Верить в лучшее? А возможно ли это в нашем мире? И что бы ни говорили вокруг, как бы сам ни пытался убедить себя, всегда был уверен, что возможно. Непонятно только зачем пытаться убеждать себя в том, что твоя жизнь в этом мире не стоит и копейки, и ты лишь один из миллионов, для которых никогда и ничего не изменится...
Хотя нет, даже моя жизнь оценивалась дорого. Проблема именно в том, что эта цена существовала.
- Ой, я тебя разбудила? - произнесла Ким, увидев, что я лежу с открытыми глазами.
Вот именно ради чего, или точнее кого, мне необходимо верить в лучшее. И я верил. Настолько, насколько это вообще было возможно для третьесортного.
Ким была удивительной, хотя так может говорить любой влюбленный парень, пускай и третьесортный, хотя, особенно третьесортный. Ведь когда вся твоя жизнь проходит в пределах Нижнего города, из-за чего срок ее сокращается, в лучшем случае, до тридцати пяти лет, начинаешь ее ценить с завидной особенностью.
Ким была уникальной. За всю нашу историю существовало очень немного третьесортных с белыми волосами и серыми глазами. У Ким были белые, как молоко, волосы и серые глаза, словно искрящиеся серебром. Полюбил ли я ее за эту особенность? А за что полюбила она меня?
У меня были белые, как молоко, волосы и серые глаза, словно искрящиеся серебром.
С первой нашей встречи мы никогда не расставались. Я часто думал, что если бы не наша внешняя особенность, мы бы никогда не увиделись. Не обратили бы внимание друг на друга, несмотря на то, что нам суждено было бы быть вместе.
Виной ли тому наши белые волосы, но мы всегда верили в лучшее. Обычно среди третьесортных нет рьяных оптимистов, каких собственно я и не встречал. Всегда и везде мы выделялись из толпы, хотя ничем, кроме светлой внешности и не менее светлой души, не могли похвастаться.
"В Нижнем городе никогда не был важен цвет твоей души".
- Не переживай, мне как раз пора вставать, - улыбнулся я ей, получая улыбку в ответ.
Все-таки я невероятно ее люблю. Именно так должны выглядеть ангелы, не важно, что у нее нет крыльев за спиной.
- Мог бы поваляться еще, - отметила она, взглянув на часы.
- Мм, что это так вкусно пахнет? - Я не стал комментировать ее замечание.
- Яичница! - гордо вскинув голову, воскликнула она. А в глазах так и прыгали бесенята. Мне захотелось рассмеяться, но вместо этого я состроил удивление на лице.
- Яичница? Настоящая?
- Разбежался, - уже менее рьяно ответила Ким, - яичный порошок. Вчера Рая дала немного, в ответ на оказанную ей услугу.
- И какую же услугу ты ей оказала? - я уже встал с кровати, быстро накинув на себя футболку и брюки. Подошел к Ким сзади и обнял за талию, не удержался и поцеловал в шею. Она сведет меня с ума.
- А это тебе знать не обязательно, - лукаво произнесла девушка, поворачиваясь ко мне лицом и целуя. - С добрым утром.
- Я так тебя люблю, - почему-то сказал я.
Ким ехидно улыбнулась и вырвалась с моих объятий.
- Яичница готова, беги скорее в ванную, если хочешь, чтобы тебе что-то осталось, - весело заметила Ким.
Спорить я не стал, лишь наигранно вздохнул и поплелся в ванную.
Свет удалось включить раза с третьего, осветители давно бы пора поменять, но деньги на подобное выделить крайне сложно. А вот зубная паста, которая считалась у третьесортных невиданной роскошью, у нас имелась. Может опять же всему виной белые волосы, но в отличие от своих сородичей, мы уделяли достаточно внимания своей гигиене. Достаточно внимания, чтобы ощущать себя чистыми и не распространять вездесущие в Нижнем городе запахи мазута и паленой резины.
Включив воду, я подставил лицо под холодную струю, совершенно не спеша на кухню.
"Продать свою жизнь... Что может быть проще?"
Выйдя из дому, я направился совершенно не в ту сторону, в которой находился Фабрика. Это мне сейчас было не нужно. Слишком много тяжелых мыслей возникало у меня в последнее время, и еще больше давила на душу небольшая прямоугольная бумажечка, лежащая сейчас в левом кармане брюк.
Почему же мысли могут причинять настолько реальную боль? Или просто дело не в мыслях? Это все я сам, придумал себе какой-то свой мир, в котором мечтаю прожить до конца своих дней вместе с Ким.
"Достаточно ли ты проживешь для исполнения собственных желаний?"
