Аннотация: Мне нет места в вашем мире, мое имя Анк
Глава 5
------------------------------------
- Ну так что? - спрашивает Енг. - Мы не договорили про Пенделла.
Все небо усыпано звездами. Мы лежим, сложив лапы, у маленького озера с удивительно прозрачной водой. И всматриваемся в его глубокие воды, где шныряют юркие серебристые рыбки с черными хвостами. Их ментасфера чиста. Либо не читается тхоргами.
Взглядываю на дружищу Енга. Его шерсть до сих пор кое-где взлохмачена. Особенно на макушке - что придает ему немного непривычный вид. И щурю глаза.
- Красота какая, посмотри, - говорю я ему и показываю носом на полоску неба у горизонта.
- Да я и так смотрю, не насмотрюсь. Мы живем в поразительно красивом мире. И не устаю удивляться этому.
- Потому, что могли оказаться где-то еще?
- Иногда мне кажется, что мы недостойны этого. И становится не по себе. Ты никогда не задавал себе вопроса, почему нас окружает именно такой мир? И что буквально шерстинка отделяет нас от реальности, где одни только камни и скалы. И очень - предельно - холодно. Либо невыносимо жарко.
Я внимательно смотрю на него и не прерываю.
- И, например, все живое не соединено в единую сеть, а совершенно не способно понять и воспринять друг друга.
- Нет. Вот такие мысли - не приходили. Слушай, а разве может быть иначе? Не так, как у нас? Мне кажется, всё было создано единым целым.
- Создано? - строит недоуменную морду Енг.
- Ну, просто я так выразился. Не знаю, как иначе сказать.
Енг молчит, вглядывается в блистающее звездами небо. Поводит ушами.
- Я не могу себе объяснить, почему всё именно так - ведь я не ученый. Но иногда мне просто удобнее считать, что всё вокруг такое потому, что есть мы.
- Это как? - я даже привстаю. - Что ты подразумеваешь под этим?
- Н-ну, не знаю. Словно, если бы нас не было, то и ничего вокруг не было.
Меня разбирает смех, настолько это нелепо.
- Ну у тебя и гигантизм, - говорю я ему. - Это же, получается, что и вся вселенная была создана исключительно ради нас.
- Да я не думаю, что создана. Если бы создана, то надо было бы подразумевать создателя. Но тогда и его должен был кто-то создать. И так до бесконечности.
- Ну а как тогда? Если все вокруг существует исключительно потому, что есть мы.
- Я же не ученый, и логически объяснить и обосновать свои мысли не могу. Но иногда у меня ощущение, что в силу законов природы или чего-то еще - не знаю - окружающее проявляется в реальности вокруг тхоргов.
Несколько мгновений смотрю на Енга и не могу понять, то ли он шутит, то ли серьезно.
- Да ну тебя, - наконец говорю я и трогаю лапой траву.
Он фыркает, переводит взгляд в сторону. Да уж, такого мне выслушивать еще не приходилось.
- Слушай, - прерываю я молчание. - Ну а почему тогда у нас есть ограничения?
- Какие, например? - поворачивается Енг ко мне.
- Почему, допустим, мы в космосе быть не можем? Или не летаем? Или, - тут я задумываюсь. - Не можем принять любую форму.
- Ну а почему у нас не должно быть ограничений?
- Ну, раз мы способны генерировать вокруг себя столь сложную и разнообразную реальность, то у нас и не должно быть таких пределов. Настолько примитивных, я имею в виду.
- Я же не сказал, что это мы генерируем реальность, - улыбается он. - Просто реальность проявляется там, где появляемся мы. А уж в силу чего она проявляется - это другой вопрос. Например, в силу законов природы.
Снова изучаю дружищу и пытаюсь все это осознать. Ветер ерошит его шерсть. Ровный свет звезд заставляет мерцать глаза. Таинственным таким образом.
- И что, реальность проявляется вокруг любого количества тхоргов? Даже если он один?
- Ну да, наверное. Я не задумывался.
Мы лежим, молчим. Смотрим вдаль.
- Так что там насчет Пенделла-то? - интересуется Енг.
- Он создал совершенную работу. Совершеннее я не видел. Но он никак не может достигнуть гармонии. И поэтому впечатление, которое производит его работа, бросает от крайности в крайность. От высшей радости до предельного отчаяния. Я застал как раз отчаяние - и это просто ужас какой-то. После минуты-другой созерцания тянет немедленно раствориться в вечности.
- Вот как? - глаза Енга удивленно расширяются. - Разве так может быть?
