Аннотация: Начало путевых заметок любопытствующего сибарита (Нью-Орлеан, США)
Нью Орлеан, США
Аллея между рядами заброшенных сооружений. Платаны, которые растут с той стороны забора, прикрывают тенью только ее часть. Солнце припекает, но мне грех жаловаться. Представляю себе, как выглядит это место в сумерках... Я иду в тишине, изредка прерываемой стрекотом кузнечиков в траве, которая буйно покрыла большую часть когда-то ухоженного газона. Здания теснятся в кажущемся беспорядке, некоторые из них покосились, почти все выказывают явные следы запустения - отвалившиеся детали некогда богатой лепнины, поржавевшая ковка, полуоткрытые двери (мимо таких мне хочется проскользнуть поскорее...). Стены некоторых сооружений покрыты граффити почти до крыши, но мне легко читать все надписи, поскольку даже самый высокий, третий (и последний) этаж находится едва выше моей головы -даже у самых высоких из них.
Все обитатели этого места находятся в зданиях в горизонтальном положении. Они мертвы, и давно.
Я брожу среди склепов и мавзолеев кладбища Лафайетт N1. Нью Орлеан - город рачительный. Практичные горожане находят пути выжимать деньги из всего, в том числе из организации экскурсий на местные кладбища, как групповых, так и индивидуальных.
История Нью Орлеана неразрывно связана с городскими кладбищами. Для того, чтобы лучше понять - почему, предлагаю совершить маленький экскурс на лет триста назад...
... В 1718 году Жан Батист Ля Мойн, Сир Де Бьенвиль, заложил город и крепость Нувель Орлеан, столицу Луизианы и форпост Франции, предназначенный для охраны континентальных южных территорий от проникновения англичан и испанцев. Парадокс раннего Нью Орлеана заключался в том, что его трансокеанские торговые и политические связи долгое время, с начала 18-го по ранние годы 19-го века, были значительно более сильными, чем внутриконтинентальные. Город-крепость был островом, окруженным "байю", непролазными болотами-заливами, образованными строптивой Миссиссипи, часто меняющей положение трех своих основных рукавов. Ил, тоннами в час переносившийся трудолюбивой рекой, намывал целые острова за считанные часы, и судоходство в этих местах всегда считалось привилегией самоубийц. Желанный перевальный пункт для европейских кораблей, приходивших истерзанными Атлантикой в порт Нью Орлеана для починки, пополнения провианта и экипажей, город в то же время получал в награду за свою гостеприимность страшные по масштабу и жестокости эпидемии - чумы и холеры, оспы и желтой лихорадки... К этому добавлялся другой бич Южноамериканских болот - малярия. Корабли, приходившие в дельту Миссиссипи из Европы, часто возникали на рейде города под черными флагами эпидемий. Карантин не помогал - влажный климат, болотистые места, и главное, низкий уровень санитарии и отсутствие хороших источников питьевой воды приводили к эпидемиям, выкашивающим временами до половины населения города...
Кладбища были самым доходным видом бизнеса в те страшные годы. Особенность местоположения города, который почти плавал на месиве из полу-грязи, полу-торфа, была в том, что подпочвенные воды были практически на уровне мостовых и дворов - частые наводнения капризной Миссиссипи, порой выше 6 метров, осложняли строительство как жилых зданий, так и кладбищ. Со времен основания города кладбища Нью Орлеана никогда не размещали умерших в земле - система надземных склепов о двух главных этажах, с нижним этажом, или "каво", безукоснительно соблюдалась горожанами. Каждая семья имела свой склеп или мавзолей, в соответствии с положением в обществе и степенью богатства. Вновь умершие размещались на верхнем этаже; если там находились останки умершего до того члена семьи, их сталкивали на нижний этаж - задняя часть ниши не имела дна... Кости с нижнего этажа безжалостно сбрасывались в "каво". Конвейер работал безостановочно. Во время эпидемий еще не успевшие разложиться останки тасовались, как карты, временами в верхних этажах было многолюдно, как на балу... но финал всегда был одним и тем же - "каво". Цены за участки для склепов были астрономическими, и многие семьи пытались захоронить своих близких где попало, но специальная "похоронная" полиция выслеживала еретиков и нещадно наказывала провинившихся...
