Он пьянел ровно настолько, сколько требовалось при выпивании текилы, поднимая одну рюмку по пятьдесят грамм за один мужской раз. Паузы были, ясен хобот. И закуска, козе понятно, радовала глаз, чрево и язык. Поскольку передо мной сидел именно мужчина. Не самец с членом на столе и самомнением под потолком. Нет. Мужик. Который к приходу гостя приготовил жрать настолько же обильно, насколько с удовольствием я потом пьянел. Потому что гостем был именно я. А он после второй рюмки рассказывал, как смотрит на жизнь и какие при этом бабы ему нравятся.
- Мне надо, чтобы был третий размер, - говорил он спокойным уверенным тоном, а я ему совсем не возражал. Не потому что мне тоже необходим именно третий с тугой или вялой кнопкой, а по убедительной причине, что после такой закуски он имел право на любой каприз, - третий нужен, понимаешь? - иначе я не смогу с ней долго.
Мы выпили по четвёртой. Или уже по шестой.
- Если не будет третий, то это бред,- говорил он снова, убедительно кивая лобастой головой, - это ерунда, а не жизнь. Ну, будет у неё, скажем, второй или к чёрту первый, красивая до такой степени, аж я гостей сюда не водил, но смысла в этом нет!
В этом не было никакого смысла, я был согласен. И мы выпили седьмую.
- Понимаешь, - продолжал он, облокотившись на сильную мужскую руку, а другой рукой разливая текилу по быстро пустеющим рюмкам, - это даже как-то нелогично! Да, она хорошая и всякое такое, готовит замечательно, хотя я лучше могу.. но если я с ней по улице гуляю и рядом какая-то сука с третьим или нахрен четвёртым до пятого размером пройдёт - мне будет нехорошо. Как будто я своей женщине уже одним лишь взглядом на чужие висячки изменяю. Обманываю её. Потому что мне та сука нравится за её термоядерное вымя. А на свою я после этого буду смотреть, как на устричный салат, прозрачный и анемичный, хотя питательный и для кого-то красивый, но для меня в задницу вообще совершенно не то!
Я кивал ему. И был с ним заодно. Не потому что потерял рюмочный счёт. Просто я был на самом деле согласен с этим высоким и сильным хозяином дома с головой на плечах, с умелыми руками, которые в состоянии грудь приласкать и салат приготовить, вбить гвоздь и даже какой-нибудь непонятной варежкой его перекусить, если это было нужно. Работа в банке давала ему хороший заработок, а регулярная пахота в спортивном зале помогала держать себя в хорошей форме взрослого мужика, проблемой которого в выборе бабы для жизни и постели состояла лишь в том, что он не представлял себя с женщиной, чей объём груди был меньше ковыряющего его мужское воображение и просто вываливливающегося из обоих ладоней идеала. Он имел на это право. Поскольку кнопок у человека нет.
Можно сколько угодно говорить о терпимости отношений и толерантности полов, про любовь души и обожание обременённого этой душой тела - всё это поэзия, красивая сказка, возможная легенда и даже вполне реальная история. Но ни в коем случае нельзя сказать вот такому уверенному в себе и умелому мужику, с головой на плечах, руками и напористо шевелящимся членом, чтобы он перестал валять дурака, посмотрел в лицо жизни, задал вопрос сердцу, протянул руки солнцу, разуму и судьбе - нихрена не будет. В лучшем случае он пошлёт вас на немыслимое для вашего организма расстояние. А в худшем, пытаясь переделать свою природу, превратится в неврастеника, потеряет привычные ориентиры в мире тела и забьёт очередную безгрудую подругу утюгом. Ну, хорошо.. с утюгом я погорячился. Но он просто не принесёт ей в постель кофе. И однажды, после очередной встречи молочной соседки, выматерившись на денежном наречии и окончательно всё решив, он широким и отчаянным жестом попросит свою несчастную даму убираться куда-нибудь туда, где ему совсем нечего делать. И станет счастливым банковским работником с тренированным телом, нормальным здоровым дядькой, умеющим сделать салат, квартиру и будущее. Для той, кого он хочет. От которой у него середина тела сталью наливается, а глаза гордостью блестят. На кого он именно с тем желанием смотрит, о котором поэты пишут и классики рассказывают. Не надо ему мешать.
Тем временем мы выпили всё. Бодро успокоив хозяина в моей полнейшей адекватности после литра текилы, я вышел на улицу, вздохнул полной грудью вечерний воздух с запахом свежих бюстгальтеров и осторожно положил в рот три кирпичика жевательной резинки.
Машину я вёл пьяный, как история о человечности. Резво реагируя на светофоры и проворно выжимая тормоза. А ещё я фантазировал. И представлял. Именно такую женщину, взгляд на которую заставил бы меня подумать о последствиях. Всего, чего я ещё не сделал. И что всё-таки уже натворил. Потому что собственная картинка есть и у меня. В ней найдётся место человеку и телу, разговору и молчанию, грудям и ягодицам, разбитым коленкам и прыщику на губе. Но это моё. А вы не знаете, почему после текилы хочется кричать? Я кричал. В машине. Направляясь по адресу, где хотел увидеть женщину, которая мне нравится. Не за её груди. И не за помидорный салат. Просто так получилось. И сомнений, что я не доехал, у меня нет.
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/zzz999-304/229.jpg)