e-mail: my.adress@list.ru
Лаптиенко Юрий Петрович
Рассказ
История одной собаки,
рассказанная ею самой.
Почему-то люди считают, что с нами, собаками, можно обращаться, как попало. Я вам расскажу историю моей матери. Случилось это, когда я еще была щенком-несмышленышем. Жили мы тогда в другом городе, в большем дворе. Собственно, хозяина у моей матери не было. Считалась она общей. И каждому жильцу она виляла хвостом и заглядывала в глаза. Одни ее кормили объедками, другие пинали, особенно если попадала под горячую руку. Но в общем жилось ей более или менее сносно. Некоторые ее даже любили. Потому что не было на всем белом свете собачки более ласковой и безобидной, чем моя покойная мама.
Я родилась у нее вместе с четырьмя братьями. Не знаю, как люди, а собаки помнят себя с самого первого мгновения жизни на земле. И я помню, каким мучительно-судорожным был первый глоток воздуха, который я сделала, ощутив себя под брюхом матери, и каким головокружительно-сладким показалась мне первая капля материнского молока. Я сразу же уснула после того, как напилась.
Когда снова пришла в себя, почувствовала, что меня вместе с братьями несут в каком-то пыльном и тесном мешке. Мы все сбились в один беспомощный мягкий клубок, и слышали, как где-то совсем рядом жалобно скулила наша мама. Не было никакой возможности выкарабкаться из этого страшного мешка. Потом моих братьев бросили в вонючую яму, а меня почему-то не стали, а понесли назад. Я слышала, как жалобно пищали щенки, и как взывала к людскому милосердию наша бедная мамаша.
Мы стали жить с ней под сараем. Ребятишки носили нам еду, а когда у меня прорезались глаза, нашлась одна добрая тетя, которая забрала меня к себе. Вот настало житье, так житье. Раз в неделю меня купали. Я имела два собственных блюдца. В одно мне накладывали какое-нибудь второе блюдо с хозяйского стола, а в другое наливали молока.
Когда меня выпускали гулять, я встречала во дворе свою мать. Это была маленькая черная дворняжка с добрыми и печальными глазами, в которых застыли слезы. Она подходила ко мне, облизывала и что-нибудь говорила. Я хорошо запомнила из ее слов, что для собаки самое страшное - остаться без хозяина. Тогда я этого не понимала.
К сожалению, каждый должен всё испытать сам. И тогда он
вспомнит и поймёт наставление родителей. Если бы наши собачьи дети усваивали всё, что нам внушают наши мамы, то все наше племя давно бы заговорило человеческим голосом.
Мать, видимо, сильно тосковала по своим щенкам. Поэтому вскоре возле неё стали вертеться чужие собаки. Их собралась целая свора. Она уж и сама была не рада этому. Тут-то и разразилась над ее головушкой беда. Летом во дворах сидят обычно старые, рыхлые, наполовину выжившие из ума бабки. На них-то и навели ужас кобели, крутившиеся возле моей матери. Самая обыкновенная и естественная сцена привела старух в неописуемое негодование. Это, мол, дети видят! Такое столпотворение нельзя допускать! Умный родитель, наоборот, бы сказал: вот, сынок, ты спрашивал, откуда маленькие собачки берутся. И никаких деталей.
На беду у зловредных старушек нашелся единомышленник. Этот человек во время войны был полицаем и получил по заслугам, отбыв наказание далеко на Севере. А теперь вот поселился в нашем городе и даже получил квартиру, подкупив кого-нибудь из райисполкомовского начальства. Иначе кто бы ему дал жилье, когда столько честных людей стояло на очереди. Он-то и взялся положить конец собачьему безобразию. Разогнав кобелей, взял тяжелую дубину, заманил мою мамашу за сарай и со страшной силой ударил её палкой по голове. Как только земля держит такого изверга? Если он когда-то повернул оружие против своих, и совесть до сих пор не свела его в могилу, значит, у него и не было никогда этой совести. Как только люди живут рядом с такими выродками?
