- Здравствуй, можно, я у тебя тут покричу? Меня потряхивает.
- Проходи. Можно. Разуйся только. У тебя к туфлям какой-то гербарий прилип. А я пол помыл.
Женщина разулась, аккуратно поставила туфли на пороге и строевым шагом прошла в комнату. Остановившись посреди зала, она резко развернулась на пятках, собирая под собой распластанный на полу плотный мех. Затем опустила вдоль тела крепко сжатые кулачки, подняла голову и стала быстро говорить, ругаясь на равнодушный потолок:
- У меня всегда этот вопрос - сознательно ли меня хотят унизить, или это делают хамы по своей природе? Считать ли хамством громкий разговор по телефону или внезапно захлопнувшуюся перед моим носом дверь троллейбуса?
Иногда я пытаюсь что-то сделать против происходящего. Но... теряюсь. Уже потом, придя домой, успокоив тряску и наглотавшись успокоительного, задним умом придумываю, что и как надо было сказать. И так всю жизнь. Может, не стоит и начинать? И хоть бы раз кто-то поддержал! У тебя валерьянка есть?
Во время её монолога мужчина стоял, прислонившись плечом к косяку двери, и смотрел на происходящее. После заданного вопроса он оторвался от косяка, прошел мимо стоящей оловянным солдатиком женской фигурки и взял с полки бутылку коньяка. Молча плеснул в стоящую здесь же рюмку янтарного напитка, снова подошел к наблюдающей за ним женщине и без слов протянул рюмку ей.
- Пей. Говорят, помогает.
Женщина взяла рюмку и одним махом выплеснула коньяк через накрашенные светлой помадой губы. Сразу после этого она деревянным движением протянула рюмку мужчине и тут же поднесла ладони к лицу, тесно зажимая себе рот. Вытаращив глаза она смотрела в лицо напротив, не в силах сделать вдох, и по указательным пальцам её ладоней стекали мгновенно выступившие слёзы. Несколько секунд мужчина наблюдал за ней, затем спросил:
- Ещё?
Женщина отчаянно замотала головой и тут же шумно вздохнула, вытирая ладонями мокрые глаза.
- Тогда говори, что стряслось.
- Ничего, наверное. Люди всяко живут.
- Рассказывай, а то ещё валерьянки налью.
- Правда, ничего. Просто облаяли меня крепко. Я даже не успела понять, только почувствовала, как сжалось всё внутри. Словно кислоту в меня влили. Ужасно то, что муж рядом был, и он меня останавливал. Публично, при всех! Вместо того, чтобы помочь или защитить. И это меня так прибило! Они все такие вокруг, что ли?!
- Не все.
- А как различить тогда, что такое хамство, а что - грубость, где желание причинить боль, а где обычное плохое настроение?! Как это всё разделить?! Жить хочется.. а не дают. Всё ходим, коросту с души сдираем.
Голос женщины упал и она обессилено замолчала. Мужчина протянул руку, взял безвольно висящую ладонь и усадил крепко пахнущую коньяком фигурку в стоящее на шкуре кресло.
- Садись. И подбородок вытри, вон сколько добра по тебе разлилось. - Он взял из бара салфетку и в несколько движений сам привёл женское лицо в порядок, - Нельзя так к успокоительному относиться. Готова? - Она молча кивнула головой, - Тогда слушай.
Я говорил тебе однажды, что есть такая непонятная вещь, которую называют чувством справедливости. Её невозможно измерить, она не поддаётся учёту, её нет нигде, она рассеяна в воздухе, ты её не видишь и не знаешь, где она вообще находится, но когда справедливость нарушается - ты сразу это чувствуешь. Состоянии кислоты у тебя внутри - это оно. Отсутствие справедливости в происходящем с тобой или другими. С тобой ты это чувствуешь быстрее, острее и глубже. Это понятно? Хорошо. Тогда дальше.
Между спонтанной грубостью и чистым хамством разница есть. Грубым могу быть даже я. Например, по отношению к тебе, если ты прошла на чистый пол в грязной обуви. Эй?! - Мужчина закричал так неожиданно, что женщина испуганно вжалась в кресло, - Что это за мать с бубенчиками! Ты за каким хреном в чистую комнату на каблуках зашла?!
- Так я же.. сняла... - пробормотала сидящая в кресле женщина, недоумённо смотря на свои разутые ноги и пытаясь встать.
- Сиди, маета.. Не бойся. Просто я перед твоим приходом тоже успокоительного выпил, вот и подвергаю тебя результатам его действия. Говорил уже - терпи, коли пришла. Но ты же поняла разницу?
- Да...
