После шести лет работы на Севере Гусев, наконец, вырвался в долгож-данный отпуск, который ожидал с большим нетерпением. У него была пу-тевка в один из кисловодских санаториев. Но прежде он решил заехать на Украину, в одно степное село, где когда-то работал и оставил свою лю«бовь, свое несостоявшееся счастье, страдание, радость и боль.
Тогда ему было тридцать пять, ей - восемнадцать. По теперешним мер«кам - ничего особенного. Но в то время такая разница в возрасте вызыва«ла и нездоровое любопытство, и осуждение общественности, и даже вме«шательство партийных органов. Тем более, что он тогда только что вступил в партию и на тебе, такой сюрприз: влюбился в девчонку, только что окон«чившую школу.
Он работал в гидрогеологической партии, искавшей артезианскую воду для сел района. И вот однажды, когда он сидел в конторе и составлял отчет о проделанной работе, в комнату вошла черноволосая смуглая жен«щина с увядшим лицом и большими темными глазами. Она была не одна, а с дочерью, стройной девицей с прямым греческим носом, русыми воло«сами до плеч и несколько капризно сжатыми губами. Взгляд у нее был прямой, открытый, смелый.
- У вас не найдется какой-нибудь работы? - спросила женщина.
- Для вас? - полюбопытствовал он. Они обе улыбнулись.
- Что вы. Я, как будто, устроена. Работаю завучем в соседнем селе. А вот дочери нужен стаж для поступления в институт.
Как раз требовался коллектор для документации проб, которые поступа«ли из буровых скважин. Девица была устроена на эту должность. Звали ее Светлана. Она окончила школу с золотой медалью, была довольно начи-тана, любила стихи и верила, что добрых людей на свете гораздо больше, чем злых. Любила цитировать одного модного в то время поэта, который призывал "по трубам, по строчкам доходить до каждого человека". На почве поэзии и произошло их сближение.
- А вы любите стихи? - спросила она на второй или третий день зна-комства.
- Люблю.
-Какие, например?
- Вот эти:
И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И тут Светлана приняла эстафету и прочитала следующую строфу:
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
Голос у нее звенел, как колокольчик, а в глазах играли зайчики.
- А что вы сейчас читаете дома? - спросила она.
- Бунина.
-Его в школе не изучали. Да и в библиотеке я не встречала его книг.
-Этот писатель долгое время был запрещен. Его лишь недавно стали печатать. Хотите, я как-нибудь прочитаю вам пару его рассказов?
- Хочу, - у нее снова загорелись глаза.
- Могу завтра.
- Завтра меня будет встречать Лёвка. Ну, да ничего с ним не станет. Гусев уже знал, что Лёвка - ее школьный друг, с которым она проводит все свободное время, что он к ней очень привязан и встречает ее после работы на велосипеде, чтобы везти домой в свое село. Чувствовалось, что стремление не обидеть Лёвку борется в ней с желанием послушать Бунина. И последнее победило.
И вот по вечерам после работы они оставались одни в конторе, и он читал ей пахучую музыку бунинской прозы. Читал с чувством, с толком, с расстановкой. Светлана впивалась в него восхищенным взглядом, слу«шала с упоением, но воздерживалась от комментариев, когда заканчива«лось чтение. И только дарила его благодарным взглядом.
- До свиданья. До завтра. Лёвка, наверное, совсем заждался меня. Однажды в обеденный перерыв Гусев заглянул в районную библиотеку
и увидел там Светлану. Она листала подшивку "Огонька". Он присел ря«дом, и вдруг почувствовал, что какая-то искра пронзила их обоих и заста«вила посмотреть друг на друга. Он сел поближе, что-то гораздо сильнее благоразумия заставило его это сделать. Они почти касались друг друга, листали журнал и на какое-то время забыли обо всем на свете.
Чтение Бунина продолжалось, но она уже не торопилась уходить, как раньше, расспрашивая о его прошлой жизни, о скитаниях по тайге, рас-сказывала о своей семье, о матери. Откровенно поведала о том, что два ее брата родились от разных отцов, что первый муж матери погиб в первые дни войны, а мамашу с маленьким сыном эвакуировали из Ленинграда в Сибирь. Дорогой за ней стал ухаживать какой-то офицер, устроил в свое купе, подкармливал хорошими продуктами. Он ехал за пополнением для фронта. Обещал обязательно отыскать ее после войны, и в итоге родился еще один брат Светланы.
После войны в нее влюбился ее ученик, выпускник десятого класса. Она была чистокровная гречанка и когда-то очень красива. С молодым мужем и двумя детьми она переехала на Украину. От него родилась Свет-лана. Но счастье в семье было недолгим. Муж пил, имел на стороне жен«щин, а затем и вовсе ушел из семьи.