Так вот побежала я на то самое место за сараем, увидела какой-то комок, накрытый рогожей, приподняла край зубами и остолбенела от страха и беспомощности. Мама была еще жива. Она часто дышала. Голова ее была разможжена. Один глаз выскочил и висел на тонкой ниточке. Второй смотрел на меня с мольбой. Она зашевелилась, хотела подняться. Но тут подошел этот изувер и прогнал меня. Он снова взял палку, а я стрелой влетела в свой подъезд, забилась в квартире под кровать и два дня от горя не могла есть.
Говорят, что землю посещают инопланетяне и смотрят на нас, как мы на муравьев. Однако же не разоряют людские гнезда. И вообще не причиняют никакого вреда. Что было бы, если бы пришельцы стали поступать с людьми так же, как те поступают с собаками?
Теперь я расскажу, как пошла моя жизнь дальше. К моим хозяевам, людям пожилым и доживающим свой век в одиночестве, приехала в гости дочь с пятилетней девочкой. Та, как увидела меня, так и начала твердить каждый день: "мама, я хочу собачку". И когда они уезжали домой, то взяли и меня с собой. Я не хотела ехать, но разве
нашего, собачьего, мнения кто спрашивает? Вот так я и очутилась в этом южном курортном городе.
Мои новые хозяева жили в большом доме на третьем этаже. Каждый день меня надо было хотя бы два раза выводить на улицу, но никто этого не хотел делать. Хозяйка заставляла хозяина, а тот пытался приучить к этому дочь. Но она только играла со мной, а ухаживать не желала. И у меня не было иного выхода. Вы понимаете, о чем я говорю. А после этого каждый раз была взбучка. Меня тыкали носом в то место, где было совершено преступление. И кончилось это все полным моим изгнанием на улицу. Вот тут-то я нагулялась вволю.
Вначале хозяева еще кидали мне время от времени в форточку куски хлеба, а потом вовсе перестали обращать на меня внимание. И пошла я шляться по городу. Вначале даже обрадовалась. Бежишь по улице, отовсюду так вкусно пахнет. Но вскоре поняла, что запахами сыт не будешь. Тем более что в городе оказалось таких, как я, бездомных собак много. Возле каждого санатория две, а то и три. А так как я была самой маленькой, такой уж породой меня мама наградила, то если иногда бросал кто-нибудь из жалости косточку, то мне она все равно не доставалась - отнимали другие псы.
Я переходила от санатория к санаторию и нигде не могла обосноваться на постоянное довольствие. Но, в конце концов, всё же нашла одно подходящее место. В самом конце города стояли два пансионата. И возле них кормился лишь один облезлый, но злой кобель. Но так как столовых было две, и он не мог одновременно обитать там и там, то кое-что перепадало и мне. А много ли мне надо?
В столовой, где я обосновалась, питалось человек триста. А вынести после обеда или ужина косточку догадается лишь один-два отдыхающих. Да и то не всегда. Я быстро сообразила, что на тех, которые жили в пансионате, надежды мало. Они после обеда и на улицу не выходили. А вот курсовочники - совсем другое дело. Эти толпой валили из парадных дверей. Одни усаживались отдохнуть на скамеечки, другие шли на озеро, третьи спешили на автобус и разъезжались по квартирам. Я встречала всех у выхода, заискивающе заглядывала им в глаза, виляла хвостиком. Но никто ничего не давал мне поесть. Тогда я стала сопровождать людей до автобусной остановки, ждала и надеялась, что, может, кто-нибудь обратит на меня внимание и в следующий раз догадается захватить с собой кусочек хлеба или косточку.
И, в конце концов, одна немолодая тетенька с татарским обликом лица и переваливающейся походкой сжалилась надо мной и стала выносить мне то кусочек рыбки, то кость, то котлетку. И жить стало веселей. И Полкан теперь был не страшен, поскольку тетенька сидела возле меня и ждала, пока я всё не съем.
Однажды, когда я, как обычно, шла сбоку толпы к автобусной остановке, меня окликнул худой, высокий, носатый муж чина. "Собачка, иди сюда",- позвал он и показался таким страшным и сердитым, что я поспешила от него подальше. Это было днем, а вечером он бросил мне что-то вкусное и пахучее. Я кинулась в сторону, но запах заставил вернуться и взять пищу. Так я первый раз в жизни попробовала колбасу.
На следующий день незнакомец принес мне более крупный кусок колбасы. Но только я взяла его в рот, как Полкан, грозно рявкнув, ринулся ко мне. Я выронила кусок и отбежала в сторону, но человек грозно прикрикнул на бесстыжего кобеля, и тот остановился. Тогда незнакомец поднял колбасу, отломил немного Полкану, а остальное отдал мне. С этого момента я стала в душе называть этого человека хозяином. И прониклась к нему таким безграничным доверием, какого никогда ни к кому не питала.
Каждой собаке нужен хозяин. Чувство преданности к нему закладывается в нас от рождения. Собака не может и не должна жить без покровителя. Человек может и обязан защищать сам себя. Собака вся во власти человека. А сколько еще на свете злых людей. В их понятии бродячая - значит подлежащая уничтожению. Не сегодня, так завтра тебя накроют сеткой, или схватят ужасными щипцами, посадят в страшную будку на гремящих колесах и отправят на тот свет. Такая опасность преследует нас ежечасно. Вот почему каждая ничейная собака боится людей, вот почему дрожит она, когда к ней приближается незнакомец. Вот почему все мы мечемся по белу свету в поисках хозяина, который бы не только кормил, но и давал уверенность, что тебя никто не убьет ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
И вот я стала маленькой тенью человека, которого обрела как хозяина. Он был курсовочником и жил в сарае у одной старушки за две автобусных остановки от пансионата, где мы с ним питались. Но он, конечно, не предполагал, когда я шла за ним следом, что это доставит ему массу неприятностей. Когда мы подошли ко двору, где он жил, а двор этот был тесный и узкий, и на него выходило не менее десяти дверей из квартир и каморок для курортников, хозяин слегка, по-доброму погрозил мне пальцем и сказал: "Сиди здесь". Но я против своей воли завиляла всем туловищем и поползла следом за ним. А когда он вошел в свою каморку, улеглась снаружи у дверей.
Напротив каморки, в трех шагах от неё начинались ступеньки на высокое крыльцо, ведущее на веранду. И вдруг на этой веранде появился страшный, никогда не виданный мной зверюга, весь черный, на кривых ногах, с выпученными, почти вылезшими из орбит глазами. Зверь этот громко залаял, будто закашлял, а когда следом за ним вышла на крыльцо толстая, рыхлая, будто присевшая на растопыренных ногах старуха и грубо, как мужик, крикнула: "А ну, пошла отсюда!"
Я страшно испугалась и пулей вылетела со двора.
На газоне, у шоссе, по которому грохотали машины, я ждала, когда выйдет хозяин. А у него с этого дня начались неприятности из-за меня с хозяйкой каморки.
-Ты ее кормишь,- упрекала она его,- вот она и вяжется к тебе. Он стал уезжать с санатория от меня на автобусе, но через десять минут я уже была у его дверей. Люди не догадываются, какой замечательный у нас нюх.
Так как меня все время гнали со двора, да еще старались чем-нибудь в меня кинуть, то я стала пробираться внутрь каморки. Просуну свой шакалий нос в дверь, отодвину её, проберусь под стол и лежу. А когда мы ходили на ванны или грязи, я ждала хозяина у входа. Больше всего я любила ходить с ним на источник. По пути туда он заходил в магазин и покупал мне колбасы. Оттуда мы шагали по лесной тропинке в столовую, и я чувствовала себя на верху блаженства. Здесь было тихо, прохладно и далеко от злой хозяйки квартиры. Я бежала впереди моего патрона, резвилась, прыгала, убегала в кусты и пряталась. А когда хозяин свистел, галопом бежала на его зов. И всякий раз после еды он выносил что-нибудь вкусненькое.
Между прочим, я заметила, что он ни разу не притронулся ко мне руками, не погладил. А хозяйка выговаривала ему: "Не надо ее сюда. Всякую заразу подцепить можно". Видимо, хозяин опасался заразиться стригущим лишаем или набраться блох. А блохи у меня, грешным делом, были, да и у кого их из нашей бродячей братии нет.
Однажды шеф повел меня куда-то в другой конец города. Мы перелезали через какие-то заборы, поднимались на холмы, спускались вниз и очутились на берегу большого искусственного озера. По нему плавали на лодках отдыхающие. Хозяин спустился к самой воде и стал подзывать меня. И хотя я боялась воды, которой не видела столько много, все же не могла противиться его зову и от страха перед неизвестностью подползла к нему на животе.
Он крепко взял меня ладонями с двух боков и поставил в воду. Мне стало и жутко и приятно. Я почувствовала, как блохи стали покидать мою шкуру. А хозяин достал из кармана что-то желтое и пахучее. Хорошенько обрызгал меня водой. А затем стал тереть этим желтым куском. Я вся покрылась белыми пузырями, а он стал черпать горстями воду и лить на меня. Я уже поняла ,что ничего плохого со мною не случится. Но тут он поднял меня и бросил в воду. И оказалось, что я умею плавать, хотя и сама этого не знала. Так он бросал меня раза четыре, пока на мне совсем не осталось пены. Я вылезла на берег и стала кататься по траве, стараясь быстрее обсохнуть. И ни одна блоха меня больше не кусала.
После этого купанья я еще больше привязалась к хозяину и решила по ночам бдительно охранять его. Как только все уснули, и наступила тишина, я приступила к выполнению своих обязанностей, то есть начала лаять. Сначала потихоньку, потом все громче и громче. Пусть знает, что он недаром кормит меня. Тут хозяин проснулся и вполголоса прикрикнул: нельзя. Но где там. Я уже не могла остановиться. И тут снаружи послышались шаги. Я залезла под койку и насторожилась.
- Собака у вас?, - спросила хозяйка.
-Нет, -ответил мой благодетель. Но я не выдержала и залилась громким лаем. Тогда он взял меня за шиворот и легонько выпроводил на улицу. А там старуха огрела веником, и я с позором была изгнана со двора.
Утром у моего шефа был, по всей вероятности, неприятный разговор со старухой, потому что он повел меня после завтрака в другой конец города. Но прежде хорошо накормил колбасой. Мы стали заходить во все дворы, и мой хозяин спрашивал их обитателей, не нужна ли им собачка.
-Эта, что ли?, - насмешливо спрашивал какой-нибудь мордатый, разъевшийся обыватель и, зевая, отвечал: "Нет, не нужна". Встречались, конечно, и хорошие люди, но у них уже были свои собаки. А некоторые на вопрос хозяина махали руками:
-Сами, как собаки, отгавкаемся.
Мой патрон пытался объяснить этим людям, что собака в доме не для того, чтобы гавкать, а доставлять радость общения с животным. Но видя, что мечет бисер не там, где следует, махнул рукой и повел меня дальше. А я, обозлившись за него, кинулась на бегавших у забора цыплят и так придавила одного, что он даже не пикнул. Но было уже поздно.
- Что ж ты наделала,- сокрушенно проговорил он, заплатил владельцу цыпленка деньги и повел меня назад. Я была рада, что он никому меня не отдал, и благодарно
взглянула ему в глаза. Я верила, что он меня не предаст. Но случилось то, чего я никак не ожидала. Он отвез меня на электричке совсем в другой город, подвел к какому-то санаторию, погладил, дал колбасы. Я стала её есть, а когда собралась отблагодарить хозяина взглядом и хвостиком,
обнаружила, что он исчез.
Он позорно бросил меня. Одну в чужом незнакомом городе, где я никого не знаю и никто не знает меня. Как теперь жить? И как теперь верить людям?