Вы действительно считаете, что животные ничего не понимают? Ни души у них, ни разума? Да чепуха это. Ветеринар? Настоящий? Что-то не верится. Ах, много лет проработали? Много лет проработали, а такие глупости говорите. Собака есть? Даже удивительно, что имеете собаку и при этом не считаете зверей разумными. Дрессировка? Вы для нее - вожак стаи? Ни за какие коврижки не поверю. Хотите, докажу вам вашу ошибку? Ладно, оставим в стороне собак. Там, действительно, дрессировка, знаете ли... На примере собак мне трудно с вами поспорить. А как на счет кошек? Куклачев? Ну-у-у... Куклачев - все же исключение. Согласны? Кошки в своей массе дрессировке не поддаются. Хоть с этим согласились, и то хорошо. Я вам о нашем коте расскажу. Нет, нет, вы послушайте. Может, потом измените точку зрения. И на собаку свою по-другому посмотрите.

Так, о чем это я? Ах, да, о коте. Он появился у нас совсем маленьким. Только глазки открылись. Дочке в том августе исполнилось два годика, и одна из соседок пообещала в подарок котенка. Я? Категорически против. Но бабушка решила, что девочке этот подарок настоятельно необходим. Мне повезло. Котята только появились на свет. Их еще нельзя было забирать. У меня оказалось около трех недель - привыкнуть к мысли... Бабушка? Ее очень привлек факт трехцветности кошки-родительницы. Слыхали о такой примете? Ну, будто трехцветная кошка приносит в дом счастье? Ага. Вот бабушка и польстилась.

Дня за два до отъезда в Москву... Что? Я не сказала? Дело на даче было. Кошка эта трехцветная погуляла с местной достопримечательностью из соседней деревни. Достопримечательность? Такой, знаете, котяра... Оторви и выбрось. Черный, драный. Законченный бомж. Вредный до тошноты. Его вся округа знала. Встречала камнями и палками. Вот он-то и подсуропил... котят одной из наших соседок.

Пошли, значит, с бабушкой и дочкой за котенком. Их трое в помете осталось. Надо же выбрать. А выбирать-то и не пришлось. Кошка трехцветная - и котята трех разных цветов: белый, дымчато-серый и угольно черный. Как у Сутеева в книжке. Да детская книжка... Сказки в картинках. Белый и серый малыши оказались кошечками. Черный - котом. Кошечек соседка уже пообещала другим людям. Сплошное расстройство. Я - давай уговаривать соседку. Очень беленькая кошечка приглянулась. Дочка у меня, как котенок. И беленькая вся. И зовут Катей. Соседка уже поддаваться на уговоры начала. Тут вдруг Катюшка говорит:

- Черного хочу!

Мы с бабушкой ее уговаривать... Куда там. Ни в какую. Хочу, говорит, черненького, и все тут. Подарок-то ей, не нам. Пришлось черного брать. Мы с бабушкой расстроились очень. Папашка ведь тоже черный. Вдруг котенок в родителя пойдет? Таким же вредным и противным будет? Соседка посмеялась:

- У него только-только глазки открылись, двух дней не прошло. Каким воспитаете, таким и будет.

Делать нечего. Понесли котенка домой. Деда чуть удар не хватил. Вот только черного кота ему в доме и не хватало. Невзлюбил он его сразу. Нам - до лампочки. Дед ругается: надо вещи собирать, с яблоками разобраться, с кабачками, через два дня в город переезжаем. А весь женский состав семьи по полу на карачках ползает. Даже прабабушка... Нет, она не ползала. Вес не позволял. Там, знаете ли, сто двадцать килограмм. Не больно-то поползаешь. Но она брала палку, опиралась на нее и наклонялась вниз головой, чтобы поближе к котенку быть. В таком положении могла находиться... Долго, в общем. Умилялись? Разумеется. А вы как думаете? Такой маленький, дрожащий. Нет, не пушистый. Как сказать? Даже не знаю. Короткошерстный? Гладкошерстный? Шерсть короткая и гладкая, вся черная, ни одного белого волоска. Какая порода? Да Бог его знает... Крысолов, вроде. Нет? Ну, и ладно. Без разницы.

Смешно так ходил по терраске. То одну лапку подожмет, то другую. Брезгливо лапкой тряхнет и дальше ступает. Хвостик - тонюсенькой шерстяной морковочкой и подрагивает. Нюхал все. Но осто-рож-нень-ко-о-о... Лужицы делал. А как без этого? Кормить его сложно оказалось. Во-первых, рук ничьих не терпел. Вырывался. Маленький, а верткий, сильный. В руках барахтался не переставая. Даже секундочки себе на передышку не давал. Кусаться пытался, царапаться. Ну, кусаться-то еще особенно нечем было. А вот царапался он уже и тогда знатно. Короче, кормить себя из пипетки не давал. Блюдце тоже игнорировал. Мордочкой в блюдце? Делали. Чихал, фыркал, плевался, но не ел. Я уж думала его обратно к соседке нести. Не дохнуть же ему с голоду, в самом деле? Хорошо, прабабушка догадалась. Она у нас женщина деревенского разлива. Палец в молоко обмакнула и прямо в пасть ему сунула. Какой там ротик? Там ротика никогда не было. Это же с рождения хищник был. Тигра страшная. Маленькая очень, розовенькая, но пасть. И с такими клыками... Тоже, конечно, маленькими. Так и кормили его с пальца месяц или около того... Блюдце он в Москве, позже осваивал.

Пока с дачи не уехали, он и не ходил никуда. Терраску изучал. Там и спал, у выходной двери на старом кресле. Дом, видимо, его запахами отпугивал. На крыльцо, правда, выбирался несколько раз. Не то переползал через порожек терраски, не то переваливался. Порожек для него тогда высоковат был. Ступеньки с крыльца и того выше. Преодолеть их - невозможное дело. На земле он постоять не успел, травки не понюхал.

Муж приехал. Посмотрел на котенка и спрашивает:

- Как назвали?

Мы переглянулись. Засмеялись весело. Никак не назвали. Даже в голову не пришло. Муж тоже посмеялся и говорит:

- Черный, как сапожная вакса. Назовите его Гуталином.

- Тогда уж Гуталлино, - вмешался дед. - Лучше получится. Красивее. По-итальянски. И сказку о нем напишите. "Приключения кота Гуталлино". Чтобы уже окончательно на этом коте свихнуться и других свихнуть.

Как назвали? Дочка назвала. Ее подарок - ей и кличку давать. А она еще маленькая, два годика только стукнуло. Ничего лучше не изобрела:

- Пусть будет Черныш.