Оставаясь со Светланой по вечерам, Гусев как-то мало думал о ее пар«не, о том, что он ждет ее где-то на окраине села и, наверное, любит, стра«дает, мучается. Он оправдывал себя тем, что она сама не торопилась к Лёвке.
Кто-то сказал, что мы любим того, кого не знаем. Лёвку она знала доско-нально, поскольку дружила с ним с первого класса. Гусев, же для нее представлял из себя загадку, тем более, что был человеком скрытным и не любил откровенничать.
Однажды, прощаясь, она подошла к нему так близко, что их бедра косну-лись друг друга. Он не выдержал и поцеловал в щеку. Она быстро повер-нулась и выбежала на улицу. И только на следующий день спросила:
- Зачем вы это сделали?
- Не знаю, - ответил он.
Так все начиналось, и вскоре они уже не могли обходиться без объятий. Он целовал ее в шею, в глаза, в щеки, а она смотрела на него долгим и мутным взглядом. И однажды случилось то, что должно было случиться рано или поздно. Целуя ее, он почти не осознавал, как его руки блуждают по ее крепкому девичьему телу, замирают на ее упругой груди, затем гладят твердый живот и опускаются ниже. Она задышала со всхлипом и стала откидываться назад, прижимаясь своими бедрами к его бедрам. Он стал раздевать ее, ее руки попытались его остановить, но вдруг ослабли и уже ей не повиновались. Он уложил ее на стол, возле которого они стояли Все продолжалось недолго, но он нашел в себе силы предотвратить последствия.
- Что мы сделали, - с чувством раскаяния прошептала она. Его же это чувство мучило недолго. Возобладала глупая гордость победы, облада«ния юным существом, распустившимся цветком замечательной красоты и ума. Светлана это быстро почувствовала и с горечью сказала:
- Да, вам теперь есть чем гордиться.
И ему стало стыдно. Встречи продолжались. Они уже не читали Бунина. Они любили друг друга. Каждый вечер он приходил в контору, когда отту«да уходила уборщица. Свет в целях конспирации не зажигал. Ощупью в жуткой темноте двигался по коридору в другой конец здания, туда, где находилась кладовая, забитая сухим душистым сеном. Гадал, здесь она или еще не пришла. И вдруг внезапно их руки встречались в темноте, он обнимал ее покорный стан, ее крепкое сбитое тело и так, обнявшись, они медленно продвигались туда, куда влекла их всепоглощающая сила люб«ви.
Когда сослуживцы поняли, что происходит, они стали встречаться в лесу, за селом. Он и дня не мог прожить без Светланы. Она стала его радостью, частью его жизни. В центре села, в парке было одно заветное для них обоих местечко, окруженное со всех сторон густым кустарником. В выходные дни и по вечерам в будни их влекло туда, как магнитом. Они никогда не назначали час свидания, но неизменно приходили туда в одно и то же время. Это были счастливые, незабываемые минуты. А когда встречались в лесу, он приходил туда первый и, стоя у края рощи, под кустами дикой оливы, с нетерпением вглядывался в даль, туда, где у последних домов села должен был появиться ее знакомый силуэт. Сначала он казался маленькой точкой, и потом все увеличивался, приближаясь, и Гусев срывался с места и бежал навстречу, пока не заключал свою возлюбленную в объятия. Потом они шли, взявшись за руки, и углублялись в чащу, где он уже приготовил мягкое ложе из молоденьких веток. Он целовал ее глаза, ложбинку между грудями, осторожно брал в рот соски и ласкал их языком. Они были длинные, выпуклые, греческие соски. Он трогал ее бедра, целовал их, загорелые, крепкие, девичьи бедра. Потом они бродили по лесу, взявшись за руки и она пела ему популярную в те годы песню "Журавленок" А потом он обнимал её, она прижималась к нему и было хорошо, как никогда в жизни. .Однажды осенью их застала в лесу темнота, они заблудились, долго не могли выйти из лесу, а когда вышли, оказалось, что ушли далеко от села, и его огней почти не видно. Звезды сыпались с неба гроздьями, мерцали в бездонной глубине, холодом веяло сверху, и пробирала дрожь.
Их связь стала предметом досужих сплетен на селе. Светлану осуждали. Ему пока никто ничего не говорил. Только начальник партии назвал как-то молодым человеком, хотя был всего на четыре года старше его... Что было делать? Жениться на девчонке, разорвав с семьей, которая жила в областном центре? Но ведь Светлане надо учиться. У нее есть мечта, и она должна ее осуществить. А он не должен ей мешать. Значит должен испариться, уехать.
