Аннотация: Вдохновляющее пособие для заскучавших в браке
Маша грустно смотрела на Алексея, наблюдая, как он ковыряется в сковородке японскими палочками для суши, старательно наматывая на них расползающийся яичный желток. Ему это почти удалось, но как только Алексей попытался отправить еду в свой заранее открытый рот, пойманный кусок яичницы снова свалился в сковородку, брызнув оттуда на стол двумя яркими желтыми каплями. Алексей хмуро смотрел на эти капли, а Маша не сводила глаз с Алексея, пытаясь поймать его суровый взгляд.
- Лёш, ты меня больше не любишь?
- С чего ты взяла?
- Ну... понимаешь... раньше мы с тобой постоянно это... вот. Каждый день. А сейчас нет. Последний раз было, когда я на тебя накричала, давно, помнишь?
- Накричала? На меня? За что?!
- За это и накричала!
- Постель?
- Да!
При последнем слове Маша хлопнула ладошкой по столу так сильно, что стоящая на нём перечница испуганно подпрыгнула и завалилась набок.
Какое-то время они оба молча смотрели на стол. На столе стояли два стакана чая, сковорода с останками яичницы из восьми яиц и поваленная набок перечница с высыпавшейся из неё маленькой пирамидкой чёрного молотого перца. Алексей начал водить пальцем по этой пирамидке, распространяя перец круговыми движениями по площади величиной со старый металлический рубль, а Маша следила за его движениями грустными глазами, подперев руками голову и вздыхая так тяжело, что перец из-под пальца Алексея пустынной миниатюрой уносило в сторону. При очередном выдохе Алексей чихнул в предусмотрительно подставленную ладонь оставшейся во рту яичницей и решительно сказал:
- Маша, нам надо что-то делать.
- Что делать, Алёшенька?
- Не знаю. Что-то. Но надо. Так жить действительно нельзя.
- Я согласна. Ты подумай, а я пока поплачу, ладно?
- Ладно, - сказал Алексей вытирая заляпаную ладонь голубой салфеткой. - Я мужчина. Найду выход.
Проблемы с близостью появились у них недавно. Прожив счастливой парой почти два года, Маша и Алексей вдруг начали замечать, что их телесный диалог потихоньку практически заглох. Иногда дело было в Маше, иногда в обоих, но чаще причиной выступал сам Алексей, который почему-то вдруг стал гораздо сдержанней относиться к женской части своей подруги, не уменьшая при этом других своих ролей в их совместной жизни. Ему не хотелось. Прежней тяги не было. Иногда, запершись в ванной за утолением своей сексуальной нужды или просто сидя на работе, он изо всех сил напрягал богатое воображение, представляя тело Маши, её красивое молодое тело, в надежде получить тёплый звоночек в паху, но всё было напрасно. Дома Маша ходила на высоких каблуках и в тончайшем халатике из какой-то невероятной ткани, сделанной по утерянному рецепту из давно несуществующей страны, а порой она проплывала перед мучительным взглядом Алексея в купальнике и даже совсем голая, надевая только чулки и босоножки, вертя перед ним замечательной кормой и таким же грудным сокровищем. Она рискованно хозяйничала на кухне, подавая на стол в таком виде, от которого могла бы начаться какая-нибудь локальная война, но ничего не помогало - проходили дни и недели, а зов её горячего тела не находил себе успокоения. Алексей страдал, Маша тихонько плакала, а время по-прежнему шло.
И вот сейчас, сидя за одним столом в запахе молотого перца, Маша с Алексеем напряженно думали, как же им выйти из затянувшейся ситуации и спасти их действительно живые чувства. Потому что они были. Хорошие, ровные, глубокие и совершенно искренние. Она не хотела терять своего мужчину из-за такой, казалось бы, глупости, как физическая близость, а он не желал ставить свою женщину перед выбором между жертвенностью и постоянным голодом на ласку.
