В бесцельном, бесполезном, В бессмысленном стремленье
Найти ту сеть, где свиты
Гармонии запросы.
Но там лишь -- паразиты, Но там лишь -- кровососы!
Часть I
БАЛАГАН
-1-
Весеннее солнце в этом году с трудом пробивалось своими лучами до заснеженной, скованной зимним морозом земли. Зима сдаваться не желала, возвращая утраченные позиции ночным похолоданием и дневным снегопадом. В середине марта снова прилично закрутило, и даже яркое солнце не могло пока разбить снежный панцирь. Солнечные мечи и копья отскакивали от белоснежной брони, плавя ее только по краям дорог, что полностью подтверждало теорию о "глобальном потеплении". Весна забуксовала по колено в снегу.
Олег смотрел на этот вечный бой из окна своей квартиры. На душе было сумрачно и тоскливо, несмотря на солнечное, хоть и холодное, но всё же весеннее утро. Ничего хорошего он от предстоящей весны не ждал. Жизнь его со всё возрастающей скоростью, словно вечернее солнце, клонилась к закату, забравшись уже за горизонт большей частью второй половины. И никаких перспектив, только всё более угасающая надежда на неожиданное чудо. Но чудес, как известно, в Мире не бывает, несмотря на наши мечты и фантазии. Мир рационален и жесток. И он не щадит никого. Но некоторые всю жизнь купаются в славе и роскоши, совершенно не заслужив ни того ни другого. А другие "дохнут в черном теле" по никому неведомой "Программе" высших сил, для которых люди и их судьбы -- всего лишь балаган для пустых забав и игр.
Повалил густой, мокрый снег. На душе у Олега стало еще тоскливей. Чтобы сбить этот приступ тоски, он отправился на кухню, где на полу, возле плиты стояла початая со вчерашнего дня бутыль пива "Охота". Пиво Олег пил практически каждый день, глуша в крепком хмеле отзвуки своих жизненных неудач, особенно в реализации творчества, следовавших непрерывной чередой. Все усилия, которые предпринимал писатель, чтобы добиться литературного успеха и признания, оказывались напрасными. В московских издательствах, куда Олег привозил свои произведения, книги, напечатанные мизерным тиражом, принимались, но, как правило, даже не рассматривались, так как "совершенно не читались". В последний год шли для "отмазки" ссылки на кризис, охвативший весь Мир. Тем не менее полки книжных магазинов ломились от многочисленных томов разных авторов -- российских и зарубежных. Изданные с полиграфическим изяществом, в дорогих и не очень переплетах, они вызывали у Олега тоскливую зависть. Чем он хуже? Он мог прославить не только свой провинциальный городок, но и всю Россию. Он это осознавал вполне реально. Его книги покупались в окрестностях довольно бойко. Отзывы читателей были в основном восторженными. Люди, прочитавшие его книги, при встрече жали с благодарностью руку. Но перед ним стояла вся Россия. И она была Закрыта...
Нынешняя власть, конечно, никого из писателей-поэтов-бунтарей по тюрьмам и психушкам не рассаживала: не то наступило время, но на их духовные и эстетические порывы не обращала внимания. Власть интересовалась воспроизводством "бабла". Поэты и писатели мешались возле ее ног. Они хотели обратить на себя внимание. Но напрасно.
Олег несколько раз пытался "достучаться до власти". Местные административные руководители, возглавляемые мэром города Шариковым, при встрече дружески жали Олегу руку, хлопали по плечу, но помощи в издании его книг не оказывали, пуская это дело на самотек, то есть на ничтожные финансовые возможности самого писателя-поэта.
Тогда Олег в последней надежде решил найти поддержку у областной власти. Его вместе с редактором газеты "Наша среда" Ангелиной Авоськиной пригласили на торжество в связи с двадцатилетней годовщиной открытия за пределами соседнего города филиала американской фирмы по производству моющих средств. На торжествах присутствовал губернатор-демократ, заменивший старого коммуниста-агрария. После открытия мемориальной доски губернатор, окруженный охраной, помощниками и американцами, двинулся через толпу журналистов для осмотра цехов предприятия. Олег, улучив момент, на ходу вручил ему свою книгу с просьбой о переиздании. Губернатор, не останавливаясь, взял книгу, взглянул безразличными пустыми глазами на писателя и, ничего не сказав, передал том кому-то из своих помощников. Олег не дождался "ни ответа, ни привета" и тревожить областное начальство больше не стал. Ему и так всё было ясно.
Редакция газеты "Наша среда" на протяжении десяти лет активной печатной деятельности неоднократно меняла точки своего обитания. Олег как старослужащий при каждом переезде с место на место принимал непосредственное участие в погрузке и выгрузке редакционного скарба: столов, стульев, кресел, компьютеров, мониторов и так далее Однажды "Наша среда" поселилась "на птичьих правах" в конторе бывшего ее учредителя, где вовсю кипела строительно-подрядческая жизнь. Там Олег познакомился с заместителем директора этой строительной компании -- довольно бодрым старичком-пенсионером, бывшим при советской власти крупным работником одной из монопольных отраслей "народного хозяйства". Времена изменились, а отрасль всё равно осталась монопольной и диктовали свои раздутые цены на продукцию всей стране. Да и не только ей. Василий Викторович прочел книги Олега, им подаренные, и загорелся желанием помочь писателю. В реальности поддержки своих бывших коллег он не сомневался. Те обзавелись таким богатством, о котором при советской власти даже не мечтали. Что им стоит по просьбе своего бывшего начальника выделить для издания книг несколько сотен тысяч рублей. Пустяки какие! И, как говорится, судьба благоволила ходатаю. Вскоре Василия Викторовича пригласили на поминки одного из руководителей отрасли. Поминальный стол был накрыт с размахом. Он ломился от коньяков, водок, вин и закусок. О существовании многих ветеран отрасли не имел представления. На центральных местах восседал генералитет в полном составе. После поминальных тостов, когда все уже достаточно опьянели и расслабились, Василий Викторович решил обратиться со своей просьбой к генералитету. Его приняли милостиво. Плеснули в рюмку коньяка. Но когда он рассказал о цели своего появления на "барским" столом, вся генеральная комиссия пьяно загоготала:
-- Ты что, Викторыч, е...нулся? Какие книги? Кто их читает? Кому они нужны? -- И ветеран получил несколько дружеских шлепков по лысине. Для вразумления... Он пунцово покраснел. Ему было стыдно.
-- Да не бери ты в голову, Викторыч! -- похлопал его, на этот раз по плечу, его бывший подчиненный-прораб, а ныне один из замов генерального. -- Поехали сейчас с нами, я тебе настоящую, а не книжную жизнь покажу...
Кортеж "Мерседесов" под блеск мигалок и вой сирен помчался прочь из Москвы в лесную зону. Там, вдали от посторонних взглядов, был построен специальный особняк, огороженный высоченным забором с охраной по периметру. На специальной стоянке оставили автомобили и дружной полупьяной компанией вошли в ворота. За ними был еще один забор, а дальше, возле дома, раскинулся "райский уголок", утопающий в цветах. В центре голубела вода декоративного бассейна с фонтаном посередине и маленькими водопадами по неровным каменистым краям. На веранде был накрыт обильный стол. Суетились официантки в коротких фартучках на голое тело. Но их было всего три-четыре. А руководящая компания появилась довольно многочисленная. На всех не хватит. И тут ворота открылись вновь, пропуская целый взвод молоденьких девиц в коротких юбочках и шортиках. На подмогу официанткам.
И началось разгульно-поминальное веселье. Девицы заливисто визжали. Пузатые, голые начальники ржали, словно жеребцы. Бассейн наполнился совокупающимися телами. Василий Викторович сидел в шезлонге на берегу бассейна и краснел. Ему было стыдно. И тут, в разгар веселья, к нему подошла голая молоденькая девушка и, наклонившись к уху, томно прошептала:
-- Дедушка, давай я у тебя отсосу...
-- Ты что, внучка, -- опешил ветеран, -- мне же 74 года...
-- Меня к тебе послали, -- сообщила девица и добавила: -- За всё заплачено. Это вам не книжки издавать...
Василий Викторович еще более вспыхнул. Он вскочил с шезлонга и бросился к своему бывшему прорабу, занятому непотребным делом.
-- Отправь меня обратно! -- почти закричал старик.
-- Ну, как хочешь, Викторыч, -- пожал плечами зам и, прервав свою работу, позвонил по мобильному водителю...
-- У них такой кавардак почти каждую неделю, -- доверительно сообщил водитель по пути в родной город Василия Викторовича...
...Олег хлебнул из бокала. Пиво через несколько минут мягко ударило в голову, на время заглушив душевную тоску. Всего лишь на время. До конца ее не унять, как ни старайся. Полунищенское существование провинциального писателя-неудачника не настраивало на оптимизм. Годы мчались вереницей. Пролетело уже десять лет нового века, которых Олег словно и не заметил. Вернее, он замечал их каждое утро в зеркале перед бритьем и после умывания. Но глядя на календарик с мордой тигра-альбиноса, он всё еще внутренне удивлялся десятке, пристроившейся вплотную к двадцатке. Ведь четко помнил: как бы только вчера он встречал "миллениум" в компании своих друзей. Как все одобряли честный поступок Бориса Ельцина, ушедшего накануне нового века в отставку. Как они с Верой рано поутру долго стояли в безлюдной церкви, освещенной только тусклым отблеском свечей. Впереди были неведомые годы нового столетия. И вот уже десять лет промчались, как пять минут. И ничего не изменилось, кроме отражения в зеркале. Время сжималось, будто "шагреневая кожа", а впереди черным бездонным провалом черепных глазниц смотрела Неизбежность. И не было от нее спасения и утешения. А он всё время бегает по кругу в кармическом круговороте сансеры, откуда нет выхода, пока жив. Но еще немного осталось. Путевка в поднебесный концлагерь уже заказана. Здесь хоть какая-то видимость свободы, а там безжалостные законы Зоны. И спастись, увильнуть от них не дано Никому. Какой уж тут Рай?
Что будет, кроме Рая?
Дымящий зимний Ад.
Где, в холоде сгорая,
Нам нет пути назад.
Что будет, кроме мая?
Безжалостный январь!
Где, нашу жизнь ломая,
Дымится смерти гарь.
Что будет, кроме лета?
Морозная зима!
На грани тьмы и света,
Сводящая с ума.
И, старость примеряя,
Как драное пальто,
Поймем: не будет Рая,
Но будет Ад зато!
И смириться с Неизбежным невозможно! Сейчас ты, пока, относительно здоров. Но в любой, неведомый тебе день что-то сломается в твоем организме по их запредельному плану. И тогда начнется Ужас Бытия! Начнется отчаянное и безнадежное цепляние за жизнь. Но ее плоскость уже наклонена, а "ноготки" маленькие, поломанные и беспомощные. Всё бесполезно. Ты улетишь в Пропасть без дна на потеху неведомым и совсем недобрым силам, которые как могли издевались над тобой при жизни и станут глумиться над твоей душой в их "райской преисподней". А другого отношения не будет, судя по творящемуся здесь, на Земле, беспорядку на протяжении многих веков. И новый век не стал исключением. Но вместо бесконечных войн, чумного и холерного мора, революций, массовых казней, геноцида и других бедствий, в которых, "естественно, виноваты сами люди", появился другой ползучий убийца-спрут -- террористический экстремизм. В авангарде его шли исламисты-вахабиты. Задача проста: мировое господство. Ислам должен править Миром. А для этого хороши все средства. От ползучей исламизации Европы до взрывов в электричках, поездах, метро, в магазинах, барах, ресторанах -- да мало ли где?! В торговом центре Нью-Йорка, например. В конце марта шахидки-смертницы взорвали два вагона в московском метро. Погибло сорок человек. В первый день страстной недели. И погибли те, кто был каким-то образом причастен к событиям на Кавказе. Случайно?
Игры. Игры недоброй воли. Чьей? Как говорили испокон веков, нами правит Рок. И рок злой, беспощадный. Ну, а персофицированная Личность на неведомых Небесах -- их оправдание и наши Утешение и Надежда на Высшую Справедливость, которой нет.
-2-
Раздался стук в дверь. Олег вздрогнул, отрываясь от своих горестных мыслей. Испуг волной прошел по позвоночнику и ударил в голову, выбив из нее пивной хмель. Каждый день он ждал незваных гостей -- судебных приставов. Он уже получил решение мирового судьи о взыскании с него большой суммы за невыплаченный квартирный "долг". Хотя сам он должником себя не считал. В долг у ЖЭУ, которая в одночасье превратилась в Управляющую компанию, он ничего не брал. Договора с ней не подписывал. Но их это не останавливало. Компания требовала сатисфакции за оказанные коммунальные услуги. Олег пока сдаваться не собирался. Да что от этого толку. Закон, как известно, что дышло... И выйдет всё равно так, как его трактуют власть имущие. Хоть голову себе расшиби, по-твоему не будет.
Олег чувствовал свое безнадежное положение. Но в глубине души еще тлела искорка: а вдруг пронесет? Видно, не пронесло. Открывать или не открывать? А что, если начнут ломать дверь? С них станется!
Он тихонько встал из-за кухонного стола и на цыпочках подошел к входной двери. В дверь снова легонько постучали. Приставы должны были бы барабанить и требовательно орать. Значит, не они.
-- Кто? -- негромко спросил Олег, отворив первую "утеплительную" дверь.
-- Это я, -- донесся с площадки голос Ильи Кротова. У Олега отлегло от сердца. Но почему Илья не позвонил? Он всегда извещал о своем появлении по мобильнику. Наверное, такая первоапрельская шутка.
Олег повернул ключ в замке. Илья стоял на площадке весь облепленный снегом и был похож на Деда Мороза, только с черной бородой. Центр бороды пропалила снежная проседь. После страшной смерти одной из своих дочерей Илья изменился не только внешне, но и внутренне. Он словно стал другим человеком: замкнутым и каким-то раздражительным. Но его можно было понять. Такая трагедия! Дочь его убили в Москве какие-то азиатские подонки. И не просто убили, а зверски надругались над телом. Илья будто сам был убит. Он выполнял все процедуры погребения с совершенно отчужденным лицом, почти не реагируя на вопросы, молча, механически. И стал всё чаще прикладываться к бутылке, в основном в обществе Олега. И вот прошло уже больше года, а рана всё еще до конца не зажила. А когда -- иногда -- Илья "слегка перебирал", он терял голову и искал поводы для выплеска своего горя, обрушивая придуманные им самим обвинения в адрес Олега. Тот никакой своей вины не чувствовал, и друзья после таких размолвок расставались чуть ли не врагами. Но Олег понимал состояние Ильи и шел на примирение первым. Илья встречал его как ни в чем не бывало. Распивали "мировую". И всё до нового инцидента. Но они оба скучали друг без друга в эти "сорные дни". Их тянуло, как два разноименных полюса.
Вера и Мила переживали размолвки своих мужей. Жили они неподалеку и встречались гораздо чаще. Они стали подругами, но в отношения мужчин не вмешивались. Они переживали за них.
Такое странное противостояние продолжалось около года. Потом Илья стал вроде успокаиваться. Приступы нелепых обвинений как будто прошли. Но всё же Олег держал себя с Ильей настороженно. Кто его знает.
-- Заходи. -- Олег пропустил "Деда Мороза" Илью мимо себя в узкую прихожую и закрыл за ним дверь.
-- Извини, не предупредил, -- проговорил Илья, снимая с головы вязаную "монашескую" шапочку, облепленную уже тающим снегом. Стряхнул снег на пол. Через плечо у него была надета холщовая сумка. Длинное темное пальто делало его схожим не столько с языческим повелителем снежных бурь, сколько со "странствующим" монахом. И его потому часто принимали за "батюшку". Просили благословления, особенно пьяные мужики в пивном пабе, куда Илья иногда заглядывал пропустить "сто граммов" с пивной "полировкой". Весь день Илья просиживал в своей художественной мастерской, расположенной рядом с храмом, за кропотливой канонической иконописью. Заказы поступали крайне нерегулярно, и ему приходилось экономить средства. Но впроголодь, как раньше, Илья не жил. С приходом в дом Милы -- как оказалось, швеи высокой квалификации и поварихи по совместительству -- сытная жизнь художника вошла в свое постоянное русло. И если бы не регулярные колдовские происки мадам Гнидяк, то можно было бы его нынешнюю жизнь назвать благополучной. Но бывшая хохлушка-жена успокаиваться пока не собиралась. Она названивала Илье по телефону по несколько раз в день. Требовала денег и угрожала расправой над ним и над Милой. И не бросала слов на ветер. Затыкала за дверные косяки "заряженные иголки", кидала через забор утыканных такими же иголками резиновых голышей-карапузов, сыпала в почтовый ящик наговоренную соль... После таких процедур супругов настигали "внезапные" недуги. У Ильи опухали руки и ноги, а у Милы страшно болела голова. Они часто ссорились без всяких на то поводов, что очень напоминало Олегу их ссоры с Ильей. Машина раздора работала на полную катушку. Затем на некоторое время, когда мадам Гнидяк уходила в длительный запой, супругам предоставлялась передышка. А потом повторялось всё сызнова.
В один из таких запоев мадам чуть не отдала богу душу, решив разнообразить употребляемые ею напитки, разбавив их почему-то молоком. Стеклянная банка с этим необычным напитком выскользнула из трясущихся рук дамы и грохнулась об пол кухни. Мадам тут же поскользнулась на луже и упала прямо на острые осколки разбитой банки. И рассекла себе вену на руке. Густой поток крови слился с молоком. В доме кроме маленького внучка, сына позже убитой дочери, никого не было. А на дворе стоял уже поздний вечер. Мадам так бы и истекала кровью. Но ее спасло чудо. Позаботился, видно, ее "ангел-хранитель"-исполнитель. В разгар истекания в дом через незапертую почему-то дверь вошел отец внучка -- бесшабашный молодой человек, но именно в этот час вдруг вспомнивший о сыне, брошенном на попечение вечно пьяной бабки. Мама его в это время трудилась на московских просторах. Зять спас свою тещу.
Но это драматическое происшествие мадам Гнидяк не исправило. Выйдя из больницы, она продолжала мстить за свою "поруганную честь" Миле и Илье. Олег пытался энергетически защитить их, но ему это плохо удавалось. Илья помощи не просил, испытывая какую-то мазохистскую радость от происков бывшей супруги. Он упорно уверял, что бог его в беде не оставит, в чем Олег сильно сомневался. Он всю "божественную благодать" испытал на себе, когда один из его знакомых, "черный астральный рыцарь", "повесил" ему на сердце "квотера" -- энергетического паразита, запрограммированного на "таймер" аритмической скачки. Перципиент Олег попал в круговорот ежедневных сердечных перебоев, рассчитанных его индуктором буквально по часам. Он "умирал" в одно и то же время, затем несколько часов чувствовал себя более или менее сносно. А следом опять приступ аритмии, с которым не могли справиться многочасовые молитвы и крестные знамения. С ним играли, как с мышью. И так продолжалось несколько месяцев, пока Олегу вдруг не раскрылась схема "защиты", совершенно не связанная с христианским обрядом. И ее претворение помогло. "Рыцарь" скинул латы и попросил пощады. Но Олегу от этого было не легче. Божественная сила молитвы, на которую он так надеялся, ему не помогла. Помогла магия. И этот положительный результат настраивал на горькие размышления. Медленно, капля за каплей исчезала не Вера -- доверие. Рушилась система ценностей, в которой Олег жил много лет. Образы Иисуса Христа и Богородицы стали колебаться, словно пустынные иудейские миражи. Олег не хотел исчезновения. Он свято верил. Но от него отвернулись. Ему помогали выжить другие силы. И это его не радовало, а удручало. Ему было не всё равно!
На стене в прихожей висело компьютерное изображение Спасителя, переформатированное с "Туринской Плащаницы". Христос смотрел светлым взглядом темных пронзительных глаз. Олег молился перед этим образом каждый день. И это его немного утешало. Но всего лишь чуть-чуть. Он хотел помощи в самом главном для себя -- в издании своих книг в России. Но ситуация из года в год была закрыта. Его не пускали. Почему? Тысячи фильмов и книг издавались по всему миру. Позволялись всякие мерзости, садизм, извращения, ужасы, убийства и прочая гнусная жуть вперемешку с духовными, светлыми произведениями, которыми тоже не было запрета. Перед Олегом же стояла Стена. Глухая, непробиваемая. Кто ее поставил? И зачем? "Дайте мне мой кусок жизни, пока я не вышел вон". Гребенщиков свой кусок получил. Олегу доставались лишь жалкие крохи со стола жизни. А время неумолимо мчалось вперед-вниз. И ничего не изменялось к лучшему. Но ведь могло быть и хуже! Простая жизненная дилемма.
Но вся человеческая сущность не хотела смириться с таким положением вещей. Когда вокруг столько богатых, процветающих, знаменитых. Их процент, конечно, невелик. Но всё же, почему они, а не ты? Судьба? Такая несправедливость гнетет сердца многих. И этим очень умело пользуются новоявленные устроители "счастливой, изобильной жизни". Они издают множество книг, в которых проталкивают нехитрую идею, помогающую нищему, больному калеке вдруг стать миллионером. Просто нужно "позитивно мыслить" и верить, что ты уже богат, словно персидский шах. И хотя ты дохнешь с голоду в холодном подвале, нужно уверить себя, что это золотой дворец, а черствый кусок хлеба -- инжир, щербет и жареные гуси-лебеди. И тогда добрые, милостивые силы Вселенной, откликаясь на твои позитивные мыслеформы, одарят тебя, убогого, сказочным богатством. И станешь ты остатки своих дней "жить-поживать изобильно, да добра несметного наживать, да как сыр в масле кататься". Ну, а если ничего в твоей несчастной жизни не изменяется, то ты сам во всем виноват. Не умеешь правильно позитивно мыслить. Но ведь изрекли на Востоке: "Сколько ни говори "щербет" -- во рту слаще не станет". И самый искренне верующий в то, что он "Наполеон", пациент "дурдома" не видит перед зарешеченными окнами ряды его "старой гвардии" и бьется в смирительной рубашке в желании вырваться на оперативный простор своей "императорской власти".
-3-
-- Тетя Поля умерла, -- почти с порога объявил Илья. -- Просила перед смертью, чтобы мы на Пасху на кладбище сходили. К Юре.
Илья, раздевшись, прошел на кухню, достал из своей холщовой сумки бутылку водки и полторашку пива. Затем стал выгружать закуску, зная наверняка, что у Олега в доме шаром покати. Илья часто бывал щедр на угощенья, в отличие от экономного Олега. Позволял побаловать себя и друга достаточно дорогими яствами. Дешевую водку никогда не пил, встав на более прочные финансовые рельсы, хотя в начале века позволительно было даже употребление всем известной "Настойки боярышника" и самоварных заквасов. Сейчас вроде времена изменились на более устойчивые. Потому и появлялись изыски.
-- Ну, давай помянем Юрину маму, -- произнес Илья, наливая себе рюмку водки. Олег наполнил бокал пенистым пивом. Выпили, не чокаясь. Через минуту повторили, потом "строили", и оба слегка захмелели.
Воспоминания о Юре взбередили душу. Их друг Юра Садко, старший научный сотрудник городского музея, погиб почти три года назад при странных, загадочных обстоятельствах. Его нашли поздно ночью на дороге, ведущей в его родной поселок, с двойным переломом основания черепа. Рядом лежал совершенно целый велосипед, на котором он возвращался домой. Жил Юра в домике вдвоем со своей престарелой матерью -- "тетей Полей". Он никогда не был женат, хотя и шел Юре уже сорок шестой год, но, видно по всему, он был "невинен", словно младенец, в смысле близости с противоположным полом. Не имел он и модной сейчас "голубой окраски". Коренастый, сильный "мужик", совершенно непохожий на музейного работника-затворника, хотя и упорно писавшего по ночам кандидатскую диссертацию по историческому краеведению Светлой (Голой) Горы и ее окрестностей.
Парадоксально еще и то, что Юру в музее окружал сплошной женский коллектив, начиная с директорши Вероники Дмитриевны, которая относилась к своему заместителю с требовательным пристрастием. А Юра любил творческую и житейскую свободу и был не прочь частенько "заложить за воротник" в обществе Ильи и Олега. Но их "тройственные" встречи происходили, в основном, после окончания Юриного рабочего дня в мастерской Ильи за дружеской беседой у накрытого оберточной бумагой стола со сдвинутыми в сторону баночками с гуашью и темперой, в окружении не дописанных художником икон. Рассуждали обычно о возвышенном или об истории, в которой Юра был силен, включая мелкие местные детали, "отрытые" им в городском, областном и даже в государственных архивах, куда Юру Садко иногда командировала Вероника Дмитриевна.
Беседы на возвышенно-исторические темы заканчивались подчас довольно поздно. Но у Ильи и Олега это обстоятельство не вызывало особого беспокойства: они могли заночевать неподалеку, рядом с Милой и Верой. А вот Юре приходилось зимой поспевать на последнюю "поселковую" ГАЗель, а летом по темноте нажимать на педали своего старинного велосипеда, чтобы доехать до своего поселка, отстоящего от Голой горы аж на пятнадцать километров. Да еще в не совсем трезвом виде. Но на предложения друзей остаться переночевать у кого-нибудь из них Юра категорически отказывался. "Мама ждет. Она будет волноваться", -- говорил он и "улетал" в темную даль, вниз по плохо освещенной полуразбитой дороге. Эти ночные путешествия вызывали у обоих друзей естественное беспокойство. Да мало ли что может случиться ночью на дороге. Но всё обходилось. До того июльского дня.
За сутки до этого Олег внезапно "прихворнул" без всяких на то оснований. Не выходил из своей городской квартиры, грустно переживая свою хворь. Наконец к вечеру второго дня вроде оклемался и решил прогуляться по городу, насидевшись в четырех стенах. Но чувствовал он себя еще не совсем хорошо.
Было около половины пятого. Теплое, почти жаркое летнее предвечерье закутало Олега в свое воздушное одеяло. Ни ветерка. Начинающее краснеть и толстеть солнце медленно ползло к еще далекому горизонту. Городок жил своей обыденной, обывательской жизнью. Люди шли по пыльным тротуарам по своим делам: кто с работы, кто по магазинам, кто просто так, от безделья, как Олег, слонялся по центральной улице, по которой мчали вереницы автомобилей. Она еще была более иди менее ухоженной. На других же то там, то сям возвышались горы мусора. Народ не доставлял себе заботы в поисках урн и контейнеров. Швырял пустые бутылки, пакеты, сигаретные пачки прямо под ноги. Таков уж российский менталитет. Гадят там, где живут, и не обращают на это никакого внимания. Сила привычки.
Олег шел по тротуару, прикрытый от солнца военизированной кепкой полевого образца. Здоровался по пути со знакомыми, заглядывал на девушек. И вдруг нос к носу столкнулся с неким целителем Юрием, который держал в соседнем городе салон "нетрадиционной медицины". Олег с год назад как-то забрел туда из любопытства, да и в тайной надежде разрешения своих проблем. "А вдруг ситуация сдвинется с места?" -- наивно подумал он.
В маленькой комнатке среди висящих на стенах православных и католических икон, индуистских мандел и буддистско-китайских божков сидел за столом с горящими свечами сам маг в цветастой накидке и пристально смотрел в одну точку, медитируя. Пальцы рук его сплелись в какую-то мудреную мудру. Рот вибрационно выдыхал мантру "аум". На вошедшего Олега маг не обратил никакого внимания, продолжая свою медитацию. Наконец мантра была пропета, и мудрец вышел из состояния "Архата". Взгляд его стал осмысленным. Он кивнул Олегу, указав на рядом стоящий стул. Через несколько минут они разговорились. Юрий оказался нормальным, понимающим парнем. Но был зациклен на "правдинско-зеландовской" заморочке об "изобильном" подаянии высших космических сил, мечтающих обогатить каждого жителя Земли, если он подключится к их благостным порталам и станет не просто верить, но твердо "знать" о своем "божественном обогащении". Сделать каждого миллионером -- вот желание высших сил. Кто же тогда говно будет убирать? Наивная детская мечта и наивный детский лепет, облаченный в сказочные одежды, украшенные фальшивыми "брюликами". Но катит. Кто же не мечтает стать миллиардером? Только дураки и поэты. Такие образовательно-волшебные книги покупаются нарасхват. А их авторы -- уж точно не бедняки. Почитают Мамону.
Никакой помощи маг Юрий Олегу не оказал, ссылаясь на его внутреннее нежелание разбогатеть и прославиться. Олег высказал свою точку зрения. Юрий задумался. Так же задумчиво он вел себя с Олегом при той встрече на улице. Они стояли под деревом, спрятавшись в его тени от солнечных лучей, и вели тихую беседу на всё ту же тему. И вдруг Олег услышал, как у него над головой, словно от сильного ветра, зашумели листья дерева. Но вокруг не было ни дуновения. Он недоуменно поднял голову вверх. Крона шаталась, будто при буре. И тут на голову Олега свалилась ветка-рогатина без листьев. Сушняк. Козырек кепки смягчил удар. Рогатина в виде латинской буквы "Y" упала на тротуар, под ноги. Шум в листве тут же прекратился. Юрий задумчиво поднял на Олега сосредоточенный взгляд.
-- Это знак, -- тихо произнес он.
Олег и сам это понял. Только что означает этот знак? Если бы он знал. Только потом, после гибели Юры Садко, Олег понял, что означала эта вилка-рогатка -- первая буква в имени Юры, только по латинской азбуке. И ведь рядом с ним тоже стоял Юрий. Только ничего нельзя было предотвратить, даже при догадке. Всё -- предрешено.
НОЧНОЙ ВЕЛОСИПЕДИСТ
Перед глазами темнота
И серый шлейф дороги.
Всё суета, всё маета,
Лишь жмут педали ноги.
И каждый день круговорот
Музейного бедлама.
И так летит за годом год,
И всё стареет мама.
Она ждет сына каждый день.
Лишь заскрипит калитка,
Мелькнет ее в окошке тень,
И дверь уже открыта.
Ее единственный сынок,
Ее надежда, гордость!
Вот, подождите, будет срок:
Проявит он ученость.
Он столько книг перечитал
И столько знал событий,
Что исторический журнал
Назвал его "открытием".
Он написал про город наш
Свою большую книгу.
И был об этом репортаж,
Чтоб заложить интригу.
А вот семьи всё нет и нет:
Невинен он, как агнец.
Молилась мать -- всё ждет ответ,
Но не летит Посланец.
И сын сегодня запоздал:
Вон, быстро вечереет,
Опять чего-нибудь искал...
А сердце холодеет.
А сердце чувствует беду.
Вот полночь -- нет сыночка.
Уж грела три раза еду.
Ох, темная ты ночка!
А он всё гнал велосипед,
Крутя в ночи дорогу.
И верил: с ним не будет бед,
И не молился Богу.
И вдруг -- слепая вспышка фар,
Удар, полет мгновенный.
И в голове возник пожар,
Как зарево Вселенной...
А после -- Тьма. А после -- Свет
И чей-то взгляд знакомый:
"Ты прожил там немного лет.
Теперь ты снова -- Дома.
Теперь ты здесь. Теперь со мной
До нового рожденья.
Проходят жизни чередой,
Как тусклые виденья.
Тебе я утешенье дам...".
Но шепчет он упрямо
Сквозь утешительный бальзам
Одно лишь слово: мама.
-- Ты помнишь тот день? -- спросил Олег Илью. Они были уже в изрядном подпитии. У Ильи в сумке оказалась еще четвертинка. А Олег поймал пивной "кайф" -- светлый и чистый, как сам напиток.
-- Меня тянуло с Горы, -- признался Илья, наливая себе еще рюмку. -- Не хотелось там оставаться, хотя нужно было доделать еще какую-то работу. Но я уехал, словно чувствовал. И встретил тебя.
-- Ты не хотел возвращаться. И предложил выпить пива. Но я отказался. По программе. И ты вернулся на Гору. "Очень вовремя"...
-- Я только продолжил работу, как приехал на велосипеде Юра. Он получил отпускные. Ну, и пошло-поехало... Принимали на автобусной площадке...
-- А ко мне приехала Вера и осталась. И у меня все болезни прошли. Как рукой сняло. Знаю, чьей...
-- Мы уже хотели заканчивать. Выпили, в общем-то, немного. И вдруг к "площадке" подкатил наш старый знакомый на своей "тачке". А у него... Ну, и продолжили. Я предложил Юре остаться у меня. Но где уж там! Он о маме беспокоился. И поехал. В ночь. Что-то у меня екнуло в груди. Предчувствие.
-- А я увидел сон. Будто мы все трое стоим на "площадке", где вы были. И у меня обломился зуб. И висит на какой-то ниточке. Ну, я его и сорвал. Проснулся. Вера не спит. Рассказал ей. Знал, что что-то случится. И ты мне позвонил.
-- Узнал я от дочери-медсестры. В ее дежурство утром Юру привезли. Двойной перелом основания черепа. А велосипед цел-целехонький. Убили...
-- Цыгане! Я слышал, они ограду вокруг Усыпальницы сломали и в скупку отволокли. А их там поймали.
-- Юра в суде выступал. А они ему грозили. Всем табором. Обещали убить. Ну и убили. Тому цыгану-вору два года дали. И он за месяц до того вернулся. И отомстил, подстерег. Но это только версия. Ничего не доказано. Да и нужно это ментам? На ДТП сослались и закрыли дело.
-- И нет воздаяния... -- подытожил со вздохом Олег.
-- Всем им воздастся на небесах! -- убежденно проговорил Илья.
-- Если бы, -- Олег покачал головой. -- Но я этом сильно сомневаюсь.
-- Отошел ты от веры, -- констатировал Илья, наливая себе еще рюмку, -- много умствуешь, а Бог не в голове, а в сердце...
-- Тогда зачем же голова нужна? -- усмехнулся Олег.
-- Чтобы передавать Божье слово и выполнять Божьи заповеди.
-- Ну, не повторяй расхожих фраз. Ты же умный человек и сам знаешь, что всё не так просто.
-- Православному от канонов отступать нельзя, а то скатишься в еретизм и безбожие. Ты вот, кстати, в одном шаге. Бесы тебя от истины уводят.
-- Где истина? -- повторил Олег известную фразу.
-- Истина в миссии Христа, в его предначертании.
-- А как же тогда быть с буддистами, индуистами, иудеями и мусульманами, наконец? Каждый считает, что истина с ними.
-- Их увели соблазн, искушение и прелесть! -- Илья повысил голос. -- Только Христос -- сын Божий. Остальные -- проводники нечистых сил!
-- Ну, так огульно нельзя хаять мировые религии, -- снова покачал головой Олег. -- Им же не одна тысяча лет. Кроме ислама, конечно. Но взгляни, какие у него "успехи". Пол-Европы под себя фактически подмял. Лондон весь в мечетях, и Париж тоже. А христианские церкви пустеют. Что поделаешь -- толерантность!
-- При втором Пришествии Божья Истина восторжествует! -- пафосно воскликнул Илья и опрокинул в рот рюмку водки.
-- А будет ли оно вообще? -- грустно проговорил Олег, отхлебнув из бокала пива.
-- По-другому не может быть! -- убежденно сказал Илья и немного осоловело взглянул на друга.
-- Я тебе завидую, -- улыбнулся Олег, -- ты еще под властью мифологии. Так жить легче. А вот я...
-- Я от Христа не отступался, -- твердо произнес Олег. -- Я просто взглянул на всю космогонию с другой точки отсчета. И ужаснулся. А возвращаться в старую "систему координат" уже не могу. Хоть и хотелось бы.
-- Это тебя Бурьянов утянул со своей компьютерной ахинеей. Я буду лучше жить среди ангелов и бесов, чем среди твоих "энерго-информационных паразитов", -- Илья досадливо махнул рукой.
-- Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой, -- со вздохом процитировал Олег и снова отхлебнул пива.
-- Безумцы те, кто искажает образ Божий. Творец -- любящий, строгий и справедливый Отец. -- Илья поднял вверх измазанный в краске указательный палец.
-- Мы приписываем высшим силам наши человеческие эмоции и чувства, как древние греки своим богам. Но те, как оказалось, -- только выдумка невежественных греков, а сменивший их божественный ареопаг существует на самом деле! И все ангелы, архангелы, начала, силы, господства, власти, серафимы, херувимы, престолы да и сам Господь Бог любят наш смертный человеческий род, затерянный где-то во внутренней части спирального рукава одной из миллионов галактик на крошечной планетке и живущий всего одну микросекунду по сравнению со временем существования Вселенной?! Я понимаю, что это какой-то холодный, безжалостный эксперимент, облаченный в маску любви, которая только констатирована, но реально ничем не подтверждена. В чем любовь-то? -- Олег налил себе в бокал еще пива. Илья сумрачно взглянул на Олега и задумался. Видно, вопрос застал его врасплох.
-- Он дал нам жизнь, -- наконец проговорил Илья неуверенно. -- Жизнь вечную во Христе, -- добавил он уже более убежденно.
-- Ну, это там, по ту сторону бытия, и то под большим вопросом, -- "развел руками Олег. -- А наша земная жизнь не так уж чудесна. Мимолетна, словно миг. Напичкана страданиями, болезнями, страхами, катастрофами, голодом... Да всего и не перечислишь. Ты сам об этом прекрасно знаешь. Дети рождаются инвалидами, слепыми, глухими, олигофренами, идиотами. Умирают в раннем возрасте, погибают на войне юношами. Люди мрут от эпидемий. Их парализует. Некоторые в конце концов становятся немощными стариками, полоумными склеротиками, маразматиками и сумасшедшими. И всё это за какие-нибудь 70-80 лет, 20 из которых приходятся на детство. Как они познают премудрость и божественную Любовь, если не знают, для чего родились, зачем живут, почему их, без их ведома, бросили в эту мясорубку и требуют какого-то духовного совершенства, без всякой жалости вытрясая тонкую душу из их тленного, недолговечного, слабого тела. Какая же это любовь? Это издевательство над беспомощными существами. Экспериментальная лаборатория, где ставят преступные опыты, прикрываясь возвышенными словами о Любви и милосердии! Неспособны они любить и милосердствовать. Сердец у них нет!
-- Ты рассуждаешь, как физик, -- с обидой в голосе произнес Илья. -- "Лаборатории", "эксперименты"... Перед нами -- Жизнь Вечная с Господом в его Кущах, где не будет ни зла, ни болезней, ни голода, ни страха, а будет только радость от единения с Духом Божьим!
-- И идиоты станут мудрецами? -- усмехнулся Олег.
-- Всё может быть по Воле Господа! -- изрек Илья.
-- "Раз всё на свете просто -- думать бросьте!" -- тихо пропел Олег куплет из старой песенки. -- "Пусть вас не мучат -- это вовсе ни к чему -- сто тысяч ваших "почему"...
-4-
С мелодичным колокольным звоном затрепетала на столе коробочка мобильника. Звонила Вера.
-- Меня на ночное дежурство вызвали, -- сказала она. -- Так что можешь ночевать у себя. До завтра, -- добавила Вера и отключилась. Совместная поездка с Ильей на Гору отменялась.
-- А мне нужно ехать, -- сказал художник, -- а то Мила заждалась. Поздно уже.
И правда, за разговором Олег не заметил, как за окном потемнело. Он включил торшер, стоящий рядом с отключенным холодильником. Засунул кассету в открытую пасть магнитофона, стоящего наверху. Борис Гребенщиков запел о том, "как нехило быть духовным. В голове одни кресты...".
-- Вот он -- гений, просветленный, махатма, живущий среди нас. И мы этого не осознаем! -- вдохновенно произнес Олег, слушая "Гребня". Илья ухмыльнулся в бороду:
-- Ты стал буддистом? Или индуистом?
-- При чем здесь это? Неужели ты не понимаешь, что всё взаимосвязано! Мы живем по Программе, а каждая религия -- ее воплощение. И каждая религия нас -- утешает. Успокаивает. Мясорубка-мукомолка -- безжалостна! Мы -- энерго-информационный скот. С нас сосут энергию и эмоции, которыми те "парни", "сидящие наверху", питаются. Другой альтернативы нет и быть не может! "Гребень" это понял раньше меня, но он оставляет Надежду? У меня ее нет! И потому мне страшно. Ему -- нет. И он -- гений. Ему позволено. Мне -- нет! Моя судьба -- сдохнуть в безвестности. Я -- программный неудачник. Он -- просветленный. Махатма. Но я ему не завидую. Я перед ним преклоняюсь. Ему открыта часть истины. Мне -- всё!
-- Не слишком ли ты высоко себя ценишь? -- снова ухмыльнулся в бороду Илья. -- Духовный мученик на заклании. Не смеши меня. Тебя не распинали?!
-- Лучше бы распяли, тогда я знал бы Цель! А так -- одна пустая маята. Долгие годы.
-- Гвозди хочешь получить в ладони? Больно это! Ох, как больно!
-- Лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца!
-- Какой же у тебя ужас? Пивко попиваешь, философствуешь праздно! Не били тебя плетями, не клали на голову терновый венец! Блажь всё это! Блажь!
-- Не за себя радею. За людей. Их впихнули в эту жизнь без их ведома. И каждый должен погибнуть. Кто быстро, кто в страшных мученьях. Во имя чего?
-- Грех на роду человеческом. Отступление от Бога.
-- Да брось ты лабуду штампованную талдычить! То ангел Люцифер решил с Богом побороться, то полоумные Адам и Ева. Что ты сказки дурацкие повторяешь? Для малограмотных. Ты же не дурак!
-- Не хочу я богохульствовать! Я верю Богу! -- Илья повысил голос. Глаза его горели гневом. Олег понял, что переборщил. Сейчас будет ссора, а он ссориться совсем не желал.
-- Ладно, -- махнул он рукой, -- пусть каждый остается при своем мнении. Тем более что ничего не решается, по сути. Я прав или ты? Какая разница! Всё равно будет не по-нашему, а так, как Они пожелают.
-- Нужно каяться в грехах и причащаться. Душу спасать! -- снова назидательно изрек Илья, поднимаясь со стула. -- Мне пора, -- добавил он уже более спокойно и вышел в прихожую.
-- Я тебя провожу, -- Олег надел куртку и ботинки.
Они вышли из подъезда. На улице заметно потеплело. Выпавший снег уже почти весь растаял. Вдоль тротуара текли ручейки, сверкающие в блеске фонарей. Темное вечернее небо очистилось и засверкало множеством звезд. Олег, привычно бросив взгляд вверх, вдруг заметил среди неподвижных светил яркую, сверкающую, словно бриллиант, медленно плывущую по небосклону звезду. Это был явно не самолет, и летел этот "алмаз" поперек обычных аэромаршрутов и гораздо ниже самолетных высот. Это было заметно сразу. И Олег знал, что за звезда летит по небу.
-- Смотри, тарелка, -- он обратил внимание глядящего себе под ноги художника. Илья поднял голову.
-- Бесы, облеченные в плоть! -- произнес он отрешенно. Олег протяжно охнул:
-- Ломай стереотипы! Это другой разум! Это -- наблюдатели! Я видел их тарелку очень близко. Над церковью. Кстати, вместе с Верой. Несколько лет назад. Она летела низко-низко и сверкала алыми огнями. При чем здесь бесы?
-- Сатана изощрен в искушениях. Бесовская прелесть затягивает в умствование. Какие инопланетяне? Нас, людей, хотят увести от божественной Истины! Подсовывают всякие тарелки, полтергейст, Бермудские треугольники и прочую ахинею. Нам закрывают глаза. Тьма ослепляет Свет! -- Илья перекрестил звезду. И внезапно звезда потухла. Осталась только ее тень, которая продолжала двигаться по маршруту. -- Вот видишь! -- произнес Илья. -- Боятся бесы Креста животворящего!
-- Они выключили энергетическое поле, -- проговорил Олег, озадаченный неслучайными совпадениями в этой ситуации с тарелкой наблюдателей-инопланетян. Видно, те что-то почувствовали и отключились. Но зачем?
-- Господь ставит преграды искусителям, -- снова изрек Илья.
-- Твоими устами да мед пить, -- грустно улыбнулся Олег. Илья был неисправим. Да и зачем его исправлять? Он погружен в иллюзию. И ему там удобно... Есть объяснение всему. Как у атеистов-коммунистов.
Друзья зашли в круглосуточный "маркет". Купили еще по литру "коробочного" дешевого вина и распили "дозу" в палисаднике за магазином. И опьянели окончательно.
-- Не сбивайся с Пути! -- сверкая черными глазами, сказал Илья, держась за локоть друга. Хватка у него была мертвая. Олегу даже стало больно. Он высвободил руку.
-- Путь у каждого свой, -- тихо проговорил он. -- "Стыдно всем стадом прямо в царство Отца", как Гребень поет. А я ему верю.
К остановке, рядом с которой располагался "маркет", подошла вечерняя полупустая "ГАЗель" на Гору. Пьяные друзья трижды, "по-христиански", расцеловались. Олег подтолкнул Илью в раскрытую дверь и задвинул ее следом. Махнул на прощанье рукой и, слегка пошатываясь, побрел к себе на квартиру. В голове стоял полупьяный туман. Этот туман накатывался на его мозг почти каждый вечер. Он на время кутал и растворял в себе тоску, сосущую душу ежедневно, словно туда проник какой-нибудь селитер. Жизнь мчалась под откос, секундомером отсчитывая дни, недели, месяцы и годы. Сколько их осталось? Поди, отгадай! Да наверняка совсем немного! А цель жизни -- не достигнута. Его гоняют по кругу, будто пса на цепи. Для чего? Неужели в этом есть какой-то смысл? Как говорит Илья, испытывают? Кролик он подопытный, что ли?! Лаборанты наслаждаются опытом?! Только неясна конечная Цель. Для чего? Бесследно исчезают поколения, появившиеся здесь неведомо зачем на страдания и муки. Ведь никаких просьб и заявлений "помучаться и пострадать" от появляющихся на Земле каждый день в "небесную канцелярию" наверняка не поступало. Кому же такого хочется? Тогда, как говорят атеисты, это "естественный природный процесс" или чья-то явно недобрая воля, которой безразлична короткая жизнь отдельного индивидуума, как, впрочем, и целых звездных систем, галактик и метагалактик. Но его низшие сателлиты, каждый на своем уровне, вмешиваются во Вселенский процесс, вплоть до микроорганизмов и атомов, которые суть тоже вселенные, но на другом структурном уровне. Идет всепроникающий обмен Энергиями. Мир, видно, бескрайний энергетический транслятор и аккумулятор одновременно. Он накапливает и преобразует механическую, тепловую, электромагнитную, химическую, гравитационную и атомную энергии, а также их духовный аналог - Прану, которая поддерживает сознательно-эмоционально-чувственное состояние на экспериментальных планетах, где искусственно зародилась жизнь и были созданы так называемые "разумные существа". Недолговременные сгустки активной протоплазмы, размножающиеся физиологическим путем по половому и другим биологическим признакам.
Каждое недолговечное плотское тело обволакивают тонкие полевые оболочки. Внутри функционируют энергетические центры, так называемые чакры, соединенные, словно сердце сосудами, каналами, по которым струится энергия Праны. А индивиды вырабатывают свою энергию -- чувств, эмоций... Ее ежесекундно "ссасывают" и аккумулируют энерго-информационные сущности низшего разряда, соединенные, будто паутиной, с другими такими же "паразитами". По программному распределению индивидуально спланированной судьбы. Осуществляется ситуационно-событийная задача, которую индивид должен разрешить. Не справится - нарушит свой энергетический баланс. Произойдет утечка -- эмоциональный выброс. И его ссасывают энергетические паразиты. И не только духовные, а и вполне материальные -- разные там колдуны, вампиры, да и просто злые, завистливые люди, такие, к примеру, как Оскар Юдкевич, наполненный до краев этой самой злобой и завистью. Хотя что Олегу завидовать? Он беден, непризнан, да уже и не молод, признаться. Нет, собственно, поводов для зависти. Талант? Ну, это понятие сугубо относительное. Поди угадай, есть он у тебя или тебе только кажется, что ты талантлив. Сколько по земле ходит бездарностей и графоманов, считающих себя "божественными избранниками". И попробуй докажи им обратное. Они тебя возненавидят. Многие пробиваются на большую сцену или в большую литературу. У них программа благоприятная. Таков сценарий их жизни. И талант здесь ни при чем!
Жизнь бездарного Оськи ничем не отличалась от существования "даровитого" Олега. Те же однообразные тоскливые дни, летящие стремительной чередой. Тот же узкий круг знакомых -- и никаких перспектив в одинаково коротком будущем. Но Юдкевич хоть ни на что и не надеялся. А вот Олег...
Оська, конечно же, знал об амбициях своего бывшего друга-недруга и о его литературных неудачах и злорадствовал. И наверное, чтобы еще больше допечь Олегу, завел тесную дружбу с Андреем. Уж чем он его к себе притянул, неведомо. Но Андрей во время своих приездов в родной город из Москвы зачастил к Юдкевичу в гости, ссылаясь на совместное увлечение музыкой. Музыку, которую слушал Олег, Андрей не выносил. Он терпеть не мог Гребенщикова, Макаревича, "Воскресение", а слушал какой-то психоделический джаз-рок с элементами рэпа, к которому приучил его Юдкевич.
Наладившиеся было отношения с сыном снова начали катастрофически расстраиваться. И вовсе не по вине Олега. Во всяком случае, он своей вины не ощущал. И видно, никакого сожаления не чувствовал и Андрей. Они стали видеться всё реже и реже, пока короткие встречи не прекратились совершенно. На звонки отца сын не отвечал, словно затаил какую-то обиду. А Оська радовался несказанно такому положению вещей. При встрече со своими знакомыми он расписывал достоинства Андрея и добавлял, как тот презирает своего отца -- неудачника-писаку. Общие знакомые передавали эти слова Олегу, и тому на душе было больно, чего, собственно, и добивался Юдкевич. Выйдя на пенсию, он ушел из школы и поступил работать на кладбище бригадиром могильщиков. И был своей новой профессией невероятно доволен. Она оказалась близка ему по духу. Раньше он гробил детские души, теперь зарывал мертвые тела. И он частенько ехидно замечал, что в случае чего зароет Олега по высшему разряду -- глубоко и надежно. И Олег понимал: Юдкевич не шутит. Какие уж тут шутки.
-5-
Ввалившись на кухню, Олег обнаружил, что забыл выключить из розетки магнитофон, но не очень этим огорчился. Нажал на клавишу, и "Гребень" запел свою очередную словесно-медитационную композицию: "Как странно то, что затеваю я: подобие Любви создать из жажды...".
Олег многие песни Гребенщикова знал наизусть. Тот, можно сказать, был его музыкальным кумиром. Тексты его песен отражались созвучием в творческом зеркале провинциального поэта. Хотя поначалу словесная эквилибристика Б.Г. вызывала у Олега недоумение. Но постепенно тексты стали расшифровываться, и пришло Понимание. Каждая на первый взгляд неясная фраза оказывалась полной смысла. Буддийские, христианские, ведические символы переплетались сложным, многоцветным орнаментом, непонятным для непросвещенного обывателя. Но тем не менее залы на концертах "Аквариума", как правило, наполнялись до отказа. Поклонников хватало с избытком, хотя многие наверняка не совсем понимали содержание гребенщиковских "треков". Но он завораживал. Он приоткрывал дверь в Неведомое, и из этой узкой щели тонким солнечным светом струилась Надежда. Утопающий в безнадежно темном омуте неизбежной безысходности, Олег пытался из последних сил ухватиться за яркий тонкий лучик. Но это у него слабо получалось. Он уже ушел во тьму почти по горло.
"Промочил горло" он в тот вечер тоже довольно прилично и, наслушавшись вдосталь "Гребня", в конце концов далеко за полночь завалился спать. Он уже провалился в беспамятную яму глубокого сна, когда какой-то настойчивый, внятный звук выкинул его из "сонного царства" назад в ночную действительность. Стучали настойчиво во входную дверь. Волна страха пронеслась по телу. Олег вскочил с дивана на дрожащие ноги. "Кто это среди ночи? Неужели они -- судебные приставы-исполнители? Подстерегли, увидели свет на кухне. Услышали музыку. Если не открою, вдруг станут ломать дверь? С них станется!".
Стук снова повторился. Не включая свет, Олег босиком на цыпочках подошел к двери и тихо спросил: "Кто там?". И вдруг в голове, именно в голове услышал странный, какой-то вкрадчиво-шелестящий голос, произнесший: "Орел, телец и лев".
Подумалось на секунду: "Может, друзья-приятели шутят?". Но руки уже сами повернули ключ в замке и отворили дверь. У порога на темной лестничной клетке стояли какие-то странные светящиеся фигуры.
"Всё, -- мелькнула мысль, -- допился до чертиков!". Светящиеся фигуры чинно строем прошествовали в прихожую и озарили ее матовым радужным светом. Фигур оказалось четыре. И они были по пояс Олегу. Впереди вышагивал на двух когтистых лапах светящийся золотой орел. За ним шагал, топая копытцами, сине-сиреневый бычок. Следом важно и мягко, по-кошачьи, ступал гривастый огненно-алый лев. И завершал шествие человечек вполне взрослого вида с небольшой витой бородкой. В руках человек держал какой-то странный инструмент, похожий на гитару и лиру одновременно.
Ошеломленный Олег успел только взглянуть в лицо светящегося серебристо-зеленоватым светом человека. И тут же его узнал. Это был Б.Г. собственной персоной. Вернее, его уменьшенная копия. Да и у остальных "зверушек" при повторном взгляде оказались человеческие лица. И лица очень знакомые. Лев имел "фейс" Андрея Макаревича, телец -- физиономию лидера группы "Воскресение" Алексея Романова, ну а орел носил черты Константина Никольского. Час от часу не легче! Олег понял, что докатился до зрительных и слуховых галлюцинаций. У него подкосились ноги.
Между тем гости такой же размеренной, чинной походкой прошествовали в большую комнату и встали полукругом на паласе, глядя пристальными светящимися глазами на еле державшегося на ногах хозяина. Зрелище было совершенно абсурдным, противоестественным. Олег не знал, как себя вести. Если это галлюцинация, то тут нужно собрать остатки здравого смысла и не обращать на видение никакого внимания, словно призраков нет и в помине. Но как не обратишь, если они стоят напротив тебя и глаз с тебя не сводят. Бредятина какая-то!
"Ты нам нужен", -- раздался в голове всё тот же бархатно-шелестящий голос. Они были явно телепатами. И кто они, если всё же не "глюки"?
-- Неужели? -- пробормотал Олег, внутренне понимая, что совершает промах, вступая в разговор с "плодами своего воображения".
"Вам угрожает гибель", -- на спокойно-бесстрастной ноте прошелестел голос.
-- Кому это -- "нам"? -- немного насторожился Олег. Его эмоциональный тонус стал изменяться. Ему вдруг стало любопытно.
"Людям, всей вашей планете", -- уточнил голос.
-- Кто же нам угрожает? -- любопытство стало набирать обороты, превращаясь в заинтересованность. Олег стал уже догадываться, что это за существа с лицами его любимых музыкантов.
"Их Матка уже повисла над вашей планетой, над вашей страной, над вашим городом. Она ждет только времени, только часа, чтобы разбить "критическую точку" под "культовым знаком". И тогда планета окажется в их руках. Вас деструктуризируют, и вы займете низшую нишу в организационной конструкции. Человечество исчезнет навсегда. А их -- миллиарды. И они -- ненасытны. Мы не в силах с ними бороться. У нас нет против них оружия. У нас вообще нет никакого оружия, кроме разума. Только сами люди могут защититься от вторжения. Но вторжение будет не из космоса. Матка -- только катализатор, "активатор" внутренних сил. И эти силы неисчерпаемы".
-- Кто она такие? -- спросил Олег уже достаточно внутренне напряженно.
"Мы их называем "формициды". Для вас же они -- муравьи. Ты обратил внимание, что за последние годы они неимоверно размножились. По всем лучам вокруг вашего города возвышаются муравейники".
"А ведь точно, -- промелькнуло в голове у Олега. -- Муравьиных куч стало видимо-невидимо".
"На их ускоренное размножение повлияла радиация, пришедшая сюда с облаком после взрыва на Чернобыльской атомной станции. Мы могли бы этот взрыв предотвратить, если бы он был только "аварийного" происхождения. Но он был спланирован и осуществлен агентами космических формицидов, которые есть и среди людей. Нам не были известны их планы. Мы, увы, не всесильны. Вторжение планировалось сотни лет назад. Но космические "формициды" -- аморфные сущности, не имеющие плоти как таковой. Тела их строятся на другом молекулярном уровне. Они для людей безвредны физически. Но они обладают хищным разумом и могут проникать на тонкий энергетический план, разрушая структурную систему ценностей человека. Люди по наитию стали называть их "бесами". Но их сдерживала система религиозных верований. Они не могли ее разрушить, не найдя "критической точки". Она знали, что эта точка находится в вашей стране, но не знали, где точно. Тогда был осуществлен план захвата территории всей вашей страны агентами формицидов для дальнейшего разрушения храмовых сооружений, находящихся в центрах сеточных энерго-информационных разломов и держащих на своих духовно-вибрационных столбах защитные поля Земли. Захват был произведен специально обученными агентами во главе с рыжим лысым резидентом...".
-- Владимир Ильич и его "Великая октябрьская соцреволюция"! -- догадался Олег.
"Захват был осуществлен в вашей самой религиозной стране. Были разрушены тысячи храмов, убиты сотни тысяч служителей культов. Но ваш храм по воле потусторонних сил остался цел. Однако формициды предприняли вторую попытку. Они затеяли войну между двумя своими государствами, где ими были зомбированы ваш и соседний с вами народ, во главе которых стояли два усатых резидента формицидов".
-- Понятно, кто, -- констатировал Олег.
"Но ваш резидент разгромил соседнего, а его преемники ослабили хватку. И ваш храм снова возродился, как и многие другие. Формициды стали терять контроль над ситуацией. И тогда они решили взорвать станцию, чтобы активизировать земные формы их аморфных сущностей. Облако радиации указало им путь. Указало место, точку. Они нашли то, что искали. И теперь им нужно разрушить ваш храм, чтобы открыть путь Вторжения. Отсюда полчища формицидов расползутся по Земле. С ними будет невозможно справиться. Их укусы парализуют людей. И это не простая муравьиная кислота. Это особый структурный состав, изменяющий геном человека, его ДНК. Люди станут превращаться в биороботов. И человечество исчезнет навсегда. Но ваш храм пока держит их своим полем".
-- А, если не секрет, кто вы такие? -- тихо спросил Олег. Он уже включился в "процесс" и абсолютно верил в то, что ему "говорят" телепатически "музыканты". И он догадывался, кто они, но ему хотелось услышать от них самих.
"Мы -- наблюдатели, -- прошелестел голос. -- Мы следим за вашей жизнью, потому что вы созданы нами! Путем селекции и отбора лучших особей на протяжении нескольких тысяч лет. Мы превратили полуобезьян в людей. А потом вы стали развиваться сами, а мы только следили и иногда поправляли ваше развитие. Как видишь, мы можем менять свою физическую оболочку. Мы были богами Шумера, Вавилона, Ассирии, Египта, Греции, Рима, Индии, Китая, Японии, Южноамериканских народов. Но после того как появился Он, мы не вмешивалемся в вашу жизнь. Мы только наблюдаем. Он -- посланник Высших сил, которым мы тоже подчинены. И недаром мы пришли к тебе в таком облике. Это Его Воля, как и изначальное создание Человека".
-- Чего же Он хочет от меня? -- Олег был потрясен. У него снова закружилась голова. Мысли путались. Но он уже вполне реально воспринимал сидящих вкруг Евангелистов-музыкантов-инопланетян. Хотя никакого отношения к Матфею, Луке, Марку и Иоану эти существа не имели. Они просто влились в символы, понятные Олегу. Они, видно, знали о нем всё.
"Ты должен остановить Вторжение!" -- прошелестел в голове голос.
-- Как? -- недоуменно пожал плечами Олег. В принципе, он ожидал такое заявление, но не понимал, чем оно вызвано.
"Ты и твои друзья -- Избранные!" -- многозначительно произнес Голос.
-- А я думал, что Абрамович и Боря Моисеев, -- не удержался Олег.
"Они находятся в другой системе координат. У них другие задачи".
-- Жировать и валять дурака всю жизнь!
"Они получили то, что хотели".
-- Почему же я не получил?
"Ты создан для Другого".
-- Утешение слабое. Хотелось бы что-нибудь поконкретнее. И желательно, со знаком плюс. А то поздно будет! "Дайте мне мой кусок жизни, пока я не вышел вон!" -- процитировал Олег "Гребня". Его прототип чуть заметно улыбнулся, держа в руках гитару-лиру. И вдруг Олега посетило Раздвоение. В образе Бориса Гребенщикова явно просматривались черты горбатого музыканта Бориса Гаврилина. Да и лица остальных гостей начали неуловимо меняться. "Орел"-"Никольский" стал похожим на графа Добринского, причем сразу на обоих, отца и сына -- Петра Ивановича и Алексея Петровича. "Лев"-"Макаревич" обрел черты Евгения Антиповича-Преображенского. А "Телец"-"Романов" преобразился в Юрия Садко.
"Ты понял, кто вам поможет?" -- тихо произнес голос в голове.
-- Как? -- Олег не совсем "усек сверхзадачу", хотя и уловил ее смысл.
"Совместный Порыв живых и ушедших не позволит формацидам разрушить поле храма и предотвратит Вторжение. Только нам неизвестен час его начала. Но известен месяц -- август, когда самцы и самки формацидов становятся на крыло. И тут всё зависит от матки на орбите. В ней заложена Программа Вторжения, которая откроется за несколько дней местному Резиденту. Он должен будет убрать препятствия на физическом уровне, то есть вас. Но мы защитим вас".
-- Один такой вариант уже был, -- произнес Олег, вспомнив семилетней давности события с грязной энергопатогенной лужей. И тут новая напасть. Что же им так "везет"? А еще недоволен своим житием-бытием! То одно, то другое - не заскучаешь!
"Мы сообщим тебе, что нам станет известно, при следующем контакте. До встречи", -- закончил Голос, и гости один за другим чинной походкой последовали на выход, за дверь.
"Тебя там встретит огнегpивый лев и синий вол, исполненный очей. С ними золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый..." -- сам по себе запел на кухне магнитофон голосом Бориса Гребенщикова.
-6-
Солнечный луч разбудил спящего. Олег открыл глаза и тут же вскочил на ноги. Оказалось, что спал он не в темной комнате, а в большой, на старом диване, даже не прикрывшись одеялом. И почему-то не озяб во сне. И тут же он вспомнил свой странный сон. А в том, что это был только сон, он уже не сомневался. Наяву такого быть не может. Да и не должно быть.
Наслушался "Гребня" по пьяни -- вот и пригрезилось "посещение евангелистов-музыкантов-инопланетян". Да тут еще перед этим "тарелочка" просверкала. Воображение распалила. Не обошлось, конечно, без его персонального "ангела-хоронителя". Тот тоже жару поддал. Любят они поиграть со своими "донорами", скуки ради, во всякие бредни. Провоцируют на выброс психической энергии. Тем и живут, ущербные.
Слегка кружилась и побаливали голова. То ли от выпитого вчера пива, то ли продолжал резонировать тот голос, слышанный им во сне. Как ни странно, почти все его слова запомнились хорошо, даже четко. При пробуждении такое состояние обычно проявляется крайне редко. Значит, тут что-то не так. Да сон ли это был?