Вот тогда Гусев и завербовался на Север. Они простились, обещая друг другу, что скоро обязательно встретятся и соединятся уже навсегда. И писали письма, и в каждом была бунинская интонация, и он чувствовал, что стоит ему только позвать ее к себе, она прилетит на крыльях. Но он не позвал, не решился, хотя тосковал и мучился еще долго. А потом она написала, что вышла замуж за Лёвку и если он приедет к ним в гости, будет
И вот он ехал в долгожданный отпуск. И хотя прошло шесть лет, он по-прежнему любил ее, только чувство это временно затаилось в глубине его души и ждало своего часа.
В селе он не увидел больших перемен. Те же люди, та же громкая музы«ка с утра до вечера из кинобудки Дома культуры. Только на одной из улиц выросло два комфортабельных трехквартирных особняка, выстроенных для районного начальства. В одном из них жила его зазноба, поскольку Лёвка выбился в люди. Он работал в райкоме комсомола.
В последнем своем письме он просил ее оставить записку на кладбище, в склепе, где похоронен ее дед. Они и прежде оставляли послания друг другу в этом условленном месте. В записке было всего несколько слов: "Приходи к нам. Не бойся, не стесняйся. Лёвка ничего не скажет".
За кладбищем начиналось поле, через которое они ходили с ней на сви-дания. Он решил дойти до леса, чтобы испытать прежние чувства, тот во«сторг ожидания радостной и счастливой встречи. Но ни поле, ни лес не вызвали у него прежних чувств, прежнего трепета. Видимо, прав поэт, ска«завший: "Никогда не посещайте прежние места".
Первое, что он увидел в их квартире, была ее мамаша. Она пережила инсульт, ходила по комнатам, как тень и почти не разговаривала. Лёвка действительно ничего не сказал, когда вернулся с работы, увидев гостя за столом, пьющего чай. Он вежливо поздоровался, прошел в дальнюю ком-нату и больше не появлялся. Изменилась ли она за эти годы? Да, поблекла и похудела. Но была оживлена и не скрывала радости. Беспрерывно рас«спрашивала, и сама рассказывала, как у нее идут дела в редакции, где она теперь работала сотрудником.
На улице стало темнеть, он почувствовал, что засиделся и стал про-щаться. Они не договаривались о встрече наедине, но это подразумева-лось само собой.
Гусев отправился к приятелю, у которого остановился, когда приехал. Там его уже ждали. Предстояла грандиозная пьянка. На столе стояли со«леные арбузы, огурцы, помидоры, жареная баранина, колбаса, яичница. После третьей рюмки коньяка пришла Светлана, счастливая, возбужден«ная. И они стали танцевать под музыку из кинофильма "Белорусский вок«зал". Она сказала, что Лёвка не отпускал из дому, но она все равно ушла.
Все было как во сне. И когда случается даже через много лет снова слышать этот волнующий марш, он вспоминает тот вечер, те незабывае«мые мгновения, когда танцевал с самой любимой из женщин, встреченных им за свою жизнь. Он смутно помнит, как очутился на улице. Она была уже там. Шел дождь, и надо было найти какое-то убежище. Светлана повела его на какую-то стройку, но там не оказалось крыши. Они стояли обняв«шись, пока совсем не промокли и не продрогли. Потом он вспомнил, что во дворе дома его приятеля есть сарай и они побежали, надеясь найти там пристанище.
В доме уже все спали, и они проскользнули в небольшое, низкое, заставленное всяким хламом помещение. В темноте нащупали голую желез«ную кровать с панцирной сеткой. Поцелуй следовал за поцелуем. Сладостно-мучительная истома разливалась по всему телу... Вдруг снаружи стукнула калитка, послышались чьи-то шаги. Они поняли, что это* Лёвка и замерли-. Он постучал в дверь дома.
- Светлана у вас?
Ему что-то ответили. В окно сарая затянул лучик фонарика. "Сейчас зайдет сюда и увидит нас в такой неприглядной позе" - подумал Гусев. Но Лёвка ушел. А любовники потеряли пыл.
Через два дня он уезжал в областной центр, чтобы сесть на самолет, а она- в университет сдавать летнюю сессию на заочном отделении. До железнодорожной станции добирались порознь, а затем сели в один по«езд, в одно купе. Гусев попросил проводницу к ним больше никого не подсаживать.
Всю ночь они пили вино и любили друг друга. Ее тело уже не имело той первозданной упругости, груди уменьшились до размера хоккейного мяча, но были еще тверже, чем раньше. И в ней проснулась страсть греческой крови. Она отдавалась ему со всем пылом молодой знойной женщины.
Когда расставались, она, с надеждой глядя ему в глаза, сказала:
- Мне кажется, мы скоро опять встретимся.
Ему тоже так казалось. Но встретиться больше не пришлось. Он никого никогда так не любил, до сих пор часто вспоминает ее и думает: "А надо ли было расставаться?".