Недавно зашел навестить старого друга, которого не видел несколько месяцев. Квартирка у него была ничего, но куча хлама мозолила глаза. Пока друг искал в холодильнике пиво и закуску, я из кучи вытащил первую попавшуюся газету. Дата выпуска была семимесячной давности. Пролистывая ее, наткнулся на очень короткое и забавное объявление "Ищу парня для конца света. Ева" и ниже номер телефона.
Показываю другу, он начинает ржать.
- Вот умора! Ну бывают же такие полоумные! Фигня все это, нет никакого конца света, - и протягивает мне пиво. Я улыбаюсь, но меня заинтересовало это объявление.
Возвращаясь домой, достаю мобильный и звоню по номеру, думая, что уже слишком поздно, и девушка давным-давно забыла про объявление. Трубку долго не берут и, я уже собирался отключиться, как раздается сонный голос на другом конце.
- Слушаю...
- Привет, я по объявлению звоню.
- Что-то долго.
- Я только что на него наткнулся.
- Встретимся на голубиной площадке в полдень, - и кладет трубку.
Я стою слегка очумевший, но быстро отхожу и продолжаю идти домой, думая о чудачке.
На следующий день мы с ней встречаемся на голубиной площадке. Она неровно накрасила глаза, из-за чего выглядела дешево, а пальто было в пятнах помады. Я улыбаюсь моей новой знакомой, пытаясь выглядеть доброжелательным, но она только смотрит хмуро и спрашивает, как меня зовут.
- Макс.
- Ага.
Молчание. Похоже, ее не напрягает эта обстановка, а я вот пытаюсь придумать какую-нибудь тему, но мысли возвращаются к ее заляпанному пальто.
Она смотрит куда-то прямо перед собой, думая о чем-то своем, потом прерывает молчание, и, не выходя из свого мира, спрашивает меня о моей ориентации. Я начинаю смеяться и отвечаю, что натурал.
- Странно, - говорит она, - мне казалось, что ты кто-то из этих.
Она поворачивается ко мне, и ее кошмарно накрашенные глаза внимательно начинают изучать меня. Мне как-то становится не по себе, но я продолжаю смотреть на нее. После пристального изучения, она срывается с места и идет быстрым шагом, я иду за ней.
- Купи мне мороженое, - говорит она.
- Какое мороженое?! Сейчас декабрь.
- Ну и что?
- Ты хочешь заболеть?
Она пожимает плечами.
- А какая разница? Все равно мы скоро умрем.
- Ты все про этот дурацкий конец света.
- Не веришь, что он будет?
- Конечно нет, - категорично качаю головой.
- Ну и дурак.
Хочу как маленький ребенок ответить "сама дура", но она спрашивает:
- Какое мороженое будешь?
Секунду думаю и отвечаю сливочное.
- Даже мороженое натуральное. Как скучно, - протягивает Ева, снимая на ходу свою беретку и отдавая ее какому-то бомжу. Тот поглядывает на нее с подозрением несколько секунд, а потом быстренько надевает ее на голову.
- Зачем ты это сделала?
- Ему холодно.
Мы заходим в магазин и покупаем мороженое. Я - сливочное, а Ева - орехово-шоколадно-малиново-фисташково-клубнично-ананасовое. Смотрю на это смешение и думаю, что меня сейчас стошнит. Хочу съесть свое мороженое в магазине, но Ева тянет меня на улицу. Она садиться на лавочку, я сажусь рядом. В тишине она поглощает свое мороженое, а я просто смотрю на нее и мне становиться холодно.
- Ешь, а то растает.
Смеюсь и не знаю, что о ней и думать. Начинаю есть свое мороженое, но быстро выплевываю. На морозе оно ледяное.
- Слабак, - выдает Ева. Ее глаза закрыты, она медленно доедает свое безумное мороженое. Кажется, будто она мыслями где-то на Гавайях, валяется на песке под палящим солнцем.
- Зачем ты это делаешь? - спрашиваю со слегка хрипящим горлом. Толи это от моего мороженого, которое я вовремя выплюнул, толи меня возбудило поедание мороженого Евой.
- Мы живем последние недели. Хочу провести их как никогда, и ты мне в этом поможешь.
- С чего ты взяла, что я приму участие в этом абсурде?
- Ни с чего. Просто знаю, что примешь, - она открывает глаза и краешком смотрит на меня. - Тебе стало интересно.
Возможно, она в чем-то и права и мне чуточку стало интересно, но не настолько, чтобы участвовать с Евой в ее чудачествах.
Хочу сказать, что меня не так-то легко сломить, как она начинает меня целовать. От нее пахнет экзотическим мороженым и чем-то пряным.
- Вот теперь тебе точно интересно. Пошли.
