть?
   Музыкант. Да. Но не на этих инструментах. Я не ценю мертвого в руках...
   Дама. Значит, вы не сможете сыграть на электрической гитаре?
   Музыкант. На гитаре смогу, но если она сможет петь то, что я в неё хочу вложить. Если и она будет играть, а я ей буду лишь подыгрывать. А если она будет сама петь, а я лишь стоять и делать непонятные пасы в воздух.
   Дама. Как неординарно вы говорите. Может, вам всё-таки к врачу?
   Музыкант. Врачи, врачи... Они мне не помогут.
   Пауза.
   Дама. Может всё-таки что-нибудь расскажете?
   Музыкант. Что? Про города и страны вы не поверите, про другие народы - тем более, спеть я вам не смогу - попросят замолчать, стихи...
   Дама. Да-да-да, расскажите стихи. Я люблю стихи. Просто обожаю. Про счастье, про Город, про счастливую жизнь в нём.
   Музыкант. Я мало знаю стихов.
   Дама. Так расскажите, которые знаете. Я вас прошу.
   Музыкант. Хорошо. Стих чужой.
   Дама. Это даже лучше. Ординарный.
   Музыкант. Это как посмотреть. Называется:: "Я и Вы".
   Дама. Очень красивое, ординарное название.
   Музыкант. Начинаю.
   Да, я знаю, я вам не пара,
   Я пришел из иной страны,
   И мне нравится не гитара,
   А дикарский напев зурны.
   Дама кокетливо улыбается, будто ей поют серенаду.
   Не по залам и по салонам
   Темным платьям и пиджакам -
   Я читаю стихи драконам,
   Водопадам и облакам.
   Я люблю -- как араб в пустыне
   Припадает к воде и пьет,
   А не рыцарем на картине,
   Что на звезды смотрит и ждет,
   Дама разражается гомерическим хохотом.
   И умру я не на постели,
   При нотариусе и враче,
   А в какой-нибудь дикой щели,
   Утонувшей в густом плюще,
   Чтоб войти не во всем открытый,
   Протестантский, прибранный рай,
   А туда, где разбойник, мытарь
   И блудница крикнут: вставай!
   (Смотрит на ржущую как лошадь Даму, вздыхает, уходит.)
   Дама (сквозь слёзы, не замечая своего одиночества). Ой, насмешили. Это же надо такое придумать. "Я люблю - как араб в пустыне..."... Кто такой араб, непонятно. Отчего он так странно любит?.. "И умру я не на постели, при нотариусе и враче..." "Я читаю стихи драконам, водопадам и облакам..." Зачем им стихи читать? Они же мёртвые, ничего не поймут... А драконов вообще не существует!.. Это же глупые, неординарные сказки...
   Входит Полицмейстер, смотрит на смеющуюся Даму.
   А это... "Чтоб войти не во всём открытый, протестантский, прибранный рай..." А обратной дороги всё равно не будет...
   Полицмейстер (трогает Даму за локоть). Ну и где он?
   Дама (смотрит на Полицмейстера, успокаивается, вытирает платком слёзы, выпрямляется, осматривается). Кто?
   Полицмейстер. Ну не я же! Куда он ушёл?
   Дама. Не знаю, господин Полицмейстер. Он так меня рассмешил, что я и не заметила, как он ушёл.
   Полицмейстер. Дура, ничего поручить нельзя.
   Дама. Господин полицмейстер, но он же ушёл! Но недалеко...
   Полицмейстер быстро уходит.
   Он ещё должен быть где-то здесь. Надо его только найти... Я его даже сама найду и продолжу... (Убегает за Полицмейстером.) Господин полицмейстер...
   Входит Психолог в окружении Дам.
   Психолог. Я очень ценю физиогномистику. Я даже к людям присматриваюсь при помощи физиогномистики.
   Дама. Это как?
   Психолог. Ну, вот возьмём, например, вас. Ваши глаза, простите, называются "как у слона". И говорят о спокойном характере. Ваш короткий носик говорит о том, что вы ординарная. Тонкие губы говорят о слабом характере. Это так?
   Дама. Ну, в общих чертах - да.
   Психолог. Вот видите. К примеру, я никогда не буду связываться с выдвинутым вперёд подбородком, длиной мочкой, толстыми губами, длинным носом и глазами "как у феникса" - это явно неординарная натура. С такими лучше не связываться - себе дороже.
   Дама. Ах. Тогда вы разбираетесь в людях.
   Психолог. Да. Я даже составил себе портрет идеальной любимой. И теперь везде ищу её.
   Дама. Нашли?
   Психолог. Регулярно. Раз в месяц.
   Дама. Чего же вы не женитесь?
   Психолог. Многожёнство у нас запрещено...
   Психолог и Дамы отходят на задний план. С одного конца сцены выбегает Лиза, с другого - Музыкант. Они встречаются на середине.
   Музыкант. Знаешь, я уже насмотрелся. Мне хватит.
   Лиза. И мне тоже.
   Музыкант. Пойдём?
   Лиза. Куда?
   Музыкант. К тебе домой? Мне здесь идти пока некуда.
   Лиза. Идём... (Берёт его под руку, уходят.)
   Входят Бабки.
   2-я бабка (глядя вслед Лизе и Музыканту). Что-то им у нас не понравилось.
   1-я бабка. Странные, необычные люди. А ведь как хорошо быть обычным. Ни тебе забот, ни тебе мыслей посторонних. Нет, не могу я таких людей понять.
   2-я бабка. Ни же неординарные, чего их понять, уважаемая.
   1-я бабка. Да... А если они больные? Ведь только больному может не понравиться у нас.
   2-я бабка. Да. Скорей всего, больные. Надо таких сразу изолировать от общества ординарных людей и лечить. Больных у нас в Городе нет - со всеми болезнями хорошо борются.
   1-я бабка. Да. Вот у меня есть один хороший врач. Он зубы лечит. Надо ему сказать, чтобы он присмотрелся к этим неординарным двоим...

Занавес

Картина 8

   Снова дом Лизы. Темно. Осторожно входят Лиза и Музыкант. Но кто-то ещё присутствует в комнате. Это чувствуется.
   Музыкант. Лиза, мне кажется, здесь кто-то ещё есть.
   Лиза. Не бойся, ко мне никто не пролезет.
   Музыкант. Но я чувствую, чьё-то присутствие, а я привык доверять своим чувствам.
   Лиза. Всё нормально. Пока ты был в том подвале, я кое к кому сходила... Диверсант?
   Диверсант. Не бойся, Лиза, это я.
   Лиза. Ну, вот видишь, а ты боялся.
   Музыкант. Что же вы без стука врываетесь?
   Лиза. Всё нормально, я их пригласила. Вы вдвоём?
   Мусорщик. Да.
   Музыкант. Тогда хоть свет включите, чтобы я видел ваши лица. А то выходят какие-то игры в темноте, ещё фонарик под подбородок и истории начинать рассказывать будет самое то. Начинать? "Один мальчик не любил мыть руки..."
   Диверсант. Хватит. Я уже понял, кто вы такой. (Зажигает свечу.) Я Диверсант, а это Мусорщик.
   Музыкант. Это я понял. Мусорщик-то понятно, он мусор выносит. А у вас что, профессия такая? Диверсии совершать. Я спрашиваю, потому что сегодня я уже с подпольем связывался.
   Диверсант. Нет, я и вправду совершаю диверсии.
   Музыкант. Это у вас работа?
   Диверсант. Нет, хобби.
   Музыкант. Людей взрываете? Что ж, дело хорошее.
   Диверсант. Нет, я вполне понимаю ваш сарказм. В свободное время от этой городской счастливой свободы я жгу книги.
   Музыкант. Книги? Но это же аморально.
   Диверсант. Смотря какие. Что такое книга? Бумага, на которой нарисованы буквы. Сама по себе книга - вещь бесполезная. Стоит она у вас на полке и всё тут. Никакой пользы, только вред. Пыль, жуки... А вот если книгу возьмёт в руки человек, начнёт её читать и понимать, то она будет петь. Да петь. Как настоящее произведение искусства.
   Музыкант. Но тогда почему же вы жжете книги?
   Диверсант. А это не книги. Точнее, конечно, книги, про определению. У них есть обложка, страницы, буквы какие-то натыканы. Но это не книги. Они не умеют петь. Они мертвы. Они просто не могут петь. В них душу убили. Когда, двадцать лет назад, мэр пришёл к власти, он решил отучить людей думать. Вот он и решил взяться за искусство. Сначала сожгли книги по географии, биологии, переписали учебники истории, потом начали тайно изымать эти книги из библиотек. Даже из личных библиотек похищали. Некоторые прятали, хранили. Иногда их находили, но всё же, что-то ещё даже осталось. В подвалах, на чердаках, в тайниках. Но большая часть хозяев уже ничего в них не понимает и рассматривает диковинные слова. Некоторые даже плачут. А некоторые топят этими книгами камины.
   Музыкант. Тогда что же вы жжёте?
   Диверсант. Книги, пришедшие на смену этим. Нет, это не только учебники, научные труды, это ещё и беллетристика. Та беллетристика, что читают на остановках, в транспорте. Та беллетристика, что была упрощена до минимума, что всегда пишет о счастье и о нашем Городе. Ведь плохого ничего не может произойти где-нибудь там...
   Музыкант. Печально.
   Диверсант. Не говорите. Так что зря вы перешли тогда границы города.
   Музыкант. Думаю, что не зря.