И стал наш котенок Чернышом. Да редко его так все называли. Каждый изощрялся, как мог: Чертыш, Черноног, Чернохвост. Дед его вообще Черномырдиным обозвал. Так и кликали какое-то время. Затем по фамилии звать стало неудобно. Кричали: "Виктор Степанович!". Ну, а Виктор Степанович очень быстро сократился до Степаныча. Это, в основном, дед изгалялся. Хотя, каюсь, и мы иногда. А больше Черным его звали.

- Черный приходил?

- А Черного кормили?

Сам Черныш новую кличку невзлюбил, отзывался на нее редко. Ты ему:

- Черный!

Сидит, ухом не шевельнет.

- Степаныч!

Опять та же реакция.

- Виктор Степанович!

Смотришь, он ухом в твою сторону дергает. Слышит, значит. Понимает, поганец, что это к нему обращаются.

- Черныш! Чернышка!

Только тогда встанет, подойдет, глянет на тебя желто-зелеными своими глазищами.

В Москву малыша перевезли спокойно. Единственный раз. В последующие годы перевезти его из Москвы на дачу и обратно было сплошным мучением. Ездили тогда на своей машине и то... По полдня отлавливали, пытались запихнуть в бабушкину сумку. Сумка у бабушки была отменная, в виде большой торбы на молнии. Кожа наикрепчайшая. Самое главное - Черного отловить, в торбу запихнуть и успеть до конца застегнуть молнию. Замок молнии при этом нужно крепко держать. Расстегивать сумку можно было лишь тогда, когда машина уже тронулась, и все стекла в ней до упора подняты. При этом лучше нигде не останавливаться, дверцы не открывать, стекла не опускать. Иначе сбежит. В такие щели, поганец, мог просочиться - конфетный фантик позавидует.

В Москве, в квартире Чернышка освоился быстро. В первый же день потребовал поместить себя в ванну. Купаться? Нет, он купаться не любил. Мытья избегал всячески. Но если уж попался, то терпел. Вырываться не помышлял. Уши берег. Правда, потом целые сутки обижался на весь свет. А в ванну просился не для того. Он встал на задние лапки, передними уперся в чугунный бок ванны и давай царапать его когтями. Помогли, подсадили его на бортик. Ради интереса. На бортике не удержался, кубарем скатился вниз, на дно. Полежал немного. Встал, отряхнулся. Направился к сливному отверстию. А там... опорожнился. Тут же начал царапать эмаль.

- Закапывает! Смотри, закапывает! - шептала бабушка. Катюшка смотрела во все глаза, молча.

С тех пор Черный в качестве туалета признавал только сливное отверстие ванны. И, заметьте, никто его этому не учил. Никто не показывал. Он сам. Он, вообще, всегда все сам. Очень был независимый кот. Спал там, где ему хотелось. Бабушка сшила для него замечательный матрасик. Ага! Как же! Матрасик Черного не устраивал. Вот на постель к кому-нибудь ночью забраться - то да. И не в ноги. А на подушку, чтобы мордой своей человеку в лицо уткнуться. Или к плечу прижаться. Ох, и гоняли его за это! Да он плевать хотел. Спрячется за диван, переждет и по новой лезет. Днем на кресле спал. Что в Москве, что на даче кресла очень уважал. Есть ему, правда, приходилось по нашим правилам: там и тогда, когда и где мы считали нужным, то есть на кухне из блюдечка. Единственная его уступка семье. Представьте себе, с молочных продуктов его рвало. Зато он с удовольствием ел те же супы, что и мы. Макароны любил, дыню, арбуз, бананы. Мороженое и свежие огурцы в буквальном смысле слова выцарапывал из рук. Но ненавидел печенку в любом виде и в любых сочетаниях. Даже запах не переносил. Не ему, нам приходилось под него подстраиваться.

Диким он был первые годы до невозможности. Не то, что на руки взять, погладить себя не давал.

- Припадочный у вас кошак, - шумел обычно дед, - Не домашняя скотинка, а самый настоящий дикий камышовый кот.

Деду было чего сердиться. Больше всех от Черного доставалось ему самому, прабабушке и Кате. Ну, Катюшке-то понятно, за что. Она Черного таскала за хвост. Не дергала, а именно таскала. Переносила с места на место. Строила различные домики из стульев, диванных накидок и заставляла Черного жить в этих домиках, опять же используя его многострадальный хвост. Никакие объяснения, уговоры, приказания и наказания на дочку не действовали. И Черный ей за это мстил. А вот за что доставалось деду и прабабушке? Если только за Черномырдина. Больше было не за что. На эту троицу Черный охотился. Не как-нибудь. По-настоящему. Он прятался под мебелью и мог долго лежать там, ожидая своего звездного мига. Это когда нужные руки или ноги оказывались в зоне относительной досягаемости. Желательно без одежного покрова. При этом обладатели нужных Черному рук и ног должны были находиться в состоянии благородной рассеянности. Вот тогда он превращался в настоящего камышового кота. Неожиданно для всех стрелой вылетал из-под дивана, из-за тумбочки, оглашая квартиру невыносимым мявом. Намертво вцеплялся в нужную ему руку или ногу. Рвал упругую плоть зубами, когтями. Не хуже аллигатора. Потом так же мгновенно отцеплялся и исчезал за диваном. Дальше, естественно, начинался ор потерпевшего. Страдальца вели на кухню промывать очередную ужасную рану, заливать зеленкой, бинтовать. А что вы смеетесь? Ничего смешного. Раны были действительно ужасны - мясом наружу. Мой муж, бабушка и я отделывались легкими царапинами. Черный на нас охотился редко. Остальным доставалось по полной программе. После медицинских процедур бабушка брала веник с длинной ручкой и шла выгребать из-за дивана кота. Хотя знала, что бесполезно. Тогда нужно было звать грузчиков - отодвигать диван. Если же каким-то чудом веник проникал в один из уголков задиванного пространства, Черный вылетал оттуда пулей и старался спрятаться в другую малодосягаемую щель. Вот здесь бабушка не терялась. Черный на своей шкуре ощущал все прелести наказания веником. Да только везло бабушке редко. Я лично предпочитала не вмешиваться ни в преступления, ни в наказания. Медицинские процедуры - пожалуйста. Кота воспитывать - увольте. Брать не надо было. Коли взяли - терпите.

Дед орал, что выкинет кота на улицу или придушит его. Но ни разу свои угрозы осуществить не пытался. Жалел зверя. Еще бы. Мы всего несколько раз за восемь лет выносили Черного погулять. На руках, между прочим. Московский двор его пугал страшно. Он широко расставлял лапы, глубоко, доставая до тела, вцеплялся в одежду, мелко дрожал всей тушкой. В глазах - такая паника! Гулял? Гулял на балконе. Благо невысоко, второй этаж. Ходил по перилам взад-вперед или сидел, оглядывая окрестности. Однажды неудачно повернулся и упал с балкона вниз. Пока разобрались, пока побежали за ним... Думали, уже увеялся куда-нибудь. За угол завернули, а он сидит себе под балконом. В комочек весь как-то собрался, свернулся. Дрожит меленько. Разрешил себя на руки взять, погладить. Даже прижался к рукам. Доверчиво так. После того случая стал позволять себя гладить, сам иногда об ноги терся, тихонько урчал. И охоты свои на людей перестал устраивать. Вместо охот прыжки начались. Вверх. Так спортсмены-прыгуны делают. Только он не разбегался даже. С места прыгал. Высоко получалось. Иногда мне до плеча допрыгивал. Почему-то он меня всегда выбирал. До сих пор удивляюсь.

Настоящей хозяйкой для Черного была бабушка. Она его кормила, мыла за ним ванну, наказывала за проделки. Какие проделки? Один раз со стола из миски стащил два куска трески. Сразу. Догнать и отобрать не получилось. Успел спрятаться и сожрать. Прятался потом до вечера. Ждал, когда бабушкин гнев остынет. Ну, еще обои в коридоре драл. Поднимется на задние лапы, а передними дерет. Нет. Не всегда. Это мы уже потом заметили, что хулиганит он так перед похолоданием. В любимом месте фанеру поставили - пусть дерет. А еще? Мстил своим обидчикам. И мстя его была ужасающей. Нет, без охотничьих вывертов. Вульгарно гадил. То деду ботинки пометит, то прабабушке постель. Чем уж они его доставали? Катюшке портфель изнутри метил несколько раз, когда она в школу пошла. Едкий запах его меток потом держался долго. Никакие средства не помогали. А больше, вроде, и не шалил. Может, веника побаивался? Ну, бабушку-то он побаивался точно. Меня? Меня любил. А кто знает, почему? Я им особо-то не занималась. Поглажу иногда, за ухом почешу. Когда муж с дочкой или бабушка его тискать начинали, говорила:

- Оставьте животину в покое. Вы что? Не видите, что ему неприятно? Не любит он этого. Живое существо и, как любое живое существо, имеет право на свободу.

Вот и все мое внимание. Но, похоже, этого Черному хватало. Он сам забирался ко мне на колени. Требовал, чтобы погладила. Интересно так требовал. Начинал бодаться. Лбом сильно и одновременно мягко толкал ногу или руку. Погладь, дескать.

- Вот скотинка безрогая, - удивлялась бабушка.

- скотинка или котинка? - ехидничал муж.

Когда мы после еды вставали из-за стола, Черный тут же, пользуясь моментом, занимал мой стул, пока он еще теплый. И лежал там, как Мухтар на границе, чутко насторожив уши. Охранял, что ли? От кого в квартире-то охранять?

В июне повезли его на дачу. И диву дались. Уже на подъезде к своему участку решили чуть-чуть приоткрыть стекло водителя. Всю дорогу задыхались. Черный не стал дожидаться. Мигом перетек с заднего сиденья на подголовник водительского кресла. Оттуда шагнул деде на плечо - дед за рулем был. С дедова плеча, распластавшись тряпочкой, умудрился проскользнуть в приоткрытое слегка окно. Дед дал по тормозам. Все испугались, что Черный убежит и больше не вернется. Как испугались, так и успокоились. Черный не думал убегать. Он сначала повалился на кучу песка у соседского забора. Несколько минут катался там, блаженно жмурясь, забавно дрыгая лапами. При этом хвост его ритмично шлепал по песку в такт неслышной для нас музыке. Затем Черный переполз в траву и покатался уже там, примяв своей тушкой довольно приличную полянку. Поднялся. Понюхал траву в одном месте, в другом.

- Ты поглянь, - хмыкнула прабабушка, - траву жреть!

У Черного из зубов действительно торчало несколько травинок. Он их действительно жевал. Но недолго. Уверенно направился именно к нашей калитке и сел возле нее. Как изваяние. Мы ошеломленно молчали. Смотрели, глазам своим не веря. А как же в Москве-то боялся на улицу выходить? И откуда узнал, что это наша калитка? Изваянием коту быть надоело. Он повернул к машине голову и удивленно посмотрел. Дескать, где вы там застряли? Вся семья поняла его взгляд именно так.

На крыльцо он взошел первым. Терпеливо дожидался, пока откроют дверь терраски. Первым вошел и туда. Все обнюхал. Потом отправился обследовать дом. А к вечеру пропал. Вот тут-то мы решили, что все - покинул нас навсегда. Родина, как-никак. Но он вернулся через сутки. Это в свой первый приезд. В последующие повторялось и катание по песку-траве, и жевание растительности, но у калитки Черный нас больше не ждал. Сразу нырял под соседский забор, исчезал на трое суток. Потом появлялся довольный. Не скоро мы догадались, что это он свои владения проверял, оставляя там метки: "Я вернулся! Я уже здесь!".

В то первое лето подвигов Черный совершил немного. Да ему еще и года не было. Зато врага заполучил серьезного.

У ближайшей нашей соседки, у Евгении Александровны имелся здоровущий кот Барсик. Серо-желтый, в полосочку. Нет, не русская порода. Другая какая-то. Шерсть у него была длинная. Первые года два-три Барсик этот гонял Черного почем зря. Не то, что наш участок, себя Черныш тогда защитить не мог. Вечно эти два соперника орали противными голосами у Евгении Александровны под сараем. После чего наш кот возвращался домой в кровавых царапинах. Бабушка пыталась было лечить его раны. Но мой муж хохотом изошелся по этому поводу.

- Он сам себя вылечит. В два раза быстрее и лучше. Еще и тебя полечит.

- А вдруг заражение начнется? И потом... у него шрамы будут,- сомневалась бабушка, вконец смущенная веселившимся зятем.

- Шрамы бойца украшают, - подмигивал ей зять.

То, что из Черного вырастает боец, мы уже начинали понимать. За несколько дней до этого наш подрастающий "боец" завалил свою первую добычу. Не птичку и не мышку. Он справился с огромной, пегой от седины крысой. Действительно огромной. Она по своим размерам уступала Черному совсем немного. Собственно, поединок нам лицезреть не удалось. Наткнулись уже на результат. Под окнами терраски, на низкорослой, постоянно притаптываемой ногами травке лежала здоровущая мертвая крыса, изодранная когтями, с отгрызенным затылком. Или как у крыс это место называется? Мозги - на всеобщее обозрение. Над крысой стоял Черный. Морда вся в крови. Лапы немного дрожат. Вообще как-то нетвердо стоял. Будь он человеком, я бы сказала - шатался. Но хвост победно задран кверху. И карты раскладывать не надо. Сразу ясно, что здесь недавно произошла нешуточная битва. И Черный вышел из нее победителем.