Я ни разу не ходил к Мудрецу. Мудрец, провидец, оракул - называли его по-разному, но смысла это не меняло. К нему ходили всякий раз, когда необходимо было узнать ответы на свои вопросы. Ответов мудрец не давал, но после встречи с ним вопросы переставали быть столь болезненными.
К моему удивлению, около дома Мудреца не было особого столпотворения народу, точнее его не было вовсе. Подойдя поближе, я узнал у двоих стоящих здесь же девушек, по нашим меркам уже старухам, туда ли я пришел. Получив утвердительный ответ, я стал ждать своей очереди.
"Ты всегда ждешь своей очереди. Зачем же хочешь отдать жизнь, не дожидаясь ее?"
Внутри было темно. Не настолько, чтобы спотыкаться на каждом шагу, но угадывались только очертания предметов. В центре комнаты стоял стол, на котором горела одинокая свеча, распространяя какой-то довольно вкусный аромат, который я ранее не имел гордости обонять.
- Ты уверен, что тебе необходимы ответы? - раздался голос с противоположного от входа угла комнаты.
- Я всегда был уверен только в одном.
- Хороший ответ, Ник. Я хочу видеть тебя. Подойди и сядь за стол.
Уточнять, откуда Мудрец узнал мое имя, я не стал, все-таки он мудрец. Ослушаться я так же не посмел и прошел к столу, усевшись на не совсем удобный стул.
- О чем ты мечтаешь? - после довольно длительной паузы, неожиданно задал вопрос Мудрец.
А о чем я мечтаю? Жить долго и счастливо, и чтобы со мной всегда была не менее счастливая Ким? Смешно даже. Может, я мечтаю проснуться когда-то и увидеть, что вся моя жизнь была не более чем кошмаром? Что все эти третьесортные, полукровки и чистые, вместе с их Нижними городами, Кордонами и Шпилями не более чем грезы воспаленного разума?
Я не мечтаю. Да, я верю в лучшую жизнь, но мечтал ли я об этой жизни? Хотел, но не мечтал.
- Я не мечтаю, Мудрец. Я грежу.
- Грезы... Мечты, в отличие от грез, не умеют ранить.
- Может, я хочу ощущать боль?
- Ты - светлый, - в голосе Мудреца послышалось грустное веселье, - ты не можешь хотеть чувствовать боль. Она и без этого всегда с тобой. Вездесущий бич, если угодно.
- Почему вы не спросили, в чем я всегда уверен? - зачем-то сказал я. Будто этот вопрос с меня вырвало чужое сознание, вот так легко и непринужденно.
- Я и так это знаю, Ник. Знаешь, хоть меня и называют провидцем, но будущее скрыто от меня. Я умею видеть прошлое, а оно более многословное.
- Вы...
- Ты ведь тоже умеешь заглядывать назад? Пускай для тебя это сложнее и болезненнее, но возможно. И может на самом деле в любви все дело, но вам вдвоем легче. Банально может быть, но легче. Светлые ведь не могут заглядывать в душу друг другу. Такая вот прихоть судьбы.
- Вы - светлый? - в горле у меня ощущался сухой комок. Почему-то говорить было сложно, и на лбу выступила испарина.
- Именно.
- Тогда... Как вы сказали, светлые не могут видеть прошлое друг друга, тогда как вы...
- Не для всего нужно уметь видеть прошлое, Ник.
- Не в легкости дело... - глухо произнес я.
- Извини?
- Не из-за легкости мы с Ким вместе. Я люблю ее. Здесь для меня уже не важны никакие грезы или мечты. Даже испытывая боль рядом с ней, мы остались бы вместе.
- Ты так уверен в этом? Тогда я завидую тебе.
- Я уверен только в этом, Мудрец.
- Тогда не думай ни о чем, - в голосе Мудреца явственно чувствовалась улыбка, - а грезы... Твои грезы сделаны из стекла. Они кажутся прозрачными и будто несуществующими, но ощущения всегда натыкаются на гладкую поверхность. Может одно неосторожное движение и способно превратить твои стеклянные грезы в осколки, и уже они смогут ранить по-настоящему. Решай сам, важно ли это для тебя. Если нет, тогда я рад, что смог помочь тебе, если же да... ответы придется искать тебе самому.
- Спасибо, Мудрец, - сказал я, поднимаясь из-за стола. И уже подойдя к двери, обернулся и произнес в темноту: - Вам не кажется, что вы сказали слишком много?
- Каждый человек способен услышать ровно столько, сколько необходимо, независимо от количества ему сказанного.
Я не понял этой фразы Мудреца, но переспрашивать не стал и вышел, уже не оборачиваясь.
"Часто чтобы что-то понять, необходимо лишний раз посмотреть назад".