   Диверсант. Нет. Этот Город гибнет. Разве это не видно? Он весь прогнил от фундаментов до шпиля Башни. В него входят многие, но не выходит из него никто. Сразу же... Фьють... Пуля с Башни. Мэр наш чихает всё время, на ладан дышит. Года через два он умрёт. А кто встанет на его место? Точно такой же. За эти двадцать лет его правления он воспитал людей, постриг их под одну, свою собственную гребёнку. Даже сопротивление стало работать на него. Они грабят банки, чтобы снабдить Мэрию дополнительными деньгами. Но деньги эти застрахованы, так что все довольны. Они взрывают людей, чтобы журналистам было что писать. Я сам был журналистом, я знаю. Вот, Мусорщик - был этнографом. Он описывал жизнь народов Пригорода... То есть Мира. Так его же возвели до уровня мусорщика, дали ему ведро и запретили писать про народы. Потому что нельзя описывать то, чего нет. Тогда он попросил описывать вымышленные им Миры, народы...
   Мусорщик. Но ведь их тоже нет. Есть только Город и Пригород. А Пригород - это стайка из трёх деревушек, где работают заключённые, обеспечивая Город продовольствием.
   Музыкант. Так вот откуда в Городе еда. Всегда мне казалось, что город без деревни не выживет, а тут же очень даже может, если подчинит пригородные деревни.
   Мусорщик. Вы ещё не знаете откуда в Городе одежда, мебель и прочие необходимые вещи. Под землёй вырыты катакомбы, там работают заводы, где тоже заключённые. Всё это даёт существовать Городу вполне автономно. А чего нет - того вообще не существует. Хочешь взять что-нибудь про народы Южного Полушария, так тебе скажут, что такой книги просто никогда не существовало, потому что Южного Полушария вообще не существует, да ещё полиция возьмёт тебя на заметку. Мы гибнем. Мы медленно гибнем. Сгниём в собственном гное.
   Музыкант. Откуда же он возьмется?
   Мусорщик. Он уже есть. Его уже достаточно. Рождаемость в Городе низкая из-за возросшего числа абортов - женщины не хотят рожать, незачем. Людей взрывают. Город лет через сорок просто-напросто вымрет сам собой. В Городе нет искусства. А то, что его заменило - лишь жалкая раскрашенная пародия. Писатель, нахватавшийся мыслей из газет, но своих мыслей не имеющий. Он не знает разницы между "надел" и "одел", но на всякий случай всегда пишет "надел" - там букв больше. Певица, которой всё кажется, что её любят и буквально носят на руках, поёт только о собственном счастье и счастливых взаимоотношениях с другими. Ей уже давно за сорок, а она до сих пор отмечает своё тридцатилетие. Театр превратили в какофонию популярных мелодий и заезженных пьес о счастливой жизни в Городе. Всё поголовно - комедии, не может быть в самом счастливом Городе несчастий. Поэт наш, не умеющий писать стихов. Он умеет рифмовать слова, но в них душу вложить не может. Потому что нужно вложить в стихи часть себя, своей души, а её у него нет.
   Диверсант. Да, а нас же они называют душевнобольными. Сами-то они себя таковыми не считают, потому что болеть у них нечему. Простые наивные люди, плохо им бывает недолго. Приедет добрый доктор и вколет им морфия, чтобы не было мучений.
   Мусорщик. Сами-то нас называют неординарными, непонятными. А если в Городе столько парадоксов - тогда что? Книги есть любые, но тебе их никто не даст, потому что их никогда не существовало. Неординарных они не любят, считают их замкнутыми. А сами-то замкнулись в своём счастье неведения, незнания, упрощения. Счастливые глупые люди. А мы же? Нам приходиться притворяться, чтобы просто не погибнуть от рук полиции.
   Музыкант. Выходит, что у вас на этой почве появляется двуличие?
   Мусорщик. Можно сказать и так. Чтобы остаться собой приходиться надевать маску, ведь маска и только маска защищает тебя от влияний гниющей среды.
   Музыкант. Странно...
   Звучит сирена. Мусорщик и Диверсант падают на пол.
   Диверсант. Ложись! (Хватает Музыканта за одежду и тянет к полу.)
   Музыкант. А в чём дело?
   Лиза. Сейчас узнаешь. (Берёт фонарик, уходит.)
   На Башне загорается прожектор, который медленно, светлым конусом ощупывает сцену.
   Мусорщик. Каждый день, в одиннадцать часов вечера, все горожане обязаны выйти на крыльцо или балкон своего дома с фонариком.
   Музыкант. Зачем?
   Мусорщик. Так Полицмейстер и Мэр проверяют, все ли на своих местах. Это повелось с тех времён, когда вообще на Башню поставили пулемёт. Сначала многие рвались из Города, потом их начали отстреливать прямо у границ. Я помню, как мальчишкой смотрел на эти трупы. Их выставляли на всеобщее обозрение. Мол, посмотрите, пешки. Потом же стали ночью проверять все горожане ли на местах. Они говорят, что это горожанский долг каждого горожанина. И только попробуйте не появиться с фонариком! Нагрянет полиция с обыском и выяснением отчего не светите. Сколько людей просто фонарик забывали где-нибудь, батареи садились - хозяин был виноват. Случаев не перечесть.
   Прожектор на Башне выключается.
   Музыкант. А что же вы здесь делаете? Вам нужно быть дома, с фонариками.
   Диверсант. Обойдутся. У нас автоматика стоит. Выходит чучело Диверсанта или Мусорщика с фонариком и светит. Только летом такие фокусы не проходят - светло сильно и видно кто есть кто... Так чего у вас странного-то было?
   Музыкант. А... Точно. Странно то, что все в Городе, будем так говорить, счастливы, а детей в утробе убивают.
   Входит Лиза с фонариком.
   Диверсант. Тут виновата политика сдерживания. Много счастья тоже нельзя. Ведь дети - это дополнительная радость. А много радости и счастья нельзя. Тут тебя и детей лишат в малых дозах, чтобы не зазнавался, тут и жены могут лишить. Только это у них по-тихому. Несчастный случай, никому не известный соперник. Вот женщины и стараются сохранить семью, и делают аборты, причём хвалятся этим как мужчины шрамами. И не подозревают, что лишили человека жизни! Ведь он мог бы стать хорошим художником, писателем или поэтом. Однако для них это всего лишь всепортящий груз, бремя, которое лучше уничтожить, вырезать. Однако власти мораль блюдут. Любовница - аморально, дети без отца - гадость, своровал - вообще преступник. Однако ничего не говориться про тот разврат, что льется с картин, из динамиков и из книг. Это не грех. Однако за запрещённую книгу, третьего ребёнка могут и в пешки записать и под землю, заклёпки на штаны ставить и серые пуговицы пришивать.
   Музыкант. Почему вы их называете "пешками"? Всё "пешки" да "пешки". Отчего?
   Диверсант. От сокращения: PE - Public Enemy - общественный враг. По их мыслям, пешки - это пешки в чьей-то большой игре, какого-то GE - Great Enemy - великого врага из Пригорода. Что он делает, этот Великий Враг - неясно, но хорошего Городу он ничего не сделает, это до каждого донесли.
   Музыкант. Занятно.
   Диверсант. Не то слово. В самый счастливый Город обеспечивают несчастные люди. Уголовников не берём в расчёт. Хотя они тоже несчастные по-своему. Но растят пищу, шьют одежду, делают мебель помешанные, сумасшедшие, преступники и не от мира сего. Народу под землёй где-то с половину населения самого города. А лед пятнадцать назад было почти вровень. Тогда всё было по-другому. Ещё можно было быть свободным, хотя бы тайно. Сейчас же система породила новое поколение, ей же воспитанное.