На этот обед Маша не выходила голой. И свой фантастический халатик она тоже доставать не стала. Она была одета в обычное ситцевое домашнее короткое платьице, поверх которого повязала старенький передник. И пока Алёша безуспешно думал о спасении общего тепла, Маша начала убирать со стола, дождливо швыркая носом и часто вытирая уголки глаз обратной стороной ладони. Алексей смотрел на движения своей подруги и не мог придумать ничего. Он просто следил, как она выбрасывает остатки яичницы в мусорный мешок, потом убирает сковородку и тарелки в посудомоечную машину, затем возвращается к столу, забирает два стакана и снова идёт к посудомойке, нагибаясь перед ней, чтобы лучше расставить грязную посуду внутри. Именно в этот момент Алексей, неотрывно следящий за Машиной фигуркой, вдруг почувствовал волнение. Он перестал дышать, лихорадочно пытаясь понять, откуда это волнение пришло. Всё это время он не сводил глаз с находящихся перед ним обтянутых ситцевым платьем ягодиц, между которыми спускался завязанный сзади широкий пояс передника. Маша закрыла посудомоечную машинку и выпрямилась. Но едва она повернулась к Алексею, чтобы произнести какую-то вдруг пришедшую мысль, как он, сделав большие глаза, приложил свой палец к её губам и со словами: "Погоди... я об этом даже не подумал..." требовательно развернул свою подругу к себе спиной, а затем, легонько надавливая ладонью на её плечи, привёл её в прежнее хозяйственное положение перед посудомоечной машиной. На Машином лице расцвела неуверенная и немного удивлённая улыбка, поскольку она подумала, что правильно пожаренная яичница и японские палочки всё-таки сыграли решающую роль в почти забытом поведении её мужчины. Но она ошибалась.
- Машенька... у тебя хвостик?
Услышав этот неожиданный вопрос, Маша медленно выпрямилась, разворачивая к Алексею своё обескураженное лицо:
- Лёша.. ты чего?
- Погоди, стой, как стоишь... у тебя хвостик. Замечательный хвостик, Маша. Вот он,- с этими словами Алексей осторожно, двумя пальцами, взял свисающие по Машиной попе концы пояса передника и оттянул их в сторону, чтобы Маша могла видеть, что именно имеется в виду, - вот твой хвостик, Маша, и он просто чудесный. Знаешь, я тебя даже, наверное, сейчас на работу не отпущу. Если ты не против, конечно.
Да, это было время, когда Маша собиралась и уходила в находящийся рядом с их домом детский садик, где она уже полгода работала воспитателем и куда, как планировалось, когда-нибудь будут ходить их собственные дети. Может быть. Но сейчас Маша смотрела на Алексея, на его покрасневшее лицо, прислушивалась к собственному упоительному чувству возбуждения, маленькой грелкой ползающему по всему её молодому телу, и понимала, что, кажется, на работу она действительно наконец-то опоздает. Минимум на полчаса. Потому что против она ни в коем случае не была.
Маша опоздала на час, смиренно выслушав нагоняй от Глаиды Игнатьевны, директора детского садика, женщины властной, строгой и, ко всему прочему, совершенно необъятных размеров:
- Вы что это себе думаете, Мария! Дом в двух минутах ходьбы, а вы спохватились опоздать на целый час? Хотелось бы знать причину, которая просто гордится быть уважительной!