Солнце, с трудом пробивающееся сквозь гнилой предрассветный туман, типичный для Нью Орлеана в любое время года, выхватывало странные, страшные процессии, в гробовой тишине тянущиеся к кладбищам... Это зрелище стало настолько привычным для горожан, что за Нью Орлеаном надолго закрепилась кличка "город мертвых". С тех самых унылых пор жители Нью Орлеана взяли в обычай провожать своих покойников в последний путь под веселую музыку - другого повода для веселья в городе не было годами...
...Лафайетт знаменит - его полуразрушившиеся склепы, мавзолеи, часовни были засняты в таких популярных во всем мире фильмах, как "Интервью с вампиром" и "Двойное наказание". Все здесь в точности соответствует описаниям путеводителя: тишина, запустение, колорит, история. Стена, окружающая кладбище, потрескалась, из трещин жизнерадостно лезет зелень. Климат, проклятый для людей, благодатен для растений. Но стоит перевести взгляд внутрь кладбища - и жуткая история эпидемий "города мертвых" будоражит сознание.
Я иду вдоль сегмента стены, напоминающего камеры в морге. Из-за опасности перезаражения во время эпидемий, с какого-то времени на кладбищах Нью Орлеана было установлено правило, по которому склепы открываются только раз в году. Вдоль стен были выстроены так называемые "жаровни" - трех- или четырехъярусные временные складские помещения, в которых останки хранились в ожидании "дня открытых дверей"... Среди дат смерти на мемориальных плитах некоторые года встречаются чаще других, включая зловещий 1853 год, когда желтая лихорадка увеличила населенность этого места почти на 10 тысяч человек...
Между склепами тихо. Изредка хрустнет сухая ветка под ногой, и я непроизвольно вздрагиваю. Оглядываться назад в этом месте почему-то хочется значительно чаще, чем обычно... Останавливаюсь у полуразрушенного склепа. Он отличается от соседних размерами и отделкой - когда-то принадлежал богатой семье. Он сильно запущен; наверное, род... Хендерсонов... (я тщетно пытаюсь прочесть полное имя и даты на обиженной временем мраморной доске, закрывающей верхний отсек склепа) вымер, и его последний представитель уже лежит здесь - обычно первый и второй этажи мавзолеев и склепов закрыты дверцами на петлях, но эта доска наглухо вмурована в стены... Я с напряжением вглядываюсь в темнеющее отверстие "каво". Похожее на узкий лаз, оно заросло травой и мелкими кустами. Подхожу ближе. Кажется, что там что-то лежит.
Череп?..
- Эй, мужик!
Я чуть не роняю камеру. Такой же турист-одиночка, как и я, спрашивает направление к главным воротам - заблудился.
Фу ты... Сглатываю пересохшим от волнения горлом. В этом царстве мертвых мне нет места. Хочется наружу, за забор - туда, где есть живые люди... Я спешу к благам цивилизации, не подозревая, что Лафайетт еще не попрощался со мной...
...потому что второй частью моей соло-экскурсии остается посещение традиционного ньюорлеанского особняка-"мэншн" постройки середины XVIII века - так утверждает брошюра. Владела особняком, как и водится в Нью Орлеане, династия выходцев из Франции, которые сколотили себе состояние на торговле лесом. Хозяйка, она же экскурсовод, начинает тур с рассказа об особенностях градостроительства тех времен - налоги на недвижимость издавна собирались в городе с ширины фасада дома, и смышленые жители стали строить дома... в 5-6 метров шириной, иногда о двух этажах, и глубиной до 30-40 метров...
Дома такого странного типа строились в Нью Орлеане почти до середины XIX века и назывались "shotgun" - "ружьё", поскольку злые языки утверждали, что если выстрелить из ружья в закрытую парадную дверь, то пуля непременно зацепит кого-нибудь внутри дома - настолько узкими были дома такой постройки... Зачем стрелять? - спросил я. Хозяйка недоуменно взглянула на меня: молодой человек (я запунцовел), каждый уважающий себя мужчина в те годы имел с собой ружье... Конфликты разрешались по большей части не в суде и далеко не мирным путем, а раз так, месть обидчику была обычным делом. Поэтом в домах-"ружьях" парадные двери делались из двойного дуба. Вот как у меня. Но пройдемте вовнутрь...
Мы проходим по скрипучему паркету прихожей. Гостиная. Массивная дубовая мебель. Зеркала с полуоблезшей амальгамой в рамах из того же дуба. Дубовые панели на стенах. Рай для термитов... Тяжелая замысловато-резная лестница ведет наверх. На ее первой ступеньке предусмотрительно выставлена табличка "Privacy, please!". Хозяйка говорит, что наверху - спальни, шесть штук, каждая с камином; зимы здесь нехолодные, но промозглые донельзя. Я бросаю взгляд за окно с толстыми, коваными вручную, решетками - их вид вызывает в памяти давнее украинское слово "граты".
В окне виден знакомый потрескавшийся забор Лафайетт... Хозяйка перехватывает мой взгляд и говорит, сложив губы трубочкой: в те века жить неподалеку от кладбища имело свои преимущества. Меня передергивает. Она не замечает - вроде бы? - моей реакции и продолжает показывать мне комнаты, следующие одна за другой длинной анфиладой.
Тут есть на что посмотреть.
Приемная, гостиная, еще пара комнат, предназначение которых мне, утилитарному жителю XX века, непонятно. Дальше обеденная, библиотека, потом еще какая-то "комната для чтения" (для чтения вслух, поясняет хозяйка). В ней - огромный камин, в который спокойно войдет лошадь. Книги были дороги, и читали их вслух при большом сборище народа, подолгу, продолжает хозяйка. Сырость разгонял камин-монстр, а чтобы макияж прелестниц, сидящих поблизости от него, не растапливался (основу грима составлял пчелиный воск, коим маскировались оспины на лице - многие из дам носили этот страшный отпечаток перенесенной эпидемии... Воск легко менял консистенцию в теплой комнате и стекал по лицу), они заслонялись от жара напольными ажурными экранами из серебра, на высоких подставках из резного дерева. По периметру комнаты были расставлены кресла с приделанными скамеечками; дамы могли ставить на них уставшие ноги. На тех же скамеечках иногда располагались кавалеры, игриво опирающиеся уставшими спинами о ножки жеманниц. Каждая из дам носила с собой косметический набор, выполненный из серебра или (у наиболее богатых) из золота и изобильно инкрустированный драгоценными камнями. В него входили стандартные и в наши дни пудренница, помадница, пузырек с духами (мылись, пардон, в те годы нечасто, поэтому духами поливались изрядно...), пузырек с нюхательной солью - на случай настоящего или притворного падения в обморок, - еще пара-тройка каких-то щипчиков-пилочек-ножничек, и нечто, типичное для Нью Орлеана тех пор - небольшой сосуд с воском, которым можно было экстренно подшпаклевать оспины в случае, если предательский огонь все же обнажит естество...
Хозяйка рассказывает мне об этом, гордо показывая коллекцию дамских "макияжниц" тех времен, которая разложена в пяти или шести витринах вдоль стен еще одной комнаты - коллекторской? Коллекцию собирали ее предки, портреты которых во множестве развешаны на стенах библиотеки, гостиной, приемной, и комнаты для чтения. Времена были скорбные, со вздохом говорит она, и преемственность в семьях гарантировалась только их многодетностью... С картин на меня глядят затянутые в суюртуки мужчины с пристально-гордыми взглядами, дамы в парадных платьях - почти все из них, особенно женщины, имеют нездоровый цвет лица, который художники даже не старались скрыть. Носы невероятных форм и пропорций. Небольшие подбородки с трудом выдерживают вес мясистых губ. Я украдкой гляжу на хозяйку - генеалогия торжествует.