Бабушка не сумела оценить его подвиг по достоинству. Она взвизгнула и сломя голову помчалась на терраску. Что поделать, если бабушка у нас боится грызунов до истерики? Каждый раз проходить по делам мимо крысячего трупа она не могла, потому нашла себе в доме кучу дел: подмести надо, погладить, обед сготовить. Когда она уже шинковала морковку для супа, на терраске появился Черный. Шел походкой победителя, с самодовольной миной на морде, с гордо вздернутым хвостом. Ждал похвалы. Буквально, нарывался. Ведь было, за что. Но у бабушки на сей счет создалось иное мнение. Она бросила ножик на разделочную доску, уперла руки в бока и повернулась к коту:

- А-а-а... Явился? Завалил крысу побольше себя, и думал - все до потолка будут прыгать от радости? Угу... А кому теперь эту крысу убирать, ты подумал? Мне? Мне, пока она там лежит, даже на крыльцо не выйти. Не-е-ет... Ты крысу завалил, тебе и убирать. Вот иди и уноси ее куда хочешь. И, пока ты за собой не уберешь, домой можешь не возвращаться.

Даже я оторопела от такого "наезда". Что же говорить о бедном коте? Черный весь как-то сдулся cразу, точно проколотый воздушный шарик. Победно задранный хвост опустился, прогнулся до пола. Поперебирав лапками и сконфужено посмотрев на бабушку, он вдруг повернулся и пошел на улицу. Я двинулась к окну, любопытствуя, что кот будет делать дальше.

- Мам! Ты посмотри, он и впрямь крысу убирает!

Бабушка подскочила ко мне. Картина, доступная нашим взглядам, была уморительной. Черный тащил свой трофей по траве подальше от дома. Крыса, как я уже говорила, оказалась неслабых размеров. Значит, и весила неслабо. Поэтому Черный уволакивал ее довольно оригинальным способом. Он ухватил тушку за загривок, припав при этом на передние лапы и грудь. Высоко задрал круп, если можно так сказать о месте, откуда растет хвост, и, опираясь на сильные задние лапы, резко колотя себя по бокам хвостом, пятился назад по синусоиде. Крыса поддавалась, хотя и с трудом.

- Вот ведь скотинка безрогая! - посмеивалась бабушка, возвращаясь к разделочной доске и морковке. - А еще говорят, что животные ничего не понимают. Все они понимают. А наш - больше всех.

- И не заступайся за него больше, - вдруг прикрикнула она на меня.

Я пожала плечами, продолжая наблюдать за перетаскиванием крысы. Черный уволок ее подальше от дома, к вишням и сливам. Туда, где траву косили редко, и потому она была высокой и густой. Бабушка получила возможность свободно ходить под окнами. А у меня больше не было повода бездельничать. Но я еще долго поглядывала в сторону вишен и слив. Черный просидел там полдня, гордо охраняя свою добычу. Этот пакостный мир оказался на удивление равнодушен. Бабочки продолжали порхать вокруг цветов, птицы выискивали в грядках червячков. Люди занимались своими делами. Никто не обращал на кота никакого внимания. Тогда он исчез. И, лишь когда Черный исчез, бабушка спохватилась.

- А куда он крысу-то дел? - спросила она меня.

- Туда куда-то! - я неопределенно махнула рукой. Уже не помнила точное место.

- А сам он где?

- Гулять ушел.

- Так... - озаботилась бабушка. - Это что получается? Я теперь и по участку пройти не смогу? Пойду завтра за укропом, а там дохлая крыса?

- Мам! Укроп на задворках. Крыса под вишнями или сливами. Где задворки, а где сливы?!

- Да-а-а, а если мне под сливы будет нужно?

- Зачем?

- Ну, мало ли... Нет, по участку я теперь ходить не смогу, пока крыса где-то здесь. Нужно было Черного заставить вообще ее с участка убрать. Где вот его искать теперь?

- Мам! Ну, что ты говоришь?! Он же не человек, а кот. Да какой там кот! Котенок. Ему еще и года нет.

- Котенок, - насмешливо фыркнула бабушка. - Раз смог такую здоровущую тушу под сливы затащить, значит, мог ее и с участка убрать.

Она еще долго ворчала по этому поводу. К ночи явился домой Черный. И она опять все ему высказала. На сей раз, правда, спокойно, без сарказма и издевки. Черный не реагировал. Весь его вид говорил о безмерной обиде на хозяйку. Он свернулся клубком в кресле, изображая глубокий сон. Но я-то видела, что кошачье ухо прядает в сторону бабушки и в том же направлении косит, иногда приоткрываясь, выпуклый желто-зеленый глаз. А? Крыса? Да я нашла ее на следующий день. Сама вынесла на лопате в компост и забросала там разной разностью: землей, травой, ветками.

Бабушка вздохнула спокойно. Тут же перестала ворчать и начала бешено гордиться котом. Всем соседям рассказывала, какой умный у нас Черныш. Тогда-то они восхищались. Вот потом, через пару лет, когда он подрал всех соседских котов, слопал кое у кого волнистых попугайчиков, перерыл все грядки в радиусе пяти километров... Зачем крысу выбросила? А что, на нее - любоваться, что ли? Так и не ел он ни крыс, ни мышей. Вечно оставлял где-нибудь возле крыльца. А вот такими. Задушенными и с отгрызенными затылками. У меня на даче приятель был, Аркаша. Моих лет примерно. Может, чуть младше. Лесной человек. Про лес много знал, про птиц, про животных. Так вот, Аркаша объяснил, что это с одной стороны был подарок семье от кота, с другой - демонстрация окружающему миру, кто именно таким удачным охотником на самом деле является. А вот птичек он не только ловил, но и ел, паршивец. То и дело морда в пуху. За птиц я его, честно говоря, гоняла. Ну, разве мало ему еды? Что хотел, то и получал. Угу. Специально с дочкой ходили на озеро каждый день. Бычков ему ловили. Ротанов его обожаемых. А когда муж на выходные приезжал, у Черного вообще праздник живота случался. Караси перепадали. И он так привык к подобным праздникам. Чуть только муж за удочки, котяра наш тут как тут. Ходит, об ноги трется. На рыбалку проводит, с рыбалки встретит. До сих пор не понимаю, каким именно образом узнавал о возвращении мужа с рыбалки. Несколько раз заявлялся на озеро в самый разгар лова. С инспекцией, надо думать. Вдруг возникает рядом. Подойдет к садку с рыбой, понюхает, лапкой воду потрогает, когтями рыбий плавник царапнет. И все. Нет, рыбу из садка не таскал. Постои еще рядом несколько минут. А потом исчезнет так же неожиданно, как появился. К дому с рыбалки идешь, уже у калитки встречает. Сначала об ноги трется. Потом те же ноги бодать начинает. Не терпится ему. Вынь и положь бычка на дорожку. Случай был один комический. У нас садок для рыбы пластиковый, двойной. Одно ведерко цельнолитое. В него вставляется другое - сетчатое, - с крышкой и круглой ручкой. Крышка от сетчатого ведерка отвалилась и валялась на крыльце, всеми забытая, никому не нужная. Дело было в субботу. У мужа никак не получалось собраться на рыбалку. Только возьмется за удочки, как вспомнит, что под яблоневые ветви надо рогатки новые поставить или вентиль у крана посмотреть. Опять за удочки схватится - теща помощи просит. Обед, опять же, с дочкой позаниматься. И так - весь день. Ближе к вечеру ни сил, ни желания рыбу ловить не осталось. Черный ждал, ждал. Впустую. Он такого издевательства уже терпеть не смог. Дождался, когда муж окажется на терраске, взял с крыльца ту самую пластиковую крышку от садка... Что вы на меня так смотрите? Ну и что же, что не человек? Взял. Как? А вот так и взял. Зубами. За ручку. Видели, овчарки сумки носят? Вот и он так же. Пронес крышку через всю терраску. Муж стоял у стола. Черный дошел до него. Наклонил лобастую голову. Сильно боднул в ногу, обращая на себя внимание. Громко, очень громко мяукнул, не разжимая клыков. И только потом с грохотом уронил крышку на пол. Мы остолбенели. Совершенно верно. Куклачев отдыхает. Пантомима всем присутствовавшим была ясна без слов.

