Аудитория спускалась уступами к кафедре. На кафедру был небрежно брошен портфель и пиджак. Преподаватель - в рубашке с засученными рукавами - остановил себя на середине фразы. Студенты смотрели на него, а он - на двух болтушек с предпоследнего ряда. Склонившись голова к голове, они что-то шептали поочередно друг другу в уши и при этом щипали - булку что ли? - под столом - пальцы сложенные щепотью замирали у ярких губ и выждав перерыв в шепоте раскрывались у границы рта.
Пауза длилась, следуя взгляду препода на болтушек начали оборачиваться студенты. Те, наконец, услышали тишину и повернули лица и глаза на кафедру.
- Трудно, наверное, болтать, жевать и слушать одновременно, - дождавшись их внимания сказал преподаватель и продолжил лекцию. Время от времени он бросал на них взгляд, болтать они кончили, но булку, судя по движению щек, все еще щипали. Еще он увидел, что они являли собой два классических типа женщин. Одна была худой и породистой брюнеткой - Ахматова с портрета Модильяни, вторая - блондинка из серии Мерилин Монро - вечная женщина-девочка, и, судя по рисунку плеч, чересчур пухленькая по нынешним временам.
После лекции у кафедры столпились почитательницы свободного, нестарого и симпатичного доцента - так было всегда. Они задавали вопросы, облизывая губы влажными лепестками языков, поправляли ремни сумок, приминавших мягкие холмики. Препод наблюдал за привычной игрой с сухо-равнодушным лицом, но не уходил, до тех пор пока вся группа поддержки не получала долю внимания. На этот раз к фанаткам присоединились подружки-болтушки. До сессии оставалось меньше месяца и им, понятное дело, хотелось затереть в его памяти сегодняшний эпизод.
Глядя на студенток, слушая очередные - абсолютно необязательные вопросы - препод зацеплял, при каждой проводке взгляда по блестящим ртам и разноцветным головам двух нарушительниц. Брюнетка с брезгливым видом оглядывала спины столпившихся перед ней. Блондинка, рассеяно смотрела на стены, почти отвернувшись от него. Руки она сцепила за спиной и кисти лежали на ягодицах, спрятанных под мягкой тканью брюк.
Болтушки дождались наконец свободного пространства. Брюнетка сразу же вывалила весь арсенал обольщения. Расслабила мышцы щек и безвольно упустила вниз тонкую, изгибистую губу. Быстро вскидывала на мгновение опущенные глаза, а переступая с ноги на ногу, более, чем того требовало движение, выдвигала анатомически худое бедро. Блондинка выдавала кокетство порциями, поглядывая и проверяя, не много ли? Хорошо ли? Она медленно расцепила руки, и простодушно уставилась ему в глаза: "Как? Нравится?" "О чем это вы?" - изобразил непонимание препод и перевел серьезный взгляд на брюнетку.
Брюнетка трудилась на поле известной версии о том, что мужчины любят дур. С трепетным восторгом взирая на него - как на жениха старшей сестры - она жаловалась на писателя Золя. На то что не в силах прочитать обязательный для них роман.
- Возьмите "Творчество". Он короткий, можно осилить за одну ночь. Я разрешаю вам эту замену персонально, - он снисходительно улыбнулся, вполне удовлетворенный сеансом кокетства, устроенным для него.
- А мне можно? - Резко и хрипло спросила блондинка.
- Что можно? - его продрало по коже как наждаком :"Какой хриплый голос. Почему?" -
- Короткий. У меня терпения не хватает на длинные романы, - и засмеялась получившейся двусмысленности, смех был легкий, в отличие от голоса.
Препод - как того и требовало его положение - даже не улыбнулся:
- Можно.
***
Экзамен был в неудачный день - сразу после новогоднего праздника. Шел нервно, преподаватель был не в настроении, более чем обычно раздражала паника в глазах и не выстроенные ответы. Отличники и костяк группы поддержки прошли за первый час, остались соискатели "удов" и "неудов". Хотелось прочь, натруженная за праздники печень давила рот горечью.
- Вы не читали произведение, - протяжно и громко перебил он на середине фразы худую брюнетку, всю в черном. Она отвечала не по его лекциям. Она уверенно тараторила пересказывая учебник.
Он посмотрел на нее - растерянно замолчавшую под его тяжелым взглядом - и вспомнил - болтушка с булкой.
- Вы не читали произведение, - разбивая слова издевательскими менторскими паузами, повторил препод. - Вы оперу слушали, балет смотрели, листали комикс, если таковой появился, слушали пересказ сюжета под дверью перед экзаменом, но само произведение вы не читали. Вы хотите убедить меня в обратном, хорошо, тогда мне расскажите о первой встрече Хосе и Кармен. Я вам даже помогу - коварно заманивал он ее в ловушку - Кармен на улице подошла к Хосе и бросила в него что - ?