Маша расслабленно и почти равнодушно пробормотала что-то в духе того, что причина была очень уважительная, такая уважительная причина была, что не уважить её, эту причину, не предоставлялось никакой возможности. Всё это время она находилась в состоянии какой-то физической и духовной эйфории, и в её сознании снова и снова вспыхивали последние шестьдесят минут рабочего времени, потраченные на то, что она, в переднике на голое тело, занималась вещами, которые не делала никогда прежде - она мычала, как коровка, ржала, как лошадка, и тявкала, как маленькая собачка, по просьбе Алексея приподнимая длинные завязки над круглой попой. А потом, когда она по собственной инициативе ещё и замяукала, как кошечка, в Алексея, казалось, вселился невероятный по сумасшествию бес, ласкавший Машу так страстно, глубоко и долго, что она едва не потеряла сознание. Но и это было не всё. Когда Маша пришла в себя после первых тридцати минут прошедшего безумия, Алексей сам подпоясался тем же передником, вставил в рот игрушечные зубы и, подойдя к вулканически дышащей Маше на четвереньках, нежно и даже музыкально зарычал. У Маши потемнело в глазах, и она набросилась на своего мужчину, зубами впиваясь в его пластмассовую челюсть и красными ногтями плотоядно царапая прикрытую только тряпичными лямками Алёшину задницу. Так прошли ещё полчаса, после чего Маша ещё на пару минут ушла в короткий полуобморок, из которого она вернулась уже совершенно другим человеком. И Алексей за это время изменился тоже. Мокрые и горячие, они ещё какое-то время смотрели друг на друга, после чего Маша встала, быстро приняла душ, оделась и вышла из дома, бросив всё ещё распластанному на постели Алексею несколько слов:
- Вернусь, слоник мой, и мы продолжим.
Алексей молча проводил Машу взглядом, слегка вздрогнув от мягко захлопнувшейся двери, а затем задумчиво сказал сам себе:
- Это тигр был... вообще-то.
Быстро придя к выводу, что и слон будет неплохой идеей, которую можно использовать в следующий раз, Алексей ещё какое-то время лежал голый, бесцельно смотря в потолок и недоумённо подёргивая головой, не веря самому себе, что только что случившееся в действительности произошло. Он никогда не замечал за собой склонностей к играм подобного рода. У него не было и мысли предлагать своей женщине побыть каким-нибудь милым хомячком, чтобы овладеть пушистым телом с беспощадностью хищного животного, превратившегося затем в ласкового тигрёнка с целью дать хомячку возможность отыграться и разорвать тигра в полосатый пух и прах. Это было сумасшествие. Но такое замечательное, что всё его мужское существо пело от одной картинки спускавшегося между Машиных ягодиц пояса от передника, который и дал начало игре его воображения.
- Бред какой, - вполголоса говорил Алексей, блуждая по комнате глазами, - просто бред. Но ведь получилось! Интересно, а если попробовать подурачиться в кроликов? У Маши с нового года заячьи ушки завалялись. И хвостик! - с трудом переключившись с этих сбивающих дыхание мыслей на телефонный звонок со своей работы, Алексей коротко ответил в трубку, что будет через двадцать минут, встал, быстро оделся и вышел из дома.
Вечером состоялся семейный совет. Маша и Алексей сидели друг против друга с серьёзными лицами и пытались не сорваться на эксперименты прямо сейчас, решив обсудить возникшую ситуацию и её роль в их молодой жизни и нравственности.
- Неужели тебе всё это понравилось, Маша?
- Мне очень понравилось, Алёшенька, очень, особенно, когда ты подошел вот так и зарычал, это было...
- Погоди, не волнуйся, - мягко прервал Машу Алексей, заметив участившееся дыхание подруги и сам с трудом сдерживаясь, чтобы сейчас же не спросить её, где, к чертям собачьим, находятся кроличьи уши и хвост. - Погоди, Маша, давай разберёмся и извлечём, так сказать...
- Алёша, а может, не надо извлекать, пусть всё там останется, как думаешь? Давай лучше, Алёшенька, вовлекать будем, а извлекать погодим, оно само как-нибудь извлечётся, ладно? А мы в это время ещё чего-нибудь внедрим, внесём и это самое... выгодно вложим, а?
Было понятно, что ещё минута такого разговора с горящими глазами напротив и Алексею будет до лампочки сама идея извлечь выводы и внести ясность. И он перестал сопротивляться:
- Маша, а где твои ушки?
- Ушки? Лёш... какие ушки... эти? - Маша обеими руками осторожно дотронулась до мочек своих ушей, вопросительно смотря на Алексея и неожиданно для самой себя сказав мягкое, грудное, но тоже вопросительное: - Му?
- Нет, Машенька, - голос Алексея стал вкрадчивым и хриплым, поскольку он закашлялся от волнения, не сумев сразу унять рвущееся наружу желание, - нет, кролик мой, твои заячьи ушки с прошлого Нового года, и хвостик там ещё был, как я тогда не обратил на это внимание? Где они?!- Последние слова он почти выкрикнул, приподнимаясь над столом навстречу загипнотизировано смотрящей на него Маше, - Где твои ушки и хвостик, девочка?!
Маша тихо пискнула и, решительной рукой срывая свой лёгкий домашний халатик, схватила стоящий рядом стул и короткими шажками, поддерживая всё ещё прикрывающую её ткань, побежала к антресолям, по дороге невнятно объясняя, казалось, самой себе:
- Я же их туда забросила, сразу, ещё до Старого Нового года, или до китайского, да! - и никогда больше, думала, не надену, никогда, вот дура-то!
Она поставила стул, легко вскочила на него и с грудным выдохом распахнула решетчатые дверцы, за которыми лежал домашний хлам. И в этот момент она почувствовала ладони своего мужчины на поющих от волнения бёдрах, его колючую небритость на своих ягодицах и жаркое дыхание прямо в том самом месте, куда предполагался уже замеченный ею пушистый белый хвост:
- Алёшень.. ка.. что ж ты... делаешь... а хвостик как же... хвостик-то! Алёш... ааааа!!!
Этот вечер Маша с Алексеем почти не говорили. Они мяукали, мычали, о чём-то доверительно лаяли и поскуливали, лаская друг друга под хвостиками, над хвостиками, около хвостиков, вокруг хвостиков, а ещё между ушек, воображаемых крылышек и даже рогов. Да, рога у них тоже были, в самом замечательном смысле, когда к молоденькой антилопе Маше вышел благородный олень Алексей, в самое горячее время его гона, и показал ей всё, на что способен его пантокрин и гематоген. Это был волшебный вечер. И с тех пор большинство их вечеров заканчивались именно так.
Следующие пару месяцев Маша и Алексей, немножко привыкнув к своей новой животной сущности, уже никуда не опаздывали и даже стали гораздо более внимательными и требовательными к своим обязанностям на работе и дома, но в уделяемое друг другу время они проявляли немыслимые доселе изобретательность и фантазию, используя для своих игр какие угодно сопутствующие предметы или вещи, делающие их обоих похожими на первобытных людей, животных, деревья и снова людей, горланящих что-то нечленораздельное, порой жуткое, но отдающееся в их телах настолько горячим жаром, что однажды они чуть не погибли, играя в настоящих хвостатых обезьян, качающихся на лианах и пытающихся внедриться друг в друга именно в таком гимнастическом положении, после чего специально для этой цели подвешенный Алексеем турник, зажатый узкими стенками коридора, просто оборвался вместе с запутавшимися в бельевых верёвках любовниками. Эти верёвки, задуманные лианами, так удачно сдавили шеи обоих возвратившихся в лоно природы людей, что бордовый от натуги Алексей успел всерьёз испугаться за судьбу своей посиневшей лицом подруги, пока избавлял её пульсирующую шею от дурацкой удавки и срывал такую же заразу с себя. Потом они долго сидели, привалившись спинами к стене и тяжело дышали, молча смотря на валяющиеся вокруг верёвочные джунгли. А затем Маша склонилась к мокрой груди Алексея и, убирая с его лица свои прилипшие волосы, счастливо бормотала:
- Хорошо мне, Алёша.. очень.. только мы туда больше не полезем, ладно?
Алексей смиренно кивнул головой, осторожно вращая шеей с целью удостовериться в её сохранности, и с внутренним содроганием думал о том, что он, в отличие от Маши, мог зацепиться и другим важным местом. А Маша между тем продолжала:
- И ещё, знаешь, я даже не успела испугаться сейчас, честно. И мне коротко стало как-то совсем по-другому. Не плохо, нет. Когда мне шею сжало, понимаешь? Так интересно... Лёш... а может..
