- Когда мне было два года, я выпал из окна на втором этаже, забравшись на подоконник за сахарницей. С того дня, который я почему-то помню, и началась моя весёлая жизнь. В три я едва не задохнулся из-за газа на кухне. В пять чуть не утонул в Азовском море, на спор нырнув с деревянного мостика и совершенно не умея плавать - из воды меня за волосы вытащила сестра. В десять лет я попал под машину, отделавшись обширным кровоподтёком на всю левую часть тела, а о случившемся никто из близких так и не узнал. В шестнадцать ободрал до мяса ноги и бок, катая на велосипеде девочку-цыганку и рухнув вместе с ней на крутом склоне холма из-за попавшей в переднее колесо её ноги, пропахав по каменистой россыпи метров десять. Девчонка пострадала меньше, поскольку в падении приземлилась на меня и ехала эти десять метров на моей спине. Но пятку она себе ободрала и, кажется, после этого случая слегка повредилась в психике.
Так же в шестнадцать, воруя на стройке термолипучку и убегая от сторожа, я упал с четвертого этажа, свалившись спиной на огромную кучу мелкого гравия, смягчившей падение. В груди потом хлюпало и булькало, но в школу на следующий день я пошел и даже получил тройку по географии.
В автоаварии я попадал несколько раз без особого вреда для себя, но совершенно меняя внешний вид своих машин. Последний раз просто вылетел с горного серпантина, пробив ограждение и застряв в металлических отбойниках в двух метрах над двухсотметровым обрывом.
В армии выпал из окна казармы, выдавив стекло, забираясь в окно после самоволки, результатом чего стал обширный ушиб спины и узкий кусок стекла, величиной с саблю, воткнувшийся между шеей и плечом. Но самым замечательным был прыжок с парашютом первого января двухтысячного года, когда мой купол не раскрылся, запутавшись в стропах, и я был вынужден раскрывать запасной. Мы прыгали на лёд Оби, в чистом и морозном воздухе только что пришедшего Нового Года, не совсем бодрые, но абсолютно решительные. Запасной парашют открылся слишком поздно для мягкого приземления, и я, пробив лёд, ушел с головой в великую сибирскую реку. Из воды на лёд выбирался по стропам, а подбежавший приятель-авиатор, с трудом отдышавшись, первым делом проорал: "Живой?! Какого хрена открыл запасной?! Основной бы всё равно раскрылся! А сейчас гля, сколько работы - два мешка мокрого тряпья собирать!"
Поднимаясь на обледеневший Тейде и не имея никакого снаряжения, кроме слишком кошек на слишком тесных кроссовках и фотокамеры в руках, я ногой провалился в ледяную нишу, чудом сохранив равновесие и едва не улетел вниз по ледяным торосам, в которых однако скрылись мои солнцезащитные очки. А при спуске вниз те самые кроссовки с кошками лишили меня ногтей на ногах, поэтому последние каменно-ледяные тропинки я прошел босиком и продолжал топать по острым камням у подножия вулкана, пока шедший мне навстречу приятель не принес чудовищные по размерам ботинки в которых можно было жить. Несколькими месяцами позже, забравшись на "Скалу Герцога", чтобы посмотреть с её вершины на закат, я спускался вниз в полной темноте, поскольку снова не взял с собой ничего, кроме фотоаппарата. И то, что до моей машины я добрался одним целым куском наполняло меня тогда просто невыразимой радостью. Тем не менее, по дороге домой машина встала из-за полетевшего сцепления. А годом позже на ночной автостраде у меня лопнуло заднее колесо при скорости почти в двести. Остановился, поменял рваньё, поехал дальше. Кстати, именно на этой машине я позже вылетел с горного серпантина, набив себе здоровую шишку на лбу, сбив головой зеркало заднего вида.
Горящий синим пламенем абсент, однажды неудачно выпитый мной в абсолютно пьяном виде, сделал мою физиономию на пару месяцев самой страшной в городе, но находящийся в том немецком кафе внимательный немец, вовремя обмотавший полыхающего как танк русского витязя своей футболкой, спас мою внешность от дальнейших серьёзных изменений.
В меня пытались стрелять в упор из окна чёрного Мерседеса, заполненном не очень дружественными мне южанами, что повлекло за собой отобранное у них оружие, выпадение одного из джигитов на оживлённую городскую улицу и царапины на дверях и крыше некогда безупречного внешне автомобиля. Царапины появились по причине, что этот Мерседес, после того, как я завладел пистолетом и выволок одного из мафиози на трассу, умудрился меня сбить. Я тогда перелетел через капот и крышу, приземлившись на обратной стороне машины на ноги, но без одной своей итальянской туфли. Её я нашел сразу после того, как Мерседес улетел с места нашего неожиданного диалога. Да, ещё всё это способствовало оживлению в однообразной жизни города, появлению статьи в местной газете и моей дальнейшей странной в нём известности. Пистолет я забрал домой. Но пришлось его отдать прибывшему взводу автоматчиков с камерами ТВ, которые очень хотели понять, что за ерунда произошла десять минут назад на одной из главных улиц города и не буду ли я любезен отказаться в их пользу от трофейного оружия.
Мои занятия спортом одарили меня несколькими надорванными сухожилиями. Шрам на спине оставлен ножом. Большой палец правой руки я пришивал сам. Ни единой сломанной кости. Великолепное здоровье и органы как на продажу, хотя я никогда всерьёз не рассматривал этот вариант дохода. А еще совершенная уверенность в бессмертии. Но эта уверенность почти полностью иссякала после предательств родных мне людей. Подобные испытания, подаренные судьбой, мне не были нужны и я никогда не пойму их роль в моей жизни.
Когда болит тело - разум помогает терпеть и лечить раны. Когда агонизирует душа, ничего не остаётся для возвращения к жизни, кроме времени. Ни разум, ни воля не помогут выключить это странное состояние, всученное тебе близкими. А когда возвращается способность думать - человек уже становится другим. И с нехорошим прищуром рассматривает оставленные в нём дыры. Совершенно осознанно принимая аксиому: "Не обманывай тех, кто тебе верит. Никогда не верь тем, кто тебя однажды обманул".
- Некоторые продолжают верить. Уметь прощать - это дар.
- Продолжают. Но дар этот воспринимается как болезнь. И, выздоравливая, человек теряет способность возвращаться в мир, в котором он был рождён. Оставаясь выпавшим из окна собственным отражением, которое уже никогда не найдёт дорогу назад.