Куда несли меня ноги, я сильно не пытался разобраться. Главное не стоять на одном месте, идти вперед и... думать. Вот так все просто. Оказывается, у меня существовали какие-то убеждения, которые сейчас постепенно ломались под тяжестью кажущейся безысходности. Кажущейся, потому что кто-то другой не видел бы в моей ситуации особой проблемы. У третьесортного просто не могли возникнуть мысли, подобные моим. Вот и я начинаю думать о своих сородичах, как о недолюдях...
"Мысли брошенные вскользь порой наиболее правдивы".
Ноги привели меня к Кордону. Обычно третьесортных не пропускали в часть города, где жили полукровки, но лежавший в левом кармане брюк прямоугольник бумаги, вовремя предъявленный ретивым служащим, способен был открыть дорогу даже мне.
Телефон-автомат нашелся быстро, собственно, искать его не пришлось, мне сразу показали, где он находится. Меня понимали здесь без слов. Третьесортный мог попасть на Кордон в немногих случаях.
Платить за звонок необходимости не было. Я ввел четырехзначный код, затем длинный телефонный номер и в трубке послышались гудки. Ждать пришлось недолго, и что удивительно, ответил мне Он лично.
- Решился-таки?
- Не ради себя. У меня есть условия.
- Ты же знаешь, я готов их выслушать.
- Мне не нужны деньги, я готов пройти это уже сейчас. Вы должны будете содержать мою семью - Ким и... сына, - слова разрывали горло, слезы катились жгучими ручейками по щекам, а сердце... сердце способно было вырваться из груди. И сдержать себя было невозможно.
Узнав о будущем рождении сына, я был вне себя от радости. Горечь пришла после. Обречь сына на жизнь, которую прожил сам? Но рядом со мной всегда была Ким, с ним ее не будет. Мне двадцать два года, ей двадцать. Если повезет, она проживет еще лет тринадцать, может чуточку больше, я - не более девяти. Работа на Фабрике давала о себе знать.
Предложение было сделано мне давно, около двух лет назад. Оказалось, что мой генотип как нельзя лучше подходит одному из Высших. Деньги, естественно, предлагали баснословные, все жители Шпилей, Высшие в особенности, с особым пиететом относились к собственной жизни. И любой из чистых был бы рад продлить ее за чужой счет. Проблема была в том, что не каждый мог найти подходящего для себя третьесортного, да и не факт, что тот согласится, несмотря на предложенные суммы. Несмотря на все, у третьесортных еще оставались какие-то права и процедуру могли провести только с их согласия. Хотя возможно и этого их в скором лишат.
Вот как. Уже "их", а не "нас". Я уже перестал быть третьесортным. Я стал сырьем для процедуры.
- У тебя есть сын? - Его голос выглядел удивленным.
- Будет в скором времени. И я еще не до конца изложил свои требования, - предупредил я. - Жить они будут в Шпилях, купите ли Вы им отдельные апартаменты или расположите в одних со своих - неважно. Они ни в чем не должны нуждаться, подробные цифры укажу в договоре. И еще... Я хочу, чтобы моего сына назвали... Себастьян.
Ответа я не услышал. В трубке воцарилась тишина. Да, я попросил, точнее, потребовал практически невозможного, но разве для Высшего есть хоть что-то невозможное?
- Все твои требования будут выполнены, - наконец произнес Он, - кроме последнего пункта.
- В таком случае не будет сделки.
- Да ты понимаешь, чего вообще просишь?! Представляешь, что необходимо сделать, чтобы третьесортного признали законом чистым?! Даже мне придется задействовать все свои резервы!
- Я не прошу узаконивать статус чистого для всех последующих поколения своей семьи. Только для сына. Ненаследуемый статус. Я не думаю, что это настолько невозможно.
Пускай я поступал эгоистично, но на данный момент я готов был на все, чтобы добиться для сына иной жизни. Не той, которой прожил сам.
- Это реальнее, - уже более спокойно произнес Он. - Тебе необходимы гарантии до прохождения процедуры?
- Достаточно будет указания этого в стандартном договоре. Я Вам доверяю.
Договор не мог гарантировать всего, поэтому мои слова не были насмешливыми. Напротив, весьма широкий жест, а я не верил, что Он может обмануть.
- Рад слышать, - искренне произнесли по ту сторону телефонных проводов. - Я пришлю за тобой транспорт. Документы будут готовы в течение двух часов.
Я не смирился с тем, что не увижу рождения собственного сына, но осознание этого сейчас было настолько глубоко во мне, что боль почти не чувствовалась. Положив трубку, я отошел в сторону и прислонился спиной к стене рядом стоящего дома. Теперь, когда пути назад уже не было, я жалел только о том, что не успел попрощаться с Ким...
Цена моей жизни существовала, и я согласился принять ее.
"Иногда только один поступок способен разбить собственные стеклянные грезы, независимо от цвета твоей души".