   Музыкант. Вы так рассуждаете, будто вы там были.
   Диверсант. Да, был. Я отсидел под землёй на фабрике гвоздей два года. Два года в темноте делал гвозди. (С пафосом.) Для Города!
   Музыкант. И за что же вас так?
   Диверсант. Я имел неосторожность высказывать свои мысли о Мэре в присутствии одного горожанина, очень хорошо понимавшего, что такое горожанский долг. Нет, я вышел, только потом меня ещё у психиатра смотрели. Мне пришлось притвориться нормальным членом общества. У меня была семья. С двумя детьми. Которая, впрочем, потом распалась. Жена не хотела жить с бывшей пешкой, сразу же вышла за другого. А я стал жить один, хотя меня много раз пытались так или иначе осчастливить. Но я был упорен. Конечно, выйдя из-под земли, я захотел отомстить доносчику, только понял, что не с ним надо бороться, а с самой системой. Жить мне почему-то хочется, так что снятым с Башни быть не хочу. Вот и приходиться жечь эти книги. Хотя под землёй потом ещё наделают взамен этих, однако мне это доставляет какое-то ненормальное удовольствие. Так что зря вы перешли границы Города - теперь вы погибнете в этих стенах упрощённого искусства, доведённого до тупости. Здесь же всё: от живописи до театра сделано настолько ярко, что даже последнему идиоту ясно, что там хотели для него изобразить. Нет, я не против упрощённого искусства. Пусть оно будет. Но пусть оно не будет воображать себя настоящим, пусть оно знает своё место. И не занимается собственной диктатурой... В Городе наука решила, что всё на свете, вплоть до спичек было изобретено в Городе. Они стали изучать не предметы, явления, а людей их производящих. История сокращена до сиюминутных, современных авторитетов. Потому что все герои так или иначе связаны с внешним Миром. А его же нет! Вот и улицы стали зваться у нас: "Счастливыми", "Тёплыми", "Центральными"... Здесь все художники несвободны!..
   Музыкант. А свободен ли художник вообще?
   Диверсант. Пожалуй, что художник несвободен. Если он вольный, то всегда отвечает перед своей душой, своим мировоззрением, своими зрителями. А тут же они не свободны перед властью их кормящей и дающей пищу для гнилых размышлений... Есть у нас некая "Книга", которую заставляют зубрить с малолетства. Так это - собрание годных к любому времени явлений. Из неё и черпают всё, и что делать, и как поступать. Глупость. Глупые предположения, что всё лучше некуда, тогда как всё плохо. Наивность. Тоталитарная наивность. И мы живём по глупости. Это общество мнит себя монолитом, отделяя лишь от себя неординарных, превращаемых в обыкновенных. Однако само давно уже разделилось на правых и виноватых, на хороших и плохих, на взрослых и детей, на мужчин и женщин. И ни одна эта группа полностью не может понять другую, потому что она иная! Абсолютно иная. И понимают они друг друга только в тех местах, где плотно соприкасаются. полицейский в очереди и художник в очереди друг друга поймут, но не работе. Никакие попытки художника объяснить, что это хорошо, а полицейского, что это плохо успехом не увенчаются, потому что не хотят они даже понят друг друга. Лишь неординарные способны на такое. Потому они и неординарные. Нет, такое деление не Мэр придумал, оно само получилось... Так что он старается придерживаться его и всячески делить свой Город на группы. Ибо группа мала, а маленькую группу, отчуждённую в личный упрощённый по-своему мир сломить легко... Нет, вы себя обрекли этим бездумным шагом.