- Да сходи уж ты, Саш, на рыбалку, - вздохнула бабушка, которая минуту назад мысленно изобретала новое задание зятю.

- Черный! - заговорщически подмигнул коту бабушкин зять. - С меня карась!

В сумерках перед крыльцом Черный уплетал карася, которого потребовал достать из садка первым. А ведь больше любил бычков, и обычно сначала съедал их. Что cделал? Да, съел и ушел. Ночи напролет не гулял. Уходил из дома, когда солнце садилось, возвращался около полуночи. Иногда еле приползал. Весь драный. Барсик? Это, который враг номер один? Черный с ним в конце концов разобрался. Года через два. Точно теперь не помню. Много лет прошло. Вернулся тогда, как петух из "Бременских музыкантов", - изрядно ощипанный, но не побежденный. Под сараем у Евгении Александровны после этого несколько лет никто не орал дурным голосом. Да и на наш участок ни собаки, ни кошки не забегали. А если и случалось ненароком, Черный стрелой летел с крыльца в сторону неосторожного нахала. И опять тишина, спокойствие. Командирский был характер у кота. Да-да. Ничего смешного.

Бывало, сидит на бетонном столбике, к которому калитка крепится, словно часовой на сторожевой вышке. Неподвижный, только голова, как на шарнире, в разные стороны поворачивается. Это он за порядком наблюдал. Если где-то в обозримом пространстве нарушения, то... Оп! Его на столбике нет. Он уже по улице неторопливо рысит в нужную сторону. Теперь-то у нас по участку и кошки бегают чужие, и собаки. Грядки топчут, роют. И гадюки на задворках опять появились. При Черном порядок идеальный был. Правда, сам Черный таким потрепанным домой иной раз возвращался... Даже сейчас, если вспомню, жуть пробирает. То ухо наполовину оторвано, то вместо правого глаза кровавые ошметки, то половина зубов обломана. Опять же с правой стороны.

Лечить себя не давал. День-два поваляется на кресле, потом на улицу начинает выползать. Травки разные жует, в теньке под кустом смородины отлеживается, вылизывает себя. Недели не прошло, глянь - он опять в "ночную" намылился. Обычно говорят "заживет, как на собаке"? Неправильно говорят. Собаку с котом перепутали. На Черном моментально все заживало до поры, до времени. Только шрамики беленькие оставались. И такие же беленькие волоски кое-где в шерсти появились. Седеть он что ли начал? А и то... уж больно бурную жизнь вел.

Ругаться к нам на него аж из соседней деревни приходили. Не только огороды людям рыл, котов увечил, но и собакам морды полосовал. Любил собак дразнить, понимаешь. И делал это по-хитрому. Примостится возле какой-нибудь машины, оставленной владельцем на улице, и ждет, пока очередной дачник-собачник своего питомца на поводке гулять поведет. Дождется, чтобы гуляющие подошли поближе, и давай вылизываться. Заднюю лапу тянет прямо под собачью морду, лижет ее, лижет. Старательно так, с наслаждением. Какой пес выдержит? Сунется ближе, а Черный ему - раз! - по носу этой самой лапой. Да коготками, коготками. И дальше вылизывается. Некоторые собачьи хозяева не выдерживали, спускали своего питомца с поводка. А Черный уже под машиной сидит, по центру. Поди, его оттуда выковыряй! Конечно. Вредничал. Кто ж спорит? Нет, ну, маленькая собачка залезть сможет. Но маленькая нашему коту вовсе не страшна была. Он и больших не всегда боялся.

Был в нашем дачном поселке один дог. Здоровущий такой, черный... И злой - чума просто. Черныш его на дух не переносил. Шипел, шерсть дыбом ерошил, глазами сверкал, если поблизости видел. Но обычно уходил с дороги. Нехотя так уходил, вынужденно. Что-то между ними, видимо, произошло. Да кто знает? Не спросишь ведь. Однако произошло точно. Потому что в один прекрасный день метнулся Черный прямо наперерез этому догу. Вскочил ему на холку, когтями вцепился покрепче и орет дурным мявом. Дог от такой наглости буквально ошалел. Взвизгнул пронзительно и помчался по кругу. Нет, чтобы на спину упасть, по земле покататься. Бегает по кругу, визжит. Черный уселся у него на холке поудобнее и дерет ее. Дог уже и визжать не может. Бегает по кругу все быстрей. Тявкает жалобно, как болонка. Хозяин собаки кричит:

- Чья кошка? Заберите кошку!

Я рядом случайно была. Кричу ему в ответ:

Это не кошка! Это кот!

- Один хрен! Заберите его! Немедленно!

- Вы собаку свою остановите, а я кота попытаюсь отцепить.

Хотя, если честно, мне вовсе не улыбалось невменяемого Черного успокаивать. Я его таким и не видела никогда. Еще меня за компанию подерет.

Народ кругом собрался. Все хохочут. Пьяные мужики подначивают:

- Дери его, Черный, дери!