Мы проходим в последнюю - последнюю ли? - комнату. Ух ты... Холодное оружие всех мыслимых видов, старинные пистолеты, пара мушкетов и даже некий прообраз пулемета - десятистволка с инкрустированным перламутром прикладом. Стеллажи, полки, специальные крюки в стенах поддерживают весь этот арсенал в образцовом порядке. Портрет хмурого мужика в странном головном уборе с плюмажем обрамлен корсарскими абордажными саблями и алебардами.
Хозяйка вздыхает. Мой предок, Анри Гуле, был в числе восставших французских колонистов, с которыми жестоко расправился ЭТОТ испанский прихвостень О'Райли... Ее глаза разгораются огнем вековой ненависти. Жан-Жак Д'Абадье сказал всем французам - вы вольны вернуться во Францию или вольны остаться под испанцами. Многие отказались - это была их земля, их дома... Они восстали. О'Райли пришел и приказал повесить пятерых лидеров восстания и каждого двадцатого, кто был пойман с оружием. Анри Гуле был повешен на том дереве...
Она показывает мне в окно на сикамор с невероятно толстыми боковыми нижними ветвями, каждое из которых могло бы запросто быть отдельным деревом - если бы не росло строго параллельно земле. Откуда ни возьмись пошел дождь. Косые мощные струи заливали оконное стекло, и дерево неожиданно стало извиваться как живое в потоках воды по стеклу. Мне вдруг показалось, что я вижу пять тел, безвольно висящих на самом толстом суку приплясывающего в дожде дерева...
Я тряхнул головой. Повешенные исчезли. То, что показалось мне телами, было на деле несколькими необъятных размеров кусками испанского мха, свисающими почти до самой земли. Платан печально шумел листвой в сильном дожде - так, что даже сквозь вязь толстого стекла ручной катки я слышал это звук. Ньюорлеанская Наина Киевна снова вздохнула, провела рукой по стульному плинтусу, вытирая пыль, которой в этом музейном рае не было и следа, и повела меня обратно.
Мы снова неспешно следуем через весь shotgun под придирчиво-пристальными взглядами вереницы Гуле, развешанных на стенах. В библиотеке мое внимание на секунду задерживается на очень старом, с почти выгоревшим текстом, дипломе в рамке под стеклом, выполненном такой вязью, что мне не сразу удается определить, на каком языке это написано.
Мой прадед служил личным фармацевтом короля Испании Альфонсо XII-го в Паласио Реаль, в Мадриде, поясняет она. В голосе чувствуется нотка горечи - то ли от того, что прадед изменил семейной традиции торговли древесиной, то ли от того, что в итоге все вернулось на круги своя - то-есть, в Нью Орлеан - и теперь вот она обречена доживать свои дни в этом "мэншне", выворачивая наизнанку прошлое своей семьи перед ротозеями-туристами...
Прадед дырявит мне спину взглядом из-под пенсне, пока мы проходим в кухню. Местами потрескавшийся кафель вокруг эмалированной мойки не влияет на благоговейный трепет, пронизавший меня от вида кухни. Она напоминала операционную времен начала века. Здесь умели и любили готовить. Пресс для апельсинового сока. Мешалка для теста. Выскобленный разделочный стол на - сюрприз! - дубовой колоде (у меня складывалось мнение, что в этом доме не признавали другие породы дерева...). Царствовала надо всем этим дубовая горка с затейливой инкрустацией на массивных дверцах, изображавшая, по-моему, охоту на аллигаторов в байю.
Существенным диссонансом чистоте кухни и порядку древнего, но явно исправного оборудования была развороченная стена у входа. Было видно, что тут затевался ремонт, но по какой-то причине его свернули, не доведя до конца и, хотя мусор был аккуратно собран, а края разверстой дыры в стене обработаны, чтобы гипс древнего пластера (известки) не сыпался на пол, зрелище зияющего отверстия разом портило весь вид.
Хозяйка сокрушенно покачала головой.
Мне не следовало вас сюда приводить... Я каждый раз зарекаюсь и каждый раз забываю о своем обещании... Дело в том, что около месяца назад я задумала заменить часть тканевых шпалер на этой стене, подпорченных дождем. Наняла двоих рабочих из небольшой ремонтной фирмы - репутация ее была высокой, несколько моих соседей уже пользовались ее услугами. Рабочие сказали, что необходимо разобрать часть стены, поскольку влага могла сочиться по внутренней ее поверхности...