Тяжело ступая босыми ногами по паласу, Олег подошел к своему письменному столу, стоящему возле окна. За окном сияло солнечное весеннее утро. Деревья в скверике, конечно же, еще были голыми, но солнце уже светило ярко и тепло. Вот и наступила настоящая весна. Наконец-то. Лютой была зима, несмотря на "глобальное потепление". И всё же пришел апрель.
В этом году необычайно ранняя Пасха. Всего два дня осталось, и вновь зажжется в Иерусалиме "Благодатный огонь" на Православное Воскресение. Главный аргумент Истинности. Главный фактор Утешения. Мироточение святых икон. Чудесные исцеления. Чтобы людей не охватили отчаяние и безнадежность. Чтобы люди верили в Благодать. Чтобы жизнь их имела хоть какой-то смысл. Ведь она так мимолетна, так быстротечна. И так непонятна. Людей, словно собак, держат на цепи. У одних она длинная, у других короткая. И эту цель прозвали свободой. Но эта свобода -- окружность и диаметр. Дальше -- ни шагу. Ты обречен, едва родившись. Обречен стать жертвой неведомых тебе сил. А они играют с тобой, как кошка с мышкой. Но финал всё равно известен, только у каждого он разный. Но неизбежный, неотвратимый.
Тысячи лет продолжается эта мясорубка. Жестокая и бессмысленная. Ни жалости, ни милосердия. Разве есть милосердие и жалость у мясников? Они оставляют лишь призрачную надежду, да и то недолговечную. Надежда умирает последней, вместе с человеком. А он надеется. Он надеется на Любовь Творца, который даже не знает о его существовании. Ведь живет человек-инфузория только миг. Вот такая история! Какая уж тут Любовь? Если только в качестве энергетической закуски, да и то этим занимаются сущности низших духовных разрядов. Творец -- творит. Ему не до человека. Впрочем, и сам человек -- отнюдь не агнец. Он наполнен чувствами, эмоциями, страстями и пороками. Но таким уж его сотворили для удовлетворения кулинарно-психологических запросов высших сфер. И игры с ними устраивают самые разнообразные. И каждый в этой игре выполняет свою роль.
Сценарий этого грандиозного и бессмысленного спектакля создан давным-давно на потеху невидимой публике. Актеры играют и умирают на сцене. И у них-то это всё всерьез. Это их короткая, полная боли и страданий жизнь. Но "все они -- марионетки в сильных и натруженных руках", как давно уже понял "Макар". А "хозяина не видно", и куклам кажется, что они "пляшут сами по себе". И так до окончания времен, во множестве миров, систем и измерений. Куклам-людям остаются только надежда да утешение...
...Еще не совсем придя в себя, Олег отправился в ванную. Водопроводная труба уже пару лет как перестала функционировать, заржавевшая и забитая окислами. Монтировать новую Олегу было недосуг, и он присоединил к обрезанному "болгаркой" боковому отводу резиновый шланг. Вода бесперебойно текла в ванную. Мылся писатель, обливая себя из тазика и уповая на то, что когда-то же не было ни у кого никакого водопровода. И ничего, жили люди - не тужили, не ведая - не зная ничего о нынешних "плодах" цивилизации. Это Олег себя так утешал от безысходности, но изменить в своей жизни он уже ничего не мог. Не по своей воле. Почти все деньги уходили на создание книг мизерными тиражами. Ремонтировать водопровод и платить по раздутым квартирным тарифам Олегу было нечем. И он каждый день ждал расправы. Он боялся неурочного стука в дверь.
На двери висел клеенчатый календарь за прошлый год с изображением Богородицы с Младенцем. Его давно было пора снимать, но как-то рука не поднималась. Выбрасывать его, что ли? Нет, уж лучше ликам найти более подходящее место: приспособить в качестве иконы. Ну, например, на кухне, в восточном углу. Но где взять иконостас? Пусть простенький. И тут Олег вспомнил про корпус от часов с кукушкой. Он забрал его в прошлом году у тещи-матушки Марии. Часы сломались, и теща хотела их выбросить. Но Олегу понравился корпус, сделанный в виде домика с большим круглым "окошком" для часов и маленьким -- с дверцей для кукушки. "Домик" Олег повесил у себя в спаленке. И вот сейчас ему нашлось применение.
Икона-календарь была снята с двери, аккуратно сложена вокруг ликов, вставлена в круглое отверстие и повешена на гвоздик в "красном углу" кухни. Олег осенил себя крестным знамением, постоял несколько минут возле "христова домика" и, вернувшись в большую комнату, сел за свой письменный стол. И вдруг что-то невидимое, но очень сильное стало душить его за низ горла. Сердце заколотилось, как паровой молот. Стало очень трудно дышать. Реки онемели. Вот-вот помутится сознание. И Олег понял, в чем дело. "Нии-зя!". Он совершил промах и был тут же наказан удушением. Они с такими, как он, не церемонятся. У них какие-то свои устои. Одним можно вытворять, что угодно, -- и никакого противодействия. А у других под контролем каждый шаг. Чуть что не так -- и тут же начинаются шлепки, затрещины, зуботычины или вот такие придушения. Ошейник-удавка работает очень четко, чуть только цепь натягивается.
Олег, превозмогая давилку в душе, вскочил со стула, бросился на кухню и, сняв "домик", вытащил из него календарь-икону. И тут же мертвая хватка отпустила свой зажим. Олег в бессилии сел на кухонную табуретку. Дыхание быстро восстановилось. Вот что творится-то!
Кусок не лез в горло, но Олег кое-как выпил стакан чаю, а хотелось чего-нибудь покрепче. После такого стресса. Да и вчерашнее обильное возлияние требовало головной стабилизации. Превозмогая слабость в ногах и головокружение, Олег оделся и вышел из подъезда на весенний солнечный свет. Почти сразу же стало жарко. Пришлось расстегнуть куртку. Он направился в ближайший магазин для поправки пошатнувшегося физического и духовного здоровья, захватив с собой сумку через плечо.
У дверей магазина стояла толпа. По нынешним временам -- явление невиданное. Олег, увидев это зрелище, оторопел и остановился. Затем стал разглядывать публику. И удивился еще больше. Одет народ был в капрон и кримплен. На головах торчали вязаные и меховые шапки, о которых забыли много лет назад. А тут на большинстве мужиков они сидели набекрень, учитывая теплый апрельский день. Электронные часы Олега показывали половину второго. Солнышко на высоком голубом небосводе основательно припекало. Некоторые в толпе сняли свои меховые утеплители. Да и зачем они, собственно, были нужны? Апрель жарил теплом "по полной программе", не оставляя зиме никаких шансов. Но откуда возле магазина столько "старорежимного отстоя"?
И тут Олег увидел "своих". Они стояли чуть в стороне, сбившись в кучу, и глядели удивленными глазами на странно-старинно одетую толпу. И если бы только на толпу. Сам вид торговой точки удивительно изменился. И совсем не к лучшему. Исчезли пластиковая облицовка и красный керамический шифер. Стены магазина были выкрашены в ядовито-зеленый цвет. Дверь держалась на ржавых петлях. Она была закрыта, но толпа всё равно почему-то не расходилась. Все чего-то ждали. И Олег начал догадываться, чего.
Люди ждали двух часов по полудню. Время выдачи спиртного. Неужели снова началось? Что-то подобное в Думе пытались недавно протащить. Но неужели так оперативно сработали? Быть того не может! И вокруг всё изменилось за ночь. Даже люди изменились. Не все, правда. Эти, что стоят в стороне, одеты современно, а остальные -- полный "отстой". И его клетчатая шотландская куртка и кепка-бейсболка со львом и надписью "Scotland" привлекли всеобщее внимание толпы перед магазином. Послышался говор: "Иностранец какой-то. Понаехали перед Олимпиадой. За нашей жизнью наблюдают. Вон еще стоят, пялятся".
Олег обошел хвост очереди и присоединился к "своим". Тех было человек двадцать: мужчины, несколько парней и девушек и женщин с хозяйственными сумками и пакетами. И среди них Олег узнал местного активиста-коммуниста Вшивцева. В первый раз он с ним "познакомился" года три назад на праздновании "Дня города". Праздник проходил на стадионе, названном в честь агента НКВД, расстрелянного фашистами. Стоял жаркий летний день. Стадион и его окрестности наполнились гуляющей публикой. На импровизированной сцене с гербом города и российскими флагами плясали детские танцевальные ансамбли и распевали народные хоры перед переполненными трибунами. На площадке перед входом на стадион раскинулись торговые палатки с пивными банками и бутылками, сладостями, фруктами. Возле туевой аллеи три молодцеватых кавказца нанизывали на шампуры мясо. Запах жареного шашлыка струился по округе. Олег спрятался от солнца под зонтиком рядом со знакомой продавщицей. Он продавал свою только что изданную книгу. На писателя народ в основном не обращал внимания. Некоторые знакомые вежливо здоровались, но книгу не покупали, предпочитая ей пиво и шашлыки.
Но зато обратили на него внимание две личности, резко бросившиеся и в глаза Олегу. Личности, несмотря на нестерпимую жару, были облачены в черные костюмы и галстуки и были похожи на агентов похоронного бюро. Но они оказались представителями другой организации, но очень схожей по конечному результату своей деятельности.
Одного из "людей в черном" Олег при их приближении узнал. Это был диктор местного телевидения, молодой, но на удивление убежденный коммунист по фамилии Шершавых. Толстая морда второго, идущего первым, была незнакомой, но не вызывала никаких положительных эмоций.
Мордастый подошел вплотную. С морды ручьями тек пот, но он его не вытирал. На лацкане пиджака красовался профиль вождя.
-- А в чем дело? -- спросил Олег, немного отшатнувшись. Такого агрессивного начала он не ожидал.
-- Мы о тебе всё знаем и следим за каждым твоим шагом, писака, -- снова выдала вонючая пасть.
-- Кто это -- вы? -- с презреньем спросил Олег. Неужели опять "органы"? Но им сейчас на бывших инакомыслящих наплевать. А может, и нет. Закваска ведь прежняя.
-- Мы -- это городская организация КПРФ. А я -- ее председатель Ульян Вшивцев. Слыхал, наверно?
-- В первый раз слышу, -- ухмыльнулся Олег.
-- Ну, ты меня скоро хорошо узнаешь, -- заверил его Ульян. -- В октябре выборы главы администрации. И я их выиграю, -- уверенно рявкнул он. -- И тогда крышка тебе, демократ вонючий. Ответишь за свою антинародную деятельность. По всей строгости.
-- Это как? -- спросил, снова усмехнувшись, Олег. Но на душе у него стало нехорошо.
-- Найдем, за что тебя привлечь. Оружие, наркотики -- да мало ли чего, -- пасть раздвинулась в злорадной улыбке.
-- Руки коротки, -- с вызовом произнес Олег.
-- Ты в этом уверен? -- морда сделалась суровой. Потоки пота устремились мимо глаз по щекам. Казалось, что Вшивцев плачет, пуская суровые мужские слезы. Но он не плакал. Он был искренне зол на незнакомого ему человека. Олег с ним не встречался ни разу. Это точно. И откуда сейчас берутся такие монстры?! Убежденные комфанатики? Ой, что-то не верится!
-- Поживем -- увидим! -- отрезал Олег. Собрал свои книги и скорым шагом отправился домой. С тех пор он Вшивцева больше нигде не встречал. Никаких выборов тот, естественно, не выиграл. Кто ж ему позволит? Только месяца два назад во время избирательной компании в муниципальную городскую Думу Олег среди других кандидатских портретов узнал под серпом и молотов толстую морду Ульяна Вшивцева -- секретаря местных коммунистов. В думу он всё же попал, но большинство там составляли "единороссы" во главе с мэром Шариковым и его замом Генераловым. Во время этих выборов у Вшивцева произошел конфликт с коллегой Олега по перу -- поэтом-эротистом Волдемаром Рассомаховым. Тот внешне немного походил на Олега и был его ровесником. Он сочинял сексуально-эротические стихи, хотя ни разу не только не состоял в законном браке, но и незаконные связи у него явно отсутствовали. Весь пыл своего воображения Волдемар растрачивал на написание интимной поэзии типа:
Поцелуев и цветов нестерпимо жаждут губы.
Не пугайся, я не грубый,
Слушай лучше крови зов...
"Зов крови" повел его в предвыборный штаб КПРФ и столкнул нос к носу с Вшивцевым. И тот перепутал его с Олегом. Стал орать на него, размахивая кулаками и брызжа слюной. А потом, дав пинка, выбросил за дверь.
Вольдемар очень обиделся и, перейдя площадь без памятника вождю, зашел в здание администрации, где располагался штаб "единороссов". И там рассказал о безобразном поведении коммуниста Вшивцева. Единороссы обрадовались и предложили Рассомахину описать это событие. Он охотно согласился и при написании не скупился на образы и эпитеты в отношении Вшивцева. И даже неосторожно вписал в конце номер своего мобильника. И у Вольдемара начались тяжкие времена. Ему пришлось отключить свой телефон. Звонки с угрозами сыпались по нескольку раз в день. Потом в поселковом доме, где жил в одиночестве Вольдемар, ночью разлетелись оконные стекла. А вызванная милиция не нашла злодеев, хотя всем было ясно, кто руководит акцией. Но Вшивцев делал удивленные глаза на толстой роже и всё отрицал. А Вольдемар, изрядно испугавшись, заперся в своем доме и в городе больше не появлялся. Олег по улицам гулял ежедневно, но их пути со Вшивцевым до сих пор расходились.
И вот они встретились возле странно облупленного магазина, окруженного странно одетой толпой, ждущей открытия обитых жестью дверей в послеобеденный апрельский день. Вне сомнения, Вшивцев его узнал, но пока никакой злорадной злобы его толстая физиономия не выражала. Она была растерянна и даже напугана. Видно, Ульян не понимал, что произошло. Куда он попал? Как не понимали остальные стоящие в стороне от дверей магазина.
-7-
Дверь открылась. И толпа, не соблюдая никакой очереди, стала ломиться внутрь магазина. Раздался женский визг и матерные выкрики мужиков.
-- Где это мы? -- послышался за спиной сдавленный голос. Олег обернулся. Вшивцев смотрел на зрелище захвата магазина, вытаращив глаза.
-- В коммунизме, -- чуть усмехнувшись, ответил Олег. Он уже кое-что сообразил. Но чьи это проделки? А может, опять сон -- всего лишь, как тот, с евангелистами-музыкантами? Бывают ведь такие реальные, ощутимые сны. Редко, но бывают. С ним это случилось всего один раз. Заснул он в конце ноябре в своей комнате и через секунду проснулся в ней же, со всеми деталями. Только из щели плотной оконной занавески лился яркий солнечный свет. "Какой сегодня хороший день", -- подумал Олег, поднялся с кровати и раздвинул шторы. За окном стояло... лето. На ветру шевелились листья яблони. Олег оторопел. Быть того не может! Он босиком вышел из комнаты в коридор. Дверь на террасе была открыта. Шевелилась тюлевая занавеска. Олег отодвинул ее и оказался на крыльце. Летнее утро обдало обнаженное по пояс тело мягким прохладным ветерком. Утреннее солнце ярко светило на безоблачном голубом небе. В саду чирикали пичужки. Над цветами на клумбе порхали бабочки.
По дорожке со стороны огорода шла мама. "Доброе утро", -- сказала она и улыбнулась.
"Слушай, я ничего не понимаю, -- пробормотал Олег. -- Помню только, что заснул в ноябре, а проснулся летом. Какое сегодня число?".
"Седьмое августа", -- ответила слегка удивленно мама.
"А год?". Из ответа вышло, что он потерял из памяти целых девять месяцев. Как же он жил всё это время? Как закончил летнюю сессию? Любопытно.
Олег вернулся в свою комнату, выдвинул ящик письменного стола и достал зачетную книжку. Раскрыл ее, и внезапно зачетка растаяла у него в руках.
Он проснулся. В промозглое ноябрьское утро. И всё удивлялся, рассказывая друзьям про этот реальный до мелочей сон. К чему бы он?
А через полгода, во время летней сессии на заочном отделении, он вместе с одногруппником-земляком стоял в очереди за билетами на автобус из областного центра. Очередь была длиннющая. Стоял дождливый, словно осенний, вечер. После сессионных занятий в голове ощущалась тяжесть. А руку оттягивал пакет с двумя толстыми учебниками, несколькими общими тетрадями с курсовыми работами и брошенной в пакет зачеткой "до кучи". Хотелось подышать свежим воздухом, и Олег договорился с однокурсником. Сунул к нему в объемный портфель свой пакет и вышел с автостанции прогуляться. Вернулся он в тот момент, когда билеты на последний автобус уже были куплены. Одногруппник подошел к стенке, где оставил свой портфель. Портфеля на месте не оказалось. Украли. Домой Олег возвращался в подавленном состоянии. Исчезли курсовые работы, а главное -- зачетная книжка. И тут он вспомнил тот свой сон. Как в руках растаяла зачетка. Он ее потом долго восстанавливал.
И кстати, седьмого августа того года был зачат Стас. Это Олег и Вера знали точно. Вот вам и вещие сны!
Но в том, что теперешние события -- сон, Олег был совсем не уверен. Такого сонного реализма он даже тогда не ощущал. Хотя, в отличие от той, нынешняя ситуация казалась абсурдной и нелепой. Выходит, он и некоторые из его современников-земляков каким-то неведомым образом переместились назад во времени лет эдак на тридцать и попали в "олимпийский" год, самый благополучный из всех "застойных" лет. "Благополучие" было заметно на каждом шагу. Начиная от обшарпанного магазина и плохо одетых людей и кончая горами мусора и разбитыми после весеннего паводка вдрызг дорогами. Впрочем, и спустя тридцать лет дороги не стали лучше, если не хуже. Что же касается мусора... "Живи еще хоть четверть века, всё будет так. Исхода нет", -- говаривал лет сто назад поэт...
-- В коммунизме? -- вопросительно протянул Вшивцев, -- В каком-таком коммунизме? Шутить изволите, Олег Станиславович?
-- Какие уж тут шутки, -- сумрачно проговорил Олег. -- Изучали, наверное, материалы XXI партсъезда. "К 1980 году будет в основном построена материально-техническая база коммунизма". Вот мы сейчас на этой самой базе. А как мы здесь оказались, не имею представления...
-- И здесь есть советская власть? -- с недоверчиво-радостным вздохом произнес Вшивцев.
-- И горком КПСС наверняка тоже, -- уверил его Олег. А на душе у него вдруг стало тоскливо и маятно. Если это не сон, то его, и не только его ожидают тяжелые времена. До "перестройки" еще лет пять-восемь. Как будут жить здесь люди из будущего? И оставят ли их вообще в живых? Ведь если в КГБ узнают о предстоящем будущем, о "горбачевских реформах", о "гласности" и к чему она в конечном счете привела, то в ЦК сделают всё возможное, чтобы всего этого не допустить. И не будет никакого Горбачева и Ельцина, да и Путина с Медведевым тем более. Конечно, долго Совдения в замороженно-застойном положении не продержится. Найдутся в Верхах силы, которые поймут необходимость экономических изменений. Но вот что с политическими? И станет будущий СССР к началу XXI века представлять нечто похожее на Китай, только разбавленный "совковым" менталитетом мелких жуликов и пьяниц под бдительным однопартийным оком коммунистов-ленинцев.
После таких размышлений захотелось скорее домой. Закрыться в своей уютной квартире и никого туда не впускать. Но ведь наверняка станут ломиться, но не для того чтобы описать имущество. Ну что же, будь что будет! Коли там, на "небесах", разыграли с ним такой спектакль -- значит, ему придется играть свою роль до конца. С достоинством. Ведь когда-нибудь этот спектакль окончится. Трагически. Это уж несомненно.
Олег больше ничего не сказал Вшивцеву, развернулся и отправился назад к своему дому, который серым панельным кубом возвышался неподалеку. Зашел в подъезд, вытащил из кармана куртки ключи и сунул нужный в замочную скважину. Ключ почему-то застрял и не поворачивался. Олег повторил попытку с тем же эффектом. Вот так фокус! Кто-то за время его недолгого отсутствия поменял в двери замок. Час от часу не легче! Кто бы это мог быть? И что же делать хозяину, когда его не пускают в собственную квартиру? И Олег решил позвонить. Нажал на кнопку. За дверью затренькал звонок. Послышались шаги. Дверь со скрипом отворилась. Там стоял какой-то мужик с пропитой красной небритой рожей, в грязной майке и рваном трико.
-- Чего надо? -- недобро спросил он, глядя мутными глазами на Олега. Изо рта пахнуло застойным перегаром. Из кухни тянуло кислыми солеными огурцами. Прихожая была выкрашена синей масляной краской. Никаких деревянных панелей и шелкографии. Неужели он ошибся дверью? Да нет же, номер квартиры тот же. А ведь вот дверь другая -- сразу не уловил. И тут только сообразил: дом тоже "улетел" назад во времени. И перед Олегом прежний жилец его квартиры. Ну, вот он и остался без жилья. Бомж, одним словом. И наверняка не он один. Но это слабое утешение. Куда же теперь идти?
-- Извините, -- пробормотал Олег, -- я ошибся адресом.
-- Приезжий, что ли? -- подозрительно взглянул на него хозяин. -- На нашего не похож.
-- Я из Прибалтики, из Риги, -- соврал Олег и поспешно ретировался. За спиной хлопнула дверь не его квартиры. И куда же теперь идти? И как вообще жить? Хорошо хоть, кошелек с деньгами и документами в сумке оказался. Стоп! С какими деньгами? С какими документами? У него же паспорт российский и деньги тоже. Сразу заметут как иностранного шпиона. Да и не только его. Чем же он будет питаться и где жить, даже если его не схватят? Вот попался так попался!
Олега охватило отчаяние. Он опустился на скамеечку рядом с подъездом и закрыл лицо руками. Так он просидел несколько минут. В душе зияла тоскливая пустота. Жизнь была кончена на каком-то издевательско-парадоксальном витке. И наверняка это никакой не сон. Слишком всё психологически подло и безнадежно. Хоть вешайся или топись. Сейчас уже наверняка по городу идут облавы на "гостей из будущего". Скоро сцапают и его. Уж лучше побыстрей, чем, как бездомный пес, начинать сызнова жить. Если это можно будет назвать жизнью.
-- Вам плохо, молодой человек? -- над ним раздался женский голос. Олег поднял голову и... остолбенел.
Перед ним стояла... Вера. Та, первая, умершая и вселившаяся потом в Веру-вторую. Но сейчас она была жива-здорова. На молодом, уже полузабытом лице виднелась озабоченность. Вера всегда была отзывчива на чужую беду и тут интуитивно ее почувствовала. Когда Олег повернул к ней голову, ее глаза вдруг вздрогнули... узнаванием.
-- Кто Вы? -- чуть испуганно спросила Вера. Затем оглянулась назад. Взглянул туда и Олег и... еще больше обомлел. У него даже слегка затряслись руки и закружилась голова. В стороне, на тротуаре, возле белой детской коляски стоял высокий светловолосый молодой мужчина в джинсовой кепке, замшевой куртке и джинсах. Джинсы Олег тут же узнал. Это были крашенные пастелью и пролаченные "самостроки", но после покраски очень смахивающие на "фирму".
Затем он узнал лицо. Свое лицо тридцатилетней давности. Молодой мужчина тоже взглянул в сторону сидящего на скамейке. Их взгляды встретились. И тот, молодой Олег заметно вздрогнул. Но узнал ли он самого себя в зеркале времени? Или мужчина, сидящий на скамейке, был всего лишь похож? На кого?
-- Кто Вы? -- снова спросила Вера. -- Вы -- не отец Олега? Вы так на него похожи. Просто одно лицо. Конечно, Вы чуть постарше. Олег мне о Вас ничего не рассказывал.
-- Олег! -- она махнула рукой. -- Иди сюда!
Олег подвез коляску и снова взглянул на своего постаревшего двойника. Лицо его сквозило недоумением.
-- Привет, -- сказал старший Олег, поднимаясь и протягивая руку. Младший несильно пожал ее. Пальцы у обоих слегка дрожали. Младший натянуто улыбнулся.
-- Я Вас где-то видел, -- неуверенно произнес он.
-- Я тебя тоже, -- вздохнув, сказал старший.
-- Где, если не секрет? -- младший натянуто улыбнулся.
-- В зеркале каждое утро, когда брился, -- тоже грустно улыбнулся старший.
-- Не понял, -- сжал губы младший. Вера сбоку смотрела пристально, и Олегу показалось, что она догадалась.
-- Двумя словами этого не объяснишь, -- задумчиво проговорил он, -- и вы имеете право мне не поверить. Но сегодня утром я каким-то образом попал из 2010 года к вам сюда, в 80-й. В общем, я -- это ты, но через тридцать лет. Понятно?
У Олега-младшего открылся от удивления рот.
-- Вы не ошибаетесь? -- наконец проговорил он.
-- Если бы, -- пожал плечами старший. -- И не только я сюда попал из будущего, но и другие жители моего времени. Много ли их, мало -- не знаю.
-- То-то я смотрю, по улицам какие-то фирменно одетые люди бродят. Растерянно так. Думал, иностранные туристы к нам заехали. Но говорили они по-русски, -- удивленно сказал младший и добавил: -- Неужели такое может случиться?
-- Значит, случилось по неведомым нам причинам, -- улыбнулся старший Олег.
-- Ну, и как ты там, в будущем? -- у младшего загорелись глаза.
-- Об этом на ходу не расскажешь, -- покачал головой старший. -- Я -- там, в этом доме живу, на первом этаже этого подъезда. Час назад вышел из своей квартиры, а когда вернулся, оказалось, что тут прежние жильцы проживают. Не знаю, куда податься.
-- А пойдемте к нам в дом, -- предложила Вера, -- тут ведь недалеко. Вы же знаете? Да и Андрюшу пора кормить. -- Она посмотрела на коляску. Из коляски послышалось чмоканье и детское бормотание.
По дороге Олег кое-что рассказал о будущей жизни, чем ввел в возбужденное состояние своего младшего двойника.
-- Значит, Советская власть рухнет? -- восторженно воскликнул он. -- Через десять лет?! Как ждать долго!
Улица, по которой они шли с коляской, несмотря на солнечный весенний день, в глазах Олега представляла удручающее зрелище. Исчезли яркие стеклянные витрины магазинов. Вместо широченных баннеров рекламы магазина "SPAR" над обитой мятой жестью дверью красовалась потертая вывеска "Продукты N6". Возле двери мялась продуктовая очередь. По улице изредка проезжали "Лады", "Москвичи" и "Запорожцы". Ни одной иномарки. По тротуарам вперемешку с "аборигенами" бродили "гости". Их пока никто не хватал. Возможно, до власти еще не дошло?
Из какого-то окна звучал "свежий" Макаревич:
Лица стерты, краски тусклы --
То ли люди, то ли куклы,
Взгляд похож на взгляд,
А тень -- на тень.
И я устал и, отдыхая,
В Балаган вас приглашаю,
Где куклы так похожи на людей.
Арлекины и пираты,
Циркачи и акробаты,
И злодей, чей вид внушает страх,
Волк и заяц, тигры в клетке --
Все они марионетки
В ловких и натруженных руках.
Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки,
И играет клоун на трубе.
И в процессе представленья
Создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе.
Ах, до чего ж порой обидно,
Что Хозяина не видно:
Вверх и в темноту уходит нить.
А куклы так ему послушны,
И мы верим простодушно
В то, что кукла может говорить.
Но вот Хозяин гасит свечи --
Кончен бал и кончен вечер,
Засияет месяц в облаках...
Кукол снимут с нитки длинной
И, засыпав нафталином (формалином),
В виде тряпок сложат в сундуках.
-8-
Дом открылся за углом его "старой" улицы. И он был тоже "старый", без "евроремонта" новых хозяев с металлическим забором и высокими автоматическими воротами. Ворота -- деревянные, полугнилые, забор тоже не первой свежести. Калитка с вертящейся железной ручкой. Асфальтовая дорожка вдоль терраски прямо к крылечку с навесом. Рядом скамеечка, на которой вечерами устраивались посиделки с друзьями. В глубине сада шестигранная беседка. Здесь тоже часто собиралась компания. Дальше сарай из прессованной нажиги -- "шлакоблок", который в скором времени развалится под действием многолетней влаги. И сам дом -- с высокой крышей, большими окнами, выходящими в яблоневый сад с одной стороны и в палисадник с другой. Тут весной цвели незабудки. Их было очень, очень много. Здесь Олег проживет еще двадцать лет и переедет в квартиру, когда дом начнет дряхлеть без ремонта, на который у Олега не было денег. А деньги за обмен заберет Андрей и уедет в Москву, к "Вовке-волку".
Сейчас Андрей мирно лежал в коляске, которую Вера ввезла в калитку. Два Олега вошли следом. У старшего перехватило дыхание. Его дом. В самом деле, как во сне. Сколько раз он сюда "возвращался"... Теперь возвратился в другой реальности. Реальности?..
-- Проходите в дом, -- сказала Вера, вынимая Андрея из коляски. И они прошли в дом.
Навстречу им вышла... мама. У Олега снова перехватило дыхание. Он замер на пороге коридора.
-- Здравствуйте, -- сказала мама, не узнавая его. Да и как узнаешь? Как догадаешься? Он в ответ только кивнул головой. Он был моложе своей мамы всего лет на семь. Объяснить ей, кто он такой? Но поймет ли она? И как будет себя вести? Вот попался-то!
И тут на выручку пришел Олег-младший.
-- Мама, -- сказал он чуть дрогнувшим голосом, -- познакомься, это мой старший брат от первого брака отца. Ты о нем ничего не знала. Он сегодня приехал из Москвы и несколько дней поживет у нас. Хорошо?
-- Здравствуйте, -- еще раз сказала мама и добавила: -- Вы так на Олега похожи.
-- Братья все-таки, -- пробормотал Олег-старший. А так хотелось обнять и расцеловать ее! Он еле сдержался. Снял в прихожей куртку и ботинки и вслед за своим двойником-хозяином вошел в свою комнату. Вера ушла в соседнюю -- кормить Андрея.
Комната была той же самой, до деталей. Письменный стол с пишущей машинкой, настольной лампой и грудой общих тетрадок со стихами. Подсвечник с оплавленной свечой, декоративный стакан, набитый ручками и карандашами. Рядом книжный шкаф. У стены сложенная семейная софа-тахта. Напротив платяной шкаф и тумбочка, на которой возвышался бабинный магнитофон "Юпитер" вплотную к проигрывателю "Вега". Внутри тумбочки стопка виниловых пластинок и ряды бабинных коробок. На стене над магнитофоном плакаты: "Slade", "Uriah Heep", "Pink Floyd" -- гордость меломана.
-- Присаживайтесь, -- пригласил младший, указывая старшему на софу. Тот уселся и вспомнил забытые ощущения. Неужели тридцать лет пролетело?
-- Давай на "ты", -- проговорил старший, откидываясь на спинку софы. Младший уселся напротив, в кресло, и почти не отрываясь стал смотреть на старшего.
-- У меня вина пара бутылок есть, -- наконец произнес младший. -- Может, выпьем за встречу?
-- Не откажусь, -- радостно кивнул головой старший. Выпить ему сейчас было просто необходимо. После таких событий грех не выпить.
Младший поднялся с кресла и вытащил из тумбочки одну за другой две бутылки "77 портвейна". На столике оказался набор стаканов и в качестве закуски кулек с карамелью "Фруктовая". Набалдашник пластмассовой пробки был срезан перочинным ножом. Бронзоватое пахучее вино разлито по стаканам. Олеги чокнулись и осушили их до дна. Захрумкали карамельками. Через минуту легкое опьянение ударило в голову. И в это время в комнату вошла мама со сковородкой в руке. На сковороде парила жареная картошка. В другой руке мама держала тарелку с нарезанной колбасой.