Еле-еле удалось псину заловить. А Черного и отцеплять от собачьей холки не пришлось. Он фыркнул. Лениво соскочил на землю. Брезгливо дернул задней лапой в сторону всхлипывающего пса. И медленно пошествовал к дому, задрав хвост. Вот именно. Пошествовал. Всем видом демонстрировал "плевать я хотел на вашего дога". Конфликт? Разумеется, не закончился. Хозяин дога еще неделю ходил к нам, к председателю дачного кооператива. Тот только руками разводил. Ну, как, скажите, кота наказывать? Хозяев штрафовать? А они при чем? Дачники же всю ту неделю ни о чем другом больше не говорили. Злорадствовали. Не фига, дескать, злую псину без поводка с участка выпускать. Одним махом Черному простились все его грехи: попорченные грядки, покалеченные коты, соблазненные кошки. Его котят к тому моменту по окрестностям бегало немало. Все черненькие. Но от отца отличались кто белой манишкой, кто носочками, кто кончиком хвоста или пятнышком на морде. А вот не надо. Не знаете - не говорите. У него и любовь была. Многолетняя. Это как посмотреть. Пять лет достаточно? А говорите "мало". И любовь там была настоящая.

В доме напротив нас появилась вдруг кошечка-подросток. Прелесть, что такое. Серо-белая, аккуратненькая. Не кошечка - произведение искусств. Только заморозить и на полку для красоты поставить - любоваться. Плюс красный антиблошиный ошейник. Красное на сером. Представляете? У-у-у... Наш Черный не устоял. Втрескался по самые уши. Ха! Она долго к себе не подпускала. Черный? Не сдавался. Торчал возле калитки своей зазнобы сутками. Две семьи, посмеиваясь, с интересом наблюдали за развитием событий.

- Теть Алл, - спросила я как-то хозяйку кошечки, - как вашу красавицу зовут?

- Моська, - ответила тетя Алла.

- Как? - удивилась я. - Может быть, Муська?

- Нет, Моська.

Моська не устояла-таки. Сначала они просто прогуливались по улице. Дама чуть впереди, Черный - в фарватере. Потом они стали часами сидеть возле Моськиной калитки. Когда и как у них дело совсем сладилось - никто не заметил. Но на следующий год Черный стал приводить ее к себе. Изредка она и сама к нам приходила. Осторожненько поднималась на крыльцо, заглядывала на терраску. Дальше не шла. Если Черный в тот момент нигде не шлялся, то моментально возникал рядом. Они чинно отправлялись под куст смородины. Лежали там в тенечке, положив друг на друга лапки. Примерно через час Моська поднималась, грациозно отряхивалась и с достоинством удалялась. Черный провожал ее до нашей калитки, а там садился и следил за тем, как она переходит дорогу. Едва Моська оказывалась у своего забора, наш котяра отправлялся по другим делам. Котята? Не было. Тетя Алла кошечку сразу стерилизовала. Не изменял? Почему не изменял? Изменял. Но не у нее на глазах. Если рядом была Моська, никакие другие кошки его не интересовали... Только Моську по ночам дома запирали, а Черный по ночам гулял, где хотел и как хотел. Конечно, умный. Кто ж спорит? Не каждый мужик так-то...

Самые жаркие страсти разгорелись в его предпоследнее лето. Началось с того, что за Черным вдруг стали толпой ходить коты. Кошки? Нет. Я тоже сначала подумала на кошек. Пригляделась повнимательней - коты.. Он лежит под любимым смородиновым кустом, а вокруг куста в разных позах белые, серые, рыжие кошаки. Ага. Серо-буро-малиновые в крапинку. Штук десять, не меньше. Мы перепугались вначале. Кошачье нашествие, да и только. В центре - наш Черный. Любой волноваться начнет. Я об Аркаше вам уже говорила? Ну, вот.

- Да не дергайтесь вы, - пояснил мой приятель. - Не с чего. Так бывает иногда. Редко, но бывает. В особо голодный год коты начинают сбиваться в стаи. Вокруг одного вожака сбиваются.

Мы перестали волноваться. Зато загордились - страсть! Напрасно, надо сказать. У Черного, похоже, на почве лидерства "крыша поехала". Мало того, что теперь ему постоянно приходилось для стаи мышей промышлять, но и драться по нескольку раз в день тоже приходилось. За социальный статус, надо полагать. Однажды явился домой лишь к рассвету. Не явился, приполз. Рухнул у ступенек без сил. Бок разодран в клочья. Щека на ниточке болтается. Внесли в дом, уложили на кресло, раны кое-как промыли. Лечить себя опять не позволил. Лежал в кресле и помирал. Моська пришла его проведать. Потыкалась носом в его лапы. Черный один глаз приоткрыл, мутно посмотрел и снова отключился. Мы решили, что помрет кот, не выживет на сей раз. Дня три вокруг него на цыпочках ходили. Поили из пипетки. На четвертый день Моська заглянула. Потыкалась в него по своей привычке носом. Кот наш глаза открыл, весь заскрипел как-то, приподнимаясь. И... сполз с кресла. Стоять ему было трудно. Так он морду свою подруге на плечо положил, отдохнул минутку. Вместе они и до блюдца с супом доковыляли. Проводил Черный Моську до порожка, сел. И только Моська со ступенек спустилась, откуда уже Черного не видно, как он рухнул там, где сидел. Что делать? Поместили на кресло. Дед недовольно буркнул:

- Чего всполошились? Чистый курятник! Если у него сил хватило бабу до порога проводить, значит, выживет. У-у-у... козля!

Черного дед теперь козлей называл. Я пыталась понять, что это такое. Спросила у деда. Он ответил:

- Да козел ваш Черный. Самый натуральный козел. Козля, одним словом.

На самом деле и дед переживал. Если Черный вдруг загуливал дня на два, на три и домой не приходил, дед нервничать начинал. Ходил по участку, кричал сладким голосочком:

- Черныш! Кис-кис-кис... Чернышка, ты где?

У всех встречных-поперечных дачников на улице интересовался:

- Вы нашего Черныша не видели? Абсолютно черный. У вас грядки испортил? Ну и что. Вы его кирпичом? Задели? Да вас самих кирпичом надо...

И на озеро ходил кота искать. И за шоссе, на карьеры, потому, как и там иногда Черного видели. Но стоило только коту появиться дома, как дед тут же менялся.

- Явился? У-у-у, козля.

И делал вид, что замахивается.

Но сейчас нам так хотелось поверить в дедову правоту, так хотелось. Мы поверили. И правильно сделали.

В тот раз Черный болел долго, тяжело. Моська приходила каждый день. Заставляла его добираться до блюдечка с едой. Делала вид, что лакает вместе с ним. Вылизывала заживающие раны. Наступил день, когда он смог самостоятельно слезть со ступенек крыльца. Еще через несколько дней поковылял провожать Моську. И не как обычно, а проводил до ее калитки. Посидел, дожидаясь, пока она пройдет по вымощенной плитками дорожке к своему крыльцу, одолеет ступеньки. Только тогда тяжело потащился домой. Забрался в кресло и, обессилев вконец, уснул мертвым сном. С тех пор он всегда так провожал Моську. Тетя Алла его называла "наш зять" или "наш муж". Да-а-а... Когда выздоровел, они вдруг поссорились. Ну, откуда же я знаю? Это только Моське теперь известно. Подозрения, конечно, были. Тетя Алла утверждала, что Черный на глазах у законной супруги побежал за другой кошкой. Моська, естественно, обиделась. Перестала подпускать Черного к себе. Обиделась и тетя Алла. Раньше спрашивала:

- А где это наш муж? Мы его два дня не видели.

Теперь говорила по-другому:

- Правильно Моська его гонит. Котяра он мартовский.

Три недели длилась кошачья ссора. Первую неделю Черный демонстрировал свою независимость. Дескать, начхать ему на всяких там Мосек. Еще две недели выпрашивал у Моськи прощения. Помирились они перед самым расставанием.

Тетя Алла на день раньше свою семью в Москву перевозила. Перед самым отъездом, за час, наверное, зашла к нам.

- У вас Моськи нет? А Черный где? Дома? Удивительно. Моська вчера вечером пропала. Нам уезжать через полчаса, а ее нигде нет. Я ей корма на неделю оставлю, конечно. Вы уж приглядите.

- Да мы сами завтра уезжаем.

- Жалко как. Ладно, Евгению Александровну попрошу.

- А как же Моська?

- В следующие выходные заберем.

Соседи уехали. А наутро пропал Черный. Сначала мы не очень переживали. В день отъезда его всегда было трудно отловить. Эдакие гонки с препятствиями. Но он раньше никогда не пропадал. Бегал от нас по всему участку, но не пропадал. Тут же... Пришлось и нам идти к Евгении Александровне с ведерком рыбы, с куриными окорочками. Сухой корм наш кот совсем не уважал.

Что вы думаете? Мы уже в машине сидели, уже тронулись почти. Вдруг дед руль отпустил и хихикает.

- Вон, - говорит, - наш козля. Нашлась пропажа.

И в сторону крыльца тети Аллы пальцем тычет. Мы, как по команде, развернулись в нужную сторону. На перилах крыльца лежали обе пропажи - и Черный, и Моська. Клубочками свернулись, уткнулись носами друг в друга. Уютненько так. Чистые голубки. Не стали их тогда трогать. Пусть хоть недельку вдвоем побудут. Недельку... Лишь через полтора месяца удалось отловить обоих, развезти в противоположные концы Москвы.

В Москве Черный стал чахнуть. Заметили мы не сразу. В начале зимы, наверное. У него появилось много седины, сильно лезла шерсть. Линька здесь не при чем. Он много спал. И что удивительно? Не слезал с чьих-нибудь коленей или рук. Ему явно было плохо.

- Надо бы к ветеринару.

- Сам оклемается. Знаешь, сколько сейчас ветеринары берут? Да и как ты его довезешь до ветеринара?

- Ну, он же нас лечил. Теперь ему нужно.

Он действительно нас лечил. Снимал головную боль, усталость, раздражительность, приступы радикулита и многое другое. Помню, у меня случилось тяжелейшее воспаление левого легкого: верхнедолевое, с обширным затемнением, с толстыми спайками. По ночам я совсем не могла спать. Задыхалась. Кашляла непрерывно. Лекарства не помогали. И только, когда Черный ложился мне на левую сторону груди, кашель начинал отступать, воздух попадал в легкие. Я согревалась, засыпала. В середине ночи Черный перебирался ко мне в ноги. Кашель начинался опять, но уже слабенький. Спать можно. После двух недель такого лечения я медленно пошла на поправку. Теперь вот плохо было Черному. К февралю он уже не мог есть. Мы все же собрались к ветеринару.

В те годы не было в нашем районе ветеринарных кабинетов. Вызов на дом был не по карману. Пришлось ехать на улицу Юннатов. Работали там? Вот туда. Как везти Черного? Машина у деда не на ходу. На руках не довезешь, в сумке тоже. Долго не просидит, выберется. Надо Черного знать. Муж предложил птичью клетку. Была у нас такая. Когда-то попугаев держали. После них и осталась большая металлическая клетка. Стояла в одном из углов, пылилась. В ней повезли, для верности примотав поддон веревками покрепче. А? Да сбежал бы по дороге. Можете себе представить, как на нас смотрели в автобусе, в трамвае, на остановках? Вот-вот. Еще ругались. Нет, нет. Он очень шумно ехал. Не плакал. А так... знаете... воли требовал. Причем таким дурным голосом. Пытался клетку разломать. Мы же его свободы лишили. А свободу он ценил, пожалуй, превыше всего.

В приемной ветеринарки со стыда сгорали. У всех коты и кошки на руках, у нас - в клетке. В нашу сторону косились презрительно, недоброжелательно. Но ведь не будешь же каждому объяснять, что, даже болея, этот кот способен устроить тут небольшой погромчик а ля "Гибель Помпеи". Ветеринар, кстати, тоже встретил неласково.

- Дурите, - сказал жестко, - не умеете со своим питомцем ладить.

Наперебой с бабушкой стали рассказывать о "питомце", старались оправдаться. Ветеринар слушать не стал.

- Доставайте из клетки. Сам разберусь. Да побыстрее. В приемной - очередь. Нечего людей зря задерживать.

Достали из клетки. Передали с рук на руки. Черный пока вел себя прилично. Затих. Но мы-то с бабушкой это затишье хорошо знали. Оставались начеку. Правильно, кстати. Хотя ветеринар и внушал доверие. Крепкий такой мужчина, с сильными волосатыми руками. Да Черный доверия не внушал. Он, наверное, ветеринарскую бдительность усыплял. Притих в руках. Смирненький, как овечка

- Вот, видите. А говорили "буйный"...

Вдвоем с санитаром расположили кота на блестящей металлической каталке, хотели пасть посмотреть. Хоп! Санитар кричит. У него обе руки располосованы от локтя до кисти. Черный под шкафом сидит, в самый дальний угол забился. У ветеринара челюсть отвисла. Все - за несколько секунд. Это Черный задними лапами поработал. Они у него сильные были, как у страуса.

Хозяин кабинета ловить кота отказался наотрез.

- Ваш кот, вы его и ловите!

Еще бы! У санитара царапины глубокие, сразу же кровью наливаться стали - кровь на пол закапала. Пока ему раны зеленкой мазали, я кота из-под шкафа доставала. Ко мне пошел без разговоров. Даже вцепился изо всех сил в свитер. Дрожит. Пришлось врачу еще одного санитара звать. Втроем попытались Черного на той же каталке распластать. И опять: оп! - Черный задними лапами поработал. Картина Репина "Приплыли, греби ушами в камыши". Наш котяра под шкафом, ветеринар пальцы зеленкой мажет. Санитары, здоровые молодые качки, руками в стороны разводят. Кто же знал?

- Знаете, что? - говорю. - Пусть ваши мальчики ему задние лапы держат. Я - передние. А вы осмотр проведете.