Говоря это, она медленно идет в сторону проема. Голос ее становится все тише и тише, словно она извиняется передо мной за беспорядок. Я невольно следую за ней.
В тот день я собралась в магазин за продуктами, а рабочие должны были начать разборку стены. Когда же я вернулась... (Дыхание ее стало совсем сбивчивым, она уже была у самого края прорехи в стене; она даже оперлась о ее край. Переведя дух, она продолжила) Когда же я вернулась, рабочих в доме не было. Вначале я перепугалась - быть может, они решили ограбить дом, воспользовавшись моим отсутствием? Но все было на своих местах... Тогда я вернулась на кухню - и увидела, что здесь... Видите, полости здесь и с другой стороны? В этих полостях стояли две мумии... По всей видимости, кто-то из моих предков не был похоронен на Лафайетт - я думаю, это было как раз во время злосчастной эпидемии желтой лихорадки 1853 года... Фамильный склеп, очевидно, был перегружен...
У меня вспотела спина.
Она заторопилась, ее голос снова окреп.
Нет-нет, мистер, не бойтесь, их уже увезли... Только вот рабочие наотрез отказываются вернуться, а слухи о подобных вещах разносятся по городу резвее молнии, и мне уже не подрядить никого из местных - народ здесь беспредметно суеверен... Вот если... У молодого человека нет никого на примете, кого-то, кто знал бы толк в ремонте старых домов? Я имею в виду таких домов, которые выстроены из старого доброго кипариса...
Она продолжает говорить, а я с поднявшимися дыбом волосами не могу оторвать взгляда от полостей, которые хранили очертания человеческих тел - все вокруг них было наполнено легкой трухой, чем-то вроде смеси паутины, пыли, плесени, праха... Запах этой смеси проникал в самые отдаленные каморки моего носа, а распаленное воображение рисовало картину согбенных мумифицированных тел с диким оскалом векового крика, застывшего на лицах...
А может...
Может, их замуровали живыми?!
Почему... Как... Кто были эти... люди... Выдавил я из себя.
Хозяйка разом остановилась, губы ее поджались, спина выпрямилась - ничто в ней уже не напоминало ту старуху, которая недавно сконфуженно извинялась за беспорядок.
Мы - Гуле, сказала она надменно.
Гуле никогда не выдают тайн скелетов в своих клозетах.
...Птичий щебет по поводу окончившегося дождя казался мне милее райского пения. Я перешел на противоположную сторону улицы на подгибающихся ногах. Голова кружилась. Запах тлена все еще стоял в ноздрях. Я полной грудью вдохнул влажный и терпкий от запаха цветущих гибискусов воздух. Оглянулся. Мадам Гуле подглядывала за мной в щелку неприкрытой двери.
Кто сказал, что в Штатах нет настоящей истории?
...Да это все ерунда, ты бы видел, как мы растоптали "Джетс" в прошлом году!... Ламонт прихлебывает пиво и довольно хмыкает. Местное легкое "Абита" хорошо идет с "чивиз", сырными палочками (которые идут к пиву как "ланьяп", то-есть "на шару" по-ньюорлеански), а тем более - с моего угощения.
До моего вылета оставалось четыре часа. Из гостиницы я выселился в обед, и у меня было достаточно времени для того, чтобы поговорить с Ламонтом. Он водит по кладбищам Нью Орлеана групповые экскурсии, в том числе и на Лафайетт N1, и знает примыкающую к нему часть Гарден Дистрикт, где находится особняк мадам Гуле. Я нашел Ламонта по рекомендации мужика в кафе "Бижон", который продал мне мой билет... на кладбище. Сочно звучит.