   Музыкант. Возможно.
   Диверсант (зевает). Возможно, возможно. Поживёте здесь - это уже "невозможно" будет... Ладно, поговорили и хватит. Спать пора. Ночью уже на улицах не появишься - комендантский час. Лиза, уложи нас куда-нибудь.
   Лиза. Наверху всё уже постелила. Идите.
   Мусорщик и Диверсант уходят.
   Музыкант. Да, дела. (Смотрит на Лизу.) Городок ваш ничего... Ничего он из себя не представляет. (Берёт у Лизы фонарик.) Он скоро погибнет... Мне тебя жалко.
   Лиза. Почему? Меня не должно быть жалко. Я здесь выросла, я такая же как и другие... ну почти такая же. Я обречена, как и другие жители этого Города. У меня двоемыслие, как у душевнобольного. Точнее, душевно больного. У меня в подвале лежат холсты, которые в другие художники просто сожгут, потому что там таинственные страны, другие города, невиданные звери. Я проживу до старости и умру в этой гнили, как и все другие... Как и ты... Хотя, может ты и умрёшь, сражённый пулей с Башни. Но я же умру старая... и несчастная...
   Музыкант. Нет... Тебя надо спасать.
   Лиза. Как? Здесь всё так хорошо построено и отлажено, что проскочить между зубчатыми колёсами этой гигантской машины невозможно - там места нет! Его не существует по определению!
   Музыкант. Нет, тебя нужно спасать. Тебя, Диверсанта, Мусорщика и других, которые ещё остались в этом Городе. Они не должны так страдать и ждать смерти.
   Лиза. Спасать, конечно, надо. Только как?
   Музыкант. Музыкой.
   Лиза. Только где же её достанешь? Ведь то, что здесь играют - просто какое-то месиво из звуков...
   Музыкант. Я сыграю.
   Лиза. На чём? Всё живое у тебя же всё отобрали.
   Музыкант. Ну не всё... (Включает фонарик.) Можно сказать, кое-что в загашниках я оставил. (Достаёт флейту.)
   Лиза. О! Это флейта, правда? Я флейту живьём никогда не видела. Только на старых картинах. Это правда, флейта?
   Музыкант. Да.
   Лиза. Настоящая?
   Музыкант. Мадам, дурного не держим.
   Лиза (смеется, однако тут же грустнеет). Всё это хорошо, только не поможет. Музыкой никого не усыпишь, никого не спасёшь.
   Музыкант. Нет, это особая музыка. Дурак её не поймёт, а только заснёт пуще прежнего, а умного она погонит прочь. Помнишь легенду о крысолове?
   Лиза. Помню, она у нас даже в "Книге" написана.
   Музыкант. Так вот считай, что это я.
   Лиза. Только, что будет дальше. Выйдем мы в Пригород... А потом? В море?
   Музыкант. Нет, в море я тебя не утоплю... остальных я тоже не утоплю. Все уйдут на волю. В тот далёкий Мир. Его очень много, там есть где жить, где любить, работать, заниматься любимым делом и быть счастливым.
   Лиза (застенчиво). А почему меня не утопишь?
   Музыкант. Потому что ты мне не безразлична... если так можно сказать...
   Лиза. Так можно сказать. (Обнимает его, целует.) Я с самого начала почувствовала, что ты не такой как все. И не только потому что из Пригорода.
   Музыкант. Только ты не думай. Даже если я бы тебя не встретил, хотя такая мысль мне страшна... Я бы всё равно бы всех вывел... Ладно, заболтались. Пора переходить к делу. (Отстраняется от Лизы, начинает играть на флейте.)
   Раздаются чарующие звуки, сверху какой-то шум. Музыка льется и за закрытым занавесом.