Полезла под шкаф, достала кота. Санитарам досталось каждому по задней лапе. И то с трудом удерживали. Я передние к каталке прижимала. Врач пасть ему раздвигал. Показал мне Чернышеву глотку:

- Видите? Опухоль и разрывы кругом.

- От чего это?

- Дайте осмотреть.

Да, как же! Дал ему себя Черный осмотреть, как положено! Чуть пальцы не отхватил. Не знаю. Врач все говорить не стал. Сказал, что усыплять кота надо. Немедленно. Бабушка колебалась, смотрела на ветеринара с надеждой. Я была против. Спросила:

- А если бы это был ваш кот? Как бы вы поступили?

Ветеринар задумался лишь на секунду. Ответил с теплотой в голосе, восхищенно оглядывая Черного:

- Я бы?.. За такого кота я бы боролся до последнего.

Сделали Черному укол антибиотика, посадили в клетку. Ветеринар поинтересовался обеспокоено:

- Довезете без проблем?

- Ну, сюда же довезли. Да и поддон крепко привязан.

- Через два дня приезжайте. В мою смену. Нельзя такого кота абы чьим рукам доверять. Я ему один укольчик сделаю. Вдруг поможет?

Мы, в полном расстройстве, повезли Черного домой. Он вел себя тихо. Спать пытался. Укол действовал? Наверное. Нам не до того было. Женщины плакали. Мужчины молча хмурились. Беда навалилась!

Второе посещение легче прошло. И кот не буянил. И приняли нас первыми. Ветеринар сказал возмутившейся было очереди:

- Видите, его в клетке привезли? Ну, то-то... Особый пациент.

С нами у него разговор совсем другой вышел.

- Я тут подумал, посовещался кое с кем... Я бы на вашем месте его усыпил.

- А вдруг выживет?! Вы же видите, какой он!

- Ну... не знаю... не знаю... Чудеса иногда, конечно, случаются. Но не в таких ситуациях.

- А сколько ему осталось?

- Месяц - самое большее.

- А если... уколы, там... лекарства всякие?

- Полтора месяца протянет. От силы - два.

- Вы назначьте, выпишите, что нужно.

- Лечить будете? Уважаю... Да не вас. Кота вашего.

Укол обещанный, особый, ветеринар сделал. Лекарства выписал. Проинструктировал подробно. Снова приезжать в ветеринарку отсоветовал. Бесполезно. Лечить не будут. Не тот случай. Только на усыпление. Ага! Щаз-з-з... Как же! Усыплять его! Себя усыпляйте.

Сколько прожил? Девять месяцев. Были у него последнее лето, последний подвиг, последние денечки любви.

Последний подвиг? Это, знаете, нечто... Том и Джерри отдыхают. Он ведь уже и не ходил никуда. Иногда если... по участку немного. Все больше на терраске в кресле лежал или под любимым кустом. Куда драться-то? Правый глаз почти не видит, правое ухо - почти не слышит. Половина зубов обломана. Припадает сразу на две лапы. Да еще опухоль эта из него жилы тянула. Сил совсем мало осталось. От соперников теперь приходилось бегством спасаться. Вот и не отходил далеко. А у соседки, у Евгении Александровны, кот новый объявился. Вместо Барсика. Сибиряк-двухлетка. Здоровущий, пушистый. Персидский ковер, одним словом. Да, да, верно! Не прокусишь. Кузей кота звали. Стал этот Кузя свои порядки устанавливать. К нам ходить. Черный орет, шерсть дыбит, а драться не может. Умом брал, опытностью. Вот как-то подкараулил Кузя Черного на нашем же участке подальше от дома. Черный - к крыльцу, Кузя за ним. Черный - на яблоню, Кузя за ним. Черный - снова к крыльцу. Кузя не отстает. Вот-вот догонит. И тогда наш котяра... Между участками у нас не заборы, а сетка-рабица на деревянных столбах натянута. Полетел Черный на соседний участок. Мчится стремглав прямо на сетку, словно и нет ее. Кузя за ним. В самую последнюю секунду Черный вдруг молниеносно меняет траекторию движения, взлетает на деревянный столбик. А Кузя не успел даже сообразить что к чему. Со всего маху мордой в сетку впечатался. Сетка прогнулась. Кузя орет. Черный сидит на столбике, голову наклонил и спокойненько так Кузю рассматривает, только бока ходуном ходят. Мы на крыльце в тот момент стояли. Как стояли, так и повалились все. Хохотали до упаду, что называется. У Кузи потом не меньше месяца морда в клеточку была. Черный? Выводы сделал. На задворки больше не ходил. Только возле крыльца на солнышке грелся.

Моська его часто навещала. Вместе из блюдечка полакают, под смородинкой полежат или в котовнике. Потом ее Черный проводит до калитки, подождет, пока она на крыльцо поднимется, и назад, в любимое кресло. Растащить их, правда, в конце августа сразу не удалось. Сентябрь они вдвоем на даче провели. Да в октябре он и умер. Сколько вообще прожил? Чуть больше восьми лет. Разве я не сказала?

И не говорите мне, что у животных ни разума нет, ни чувства. У нас не кот был, а человек. Только в шкурке и с хвостом. Какую станцию объявили? Дрезну? Мне через одну выходить. Машина? А нет ее у нас. Давно уже. Ничто, знаете ли, не вечно. Нет, не уникальный. Обычный. Если вы за своей собакой понаблюдаете повнимательней, то и не такое увидите. А что Моська? Она его два года ждала. Ей же не расскажешь. Никого к себе не подпускала. В прошлом году подпустила все-таки... Один в один - наш Черный. Лапки вот белые, с носочками. Но в гости к нему не ходит и к себе не зовет. К нам в гости ходит. По старой памяти. А, может, еще надеется на что-то? Взойдет на терраску, подкрадется к креслу, нюхает его, нюхает. Потом к тому месту, где блюдечко чернышово раньше стояло... Потом к смородине... И уходит. У всех слезы на глаза наворачиваются. Тут тетка одна приходила, ругалась:

- Ваш Черный мне все грядки...

А я ей сквозь слезы:

- Да нет больше... нашего Черного. Четыре года, как умер...

Как умирал? Знаете, не могу про это. Так тяжело до сих пор... Все неделю слезами умывались. Даже муж, даже дед. Лучше Черного живым вспоминать, здоровым, нахальным, вредным до тошноты. Памятник? Язвить-то зачем? В душе у нас ему памятник. Ну, и фотографии... Вспоминаем часто. Любили его очень. Так случается иногда, любишь и не знаешь об этом. Другого кота? Вы с ума сошли! Если у вас вдруг брат умрет, вы себе через год другого заведете? Да, ничего не надо. Они такие же, как и мы. Только беззащитные. Вы к своей собаке-то приглядитесь.
Москва, февраль 2005 г.