Уже третий звонок, телефон с автоответчиком надрывался в который раз, но похоже звонивший совсем не собирался общаться с магнитофонной лентой. К тому же, чтобы поднять трубку, пришлось бы найти телефон. А он валялся в беспорядочной комнате, среди раскиданных цветастых вещей, мятых простыней, остатков кофе с молоком на ковре и грязных тарелок с вчерашним завтраком и позавчерашним ужином. У углу валялся сломанный китайский будильник. На окне увядали кактусы за которыми не присматривали уже наверное третий день. Но ничего те переживут, и подождут, как обычно бы ждали в Мексике грозовых туч. А за окном лил дождь. Звук не проникал сквозь пластиковые двойные окна и тот лишь бесшумно царапался каплями о стекло. Свет проникал с улицы туманными зеленовато-серыми образами, которые совсем не запоминались. Они вытекали из пелены дождя и плавно перетекали на холст, который стоял посреди комнаты. По нему тоже расплывались бесформенные потеки - художник как-будто плакал. Он изредка водил кистью по палитре и тыкал ее в ткань. Нитки впитывали краску и расплывалось очередное серое пятно. Художник рисовал заснеженную улицу. Ему было скучно, обидно и он не понимал зачем это всё. В этом унылом действе совсем не наблюдалось жизни, даже рисуя, человек смотрел куда-то в сторону. Не направо и не налево, а скорее куда-то внутрь себя. Наверное его кто-то бросил. Как будто котенок, который привык, что с ним каждый день играли и баловали, проснулся и нашел на кухне только блюдечко с засохшей молочной пенкой и пыльный, уже никому не нужный, растрепанный клубок ниток.
Совсем неожиданно на холст заглянул кусочек солнца, на нем появилось желтое пятно, наверное художник случайно не туда макнул кисть. На ветренной улице неизвестного города словно засветилась улыбка. Все показалось совсем ненастоящим, будто игрушечным. Казалось, что и грусть, которую обычно рисуют мягкими теплыми красками, - понарошку. Что стоит пройти чуть по этой улице. И вдали засияет неон. И тут художник увидел ее. Точнее почувствовал. Как кто-то прячется за углом полотна, проржавевшими кнопками прикрепленного к мольберту. Сначала он нарисовал следы, это очень важно. Следы всегда напоминают картины Пикассо - тоже хочется искать причины и следствия в нелепых очертаниях. Затем парой быстрых взмахов появилась она. Сначала это было лишь светло-красное облако среди желто-синего снега. Изящная походка, почти не касаясь земли и ни одной снежинки на серой кружевной шали. Белеют руки без перчаток, ведь совсем не холодно, снег еще совсем пушистый как это бывает только в начале зимы.
Волнистые черные волосы, в их блеске заметна луна. Яркие губы, раскрасневшееся лицо. И большие, удивленно смотрящие на мир глаза под резкой дугой бровей. В этих глазах отражается все : и снег вокруг, и звезды ночного неба, которых еще и нет на картине, и удивление и даже разбросанные вещи из комнаты и настоение по ту сторону. Художнику даже стало неудобно за ковер в пятнах, за журнальный столик с растрепанными книгами и картины без рам висящие вдоль стен. Но ей похоже было все равно. Ее только-что нарисованная улыбка была только для него.
Это бред, мне рассказывали, что если тебе плохо, то это действует как наркотик, - убеждал себя художник. - И я же вроде не умею рисовать картины с сюрпризом, такие иногда попадались вдоль Васильевского спуска. На них нелепые зверьки подмигивали маленькими, на батарейках, прикленными глазами. В художнике боролись я и Оно. И ... похоже, что второе побеждало. Рука сама потянулась, чтоб коснуться картины. И вместо того, чтоб испачкаться о невысохшую краску, она встретила живое тепло. Одной рукой одобрав платье, а другой держась за художника, она вышла наружу, или вошла внутрь, кто знает? Картина погасла.
Сначала должны были бы прозвучать имена, но так уж в этой истории повелось, что все происходило совсем не по правилам. Да и персонажи не были до конца настоящими. Взгляни на нее посторонний, у него точно возник бы вопрос с какой картинки она ушла. И в этот миг художнику показалось, что его вся его жизнь полна символов, которые он сам и рисует, а это лишь один из них.
Тесемки на старинном платье плохо развязывались, но это было все равно. Затем они молча делали лучший секс в жизни художника, как тогда казалось. Пара тарелок были вымыты и затем художник вспоминал последнюю несколько индийских рецептов, которых знал. Из красивого шведского холодильника была вынута бутылка дорого алкоголя. Хотя и на его цену всем было наплевать. А есть ли у меня цена? - подумал он. Ты бесценен, - словно подслушав его мысли из-за простыней сказала она. Дождь за окном прекратился. Сразу же выглянуло солнце,что бы вскоре сесть. Из подъезда начинали выбегать редкие дети, которых еще выпустили поиграть так поздно.
Ужин и был сьеден и мечта продолжилась. Он специально не давал ей говорить, боялся, что она будет говорить не те слова, или захочет уйти обратно. Она совсем не сопротивлялась, ведь знала, что потом, при свете ночника они еще наговорятся. И уже никому не будет мешать ни грязная посуда, ни раскиданные простыни.
...утро ошеломило яркими лучами света. Художник нехотя раскрыл глаза, все-таки он очень устал. Солнце светило на все тот же мольберт, отчего картина на нем казалось просто белым пятном. Бутылка из под дорогого алкоголя стояла прямо рядом с кроватью и упала, т.к. художник задел ее, пытаясь встать. И тут он вспомнил - и вчерашний день и нелепую картину, и.... свою Галатею, так ведь? Это все было? Гостинная и спальня были пусты, а в квартире было всего две комнаты. Сначала растерянность, затем беспокойство, и наконец отчаяние. Она вышла из ванной, на секунду остановилась перед зеркалом, подвела губы. Теперь она было одета совсем по-современному и исчезла ее игрушечность, зато появилось что-то еще, что именно художник понять не мог. Она сказала, что вернется вечером и хлопнула дверью, а он схватил кисти и попытался вспомнить. Но на это раз ничего не получалось. Сначала мешало яркое пятно слепящее из облаков - художник задернул шторы. Но и затем вместо чуда на рисунке получалась цветастая марионетка, художник не мог вспомнить ее лица. Локоны из мутной подкрашенной воды стекали вниз, казалось, что она не придет. От бессилия художник заплакал,а затем, как ребенок, заснул прямо на мятых покрывалах. Оставалось ждать вечера....