Она встает и идет к памятнику какого-то орнитолога, в честь которого, собственно, и названа эта площадка.
- А ты знаешь, что птицы произошли от динозавров?
- Никогда о таком не слышал.
- Представляешь как много им лет. Наверное, столько же, сколько крокодилам. Они то уж точно останутся, когда мы все умрем.
- Мы не умрем.
- Не тупи, Макс. Мы умрем, потому что заслужили это всем этим кошмарным обращением. Человек все только портит, все красивое и естественное ему чуждо. Ему нужно все подчинить себе и править всеми. Он не хочет меняться, не хочет открыть глаза и увидеть, что он натворил. Человеческий эгоизм возрос до таких пределов, что дальше своего носа ему ничего не видно. Это наказание.
- Чье же это наказание?
- Не знаю. Высших сил, Бога, а может всего Мира.
- Тебе не кажется это глупым?
- Ты сам все поймешь. Со временем.
Ева посмотрела на свое пальто, но пятен, будто совсем не заметила. Она продолжала смотреть на пальто, и я подумал, что она снова впала в транс. Но через мгновение она подняла голову.
- У тебя есть семья?
- Да.
- Мама, папа, бабушка, дедушка?
- Да.
- Братья, сестры?
- Двоюродные.
- Далеко живут?
- Неподалеку.
- И ты хорошо с ними со всеми общаешься?
- Конечно.
Она взяла мою руку и посмотрела на безымянный палец.
- Невеста, девушка, подруга?
- Одинок.
- Друзья?
- Имеются.
- Со всеми прекрасно общаешься?
- Да.
- Это для тебя счастье? Семья, друзья, родные...
- Конечно.
- Счастливчик. Наверное.
Она отпускает мою руку, а я беру ее руку. Ее пальцы длинные и трясутся.
- А у тебя есть семья?
- Где-то есть.
- Друзья?
- Где-то.
- Жених, парень, друг?
- Был.
Я отпускаю ее руку.
- С ними что-то случилось?
- Возможно.
Ева уходит, и бросает на прощание "я приду завтра к тебе". Я хотел спросить, как она найдет мой адрес, ведь я ей его не говорил, но не успел.
Всю ночь я наводил порядок в доме, чтобы не было ни пылинки, и Ева оценила мою аккуратность. Но когда она пришла и увидела чистоту, начала истерично смеяться.
- Боже Макс, это кошмар! Что твориться в твоей квартире!
- А что не так? - меня ее реакция слегка обидела.
- Здесь невыносимо, немыслимо, невозможно...аккуратно.
- Это разве плохо?
- Ну конечно.
Она достает из рюкзака какую-то макулатуру и начинает разбрасывать по моей квартире.
- Ева, что ты делаешь? Я всю ночь убирался...
- А-а-а, так ты нормальный, - она прекращает разбрасываться макулатурой и закрывает рюкзак. - А я то собралась тебя спасать.
- От чего?
- От занудства.
Она снимает пальто и кидает на пол, я хотел его поднять, но она наступила на мою руку.
- Не трогай, иначе останешься без руки.
Она проходит мимо полок, открывает и осматривает шкаф, изучает растения в цветочных горшках, трогает бумаги на столе. Не понимаю, что она пытается сделать.
- Я возьму эту фотографию.
На ней я и моя бабушка. В тот день у нее был день рожденье.
- Бери.
Она кладет ее в задний карман штанов, и продолжает осматриваться. Жду ее итога.
- Если бы ты не убрался, то я бы узнала о тебе гораздо больше. Знаешь, говорят по беспорядку можно узнать о человеке все. Он не подготовлен, и все его любимые вещи, привычки, интересы можно увидеть на поверхности среди бардака.
Улыбаюсь. Только это мне и остается. Мне хочется осмотреть бардак ее квартиры, чтобы узнать ее получше.
- Когда-нибудь.
- Что? - спрашиваю я, не понимая, к чему она это сказала.
- Когда-нибудь узнаешь кто я.
Ева садится на мой диван и берет единственную игрушку, находящуюся в комнате.
- Подарок близкого?
- Папы. В тот день он уезжал в командировку, и я не смог бы увидеть его год. Я просил его остаться, а потом убежал в комнату и долго плакал. Утром, когда проснулся, у двери стояла эта игрушка, а внутри была фотография, где вся наша семья вместе.
Она расстегнула замок на спине игрушки и достала фотографию. Я взглянул на нее. Мне 5 лет.
- Ты его больше не видел?
- Да, он не вернулся и я его больше никогда не видел.
- А отчим?
- Он не отчим, а отец. Мы в замечательных отношениях.
- Он тебе не отец.
