На середину казармы, начищенной до блеска стараниями дневальных, выходит маленький человек в длинной до пят шинели, смуглый, худощавый и чернобровый. Рукава шинели полностью скрывают кисти его рук. Это старшина нашей роты по фамилии Непейпиво. Тонким пронзительным голосом, страшно перевирая фамилии, командует:
- Курсанты Кичо, Антропов, Новодзержинский! Выйти со строя! - Ударения в первых двух фамилиях старшина ставит на первом слоге.Трое товарищей из нашего взвода чеканят три шага вперед и поворачиваются кругом.
-Вот полюбуйтесь на этих голубчиков. До сих пор не научились заправлять подушки. Курсант Новодзержинский!
- Новодережкин,- товарищ старшина.
-Он меня еще учить будет! Так вот я вас спрашиваю: по какому правилу мы живем?
- Один за всех,все за одного.
- Правильно. Вот сейчас и будут отвечать все за трех разгильдяев. Рота, отбой!
На ходу снимая гимнастерки, мы бросились к своим кроватям. Одежда летит на стулья, портянки наматываются на сапоги. Застыли под одеялами.
- Время прошло! Подъем!-Опять суматоха, грохот ног. Мой сосед Саня Шушкевич, прыгая с верхней полки, угодил ногой прямо на карман гимнастерки, где лежат
мои очки.
-Гад паршивый! Как я теперь без очков буду!
Саня в ответ шмыгает носом. Уже в строю ощупываю карман. Так и есть. Стекла вдребезги. А у меня минус пять.
Старшина уходит.В казарме появляется помкомвзвода
Шпак. Он во что-то всматривается на полу. Затем кричит:
- Строиться!
Недоумеваем, что могло случиться.
-Кто харькал?- задает вопрос Шпак. Молчание.
- Кто плевки выбрасывал на пол, я спрашиваю!
Опять молчание.
-Отбой!- бросаемся к своим кроватям. Укладываемся.
- Подъем!- опять стоим в строю.
-Кто харькал?
Из строя выталкивается курсант Кичо. Он мал ростом.
Очень похож на Дерсу Узала из одноименного кинофильма.
Он преданно смотрит на сержанта. Ест его маленькими узкими глазками без ресниц.
-Почему сразу не признались?
-Нашей народности осталось всего сто сорок пять человек,- тихо отвечает Кичо. Он был призван из Приамурья и часто к месту и не к месту твердит эту фразу.
-А причем тут старые калоши?- под общий смех спрашивает сержант.-Но поскольку вас так мало осталось, получите всего один наряд вне очереди. Становитесь в строй.
Иногда с нами занимается командир взвода старший лейтенант Фонберштейн.
моряк по профессии, которого командиры никак не могут
отучить от привычки ходить вразвалку.
- Хорошо бы вам переменить фамилию на Оживихин.
-Что вы все Умрихин да Умрихин,- обиделся бывший мореход.
-Моряк, а шуток не понимаете.
-Евстафьев! Я!- откликается неповоротливый, часто опаздывающий на построение круглолицый парень.
-Вы знаете происхождение вашей фамилии?
-Никак нет!
-Могу рассказать. Только чур не обижаться, как Умрихин.
Кто читал Рабле? Никто не читал? Тогда тем более стоит рассказать. Книга называется "Гаргантюа и Пантагрюэль."
Там описывается, как один монах что-то вставил одной монашке. -В строю раздается хохот.-Отставить смех!-Монаха прозвали Ейвставий. Постепенно прозвище видоизменилось. Получился Евстафий. Свою родословную надо знать.-Весь строй заливается весельем. Кличка Ейвставий надолго прилипла к курсанту.
Подошла моя очередь дневалить по роте. Стою у тумбочки при входе.Без очков все вокруг, как в тумане. В казарму входит офицер, высокий стройный, незнакомый. Повидимому, из штаба. Даю команду "смирно!", подхожу строевым шагом.
-Товарищ!..-тщетно пытаюсь разглядеть звезды на погонах и не могу понять, сколько их там.С досадой резко опускаю руку.
-В чем дело, товарищ курсант?
-Плохо вижу.
-А почему от вас так одеколоном разит?
-Не могу знать.
Мой напарник пять минут назад обшарил все тумбочки. Пили прямо из горлышка. Противно, но все равно пили в ожидании кайфа.
-Черт его знает, что творится!- возмущается офицер.- Это какая-то пародия на дневального!
Из каптерки выходит старшина. Увидев офицера, подбегает на полусогнутых.
-Товарищ майор, старшина пятой роты Непейпиво!
-Ну, тогда ясно,-говорит майор.-С таким старшиной можно не только одеколону наглотаться.
-Разберемся, товарищ майор. Накажем.
