Он никогда не отличался покладистым характером. Про таких говорят просто "вздорный мальчишка" и никогда не понимают. Чувство менять у таких появляется совсем рано. И конечно не без бросания из стороны в сторону, от полного отрицания до абсолютного увлечения. От гоняния голубей и хлюпанья по лужам до засиживания с книжкой до последней свечи, правда он так и не научился не загибать уголки. А все те раны, что обычно бывают от детства быстро заживали, незаметно превращаясь в твердый панцирь, но это потом, а может этого и вообще не будет. У него были друзья, вот и сейчас Толстый стучится в стекло. До сумерок уже совсем недалеко, но сегодня праздник, и наверное можно погулять вдоль узких улочек подольше. Взмах руки - мол подожди, и Толстый послушно начинает обходить дом, что выйти к двери.
- Привет Рыжий....
- Привет Толстый, что новенького? - полные напускной гордости дети совершают самый безобидный из взрослых ритуалов.
- Сегодня столько всего было, жаль, что тебя не отпустили утром... Мы подслушивали на заднем дворе у мэра, он разговаривал с каким-то чужим человеком, и тот сказал, что сегодня вечером будет фейрверк, а потом привезли большую бочку с мелом нарисованными полосками, и там были какие-то штуки, Косой сказал, что это динамит, он нужен для фейерверка. Пошли, я тебе все покажу...
- Класс, только это недалеко? А то я обещал папе вернутся до ужина, сегодня он обещал, что будет что-то особенное, может он даже снова достанет фотографию мамы, и я смогу посмотреть, - каждый взгляд, вздох, мысль - и начинают мелькать забавные картинки, воображение на секунду создает свой мир, где все по-другому.
- Да уж, тебе тогда здорово влетело, - Толстый сочувственно качает головой, он все понимает.
- Знаешь, иногда мне кажется, что мама не ушла, и хоть я ее совсем не помню, но просыпаясь от луча света, что попал в лицо, я знаю - это она. И все-таки так хочется увидеть фотографию. И еще, приходи-ка ты сегодня к нам, я думаю папа не будет против. А? Ты как?
- Не вопрос, - Толстого не надо долго уговаривать, он уже предвкушает затаенное веселье, что обычно прячется в воздухе в доме Рыжего, будто мириады лесных чертиков прячутся прямо внутри стен, длинные тени, что пускают маленькие, но очень горячие огоньки и грустную и усталую улыбку отца Рыжего.
- Но пошли скорее, а то не успеем , - Толстый торопит, да и сумерки все гуще и гуще,будто слабо разбавленный кофе.
Вначале они идут тихо и размеренно, но затем Рыжий срывается с места и с криком "давай!" устремляется по давно знакомому пути : вот здесь пролезть под забором, а тут пройти мимо спящей собаки, и чуть дальше вдохнуть аромат уже почти опавшей сирени.
- Вот тут они стояли, - Толстый извиняюще жмет плечами, показывая на навес, - прямо тут.
- Ладно, пошли тогда пролезем во внутренний двор, может их туда убрали? - Рыжий кидает соломинку.
Казалось, что этот город делался совсем небрежно, впопыхах. В спешке был собран конструктор улиц, которые состыковала чья-то сила и фантазия. И жизнь в этом городе была неосторожной и неправильной. За площадями следовали баррикады, печной дым валил в соседнее окошко, а затем, поплутав под крышами, выходил прямо на бельевую веревку, где сушились совсем не белые вещи.
- Давай сюда, - Толстый проныривает под ящики, и осторожно заглядывает в просвет.
Внутренный двор залит светом заходящего солнца. Все предметы приобрели странный мягко-желтоватый оттенок, и будто бы сами чуточку горят. Нет полутонов, нет теней. Только два громких сбивающихся голоса :
- Слушай, скоро уж темно, надо бы попробывать ту штуку, что ты привез. Ик...
- Потерпи хозяин, еще чуток, еще чуток твоего замечательного напитка, и чуток темноты и ты посмотришь на то, чему дивятся столичные жители чуть ли не каждый вечер, да-да, именно так. За морем праздники каждый день, это тут вы ждете глупого повода повеселится. А там.... Лей больше, жалко что ли, - в сумерках можно с трудом различить улыбку.