- А я добавлю. Грубость может быть такая, когда сыну-двоечнику мать кричит, что уроки делать необходимо, иначе он ремня схватит, или когда раздражение отца заставляет плакать его непослушную дочь, когда муж в сердцах наорал на жену за помятый бампер его машины, и когда уборщица тётя Маня, не сдержавшись, накрыла тебя в обиде за то, что ты прошла по только что вымытому полу. Такая грубость не оставляет кислоту у тебя внутри. Она заставляет сделать уроки, позвонить в автосервис, попросить прощения наконец. Друг у друга. И всё решено. А хамство, как и особая грубость её производных, это стремление нанести тебе словами вред, унизить тебя, стремление твоего обидчика почувствовать превосходство над тобой, и действует обидчик в подобных случаях только, и я ещё раз повторяю - только! - сознавая свою безнаказанность. Это речевая издёвка, яд в интонации, сползающее с человеческого языка липкое дерьмо, которое размазывается по твоему лицу. Подобное хорошо наблюдается по сетевым оскорблениям, в хамском поведении на дороге, во взаимоотношениях начальника и подчинённого, подлого сильного с беспомощным слабым или просто выпад какой-либо трусливой мразоты по отношению к тем, кто не может дать сдачи. Вот и вся разница.
А что касается закрывшихся перед носом дверей, громкого телефонного разговора там, где неплохо бы сохранять тишину, вообще барского поведения сразу ко всем - это... мне даже неудобно выговаривать подобные слова.. Воспитание. Отсутствие таких материй, как этика. Чувство такта. Предупредительность. Уважение элементарных правил жизни в социуме. Это когда я иду по коридору больницы на носочках, чтобы своими подковами не тревожить людей. Когда ускоряю шаг на пешеходном переходе, чтобы не заставлять ждать стоящие передо мной машины. Или, наконец, когда я понимаю, что слишком резко накричал на тебя за грязный пол и просто извинился за это. Всё это когда-то тебе говорили в детском саду. Ты помнишь?
Женщина кивнула и, протянув руку, несколько раз сжала и снова в требовательном движении расправила длинные пальцы:
- Налей ещё..
Подавая ей рюмку, мужчина спросил:
- А муж? Учует же.. влетит тебе. Ещё и за сегодняшнее ваше происшествие.
- Ему плевать, к сожалению. - Её голос стал тёмным, дополняя собой цвет выпиваемого напитка, - хорошо, что хоть к тебе зайти поговорить могу. Не в тягость?
- Не в тягость.
- Хорошо. Я пойду, поздно уже.
Взявшись за протянутую ей руку, женщина встала из кресла, слегка качнулась и пошла к оставленным на пороге комнаты туфлям. Обувшись, она подошла к входной двери и почти открыла её, когда вдруг повернулась и спросила, выдыхая из светлых губ запах дорогого коньяка:
- Послушай... ты как-то говорил, что скальпы хамов собираешь.. но где хранить такое их количество?
- А я из них коврики делаю. Ты на одном таком минуту назад стояла, между прочим. И не только сегодня.
Расширившимися глазами женщина посмотрела на лохматую шкуру в глубине комнаты. Переведя глаза на абсолютно серьёзное лицо перед ней она вдруг впервые за время её визита улыбнулась.
- Чудак ты.
- Я знаю. Заходи, если что.
- Зайду.
На длинные волосы мохнатой шкуры упал свет загоревшегося уличного фонаря. В широком желтом пятне шерсть казалась почти медного цвета, повторяя собой тёмный янтарь стоящего на полке напитка. Мужчина посмотрел на свои пятки, поочерёдно поднимая их и для лучшего осмотра прогибаясь назад, затем коротко ругнулся и прошел по густому ворсу, тщательно вытирая об него босые ноги, стирая с них принесённый из коридора мелкий уличный сор, бурча при этом себе под нос:
- Волосы из голоса
Ты задохнёшься в них
Слов обидных полосы
Твоих или чужих
Словно кожа лопнула
От злых укусов вшей
И окно захлопнулось
В испачканной душе..
Он наклонился, чтобы приподнять край шкуры, открывая фирменную бирку "Lederfabrik JH".
- Завтра буду пылесосить, сейчас так.. а то опять в стену долбить будут. - С этими словами он ладонью смёл под кожаное основание мелкие влажные листочки и устало выпрямился. - По мокрому газону ходила, точно. А всё-таки хорошо, что у меня дома всегда успокоительное есть... - Он посмотрел на полку, потом снова себе под ноги, и вдруг засмеялся. Смех был негромкий, странный в сумерках почти пустой комнаты, освещенной только лежащим на полу янтарным пятном от фонаря. Он быстро затих и комната стала похожей на любое другое помещение в мире, где между четырьмя стенами нет ничего, кроме раздающихся изредка голосов, почти каждый вечер оставляющих здесь свои человеческие истории.
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/zzz999-182/913.jpg)