-- Кушайте, -- улыбнувшись, сказала она. -- Картошечка жареная с луком, колбаска. В "комсомольском" вчера выкинули, -- добавила мама, -- два часа в очереди простояла, -- и вздохнула. -- Как там у вас, в Москве? Перед олимпиадой продукты, наверное, завезли? А то перед иностранцами неудобно.
-- У нас продуктов полным-полно, -- ляпнул Олег-старший под действием портвейна. И осекся.
Следом за мамой вошла Вера с хлебом, солеными огурцами и плавлеными сырками "Орбита". Всё было расставлено на столике, и семейное пиршество началось. Но мама чуть пригубила из своего стакана и засобиралась в свою комнату.
-- Сейчас "Кабачок" будет по телевизору, -- сообщила она, поднимаясь со стула. -- А вы здесь посидите, поговорите. -- И пошла, уже по-старчески шаркая ногами в тапках. На пороге вдруг оглянулась и внимательно поглядела на Олега-старшего. -- А Вы и в самом деле его брат. Почему же мне Станислав о Вас ничего не говорил? Странно. -- И недоуменно покачала головой.
Оба Олега были смущены. Вера, кстати, тоже. Но ничего уж тут не поделаешь! "Прости, мама", -- мысленно произнес старший и налил себе еще портвейна. Они уже втроем выпили за встречу. Нежданную-негаданную. И абсолютно противоестественную.
И Олег, захмелев, стал рассказывать. Всё в подробностях, какие помнил за эти тридцать лет. Вначале, для наглядности, он показал свой паспорт. Российский, с двуглавым орлом. Младший Олег и Вера долго разглядывали его, удивляясь, и чуть недоверчиво улыбались и переглядывались.
-- Вот это да! -- наконец выдохнул младший. -- Орел царский на паспорте! С ума сойти!
-- У нас и флаг российский -- "триколор", и нет никакого Советского Союза. Распался он на составные части. Республики теперь они независимые.
-- И Украина с Беларусью тоже?
-- В Белоруссии батька Лукашенко правит пятнадцать лет подряд. Диктатура там прокоммунистическая. Ну, а в Украине -- демократия махровая. Митинги, шествия, выборы, перевыборы. То "оранжевые" к власти приходят, то "синие".
-- А кто у власти у нас, ну, в России? Какие-нибудь диссиденты -- Сахаров, Солженицын, Орлов?
-- У нас у власти "органы", -- слегка усмехнулся Олег-старший. Младший вытаращил глаза:
-- Не может быть! КГБ?!
-- Вернее, ГРУ -- разведчики. Но теперь они все -- рыночники-капиталисты-демократы. Никого за политику не сажают. Партий у нас развелось видимо-невидимо. Но правит одна -- "Единая Россия". Она неизменно побеждает на выборах с большим преимуществом. И возглавляет ее премьер и бывший президент, раньше служивший резидентом в Германии. Демократ до мозга костей. Можете верить. Так же, как и нынешний президент -- молодой и амбициозный. В общем, живем в состоянии полной свободы слова и печати. Кстати, книжки я свои напечатал за свой же счет. Безо всякой цензуры.
Олег раскрыл молнии на сумке, достал два стареньких тома своего романа и протянул их своему младшему двойнику. Тот трепетно взял их в руки, стал листать и разглядывать. Наконец с трудом протяжно выдохнул:
-- Ух ты! Вот это да! И сколько у тебя таких книг?
-- Больше десятка прозы, не считая пяти сборников стихотворений.
-- Ты, наверное, там известный писатель? -- уважительно произнес Олег-младший.
Старший не стал его разочаровывать.
-- Да, читают меня, -- односложно сказал Олег, а потом добавил: -- Возьми на память, может, пригодятся.
Он вынул из сумки гелевую ручку и подписал на титульных листах каждого тома: "Олегу от Олега. За неразрывную связь между прошлым и будущим. Есть только миг...".
Младший прижал книги к груди. Видно по всему, он был счастлив. А Олега-старшего почему-то не покидало беспокойство. Если это всё не сон, то последствия могут оказаться непредсказуемыми и, может, даже трагическими, когда власти поймут, в чем дело.
-- Давайте я музыку поставлю, -- вдруг предложил младший. Он вскочил со своего кресла, включил в розетку магнитофон, порылся в рядах бобин, достал одну, вытащил катушку и вправил ее в "Юпитер". Нажал на ручку. Лента поплыла от полной катушки к пустой. Из шарообразных колонок, стоящих по углам комнаты, полилась мелодия. "Алан Парсонс проект". "Eve" 79 года.
-- Последний диск Парсона, -- сообщил младший.
-- Я в курсе, -- сказал старший. -- У него их еще много будет. Выдающийся музыкант.
-- А какая у вас там музыка, какие магнитофоны? -- заинтересованно спросил младший.
-- Магнитофонов таких у нас уже давно нет. Остались только кое-где магнитолы, кассетники то есть. Но в основном народ крутит компакт-диски на DVD или скачивает музыку с Интернета, и видеофильмы тоже.
-- А что это такое? -- удивленно спросил младший.
-- Интернет -- это такая глобальная информационная паутина, которая оплела весь мир. У многих сейчас дома стоят компьютеры или ноутбуки. Это такие компактные компы, похожие вон на твой "дипломат". Ими можно пользоваться где угодно, хоть в лесу.
-- Со всем миром можно общаться?! -- с восхищенным удивлением спросил младший.
-- В принципе, да, только такое общение довольно дорого. Не всем по карману. Есть у нас и богатеи, и бедняки. Пенсионеры, например, еле концы с концами сводят. Квартплата очень быстро лезет вверх. Почти каждый год. Мусор на улицах, как и здесь, дороги в рытвинах-ухабах. Так что не всё гладко. Проблем -- выше крыши. Террористы всякие метро взрывают. Люди гибнут...
Рядом на тумбочке задребезжал телефон. Вера сняла трубку.
-- Тебя Артур просит, -- сказала она, -- он здесь недалеко, на почте.
Младший Олег взял трубку. Поздоровался с невидимым Артуром. Несколько минут молча слушал, затем сказал:
-- У меня один из них. Приходи, познакомлю. Будешь сильно удивлен. -- И положил трубку.
-- Он говорит, какие-то люди, одетые, как фирмачи, бродят по улицам. Некоторые плачут, просятся домой. Я его хочу с тобой познакомить. Не возражаешь?
-- Познакомить? -- улыбнулся старший. -- Уж я-то Артура хорошо знаю, только хочется увидеть его молодого. А нас там общаются через это. -- И Олег-старший достал из кармана брюк свою "мобилу". Правда, толку от нее теперь не было никакого. Но она включилась с мелодичным звоном. Дешевенькая "Nokia" без "наворотов". Обыкновенный телефон. Но он вызвал у Олега-младшего и Веры шок.
-- Что это? -- прошептал младший, взяв "трубу" в руку.
-- Телефоны у нас такие. Можно говорить хоть с Америкой, хоть в чистом поле. Везде вышки с антеннами понаставлены. Через спутники связь идет.
-- Быть того не может! -- выдохнул Олег-младший.
-- Всё может быть, -- уверил его старший.
И он показал компакт-диск с Майклом Олфилдом на обложке, тоже случайно оказавшийся в сумке. Вытащил также свою газету "Наша Среда" и областную "Слободу", где был напечатан материал о его очередной книге, вышедшей в областном центре. Всё это окончательно сломило внутреннее сомнение молодой семейной пары. И тогда они стали расспрашивать о своей будущей жизни. Но тут Олег-старший отвечал неохотно. А когда Вера шутливо спросила, что, наверное, в 2010 году она будет толстая, старая и некрасивая, Олег тут же окончательно "потух" лицом. И ничего не ответил. Ведь он знал... Это молчание насторожило Веру, да и Олега-младшего, признаться, тоже.
-- Что-нибудь случится? -- испытующе спросила Вера и поглядела своему мужу из будущего прямо в глаза. Он их смущенно отвел. Душу сжала тоска.
-- Всё будет хорошо, -- пробормотал он. Но ему, конечно, не поверили. И всё же расспрашивать дальше не стали. Ни Олег, ни Вера. Лицо ее осунулось.
Звякнул дверной звонок. Олег-младший пошел открывать. Вера сидела в кресле, молча глядя на Олега-старшего. На глазах ее блестели слезы.
В комнату в сопровождении Олега-младшего вошел молодой Артур Горжецкий. Он, по своей привычке, был усат, небрит и лохмат. Он поздоровался с Верой и протянул руку Олегу-старшему. А когда пожал ладонь, вдруг замер, уставившись в лицо голубыми, чуть навыкате глазами.
-- Что-то до боли знакомое лицо, -- проговорил Артур, пристально вглядываясь в Олега-старшего.
-- Мне твое тоже до боли знакомо, -- в унисон ответил ему Олег.
-- А мне Ваш лик очень напоминает лицо человека, стоящего за моей спиной, только слегка удаленное во времени. Вы -- пришелец из будущего? -- улыбнулся Артур. Олег-старший взглянул на младшего. Тот отрицательно покачал головой.
-- Проницательности тебе не занимать, дружище! -- тоже улыбнулся ему в ответ Олег, обнимая Артура.
-- Нет, на полном серьезе?! -- воскликнул Артур, плюхаясь на софу после дружеских объятий. Олег-младший многозначительно развел руками. Пришлось Олегу-старшему всё рассказывать заново с предъявлением вещественных доказательств. И денег тоже.
За окном стало быстро смеркаться. В комнате зажгли торшер. Обе бутылки уже были осушены. И тогда Артур достал свою, третью, уже початую им. Но и она пошла "на ура" под рассказ о будущем.
-- Значит, коммунякам под зад дадут! -- радостно воскликнул Артур. -- И чучело на площади скинут! Вот это здорово! Вот это классно!
Потом его радость внезапно потухла. Он озабоченно посмотрел на Олега-старшего:
-- Но что же теперь с вашими, из будущего, будет? Когда я шел по улице сюда, менты уже их ловили и в "воронки" запихивали. Чуть меня заодно не сцапали. Если всё откроется, не будет у нас такого будущего. Не допустят, волки красные!
-- В этом-то и вся суть, -- поддержал его старший Олег. -- Хотя, -- добавил он, -- всё равно они долго не продержатся. Исчерпали они свой потенциал -- и экономический, и политический. Но агония может быть катастрофической. В вашей "Верхней Вольте с ядерными боеголовками". Пепел один останется от всего мира. Но будем надеяться, высшие силы такого не допустят!
-- Слабые надежды. Но, как говорится, на бога надейся...
-- Безнадежно всё это, -- Олег только сейчас осознал свое истинное положение. До этого у него в голове кружился какой-то эйфорический вихрь. Он завертел череду здравых мыслей в карусели ностальгических эмоций и чувств. Сейчас страшная реальность разорвала этот круг. И перспективы вырисовывались зловещие.
-9-
В дверь позвонили. И мелодичный звон, словно колокол над ухом, ударил по барабанным перепонкам Олега. Он вздрогнул. Заметно вздрогнул и Олег-младший. Повернулся на звонок Артур. Слегка приподнялась в кресле Вера. По коридору прошаркали материнские шаги. "Это они", -- подумал Олег. И он не ошибся.
В комнату вломились человек пять. Два милиционера и трое в штатском. Позади стоял Ульян Вщивцев и злорадно ухмылялся.
-- Этот у них -- главный, -- произнес он, указывая пальцем на Олега-старшего.
-- Ваши документы! -- сказал милицейский майор, подходя вплотную к сидящему на софе Олегу. У того похолодело в груди.
-- У меня нет документов, -- проговорил он, сглотнув слюну.
-- А ну-ка, обыщите его, -- приказал майор стоящему рядом лейтенанту.
-- Встать! -- рявкнул лейтенант.
Олег с трудом поднялся. Ноги у него дрожали. Растерял он былой кураж при общении с "органами". Староват, что ли, стал? Или расслабился за годы жизни при демократии?
Лейтенант бесцеремонно обхлопал Олега от подмышек до пят, но ничего, кроме ключей от квартиры, не нашел. Все вещественные доказательства лежали на столике между полупустой бутылкой и полусъеденной закуской. Туда и обратил внимание представителей власти зоркий Вшивцев. Паспорт, бумажник, компакт-диск и "мобила" оказались в руках "органов".
-- Ваше? -- утвердительно спросил майор. Трое в штатском отобрали у него вещдоки. Один развернул обложку "орласто-коронастого" паспорта, и все трое принялись внимательно его разглядывать со всех сторон. Затем переглянулись и многозначительно закивали головами.
-- Серьезная работа, -- сказал один.
-- Высокопрофессионально, -- подтвердил другой.
Потом они принялись осматривать диск и телефон, осторожно нажимая на его кнопки.
-- Да-а, -- протянул третий штатский. -- Высший пилотаж!
Между тем майор потребовал документы у супругов и у Артура. Передал их гебистам. А те несказанно удивились, сверив паспорта двух Олегов.
-- Что за мистификация?! -- пробормотал один.
-- Значит, так у них было задумано, -- сказал второй.
-- Решили поиграть по-крупному, -- добавил третий. -- Но что-то у них не сработало.
-- Ясно, что. -- И многозначительный взгляд на Вшивцева.
-- Забирайте их, -- приказал первый милиционерам.
-- И женщину тоже? -- спросил майор.
-- Женщину пока оставьте, -- милостиво произнес гебист.
-- А старуху?
-- Старуху тоже. Позже с ними разберемся.
-- Следуйте за мной! -- грозно гаркнул майор. Но первыми из комнаты вышли гебисты. За ними цепочкой трое арестованных, дальше лейтенант. Майор замыкал шествие. Возле вешалки в прихожей стояла мама. Она тихо плакала. И вдруг неожиданно бросилась к уже одетому Олегу-старшему и вцепилась слабыми руками в его куртку.
-- Не пущу! -- бессильным голосом закричала она.
-- Уберите старуху, -- приказал один из гебистов.
Лейтенант грубо схватил маму за плечи и отшвырнул в сторону. Мама вскрикнула, ударилась головой о стенку холодильника и потеряла сознание. Из комнаты выбежала Вера и бросилась к свекрови.
И тут Олег не выдержал. Слабость и трусость вдруг смыла волна гнева, и он что было силы носком ботинка ударил лейтенанта в живот. Лейтенант развернулся к майору. Тот уже тащил из кобуры табельной "Макар". Олег ударил его ногой по руке. Пистолет отлетел в угол коридора. И тут на Олега с трех сторон набросились гебисты, повалили на пол и стали крутить руки.
-- Бегите! -- успел крикнуть Олег Артуру и Олегу-младшему. Те бросились через террасу во двор. И дальше наверняка через сад (там имелась задняя калитка) на луг и лесопосадку. Но далеко ли они убегут -- без документов?
А ему скрутили за спиной руки. Майор защелкнул на запястьях "браслеты". Лейтенант с трудом распрямился. Лицо его было перекошено от боли.
-- Ну, всё, -- произнес майор, -- сопротивление при аресте. Влупят тебе по полной, будь уверен!
Мама застонала и пришла в себя на руках у Веры. Она, опираясь одной ладонью на холодильник, поднялась на ноги и взглянула на Олега.
-- Сынок, -- прошептала она, -- сыночек мой... -- И горько заплакала, прижавшись головой к Вериной груди. У Олега внутри всё перевернулось. Он что было сил рванулся, но гебисты и майор держали его крепко. Вшивцев стоял в стороне и злорадно ухмылялся. За стеной громко навзрыд заплакал Андрей.
Олега потащили во двор, а со двора на улицу, где возле ворот стояла черная "Волга", а чуть позади -- черный "Воронок". Гебисты и Вшивцев залезли в "Волгу". Олега менты запихнули в "Воронок". Рванули с места в сторону ОВД и прибыли туда минут через десять под вой сирены. Въехали во двор, огороженный бетонной стеной и колючей проволокой. Вывели из "Воронка" арестованного.
Внутренний двор был наполнен народом. От мала до велика. Кто-то стоял, кто-то сидел прямо на асфальте, кто-то бесцельно бродил вдоль широких мотков колючей проволоки, наспех огородивших большую часть двора. По углам этого импровизированного концлагеря стояли милиционеры с автоматами наизготовку. Слышались детский плач, женский и мужской говор. Люди, судя по всему, были напуганы и подавлены. Еще бы -- попасть на тридцать лет назад прямо в лапы к "органам" советской власти. Люди, не привыкшие к такому обращению, стали еще и мерзнуть от вечернего апрельского холода. Неужели их оставят ночевать здесь, под открытым небом? А как же дети? И наверняка никого не накормили. Сволочи!
Всё это пришло в голову Олегу, когда майор и пришедший в себя лейтенант вели его со двора через черный вход внутрь здания милиции. Дальше путь следовал по длинному коридору, утыканному с обеих сторон кабинетными дверями с номерами и табличками с фамилиями оперов и следователей. Олега "тормознули" возле 13-й двери. Цифра была многообещающая.
Майор толкнул дверь и втолкнул в кабинет арестованного. В кабинете, украшенном портретом "железного Феникса", расположилась знакомая компания гебистов. Чуть в стороне сидел Вшивцев и противно улыбался. А в дальнем темном углу, не освещенном настольной лампой, смутно виднелась еще какая-то тучная фигурка в черном костюме и галстуке к нему.
-- Садитесь! -- приказал один из тройки, указывая Олегу на стул по другую сторону стола. Олег присел на этот шаткий, скрипящий стул. В лицо брызнул слепящий свет лампы.
-- Ваше задание? -- раздался по ту сторону стола грозный голос.
-- Какое задание? -- не понял поначалу Олег.
-- Для чего вы и вся ваша группа были заброшены на территорию Советского союза, в этот город в канун Олимпийских игр в Москве?
Олег молчал. Что он мог ответить на такой нелепый вопрос? Нелепый для него, но вполне ясный для самих гебистов. Они приняли жителей из будущего за иностранных агентов. Включая, очевидно, стариков и маленьких детей. Глупость? Это как посмотреть. Ведь версия с посланцами из 2010 года явно не умещалась в головах гебистов. Они отвергали фантастику в корне, в зародыше. Но что же ему отвечать? Говорить правду? Кто же в нее поверит? Даже если ее будут повторять все пойманные из будущего. И Олег решил молчать.
-- Отвечать! -- заорал один из гебистов и стукнул кулаком по столу. Олег молчал, уставившись в пол. На полу лежали два окурка.
-- Разрешите, я за него скажу! -- раздался голос Вшивцева. Ему разрешили. Он откашлялся, как на партсобрании, и заговорил:
-- Мы разоблачили тайную организацию ЦРУ по внедрению в наше общество "агентов влияния", собранных из эмигрантской среды в США и Европе. При помощи специальной секретной аппаратуры всем им внушили, что они жители этого города, но живущие в отдаленном будущем. Они должны были расписывать советским гражданам "прелести" жизни в якобы вновь возрожденном капитализме в нашей многонациональной стране. Была создана версия о развале Советского Союза и появлении на его территории независимых республик. Были также выданы фальшивые паспорта "граждан России" и так называемые "российские деньги", а также муляжи мобильных средств связи -- "сотовых телефонов", каковые якобы применяются для переговоров через тридцать лет. Агенты влияния были облачены в одежду несовременных фасонов, как будто бы модную в России будущего капиталистического общества. Всё это было спланировано и осуществлено, для того чтобы накануне Олимпийских игр морально дезорганизовать советских людей, внести в их умы ложные ориентиры с целью подрыва существующего в стране социалистического строя. ЦРУ таким образом решило отомстить нам за ввод наших войск в Афганистан для оказания интернациональной помощи афганскому народу. Кроме бойкота Олимпийских игр в Москве, империалисты хотели провести эту коварную операцию. Но просчитались. О ней узнали заранее в высших кругах комитета государственной безопасности, секретным сотрудником которого я являюсь. Я был внедрен в ряды заговорщиков по личному распоряжению Юрия Владимировича Андронова и разоблачил коварные замыслы врага. Сидящий перед вами -- координатор группы "агентов влияния", матерый шпион и диверсант. Получил документы на имя Гунина Олега Станиславовича, жителя этого города, проходившего по нашей разработке шесть лет назад как один из фигурантов дела "Петра Викулина", отщепенца и политического разложенца, сколотившего вокруг себя по приезду в город группу идеологически неустойчивой молодежи с целью ее морально-политического разложения. Группа была разоблачена и обезврежена. Сам Викулин скончался, но о его деятельности стало известно ЦРУ. Этот разведчик был заслан специально, чтобы найти контакт с Гуниным и его подельниками и с их помощью распространить "заговор влияния" по всей стране. Он был схвачен на квартире у Гунина во время предварительной беседы. Он фанатично предан своим хозяевам, руководству ЦРУ, и будет стоять на своей легенде о появлении его из будущего, так же как и зомбированные "агенты влияния" всех возрастов.
-- Но как же такое количество людей одновременно могло незаметно проникнуть на нашу территорию? -- раздался голос из темного угла.
Вшивцев замялся. Видно, об этом он как-то не подумал, и его шитая белыми нитками гипотеза могла в любую секунду лопнуть, словно старый "Тришкин кафтан". И тогда Олег вдруг сказал то, что ему внезапно пришло в голову:
-- Нас привезли инопланетяне на трех летающих тарелках.
Фраза была абсолютно нелепой, но не абсурднее, чем выдуманная Вшивцевым история про "агентов влияния".
-- Ничего не понимаю, -- сказал человек, выходя из темного угла. Он был тучен и мясист. На носу его торчали большие круглые очки с затемненными стеклами. -- Какие летающие тарелки? Какие инопланетяне? Вы в своем уме?! -- воскликнул тучный.
-- Ну, тогда объясните здраво, как мы сюда попали, -- невесело усмехнулся Олег.
-- Да-а, -- протянул очкарик после некоторого раздумья, -- иначе и не объяснишь. Ну, что там с инопланетянами? -- спросил он уже вполне серьезно.
-- Они давно уже имеют тайные контакты с американским правительством и поддерживают замыслы ЦРУ о свержении вашей власти. Но сами они не имеют права вмешиваться и потому предоставили свои летательные аппараты для транспортировки нашей спецгруппы в заданный район. Ваши радары на них не реагируют, и мы приземлились беспрепятственно.
Олег, так же как перед ним Вшивцев, плел ахинею. Но здравый смысл в ней все-таки был. Не отстаивать же, в самом деле, правду о внезапном перемещении во времени нескольких сотен человек, очевидно живших рядом с ним, по соседству. Значит, в центре всей этой бредятины находится он -- Олег Гунин. И его кто-то переместил во времени с какой-то неведомой целью. А заодно в поле действия попали и люди, находившиеся в тот момент на улице рядом. Вполне объяснимо.
-- Так значит, на тарелках вас доставили, -- резюмировал главный гебист, очевидно областной начальник.
-- Выходит, так, -- пожал плечами Олег.
-- Ну и на что вы рассчитывали?
-- Вам ваш агент всё сказал, -- снова ухмыльнулся Олег.
-- Неужели Вы думаете, что я поверю в эту чушь?! -- вдруг закричал тучный. -- Он такой же агент, как и Вы! Мы проверили по картотеке. Нет там никакого Вшивцева.
-- Я глубоко законспирирован! -- воскликнул сдавленно Вшивцев. -- Меня курирует сам Юрий Владимирович Андропов. -- Но голос его дрогнул. И это засек тучный.
-- Хватит врать! -- заорал он. -- Человеку с Вашими фамилией, именем и отчеством сейчас всего 7 лет, и он учится в первом классе! Кто вы такие? Отвечайте!
-- Мы -- пришельцы из будущего, -- вдруг ляпнул Вшивцев. И эта фраза окончательно взорвала тучного.
-- Я вам, падлы, покажу будущее! -- заревел он и вдруг нанес удар Вшивцеву под дых. Коммунистический лидер захрипел и согнулся пополам от боли. Тучный ребром ладони саданул ему по шее. Вшивцев свалился на пол кабинета. Со своих мест поднялись трое гебистов и бросились к Олегу. Он вскочил со стула, отражая первые удары скованными руками. Но гебисты были большими специалистами по избиению беззащитных. Олег получил удар в челюсть, затем в нос, затем в солнечное сплетение. Солнечные зайчики засверкали у него перед глазами. Потом он рухнул во тьму.
Часть II
КУЧА
-1-
Над его головой склонилось женское лицо. И он узнал это лицо. Лицо его жены -- Веры. Только он забыл, какой из них двоих. Прошлой или нынешней? Оба лица перетекали одно в другое, превращаясь в мгновенно меняющийся коллаж из двух дорогих ему лиц. Потом к нему искорками стали возвращаться проблески памяти. И наконец он вспомнил всё! Даже последние минуты перед падением во тьму. Его били гебисты... А где же он сейчас? И было ли это избиение? Или всё пригрезилось? Он спал и проснулся... Над ним лицо его жены Веры... Ну, конечно!
Образ перестал меняться. Вера озабоченно глядела на него из-под очков. На голове у нее белая шапочка. Одета она в белый халат. Над головой белый потолок. Значит, он не дома. Значит, он... в больнице, у Веры в отделении.
-- Очнулся! -- радостно воскликнула Вера и расцеловала Олега. -- Ну и напугал ты нас! Пять часов без сознания. Тебя из милиции утром привезли. Как ты туда попал? Они тебя били?! А сами говорят, что ничего не знают. Открыли утром кабинет, а ты лежишь на полу. Рядом еще какой-то человек. И тоже без памяти. Они испугались и вызвали "скорую". Это у них такая версия. В суд нужно подавать! -- решительно воскликнула Вера. -- Совсем потеряли совесть и честь!
-- Они не виноваты, -- с трудом проговорил Олег. -- Я потом тебе попытаюсь всё объяснить.
-- Скоро следователь должен прийти, -- сказала Вера.
-- Не пускай его ко мне. Скажи, что я еще без сознания.
Олег представил, какой может произойти разговор со следователем, и ужаснулся. Тогда прямо из городской больницы ему гарантирован путь в областную -- психиатрическую. Но как же избежать такого разговора? Не вечно же он будет "без сознания"! А если, в самом деле, сослаться на провал в памяти? Мол, ничего не помню, ничего не знаю. Может, отстанут, замнут? Им же тоже невыгодно своих подставлять.
Так, собственно, и произошло. Следователь не слишком подробно расспрашивал Олега, как он оказался в запертом кабинете вместе с председателем городского комитета КПРФ Вшивцевым, который, как выяснилось, лежал на соседней койке и пришел в себя почти одновременно с Олегом. Намек на то, что они подрались между собой из политических разногласий, сквозил во всех вопросах следователя. Олег и Вшивцев не стали этого отрицать. Но Вшивцев, видно, до конца в себя не пришел и смотрел полубезумными глазами вокруг, однако согласно кивал головой на версии следователя. И подмахнул протокол не читая. Претензий они друг к другу не имели. Но друг на друга они старались не смотреть до ухода следователя. А когда тот скрылся за дверью палаты, Вшивцев в упор взглянул на Олега и зло пробормотал:
-- Всё равно я до тебя доберусь, шпион американский.
-- Руки коротки, -- ответил ему Олег и отвернулся к стенке.
Находиться в одной палате с этим типом Олегу было невмоготу. Тот постоянно шипел угрозы по разоблачению шпионского заговора ЦРУ во главе с Олегом. Когда в середине дня снова зашла Вера, муж попросил ее "по блату" выписать его домой. Вначале Вера категорически отказалась, но Олег стал настаивать уже вполне серьезно, и врач-жена махнула рукой. С ее помощью он поднялся с койки, получив ненавистный выстрел глаз Вшивцева. Голова болела и кружилась. Но в конце концов Олег справился с головокружением и почти самостоятельно спустился с третьего этажа. На больничном "Уазике" Вера отвезла его в дом возле церкви, до которой от больницы было рукой подать.
Стояла, как ни странно, страстная суббота. Значит, он вернулся в тот же день, в который попал в прошлое. И следователь вернул ему все вещи, оставленные там вместе с сумкой и паспортом. Они лежали на столе в неприкосновенности. Да и отобранные вещи и документы "гостей", как выяснилось позже, тоже перекочевали в свое время вслед за хозяевами. Во парадокс-то!
В храме готовились к пасхальной службе. Сам отец Петр обходил "владения свои". Он увидел Олега с перебинтованной головой и поспешно подошел.
-- Что случилось? -- спросил он взволнованно, пожимая руку зятю. -- Что за подонки?
-- В двух словах не расскажешь, -- проговорил Олег, опираясь на плечо Веры. -- Заходи через часок -- побеседуем на эту тему.
-- Хорошо, -- согласился Петр, -- думаю, за час управлюсь. Храни тебя Господь, -- добавил он и осенил Олега знамением.
Олег с помощью Веры поднялся на второй этаж. Длиннопарый восемнадцатилетний Стасик недавно пришел из техникума, который заканчивал. И уже сидел за "компом" в Интернете. На появление родителей он даже не обернулся. Вера сокрушенно покачала головой и повела мужа в свою комнату. Уложила на семейное ложе. Дала какую-то таблетку, заставила проглотить ее, померила пульс и чмокнула в щеку.
-- Я назад, на работу, -- сказала Вера. -- К десяти вернусь. Постарайся заснуть, -- добавила она и скрылась за дверью.
Но заснуть Олег, как ни старался, не смог. Головную боль он немного энергетически "притушил", а может, и Верина таблетка помогла. Но мысли в голове не тухли, особенно в свете произошедших событий, которые произошли явно наяву, а не во сне, что было бы лучше. Закрыв глаза, Олег видел себя молодого, еще полного надежд, которым не суждено было сбыться. Видел Веру, ту Веру. И она стояла рядом с ним, живая и полная сил, а он верил и не верил в это чудо. С ним произошло чудо -- по чьей-то неведомой воле, с какой-то неведомой целью. И воспоминания об этом чуде наяву разбередили душу. Она трепетала от сладостной муки, но сладость эта была какой-то ядовитой. Она напоминала о смерти. А как известно, смерть и жизнь соседствуют рядом. И их симбиоз неразделим.
Раздался тихий стук в дверь. Она приоткрылась. Отец Петр заглянул в приоткрытую дверь.
-- Ты не спишь? -- проговорил он. -- Можно?..
Олег махнул ему рукой. Петр вошел и уселся в кресло рядом с кроватью. Он был одет в повседневную рясу. До пасхальной вечери, переходящей в заутреню, оставалось еще несколько часов. Петр с минуту-другую сидел молча, поглядывая на Олега и теребя тонкими музыкальными пальцами свой нагрудный крест. И Олег еще раз убедился, как всё же похож Петр на своего отца Евгения.
Матушка Мария вместе со своей молодой снохой Любовью находились сейчас в трапезной. Пекли куличи и делали творожную пасху. Все они жили на первом этаже, предоставив второй семье Олега. Впрочем, Олег, как известно, был нечастым ночным "хозяином" второго этажа. Предпочитал ночевать у себя в квартире на другом конце города. Да и днем находился там же.
-- Ну, рассказывай, -- наконец произнес Петр. И Олег после небольшой паузы принялся за свой рассказ. В подробностях, ничего не тая. И без комментариев. Когда изложение было закончено, Петр несколько минут сидел в задумчивости, поглаживая пальцами небольшую светлую бородку.
-- Чудны дела Господни, -- наконец произнес он. -- В это трудно поверить, но я склонен тебе доверять. Ты явно не придумал всё это, хотя ты и писатель. Рациональному объяснению эта история не поддается. А нафантазировать можно много вариантов. Надо только сказать, что "пути Господни неисповедимы".
-- Ничего другого я и не ожидал, -- пожал плечами Олег. -- Я и сам ничего не понимаю. Но возможно, скоро пойму. Есть одна зацепка. Но нужно за нее потянуть.