-Во время вечерней поверки старшина прочитал лекцию о недопустимости пьянства в армии и объявил нам с напарником по три наряда вне очереди.
Первый наряд - дежурство на озере,где мы сдаем нормы по плаванию. Выходим утром, чуть свет. Минуем деревню "Падь моховая, в которой расположен военный городок. На поляне ходят чьи-то гуси. Фамилия моего напарника - Шпигарь. Мы его зовем Уленшпигарь. Лицом, фигурой, лысиной он очень напоминает главного героя из американского фильма "Великолепная семерка". Даже голос такой же-грубый густой бас.
Уленшпигарь хватает одного гуся и тут же сворачивает ему голову.
- Поджарим на костре.- Шагаем по тропинке. Встает солнце.
- Давай отдохнем,-предлагает мой товарищ. Он отрывает от гуся ногу и впивается в нее зубами.
-Ты что, сырое мясо ешь?- брезгливо спрашиваю его.
-Проголодался я что-то,-рычит в ответ.
-Ну, ты даешь!
Придя на озеро, разжигаем костер и жарим гуся.. Надо сказать, что мы их и дома никогда не ели. Время-то было послевоенное. В солдатской столовой тем более гусей не давали. Зато во время обеда всегда играл духовой оркестр.
А под музыку любую баланду умять можно. Потому как она помогает пищеварению. Сначала, конечно всех старшин и сверхсрочников накормят, ну и музыкантов тоже. Сверху сливки снимут. Соус, мясо кусками. Слишком жирное солдату тоже нельзя. Животы могут расстроиться.А в уборной, что за сто метров от казармы, всего три очка.
В общем, щи, кашу съешь и в буфет. Если деньги есть. Хлеба булку возьмешь и рассправишься с ней под одеялом во время послеобеденного отдыха. До ужина терпеть можно. Что и говорить, кормешка была нормальная.
После озера дневалю в штабе. Вместе с одним сержантом.
Из кабинета начальника школы полковника Крикова доносится повышенный голос. Он очень любит распекать подчиненных по поводу и без повода.От него выскакивает
адъютант.
-Дневальный, к полковнику!
Захожу, докладывю, как положено. Батя чем-то напоминает Чапаева. Только без усов.Его лицо кипит от негодования.
-Это что такое?- показывает в окно, где щиплет травку чья-то корова.
-Корова, товарищ полковник.
-Кто разрешил? Поймать, привязать, не отпускать, пока не придет хозяин! Понятно?
-Так точно!
Три дня бедной буренке никто не давал ни есть, ни пить. Наконец, нашелся хозяин. Начальник школы потребовал его к себе.
-Распустили скот! Здесь военный городок или деревня, я вас спрашиваю! Что? Молчать!
Бедный владелец буренки вылетел из кабинета красный как рак и, хоть давно уже был штатским , принялся козырять налево и направо и даже писарю отдал честь как положено.
Ночь. В двенадцать часов тухнет свет. Дежурный сержант уходит отдыхать в котельную. Тихо. И вдруг звонок.
-Дневальный по штабу курсант Лаптищев слушает!
-Начальник школы говорит! Зажгите в моем кабинете лампу! Я сейчас буду!
-Слушаюсь!
Зажигаю лампу и направляюсь в длинный и узкий коридор, по обе стороны которого расположены кабинеты офицеров штаба. На моем пути - часовой у знамени части.
-Стой! Кто идет?
- Дневальный по штабу. Лампу несу в кабинет начальника.
-Стой! Стрелять буду!-часовой передергивает затвор карабина. Говорит с акцентом. Повидимому, узбек. Шутки плохи. Поворачиваю назад. Пусть дежурный разбирается.
- Сейчас сделаем,-бормочет заспанный сержант. Но в это время хлопает входная дверь, и стремительно входит полковник.
-Лампу зажгли?- строго спрашивает у дежурного.
-Никак нет.
-А где Лактионов?- кричит батя.
- Здесь, товарищ полковник!
-Почему не выполнили приказание?!
-Часовой не пускает.
-Как это не пускает? Ах он такой сякой, немазаный?- круто повернувшись его высокоблагородие ринулся в темноту. За ним сержант с лампой.
-Стой! Кто идет?
-Я тебе дам, кто идет! Не знаешь начальника школы! Кукла ты этакая! Службы не знаешь! Вот упеку на гаупвахту!- и батя скрывается в своем кабинете.
С тех пор я и стал Лактионовым.
Зима. Мороз. Ветер. Строимся, чтобы идти в караул. На ногах ватные брюки. Под шинелью - телогрейка. Ждем дежурного по школе. Подходит. Это лейтенант Осипов. Он четыре раза пытался поступить в Академию и не смог сдать экзамены. В общем, пень гороховый.
