Прошлым летом, выдавшимся весьма тёплым, мне пришлось съездить по работе в соседнюю страну. О ней нельзя особо ничего сказать кроме того, что с моей она не в ладах. По каким причинам компания решила устроить съезд в ней, мне совершенно неясно.
Так вышло, что дабы добраться до места необходимо было использовать электричку. Кроме того, что случилось на обратном пути в ней, в моей голове ничего не отложилось.
Людей было немало, когда я зашёл, но свободные места присутствовали. Сидячие места представляли собой два ряда вдоль окон. Ряды состояли из пар не самых мягких диванов, стоящих друг напротив друга, разделённых по три места. Я сел напротив парня на вид лет двадцати, но с серьёзными глазами старика. Он был одет в футболку небесно-голубого цвета, за воротом которой висели дешёвые солнцезащитные очки, в лёгкие шорты цвета хаки и крупного размера кроссовки поверх длинных чёрных носков. Он был худым, но жилистым, так что на слабака не походил. Провода вставных наушников соединяли его уши и телефон, в котором парень что-то листал. Рядом сидел ещё кто-то, но внешность мне не вспомнить, так завлёк моё внимание первый пассажир.
Табло над дверями, ведущими в тамбур, показывало время, а иногда по нему пробегали названия следующей остановки на местном языке, в котором я знал разве что слова приветствия, прощания и благодарности; за окнами мелькали деревья и столбы с проводами, вдали же можно было увидеть многоэтажные дома; стены электрички, покрытые старой, местами облупившейся светлой краской, были обклеены плакатами с рекламой, какими-то списками - инструкциями по безопасности, как я понял - или просто изукрашены рисунками не самых культурных подростков.
В середине пути в вагон зашёл мужчина с гитарой и начал петь. Я нередко езжу на электричках, привык к торговцам, попрошайкам и певцам так, что почти не обращал на них внимания. Но в тот раз что-то в сердце ёкнуло. Я плохо запомнил, как тот мужчина выглядел, но красивое, чистое пение под звуки гитары в явно умелых руках не могу забыть.
Пассажиры в большей своей массе не разделили моей внезапной сентиментальности. Одним из исключений как раз оказался сосед напротив. Он снял наушники стал слушать певца. И только когда тот прошёл мимо нас, закончив своё дело, получив от нас по купюре не самого маленького номинала, я заметил, что всё это время парень смотрел на меня. Он заговорил первым, но я показал жестами, что не понимаю языка. Тогда он спросил уже на моём, откуда я. Без особого желания, но с небольшим удивлением, я ответил. Парень почему-то обрадовался:
- О, редко встретишь тут кого-то из Вашей страны, - он говорил хорошо, но иногда замедлялся, будто вспоминал слова, иногда несильно коверкал произношение. - Ну, как Вам город?
- Красивый... Мне понравился... Хотя, если быть честным, я бы не отличил его от городов на моей родине, если бы не реклама с чужим языком.
- Жаль, что он не оправдал Ваших ожиданий. Надеюсь, они были не слишком завышены?
- Нет, наоборот, я ожидал чего-то... не знаю, как объяснить... наши страны же не в лучших отношениях...
- А, я, кажется, понял. Ожидали чего-то страшного? - мои слова ничуть не смутили собеседника, отчего я расслабился и стал говорить спокойнее.
- Примерно так. Люди мне представлялись тут другими.
- А раньше Вы были у нас?
- Нет, я впервые прилетел.
- Что же, тогда на Вас нет никакой вины. Ожидания были преподаны теми, кому нужно, чтобы Вы так думали. Эх, как же я не люблю политику. Она лжива, каждый в ней думает о себе, о своих, никому в ней не важны чужие. Ещё больше не люблю тех, кто, не участвуя в ней, активно её обсуждает. Критикуют кого-то, не вставая с дивана, - похоже, я нечаянно задел чувствительную струну души парня, - ничего не понимая и не пытаясь понять.
- Извините, но я не соглашусь. Ведь страной управляют граждане, голосуют, создают петиции...
- Да, всё это есть, но это не более, чем видимость. Право, а точнее возможность действовать остаётся в руках политиков. Будто Вы не можете сами вспомнить не одного случая, когда после принятия петиции всё ограничивалось пустыми обещаниями. И соперничество стран тоже нужно дела политиков.
- Но ведь и люди начинают враждовать из-за этого.
- Так же, как и Вы враждуете со мной.
- Погодите, я с Вами не враждую.
- Именно. В Вас нет злости, ненависти ко мне оттого, что я из страны-соперника. Посмотрите на этих людей, - парень обвёл рукой пассажиров, - разве Вы видите в них злость? - я помотал головой в знак отрицания. - Потому что её в них и нет. Они могут не любить твою родину, но от лжи, что сковывает их разумы. Певец, который недавно Вас увлёк, пел про дом, как он чудесен, что дом - это не стены и окно, а место, где тебя ждут, куда ты стремишься в радости и в печали. Разве тот, кто поёт это, носит в себе искреннюю злобу? Или вот, взгляните.
Парень дал мне свой телефон. На обоях стояла фотография девушки по пояс на фоне большого фонтана. Она была одета в просторную ярко-жёлтую футболку с рисунком известнейшего персонажа детских мультфильмов посередине. На шее была видна цепочка. Правой рукой девушка держалась за предплечье левой, будто не зная, куда её деть. Но меня удивила добрая, мягкая улыбка, от которой я почувствовал тепло на душе даже сквозь экран. Мне хотелось на неё смотреть дольше, но я вернул телефон.
- Она... красива, - меня немного подвёл голос, потому что это слово не могло в полной мере описать ту девушку.
- Да... да... - на парня нашёл мечтательный вид, когда он посмотрел на телефон, но через пару мгновений он вернулся к прежнему состоянию. - Откуда в такой девушке может быть злость? Просто не может быть.
- Что тогда делать, чтобы страны не враждовали?
- Тяжело сказать... Возможно, учить своих детей не разделять людей на своих и чужих, чтобы они в будущем решали такие вопросы правильно. Чтобы все были свои, когда вражда с другими, обманы стали направлены будто бы на себя. Воспитать так, чтобы каждый ощущал не себя среди других людей, а людей как часть себя.
Мы замолчали, а через немного времени электричка пребыла на последнюю станцию. Парень попрощался со мной, я ответил ему на его языке, и он ушёл. Посидев чуточку в раздумьях, я тоже пошёл.