- Ты помнишь своих родителей молодыми? Я почему-то больше помню маму.. папа отчетливо появился лет после десяти. Хотя, судя по фотографиям, он гулял и проводил со мной времени даже больше. И мы с ним вдвоем ездили на море, где он меня однажды потерял на пляже. Я не рассказывала тебе?
Ещё меня водили в парк аттракционов, садили на огромную пластмассовую черную лошадь с оскаленной мордой, поднятыми копытами и адскими красными глазам, и оставляли одну. Лошадь судорожно дёргалась, качалась вперед-назад, а я намертво цеплялась в гладкую гриву и обмирала от ужаса, страстно желая прекращения этой бесполезной пытки. Пожалуй, это единственное темное пятно моего детства (ну, еще я помню натертые новыми туфельками ноги), даже не знаю, почему я так покорно принимала это испытание, ужасное и неизбежное, но которое рано или поздно заканчивается, главное - крепче сцепить зубы.
Хочешь, расскажу, как я сегодня боролась с постелью? Я быстренько приняла душ, сделала все свои женские вечерние процедуры, накинула халатик и заскочила на кухню, чтоб еще раз глянуть, не забыла ли что поставить в холодильник. Выключила свет в спальне и, сбросив халат, залезла под одеяло. Замерзла практически сразу и свернулась калачом, прижав руки к груди, а кулачки к подбородку, и лежала так, подрагивая губами от озноба. Попа холодная, нос ледяной. А потом взяла вторую подушку, сграбастала её к себе, обняла коленями и локтями, выдыхая свой воздух в её перистую глубину. И уже через несколько минут почувствовала, что согреваюсь. Меня уже не трясло и не колотило, хотя попа оставалась холодной до тех пор, пока я не уснула. Всё-таки подушка, это здорово.. но это всего лишь подушка. Даже если их две. Ты хочешь со мной поспорить, да? Попробуй только.
Как видишь, я запросто разговариваю с тобой. Запросто. Не боюсь. И не буду.
- Не надо. Я добрый. Даже когда злой. Когда-то давно так говорил.
А тебе будет спокойнее, если я скажу, что моё отношение к пластмассовым лошадям было такое же? Мне тоже очень хотелось, чтобы эта пытка побыстрее прекратилась. Чувствуешь?
И с твоим рассказом о борьбе с подушкой я тоже спорить не буду. Не буду и не хочу. Поскольку настолько замечательно всё это себе представляю, что продолжать бессмысленно. Я представляю это. Отчётливо. Сброшенный халат и беспокойную возню, холодную попу и стучащие зубы, нагретую твоим дыханием подушку и даже возможный после всего этого сон. Вполне. И не буду спорить.
Да, я помню своих родителей молодыми. Я помню так много, что порой кажется, что я смотрел это в кино. Помню зелёный танк с красной лампочкой на дуле, который родители мне подарили лет в пять, они тогда были совсем молодые, и папа сидел, гордо посматривая на маму, которая не знала, что делать с сахарницей, в которую я налил чай.
Ещё я помню отца, прошедшего однажды домой с разбитым в кровь лицом, заплывшими глазами и синим ухом, торчащим, как баклажан. Он сказал тогда, что его сбила машина, или даже сразу несколько машин, но почему-то он не хотел дать маме привести его лицо в порядок, а схватил что-то тяжелое с антресолей, надел кожаные перчатки на окровавленные руки, и всё рвался выйти из дома, чтобы догнать эти машины и о чём-то с ними поговорить. Мама не знала, с какого бока к нему подойти, чтобы не пустить его на улицу, а я стоял рядом, смотрел на всё это и ничего не понимал. Мне было лет семь. Может, восемь. Мне не было страшно, нет, папа выглядел даже весёлым, хотя один его глаз почти совсем не был виден за испачканным кровью синяком, болтающимся красивым синим мешочком, а раздутые гематомы на лице делали его похожим на соседа с первого этажа, который всю свою жизнь, как мне тогда казалось, питался только водкой и газетами.
А однажды я забыл ключи дома и пошел к соседям по балкону, живущим в другом подъезде, но на этом же пятом этаже. Я иногда пользовался их соседством, чтобы через балкон, пробираясь по его внешней кромке и перешагивая верёвки с бельём, попасть к себе домой. Но в тот раз соседей не было дома и я использовал пожарную лестницу, чтобы залезть на крышу нашей пятиэтажки, где я подошел к крошащемуся бетонному краю крыши, лёг на самую её кромку, взялся за неё руками и опустил своё тело вниз, повиснув над нашим балконом. Мне надо было раскачаться и бросить себя именно туда, а не куда-нибудь рядом. Именно в этот момент я то ли услышал, то ли почувствовал что-то внизу, там, где ходили люди и ездили машины. Всё ещё болтаясь под крышей, я посмотрел в том направлении и увидел маму, стоящую посреди улицы с поднятыми к лицу руками. Она стояла и смотрела на меня. А я висел и смотрел на неё. Она была далеко, но даже сейчас мне кажется, что я видел её глаза. А ещё я подумал, какая она всё-таки красивая, элегантная, походка плавная, спина прямая и всё такое. Да, я обращал на это внимание, потому что её обтекали идущие из заводской проходной люди, которые как-то отличались. Но потом, перестав думать о маминой элегантности и подумав о ремне, я раскачался и прыгнул. И пошел к входной двери, чтобы открыть маме дверь. Я встречал маму очень приветливо, но постоянно думал, что мне сейчас будет. Но мне ничего не было. Мама просто прошла в комнату и, не раздеваясь, опустилась на диван, и сидела так какое-то время, словно задумавшись о чём-то. Наверное, это было действительно важно в тот момент.
Я помню. Родителей в молодости. И себя тоже. Но сейчас, если я смотрю на себя в зеркало, мне кажется, что я уже так давно на их месте, так безнадёжно давно, что уже не смогу найти то место, где я мог бы остановиться и поднять голову. И единственное, что я могу повторить из того времени - это прыжок с крыши на балкон. С любой крыши на любой балкон, понимаешь? Поскольку смотреть на кого-либо снизу у меня возможности нет. Не те дома. Другие люди. Краски осыпались, как на твоей пластмассовой лошади, за которую ты когда-то цеплялась изо всех сил. Остался лишь рассыпающийся край крыши. И старенький балкон под ней. А между ними - невидимое движение куда-то летящего человека, непохожего на меня, знаками руки настойчиво показывающего вниз, где я не вижу ничего, кроме быстро меняющихся теней.
Ты всё ещё не боишься меня? Не бойся. Я бы снял тебя с пластмассовой спины раньше, чем перестанет дёргаться бешеная лошадь. Не дожидаясь, когда закончит свою работу Аттракцион.
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/zzz999-220/2422.jpg)