- Розу, - буркнула, надув губы брюнетка. Она не понимала - за что? Она все отвечала правильно, что он к ней привязался?
- Розу, - отбивая такт пальцами по столу начал препод, - розу рисовали на дешевом одеколоне "Кармен", в советские времена. А Кармен Мериме - не прекрасная дама средневековья. Она цыганка в дырявых чулках, воровка и - время от времени - проститутка. Розового куста в прекрасном саду у нее не было и даже цветка в горшке у нее быть не могло. И в Хосе она могла бросить только цветок сорванный на улице, такой же уличный как она сама.
Брюнетка дула губы и злилась.
- Акацию. Кисть белой акации она бросила в лицо Хосе. Разница между розой и акацией и есть разница между дешевым одеколоном и литературой. - Он снова посмотрел на брюнетку - она не понимала. Она не поняла ничего из того, что он ей сказал.
- А перед этим Хосе сравнил Кармен с кем? Тому кто знает, за один ответ ставлю сегодня отлично. Никто не хочет ответить?
Аудитория затаилась.
- Он сравнил ее с кошкой. Он сказал, что она поступила по обычаю женщин и кошек, которые не идут, когда их зовут и приходят когда их не звали.
"Ну и что тут такого?" - прочитал он во взгляде брюнетки - она по-прежнему не понимала.
- Идите. Забирайте зачетку и идите, - уже не зло, а устало сказал он ей. Она резко поднялась со стула и быстро пошла к далекой двери. Он смотрел на черную спину над черными ногами и думал: "Слишком худая. И дура."
Отправив еще двух на пересдачу, он предложил остальным не искушать судьбу и прийти через неделю. Верно оценив его настрой, рассеянные по огромной аудитории человечки поднялись, и вернули билеты. Раздав зачетки препод посмотрел на двух оставшихся. В слабом свете лучистым пятном белела голова "Мерилин Монро", за ней сидел незнакомый ему студент. Первым он пригласил парня:
- Я мог вас видеть на своих лекциях?
Парень ухмыльнулся:
- В принципе - да.
- На что же вы надеетесь?
- Мне сегодня повезло с билетом, - радостно как Балда из сказки улыбался тот не присаживаясь на стул.
Препод взял в руки билет, затем полистал зачетку.
- Три Вас устроит?
- Вполне, - Еще радостнее заулыбался он.
За парнем закрылась дверь. В огромной аудитории остались двое - он и сияющее пятно головы в лучах жидкого зимнего солнца.
Она сидела и смотрела на него.
- Прошу вас.
С мерзким звуком проехал ножками по полу стул. Держа светящийся белый листок под грудью, она длинно шла на него. Села, положила ровно на середину пространства между ними билет.
- Вам тоже повезло с вопросами?
- Нет. То есть, да. - Шершавым шепотом ответила она. Хрипота сидела под шершавостью, как губы под корками обветренной кожи.
Сделав вид, что читает билет, он исподлобья поглядывал на нее. Сухие корочки на некрашенных губах, темные полукружья под глазами, и сами они - покрасневшие.
Первый вопрос был легким. Препод полистал зачетку - хорошо и отлично:
- Давайте сразу перейдем ко второму. Итак, Золя. Что вы читали?
- Творчество, - она сглотнула, кожа на подчелюстном выгибе нервно дернулась, - вы разрешили нам "Творчество" - и склонила голову.
- Я помню, - препод расслабленно смотрел на светлый нимб стеклянных волос:
- Не надо так волноваться. Я верю, что вы читали. Давно?
- Сегодня ночью... - она, наконец, подняла лицо но не смогла выдержать его взгляд - глаза метнулись в сторону. Врет? Или читала через страницу...
- Значит, все свежо в памяти. Рассказывайте, - Он ободряюще улыбнулся и увидел ресницу, упавшую с правого глаза, и лежавшую тонкой запятой или скорее скобкой на щеке. Если дополнить ее до пары, то в скобках - препод перерезал взглядом линию губ - оказалась бы половинка рта. Получалось непонятно и некрасиво.
Она начала говорить. Он слушал, и пока слушал терял напряжение мышц, державших дежурную улыбку. Он широко расставил ноги и чувствуя ими сопротивление паркета давил спиной на спинку скрипящего стула. Уже не скрывая взгляда, в упор, - она всего равно его не видела, придирчиво разглядывал выражение страха на ее лице - она, действительно, говорила то, что чувствовала. Тихо заскрипела дверь. В щель проскользнула дама из учебной части. Приминая грудь папками, она низким голосом спросила, назвав его по имени-отчеству:
- На сегодня все? - И иронично повела взглядом на растерянную девушку у стола.