Я осторожно пытаюсь навести его на разговор о мадам Гуле. К моему удивлению, он легко переходит на эту тему. Ну да, есть там старушенция такая чудаковатая, вышла на пенсию, живет в особняке... Дает экскурсии... Он так и сказал - "дает". Да нет, к истинным хозяевам дома она вряд ли имеет отношение как родственница. Разве что... Нет-нет, просто слухи, разговоры... Она вроде бы внучка или правнучка гувернантки или экономки со времен Жюля Гуле, а вообще все настоящие Гуле уже повымерли. Хотя... Есть также слушок, что ее бабка была незаконнорожденной дочерью сына Жюля, который потом уехал в Европу, потому что был уже женат, когда попутался с гувернанткой - она от него понесла вроде бы. А может, семейство Гуле спровадило его за океан, от греха. Гордые они были, по рассказам... И чересчур щепетильные. Жена вон его пропала - то ли до того, то ли сразу же после того, как он уехал. Дело темное и старое. Гувернантку, ту вроде бы в Метарье спровадили... Там она вроде и родила. Только про ребенка ничего не известно.
На вопрос - почему тогда старуха живет в доме, и кто им владеет на самом деле - он пожимает плечами. Нас, местных, это не интересует. Если полицию интересовало бы - спросили. Раз нет - все в норме. Имею в виду бумаги там, дарственные, навеное... И потом, это же рядом с Лафайетт... Туда не особо рвутся. Раньше - да, но раньше люди мерли, как мухи, и жить рядом с кладбищем было, г-м-м, даже выгодно...
Ламонт отхлебывает пиво.
Я спрашиваю: слыхал ли он что-либо о замурованных мумиях в домах Гарден Дистрикт?
Он улыбается. Рассказов об этом - сколько угодно. Только чепуха это, пугалка для легковерных туристов, как и весь этот ньюорлеанский бред про волшебство "вуду". Ну да, эпидемии были, да, мест на кладбищах не хватало в средние века... Зарывали мертвецов ночами, втихую, кто где мог -в саду, в городском парке... В байю отвозили сотнями. А так, чтобы у себя дома, в стене... Это же труп все-таки. Он ведь... (Ламонт морщит нос.) И потом, уже сколько лет прошло, сколько раз дома ремонтировались - а о подлинных случаях находок скелетов или там мумий ничего не известно. Так что... Не верю я в это. У меня скоро экскурсия, извини.
Он благодарит за пиво и закуску, роняет небрежно - бонжур, яа'т (бывай, янки) и уходит. Я огорченно гляжу ему вслед. И вдруг меня осенило...
Догнать его мне не удалось.
Таксист ехал неспешно. Сумерки спускались на бывший "город мертвых". Фонари на улицах, некогда бывшие газовыми, явно не давали больше света, будучи переделанными в электрические... Веселье и огни центра остались позади. Похолодало. Туман начал скрадывать мостовые, подвалы домов и невысокие кованые изгороди пригорода. Я закрыл окно - помимо волглой прохлады, в него уже затекал смрадный запах байю. Мы приближались к Коузвэй Бридж, двадцатимильному мосту через озеро Понтшартрейн. Фары такси изредка выхватывали призрачные фигуры кипарисов, которые словно блуждали по байю на длинных, до двух метров, пучках корней, похожих на щупальца...
Я поежился. Таксист понимающе глянул в зеркало и включил обогрев.
Весь отрезок пути через мост меня сверлила мысль - те две мумии в особняке Гуле, не были ли они обе женского пола?
...Анн Райс, писательница, чьи широко известные романы на "вампирные" темы были написаны почти исключительно с использованием ньюорлеанской тематики (включая склеп колдуний Мэйфэйр, расположенный на Лафайетт N1), владеет "мэншн" в Гарден Дистрикт. Однако за всю свою жизнь она не провела в нем ни одной ночи, используя его в основном для благотворительных целей. Я где-то читал, что недавно она выставила St. Elizabeth, тот самый особняк, на аукцион.
Слухи утверждают, что она боится призраков "города мертвых".
![[]](/img/l/lander_m/lafayette-1/lafayette_tombs_3.jpg)
![[]](/img/l/lander_m/lafayette-1/lafayette_tombs_0.jpg)
![[]](/img/l/lander_m/lafayette-1/shotgun_n.o._3.jpg)
![[]](/img/l/lander_m/lafayette-1/rice_house.jpg)