Утром громким стуком в дверь каюты девочек разбудил тот же мужчина в белом кителе, что в первый вечер звал ужинать: скоро Ленинград! Накануне Дима обещал перед прибытием зайти к Маше и обменяться адресами. Но теплоход вот-вот причалит, а его всё не было. И Маша сама отправилась к мальчикам.
На разрешение войти Маша осторожно открыла дверь. Каюта впечатлила холостяцким бытом: разбросанные где попало вещи, скомканные постели - видно только поднялись. На столике рядом с колодой игральных карт стояли пустые граненные стаканы, валялись черствые куски хлеба. Полусонный Сергей запихивал в сумку вещи. На нижней полке сидел и зевал осоловелый мужичонка. С полотенцем на шее вошел Дима.
- Я сейчас как раз к тебе собирался. Значит так, - деловито начал он, доставая из кармана брюк свернутый листок. - Вот тут я записал свой адрес: телефона у нас пока нет. А ты мне оставишь свои координаты.
Маша взяла листок с адресом, написала на другом поданном листе и протянула Диме:
- Это телефон вахты и номер комнаты. Общежитие у нас маленькое, нас обычно зовут. Ладно, собирайся, не буду тебе мешать.
Маша с девочками уже были на берегу, когда, обернувшись, она увидела Диму. Они с Сергеем стояли на палубе, ожидая своей очереди на сходни. Дима был нахохлившийся, как воробей. Маша помахала ему рукой. Дима сначала ее не заметил; Сергей ткнул его в бок, - тогда он быстро вскинул голову и поднял руку.
- Вы будете встречаться в Ленинграде? - спросила Машу Галка.
- Не знаю, - неопределенно сказала Маша. - Может быть.
Она действительно ничего не знала. Ей нужно готовиться в институт. Экзамены не из легких, а осталось всего два с половиной месяца. Дима уходит в рейс. "Как получится", - решила она про себя.
В тоне Галки Маша уловила нотки нехорошей зависти: для обеих сестер и Саша, и Толя остались недоступными.
"Уик-энд" был окончен. Что ж, Маша провела его приятно. Завтра на работу.
Сразу же по приезде Маша, как и намечала, села за учебники. Придя с работы и наспех перекусив, она спускалась на первый этаж, где была выделена учебная комната для "учащейся молодежи". Но никакой "учащейся молодежи" Маша там ни разу не видела, - комната обычно пустовала. По выходным она пропадала в библиотеках. Дима сам собой отодвинулся на задний план. Он остался где-то там, на прекрасном, но далеком острове.
Однажды вечером к ним в комнату вошла запыхавшаяся девушка и позвала Машу к телефону. Спускаясь по лестнице на вахту, Маша гадала, кто это мог быть.
- Да? - она поднесла к уху черную эбонитовую трубку общежитского телефона.
- Алло, Маша? Маша, здравствуй! Это Дима.
Старый аппарат шипел и хрипел, к тому же глуховатая вахтерша громко разговаривала с не вовремя подошедшими девочками, и Маша плохо расслышала имя.
- Кто? Витя?
- Дима!
- Ой, Дима! - кольнуло Машу. - Здравствуй!
- Я тебе уже несколько раз звонил, тебя никак не поймать, - стал объяснять Дима. - К тому же домашнего телефона нет, приходится звонить из автоматов. Как твои дела?
- Я сейчас ужасно загружена: готовлюсь в институт.
- Как наши фотографии, получились?
Маша и забыла про них. Валяются где-то не проявленные пленки.
- Я ими еще не занималась. Совершенно нет времени.
- Я через четыре дня ухожу в рейс, на Кубу.
Дима еще что-то то ли сказал, то ли спросил - Маша не расслышала. Она молчала, вслушиваясь в шипение трубки, не скажет ли Дима что-то еще. Или повторит. Но он тоже молчал. Наверное, ждал, что скажет она.
- Я позвоню тебе после рейса, - Дима снова то ли спросил, то ли сообщил - Маша не уловила интонацию.
- Хорошо.
Снова Димина пауза. Эту громогласную вахтершу хотелось стукнуть - тяжелой эбонитовой трубкой по голове.
- Ну, пока? - спросил Дима.
- Пока.
Маша положила трубку. Как нарочно, в этот же момент вахтерша закончила ор-беседу, девицы удалились.
Вместе с этим звонком на Машу нахлынули воспоминания: Дима, Валаам, диванчик... И какой несуразный получился разговор! Что он ей сказал, а она не расслышала? Может быть, он предложил встретиться? А как сухо она с ним разговаривала: "я ужасно занята", "совершенно нет времени". Могла бы быть с ним поласковее, сказать, что рада его слышать, что соскучилась, еще что-нибудь хорошее. Могла бы, наконец, сама предложить встречу: уж оторвалась бы от своих учебников на полдня. И - о Боже! - она назвала его Витей! Конечно, он решит, что у нее есть какой-то Витя, а он ей не нужен. Когда он вернется с Кубы? Куба! - это же равносильно полету на Луну. Может быть, когда он вернется, ее уже не будет в этом общежитии. Еще этот треклятый допотопный телефон, голос звучит как на дореволюционной патефонной пластинке, дура-вахтерша - черт бы их всех побрал. Никакой личной жизни.
Впрочем, утешала себя Маша, если - тьфу, тьфу, тьфу! - всё пройдет удачно, у нее скоро начнется совсем другая жизнь - студенческая. И, конечно же, именно там ждет ее личная жизнь. Настоящая большая любовь. Такая, которую ждет и лелеет в своих мечтах каждый.