-Кино "Чапаев "видели?- задает вопрос.
-Так точно!
-Поняли, к чему приводит небдительность? Чапаев и сейчас бы был живой, если бы часовые не проворонили.
На право!В караул шагом марш!
Такой инструктаж мы слышим слово в слово от этого лейтенанта уже в десятый раз.
Возле караульного помещения нас в свою очередь, прохаживаясь вдоль строя, наставляет старшина.
-Должон сказать, ночь темная. Смотрите в оба. Самое опасное время - с четырех до трех. Перелом сна.Смирно!-
Старшина бежит в помещение доложить дежурному о том, что караул готов отправляться на посты. Ждем, когда он вернется и скомандует "марш!" Проходит пять минут, семь.
Разводящий ефрейтор Молчанов заглядывает в окно. Старшина уже сладко спит на широкой деревянной скамье.
Идем на посты, сменяем продрогших товарищей. Стою у склада горюче-смазочных материалов. На мне поверх шинели тулуп. Мороз. Ветер. Мерзнут нос и щеки. Неожиданно с соседнего поста доносится выстрел. Бегут старшина, лейтенант и разводящий.
-Ты стрелял?
-Нет.
-Опять Кичо. Тогда все ясно.
Кичо не выдерживает двухчасового стояния в темноте. Ему все время чудится, что кто-то ползет, чтобы его похитить или зарезать. Не так далеко китайская граница.
Перед приходом смены подхожу к колючей проволоке, которой огорожен мой объект. Не терпится лизнуть заиндевевший металл. Лизнул, и язык прилип к проволоке.
И как раз в это время слышатся шаги разводящего и сменщика. Я должен крикнуть "Стой! Кто идет?" и не могу.
Боюсь оторваться. Разводящий подходит вплотную.
-Что с вами, товарищ курсант?
Откидываю голову назад и чувствую, как рот наполняется кровью.
-Виноват, товарищ ефрейтор.
Сейчас стали часто о дерьмовщине в газетах писать. Виноват, оговорился. О дедовщине. И бьют их там, молодых солдат, и издеваются по всякому. Ну, просто нет никакого желания отдавать своих внуков в руки таких дерьмокомандиров. Мало того, еще возьмут да еще в какую-нибудь Анголу пошлют, где белого человека черные аборигены самым натуральным образом сожрать могут. Как в романа "Робинзон Кукурузо". И это в двадцать первом веке, спустя триста лет после смерти этого самого Робинзона. Во как цивилизация вперед продвинулась . С одной стороны на Марс скоро полетим, с другой-друг друга едим. Может быть не надо пока на Марс и на луну не надо, а лучше накормить на эти деньги голодных африканцев? Чтобы они наших внуков на кострах не жарили.
Раньше мы им кое-что подкидывали. Из своих скудных запасов. Последним делились. Потому они нас и не трогали.
А теперь наши корабли захватывают и огромный выкуп требуют. Жить-то надо.
Что касается дерьмовщины, то ее сейчас куда угодно подмешать могут. И в колбасу, и в водку и в так называемое сливочное масло, которое рядом со сливками и не лежало. И в лекарства, которые пьешь и глотаешь, а чувствуешь себя все хуже и хуже. Две аптеки было в нашем городишке до перестройки, а сейчас двадцать две. Разве можно помереть при такой заботе о населении? Вот только цены на таблетки все выше и выше.
Нет, в наше время дедовщиной в армии даже не пахло. И молодых солдат, новичков, не обижали. Сам проходил курс молодого бойца. Знаю не по наслышке. Ну, пилили командиру дивизиона дрова, кололи, складывали. Но чтобы кто-нибудь обидел, или замахнулся поленом-такого не припомню.
Неприятности, правда случались, но мелкие. Показалось однажды старшине, когда вел нас на обед, что я ноги недостаточно высоко поднимаю. Остановил роту.
-Выйти из строя!- Вышел, стою.
-Строевым шагом марш! Выше ногу!
Кругом грязь, лужи, сверху дождь сыплет. Ну, никак нога высоко не поднимается. Подходит дежурный по части лейтенант Осипов.
-Не подчиняется? Ложись!
Под ногами лужа. Форму мочить неохота.
-Ложись!-выходит из себя лейтенант и хватается за кобуру.
Куда деваться. По дурости и застрелить может. Ложусь прямо в воду.
- Ползком вперед! Встать! Лечь! Встать! Лечь!
Такой инцидент, правда, был. Но чтобы бить, или, не дай Бог, унизить- сроду не припомню.
Так изо дня в день, из месяца в месяц в течение года зарабатывал я в полковой школе две лычки на погонах, чтобы потом еще два года уже в другой воинской части гонять солдат так, как гоняли меня.