-- Ты имеешь в виду то сообщение твоих ночных гостей о муравьиной матке, висящей над нашим храмом? Про предполагаемое вторжение муравьев из космоса? Здесь есть некая связь. Я вдруг ее почувствовал, не знаю уж, как. Господь помог.
-- Вторжение будет с земли, -- уточнил Олег. -- Матка станет только его контролировать. Хотя всё это -- бредятина какая-то! И я в нее не особенно верю. Но проверка необходима. Если это всё не игра моего воображения, а правда. Ты имей в виду, могут поблизости с храмом случиться какие-нибудь события. Что, впрочем, не впервой, -- добавил Олег и горько усмехнулся.
-- Ты сможешь прийти на службу? -- спросил Петр.
-- Постараюсь, -- ответил Олег. -- Голова вроде болеть перестала, нос не сломан, челюсть не выбита. Так что я почти в порядке.
-- Ну ладно, отдыхай, -- Петр перекрестил его. -- Мне пора собираться. Отдохнуть еще часок нужно. Ночь длинная предстоит.
Отец Петр скрылся за дверью, а Олег откинулся на подушку. За окном еще было достаточно светло. Окно выходило в графский парк с голыми ветками деревьев. Если приглядеться, то можно увидеть Усыпальницу. Но Олег приглядываться не стал. Он закрыл глаза и еще раз попытался заснуть до прихода Веры. За стеной слышалось бубнение: Стасик вел переговоры с партнерами в сетевом чате. А ведь уже повестку в военкомат получил. В мае, наверное, "забреют". Но он до сих пор живет в виртуальном мире. Как бы реальная жизнь не обломала!
Олегу было жалко сына. Он его очень любил, так же, как и старшего, Андрея, который совсем исчез из его поля зрения, но часто, по слухам, наведывался к Оскару Юдкевичу с подарками, словно к родному отцу. У Олега после таких сообщений на душе скребли кошки. Сколько раз он выручал и даже спасал Андрея. Он не требовал благодарности. Но чтоб вот так! Впрочем, если разобраться поглубже: реализуется подлая программа на низшем астральном уровне. Виртуальные игры "недоброй воли". Оторвать сына от отца и прицепить его к злейшему врагу -- что может быть приятнее для высших-низших астральных сил. Развлечение.
С колокольным звоном "проснулся" возвращенный из прошлого мобильник. Звонил Артур Горжецкий. Олег услышал его тихий голос и с первых слов обомлел.
-- Я в реанимации, -- почти прошептал Артур. -- Обширный инфаркт. Разрешили только позвонить тебе. Может, выкарабкаюсь? Потом позвоню.
И отключился. Олегу после такого сообщения самому чуть не стало плохо с сердцем. Артур в реанимации с инфарктом! Спортсмен, весельчак, оптимист. На сердце-то никогда не жаловался. Не знал, где оно у него. И вот тебе. Правда, в последнее время Артур стал зашибать крепенько, после того как Кристина рассталась с Андреем и вышла замуж за... Вовку Волка. Вот это партия так партия! Всем на удивление! Стар, конечно, Волчара, но "капусты" у него видимо-невидимо. Ну, и позарилась Андреева жена. Кинула его через колено -- и прямо к Волку в лапы. Вот Артур с Олегом "обрадовались". Но зато теперь Кристина "упакована" по полной. Рублевский особняк, "Бэнтли", шоп-туры по столичным магазинам и фитнес-клубам. Саммиты-банкеты с государственными людьми. Муж, как-никак, депутат госдумы. Не то что Андрей -- "офисный планктон". С отцом Кристина, как и Андрей со своим, прекратила всякие отношения: не звонила и не давала знать о себе. Как говорится, с Волками жить... А Артур сильно тосковал и переживал. Может, поэтому инфаркт? Плохо дело! Выживет ли, бедняга? Его астральный исполнитель включил программу разрушения. Время пошло.
Настроение у Олега еще больше испортилось. Снова разболелась голова, заныло сердце. Может, не пойти на службу? Имеет полное право. Но чтобы заснуть -- надежды никакой. Не до сна ему.
Дверь внезапно, без стука отворилась. На пороге стоял длинновязый Стас с озабоченным отцовским лицом.
-- Привет, па, -- сказал он. -- Как дела?
-- Нормально, -- ответил Олег и подумал: "Наконец, хоть поинтересовался. А то сидит все вечера и ночи в инте".
-- Тут я "хомяка" твоего открыл -- там какой-то "вир" торчит чудной, "троян" лохматый. Пойдем, посмотришь, если хочешь. Но мне гнусно!
"Интересно, -- подумал Олег, -- что бы это могло быть?". Он с трудом поднялся с кровати. Голова побаливала и немного кружилась. Но Олег взял себя в руки и отправился вслед за сыном в его комнату.
В комнате Стаса царил творческой беспорядок. На столе возле монитора, клавиатуры и "мышки" валялись как попало диски -- в коробках и "голые". Здесь же стояла тарелка с недоеденным обедом. Стас предпочитал "хавать", не нарушая игровой процесс. Судя по всему, и жил он в виртуальной реальности, даже во время учебы в техникуме. Ведь учился он на программиста, и, должно быть, очень углубленно. Вечерами на улицу совсем не выходил. С девчонками общался только в интернете. "Дождемся мы только виртуальных внуков", -- невесело шутил иногда с Верой Олег.
Сейчас ему было не до шуток. Да и сын был серьезен как никогда. Он молча указал на светящийся экран монитора. Там под надписью "Олег Гунин (писатель, поэт, музыкант)" вместо портрета торчала какая-то картинка. Поначалу Олег не понял, что это. Но через несколько секунд уловил смысл изображения. В центре красовалась большая куча, судя по всему -- навоза. И на ней ползали люди, очень похожие на муравьев, но с человеческими лицами. И эти лица Олег почти сразу признал: Илью Кротова, Виталия Щиткова, Артура Горжецкого, Михаила Шухровского, ну и себя, конечно, в главной роли. Вместе с Верой, на самой верхушке кучи. Их прототипы занимались непотребным делом и хрюкали от удовольствия. Все остальные люди-муравьи тоже совокуплялись между собой и тоже хрюкали и визжали на разные голоса. Комментарий внизу кучи гласил: "Поэт и его соратники за работой".
-- Я это сам удалить не могу, -- сказал Стас и покосился на отца. -- Нужно связаться с твоим "сисадмином" (системным администратором). Он засечет этих ламеров и вкрутит им по полной проге, чтоб не флудили. Ты же знаешь, чей это оффтопик?
-- Понятия не имею, -- пожал плечами Олег. Но на душе у него снова стало скверно. Как говорится: "Это не случайный курбет. Это -- акция". На первой стадии развития. Но наверняка будет продолжение.
-2-
Пасхальная служба была в самом разгаре. Отец Петр произносил "Огласительную Иоана Златоуста". Диакон Михаил Шухровской, изрядно располневший и постаревший, своим могучим басом иногда провозглашал: "Христос Воскресе!". "Воистину воскрес!" -- откликался на его призыв приход. Настало время благодарственной Евхаристии. Все присутствующие в Свято-Преображенском храме в ночь Воскресения Христова молились, осеняя себя трехперстной щепой и держа в левой руке зажженные свечи.
Олег крестился "Христовой мудрой", как он называл знак из пальцев на иконах Спасителя и святых. Православных после религиозных реформ Никона заставили креститься щепой, что с энергетической точки зрения бесполезно. Щепа замыкает контур Праны, и ее дальнейшее движение по очистке центров-чакр не имеет никакого прока. Поднятый же вверх указательный палец и направленный вверх средний с замыканием большим безымянного создают энергетический луч для чистки каналов и чакр. Но ортодоксальное Православие всё это публично категорически отвергает. Хотя патриархи знают целительную силу "настоящего крестного знамения" и сами осеняют верующих так, а не щепой.
Но правильно крестился только один Олег. Даже Вера, стоявшая рядом с ним и знавшая не понаслышке об этом факте, и та складывала пальцы в щепу, подчиняясь общему движению. Илья Кротов и Мила тоже "щепали" себя и отбивали поясные поклоны.
Чуть позади них стоял Виталий Щитков, опираясь левой рукой на ручку палки, а правой осеняя себя щеповыми знамениями. После того как его несколько лет назад в Москве сбила машина с "666" номером, подосланная Вовкой Волком, он с трудом передвигал левую ногу и получил инвалидность. На улицу выходил редко, сильно располнел и потерял всякую похожесть с Игорем Тальковым. Но, как видно, время и того и другого уже прошло. О Талькове вспоминали всё реже и реже, а о Виталии совсем позабыли даже в родном городе -- все, кроме друзей. Виталий всё чаще и чаще стал прикладываться к спиртному, слушая у себя в комнате, обвешанной портретами Игоря, его устаревшие по значению политические песни. При нечастых встречах с Виталием Олег замечал, что в полупьяных глазах музыканта стоит пустота и безысходность. И он долго отказывался приезжать на пасхальную службу после позднего звонка Олега. Но всё-таки приехал. Стоял почти позади всех и иногда мелко крестился правой свободной рукой. Радость Христова Воскресенья на его обрюзгшем, заросшем лице отсутствовала.
Олег тоже особой радости не испытывал. Постепенно стерся тот восторг, что он испытывал после своего избавления от порчи семнадцать лет назад. Мировоззрение его резко поменялось. Он видел Мир другими глазами. И никаких положительных ощущений он от этой точки зрения не испытывал. Сказочный мифологический туман рассеялся, и перед ним предстала голая истина. Вернее, ее скелет, просвеченный рентгеновскими лучами Прозрения. Но лучше уж быть по-прежнему "слепым", чем таким "прозревшим".
И всё же в Христа Олег неукоснительно верил. И он верил Христу, хотя тот был Земным Аватаром Высшего Атмана -- энерго-информационного сгустка Праны, излучающего ее во все точки всех Вселенных, всех измерений и духовных состояний. Христос -- Спаситель. Но не в том примитивно-сказочном представлении о спасении души от адских мук. Христос -- Спаситель от круговорота перерождений так называемой "сансеры" -- бесконечной цепи инкарнаций с вечными страданиями, болезнями, муками и прочей бытовухой, кончающейся неизбежной кончиной, чтобы опять возродиться и начать всё сызнова. И так до скончания века. Брахманизм и буддизм манят нирваной. Но ее можно достичь огромным духовным трудом: отречением от материальных желаний (камы), постоянными медитациями, пением салирамов и мантр. И всё это заложено в программе. Христос своим появлением и учением предлагает простой выход из "сансеры" -- Вера в Него. "Верующий в меня да спасется". Потому-то христианство и отвергает реинкарнацию, чтобы у людей не было шансов появиться заново на Земле. Выбор один: или рай, или ад, вечное блаженство или вечные муки. И ничего исправить нельзя. Жестко-примитивно, но направлено на единственную зацепку -- веру в Спасителя.
Рай образовался после Воскресения Христова. До тех пор все праведники и грешники сидели в аду, и мучились и те и другие, без разбора грехов или праведности. Вариантов никаких. Христос своим искуплением создал рай и отселил туда праведников. А у грешников нет никаких шансов и перспектив. Ни одной 2 попытки! То-то "великий гуманизм"! Человек сам виноват во всех своих бедах и страданиях. Отрекся от Бога в незапамятные времена по наущению некого Змия -- и тут же безжалостно был наказан Всемилостивейшим творцом. Да еще на все поколения вперед. Вот так милосердие! Здорово придумано! Оригинальная "отмазка"!
Утешает нас Спаситель. Утешает и протягивает руку. Но скользкая эта рука -- не всякий уцепится. Не всякий утешится. Олег не хотел утешения. Ему была нужна Справедливость, но он ее не видел в своем "прозрении". Мир становился похожим на тюрьму с подлыми тюремными "законами" и порядками. А Свобода становилась всё призрачнее и эфемернее.
Он помнил сон. Словно он вдруг оказался в какой-то "зоне", огороженной высоким забором с колючей проволокой по периметру. Он шел по песчаной дорожке в сопровождении женщины-медсестры с красным крестом на косынке. Женщина сурово смотрела на него и молчала.
-- Где я? -- спросил Олег.
-- В чистилище, -- ответила "медсестра".
Олегу стало страшно. У него подкосились ноги. Рядом с ним шли люди -- мужчины и женщины. И каждого сопровождали "медсестры". Они вели их к баракам, расположенным в центре "зоны".
-- Ты здесь будешь жить до суда, -- сказала "сестра".
-- А где Бог? -- спросил Олег.
-- Он там, далеко. -- "Сестра" махнула рукой в сторону забора. Олег взглянул туда и увидел на далеком морском горизонте сияющий в солнечных лучах сказочный город. Там жил Бог.
А его привели в какую-то комнатушку, слепленную из мягкой глины, и усадили на такую же глиняную кровать-нары. "Сестра" ушла. Он остался один. Страх перерос в отчаяние. Но оно сменилось ужасом, когда из глиняной стены, разрывая ее, вдруг полезло чудовище с зубастой пастью и когтистыми лапищами. Чудовище бросилось на Олега. И он в ужасе проснулся.
Этот сон он запомнил навсегда. Ему показали... Зачем? Сейчас он стоял в храме рядом с Верой и своими старыми друзьями и слушал Ектению*. Но на душе у него было тяжело.
Внезапно странный вздох пронесся по рядам молящихся прихожан. Олег поднял взгляд на алтарь. И увидел удивительное зрелище. Сверху, из-под купола, на отца Петра прозрачной струей лился золотисто-голубоватый свет. Его поток всё разрастался, пока не превратился в водопад, ярко озаривший и без того хорошо освещенную внутренность храма. И Олег увидел, как внутри этого сияющего водопада бьется какая-то черная, чуть приметная тень, очень похожая на очертания громадного муравья. Тень рвалась из сверкающего водопада. Но световые струи били ее со всех сторон, пока аморфный "муравей" не растворился в искрящемся потоке.
Видели ли остальные прихожане это теневое насекомое, Олег не знал. Но почти все стоящие вокруг попадали на колени, осеняя себя знамениями. Упал на колени и отец Петр вместе с дьяконом Михаилом. Хор прервал предыдущее песнопение и вдруг как по команде затянул "Херувимскую". Она затрепетала под куполом храма и стала будто единой с золотисто-голубым сиянием. У Олега сжалось сердце, и он, как и все, тоже спустился на колени. Остался стоять только Виталий Щитков.
-3-
Перед самым рассветом они тихо вышли из церкви. Пасхальная служба всё еще продолжалась, но они решили посетить могилы своих близких на старом кладбище возле Усыпальницы графов Добринских. Об этом им напомнил Илья Кротов, хотя, как известно, для поминовения усопших существует "радуница". Но мама Юры Садко перед смертью просила... И они впятером пошли в предрассветный час по еще темной весенней дороге. Над головой простиралось чуть светлеющее на востоке небо. Впереди шли, взявшись за руки, Илья и Мила. Из заплечной сумы художника торчало горлышко водочной бутылки. Мила несла в свободной руке пакет с закуской. Посередине, опираясь на палку, тяжело передвигался Виталий Щитков. Он с трудом переносил это болезненное путешествие на такое дальнее для него расстояние, что было, конечно, учтено обеими парами супругов. Потому шли очень медленно, подстраиваясь под ритм Виталия. Замыкали шествие Олег и Вера. Олег чувствовал себя пока не вполне хорошо. Да еще после бессонной ночи. Кружилась голова. В ушах стоял звон. Вера об этом знала и потому придерживала мужа за локоть своей сильной рукой.
Свернули с дороги в графский парк. Темные голые деревья сплелись паутиной веток над головами. А еще выше, на светлеющем небе, прямо над головой ярко сверкала багряными лучами очень крупная звезда. Сначала Олегу подумалось, что это Венера. Но он никогда в жизни не видел красную Венеру, да еще таких размеров. Может, это Марс? Но так близко?
Звезда сверкала на небосводе в гордом одиночестве: остальные светила уже давно исчезли, а время настоящей Венеры, видимо, еще не настало. Не "Вифлеемская" же это звезда! Но та была, по легенде, голубой. "Денница, -- вдруг пришло в голову, -- звезда Люцифера...". Олега охватила необъяснимая тревога. По спине, словно утренний холодок, побежали мурашки озноба. Олегу стало не по себе, и он отвел взгляд от красной звезды, но тревога в душе не исчезла.
Процессия подошла к ограде Усыпальницы. Собственно, как таковая ограда практически отсутствовала. От декоративной решетки XVIII века остались всего два-три пролета. Остальные были "с мясом" выломаны после последнего "цыганского налета", за которым последовало убийство Юры Садко. Сама Усыпальница, как всегда, представляла печальное зрелище. Каменные полукруглые стены были исписаны нецензурщиной. Самым цензурным выделялось выбитое зубилом слово "хам". Денег на реставрацию исторического памятника ни в областном, ни в федеральном бюджете, естественно, не было и в помине уже много-много лет.
И Усыпальница ветшала. Медленно, но верно. И никто не мог остановить этот процесс. Городское руководство судьба Усыпальницы совершенно не волновала, хотя в подвале были торжественно похоронены останки членов графского рода, кроме наших современников: Петра Ивановича, Алексея Петровича, Бориса Гаврилина и Евгения Антитипова-Преображенского. Они покоились на кладбище рядом с Усыпальницей, оставив родовой склеп дореволюционным предкам.
Кладбище заросло прошлогодним бурьяном. Из-за сухих стеблей и колючек виднелись ветхие деревянные кресты, полусгнившие и перекосившиеся. За могилами никто не следил. Да и кому следить-то? На верхушках старых развесистых тополей началась утренняя крикливая побудка давно уже не перелетных грачей.
Ухоженными были только могилы, поклониться которым пришла наша компания. Вера захватила с собой букет белых хризантем, купленных в цветочном ларьке. Она разделила букет попарно и положила на все могилы. На холмик Веры-первой легли четыре белых цветка. Живая Вера помнила их единение с Верой ушедшей. Мила разложила закуску на столике возле могилы Юры Садко. Илья, Олег и Виталий, обойдя захоронения, подошли к поминальному столику.
Из сумки Ильи "вынырнула" литровая бутылка водки и пластиковые стаканчики к ней. Разлили на всех и выпили "за упокой душ праведных". Повторили: мужчины по полному, женщины по половине. Волна водочного опьянения тупо ударила Олегу в голову. Водку он уже давно не пил. Но сейчас пришлось: пива в суме Ильи не оказалось.
Усыпальница сумрачно нависала над запущенным кладбищем серой громадой. Только чуть искрился позолоченный крест над куполом, покрытым толью. На светлеющем небе алым немигающим глазом горела кровавая звезда, но ее, кроме Олега, словно никто не видел. Красная звезда грозила бедой.
Беда приближалась с каждым днем. Олег ощущал ее, как говорится, всеми фабрами души и каждой клеточкой тела. Она накладывалась на ежедневный подспудный страх. Страх смерти. Понять, что она Неизбежна, было невозможно. В подсознание человека вложена какая-то "заглушка". Она глушит этот страх, смягчает его, разжижает его, уводя мысли о смерти в сторону. Человек живет сегодняшним днем, сегодняшними заботами. Он старается не думать о будущем. Правда, заглянуть в него некоторым очень хочется. Но будущее у всех предрешено! Каждого ждет неизбежный конец. Но у каждого он свой. Хотя случаются и массовые смерти. Эпидемии, стихийные катаклизмы, войны, авиа-, авто- и морские катастрофы. И это всё Предначертано свыше! И избежать этого Невозможно. Тысячи поколений сгинули, и без следа. То же случится и с поколением Олега. Исключения не будет!
Вот под этими крестами лежат кости его друзей и близких. С ними он встречался, сидел за одним столом, разговаривал. Он видел их живые тела. Они улыбались ему живыми губами, смотрели живыми глазами, дотрагивались живыми руками. И вот их нет и никогда не будет! Так же, как скоро, а может и не очень скоро, не станет и его самого, и тех, кто стоит сейчас рядом с ним у могильных холмиков. Все они, его друзья, лягут где-нибудь поблизости. Они истлеют, превратятся в прах. И это -- Неизбежно! А за пределом жизни -- неведомый мир, существующий по другим законам, не имеющим ничего общего с земными. Людей без их ведома скинули в это бытие и вырывают из него всех, даже самоубийц. Даже самоубийство заложено извне. Человека доводят до края и бросают в Бездну, которая поглотит всех, без разбора. Людям остается одно -- Утешение. Последняя соломинка. Но придет ли сын на могилу, когда соломинка не спасет?
И ты так зарастешь, как твой зарос отец,
Крапивой, лебедой, полынью и осотом.
Неведомый поэт, придет тебе конец,
И твой холодный труп зароют под погостом.
И не придет к тебе поклонников толпа,
Чтобы стихи твои читать возле могилы.
Толпа всегда была нема, глуха, слепа --
Что тратить на нее слабеющие силы...
Что толку призывать пустые небеса,
Ведь небу до тебя нет никакого дела!
Не сотворит оно святые чудеса --
Гармонию создав твоей души и тела.
Ведь тело зарастет травой и лебедой,
А душу окоптит церковное кадило.
И сын твой не придет, ужасно занятой,
Как некогда тебе убрать отца в могилу...
На церковной колокольне гулко ударил Большой. Тональность подхватили подголоски, извещая о Заутрени. О Литургии.
-- Ну что, пойдемте в Храм? -- сказал Илья и перекрестился. То же истово сделали Мила и Вера. Олег также перекрестился "своим" знамением. Виталий положил крест словно неохотно и мелко. Он с трудом держался на ногах, опираясь на палочку. Ведь его былой православный энтузиазм пропал после того автомобильного покушения.
Отправились в обратную сторону. Вся компания была изрядно "подшофе", особенно Виталий, выпивший больше всех и почти не закусивший. Он плелся в хвосте процессии, усиленно хромая.
Решили сократить путь до Церкви и пройти через луг, раскинувшийся за кладбищем. Луг был утыкан множеством муравьиных куч-холмов. Очевидно, муравьи уже проснулись от зимней спячки. И расплодились они за последние годы немыслимо, особенно в пол ях и лугах вокруг города. Инопланетяне-музыканты объяснили Олегу, для чего. И он стал верить этим объяснениям.
Сбоку луга росли невысокие, сейчас голые кусты. За ними через луг петляла тропа, уже покрытая первой робкой зеленью, пробивающейся сквозь прошлогоднюю жухлую траву. По этой тропе и отправились друзья в сторону храма, где еще вовсю заливались колокола.
В центре "муравьиного лужка" возвышалась громадная куча. Олег обратил на нее внимание сразу, когда они вступили на тропу. И вдруг на верхушке кучи стало происходить какое-то странное движение. В тусклом розоватом свете утренней зари возник силуэт очень крупного черного муравья. И фигура стала очень быстро расти, превращаясь из муравья в маленького человечка, который становился всё выше и выше, пока не встал в полный человеческий рост. Человек огляделся вокруг, и Олег узнал его. Это был Вовка-волк собственной персоной. Рядом с кучей были аккуратно сложены его белые одежды. Вовка-волк не спеша оделся в них и чинной походкой ушел в противоположные кусты. Фыркнул мотор заведенного лимузина.
Олег оглянулся на своих друзей, но все они смотрели куда-то в сторону от того места, где внезапно из муравьиной кучи выбрался Вовка-волк. Они, судя по всему, этого явления не заметили. А может, и ему всё пригрезилось? После бессонной ночи и выпитой водки. Зрительная, так сказать, галлюцинация. Но уверить себя в этом Олег не мог. Он не склонен был ловить себя на "глюках". Хотя кто его знает? Вдруг на старости лет "прорвалось"? Ну, тогда "кранты"! "Психохаус" неминуем. "Вот за труды -- награда"! Этого только не хватало!
В состоянии аффектации Олег шел в конце процессии. Вера, увидев его понурые движения, взяла его под руку и заглянула в глаза.
-- Как ты себя чувствуешь? -- спросила она, прижимаясь плечом.
-- Нормально, -- пробормотал Олег и добавил: -- Ты ничего не заметила? На лугу, возле кучи?
-- А ты кого-нибудь увидел? -- спросила Вера вместо ответа и внимательно взглянула на мужа.
Олег отрицательно мотнул головой.
-- Ты устал, -- справедливо произнесла Вера. -- Столько пережил. И ночь бессонная. Домой нужно идти. Спать.
Аргументация бесспорная. Может, после сна полегчает? Но колокола храма заливались заутренним звоном. И он влек к себе. На колокольне истово трудился звонарь Николай Курасов -- полуспившийся музыкант и певец. Сегодня он был вдохновлен.
-4-
Возле церковной ограды, чуть в стороне от ворот стоял человек в распахнутой настежь кожаной потертой куртке. Лицо его длинноволосой, непричесанной, седеющей, лохматой головы окаймляла такая же взъерошенная борода. Он был бы похож на околоцерковного "просителя", если бы не зажатый в руке цифровой фотоаппарат, судя по всему очень дорогой конструкции. Бородатый человек периодически снимал здание храма и поднимающееся над ним весеннее солнце. Олег узнал бородатого лохмача -- агента церкви Божьей Матери Державной, отколовшейся от православия и исповедующей учение французских катаров-альбигойцев, уничтоженных еще в XIV веке католиками. Как они возродились на русской земле в XX веке, было неведомо. Возглавлял движение "выкрест" -- бывший священник, присвоивший себе имя "блаженный Иоан". Личность харизматическая и противоречивая. Жил он в основном во Франции, на родине альбигойцев, но иногда появлялся в Твери, где стоял катарский храм, на службу, протекавшую с истово-театральными молениями и хороводными танцами под громкое песнопение. Священников патриаршей церкви Иоан обзывал последними словами в своих многочисленных трудах, выпущенных в типографии его "духовного центра" на улице Хуторской в Москве.
Егорий (так называл себя лохматый бородач), Олег и Илья познакомились с месяц назад на автоплощадке, когда они пили пиво в магазине по случаю мартовского вечернего мороза. Бородатый молодой мужчина без шапки и в расстегнутой кожаной куртке вошел в небольшой магазинчик и широко из-под усов улыбнулся двум друзьям.
-- Хранит вас Божья Матерь! -- пафосно воскликнул он, протягивая тонкую "музыкальную" ладонь. -- Меня называют Егорий. Мне хотелось бы с вами познакомиться. Моя жена знает вас. Она местная, но мы долго жили в Твери. И вот сюда недавно переехали. Мать жены умерла, а отец старенький. За ним нужен уход...
Олег и Илья по очереди пожали Егорию руку. Они разговорились. Но предложение "выпить пивка" было мягко отвергнуто. Егорий оказался полным трезвенником. "Нам нельзя пить спиртное", -- проговорил он.
-- Кому это "вам"? -- с любопытством спросил Олег.
-- Сторонникам истинной чистой веры в Божью Матерь и ее Сына.
И тут же стал с упоением в голосе рассказывать про "блаженного Иоана", с которым сама Богородица имеет непосредственный контакт и направляет на Путь истинный, а Иоан несет это Истинное слово в обманутый Сатаной грешный Мир.
Олег и Илья слушали Егория молча, не перебивая. Очередной сектант. Сколько их бродит по стране?! И каждый вещает только ему данную свыше Истину. И каждый ссылается на Библию и Евангелие, отвергая все иные постулаты, кроме своих, внушенных его религиозным лидером, знающим всю "правду".
-- Я зову вас обоих съездить вместе со мной в Тверь на празднество Благовещения Пресвятой Богородицы, -- в конце своего монолога предложил Егорий. -- Там, в нашем храме, состоятся потрясающие по красоте и искренности истинной Веры торжества. Обещано присутствие самого "Блаженного". Но на него постоянно покушаются, и только невидимые Покрова Пресвятой спасают его от смерти.
-- Ну, у нас нет средств на такую поездку, -- развел руками Олег.
-- Я вам ее оплачу, -- проговорил вполне серьезно Егорий.
Олег и Илья одновременно слегка усмехнулись, глядя на довольно потрепанный вид адепта.
-- Божья Матерь всегда помогает своим детям в нужде, -- убежденно произнес Егорий. -- Когда мне нужны деньги для благого дела, я прошу Божью Матерь и всегда нахожу необходимую мне сумку в самых неожиданных местах. Милость Пресвятой не знает отказов и границ. Нужно только искренне верить в ее щедрость. И она польется рекой страждущим.
-- Мне вот, например, нужен миллион долларов, -- сказал Олег и добавил: -- На реставрацию Усыпальницы. Но что-то я чемодан с баксами под кустами не нахожу. А вот у Абрамовича новая яхта за пять лимонов евро встала на средиземную воду. Откуда же такие щедроты?
-- Ему помогает Сатана! -- отрезал Егорий.
-- Так я не пойму, -- улыбнулся Олег, -- Сатана помогает или искушает?
-- В зависимости от того, какая у него цель, -- почесал лохматую голову Егорий.
-- Ну, у него цель всегда одна, -- вставил Илья.
-- Тогда делаем вывод, -- продолжил Олег. -- Сатана помогает богатым еще больше разбогатеть, но иногда оставляет их. Пример -- Ходарковский. В тюряге олигарх мается многие годы, оставленный его покровителем. Божьи же дети в основном получают крохи, чтобы не умереть с голоду. Но частенько умирают. А святых и угодников казнят лютой смертью. Отрубают им головы, руки и ноги. Бог это допускает и даже одобряет, потому что зверски казненных ожидает Вечное Блаженство в Услужении Богу. Что это за Услужение, неясно. И вообще, всё это наивно и смешно. Детский лепет. Пытаемся рассуждать логикой двухтысячелетней давности. А между прочим, XXI век попер, уже 10 лет подряд. Без остановки. И еще: какие "райские кущи" ожидают олигофренов, сумасшедших, умственно отсталых, дикарей из племени "тумбу-юбму", у которых принято объедать тело своего врага, чтобы стать таким же сильным и храбрым, как он? Если бы люди все рождались равными и сознательно грешили или "праведничали" всю долгую жизнь и за эти проступки или мысли наказывались или награждались, то система работала бы четко на благие Божьи устремления. Совершил какое-нибудь злодейство -- получи ответный удар по принципу "бумеранга". Так нет же! Никакой системы не существует. Или она совершенно неуловима для человека.
-- Человеку не понять всех замыслов Божьих, -- сказал Илья. -- И только через Веру ему будет дано прикоснуться к Горьнему Миропорядку и очиститься от скверны этого бренного мира.
-- Здесь, на Земле -- вотчина Сатаны, -- поддержал его Егорий и вдруг добавил: -- Это он создал людей "по образу и подобию своему" -- злых и коварных. Это ему поклоняются и язычники, и все современные религии, включая патриаршее православие. Это его все называют богом или богами. А настоящий, истинный, чистый, всемилостивейший Бог-вседержатель находится за пределами нашего восприятия и постижим только через Пресвятую и их божественного Сына.
Тут возмутился сдержанный Илья Кротов.
-- С какой это стати мы поклоняемся Сатане? -- воскликнул он, чуть не расплескав пиво из кружки.
-- Он просто притворился Богом, -- сказал Егорий.
-- Значит, вся Библия и Евангелие коту под хвост?
-- "Ветхий завет" написан по "Сатанинскому завету", -- убежденно произнес Егорий. -- Вы вспомните, какой там злобный Бог. Карает, убивает всех налево и направо. От его имени иудеи перерезали весь хаанан. А в чем местные жители провинились? И почему на скрижалях Моисея было выбито: "Не убий", а бог иудейский благословлял массовую резню женщин и детей? И это -- любящий Бог?!
-- А может, он Сам такой? Изначально? -- проговорил Олег, чуть усмехнувшись. -- Он и добро, и зло. Инь и янь.
-- Бог -- свет, и нет в нем никакой тьмы! -- воскликнул Егорий, строго взглянув на Олега.
-- Тешьте себя иллюзиями, -- произнес Олег и отхлебнул из своей бутылки пива. Разливное он не любил.