Занавес

Картина 9

   Звучит чарующая музыка. Занавес раскрывается. На сцене декорации первой картины. В будке дремлет спокойным сном Солдат. Входят Музыкант и Лиза. Музыкант играет на флейте. За ними идут Мусорщик, Диверсант, прямо из-под земли выходят люди в арестантских робах. Прожектор на Башне остановился, освещая что-то неопределённое. Все выходят за границы Города. Музыкант подходит к будке, смотрит на свои инструменты, перестаёт играть. Прожектор на Башне начинает медленно рыскать по сцене.
   Музыкант (спящему Солдату). Думаю, они тебе больше не понадобятся. Бери, Лиза. (Передаёт ей гитару и скрипку.) Идём... Неважно на чём играешь, главное - что! Хорошее можно и на тазике сыграть... ерёт остальные инструменты, начинает играть на дудочке.)
   Прожектор на Башне замирает. Все уходят. Медленно закрывается занавес. Музыка стихает, слышна пулемётная очередь и крики раненного Солдата.

Конец

Дополнительные стихи и песни для пьесы

Тоталитарный блюз

   Мы живём лучшей в мире стране,
   Хоть нет в нашей стране вина,
   Чтоб залить душу до макушки,
   В нашей стране нет ни хрена.
  
   Посреди ночи, на работе, в сортире,
   Тебя схватят, расстреляют, ну и пусть,
   Но наша страна лучшая в мире,
   Вот я и пою тоталитарный блюз.
  
   В мире есть нескладуха, смерть и нищета,
   Но у нас самая лучшая страна,
   Хоть нет в этой стране ни хрена.
  
   Мы не знаем, что такое богатство,
   Потому что каждый второй - бедняк,
   Мы не знаем, что такое неравенство,
   Потому что все давно на дне и так.
  
   Ложь в нашей стране отменена,
   Зато брат может заложить брата,
   У нас самая лучшая в мире страна,
   И напрасна слов ваших трата.
  
   Есть загадочные страны,
   Над которыми я смеюсь,
   И пою наш тоталитарный блюз.

Я всё это видел

   "Как интересно, - вы говорите, -
   Как познавательно, ну посмотрите,
   Ведь занимательно. Чего вы молчите?
   Ведь полезно, ну скажите!"
  
   Вам не понять, что пустые внутри вы,
   Вам не понять, что не имеете души вы,
   Вам не понять, что ваш ум не предел,
   Но я всё это видел!
   Я всё это видел!
  
   И ничего не стоит ваше чудо,
   Ничего не стоит ваш великий ум,
   И в своём мелком мире не видите, что худо,
   Тот мир из ваших великих дум.

Маленькая

   Такая ты маленькая,
   Что в карман мой поместишься,
   Такая ты миленькая,
   Что везде мне мерещишься.
  
   Когда стоишь со мною рядом,
   Своим плечом тычешь мне под рёбра,
   И оказалось бы это Адом,
   Да мил мне твой образ.
  
   Без лупы и микроскопа
   В толпе я тебя не найду,
   И был бы я Зевсом, а ты - Европа,
   То около Крита тебя утоплю.
  
   Но это будет не со зла,
   А оттого, что не заметил я тебя.
  
   Какая ты маленькая,
   И как ты такая родилась?
   Какая ты миленькая,
   Кудряшками своими поопушилась.
  
   Давай с тобой мирненько жить
   Как Давид - это, стало быть, ты,
   А мне Голиафом, стало бы быть,
   И будут воплощены наши мечты.
  
   Какая ты маленькая,
   И как меня угораздило,
   К такой вот миленькой,
   Любовью пригвоздило?

5 - 20.04.2004

Новосибирск

   Стих "Я и Вы" Н. С. Гумилёва.
  
   - 19 -
  
  


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"