- Вот тебе! - выразительно сказал Алексей, показывая Маше аккуратную фигу, но оглядывая её восхищенным взглядом завороженного мужчины. - Вот тебе и даже не думай! Мы таким образом с тобой до космических далей дойдём, комета ты моя хвостатая... до неизведанных галактик и даже чёрных дыр...
- Ой...- тихо ответила Маша, также завороженно смотрящая на Алексея снизу вверх, засунув себе в рот большой палец его руки, - Лёш.. как много нам открытий чудных... да?
- Да, - задумчиво ответил Алексей, внимательно прислушиваясь к ощущению своего пленённого пальца, - да, Маша, открытий... нам... и гениев, парадоксов друзей... друг.
К новогодним праздникам Маша и Алексей готовились основательно. Они выдраили всю квартиру до монетного блеска, нарядили все углы шарами, гирляндами и блестящим серебряным дождём, приготовили друг другу подарки, аккуратно сложив их под самую красивую за их совместную жизнь ёлочку, каждый со своей стороны, прикрывая специально для этой цели купленной прозрачной подарочной бумагой. Всё было готово уже за неделю до ожидаемого ими праздника. В их взрослых, но ещё молодых телах с разбойничьим свистом клекотало какое-то отчаянное и требовательное детство, о наличии которого они даже не подозревали. Они хотели волшебства, спрятанных по углам конфет и ещё не до конца найденных родинок на своих телах. Они жарились в собственных поцелуях так же, как это делает снеговик под паяльной лампой, счастливо растекаясь в собственной плоти вокруг гордой красной моркови, торчащей над всем этим немыслимым бардаком. О, это были замечательные времена, и оба взрослых ребёнка наслаждались случайно найденной человеческой эпохой и друг другом, в результате своей неожиданной эволюции заново вернувшись к хвостам, рогам, свинячим пятачкам, старым меховым воротникам и лоснящимся от здорового пота шкурам.
До конца месяца оставались ещё несколько дней, и Маша с Алексеем договорились пройтись по магазинам, чтобы элементарно потратить на всякие мелочи оставшиеся деньги, попить кофе, покушать пиццу и посмотреть на суетящихся в мигающей атмосфере праздника людей. Это было последнее перед новогодними каникулами рабочее утро для них обоих. Маша вела в садике новогодний утренник, а Алексею оставалось отдать уже сделанный заказ, над которым он бился последние полтора месяца. Одевшись и сочно поцеловав Алексея в губы, Маша убежала на работу, пообещав вернуться раньше наступления быстрых зимних сумерек. И уже через полчаса телефон Алексея зазвонил. Странный голос Маши, сдавленный и чужой, взорвался в ушах Алексея словно бомба, когда он услышал её слова:
- Лёшенька... милый... спаси меня... я сейчас с ума сойду...
Алексей, одной рукой держа возле уха телефон, а другой надевая на себя пальто с волочащимся за ним серебряным декоративным дождём, срывающимся голосом спросил:
- Маша... блин... что случилось? Ты, вообще, где?
- Я на работе, Лёша. Приходи немедленно! Забери меня отсюда!
Не выключая телефон, Алексей выскочил из квартиры, не обращая внимания на то, что кроме пальто, ёлочного дождя и полосатых тренировочных штанов на нём ничего не было. Даже обуви.
Маша почувствовала неладное, когда переступила порог детского сада. Атмосфера карнавала, такая привычная дома, здесь настолько неожиданно сжала в узел её нервы, что Маша не сразу поняла причину своей затаённой паники. А потом она услышала знакомый детский голос:
- Доброе утро, Мариванна! С Новым годом вас!
Это был Данила, самый маленький мальчишка в её группе, и Маша опустила глаза, чтобы поприветствовать его. И сразу после увиденного она непроизвольно подогнула колени и села на низенькую детскую скамеечку, поскольку стоять толком не могла - на неё смотрела заячья физиономия с длинными белыми ушами и зачем-то красной морковью вместо носа.