- Нет, отец. Он вырастил меня как родного и он мне отец. К нему я обращался за помощью в тяжелые минуты, он отвез меня впервые на рыбалку, ему первому рассказал, что влюбился. Он мой папа.
Ева молчала, а я успокоился. Мне как-то стало легче, после этого маленького разъяснения.
- Ты не жалеешь о том, что случилось?
- Не знаю. Это была судьба, наверное.
- Не жалеешь, что не своему родному отцу плакал в жилетку, что не ему рассказал про первый поцелуй, не ему, а новому папе?
Меня затрясло от нового прилива ярости.
- Заткнись.
Ева встала, оделась и ушла. Я еще долго сидел после этого. Пытаясь обуздать свою ярость, я начал убираться. Макулатура, которую разбросала Ева, привлекла мое внимание. Это были газеты, и во всех них было о Еве. Пожар в ее доме. Гениальная пианистка больше не может играть. Пианистка, подававшая большие надежды, начинает сходить с ума и т.п. Я читал это и не мог понять, почему все эти несчастья произошли с ней.
Утром я пошел к ней. Адрес я легко нашел в газетах. Дверь в ее квартиру была открыта, и я тихо вошел. Она была вся черная, обгорелая. В квартире после пожара так и не сделали ремонта. На кухне я услышал голоса. За столом сидела Ева с матерью и отцом (наверное родители, подходят по возрасту). Ева медленно мешала ложкой чай, смотря в одну точку.
- Ева, ну зачем ты этого парня своей бредовой идеей о конце света заражаешь? - спросила ее мама.
- Он верит в это, просто не хочет в этом признаться.
- Твой муж не верил...
- И умер, - сказала Ева.
- Чем ты занимаешься, - качает головой ее папа, - ты бы попробовала поиграть.
Ева в ярости отбрасывает кружку.
- Чем я должна играть? Этим?
Она вытягивает руки, пальцы не переставая дрожат.
- Ты не борешься...
- А с чем я должна бороться? Это мое наказание, папа. А я ваше наказание. Вы должны меня терпеть всю жизнь. Но я вас обрадую, осталось чуть-чуть, совсем немного. И вы больше не увидите ни меня с этим, - она снова вытягивает трясущиеся пальцы, - ни себя.
- Сколько же в тебе злобы, Ева? - голова ее мамы опущена. Наверное, она не хочет знать ответа на этот вопрос.
Да и я не хочу. Я выхожу из квартиры так же тихо, как и пришел.
Через несколько недель мне приходит от Евы смс.
"Я знаю, что ты был у нас дома. И ты все слышал. Если хочешь узнать ответ на вопрос мамы приходи ко мне завтра вечером".
Сам не знаю, чего я хочу, а чего нет. Но прихожу.
Она сидит на диване, скрестив руки на груди. Закрываю за собой дверь, выключаю свет, сажусь рядом и беру ее трясущиеся пальцы. В ней нет злобы, ни капельки. Это все безнадежность, страх. Страх перед неопределенностью. Она боится жизни, поэтому цепляется за историю о конце света. Ей было страшно и одиноко, но родителям она не хотела ничего рассказать. Она завидовала мне, потому что я мог говорить с родителями, а она нет. Она пыталась сказать это мне.
- Нет. Вот ответ, - говорю я.
Она молчит, и я тоже не хочу ничего говорить. В комнате стало совсем темно. На улице слышался гул голосов, стрельба петард.
- Какое сегодня число? - спрашиваю я.
- 20-е.
- И сколько нам осталось жить?
- Недолго. Пару часов.
- Где твои родители?
- Я хотела, чтобы они были вместе в последние часы. Почему ты не со своими?
- Я со своей.
Снова стало тихо. Я крепче сжимал ее трясущиеся пальцы и целовал ее волосы. Она плакала. Тихо, беззвучно, без единого всхлипа. Из пакета, который я принес с собой, достаю по мороженому. Две порции странного, экзотического мороженого. Безумный вкус, он сразу вскружил мне голову. Я лег на пол. Из окна на меня падал лунный свет. Ева легла рядом. Мы ели мороженое и мысли мои были ни о чем. Мне представлялись пляжи, моря, какие-то леса и везде я был с ней. Достаю мобильный, звоню маме. Говорю ей, что люблю ее и люблю папу. Она хочет спросить меня о чем-то, но я уже кладу трубку.
Ева делает тоже самое.
Не знаю, правда ли это, умрем ли мы завтра, и честно говоря, не хочу знать. Не хочу знать ничего, что твориться за пределами квартиры Евы.
Я поворачиваю голову и смотрю на нее, а она на меня.
Проснемся мы завтра или нет, увидим ли новый день, новый мир или нет - не важно. Мы вместе. Это важно.