Все знали об успехе доцента у студенток, надоедно подшучивали. Устало иронизировала и дама из учебной части - его подруга. Она зашла, чтобы поторопить, - их ждали в гости на писательской даче.
***
Дама из учебной части сидела в машине, мотор работал, прогревался, а препод раздраженно сметал щеткой пухлый белый ворох. Не успевшие сцепиться снежинки разлетались неслаженно, надоедливо как дети, крутились вокруг щетки и липли к рукаву.
Дама из учебной части, почувствовав напряжение между ним и девочкой, неудачно прочитавшей Золя, истолковала все по своему. И с ней придется в который раз объясняться. А почему, собственно говоря? "Надоело," - неожиданно вслух сказал препод. "Оставь как есть." - Ответила дама, вытянувшая голову над крышей. Она дунула на снежинки, они покружились и улеглись обратно. "Зачем вообще их сметать? Ветер сдует."
***
Потом, на обветшалой даче, в жалком свете камина, у разоренного стола, красиво вытянувшись на кресле, его подруга с ревнивым смехом стала рассказывать о картине, которую застала в аудитории. Об охваченном страхом лице несчастной студентки, о преподавателе, поедающим ее мрачным взглядом. О странном в таком контексте "отлично" вписанном в зачетку.
Хозяева с интересом ждали его версии. Их интересовало все, связанное с университетом. Их поздняя и единственная дочь должна была поступать в следующем году- ах, нет, уже в этом, в этом году!
Учтиво поглядев на хозяйку - нервную, тщательно выглядевшую даму, препод сказал, что красивым он ставит отлично, за то, что они есть. За то, что, глядя на них, еще один писатель, - поворот головы к хозяину дома - сочинит еще один рассказ. Затем, сделав серьезное лицо, объяснил, обращаясь к будущей абитуриентке, что студентка, похоже, не спала ночь, готовясь к экзамену, нервы сдали, но ответила она ему, действительно, на отлично. И, скрывая раздражение, с выражением: "Успокойся дорогая," - молча, укоризненно посмотрел на подругу. Пусть будет, как оно есть.
Когда дамы ушли с грязной посудой, он спросил хозяина-писателя помнит ли тот роман Золя.
- Что значит помню? - Засмеялся хозяин. - Не уверен, читал ли... В анекдоте про чукчу: чукча - не читатель, чукча - писатель, есть, знаете ли, нехорошая, но правда. А что?
У него был пьяный, но цепкий взгляд.
- Странное толкование было у той студентки, - равнодушно, как бы делая уступку его любопытству, начал объяснять препод. - Она поняла его по-другому, не хрестоматийно. Она сказала, что роман вызывает ужас перед творчеством. Что творчество разрушает жизнь человека. Что она никогда не станет писателем, прочитав его.
- Она готовилась в писатели? - ревниво хмыкнул хозяин.
- Филологи... - неопределенно ответил препод.
- А роман о писателях?
- Нет о художнике, - пожалел о том, что начал бессмысленный разговор гость.
- Художники, они... - хозяин покрутил рабочими, от дачной жизни, пальцами - ...они более богемный народ. Так что пусть не боится... Интересно-то как. Даже захотелось прочитать роман Золя. Как его - "Творчество"?
- Зачем? - И, скрадывая невольную иронию, доцент приделал продолжение:
- Это не самый удачный роман Золя.
Хозяин потянулся к кочерге. Железо беззвучно переломило выгоревшие поленья. На серой золе алело разбившееся на осколки нутро огня. Было тягостно от корыстного уюта приютившего дома.
Через долгую паузу хозяин сказал светским, то есть фальшивым, тоном:
- Красивой женщине можно и не быть писательницей. Ее счастье, что вовремя прочитала Золя.
На объеденном огнем полене вздрогнула серая короста и осыпалась. Алая, ровно вырезанная рана, на глазах стала затягиваться серой кожей пепла. Писатель, уставший от долгих праздников, и бесконечных гостей, не выдержал светского тона и по-пьяному мрачно закончил:
- Оно все равно прорвется. Оно как чирей. Хоть читал ты Золя, хоть не читал.
"Надо было мягко подвести под пересдачу. А там бы и Золя забылся. Черт! - Доцент запоздало просеивал события упущенного зимнего дня, глядя на жизнь огня в камине. - Черт… Кошки."