Тишина, судорожные глотки.
- Вот-вот, теперь время, сейча-ас.. Только встану. Нет, не держи меня. Я сам, да и не стоит мэру подавать руки простому человеку, - снова улыбка, с мизерной долей насмешки. Со второй попытки удается встать.
- Давай, зажжигай.... Только лампу сначала принеси, - во двор врывается искорка масляной лампадки, света мало, но как раз для игры в зверей, это когда умелые руки и причудливые тени будят детское воображение и по стенам несутся толпы носорогов, волков, птиц и прочей живности.
- Рыжий, рыжий, пошли скорей наружу, оттуда будет гораздо лучше видно, давай, скорее, а то желание не успеем загадать. Косой говорил, что будут падучие звезды. - разгибатся тяжело.... Толстый выталкивает Рыжего из под ящиков и оба оказываются на узком проходе между домой....
- Лезь на крышу, будет лучше видно. Подсадить? Давай, только быстрее... - пара секунд карабканья и вот : всего на несколько метров выше, а все уже совсем по другому. Остался только запах свежего ветра. Небо уже стало цвета старого синяка и только вдоль горизонта кто-то оставил россыпь оранжевых красок.
Со двора доносятся громкие голоса и незнакомые, но крепкие словечки. Чирк! И началось! Воздух прорезало громкое шипение. Оставляя за собой тухнущий след взлетела первая "штука".
- Рыжий! Ложись... Прибъет ведь, - последнюю фразу уже шепотом и из положения лежа...
- Ты чего? Забыл, ты же желания хотел, вот они твои, падучие звезды.... - ракеты взлетали одна за другой оставляя за собой блеклые следы, а потом, уже почти под небесным куполом рассыпались на падучие звезды... Звезды, что тоже угасали, падая вниз. Падкие на маленьких мальчиков и их желания. А дети стояли на крыше задрав головы вверх и следили за случайно подаренным представлением до его последнего аккорда.
- Жалко, Косой этого не видел, - и ведь действительно, искренне жалко, нету фальши в этих словах.
- Может и видел, ты откуда знаешь, слышь Рыжий, а ты что загадал?
- А ты что?
- Я загадал,что-нибудь побольше и повкуснее.... Так скажи, что?
- Эх, ты ну пошли, будет сейчас нам и побольше, и повкуснее... А я? Я ничего не загадал, ничего важного, совсем, совсем ничего. Пошли... - маленький Рыжий в темноте кажется совсем маленьким. Два силуэта снова петляют по городу из неправильного конструктора. Рыжий задумался, а Толстый наверное в предвкушении или как еще?
Один мир, маленький ли, большой... Но свой. Куда можно спрятатся, где все будет как хотелось бы или почти так. Это было желание Рыжего. Это важно? Это что-то значит? Или совсем, совсем ничего? Скорее да, чем нет...
Почти
- Не боишься? - шепот, уже темно.
- Ну влетит нам немного, давай уже, стучим, .... сильнее, может он уже спит, - дверь распахивается на темную улицу, в еле видном свете лампадки - силуэт.
- Вы где были, сорванцы? - голос добрый, но немного уставший, похоже наказания не будет.
- Пап, мы фейерверк смотрели, знаешь, там, возле дома мэра, жалко тебя там не было. - силуэт мнется, пауза, вздох.
- Да уж, жалко. Давайте входите, я вам снова все разогрею, был гусь с яблоками, правда он теперь пощипан, так что сами виноваты. - одна за другой вспыхивают свечи, послушно зажигается очаг... Лучи словно гости разбредаются по дому. Уже совсем скоро Толстый с Рыжим сидят за грубо стесанным столом и уминают праздничный ужин, за окном луна и прошлое приключение, и сейчас даже немного боязно туда возвращатся. Скрипящие половицы почти укачивают, еда и тепло делают свое дело, дети стали сонными и ленивыми. А хозяин дома сидит и смотрит на отблески в рыжеватых волосах сына и улыбается, но потом будто вспоминает что-то неприятное, едва заметно встряхивает головой, пытаясь прогнать воспоминание и вернуть уже пускай даже грустную улыбку. Небольшое озарение :
- Кстати, Рыжий, у меня для тебя что-то есть, - недоуменный взгляд "что?", - сейчас принесу. Отец возвращается с большой деревянной коробкой, - вот. Посмотри.