-- Сатана меняет личины, -- продолжил Егорий. -- Он надел личину Бога, создал людей из "праха земного", то есть из обезьян, и питается их жизненными соками, искушая и соблазняя род людской.
-- А что же тогда настоящий Бог бездействует? -- иронично проговорил Олег. -- Или ему самому с собой невозможно воевать?
-- Не бездействует Истинный Бог! -- назидательно произнес Егорий. -- Потому он и послал Христа-Спасителя на Землю, чтобы разрушить Всесилье Сатаны.
-- Ну и как идет процесс разрушения? -- спросил Олег.
-- Путы Сатаны прочны, но меч Спасителя остер! -- продекларировал Егорий. -- С помощью своей Пречистой Матери Христос разрубит паутину Смерти!
-- Но тогда получается нестыковка, -- снова усмехнулся Олег. -- Я не знаю, кому поклоняются мусульмане, буддисты, индуисты и иудеи. Но ведь христиане признают Святую Троицу: Отца, Сына и Святого Духа -- в одной сущности и отвергают Сатану. А ваша церковь Отца-Бога именует закамуфлированным Дьяволом. Как же можно одновременно поклоняться и Христу, и Святому духу, и... Сатане? И как же это так получается?
Егорий, судя по всему, опешил от такого вопроса. Он нервно затеребил свою нечесаную бороду и быстро заморгал глазами. Он пытался найти аргументы в пользу своих постулатов. И не нашел ничего другого, как произнести:
-- Сатана -- обманщик! Он обманул православных священников. А те обманули прихожан. Но чистая, катарская Истина восторжествует. Будет повержен Искуситель. Настоящий Бог-Отец воцарится на Земле! А вместе с ним и Бог-Сын, и его Пречистая Мать -- Дух Святой, женское начало Вселенской Троицы.
-- Мир -- дуалистичен! -- произнес Егорий. -- Он состоит из мужского и женского начал. А они создают духовную Гармонию.
-- Тут я с тобой согласен, -- сказал Олег. -- Только насчет Гармонии я сомневаюсь. Это, скорее всего, борьба и в то же время -- Единство.
-- Борьба и Единство противоположностей! -- воскликнул Илья. -- Да ты марксист!
-- В диалектике есть здравое зерно, -- отпарировал Олег. -- Не всё там можно -- материалистически.
-- Философия критического опыта, -- хмыкнул Илья. -- Недаром ты исторический факультет окончил. Всосал мозг молочко "основоположников".
-- Ну, у вас обоих тоже молочко прокисшее, -- ответил Олег и отхлебнул пива. -- Простокваша уже, а всё за свежее выдаете.
-- Вечные истины не киснут! -- отрезал Илья.
-- Только Учение блаженного Иоана сблизит людей через Пречистую к истинному Богу-Отцу, -- воскликнул Егорий. -- И тогда развеются чары Сатаны и Мир обретет Бессмертие и блаженство уже на Земле! Вот замысел Божий!
-- Но тогда не нужны будут ни рай, ни ад! -- улыбнулся Олег. -- И чем станут заниматься сомны Ангелов и бесов? Их уволят за непрофпригодность?
-- У каждого останется свой ангел-хранитель, -- убежденно сказал Егорий.
-- А у неандертальцев, питекантропов и прочих полуобезьян были эти самые "хранители"? Или они только у крещеных христиан, а у мусульман, буддистов и прочих "язычников" их нет и в помине? И как же они "охраняют" своих подопечных? Когда детишек сажают в самолет. У всех на груди иконы и, наверное, ангелы вокруг них порхают? Да только тот самолет, полный детишек, врезается в другой "по вине" диспетчера. Случайность? А что же тогда делала стая ангелов? Почему же они детишек своих не уберегли? Или никакие они не "хранители", а просто бездушные программные энерго-информационные сгустки тонкой материи, тупо выполняющие свои функции по сбору психо-эмоциональных выбросов каждого отдельного человека и скопища людских масс -- например, во время землетрясений, наводнений, войн, ну и тому подобных катастроф и бедствий. Они ими питаются, потому что вся Вселенная -- это источник энергетического обмена. Взрывы сверхновых звезд и даже целых галактик, Черные дыры, сосущие эти самые галактики и даже метагалактики. На этом и основана вся сущность Бытия, а мы, люди, в ней крошечное звено -- микроб, инфузория, бактерия.
-- Тогда для тебя и Христос -- пустой звук? -- вставил Илья.
-- Ну мы же об этом с тобой говорили, -- пожал плечами Олег. -- Христос -- утешительный баланс Программы, шанс вырваться из круговорота Сансеры -- бесконечной цепи перерождений. Он -- наше спасение. Он -- наш Спаситель. И это не пустой звук.
-- Тогда я ничего не понимаю, -- изрек Илья.
-- Да я, признаться, тоже, -- вдруг поддержал его Егорий.
-- Разумом это понять невозможно, -- грустно улыбнулся Олег. -- Хотя во всем присутствует Разум. Холодный и расчетливый до мелочей. Чистый Разум...
...Спустя месяц Егорий стоял возле православного Храма с фотоаппаратом в руках и фотографировал весенний солнечный восход, бронзовым отблеском отражающийся в позолоте креста на куполе. В солнечных лучах исчезала ярко-красная звезда, опускающаяся за горизонт. Егорий, увидев своих знакомых, с улыбкой на бородатом лице пошел к ним навстречу, поздоровался с каждым за руку и с каждым похристосовался, поздравив с Воскресением.
-- Как идет фотосессия? -- спросил Олег, поглядев на камеру.
-- Любопытные я сделал совсем недавно снимки, -- произнес Егорий. -- Взгляни. -- И он повернул экран к Олегу. Замелькали кадры восхода солнца над церковью. И вдруг Олег увидел снимок белого "Мерседеса". За стеклом на передних сиденьях виднелись силуэты водителя и пассажира. Голову пассажира прикрывала белая шляпа. Но голова была не человеческая, а огромного черного... муравья.
-5-
Он шел, поднимаясь по Васильевскому спуску через "Лобное место", мимо памятника Минину и Пожарскому на Красную площадь. Слева тянулась Кремлевская стена. Он приближался к цели. Цель была окружена толпой. Под весенним апрельским ветерком трепыхались красные флаги. Народ толпился в основном пожилой, фанатичный. Но иногда мелькали и молодые лица, даже детские, в красных галстуках на шеях и пилотках на стриженых головах. Из кассетного магнитофона гремела музыка. Лилась песня: "День за днем идут года, зори новых поколений. Но никто и никогда не забудет имя -- Ленин! Ленин всегда живой. Ленин всегда с тобой. В горе, надежде и радости. Ленин в твоей судьбе. В каждом счастливом дне. Ленин в тебе и во мне...".
Старики и старушки утирали с морщинистых щек слезы умиления. Некоторые откровенно ревели навзрыд. У Мавзолея отмечался день рождения Вождя. Его сто сороковой юбилей.
Началось возложение венков. Возглавлял шествие бессменный первый секретарь. Постаревший, обрюзгший, но с неизменным стальным блеском в белесых глазах. Позади плотной группой шли соратники. У них были суровые лица.
Он понял, что время настало. Выхватил из пакета пластиковую бутыль. В три приема выплеснул ее содержимое на мавзолейный гранит и чиркнул зажигалкой. Бензин вспыхнул ярким красно-синим пламенем. И вдруг почему-то повалил черный, коптящий дым, словно это был не бензин, а автомобильная покрышка. Или "левака" налили в бутыль, или гранит выпускает окись. Копоть покрыла лица митингующих толстым жирным слоем. Они мгновенно превратились в негров, недоуменно моргая белыми глазами. Всё произошло так быстро, что коммунисты ничего не поняли. Поначалу. Но сообразили очень быстро.
-- Провокация! -- заорал Главный, размазывая копоть по престарелому лицу. -- Взять хулителя!
Несколько здоровенных закопченных мужиков с красными бантами на черных куртках бросились к "хулителю" с явной целью его растерзать. Но тот оказался довольно прытким, несмотря на "переходный возраст". Он выхватил из-за пазухи пистолет и несколько раз нажал на спуск. Газовая струя ударила по черным мордам "охранителей". Они закрыли белыми ладонями свои морды, брызнувшие из глаз струями слез. "Хулитель" быстро проскочил между растерявшимися стариками и старушками с портретами двух Вождей в руках и бросился по обратному маршруту. Вслед за ним, размахивая красными флагами, портретами вождей и маша от ярости кулаками, побежала толпа более-менее молодых закопченных коммунистов. Почерневшие лицом и душой старики и старушки остались возле оскверненной "святыни", сомкнув ряды вокруг своего лидера и центрального партийного стяга.
Расстояние между беглецом и погоней медленно, но верное сокращалось. Более молодые и тренированные телохранители еще не усопшего вождя мчались на всех парах в страстном желании добраться до убегающего тела, чтобы повалить его на брусчатку и "отполировать" до кровавого блеска своими китайскими ботинками. И казалось, они вот-вот достигнут своей желанной цели. Немолодой по летам "осквернитель" уже стал задыхаться и сбавлять потому темп бега. На черных мордах охранников уже белозубо сверкали злорадные ухмылки. Возглавлял погоню, держа наперевес древко красного флага с острием с серпом и молотом, водоворот, физиономию которого убегающий мгновенно признал. Ульян Вшивцев, злобно пыхтя, словно паровоз, настигал беглеца, которого он тоже, естественно, узнал. И это узнавание удвоило его силы.
Внизу, возле набережной, рядом с мостом стояло с десяток припаркованных автомобилей. Один из них, черный "Фольксваген-Туарек", пофыркивал своим почти неслышным мотором, готовый вот-вот сорваться с места. К нему и устремился в последнем отчаянном рывке "осквернитель святыни". Он уже схватился рукой за ручку передней дверцы "Туарика", когда Ульян Вшивцев, размахнувшись что есть силы, швырнул в своего врага, словно копьем, свернутым красным флагом. Дюралевый серпасто-молоткастый наконечник точно попал в затылок, прикрытый бейсболкой. Они и смягчила удар. И всё же тот оказался силен. Перед глазами после вспышки поплыли кроваво-черные круги. Затем сознание погрузилось в темноту. И вдруг он смутно увидел, как с водительского места вскочил стройный темноволосый молодой мужчина с АКМом в руках. Он обежал свою машину и загородил лежащего на мостовой. Раздалась короткая автоматная очередь поверх голов чернорылых коммуняк. Те пугливо сбились в кучу, а затем, побросав флаги и портреты, помчались в обратную сторону. Вшивцев как-то неведомо снова оказался впереди. Он бежал, согнувшись и выпучив от страха белки глаз. Из открытой дверцы "Туарека" неслась песня Бориса Гребенщикова:
Вперед, вперед, плешивые стада;
Сыны полка и внуки саркофага -
Сплотимся гордо вкруг родного флага,
И пусть кипит утекшая вода.
Застыл чугун над лысой головой,
Упал в бурьян корабль без капитана...
Ну, что ж ты спишь - проснись, проснись, охрана;
А то мне в душу влезет балабол.
Сошел на нет совсем бухой отряд
И, как на грех, разведка перемерла;
Покрылись мхом штыки, болты и сверла -
А в небе бабы голые летят...
Он очнулся в "Туареке", на заднем сидении. Тим сосредоточенно вел свой "Фольксваген" по запруженным московским улицам, но хитро, по-своему объезжал "пробки" по ему одному ведомым закоулкам между домов, гаражей и лобазов. Тим знал Москву "как свои пять пальцев", хотя родился на Горе и был родным братом Милы. Но его наделили сильной коммерческой хваткой. Он продавал подержанные и разбитые в авариях "кары", доведя их до продажного состояния в собственной мастерской, где трудился сын Милы от первого брака и его молодая жена, составляя семейный подряд. Отремонтированные авто шли влет, принося изрядную прибыль.
И потому Тим, как и многие "новые русские", чувствовал себя уверенным "хозяином жизни". Но нахальством, присущим другим "хозяевам", не обладал, хотя в любой момент мог проявить крутой нрав, который часто необходим в кругу бизнесменов средней руки. Но, попав в узкий круг местной провинциальной "богемы" после женитьбы Ильи и Милы, Тим, частенько приезжая из столицы, слушал внимательно философско-художественные разговоры своего зятя и его друга-писателя, "наматывал" их себе "на ус". Стал читать книги Олега и оценивать картины Ильи. Несколько его полотен он купил за приличные деньги и повесил их у себя в московской квартире, расположенной на десятом этаже Ленинского проспекта.
Туда-то и вез он сейчас Олега после "акции" возле мавзолея вождя, в завершении которой Тиму пришлось участвовать. Но вел он себя после прихода Олега в сознание спокойно, как ни в чем не бывало. Улыбнулся в салонное зеркало, продолжая колесить по московским переулкам, чтобы сократить путь от "ленинского мавзолея" до Ленинского проспекта. И только добравшись до площади Гагарина, Тим повернулся и спросил:
-- Как спалось?
Олег неопределенно пожал плечами. Спалось? Что за вопрос? От такого удара в голову сон мог оказаться вечным. Олег ощупал затылок в том месте, куда попал наконечник флага Вшивцева. Но боли почему-то не почувствовал. Отсутствовала даже непременная шишка. Странно. Неужели в самом деле сон? Но такой достоверный. И не только зрительно-визуальный, но и чувственно ощутимый, как тот, виденный много лет назад, с перенесением из поздней осени в позднее лето. Он не заметил, как заснул по пути в Москву в "Туареке" Тима, а остальное ему только пригрезилось, словно наяву. Ну как он мог проскочить мимо милицейского кордона с бутылью странного горючего, очернившего в одно мгновение толпу коммунистов, но не тронувшего его самого? И откуда у Тима автомат? Да, он крутой бизнесмен, но совсем не бандит. И как Олег "увидел" стрельбу, если к тому моменту уже был без сознания? Точно, сон! Тем более при выезде из дома никаких акций по поджогу Мавзолея он не планировал и никакого бензина с собой не брал. Да и пистолета тоже.
Олег постепенно успокоился. "Туарек" между тем подкатил к одному из многоэтажных домин "сталинской постройки". Тим припарковал его на свободное место. Они выбрались наружу. Теплое апрельское солнце уже спряталось за крышу дома, но всё еще светило ярко, отражаясь в окнах квартир и машин. Весенний день клонился к закату. Они зашли в ближайший супермаркет, где щедрый Тим купил три бутылки дорогого шампанского и разнообразную закуску.
Пиршество продолжалось до полуночи. В конце исчезновения шампанского открылись "фирменные закрома" Тима. Он, изрядно опьянев, стал рассказывать Олегу о своем "машинном бизнесе", приносящем немалый доход. У Олега доходов не было никаких. А были одни коммунальные долги. За квартиру он перестал платить совсем, вняв консультации одного опытного юриста, чтобы не входить в финансовые отношения с коммунально-управляющей компанией. Но дело всё равно близилось к судебной развязке. И явно не в пользу "должника".
А Тим всё рассказывал про свои "автомобильные сделки". На душе у Олега было тоскливо. Он отчетливо понимал, что "высшие силы" играют с ним в подлую забаву, загоняя в безвозвратный тупик, душа все его надежды и мечты, отголосок которых и привел его в очередной раз в Москву. Он всё еще надеялся издать свои книги приличными тиражами. У него осталась последняя надежда. А вдруг? Хотя умом он всё прекрасно понимал. Не пустят -- по неведомым ему причинам. И сделать тут ничего нельзя. Хоть оборись! Слушать тебя не станут. Тебя тащат к краю пропасти и ждут, когда ты туда спрыгнешь от отчаяния и тоски. И никто не протянет спасительную руку. Не предусмотрено по твоей беспощадной программе. А потому -- пощады не будет!
Ночью Олегу приснился Юра Садко. Впервые со дня его гибели. Он ехал на своем велосипеде по вечерней дороге, которая вдруг представилась рекой, омывающей Голую Гору. Юра катил по речной воде, как по гладкому шоссе. По берегам реки-дороги сплошным рядом возвышались холмы муравьиных куч, похожих на дворцы. На кучах мелькали силуэты насекомых. Они были, судя по всему, очень возбуждены. Кучковались, шевеля длинными усами, словно о чем-то совещались.
Юра оказался раздетым по пояс, в шортах защитного цвета. На груди у него висел, поблескивая, православный крестик, хотя Юра никогда не слыл верующим. А впрочем, кто знает душу?
Юра катил по реке-дороге в сторону храма. Он чему-то улыбался, поглядывая на сверкающий в лучах вечернего солнца золотой крест на колокольне. И тут со всех сторон на него набросились черные тучи муравьев. Они облепили человеческое тело, превратив его в шевелящийся хитиновый комок. Несколько минут продолжалось это жуткое, омерзительное кипение. Потом комок распался. Вместо Юры на велосипеде сидел обглоданный скелет с крестиком на грудном костце. Безглазый череп улыбался страшным оскалом. И велосипед вместе со своим седоком стал медленно погружаться в речную воду. По воде пошли круги...
-6-
Пробуждение не принесло облегчения. Олег лежал покрытый холодным потом в московской квартире Тима. Ранний весенний рассвет пробивался сквозь занавески на окне. Постельное белье было отштамповано изображениями авто различных марок. Тим не изменял себе ни в чем.
Голова на затылке надсадно болела. Олег ощупал затылок. Там саднила и ломилась большая шишка. А ведь именно туда попало острие копья-знамени Ульяна Вшивцева во время иллюзорной погони за Олегом закопченных коммунистов на Красной площади. Но весь день никакой боли и тем более шишки Олег на затылке не ощущал. Так откуда же они взялись? С ума можно сойти! Ели только уже не сошел! Явь и иллюзия явно переплелись и перепутались в его сознании. И откуда всё это взялось?
Олег с трудом спустил ноги с просторной тахты на пушистый ковер. Натянул джинсы и рубашку, сунул ноги в хозяйские тапочки и поплелся на кухню, где Тим уже хлопотал возле электроплиты, готовя завтрак себе и гостю. Он улыбнулся Олегу дружески. Тот в ответ тоже улыбнулся, но улыбка, скорее всего, вышла кислой и вымученной.
-- Что, плохо спал? -- озабоченно спросил Тим.
-- Да нет, нормально, -- соврал Олег, вспоминая свой ужасный сон.
Они обильно позавтракали, с невиданными для Олега даже в эти годы деликатесами. Потом Тим засобирался по своим автоделам. Олег отправился по своим, литературным, в очередное издательство с последней надеждой обратить на себя внимание. Но крошечная капелька уже висели на краю его души, готовая вот-вот сорваться и исчезнуть навсегда в бездонной пропасти "безнадеги". Он с полчаса давился в переполненном вагоне метро, затем, пересев на электричку, проехал несколько остановок до городской окраины.
Окраина заросла многоэтажками. Издательство оказалось притороченным к одной из высоток и занимало в ней несколько этажей. В вестибюле возле "вертушки" сидел охранник в черной куртке. Рядом с ним и возле бюро пропусков терлись несколько бородатых, лохматых мужиков с торбами за плечами и потому похожие на бродяг. Но они оказались, естественно, тоже писателями, мечтающими, как и Олег, покорить литературный Олимп. Охранник покорителей не пущал, ссылаясь на загруженность сотрудников издательства. "Бродяги"-странники-писатели плаксивыми голосами, теребя в руках шапчонки, упрашивали охранника об аудиенции с кем-нибудь из редакторов. Охранник был суров и непоколебим. И наконец просители, смиренно опустив лохматые головы, покинули вестибюль. Олег остался один на один с Охранником.
-- Вы к кому? -- спросил Охранник.
-- Я к Главному, -- ответил в тон Олег и раскрыл перед ним свое писательское удостоверение.
-- Проходите! -- неожиданно произнес Страж и открыл "вертушку".
Олег прошествовал в "Храм литературы", удивляясь странному поведению "цербера". И поднялся по лестнице на второй этаж. Прошел по длинному коридору с табличками на дверях. Таблички вещали о серьезно занятых людях за дверями. Олег глазами искал Главную. И наконец нашел. Постучался в дверь. "Да-да", -- раздалось за дверью.
Олег толкнул дверь и оказался в просторном кабинете, где за большим столом, украшенным ноутбуком, сидел маленький лысый горбоносый человечек, парящий на высоком компьютерном кресле. Человечек вертел в руках дорогущую чернильную ручку с золотым пером.
-- Я Вас слушаю, -- произнес пожилой человечек, подняв, словно перст, свою золотую ручку и выпучив карие глазенки.
-- Я писатель, -- проговорил Олег, доставая из сумки свои книги. -- Мне хотелось бы, чтобы ваше издательство переиздало их хорошим тиражом.
-- Это сделать очень сложно, -- изрек человечек и добавил: -- Покажите, что там у Вас. Писатель?
Олег выложил перед Главным редактором все свои труды, изданные им за собственный счет. Человечек ухватил маленькими ручонками первый том. Мельком взглянул на обложку и медленно пролистал каждую страницу. Отложил книгу в сторону. Взял другую. Снова пролистал и принялся листать следующую. Так он просмотрел, не читая ни строчки, все тома, в конце глубоко разочарованно вздохнув.
-- Здесь нет ничего для нас интересного, -- проговорил он еще с какой-то надеждой в голосе. Олег интонацию не уловил.
-- Каждая книга -- бестселлер, -- пробормотал он, понимая безнадежность своих слов.
-- Для кого как! -- парировал Главный редактор совершенно разочарованным голосом.
-- Но Вы хоть почитайте! -- вспыхнул писатель.
-- Не имеет никакого смысла, -- ответил ему Главный. -- Это всё "пустые" книги. Они не продадутся.
-- Откуда Вы знаете? -- закипел Олег, сжимая кулаки.
-- Я профессионал: и читать не надо, чтобы всё это понять. Здесь отсутствует "содержание".
-- В каком это смысле? -- спросил Олег, начиная догадываться, зачем редактор листал его книги так тщательно. И ничего между страниц не нашел. Он надеялся, что там лежат... деньги. Наивное заблуждение. Издателя и автора одновременно. Издатель оказался более подготовленным.
-- Ваша писанина нас не интересует, -- презрительно воскликнул горбоносый человечек, небрежным жестом сдвинув в сторону Олега его книги. У того снова вдруг надсадно заболел затылок, который поутих почему-то во время поездки в издательство. Закружилась голова. Волна гнева, смешанного с болью, захлестнула сознание. Олег схватил тяжелый том своего фантастического романа и что есть силы ударил им по лысине редактора. Маленький редактор по-поросячьи взвизгнул и кулем свалился со своего вращающегося кресла. Кресло закружилось вхолостую.
Олег побросал свои книги в сумку и поспешно выбежал из кабинета в коридор. В коридоре было пусто. Голова всё еще кружилась. Олег, как пьяный, еле сдерживая это головокружение, побрел, шатаясь, по коридору издательства. Спустился по лестнице в вестибюль и медленно прошел мимо стоящего у "вертушки" охранника. Охранник посмотрел на него очень подозрительно. Вот и спасительная дверь. Еще пара шагов... И вдруг за спиной раздался визгливый крик:
-- Задержите его! Вызывайте милицию! Он на меня покушался! Он хотел меня убить!
Олег из последних сил рванулся наружу, забежал за угол многоэтажки и нырнул в чудом открытый подъезд. Захлопнул за собой дверь. Мимо протопали ботинки охранника. Олег в изнеможении опустился спиной на корточки вдоль холодной подъездной стены, прижимая к груди сумку с книгами. Слезы сами собой брызнули из глаз. И он тихо заплакал.
-7-
Он шел по тропинке, усыпанной по краям солнечными созвездиями одуванчиков. Одуванчики светились повсюду на изумрудной свежести молодой травы. Из травы поднимались к голубому лучистому небосводу цветущие яблони. Цветы источали аромат медового нектара. Вокруг них вились рои пчел и шмелей. Слышался тихий, тонкий гул тысяч крыльев.
В глубине сада стоял дом. Синяя рифленая крыша, добротные каменные станы, большие окна, освещенные утренним весенним солнцем. На коньке крыши -- флюгер, стоящий сейчас неподвижно. Безветрие. Идущий приближался к дому. К своему дому. Хотя он его видел впервые -- воочию.
Он очнулся на этой изумрудной полянке, окруженной со всех сторон цветущими яблонями. Он смутно помнил свой подъезд и вынырнувшую из подвала за спиной чью-то черную фигуру. Вернее, фигур было две. И обе он в последний момент узнал. Но ничего сделать не успел. Очкастая, скрытая наполовину колпаком-капюшоном Оськина голова изрыгала из беззубого рта злобный рык. Черная его фигура взмахнула рукой. Удар пришелся по затылку. И прежде чем провалиться в темноту, отец узнал вторую черную фигуру, стоящую чуть в стороне. Фигуру своего сына, Андрея...
...Дом с каждым шагом всё приближался. Вот показался палисадник, усыпанный тюльпанами, незабудками и нарциссами. Он зашел за угол. Под увитым виноградной лозой широким крыльцом стоял большой круглый стол, уставленный бутылками с напитками и тарелками с едой. За столом сидели люди. И подошедший их всех до единого узнал, несмотря на то что они все как один помолодели лет на тридцать, а то и больше.
Он тут же оказался в объятиях Веры -- юной, почти девочки. Она поцеловала его в губы -- чуть застенчиво, но страстно.
-- Наконец-то ты приехал! -- прошептала Вера после поцелуя. -- Мы тебя ждали больше часа. Телефон твой почему-то не отвечал.
-- У меня батарейки сели, -- ответил он, не зная сам, почему.
-- Садись за стол, а то уже всё остыло, -- улыбнулась Вера. -- Мы не стали начинать без тебя.
Из-за стола ему улыбались его молодые друзья: Илья Кротов, Артур Горжецкий, Михаил Шухровской, Виталий Щитков. Здесь же сидели Мила и жена Михаила -- Лиза. Все они улыбались. И Олег стал пожимать им руки -- тоже с доброй искренней улыбкой. Он ничему не удивлялся. Он всё принимал как должное, словно всё это было естественно, почти обыденно. Пришли к нему домой друзья, а он где-то задержался, но всё же успел к званому обеду в своем саду.
И вино потекло рекой. Забренчала гитара Виталия Щиткова. С гитарой он не расставался. Полились песни на слова Олега, который тоже помолодел лет на тридцать с гаком. Он в этом убедился, когда юная Вера поднесла к его лицу зеркальце, чтобы он стер грязное пятно возле виска. Такое же пятно на затылке Вера стерла сама. Ведь именно туда пришелся удар Оськи Юдкевича -- то ли в реальности, то ли в видении. Поди разберись. Но затылок не болел. И вообще Олег был здоров и счастлив. Это он чувствовал в душе. Может быть, впервые за много лет жизни. Но эта прошедшая жизнь была закрыта каким-то занавесом. Она казалась полузабытой и полуреальной, словно Видение. Его реальные молодые друзья сидели за круглым столом под сенью молодой листвы виноградной лозы, обвивающей крыльцо его Дома. Чем не финал "Мастера и Маргариты" Булгакова? Он получил счастье? Он получил покой? Если бы!
За палисадником Дома, огороженного невысоким деревянным частоколом, в нескольких километрах возвышалась Горы, покрытая даже весной сверкающим в солнечных лучах снежным кристаллическим блеском. Чуть в стороне тихо дышало невидимое отсюда море. Ощущался только его тонкий, смешанный с яблоневым ароматом йодный томительный дух.
Яркое весеннее солнце поднималось всё выше и выше, бросая блики по столу сквозь виноградную листву и ветки. Гора на фоне бездонного голубого неба рафинатово сверкала в отдалении. Дружеское застолье было в самом разгаре. На столе появились шашлыки, снятые с мангала Ильей и Артуром. Разговоры под шашлык и вино, прерываемые песнями и шутками, стояли легким гулом, перекликаясь с птичьими голосами в цветущем саду.
Но вдруг в разгар веселья со стороны горы раздался какой-то тяжелый удар, словно врезали кувалдой по железной болванке. Разговоры сразу смолкли. Все посмотрели на снежную вершину горы. Всю ее покрыло какое-то темное облако, будто дым из кратера вулкана или вулканический пепел.
-- Извержение! -- испуганно воскликнула Вера и сжала руку Олега.
-- Но ведь это не вулкан, -- ответил ей Артур, но явно с сомнением в голосе.
-- Может, он "спал", да вот сейчас проснулся, -- проговорил Илья, озабоченно поглядывая на гору.
"Дым" между тем стал медленно оседать на снежную вершину, превращаясь в маленькие черные точки на сверкающей снежной поверхности. И эти точки зашевелились. Каждая по отдельности. Они стали стоиться в ряды, образовывая шеренги. И шеренги одна за другой стали медленно спускаться вниз. В долину.
-- Кто это там? -- риторически спросил Виталий, отложив на скамейку свою гитару и подойдя ко всей компании, сгрудившейся у калитки.
-- Войско какое-то с горы спускается, -- ответил Артур, пристально вглядываясь вдаль.
-- Все в черных доспехах, -- добавил Илья. -- Вон, блестят на солнце. Топают сюда.
-- Что будем делать? -- спросил Михаил. -- Убегать, что ли? Я лично не побегу.
-- А может, они не сюда? -- предположила Лиза.
-- Тут одна дорога и развилка к морю и в город, -- сообщил Илья.
-- Ну, наверное, они в город и идут! -- сказала Мила.
-- Кто ж их знает, куда они свернут? -- произнес Артур. -- Но на всякий случай нужно приготовиться.
-- Драться мы с ними, что ли, станем? -- недоуменно проговорил Виталий. -- Их вон там сколько!
-- Маленькие они все какие-то! -- воскликнул Илья. -- И на людей не похожи, хоть и идут в полный рост.
-- И оружия у них никакого нет, -- добавил Артур.
-- А есть у вас, чем отбиваться? -- деловито спросил Олега Михаил. Об этом Олег не имел никакого понятия. Он даже не знал, как расположены комнаты в Доме и какая там мебель.
-- Здесь в чулане есть лопаты, вилы и грабли, -- ответил за Олега Вера. -- Но это же не оружие.
-- Для этих чудиков и такое сойдет! -- усмехнулся Михаил. -- Пошли в чулан.
Он махнул рукой и быстро пошел вслед за Верой. Та ключом открыла небольшую дверцу, расположенную рядом с крыльцом и центральной дверью в Дом. Внутри чулана было темно. Михаил забрался внутрь и через минуту-другую показался вновь, держа в руках охапку садовых инструментов. Там оказались три лопаты, вилы и грабли -- как раз на пятерых защитников Дома. "Оружие" было тут же роздано мужчинам.
-- Женщины -- в дом! -- приказным тоном произнес Михаил. И когда те скрылись внутри, добавил: -- Будем оборонять калитку и забор.
-- Мы долго не продержимся, -- уверенно-обреченно проговорил Виталий, разглядывая доставшуюся ему лопату, похожую на гитару.
-- Когда настанет час бить врагов, от всех границ ты их отбивай. Левый край, правый край -- не зевай! -- пропел находчивый Артур. Все грустно засмеялись.
Олег помнил последний поцелуй Веры, перед тем как она вместе с Милой и Лизой заперлись в Доме. Поцелуй горел на губах. И Олег решил биться насмерть. Естественно, на свою. Других вариантов он и не мыслил.
Между тем враг неумолимо приближался. Маленькие глянцевые существа шли плотными рядами, словно генуэзская пехота при Куликовской битве. Возглавляла же наступление мраморно-молочная фигура. На башке у фигуры красовался такого же цвета то ли колпак, то ли шляпа. На белом усатом приплюснутом рыле выделялись узкие черные глазки-щели и большие красные, будто окровавленные, челюсти. Такие же челюсти, глаза и усы красовались на мордах у всего войска. Челюсти угрожающе двигались. В тихом весеннем воздухе слышался мерный костяной скрежет. Скрежет нарастал.