- Дах... Данила... мальчик.. что это за кос... тюм? - дыхание у Маши срывалось, она набирала полную грудь воздуха, с трудом сдерживая волнение и стараясь не схватиться за торчащие заячьи уши прямо сейчас. Про морковь она боялась даже думать. - Что это за костюм такой необычный, Данила, и зачем морк... это, ну, зачем?!
- Это кроликоснеговик, Мариванна! Я сам придумал! Вы меня похвалите?
- Да... ещё бы... замечательно.. иди в группу, - Маша вдруг поняла, с каким испытанием ей придётся столкнуться через несколько минут, но не представляла себе, что всё только что перенесённое было действительно детским садом по сравнению с тем, что ей предстояло. Потому что дверь группы открылась и прямо на неё вывалилась сказочная вселенная, в которой разноцветной мишурой завертелись мальчики и девочки, одетые в кошечек, собачек, слонят, тигрят и крокодилов. Там был даже один динозавр с таким натуральным и замечательно сделанным хвостом, что Маша, закусив губу и обречённо закрыв глаза, глухо застонала где-то у себя внутри, изо всех сил стараясь не привлекать этим внутренним воплем к себе внимания.
- Марьванна, вам хорошо? - звонкий девичий голос заставил Машу вздрогнуть, и она открыла глаза, увидев перед собой кошачью физиономию с длинными целлофановыми усами. - Смотрите, Марьванна, я сама усы делала! Мне никто не помогал!
Согласно кивая и стараясь не смотреть вокруг себя, Маша с трудом встала на звенящее желанием тело, представляя перед собой голый торс своего мужчины, требовательно смотрящего на неё через прорези кошачьей маски и говорящего хриплое "Мяу!".
- Мяу, Марьванна! - от неожиданности Маша слабо вскрикнула и бросилась в сторону от ещё одной кошки зелёного цвета с белым заячьим хвостом. Торопливым движением она выхватила свой телефон и набрала номер Алексея, в отчаянии проговорив в трубку:
- Лёшенька, милый... спаси меня...
Через две минуты в здание ворвался Алексей. За это время Маша уже немного пришла в себя и даже приподнялась навстречу, заметив в раскрывшихся дверях знакомый силуэт. Но когда она увидела волосатые грудь и живот, прикрытые сверкающим от серебряного дождя пальто, Маша снова крепко припечатала скамейку мгновенно вспотевшими ягодицами и положила сжатые кулачки на мелко дрожащие коленки:
- Лёш, а где твои ботинки? И майку ты забыл надеть... и пиджак.
Алексей подбежал к Маше, сел рядом с ней и тяжелыми глазами огляделся вокруг. Маша, смотря прямо перед собой, наклонилась к нему и положила голову на укрытое драпом плечо:
- Ты только не волнуйся, ладно, Лёш?
Алексей не волновался. Он просто совершенно ошалел. Рассматривая звериную роскошь вокруг себя, богатейшую кунсткамеру хвостов, рогов и всяческих других животных составляющих, он видел перед собой затуманенные глаза своей женщины, которая и открыла в нём весь этот противоречивый мир.
В помещение поминутно входили переодетые в немыслимый зоопарк дети, которых вели за руку их родители, с удивлением смотрящие на обречённо опустившего плечи Алексея и прислонившуюся к нему Машу. Некоторые из родителей, весело переговариваясь между собой, даже делали фотографии странной пары на скамейке, а потом перед Машей встала мощная фигура Глаиды Игнатьевны, которая очень дружелюбно прогремела:
- Маша, поздравляю! И вас, Алексей, тоже! Это самый необычный новогодний наряд, какой я когда-либо видела! Но вы, Маша, здорово отстаёте в этом смысле от Алексея!
- Это к лучшему, Глаида Игнатьевна, уверяю вас, - виновато произнесла Маша, с содроганием представив себе, в каком виде она могла бы сейчас быть, если бы не все эти неслучайные люди вокруг, - это только к лучшему! Алексей сделал мне сюрприз, к которому я не очень готова! А можно я сегодня уйду пораньше?