- А что это? О-о-о, куклы, как много, Толстый, смотри солдат, а смотри какой у него мундир, а вот наверное его подружка, эта вот, в розовом, а вон тот с бородой и трубкой похож на нашего пьяницу Фила, так ведь? - разинув рот дети роются в игрушках, отбрасывают старых, достают новых. - Пап, так откуда это?
- Старьевщик продавал, но говорит, что когда-то это был кукольных театр, при чем очень даже знаменитый, но все течет и меняется, как любит он повторять, и театр сменил кукол, а старые достались старьевщику.
- Спасибо пап, Толстый, пошли ко мне поиграем, заодно и посмотрим, пап, а можно еще одну свечку нам? Чтоб лучше видеть? А? - можно позволить себе и подлизой побыть.
- Нет уж, сейчас спать, поздно уже, к тому же вам еще повезло, что я не устоил вам трепку за сегодняшнее, а стоило наверно. Марш, спать, - отец говорит ровно, без всяких выкриков и командных нотох, именно так, что даже не хочется спорить.
Чернильный воздух, усталый взгляд назад, пора смотреть самые глубокие сны. День закончен...
Вокруг полно травы, она сочная и непривычно зеленая. Еще и деревья, словно ухоженные, наверное это сад. Точно, сад. А вот и стена. Наверное, чтоб никто не залез.
- Гордо, где это мы? Тут так красиво, а вот и трава, смотри какая большая, и солнце, и небо почти без облаков.
- Да уж, явно получше чем то, темное и страшное Место, теперь ведь ты не боишься? Эй старый, вставай, приехали, конечная остановка - рай. На глотни, может очухаешься. - Гордо приподнимает тело в отрепьях с травы, и поддерживая голову вливает в него несколько глотков из запотевшей бутылки, на что тело отвечает оглушительным кашлем.
- Черт побери, Гордо, где мы? Аж глазам больно. Дай еще пару глотков, - из под лохмотьев высовывается рука, бутылка возвращается к горлу.
- Даже не знаю, дед, где-то мы точно есть, и пока светит этот небесный фонарик и пока на мне мой мундир я намерен оставаться здесь. - почему-то слова звучат не очень уверенно.
- Гордо, а где остальные? Я за них боюсь, и почему мы здесь одни? - между делом девушка разглаживает розовое льняное платье с расшитыми цветами.
- Да что вы все ком не пристали, я откуда знаю?! Они ведь и раньше исчезали, а потом рассказывали, конечно чтоб все сразу : так такого еще не было... И еще, Бьюти, я раньше что-то не замечал твоей заботы о других, если страшно, так и скажи... - девушка будто не слышит его слов :
- А давайте посмотрим что тут еще есть... Ведь раньше было так тесно. Смотри, Гордо, здесь даже можно бегать, а небо словно из горного хрусталя.
- Видел я твой горный хрусталь, это ведь та стекляшка, совсем не похоже... Хмм... А куда папаша делся? Неужто исчез, - солдат явно смущен.
- Точно, наверное скоро вернется, как раньше. Гордо, а тут совсем тихо. Гордо-о-о, - девушка почти поет, - ни звука, и нету того дурацкого стука, я только сейчас поняла,что его нет. Хотя нет, слушай, там из неба, только замри, и слушай. Будто гром, ах если бы небо умело говорить, даже чуточку похоже. Боже, Гордо, как тут хорошо, я хочу тут остатся.
- Останемся, конечно, если твой Боже не утащит нас куда-то... Где там моя бутылка?...
- Рыжий, смотри, а у этого бутылка в руке, наверное эта кукла играла пьяницу.