По телу Олега пробежал сотнями леденящих лапок зыбкий озноб. А вместе с ним в сердце липким червяком стал вползать страх. Он всё нарастал по мере неумолимого приближения к Дому черного полчища. Олег взглянул на своих друзей. Их лица изменились. Видно, слизняк страха стал присасываться и к ним. Глянцевые насекомые излучали волны страха. А страх, как известно, парализует. Руки опустили лопаты, грабли и вилы. Теперь сопротивления не будет. Людей возьмут, так сказать, "голыми руками". Вот почему у тех нет никакого оружия. Страх -- вот их оружие. И они непобедимы. Во всяком случае, так сейчас казалось. И положение обороняющихся тоже казалось безвыходным. Громадные муравьи, доходящие людям до колена, приблизились вплотную к штакетнику и остановились, готовясь к штурму. Белый вожак, как истинный полководец, отступил за задние ряды. Рядом с ним замерли двое муравьев серого цвета.
Они были на кого-то очень похожи, как и сам вожак. Олег обратил внимание на это сходство мимолетно. Его душил страх. Страх заполнял его душу.
И тут Михаил Шухровской своим зычным голосом запел "Да воскреснет Бог". Как он преодолел "свой" страх, Олегу было непонятно. Но он его преодолел! И почти тут же страх сжался в мизерный комочек. Руки окрепли, сжимая древко "оружия". Голос Михаила гремел вдоль муравьиных рядов. Те неподвижно стояли перед забором. "Засечный рубеж, -- подумалось Олегу. -- Они не пройдут!".
И вдруг раздался пронзительный писк, переходящий в свист. Свистел белый вождь, словно "Соловей-разбойник". Несчастный "майский соловей"! Зачем твоим именем назвали разбойника? Тем более не имеющего ничего общего со скромной певучей птичкой.
Белый вождь заливисто свистел. Муравьиные ряды сомкнулись. Они пошли на штурм. Очнувшиеся от страха люди дружно встретили их натиск. Полетели хитиновые головы, разлетались панцирные тела. Олег "работал" своей лопатой, как заведенный. Его тело и лицо покрылись вонючими муравьиными внутренностями. Впрочем, как и у всех остальных. Но враги не отступали. Они упорно лезли на забор. Руки бойцов рубить устали. И колоть, между прочим, тоже -- руки Артура, державшие вилы. А белый вождь всё свистел, как Разбойник. А черные насекомые всё лезли и лезли. И казалось, им не будет конца. И конец был, естественно, предрешен. И он довольно быстро наступил.
Пока основная масса муравьев тупо лезла на забор и валилась под ослабевшими ударами людей, обходной маневр совершила особая группа, которую защитники Дома не заметили. Группа проползла на всех шести конечностях через сад и оказалось позади людей. Свист белого вождя внезапно смолк. Ряды муравьев застыли на горах тел своих собратьев на вершине пока не покоренного забора.
Олег поначалу не понял, что случилось. И когда он оглянулся назад, в лицо ему ударила струя вонючей, жгучей жидкости, вылетевшая из зада брюшка большого красного муравья. Тут же раздался "залп" других членов спецгруппы прямо в лица оглянувшихся людей. Руки уронили сельхозорудия. Глаза зажглись нестерпимой болью. Тела снова охватил паралич. Люди замерли, словно истуканы. Только по щекам текли потоки слез.
А через забор уже хлынул поток основного войска. Муравьи плотной толпой окружили неподвижно стоявших друзей. Хитиновые морды и фасеточные глаза не выражали никаких эмоций. Люди как таковые им были абсолютно безразличны. Но как выяснилось через минуту, безразличны не всем.
Толпа муравьев расступилась, и через калитку чинно вошел белый вождь в сопровождении двух серых адъютантов. Он важно ступал на тоненьких задних лапках, оттопырив брюшко и выпятив хитиновую грудь колесом. Остальные две пары лапок вождь, словно Наполеон, сложил на своей мраморной груди. Усы на белой морде с красными челюстями победно топорщились в разные стороны. Не хуже выглядела и его серая пара сопровождения.
И чем-то вся эта боевая троица снова показалась неподвижному Олегу очень знакомой. Кого-то напоминал важный "белый вождь". И его адъютанты тоже кого-то сильно напоминали, даже скрытые муравьиными личинами. Олег только пока не понимал, кого. Прозрение наступило очень скоро.
Вождь подступил вплотную. И Олег узнал его. А потом в голове зазвучал знакомый "голос":
"Ваше время истекло! Настало время наше! Мы преобразуем Мир по нашему подобию. В Мир придет Порядок и Единение. Не будет разнобоя и противоречия. Вся жизнь станет управляться из Единого Духовного Центра. Страдания и Боль исчезнут навсегда! Исчезнут сомнения. Планета обретет Гармонию. Жизнь и Смерть станут Единым Целым. Не об этом ли мечтало Человечество со дня его Создания? Но подлые "Создатели" обрекли его на Осознание своего ничтожества перед Вечностью. Мы разорвем эти узы. Каждый будет связан совсем другими Узами с каждым. И осознание индивидуальной кончины исчезнет навсегда. Все станут бессмертными. Общий Разум не исчезнет никогда. Исчезнет страх, исчезнет голод, исчезнут болезни -- главные враги человечества. Исчезнут духовные и физические страдания. И наконец, исчезнет "мысленный хаос". Ему на смену придет рациональный мыслепоток. Вечная Река Общего Разума станет насыщать миллиарды ручейков чистой, незамутненной водой Мирового сознания. Не будет ни злых, ни добрых. Эмоциям, чувствам, нервным срывам, переживаниям придет конец. На их место взойдет уверенное спокойствие. Завтрашний день сольется с сегодняшним в одно целое. В жизнь вольется Гармония и Порядок. Переведутся сумасшедшие, олигофрены, парализованные, слепо-глухо-неморожденные и прочие дегенераты. Отменятся деньги -- источник всех бед. Богатство и бедность потеряют свое значение. Дельцы, хапуги, мошенники, проходимцы, миллионщики, нищие, писатели, поэты, музыканты, художники и прочие человеческие архетипы пропадут без следа. О них никто не вспомнит, потому что исчезнут воспоминания -- людские муки и угрызения совести, бессмысленная "накрутка" прошлого и настоящего. Никакой религиозный дурман не растревожит сердца. Просто утешаться будет не от чего. Никакого потустороннего бытия не существует. Это всего лишь трансформация Духовного Центра на людское подсознание для конструирования подсознательных мыслеформ в период Мирового детерминизма -- ложного и субъективного. Людям нужна была психофизическая встряска перед Гармоническим Переворотом, который настал сегодня в этом материальном Измерении и который светлым очищающим потоком вымоет всю грязь прежнего Бытия. Настанет Бытие иное! Оплодотворения. Только нас нужна Великая Матка. И она здесь, в этом Доме. Мы ждем ее появления...".
Дверь внезапно открылась. И на пороге показалась Вера. Она пробежала под виноградным навесом и бросилась на белого вожака, держа в руке острый, похожий на скальпель кухонный нож. Но ударить им не успела. Струя едкой муравьиной кислоты брызнула ей в лицо. И Вера застыла, опустив руку с занесенным перед этим ножом. Позади замерли Мила и Лиза, тоже вооруженные ножами. Ножи со звоном упали на выложенную плиткой площадку перед домом.
Белый вождь неспешно приблизился к Вере и вдруг опустился перед ней на все шесть лап-ножек. И словно по команде всё стоячее муравьиное войско рухнуло ниц, приподняв вверх свои глянцевые удлиненные зады.
-- О, Великая Матка! -- прозвучал в голове Олега "голос" белого вождя. -- Ты станешь Праматерью Нового Бытия! Позволь поцеловать тебя в человеческую шею, чтобы преобразить твою Сущность согласно твоему Предназначению.
И белый вожак, перебирая всеми шестью лапами, быстро забрался по платью Веры и оказался у нее на плече. Его красные челюсти раздвинулись в каком-то злобно-похотливом оскале. И они жадно вонзились в тонкую женскую шею. Вожак, чмокая и прихлебывая, принялся сосать кровь. И на глазах лицо Веры стало меняться. Из белого оно стало темнеть, быстро покрываясь роговой оболочкой, пока не превратилось в темно-коричневую блестящую маску. И только широко открытые голубые глаза оставались человеческими. Но они неподвижно смотрели в одну точку и не моргали. В несколько секунд Вера превратилась в коричневую куклу с негнущимися руками и ногами.
Примеру своего вождя последовали два черных муравья, обратившие в темных кукол Милу и Лизу. А затем в глянцевых истуканов превратились Артур, Виталий, Илья и Михаил. Причем последние долго внутренне сопротивлялись превращению. Но яду в них было выпущено очень много, и в конце концов Илья и Михаил "сдались", тоже сделавшись глянцевыми "негативами".
Олега муравьи припасли "на десерт". Он был предназначен двум серым адъютантам белого вождя. И они со знанием дела приступил к своим обязанностям. С двух сторон быстро вползли Олегу на плечи. И замерли, сделав непонятную паузу, кровожадно двигая острыми челюстями. И Олег узнал их обоих: бывшего друга и "бывшего" сына, принявших образы муравьев в этом неведомом Мире, куда он неведомо как попал из своего измерения после их нападения в темном подъезде. Теперь они сидят у него на плечах. Сейчас они высосут у него кровь и пустят свой яд, чтобы он превратился в им подобного. Навсегда.
"Папочка, -- вдруг мысленно "произнес" муравей, сидящий на левом плече. -- Я тебя очень люблю, папочка. Но тебе вынесли Приговор, и я должен его исполнить. Я твой кармический палач. Так предначертано. Прости меня, папочка!". И после этого послышался звук, похожий на ехидный смешок.
"Ну, а я тебя без сантиментов укушу, -- "донеслось" с правого плеча. -- Ненавижу я тебя! И сына я твоего к себе потому притянул, чтоб тебе больнее стало. А теперь сбылась моя мечта! Один раз не получилось -- сейчас получится. Не будешь ты муравьем. Будешь ты беспамятной статуей. Памятником самому себе перед этим Домом. Не успел ты пожить в нем со своей женой. Она станет Великой Маткой нашего племени. Она размножит наш Род по всему Миру, во всех измерениях. Целуй его!" -- "крикнул" правый левому. Левый вцепился в "свою" щеку, правый -- в "свою".
Резкая ядовитая боль пронзила голову и растеклась по всему телу. Олег стал терять сознание, но последним отблеском зрения он увидел, как Веру подняли сотни муравьиных лап и понесли торжественно в сторону Снежной горы. Затем всё провалилось во тьму.
-8-
Он очнулся и несколько минут лежал в полутьме, не понимая, где находится. Потом стал постепенно приходить в себя, осознав, что вынырнул из сна -- ощутимо-реального с кошмарно-диким содержанием. Все события и детали, вплоть до чувственных ощущений, оставались в его памяти, словно это был и не сон вовсе.
Рядом кто-то лежал, тихо похрапывая. Олег протянул руку и дотронулся через одеяло до упругой теплой ноги. Вера спала рядом, как обычно свернувшись калачиком. От сердца еще больше отлегло. Но Олег начисто забыл, как он оказался в комнате Веры в церковном доме. Опять, наверное, "насосался" вместе с Ильей крепкого "Beera" у него в мастерской. Ведь этот "творческий процесс" происходил практически каждый день. Так и спиться недолго. Но ничего он уже поделать с собой не мог. Безысходность душила душу. И как ослабить эту удавку? Только попаданием на время в мир алкогольных "иллюзий". И тогда жизнь кажется не такой бессмысленной. Безжалостная петля судьбы уже не так сжимает горло. Тусклым огоньком снова мерцает лживая надежда. Может быть, не всё еще потеряно? Как у Константина Никольского:
От вопроса до ответа
Через пропасти невзгод.
По ветру иль против ветра,
То назад, а то вперед.
От истока до итога
То в довольстве, то в нужде.
То за богом, то от бога
Вслед блуждающей звезде....
...Сколько можно, Боже правый,
Убиваясь и горя,
Кто во имя, кто во славу
Все впустую, все зазря.
Понапрасну словом красным
Мы дела свои вершим.
Понапрасну пламень ясный
Во "спасение души"...
...В вечный путь, не зная срока
Сам себя благослови.
Есть же где-нибудь дорога
От любви к Любви?..
Олег эту дорогу искал всю жизнь. Пытался пройти по "торному" пути, но тот завел его в тупик, когда открылась "истина иная", где нет мира и прощенья, а есть слабая попытка утешения, сдобренная обильно жгучим перцем безжалостного осуждения и облечения. Так удобней объяснить высшую несправедливость Судьбы (Программы), внедренной в каждое живое существо со дня сотворения Мира. Каждый тащит свой "камень", только разной тяжести. Но результат всегда один. Смерть. И виртуальные "ужасы" загробного небытия. Страшилка для малограмотных "энергодоноров"-биоандроидов. Скота. Эмоциональными выбросами этого стада питаются энергетические паразиты. Особенно им нравится "скачивать" сексуальную энергию. Вся планета ею пронизана. Миллионы половых актов происходят каждую минуту по всей Земле. Каково! Такой выброс! И всё это заложено Творцом. Энерго-информационный Обман Вселенной. С какой целью?
Ты нашу душу в грязный ком вложил.
Ты в сад змею коварную впустил.
И ты же человеку -- осудитель?
Проси скорей, чтоб он тебя простил! --
писал еще тысячу лет назад Омар Хайям. Не дождемся! Лаборант перед подопытными крысами не извиняется за их гибель под ножом или от иглы его шприца. Он творит опыты. И в масштабах всех Вселенных творится "Великий эксперимент" -- дело совсем не чистое, прикрытое возвышенными словами о Любви, которой у "экспериментаторов" нет и в помине. Нас любят в качестве энергетического блюда. И только. Духовное приобщение к неведомому, незримому Богу полуживотного, физиологического, наделенного страстями -- иллюзия и лживый посул энерговампиров, которым одних только низких вибраций для насыщения недостаточно. Отрицательная энергетика должна разбавляться положительной. А ее у человека -- мизерное количество. Так мало радости в его короткой тяжелой жизни.
Вот и была выброшена плюсовая доминанта о Светлом, добром и любящим всё человечество Боге. И людям, чтобы быть достойным его Любви, нужно постоянно бороться в себе со своими страстями и желаниями -- злыми и необузданными. И в пример приводятся святые и мученики, наглядно совершающие свой духовный подвиг ради Веры в Божью Любовь. Но, естественно, уже на том Свете. В царствии Небесном. А здесь, на Земле, нужно безропотно, со смирением терпеть удары судьбы. А что же еще остается делать? Бунтовать против Бога, установившего такие Законы? Нелепо, бессмысленно воевать с Программой. И терпение -- самый рациональный шаг. Ведь ничего исправить нельзя! Так что молитесь и кайтесь в своих грехах. Спасайте свои души.
О, если бы так! Создатель рассчитал всё правильно. Кроме одного. Он дал человеку Разум. А аналитический ум всё подвергает Сомнению. Он видит множество черных дыр и белых пятен в схеме Мироздания, предложенной как постулат Человечеству. Как говорится, гладко было на бумаге... Недаром же умствование считается в Библии тоже грехом. Нужно просто верить в те глупые байки, навязанные людям свыше много веков назад. И потому в головах рациональных мыслителей еще в Древней Греции зародился так называемый "вульгарный атеизм", продолжателем которого стал "атеизм научный" -- основа марксистко-ленинской идеологии. Там никаким потусторонним силам места не было. Весь миропорядок объяснялся с точки зрения материалистических знаний того времени. И всё, что не входило в "прокрустово ложе" диалектического материализма, отвергалось как шарлатанство и обман.
Но не всё так просто и с той и с другой стороны. Высшие существа, управляющие Мирами, несомненно существуют. Но они не имеют ничего общего с человеческими представлениями о них. Там другая структура мышления. Да и мышление ли это вообще? И есть ли индивидуальный божественный Разум, пекущийся о Равновесии Вселенной и любящий своих "детей" на одухотворенных планетах? "Детки в клетках" кармической безысходности. "Лаборант наслаждается опытом". Он "любит" своих "выродков", как мясник стадо коров. И это совместная охлостическая жажда насыщения. Единого Бога нет! Есть коллективный астрально-паразитический субстрат, черпающий духовную энергию на им же сотворенных землях. Но иногда он уничтожает собственные "пастбища", когда их духовный уровень зашкаливает за диаптонический ряд, превращаясь в хроматическую аберрацию "свободной воли", без которой колебания энерго-информационного поля превратятся в бессмысленный поток конвергентных вибраций. Потому и исчезают галактики в воронках "черных дыр", чтобы последующим выбросом сгустка концентрированной энергии компенсировать голод ненасытных вампиров. Так поддерживается баланс добра и зла. Света и тьмы.
...Но жизни на свете чуть больше, чем смерти,
И света на свете чуть больше, чем тьмы... (А. Макаревич)
В этом и парадокс Бытия. Жизнь и свет должны всегда на "полкорпуса" опережать смерть и тьму. Иначе наступит Вселенский хаос, за которым всеобщая материально-духовная аннигиляция -- уничтожение всех форм существования материи. Апокалипсис. Антропия.
Олег мотнул головой: придет же в нее такое! Рядом тихо лежала, видно, проснувшаяся Вера. Он вспомнил, как во сне она на его глазах превращалась в хитиновую матку гигантских муравьев. Аж передернуло. Но он отогнал это ощущение. А когда Вера, словно в полусне, обняла его и стала целовать в небритую щеку, чувства перелились в естественное человеческое русло. Желание выплеснулось фонтаном, напряженным и томительным в предвкушении наслаждения. Олег ответил на поцелуи Веры. Их губы нашли друг друга и уже не могли оторваться. Олег поднял короткую комбинацию, под которой трепетало манящее женское тело, за двадцать лет совместной жизни известное ему до мелочей. Но всё повторялось, как в первый раз, тогда, на берегу вечернего озерца. Он словно заново переживал те сладостные порывы, в который раз овладевая любимой женщиной. И не было при этом пресыщения, не было монотонной привычной пустоты половых отношений, как у большинства супругов, проживших вместе много лет. Сорокапятилетняя Вера осталась такой же страстной и порывисто-нежной. Время ее не изменило. Почти.
Они бурно закончили вместе и улеглись рядом, шепча друг другу ласковые слова. Так должно продолжаться бесконечно долго. Тысячи лет. Ведь нельзя же по-другому! Нельзя стареть и умирать в страшных физиологических мучениях. Как умирала мать Мария. Она лежала в соседней комнате уже целый месяц, тихо, не проронив ни стона, но Вера ухаживала за ней как истинная дочь, не брезгуя ничем. Олег же был очень брезглив. Он понимал свою человеческую ущербность, но ничего не мог поделать с собой. Внезапная болезнь матушки Марии потрясла его и в то же время утвердила в правоте непреложных выводов, в которых он не желал убеждаться. Вся его сущность отвергала реалии бестелесного бытия, где ежедневно он жил почти шестьдесят лет, потеряв связь со временем и пространством. Дни, месяцы, годы текли бесконечным, беспамятным потоком, оставляя в голове только искорки, очень похожие одна на другую. Десять лет с начала нового века Олег почти не запомнил. Они слились в его сознании в единый круговорот однообразных дней. И только тяжелая болезнь тещи проделала в этом беспамятстве черную жгучую дыру.
Мария слегла неожиданно, просто не поднявшись утром с кровати. Она лежала неподвижно, глядя на портрет Евгения Преображенского, своего мужа, висящий напротив изголовья их семейного ложа. Когда Вера, обеспокоенная непоявлением матери, вошла в спальню, матушка, не глядя на нее, тихо прошептала:
-- Он зовет меня. Я увидела его во сне. Он улыбался...
И Мария стала увядать. Тихо, день за днем. Она почти ничего не ела и не пила и молчала, не отрываясь смотрела на автопортрет отца Евгения, нарисованный им за год до своей смерти. Ее губы улыбались.
Отец Петр, ее сын, соборовал свою мать уже два раза за этот месяц, нарушая все правила таинства. Матушка Мария "усыхала" с каждым днем. И только тихо, еле слышно бормотала одними губами молитвы. Увидев впервые это скорбное зрелище, Олег понял: дни Маши сочтены. А ведь она всего на три года старше Олега. Но там, в другом "световом измерении" время жизни каждого измерено заранее, еще до рождения. "Каждому свое" -- так, кажется, была начертана фраза на воротах "Бухенвальда". Духовный концлагерь работает беспрерывно. Каждому -- своя судьба. Своя смерть. И увильнуть от нее невозможно. Комбайн уничтожения косит бескрайнее поле жизни, собирая жатву для концлагерных "божественных" закромов.
Спи, мой мальчик, баю-бай!
Приближается комбайн.
Словно на поляне траву,
Косит он людей исправно.
Косит слева, косит справа:
Виноватых косит, правых,
И со славой, и без славы.
Будь ты золотарь, философ --
У комбайна сто вопросов.
Философские вопросы
Разрешаются так просто.
Попадешь под наш резак --
Подыхаешь просто так.
На бескрайнем звездном поле
По бездушной чьей-то воле
И холодного ума,
Где едины свет и тьма,
Вон ползет палач-комбайн.
Спи, мой мальчик, баю-бай!
Вера встала с кровати раньше Олега, который призрачно забылся в утренней послесексуальной дреме. Она пошла к больной матери, что происходило каждый день ранним утром. Пока Вера была на работе, за Машей следил Петр. Они никогда не оставалась без надзора. Не участвовал в этом только Олег, да его никто и не просил. Но что-то сосало душу. Возможно, недалекое будущее. Вдруг с ним случится то же самое? У тех мелких чинов "ангельских" не заржавеет. По "программному обеспечению", так сказать.
Он еще повалялся в постели с полчаса и наконец выбрался из нее. Протопал в тапочках на кухню, где Вера уже приготовила завтрак для него и Стасика. Тот вышел из своей комнаты в одних трусах. Высокий худой акселерат с почему-то стриженной наголо головой, хотя до того он носил довольно длинный "ежик-ирокез". Вид у Стаса был грустно-подавленный. Отец обеспокоенно взглянул на сына. Тот плюхнулся на стул и горестно вздохнул.
-- Что с тобой? -- участливо спросил Олег.
-- Ты что, не помнишь? -- выдохнул Стас. -- В армию меня завтра забирают. -- И добавил удрученно: -- На целый год.
Об этом Олег забыл напрочь. Но всё же нашелся, что сказать:
-- Как же без тебя компьютер?
-- Не нужно издеваться, -- горестно проговорил Стас.
-- На годок развеешься, -- резюмировал отец.
Но в душе Олегу сына было жалко. Совсем он не приспособлен к жизни. Ну, а к казарменной, солдатской -- тем более. Дедовщина еще не изжила себя, хоть и служат сейчас один год. Но уголовно-лагерные резонансы еще вибрируют повсюду. А уж в Армии -- тем более. "Школа жизни", обучающая убийству. И так на протяжении веков шла практически беспрерывная война на этой горемычной планете. Погибали в ней тысячи молодых мужчин и ни в чем не повинных стариков, женщин и детей. И всё это считается судьбой, роком, неизбежностью человеческого существования. Жизнь -- хрупкая ниточка, которую легко перерезать чем угодно. Игры недоброй воли затеяны на Земле и проходят во Вселенной. И им нет оправдания. А игроки и судьи продолжают свой матч, свои соревнования. Им наплевать на жалкие колонии микробов и инфузорий, разбросанные по бескрайнему и безбрежному полю Материи и Времени. У них другая система координат. У них свои забавы -- расчетливые, холодные и безжалостные. Они существуют по другим Законам, не имеющим ничего общего с человеческим Бытием. Но их военные игры с разумными существами во Вселенной продолжаются уже миллионы лет, и нет им конца. Стасик завтра станет конкретным участником этих игр на земном уровне. Дай Бог, чтобы всё обошлось. В их гейме сейчас почти нет войн. Но надолго ли?
-9-
Мелодично забренчал мобильник. Олег приложил его к уху и услышал знакомый голос Артура Горжецкого:
-- Меня выписали из больницы. Я еду к тебе. А ты где? В квартире или у супруги?
-- Я на Горе, -- уточнил Олег, -- жду тебя у Храма.
-- Скоро буду, -- завершил разговор Артур и дал отбой.
Стасик понурив голову отправился к себе в комнату на последний и решающий гейм. Появилась слегка разомлевшая после секса Вера. Поцеловала Олега в щеку и спустилась по лестнице вниз в комнату к матери. Олег достал из холодильника тарелку с котлетами и без аппетита съел несколько штук, запив их остывшим чаем из чайника, стоявшего на газовой плите. Подошел к зеркалу возле умывальника. Из зеркала на него хмуро взглянула покрытая седой щетиной мрачная физиономия дядьки "переходного возраста" с морщинами возле глаз. "Где тот мальчик ангельски красивый, Где тот светлый юноша-поэт?" -- вспомнилось Олегу собственное стихотворение шестилетней давности. Что же с этим лицом будет еще лет через шесть?
Зажужжала электробритва, вгрызаясь в частокол седой щетины. Потом в ход пошла зубная щетка, вспенившая пасту на еще "своих" зубах. Но очень скоро они выпадут. Он стоял на пороге. А за ним дверь. В безысходную старость и неизбежную смерть. А умирать почему-то не хотелось. Никому, между прочим. А когда вокруг бушует цветущий май...
Олег оделся и спустился по лестнице вниз. И как раз из комнаты матери вышла Вера. Он обнял жену, и она поцеловала его в губы, слегка закружив сознание. Олег ответил на поцелуй, прижав Веру к себе. И тут же отстранившись, предвосхищая возбуждение. Вера и через двадцать лет всё еще манила его своим неведомым соблазном, заложенным теми самыми незримыми силами, что "движут звезды и светила". Соблазном ежедневных новых открытий страниц "Книги Жизни", где написаны огненные строки Человеческой Любви. Миллиарды страниц!
За порогом цвел вишневый сад, посаженный вдоль дальнего забора церковного двора. Светило яркое, теплое, но еще не жгучее солнышко. На клумбе с тюльпанами, нарциссами и незабудками уже кое-где желтели своими солнечными шевелюрами вездесущие одуванчики. Из ворот храма вышел отец Петр, только что отслуживший заутреню. Родственники обменялись дружескими рукопожатиями.
-- Как настроение? -- спросил Петр, пряча в усах улыбку.
-- Весеннее, -- как можно бодрее произнес Олег, но полуулыбку своего шурина всё же уловил. Что бы она могла значить?
-- Голова не болит? -- уже без тени улыбки спросил Петр.
-- Да вроде голова пока цела, -- попытался сострить Олег. Но у него это как-то не получилось.
-- Ничего не помнишь? -- снова спросил Петр.
Олег недоуменно мотнул головой.
-- Мы тебя с Михаилом вчера ночью на скамеечке за Храмом нашли. Сидел ты неподвижно и смотрел в одну точку. Пошел с нами, как околдованный, еле ногами переступал. Вера очень испугалась. Я молебен над тобой служил. С Трисвятым [молитва "Святый Боже..."]. А ты упал на кровать и заснул беспробудно. Захрипел даже. Ну, слава Богу, вроде с тобой всё в порядке. -- И Петр трижды перекрестился.
"Вот так номер, -- подумал Олег. -- Что же это произошло со мной такое? Неужели так назюзюкался, что впал в беспамятство? Но ведь видел же сон про муравьиную атаку. Но Дом в другом измерении. Не связано ли одно с другим? Вполне".
-- Спасибо, -- вслух сказал Олег Петру и снова пожал ему руку.
-- Всё по милости Господней, -- произнес в ответ Петр и осенил Олега знамением.
За воротами его уже ждал Артур. Он похудел и отрастил лохматую седую шевелюру. Но выбрит был гладко. Друзья дружески обнялись. Еще бы: больше месяца не виделись. Олег соскучился по Артуру. Ведь в палату к нему его не пускали, ссылаясь на тяжелое состояние больного. Но теперь Артур вроде бы выздоровел.
-- Ну, как ты? -- спросил после объятий Олег.
-- Сносно, -- пожал плечами Артур и грустно улыбнулся.
-- Тогда, может, пойдем пройдемся по местам "боевой славы"? -- "остроумно" предложил Олег.
-- И то верно, -- согласился Артур. -- Давно я на Горе не был.
Они двинулись по асфальтовой дорожке в сторону Братской могилы. И тут раздались бравурные звуки духового оркестра. Оркестр играл "Прощание славянки". По этому маршу Олег догадался, какой сегодня день.
У памятника уже стояли несколько ветеранов с орденами и медалями на груди. Тут же, у Вечного огня, замер караул из детской организации "Радуга", но с красными пионерскими галстуками на шеях.
К микрофону подошел представитель городской администрации, заместитель главы. Сам глава митинговал на центральной могиле, рядом с площадью без памятника вождю.
Заместитель отрепетировано говорил о великом подвиге советского народа во время Отечественной войны. О страшных, невосполнимых потерях. О вечной памяти и славе погибшим в те страшные года. Ветераны склонили седые головы. На их глазах сверкали слезы. Их можно было понять. Они были так же обмануты, как и весь остальной советский народ. Ох, не к той войне готовился усатый "батька-батоне". Хотел он подмять под себя Европу, вскормив и выпестовав "бесноватого фюрера". Жаждал он "Мировой революции", мирового господства: растил агрессора, чтобы затем стать "Освободителем". И потому танки на резиновом ходу поставили на массовый поток, чтобы по германским автобанам мчаться для захвата опорных пунктов. Самолеты-штурмовики, бесполезные для воздушных боев, штамповали, словно пироги. миллионы парашютистов были подготовлены для высадки на вражеской территории. В 1939 году была разработана оборонительная "Линия Сталина". Поперек ее проложены рельсы, и тайно шли поезда с танками и орудиями ближе к общей границе с Германией. Польша была уничтожены как государство. Тысячи польских офицеров безжалостно расстреляны в Катыне НКВД. И последними жертвами этого преступления, словно циничный апофеоз "высших сил", стала гибель под Смоленском в апреле польского государственного лайнера, на котором почти всё руководство страны летело на 70-летнее поминовение офицеров. Погиб президент Качинский.
Олег и Артур стояли неподалеку от торжественного мероприятия. Грусть свербила душу. Поколение отцов попало в такую чудовищную мясорубку, с таким выбросом психофизической энергии, которую эта банда энерговампиров переваривает до сих пор, дав человечеству передохнуть. Но сколько продлится этот "отдых"? И когда на Землю снова польются потоки энергофекалий? Чтобы опять превратиться в людскую кровь...
По другую сторону от Вечного огня, рядом с группой ветеранов роилась еще одна немногочисленная компания -- в основном пожилого люда. В центре возвышалась более молодая пузато-мордастая фигура, держащая в руках красный серпасто-молоткастый флаг. Физиономия Ульяна Вшивцева казалась высокомерно-непроницательной. Но когда он увидел стоящего напротив Олега, ее исказила гримаса злобы и ненависти. Он чуть не выронил свой красный флаг, но потом взял себя в руки и демонстративно отвернулся.
В это время, после завершения торжественной части, к микрофону старческой походкой подошел известный в городе самодеятельный автор-исполнитель Викентий Фасонов. Ему уже было за 80 лет, но бодрости духа он еще не потерял, исполняя свои песни под баян почти на всех торжественных мероприятиях, да и просто в школах, перед учениками. Сейчас Викентий Фасонов решил прочитать стихи. И хриплым, дребезжащим голосом выдал опус:
Мелькают заморские вывески,
Где было лишь слово "Продмаг".
Там словно колбасные прииски...
И там затаился наш враг.
Не мог он военною силою
Сломать нашу славную жизнь.
Теперь же жратвою постылою
Толкает уверенно вниз,
Чтоб мы одурели от сытости,
Забыли про наш идеал
И в этой пузатой забытости
Прогадили весь Арсенал,
Который мы, млея от голода,
Точили в холодном цеху.