- Ни о каком "пораньше" речи быть не может, Машенька! У нас будет замечательный день, все люди на учёте, все заняты своими обязанностями, а мы с вами проведём хоровод и потом я вас отпущу. И даже дам вашему Алёше валенки, если он останется с нами, чтобы он дошел до дома. Это героически, неподражаемо, но очень опасно - ходить зимой по снегу босиком! А ещё с меня шампанское!
Ёлка прошла грандиозно. Маша и Алексей вместе со всеми водили хоровод, ели чьи-то самодельные сладости и пили кем-то принесённый глинтвейн. Атмосфера этого дня не ограничивалась восторгом разодетых малышей, при каждом удобном случае демонстрирующих свои роскошные наряды и тщательно заученные звуки звериных речей, нет, взрослые тоже пользовались случаем почувствовать себя детьми, надевая на лица незамысловатые маски, через прорези которых было очень плохо видно. А когда разгоряченные Маша и Алексей пришли домой, они прямо с порога стали теми, кем были последние два месяца - самцом и самкой, рычащими и мяукающими любовниками с осмелевшей от собственного размаха фантазией, не позволяющей им оставаться кем-то наполовину - они были людьми и зверьми одновременно, с непонятной им самим историей их общего помешательства, начавшегося однажды утром небрежно повязанным поясом передника, болтавшимся жиденьким хвостиком неведомого животного.
Они продолжали свои странные игры ещё несколько лет, понемногу сбавляя их интенсивность и всё более заменяя привычный заповедник собственными телами мужчины и женщины, уже не нуждающихся в шаманских плясках, чтобы разбудить постоянное и стойкое желание сплетающихся тел. А когда у них родилась двойня, Маша купила маленькие комбинезончики с крошечными хвостиками непонятной природы, и с колотящимся сердцем показала их Алексею, окутывая своего мужчину тем же взглядом, которым она отвечала ему тогда, на кухне, склонившись над посудомоечной машиной:
- Хвостики, Лёш... смотри, какие... с ума сойти, правда?
- Не буди во мне зверя, Маша...
- Как хорошо, что ты во мне его разбудил.
Маша смотрела на Алексея блестящими глазами и вдруг заметила, что он, не отрываясь, уставился на её увеличившуюся грудь, слегка выглядывающую из распахнувшегося халатика. Маша, улыбаясь, сделала движение прикрыть заявляющее о себе материнство, но Алексей протестующе вскинул руку:
- Погоди, не трогай... стой, как стоишь...
- Лёш... ты чего?
- У тебя грудь такая... красивая...
- Тебе нравится? А я стеснялась... думала, вот коровка стала... дойная... с ведёрками...
- Не вздумай. Глупости. И не коровка это, - Алексей подошел ближе и положил свою ладонь на Машину грудь, - человеческая она, женская, красивая очень. Ничего ты в этом не понимаешь. - Говоря это, он удобно разместил свою вторую ладонь, маятником переводя взгляд с одной груди на другую. - Хотя, понимаешь, конечно. Детей будешь кормить?
- Я же только что, Лёш! Они меня вообще съели! Спать теперь будут часа два!
- В таком случае я на всё это время беру тебя в плен.
- У нас новая игра?
- Да. У нас новая игра.
Когда они вместе пошли в душ, можно было заметить, что у обоих на копчике появился один лишний позвонок, делающий эту привычную часть тела более похожей на когда-то отпавший рудимент, отвечавший, как сегодня предполагается, за то, чтобы людям вместе не становилось скучно. Природа экстренно побеспокоилась за свою сохранность собственной неуёмной фантазией, создав таким образом новую петлю эволюции, начавшуюся в день недоеденной яичницы из восьми яиц и одного тревожного вопроса женщины, адресованного её мужчине. И по-другому, как я полагаю, быть просто не могло.
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/zzz999-176/744.jpg)