Контральто томной Нины из динамика заглушило всхлип.
Стилет вошел ей в горло куда легче, чем в свиные туши, на которых он практиковался.
Все просто. Не будет тела, не будет орудия убийства. Он все просчитал.
Равнодушно столкнув жену в ночной мазут воды за низким леером, Каплан пошел к площадке на афте, где несколько пар медленно дансировали под Нину Симоне.
"...Ты знаешь, что я ощущаю...", ворковала певица. Ни хрена я не ощущаю, подумал Каплан. А не мешало бы. Нужно было помучить сучку. Подстилка. Сколько раз она давала Вернеру? Впрочем, она охотно давала и многим другим. Емкое слово - охотно. Не менее емкое - давала. В конце концов он перестал комплексовать. Так было легче пускаться во все тяжкие.
Устроившись в кресле в темном углу площадки, Каплан вытащил "Дом Периньон" из ведерка и отхлебнул из горлышка. Блондинка в короткой лиловой тунике, полулежащая в соседнем кресле, закинула голову и открыла беспутно-припухшие губы. Он опрокинул бутылку в ее грешное горло. Блондинка захлебнулась, потом сплюнула. Похотливая рука скользнула по бедру Каплана...
- Исчезни, дрянь. - Он влепил пощечину нахалке. Та затряслась в пьяном смехе, суетливо задирая тунику до пояса. Каплан брезгливо отвел взгляд и вдруг увидел небольшой темный комок под столиком с шампанским.
Птица. Откуда она здесь, в добрых четырех днях хода от любой суши?
Он наклонился и прижал ладонью находку к теплому тику, потом поднял дрожащий катыш перьев. Птица трепетала в руках, но вырваться не пыталась. Каплан снял верхнюю ладонь. Красивая. Ярко-желтый перекликается с иссиня-черным.
- Каданг халиман, пернукат тарак кала адик... Кала адик! - быстрый речитатив за спиной заставил Каплана вздрогнуть. От неожиданности он уронил птицу; неловко подпрыгнув, та тяжело взмахнула крыльями и скрылась в темноте. Пул-бой, малаец, пластинкой повторял последние слова, с ненавистью глядя на Каплана и пятясь к свинг-двери в подсобку бара.
Пичуга. Дуреха. Куда она по ночи? Говорят, птицы имеют гео-радар, или что-то в этом роде. Он покачал головой. Шедшая ко дну жена не вызывала у него столько эмоций, сколько бедная летунья. Некоторое время Каплан глядел на немой диалог пул-боя и бармена в круглом окне двери: те ожесточенно спорили о чем-то, по-рыбьи открывая рты. В конце концов они, похоже, договорились...
- "Кала адик" означает: нельзя трогать. У темасеков есть легенда: птица раван мстит за невинно загубленных; она карает тех, кто нечист душой. Появление птицы - само по себе плохое знамение, но если к ней прикоснуться, то горе неотвратимо...
Он оглянулся.
Брюнетка. Большие глаза колодезной темноты. Черные, из тайского шелка, брюки-клеш и расшитый лимонными блестками лиф-топ подчеркивали обольстительность фигуры. Полная грудь, тонкая, высокая талия, отчего ноги кажутся растущими из подмышек. Бедра, пожалуй, тяжеловаты, но... Страдивари наверняка использовал бы такое тело для дизайна скрипки. И немного пошлая, но убийственно притягательная деталь - легкое косоглазие.
Каплан почувствовал щекотание внизу живота.
- Этот язык... Телугу? Или тагалог? Откуда ты? Я тебя не видел на яхте... еще. - Он запнулся, не будучи полностью уверенным. Пространства на яхте было вдоволь, и многих пассажиров он и в самом деле еще не видел.- Я - Дрейк Каплан. Как тебя зовут?
- Дела... Дела Пан. - Она обнажила щербинку между передними зубами, и Каплан понял, что он пропал. Навеки. Сладко заныло сердце.
"Птицы летят в вышине... Ты знаешь, что я ощущаю..." Песня томной Нины наполняла душу патокой.
Дела мягко провела рукой по его затылку - легкий туман заволок сознание. Не было тонущей в пучине суки-жены, не было подонков-партнеров по бизнесу, не было кошмара абсолютного одиночества.
- Сембиан. Я буду называть тебя Сембиан... - прошептала она.
"...И я чувствую себя хорошо..."
...В полночь команда яхты тихо погрузилась в два больших рафта с предусмотрительно раздавленными проблесковыми огнями и содранными отражательными лентами.
Их никогда не нашли.
Днем позже яхта "Радость Асунты" неловко ткнулась носом в край причала Опуноху Бэй на Муурее. Полицейские, прибывшие из Папеете по вызову, обшарили яхту снизу доверху.
Ни единой живой души.
Впрочем, это было не совсем так. Горстка красивых, черных с желтым, птиц вспорхнула с яхты, потревоженная гудком полицейского катера.
Вероника пожирала его глазами. Как она могла пропустить такой... такого... Ахх... А подруги отговаривали ее от поездки на Муурею - мол, деревня.
- Как тебя зовут, мальчик? - Она откинулась на спинку барного стула и отвела плечи назад, отчего вырез на груди превратился в вырез на животе.
- Ка... Сембиан, меня зовут Сембиан. - Мулат посмотрел на нее жгучими, слегка раскосыми глазами. - Ты любишь Нину Симоне? Можно, я буду называть тебя Сепалах?