- Тебе еще не надоели эти дурацкие куклы? Пошли лучше в дом.... - это же мои куклы, почему ему так нравится?
- Рыжий, а кем бы ты хотел быть. Ну когда вырастешь, конечно. Просто тут я подумал, может стать бродячим актером, и быть хозяином забавных кукол, и чтоб они давали лучшие в мире представления, и эти представления были моими... Так кем?
- Я бы хотел быть капитаном дальнего плавания. Представляешь - мокрая палуба, молнии в облаках, папа говорит, что это ангелы сердятся, и ты : отдаешь комманды матросам, а те пытаются побороть стихию, а и только потом, поутру вы выплываете к неизвестному острову полному сокровищ острову, а на нем живут неизвестные чудища, и возле берега вода такая лазурная-лазурная, совсем не синяя. И кажется я даже понимаю зачем все это, - Рыжий говорит все на одном запале и затем шумно выдыхает.
- И зачем? - почти шепотом.
- Знаешь, я как-то пришел домой из нашей школы, просто пришел в комнату, как обычно... положил сумку на стул, разложил книги, открыл чернильницу, обмакнул перо и бросил взгяд на окно, и увидел как лучи света пробиваются сквозь стекло, как пылинки крутятся в этих лучах, не знаю я пока не могу сказать точно, наверное, когда буду взрослым - смогу, но тогда мне показалось, что мир меня любит. И мне хотелось, что я так думал всегда. Но потом я начал делать уроки и все прошло, совсем, как-будто и не было. Ладно, пошли в дом, только давай еще захватим еще эту куклу...
- Гордо, я чувствую будто сейчас что-то случится, знаешь, это такое чувство, как перед грозой, она еще не началась, но уже воздух пахнет дождем, я небо темное и ждет, что его скоро прорежут молнии. Гордо, вот бы увидеть дождь,а то последний раз это было когда мы были совсем другими, до выстплений, до всего, помнишь ведь?
- Да уж, хорошее было, даже старик тогда казался не таким занудой. Как-будто мы тогда родились, ведь до этого времени я ничего не помню. А тебя еще тогда было такое желтое, в треугольничках платье, - в голосе солдата будто звучит грусть.
- О, Гордо, ты помнишь даже это - как хорошо, я у тебя тогда был новенький, с золотыми аксельбантами, мундир, да ведь?
- Да много ли делов, помнить-то, вас модниц трудно забыть. А мой мундир действительно был совсем другим, совсем не то, что сейчас, - будто тень смущения промелькнула по лицу, но тут же пропала....
- Ай!!! Гордо! Мене куда-то тянут, наверное забирают, как старика. Ай! Щекотно, - красотка смеется.
- Бьюти, подожди, я с тобой, я ведь никогда еще не был один, и не хочу.... Бьюти, подожди, совсем не хочу, - будто паника.
- Ничего, Гордо, когда-то надо привыкать, и когда-то за все надо платить, ну ладно - держи руку - хватайся, авось вытащу, - снова смех.
- Толстый смотри, смотри, как у них руки сцепились, у этих двух. Наверное в какой-то пьесе они были парой. Совсем этого не понимаю. Девчонки ведь таки противные, и совсем уже скучные.
- Ладно Рыжий расцепляй их и пошли.... Скоро будет гроза, видишь уже и птицы улетели куда-то. Твой папа говорит, что это к дождю. Давай, скорее.
- Я пытаюсь, они как-будто склеились, вот, наконец-то отодрались - " Гордо, не бросай меня." - все, уже капает, смотри - подставляет ладони, на падают две больших капли и стекают по линиям ладони.
Дождь начинается как обычно внезапно, с нескольких ударов грома - до сплошной пелены воды. На траве в саду остается только одна кукла - грубо обтесанное дерево словно вытянулось по струнке, а маленьких костюм промок и сжался.