- Ну да. Пенделл совершенно особенный. Он способен раскладывать на составляющие ощущения, доступные в нашем мире. И вот восторг от совершенства состоит, оказывается, из кучи ощущений. А Пенделл не может добиться гармонии. Слушай, такого отчаяния я и представить себе не мог. Какой-то древний атавизм - может, миллионы лет назад он и был присущ тхоргам. Не знаю.
Дружище наклоняет голову, глаза его перестают смеяться.
- И что ты ему посоветовал?
- Ничего. Попросил не выставлять работу, пока она не будет полностью завершена. На самом деле, он это и сам отлично понимает. Как добиться гармонии в таком творении - это уже вопрос не ко мне. Да и ни к кому из нас, насколько я знаю. Столь сильного таланта среди тхоргов еще не было.
- Да уж. С одной стороны, ты меня заинтриговал донельзя. С другой - такое и правда нельзя показывать. Причем ни в каком проявлении - пока не достигнута гармония. Предельная радость - что это? Полное отсутствие мышления?
Мы лежим под куполом звезд. Ветер доносит сотни ароматов. Вокруг тишина, нарушаемая только шелестом трав под особенно сильным его порывом да стрекотанием соро.
- Слушай, - говорю я Енгу. - Давай, дружище, спать.
Мы сгущаем себе постельки и устраиваемся на ночь.
А спозаранку он за шкирку выволакивает меня купаться. Вода в озере прохладная и пузырчатая. И сразу же с берега - глубоко.
Мы залетаем, распугивая серебристых рыбок. И я окончательно просыпаюсь - хотел бы я посмотреть на того, кто продолжал бы спать в воде без дна.
Плавать - это здорово. Словно ты не на земле, а где-то еще. Паришь, среда тебя держит. Рафак и иже с ним утверждают, что именно так и есть в космосе, где нет притяжения.
Не знаю, как там в космосе, а в воде - замечательно. Енг предлагает плыть на тот берег - наперегонки. А наперегонки, потому что так - веселее.
Сначала отказываюсь, но потом не выдерживаю, и мы стартуем, кто как может. Озеро-то, конечно, небольшое, однако я так редко плаваю, что чуть дальше середины распластываюсь и принимаюсь просто качаться, лежа на животе. Лапы в стороны, морда вверх.
Енг смеется надо мной и праздновать победу не спешит. Сначала плавает около меня кругами, а потом тоже распластывается брюхом вниз.
Так мы и качаемся на волнах - вверх, вниз, вверх, вниз. Шерсть у нас на загривках распрямляется, впитывая энергию солнц. Лапы слабо двигаются. Хвосты - плывут. Выглядим смешно, в общем. Даже рыбки перестают опасаться наших огромных для них тел и шныряют совсем рядом.
А потом, уже на том берегу, Енг пихает лобастой головой меня в плечо и немного виновато прощается - потому что у него сейчас творческий зуд, и как бы ему ни хотелось провести со мной еще несколько дней, работа тянет непреодолимо.
Я это очень хорошо понимаю. У меня бывает так же, но не сейчас.
И вновь я сам по себе. И вновь несусь под яркими солнцами. Сквозь высокие травы. Сквозь разноцветные цветы. И ветер - в морду. И лапы пружинят, работают слаженно. И тело послушно. И радостно мне вот так бежать, отталкивая землю. И чувствуя, что вот-вот полечу.
Хвост сзади - вьется. Уши - торчком. А в ментасфере, смотрю, полемика по поводу того, какой формы наша вселенная.
Ох уж эти физики, ох уж - астрофизики. И чего-то они только ни придумают. Чего - ни выдумают. Вот - поверхности какие-то навыдумывали, чудным образом скрученные.
Вообще, если поразмыслить - интересное у них дело. Требует и фантазии недюжинной, и воображения. Это я к тому, что тут не только хорошие мозги нужны.
Даже жалко становится, что сам я - не такой. Ведь мироздание, все-таки, грандиозная штука. Чувствуешь себя несколько так... Глобально, что ли. Не то что обычные тхорги с обычными их занятиями.
Вот ты радостен такой и весел. Скачешь под ярким небом. Но на самом-то деле над тобой нависает необъятность космоса. И планета, по которой ты так бездумно скачешь, не песчинка даже и не атом. А вообще нейтрино какое-то - по отношению ко всей вселенной.
Я уж не говорю о самом тхорге. Смешно, честное слово - и как Енг додумался-то, что все вокруг создается специально для тхоргов. От этого хохотать только, задрав лапы.
Что такое тхорг, и что - вселенная. Хотя, признаться, вчера вечером увлек он меня своими идеями. Даже казалось, что есть у них вероятность. И немаленькая.
Смешно.
Наверное, еще дня два пути, и покажется море. Вот когда так идешь или бежишь, мысли либо совсем исчезают, либо проясняются донельзя. