Так далеко он еще не заплывал. Из темноты появилась шарообразная поверхность железного буйка, похожего на облезлый череп с вкрученным в затылок ржавым крюком, от которого в воду уходил заросший ракушками и водорослями металлический канат. Такие же водоросли свисали с помятых круглых боков и казалась лоскутами кожи, рваными и гнилыми, обнажающими тёмную кость давно переставшей думать головы. Это был рыбацкий буй, всегда находящийся здесь, показывающий место, где рыбаков не тревожили курсирующие суда. Буй качался в чёрной воде перед подплывшим к нему человеком, смотря ему в глаза слепыми глазами крупных ракушек и вызывая прилипающий мокрой тряпкой к телу озноб. Сделав широкую дугу, мужчина обогнул ободранный шар и поплыл дальше, стараясь не думать о чёрной глубине под ним, вспоминая весь прошедший день и уже проходящие сутки, полные неясного желания чуда, дурацкого пустого ожидания, рождающегося практически каждую ночь.
Выпитое шумело в его ушах сломанным аккордеоном, хрипя рваными мехами и реагируя на попытки поднять голову тяжелыми ударами в висках. Но сейчас было легче. Вода обнимала, как любимая женщина, успокаивая тело и прохладой разливаясь по воспалённому мозгу, отравленному невероятным количеством дури, выпитой на протяжении последних часов. Но именно сейчас было хорошо, хотя небо над головой всё ещё казалось безжизненной сырой шкурой с единственным на весь небосвод горящим лунным пятном, в тусклом свете которого, словно в бутылочных осколках, плыл человек. Луна отрешенно смотрела в чёрную воду, грустно качаясь из стороны в сторону в глазах плывущего каждый раз, когда он поднимал к ней своё лицо. Его взгляд тонул чёрной маслиной в белом молоке, не имея сил сосредоточиться на качающемся у невидимого горизонта блине, но тело слушалось безукоризненно, отлажено разрезая воду руками и ногами, не обращая внимания на голову их хозяина, отставшего в воде и в мыслях далеко позади. Странное чувство испытывал он сейчас. Когда в плотной темноте даже невидимое качалось из стороны в сторону чудовищными качелями, проносясь мимо его сознания, неспособного воспринимать мелкие детали, сталкиваясь с крупными, как с локомотивом, разбиваясь на миллионы кусков, чтобы снова слиться в одно покалеченное тело в холодных объятиях солёной воды.
Мужчина плыл, погружаясь лицом в воду, захватывая её ртом, смывая оставшийся на зубах спиртной запах, и шумно отплёвываясь от попавших в гортань жгучих солёных капель. А волны качали, качали его, словно ребёнка, обнимая и лаская, поглаживая что-то скулящее внутри мокрыми ладонями, в которых его не было видно, и когда берег стал похож на далеко горящую ёлочную гирлянду, он перестал грести, перевернулся на спину и увидел, что небо над ним ожило. Оно кружилось, заваливаясь назад, туда, где еще был виден затухающий свет заката, отражающийся в воде раздробленным цветным стеклом, а он всё лежал на спине, смотрел в миллионы крошечных белых капель над своей головой, и волны снова качали его, поднимаясь и опускаясь как в замедленном кино, падая вместе с ним сто лет вниз и поднимаясь вместе с ним сто лет вверх, не обращая внимания на его пальцы, цепляющиеся за их солёные спины и оставляющие глубокие борозды там, где уже через мгновение не было ничего.
Вдруг что-то слабо коснулось его бедра. Мужчина вздрогнул и по его телу нервной ладонью поползла холодная дрожь. Это был не страх, а первобытная реакция на неизвестное, которая сжимала все мышцы в один готовый к защите кусок, адреналином отсекая нервы от возможной боли. Хмель исчез. Осталось пронзительно ясное ощущение бездны под ногами, которая была отделена от воздуха невидимой линией, разрезающей его тело пополам. Он не двигался несколько секунд, после чего медленно перевернулся к воде лицом, настороженным взглядом оглядываясь вокруг себя и глубоким дыханием успокаивая заколотившееся сердце. Новое гладкое касание вдоль ноги он встретил, погрузив лицо в воду, пытаясь в матовой черноте увидеть находящееся под ним молчаливое нечто. И увидел медузу.
Это была огромная медуза с тускло мерцающими щупальцами, лениво опускающимися в бездонную мглу под ней. Их видимая часть вытягивалась в глубину метра на три, и человек мимолётно пожалел, что не видит эту грандиозную тварь полностью. Всё так же с погруженным в воду лицом он смотрел на еле различимую студенистую массу, качающуюся в нескольких сантиметрах под ним, и которая снова, слегка поднявшись, слабо коснулась его живота. Стараясь не волновать воду, вытянув руки и ноги звездой в разные стороны, человек попытался движением одних пальцев сдвинуть себя с этого водного пятачка, под которым, освещённая растворённым в воде светом, висела прозрачная исполинская голова с длинными канатами словно заплетённой в косы бороды. Сантиметр за сантиметром мужчина дрейфовал в сторону, до боли напрягая мышцы спины, избегая очередного касания гладкого купола медузы, лениво качающейся под ним вверх и вниз. По-прежнему держа лицо в воде, он наблюдая за ней, лишь изредка осторожно поворачивая голову, чтобы сделать глубокий вдох. Когда ему удалось сдвинуться на расстояние больше двух метров, он ещё раз посмотрел в серую бездну и, счастливо улыбаясь, прошипел прямо в воду бранное слово, выдавленное изо рта воздушным пузырём, непривычно громко лопнувшим возле его шеи. Мужчина поднял лицо, сделал два сильных движения руками, разворачивая тело к берегу, и поплыл, облегчённо выдыхая и вполголоса разговаривая сам с собой. И сразу почувствовал под собой движение воды, словно кто-то провёл веслом около его живота.
Тревожно оглядываясь вокруг себя и всматриваясь в тёмную воду, он пытался разглядеть в ней хоть какое-то движение. Протирая руками изъеденные морской солью глаза он наконец сдержанно выдохнул, сквозь зубы ругая себя за дурацкую выходку с бранью, и в ту же секунду по его правой ноге ощущением срезаемой кожи разлилось пронзительное жжение, настолько глубокое и злое, что в его горящих от соли глазах взорвались кровавые шары, мгновенно затмившие его разум.
Боль протекла сразу по всему телу, связывая его в один тугой жгут, в котором судорогами сжимались мышцы ног и живота. Ещё не до конца понимая происходящее, мужчина снова опустил в воду искаженное болезненной гримасой лицо и от неожиданности закричал прямо в глубину, надрывая лёгкие истошным криком, лопающимся у самых губ крупными пузырями. Всего в нескольких сантиметрах под ним сизой дымкой сплетались прозрачные щупальца, извивающиеся в ленивом танце и вспыхивающие блеклыми искорками, бегущими по студенистым краям, словно по тлеющей бумаге.
Страх пришел вместе с безжалостными спазмами в паху, не позволяющими выпрямить свернутые судорогой ноги. Двигать ими стало невозможно, и мужчина громко выматерился в звёздное небо ломающимся голосом, запоздало пожалев, что не взял с собой оставленный на берегу нож. Шипя и скрипя зубами от скручивающих его живот железных пальцев, он изо всех сил бил руками по воде, стараясь отпугнуть коснувшуюся его тварь. Посекундно окуная лицо в воду, он с отчаянием ожидал повторной атаки, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в чёрной воде, упираясь взглядом то в неясные тени, то на удаляющееся в глубину мерцание, и в очередное погружение не увидел ничего, кроме черноты. Какое-то время он пытался плыть, используя только руки, наотмашь избивая окружающие волны и выдавливая через сжатые губы глухие стоны, не в силах справиться с болью, скручивающей его тело. Опустив обе ладони вдоль правой ноги, мужчина попытался выпрямить её, пальцами разминая окаменевшие мышцы, он уже не воспринимал боли, это звенящее и тупое нечто, медленно разрывающее его изнутри, но всё же чувствовал, как спазмы живота, растекаясь по бокам и груди, начинают сжимать его шею, делая невозможным повороты головы и сдавливая плечи, словно резиновым хомутом. Он снова попытался плыть только с помощью рук, но вдруг его сердце забилось редко и тяжело, словно в густом киселе, оставляя после каждого удара боль в горле и расплывающуюся в глазах и по небу чёрную радугу. На языке появился металлический привкус, от которого сразу задубели щеки, а когда он изо всех сил начал растирать их ладонями, он вдруг заметил, что совсем не чувствует губ. Под ладонями были только какие-то странные верёвки, нажимая на которые он никак не мог понять, что это такое. И тогда человек понял, что не доплывёт. И ещё он подумал, что эти последние секунды агонии, которые он ещё воспринимал, как собственную жизнь, сейчас закончатся, давая ему возможность хотя бы напоследок безболезненно перевести дух. Кривя рот в невесёлой улыбке, он пробормотал что-то презрительное через деревянные губы, досадуя на то, что приходится заканчивать вот так. И в ту же секунду, когда он произнёс это, его сердце остановилось.
Какое-то время он лежал на воде, поджав колени к груди и отражая открытыми глазами огни ночного неба. Волны перекатывались через его лицо, заливая полуоткрытый рот и вытекая оттуда обратно, словно выдавленные его дыханием. Через несколько минут его скрученные мышцы начали расслабляться, будто отпускаемые невидимой рукой, и ноги опустились вниз первыми, затягивая за собой блестящее в свете Луны обнаженное тело. Ещё несколько минут он стоял в воде почти вертикально, в неподвижном полёте расправив руки и закинув назад практически скрытую водою голову, а затем, после очередной волны, ударившей по ничего не видящим глазам, человек начал медленно опускаться в разрезанную лунным светом серую мглу, и очень скоро растворился в ней.
2.
У бездомного Хорхе, этого бомжеватого придурка с носом Аристотеля, был неудачный день. Он не заработал ничего на своей годами подкормленной паперти, мимо которой сегодня люди шли сплошным потоком и, словно сговорившись, не подавая ему ни цента. Промаявшись весь день и часть тёплого вечера на когда-то золотом Променаде, Хорхе плюнул на сегодняшнюю неудачу и решил искупаться на ближайшем пляже, благо вода была замечательной, песок согревал набранным за день теплом, а ветра не было вообще. Подойдя к линии прибоя, он остановился. На песке, в аккуратной стопке, лежали вещи. Их было немного - шорты и футболка, придавленные сотовым телефоном и вполне заманчивым на вид складным ножом. Хорхе с напряжением посмотрел в черноту набегающих волн и не увидел в них ничего. Для очистки совести он крикнул вполголоса что-то типа "Эй, там!", но поскольку совести у него никогда не было, то и крик практически не получился. Подсчитывая в уме выгоду от продажи телефона и представляя, как легко будет подрезать ногти таким замечательным ножом, Хорхе, сильно пригибаясь, подошел к оставленной на песке одежде и наклонился, чтобы взять вещи в свои бездомные и придурковатые руки. В тот же самый момент он грузно сел на тёплый песок, до предела открыв и без того всегда раскрытый и слюнявый рот.
Из прибрежных волн выходила чёрная фигура. Крепкий мужчина, загар которого был различим даже в темноте, медленно вышагивал из спокойной воды, не поднимая голову и не обращая внимания на сидящую на песке перепуганную фигуру. Он прошел мимо бездомного дурака, тяжело дыша и вытирая ладонью обильно текущие по лицу капли. Не останавливаясь возле лежащих на песке вещей, он прошел дальше, и Хорхе, немного пришедший в себя, шёпотом поблагодарил ночное небо за подтверждённую удачу, как вдруг его дыхание снова едва не остановилось. Он смотрел на ноги идущего человека и ничего не понимал. Ступни погружались в песок почти по щиколотку, уверенно продавливая по несколько сантиметров глубины, но песчаная поверхность во время и после тяжелой поступи оставалась нетронутой. Мужчина шел, с каждым шагом погружаясь в неподвижные мелкие камни всё глубже и глубже, словно двигался не по уходящей вверх геометрии пляжа, а по ровной дороге где-то под ним, не сбавляя шага и не меняя своего направления. Ещё несколько секунд входил он в нагретое за день тело берега и наконец, пройдя головой через пирамиду сложенных шезлонгов, полностью скрылся в песке.
Кашляя себе под нос какие-то оправдания и брызгая слюной, Хорхе тяжело упал на четвереньки, с трудом поднялся снова, сильно качаясь и едва держась на ногах, после чего заплетающимся шагом побрёл вдоль линии воды, без единой связной мысли в голове, кроме отчаянного желания уйти прочь от этого места.
3.
- Это ни с чем не сравнимое ощущение... ночное купание в океане... и оно накатывает тем сильнее, чем дальше в черную воду ты уплываешь. С мыслями о дурном количестве воды под тобой... под твоим голым телом... и смотрящими на тебя из глубины чьими-то нечеловеческими глазами.
- Нет, старик. Это не для меня. Всегда было как-то не по себе. Днём - сколько угодно. Ночью - нет.
- А я балуюсь. Даже в шторм. И не в первый раз.
- Ну, знаешь... Кстати, в тот вечер, когда ты ушел, чтобы привести себя в порядок... мы тебя так не дождались.
- Да... именно тот раз был последним.
- Что значит - последним? Ты ночью больше не заплывал?
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/zzz999-69/1742.jpg)