Мы были тогда очень молоды,
И вождь нас любил наверху.
Тогда ведь голодными массами
Мы всех одолели врагов.
Неужто, зажравшись колбасами,
Сдадим мы "Основы основ"?
Ветераны нестройно захлопали старческими руками. Представитель администрации для порядка пару раз соединил все свои пальцы, как-то искоса посмотрев на Викентия Фасонова. Со стороны ком.ячейки раздались бурные аплодисменты. Особенно старался Ульян Вшивцев, наверняка отбивший ладони при такой силе и частоте физических ударов своих ручищ.
-- Браво! -- орал он, словно перед ним выступал сам Маяковский в расцвете своей славы. -- Не сдадим! Голод или смерть! -- надрывался Ульян.
Викентий Фасонов скромно поклонился коммунистам и вдруг поднял вверх кулак в "рот-фронтовском" приветствии. Этот жест вызвал новый прилив восторга коммуняк. Они в едином порыве бросились к Викентию, подняли его на руки и стали качать. Но, не рассчитав амплитуду колебания, упустили при падении кумира. Фасонов рухнул на асфальт. Но убился несильно. И тут же поднялся на свои трясущиеся ноги. Его окружили с десяток соратников.
-- Мы победим, -- с трудом прошептал поэт и осел на руках партактива, испустив поэтический дух. Вшивцев держал на коленях его буйную лысую голову. Пора было вызывать скорую помощь, чтобы зафиксировать смерть поэта, спевшего свою "лебединую песню".
Но тут на трагической сцене Братской могилы появились новые и совершенно неожиданные персонажи. По аллее, тарахтя и стреляя старым изношенным мотором, катил черный мотоцикл с коляской, оседланный тремя мотоциклистами в пыльных "шлемах". Шлемы представляли собой стилизованные немецкие каски с рожками и грубо намалеванными свастиками на неровных белых кружках. Мотоциклисты были одеты в черную "охранную униформу" с витыми серебристыми погонами и двумя молниями в петлицах. Рукава мундиров украшали красные повязки со знакомым всем сакральным символом "противосоль". Лица "эсесовского патруля" скрывали резиновые морды противогазов. На шеях висели автоматы МР-39-40. Рукава черных мундиров были садистски засучены до локтей.
Мотоцикл лихо, с визгом шин развернулся перед клумбой с расцветшими тюльпанами и нарциссами. "Эсесовцы" вскочили со своих мест и, сжав в руках автоматы, грозно двинулись на трагический митинг.
-- Хенде хох! -- заорали они дружно противогазно-хриплыми голосами. Ветераны все как один задрали вверх трясущиеся от старости и страха руки. Представитель администрации поспешно отступил за памятник, вытащив из кармана мобильник. Оркестр исчез без звука, словно растворился. Радужные пионеры, побросав венки для возложения, испуганно сбились в кучу вокруг своей вожатой.
Коммунисты, удрученные скоропостижной смертью своего великого поэта, поначалу на выкрик "фашистов" не отреагировали. Но когда усекли весь "карательный камуфляж", стали медленно расползаться в разные стороны. Но грозный взмах немецкого ствола заставил их снова "сплотить ряды" над красным стягом, который валялся возле бездыханного тела Викентия Фасонова. Рядом стоял на коленях Ульян Вшивцев, скинув с них голову усопшего поэта. В глазах Ульяна трепетало недоумение, слитое с испугом. Видно, он поначалу ничего не понимал. Но сообразил достаточно быстро. Он вскочил с коленей на полную ступню. Встал во фрунт, хлопнув каблуками своих ботинок. Правая рука его резко выбросилась вперед-вверх. Глаза выпучились в подобострастном "съедении начальства".
-- Хайль Нитлер! -- заорал во всю глотку Ульян. "Фашисты" едва от неожиданности не оборонили свои пластмассовые автоматы.
А что они были не настоящие, Олег понял почти сразу. Да и весь этот "эсесовский фарс" он раскусил очень быстро, что подтвердилось через несколько минут, когда "гитлеровцы" сбросили с голов рогатые каски и с радостным криком: "Мы пошутили!" -- стали стаскивать противогазы. Но всей присутствующей публике вместо человеческих лиц вдруг представились лупоглазые, усатые черные рыла трех громадных муравьев.
Всех присутствующих охватил еще один шок. Да и Олега с Артуром, признаться, тоже. Что за нелепый маскарад? И какова его цель? Шутка? Хороши шуточки! Но голоса этих муравьеобразных шутников уж очень знакомы. Во всяком случае, Олегу один: среднего "насекомого", самого высокого и с уже заметным брюшком под черным мундиром.
-- Ах вы, гады! -- вдруг раздался за спиной громоподобный голос. Олег и Артур оглянулись. Громадный бородатый дьякон Михаил Шухровской в полном одеянии, оттолкнув плечами друзей, бросился на "муравьев"-"фашистов". Те, раскидав автоматы, каски и противогазы, дали стрекача, позабыв про свой мотоцикл. У "муравья" из люльки со спины оказался приличный женский зад.
-- Наши! -- узнаваемо-горестно выдохнул Артур.
Олег тут же тоже сообразил, кем была эта ряженая троица, устроившая нелепое шоу в такой торжественно-скорбный день. Под муравьиными масками прятались лица их детей...
-10-
Все сидели за столом в гостиной, хотя можно было бы собраться в дальнем углу церковного двора, под цветущими вишнями. Но отец Петр посчитал это слишком демонстративным и неэтичным. Привлечет ненужное внимание прихожан. Хотя проводы в армию, даже и из "поповской" семьи, не должны были бы вызывать каких-то негативных эмоций у жителей окрестных домов. К тому же стоял уже поздний майский вечер. Но настоятель не стал рисковать. Мало ли, кто что подумает. Репутацию нужно сохранять и беречь. И потому собрались в гостиной, на втором этаже дома. Окна были растворены нараспашку. Под светильником у лампы бились ночные бабочки. В саду пели соловьи.
За большим столом собралась вся "честная компания". Кроме отца, матери и дяди провожаемого Стаса, сидел дуэт его "комптовов" и пожилой, проверенный годами состав близких друзей: дьякон Михаил с Лизой, живописец Илья с Милой и одинокие Артур и Виталий. Виталий Щитков, правда, был со своей неразлучной Гитарой. Но она пока молчала, стоя вертикально на отдельном, "почетном" стуле. Ее черед еще настанет.
А пока наливали, чокались и выпивали за успешную службу призывника, который сидел во главе стола, понурив стриженую голову. По краям от него так же невесело притулились двое его "согеймиков" возрастом помоложе и волосами подлиннее. Видно по всему, Стас у них был "главным гуру" и они искренне скорбели по потере командира в своих компьютерных баталиях. И они выпили всего по бокалу "золотого терпкого вина". Старшее же поколение, исключая Артура, Михаила и женщин, было уже изрядно навеселе. Собственно "веселились" только трое: Олег, Илья и Виталий, подливая себе каждый на свое усмотрение -- кто водки, кто вина.
Отец Петр пригублял из своего бокала "Кагор" и молчал, поглаживая небольшую, уже кое-где седеющую бородку. Никаких напутственных слов он племяннику не говорил, только иногда пристально, с прищуром поглядывал на него и чему-то грустно улыбался сквозь усы. И был еще более похож на своего отца -- Геннадия Антитипова-Преображенского.
В самый разгар "веселья", когда Виталий Щитков уже выдал несколько аккордов на своей любимице гитаре, дверь в гостиную вдруг резко распахнулась и на пороге появился человек, при виде которого у Олега, даже в подпитии, перехватило дыхание. Все присутствующие тоже повернули головы в сторону незваного гостя. Гитара Виталия захлебнулась и смолкла на дребезжащей ноте.
На пороге гостиной стоял Андрей со своей чуть ехидной улыбочкой на губах.
-- Можно? -- проговорил он сквозь зубы и сделал шаг вперед.
Ну не прогонять же сына, хотя даже то, что он учудил утром на Братской могиле с Кристиной и Иваном, вполне заслужило не только выдворения за дверь. И наверняка "шутников" разыскивают "органы". Такое даже сейчас с рук не сходит. А тут "главарь" "эсесовской" тройки, вместо того чтобы прятаться по подвалам и чердакам, вдруг появляется на проводах своего сводного брата. С какой целью? Подозрение вкралось в душу Олега.
-- Я хочу с братом познакомиться. Перед его службой, -- проговорил Андрей и практически без приглашения пересек гостиную и пожал руку Стасу. Тот смущенно заулыбался. О старшем сводном брате он был наслышан от отца, да и от матери тоже. Но увидел он его впервые.
Вера принесла стул, поставила на стол тарелку, вилку и бокал. Андрей уселся рядом с братом. Налил в бокал красного вина и поднял его над головой.
-- За службу моего брата на благо нашей цивилизации! -- провозгласил он какой-то не вполне понятный тост. И выпил до дна бокал. Но вдруг закашлялся, и последний глоток вина выплеснулся наружу, окрасив светлую рубашку под черной кожаной курткой. И тут же он сам покраснел от смущения.
Вера принялась стирать вино бумажной салфеткой. Андрей стал совсем багровым. Все сидевшие за столом -- кто пристально, кто искоса -- наблюдали за этим эпизодом. Наконец он был исчерпан. Лицо Андрея приняло свой естественный цвет. Бокал снова наполнился вином. На этот раз белым. И Андрей послал его вдогонку: видно, чтобы внутренне разрядить свой казус. Ситуация как бы замялась. Андрей сидел рядом со Стасом и что-то настойчиво шептал ему на ухо. Стас согласно кивал головой. Судя по всему, братья нашли общий язык. Олега это очень насторожило, зная специфику мировоззрения Андрея. Только что он наушничал?
Снова заиграла гитара Виталия Щиткова. Захмелевшие провожающие подхватили песню Андрея Макаревича:
Ты помнишь, как давно отцвел наш вешний сад,
Как много утекло воды?
И пусть жлобы твердят, что нет пути назад, --
Я к саду отыщу следы.
Ты помнишь, яблони горели белизной,
Склоняя к нам свои цветы.
Всё в том саду дышало негой и весной,
А вот теперь весне кранты.
Пусть говорят, что это уходит вместе с летом,
Пусть осень гонит тучи, ну и пусть!
Я знаю, что однажды, а может быть, и дважды
Я в этот сад украдкою вернусь.
И я пройду один тропою меж дерев
И вспомню тот весенний рай.
А после соберу с земли, романс допев,
Слегка подгнивший урожай...
Молодежь от такой музыки была далека, и "товы" Стаса явно скучали, поглядывая по сторонам. Им было всё равно, что за окнами бушует тот "весенний рай". Они никакого умиления и ностальгии не испытывали, в отличие от старшего поколения. Их весна жизни осталась далеко в прошлом. А прошлое вернуть нельзя, как бы иногда ни хотелось. И как банально это бы ни звучало.
Во время общего застольного пения Олег искоса поглядывал на своих сыновей. Те о чем-то оживленно перешептывались. Активность проявлял Андрей. Он что-то почти беспрерывно бубнил на ухо Стасу. Тот согласно кивал головой. Когда песня закончилась, братья как по команде встали.
-- Мы пойдем во двор, покурим, -- заявил Андрей и первым исчез за дверью гостиной. Стас поспешил вслед, махнув, словно на прощанье, рукой.
У Олега екнуло сердце. Стас-то ведь не курил. Но от дальнейших размышлений его отвлекли новые аккорды гитары Виталия Щиткова. Они выдали прелюдию песни на стихи Олега. И автор подтянул ее:
Тихий, теплый майский вечер!
Бархат неба, шелк берез.
Словно нитями, расцвечен
Золотым сияньем звезд.
Соловей защелкал где-то,
Разбудив немую тьму.
Песню нежную на лето
Захотелось спеть ему.
Эхом трель трепещет в чаще
Темно-шелковых берез.
И то медленней, то чаще
Блещут нити ярких звезд.
Одна песня сменяла другую. Олег впал в музыкальный экстаз. Первой опомнилась Вера.
-- Что-то наших курильщиков давно нет, -- обеспокоенно проговорила она.
-- Может, обсуждают какие-нибудь семейные проблемы, -- предположил Артур Горжецкий. Но в голосе его не было уверенности.
-- Я пойду посмотрю, где они, -- сказал, вставая из-за стола, отец Петр. С ним вместе поднялись и друзья Стаса и Михаил. Все они скрылись за дверью.
У Олега вновь нехорошо сжалось сердце, и он, ничего не говоря друзьям и жене, поспешил в церковный двор. Двор был наполнен соловьиными трелями. Соловьи засели в кустах сирени.
Олег стоял посередине, рядом с церковью, оглядываясь по сторонам. Вокруг никого не было видно. Куда все они подевались? И курящие, и за ними ходящие. Впрочем, юмор здесь неуместен. Не до юмора сейчас. Ситуация принимает какой-то непонятный, но очень серьезный оборот. Как поздно Олег сообразил, зачем приходил Андрей! Вернее, за кем. За братом.
Кто-то сзади дико сжал Олега за локоть. Голос Веры сдавленно прошептал почти на ухо:
-- Где они? -- Она, видимо, тоже догадалась. Олег только пожал плечами.
Позади стояла вся компания провожающих. Только вот куда они проводили Стаса?
На церковный двор через калитку вошли четыре темные фигуры. Отец Петр подошел вплотную.
-- Их нигде нет, -- произнес он чуть сдавленно.
-- Может, гулять в парк пошли? -- предположил Илья Кротов. -- Скоро вернутся. Куда они денутся?
Все согласились с этой логичной фразой. Куда они денутся? На этом и порешили, возвратившись в дом, за стол. Только не было прежнего настроя. Виталий даже не взял в руки гитару. Все тихо переговаривались, прислушиваясь к шагам, которые вот-вот послышатся на лестничных ступенях. Но ступени так и не заскрипели. До самого утра. И тогда всем стало ясно, что братья не вернутся вместе никогда. Старший увел куда-то младшего. Куда?
-11-
Он выбрался из тьмы на свет. Вдохнул полной грудью воздух и огляделся по сторонам. Он стоял на лугу, заросшем лопухами и крапивой, скрывающими полусгнившие останки деревянных крестов. Он вылез наружу из-под одного такого креста, на котором была привинчена ржавая металлическая табличка с выбитой надписью: "Олег Гунин (поэт)". И две даты через черточку. Крест вот-вот должен был рассыпаться в труху. Но пока еще стоял. Рядом притулился крестик с надписью: "Вера Гунина" -- и тоже две даты. Вера пережила его на десять лет.
Олег посмотрел на свое ожившее тело. Оно было молодым и совершенно голым. Возникла мысль: зачем его вернули? Одного. И надолго ли?
Рядом стояла Усыпальница. Вернее, то, что от нее осталось. Купол с крестом рухнул внутрь. Сохранились только каменные полукруглые стены. Никакой чугунной ограды, никаких железных дверей. Значит, много лет прошло. Очень много.
Олег ничего не помнил: ни свой предсмертный час, ни пребывание в загробном мире. Стерли почему-то эту память. Почему? Но раздумывать над этим не приходилось. Нужно было что-то делать. Куда-то идти. Куда? И зачем? Его закинули в будущее. Для чего? Совершенно голого. Чтобы что-то показать? Да, в общем-то, и так всё понятно. Заросшее кладбище, развалившаяся Усыпальница. Вокруг заросли кустов и деревьев дремучего вида, сквозь листву которых еле пробивались солнечные лучи. Хотя день, судя по всему, стоял летний и жаркий. Нужно было куда-то идти, по задумке "высших" паразитических сил, совершивших это странное "чудо оживления". Но в "костюме Адама"? Чувство стыда, главный признак "Греха", еще не покинуло воскресшего. Но как же ему экипироваться для "выхода в свет"? Да так же, беря пример с первой сотворенной пары.
Олег обломал четыре громадных листа от ближайшего лопуха, продел сквозь них длинный стебель вьюна, увенчанный розовыми цветами-колокольчиками, и привязал всю библейскую конструкцию к своему голому торсу. Адам получился стопроцентный. И тут его сжала тоска по Вере. Встретились ли они там, за гранью Бытия? Или, словно призрачные тени, не узнали друг друга? Эти паскудники "засветили пленку". Они вытворяют, что хотят, вернее, что им "сбрасывают" их более высокие чины, так называемые "духовные олигархи". И астральная мелочь не церемонится, ведь нет у нее никаких чувств, эмоций, ни стыда ни совести. Один только голый, безжалостный энерго-информационный паразитизм, прикрытий фиговым листочком надежды, любви и веры в Высшую Справедливость, которой нет и в помине. Как говорится, "безнадега-точка-ру". Компьютер, одним словом.
Перекрестившись на развалины Усыпальницы, Олег стал пробираться с кладбища сквозь заросли лопухов и крапивы. Крапива жгла безжалостно, оставляя на голом теле горящие полосы и пятна. Это было почти невыносимо. Почти. Но он всё же прорвался на широкую дорожку, которая при жизни Олега являлась парковой аллеей. Сейчас она тоже заросла лопухами и крапивой. Но по ней хотя бы можно идти. И Олег пошел. В сторону площадки, где в его время парковались маршрутные такси "ГАЗели" и все окрестности пестрели от пластмассовых бутылок и чипсовых упаковок. Народ тогда гулял, не заморачиваясь на санитарные нормы. И судя по всему, он за это жестоко поплатился. По площадке, заросшей бурьяном, ползали громадные черные муравьи. А вокруг стояли Небоскребы. Нет, не те, из стекла и бетона, а высоченные кучи, собранные из веток, листьев, земли и сосновых иголок. Муравьиные кучи невиданных размеров. Многоярусные спиралевидные жилища новых хозяев Земли. Их полуметровые жители в неведомой суете носились по этим циклопическим сооружениям. У них существовала какая-то цель. Они излучали какую-то энергию. И кто ею сейчас питался?
Олег остановился в кустах на краю площадки. Снующие вокруг муравьи не обращали на него никакого внимания. Все, кроме одного -- в отличие от них, матово-белого цвета. Это насекомое было окружено десятком его сородичей серого, коричневого и красного цветов хитиновых оболочек. Они, видно, составляли свиту и охрану белого муравья. Вся эта компания шла прямо на Олега, хотя он был скрыт кустарником. В голове раздался голос:
"С успешным возвращением. Мы ждали тебя. Нам сообщили дату твоего воскрешения".
-- Что вам нужно? -- воскликнул вслух Олег. Приемами телепатического контакта он так и не овладел. Да и не хотел, откровенно говоря.
"Мы хотим предложить тебе -- Жизнь! И жизнь Вечную!".
-- За что же такая милость? -- Олег не мог сдержать сарказма.
"Условия обсудим в Хаме", -- картаво промыслил белый вождь. А может, он и не скартавил?
Всё муравьиное представительство подошло вплотную к стоящему за кустами голому Олегу. Белый вожак уставился на него пустыми фасеточными глазами. Олег увидел в них свое многочисленное отражение. И ужаснулся. Было, от чего. На молодом теле в сотнях копий "красовалась" голова дряхлого старца с седыми спутанными волосами. Вот так чудо оживления! И здесь, мерзавцы, поизгалялись. Со своеобразным "чувством юмора" они. Или с какой-то неведомой сверхзадачей. Поди разберись! Но что такое несоответствие неслучайно -- ясное дело.
"Тебе вернут молодое лицо, -- "проговорил" белый вожак, -- только если ты согласишься на наши условия".
-- На какие? -- пробормотал старик Олег. И сотни его двойников бесшумно повторили вопрос старческими губами.
"Идем с нами в Хам", -- махнул лапкой белый Вождь, поворачиваясь в полупрофиль.
Олег вышел из кустов. Свита белого Вождя расступилась перед ним. Три серых муравья отпрянули в стороны. Особенно поспешно отскочили двое с черно-коричневым отливом. Они чем-то были похожи друг на друга, словно братья. На это Олег почему-то обратил внимание. Третий, более крупный, имел какой-то темно-багровый оттенок на глянцевой роговице своего хитинового тела. Он как-то недобро взглянул на Олега. Или тому это только показалось? Но всё же он уже где-то видел всю эту муравьиную ораву во главе с Белым Вождем. В каком-то сне -- в прошлой жизни. Или это был не сон?..
"Сегодня "Ежегодный день отлета", -- между тем сообщил белый вождь. -- Мы заселили почти всю Землю. Остались лишь малые уголки, а затем Путь в бесконечный Космос для покорения новых Звездных систем. Нас -- триллиарды! Нам необходимо "Жизненное пространство". Земля стала нам мала. Мы должны отправить во Вселенский Полет нашу Великую Матку, чтобы она отложила яйца в почву Новой Земли. Ты должен оплодотворить эти яйца, чтобы из них вышло новое племя -- Челомуры, племя покорителей пространства и времени. Высшие силы требуют Слияния. Мы слишком для них предсказуемы. Выбросы -- стереотипны. Им нужна сдержанно-непредсказуемая энергетика Челомуров. Два вида объединятся в Единое целое. И мы покорим Вселенную!".
Олег тупо слушал в своей голове тираду белого вождя, почти ничего не улавливая. В голове стоял какой-то писклявый бубнеж, словно в кукольном мультяшном исполнении. Он понял только одно: его хотят скрестить с муравьиной маткой. Час от часу не легче! Как они это себе представляют? Да это просто физически невозможно! Даже с каким-нибудь искусственным стимулятором. Органы у них совершенно разные. Бред какой-то! На что тогда рассчитывают?
Между тем процессия вышла на площадку, где раньше парковались маршрутные "ГАЗели". Теперь здесь прыгали полуметровые черные муравьи. Прыгали, бросая друг в друга волосяной шар. Каждый пытался им "осалить" противника. Тот уворачивался от броска, стараясь его перехватить. Игра была азартной и захватывающей, но без криков, в полной тишине. Олег вспомнил свои футбольные "баталии". Брани и мата там было предостаточно.
Процессия прошествовала мимо игроков и двинулась по направлению к церкви. Вокруг всё заросло бурьяном. Оставалось только несколько тропинок, по которым ползли крылатые муравьи-самцы. Олег об этом догадался. И они ползли в сторону Храма.
И наконец он открылся. Олег остановился, оторопев. Муравьи храм разбирать не стали. Они обложили его своим "навозом". И он выглядел словно куча дерьма. Будто к его воздвижению приложило свои зады множество "фермиков". И они сформировали "Хам". По-другому и не назовешь! Куча была еще та. Она поднялась своею "главою непокорной" выше прежнего православного креста. Вместо него на вершине "Кучи Хама" красовалась какая-то черная маска с клыками и выпученными глазищами. Маска ухмылялась.
Вокруг "Хама" стояла на задних лапах толпа крылатых разноцветных муравьев. По мере приближения к ним в голове у Олега нарастал однообразный, протяжный, звучащий на одной высокой ноте то ли гул, то ли вой, словно включилось несколько электропил-"болгарок". И избавиться от этого звука было невозможно -- хоть затыкай уши, хоть не затыкай. "Болгарки" ревели, вгрызаясь в мозг. Наверное, это была "молитва". Мантра этакая, которую слушать невыносимо. Олег стиснул зубы, но помогало очень слабо. И еще муравьи гудели крыльями.
Рядом с широкой дырой, служившей, скорее всего, входом в "Хам", расположилась куча хвороста. А в середине ее возвышался грубо сплетенный из березовых веток крест. Его присутствие очень насторожило Олега. Что они задумали?
Ответ на вопрос был получен очень быстро.
"Ты должен подвергнуться испытанию огнем. Аутодафе. Очищению от скверны человеческого блуда. Если твое тело, воскрешенное из мертвых, приобрело новые структуры и не уничтожается огнем, тогда ты достоин зачать новый род челомуров. Ну а если ты сгоришь, тогда наш мир будет развиваться по заданной программе, где нет смеси двух рас, двух культур, двух жизненных укладов. Формика. Виктория!" -- вдруг "воскликнул" белый вождь. И вся толпа крылатых муравьев одобрительно загудела крыльями и "мысленными вибрациями".
Олега привязали к березовому кресту жгучими тонкими веревками. Он даже не сопротивлялся. Судебная троица инквизиции, состоящая из белого вождя и его двух серых "заседателей", недолго думая вынесла приговор на сожжение "еретика и богохульника" на костре во имя Великой богини-Матки.
После оглашения приговора крылатые зрители, вместо того чтобы наблюдать аутодафе, вдруг неожиданно стали подниматься в воздух на трепещущих полупрозрачных крыльях. Сперва взлетала самка с толстым тяжелым брюхом, а за ней, словно стаи одуревших от вожделения мух, гудящей кучей стартовали самцы. И только один мог оплодотворить самку. Остальным уготована незавидная гибельная участь. Но такова неумолимая "программа жизни и смерти". Единая во всей Вселенной. Оплодотворенные самки заложат новый очаг. Очаг жизни?
Через несколько минут площадка перед "Хамом" опустела. Рядом с местом "испытания огнем" стоял только белый вождь и его приближенные. Да еще к березовому кресту был привязан испытуемый. На душе у него было очень скверно. Страха смерти как такового Олег не испытывал. Он знал, что смерти нет! Он ведь когда-то умер и снова воскрес. Но боль горящей обугленной кожи! Что может быть страшнее!
В лапах у белого вождя вдруг появилась... газовая зажигалка. Он не без усилия зажег ее и поднес пламя к сухой траве у края костровища. Сено весело вспыхнуло, отразив радостные всполохи в фасеточных глазищах белого вождя. Он был явно уверен в силе огня. Олег, кстати, был уверен тоже. Он сейчас сгорит на костре в страшных муках. Огонь, "очищающий от скверны". Средневековая инквизиция знала свое дело.
Огонь охватил костровый сушняк. Повело ароматным дымком. В детстве пацаны любили жечь поздними летними вечерами костерки и сидеть вокруг них, глядя на красно-оранжевые всполохи, рассказывать всякие небылицы. Вокруг сгущалась непроглядная тьма, в которой прятались жуткие чудовища. И только мерцающий костровый свет спасал от их появления мальчишек. Костерок отбрасывал шаровидное теплое сияние, излучающее Спасение от нечисти, таящейся в темноте.
Сейчас для Олега костер излучал совсем другие эмоции. Его пламя несло с собой мучительную смерть. Какое уж тут спасение! Как раз совсем наоборот.
Огонь пожирал сухие ветки с жадностью голодного людоеда. Он хотел добраться о беззащитной человеческой плоти и испепелить ее дотла. И вот его дымящиеся похотливые язычки принялись лизать голые ноги своей жертвы. Олег весь сжался в предчувствии жгучей боли, но, как ни странно, ее не почувствовал. Огонь уже бушевал вокруг его тела с треском и удушливым дымом. А на теле ни одного ожога. Перед глазами стояла огненная стена. "Крещение огнем", -- пронеслось в голове у Олега. "Не задохнуться бы в дыму", -- промелькнуло следом. Олег зажмурил глаза.
Но он не сгорел и не задохнулся. Огонь внезапно потух, словно кто-то выключил его рубильник. По телу Олега текла какая-то жидкость. Но это был не пот. Жидкость пахла нектаром, и она потушила костер. Олег открыл глаза. И на него смотрели Глаза. Человеческие и очень знакомые. До боли знакомые. Родные. Единственные. Неповторимые. Но украшали они усатую муравьиную физиономию на глянцевом шестипалом теле, увенчанном широкими перламутровыми крыльями. Гармонично завершало фигуру муравьиной самки объемное широкое брюшко, на конце которого застыла прозрачная капелька. Именно оттуда, судя по всему, лился нектарный сок, затушивший изуверский костер муравьиных инквизиторов.
Но ведь огонь костра ему совсем не повредил. Зачем же было нужно это противопожарное тушение? Чуть позже он поймет. А сейчас он легко сошел с пепелища. Веревки, привязавшие его к кресту, да и сам крест сгорели дотла. А он остался невредимым. Только тело закоптилось и из белого превратилось в пепельно-черное. Копоть была на ощупь жирной, словно вакса.
Муравьиная свита белого вождя упала ниц перед Великой Маткой. Стоять остались только сам вождь. Он чувствовал себя на равных. Великая Матка на четырех лапках подошла к Олегу и левой верхней взяла его за руку. Прикосновение оказалось щекотным, но терпимым. Его повели прочь от Хама. Но совсем недалеко, по знакомому маршруту. За Хамом стоял Дом. И Великая Матка вела Олега к нему. Дом охраняла пара черных муравьев с какими-то рогатинами в лапах. Они взяли рогатины "на караул" и пропустили пару внутрь Дома. Те поднялись по скрипучим ступенькам наверх, в столовую. Вокруг царило нежилое запустение. Пыль и паутина. Громадные пауки здесь создали свое обиталище. Но кого они ловили в свои сети? Стаи мух и бабочек вокруг не просматривались. Правда, в паутинной сети их было видимо-невидимо -- сухих, высосанных, застывших. Символы так и резали глаз и мозг. Всех пожрали. Так же, как и человечество. Теперь спохватились. Однообразная муравьиная шайка. Энергетическая "столовка". За что боролись, на то и напоролись.
Великая Матка подвела Олега к двери спальной и двумя верхними лапками дернула за ручку. Дверь неохотно, со скрипом открылась. Петли, видно, заржавели. Пара вошла в спальную. Их шаги взорвали тучу пыли, осевшую на полу и на кровати. Пыльный плед, покрывающий кровать, почти полностью сгнил. Олег в бессилии плюхнулся на кровать, подняв тучу пыли до самого потолка, и едва не задохнулся в ней.
Великая Матка выдвинула ящик тумбочки-комода и вытащила двумя лапками на тусклый пыльный полусвет острый скальпель. Повернулась к сидящему на кровати Олегу. У того нехорошо екнуло в груди. Но Матка воткнула скальпель не в него, а... в свою грудь... И полосонула им до самого живота. Из раны потекла розовато-золотистая жидкость. Запахло нектаром. Хотя следовало ожидать совсем другой запах.
Олег со страхом смотрел, как Великая Матка располосовывает свою хитиновую оболочку. А под ней уже было видно розовое женское тело. И вот наконец оболочка упала на пол. Появились полные груди и человеческие руки. Руки стащили усатую башку. А под ней открылось лицо... Веры. Юное, с большими серыми глазами.
-- Здравствуй! -- тихо сказала Вера. Ошарашенный Олег молча кивнул головой. Вера была, естественно, совершенно обнаженной. И очень красивой. У Олега даже перехватило дыхание.
-- Пойдем в ванную, -- проговорила Вера, протягивая ему руку. -- Нам нужно вымыться от всего этого. -- Она брезгливо посмотрела на лежащую муравьиную кожу. "Царевна-лягушка", -- промелькнуло в голове Олега. Ассоциация со сказкой так и бросалась в глаза.
Он ухватился за пальцы Веры и поднялся с пыльной кровати. Та была вся покрыта серой пылью. Она прилипла к черной копоти. Подняться ему и в самом деле необходимо. Он пошел вслед за обнаженной Верой по обратному маршруту, вниз, в ванную. Они зашли туда. Ванная сверкала чистотой. Ни пылинки, ни соринки. Но пойдет ли вода? Вера открыл кран, включила душ и первой поднялась в белоснежную ванну. Олег последовал за ней. Вода лилась жгуче-холодными струями и очень быстро смыла всю грязь, копоть и пыль с уставшего тела. Вера обняла его за шею и поцеловала. Олег тут же вспомнил Всё. Возбуждение прокатилось по нему сладкой волной. Почувствовав это, Вера развернулась к нему спиной, ухватившись за края ванны. Олег вошел в нее, изнывая от сладострастия. Половое сношение продолжалось долго, пока не закончилось единым стоном гармонии человеческой Любви. Прежде чем выйти из Веры, Олег взглянул в зеркало, висевшее сбоку ванной. На него посмотрело забытое за много лет молодое лицо поэта и музыканта. От неожиданности Олег закрыл глаза.