- Бьюти, ну почему ты ушла именно сейчас, хотя именно сейчас, как много я тебе хочу сказать. Я бы сказал, хотя почему? Нет, я все-таки скажу. Несмотря на все время, что мы были рядом, я тебя почти не знаю. А пытаюсь что-то сказать, когда тебя нет, или даже просто подумать про это. Зачем? Этого я тоже наверняка сказать не могу. Наверное потому, что у меня это получается иногда лучше, чем говорить. Ну по-крайнер мере объемней. А говорить - это сложно, постоянно нужно смотреть в глаза, чтобы верили или хотя бы напускать маску спокойствия. И постоянно придеться сбиваться на мысли про твою красоту, твое лицо, твои губы, глаза. Светлые волосы. Ловить моменты, рисовать картины одну за другой : и везде ты была бы в центре. Заставляла бы мир крутиться вокруг. И сейчас, когда я пишу, ты не можешь мне возразить, сказать, что я неправ или просто приказать мне молчать - я ведь послушаюсь, ты знаешь. Конечно, ты можешь перестать и забыть, и не узнаешь про все никогда, но я, как еще не делал никогда, поставлю на детское любопытство : чужие чувства - это всегда интересно. И наконец, гораздо проще сунуть мятый листок с буквами, чем выжимать из себя слова, путаясь в мыслях. Ты поймешь, а сейчас мне плохо.
Сбываются.
В одном маленьком-маленьком городке однажды жил маленький мальчик с большой мечтой о своем мире. Он вершил и создавал судьбы. И писал письма, почти такие, как в его мире - письма в никуда, письма полные жалости и чувств, и пустоты, но абсолютно лишенные смылса :
Биеньем души подловить мнгновенье
И превратиться в куст сирени,
Чтобы читать твои сомненья
Книгой раскрытой на коленях.
Сладость вбирать прямо сквозь губы
Быть жестокой, словно ребенок,
Быть то нежной, то сильной, то грубой,
И жизнь прожить свою как-будто срок.
А он был бог. Он был обходителен и умен, иногда несправедлив, но куклы все прощали, ведь у них просто не было выбора. Иногда, ему казалось, что он придумал замечательный сценарий для своего мира, тогда он заставлял кукол играть - и те плакали, или смеялись, и лишь потом восторгались неуемной фантазией хозяина. Он почти ни с кем не разговаривал, только приказывал или писал сценарии, но к ней он приходил трижды, бог чувствовал себя виноватым. А ведь она было красива, по его велению звезды отражались в ее зрачках, в небо сверкало вокруг, трава стелилась под ногами, но не было самого главного : ее пары. Пара сгорела еще на заре этого мира, по глупости. Ведь тогда бог еще был молодой, но уже гордый, но все-таки часто делал ошибки, и эта была самой большой. Сначала он приходил часто и вещал длинные, а потом перестал, боясь спугнуть ту печать грустного изгиба улыбки и понимания. У бога тоже была мечта.
"Привет, папа. Наконец-то разрешили написать тебе письмо. Помнишь, как капитан при вступлении рассказывал про наш кадетский корпус? Как он рассказывал про паруса, про скрип снастей, про бескрайний морской горизонта, и про соленые брызги прямо в лицо во время шторма, про романтику неоткрытых островов, про суровость полярных льдов и прочую чушь. Так вот, нам на географии говорят, что все острова открыты, на военном деле, что подвиги - это лишь удел глупцов, а по выходным - отпускные, где мы лишь топчем землю, хотя всем остальным это нравится.
Как бы я хотел вернуться обратно, к тебе и Толстому, кстати - передавай ему привет, я очень хочу вас увидеть.
Но все-таки я совсем не жалею, что оказался тут. Ведь в жизни иногда случаются "дивные странности", как говорит мой учитель. И скажи Толстому, что я наконец понял, как сгорела та кукла под дождем, наверное она просто скучала.
А сегодня мой день, сегодня моя ночь и буду танцевать с кем хочу, и будет бал свечей и будут лучшее время моей жизни, я в это верю, я не сгорю как та фигурка, а если что, то мы сгорим вместе.
Весной я приеду,жди. Желаю тебе всего хорошего и удачи.
P.S. Я все-таки найду неоткрытый остров. Может я и мечтал не о том."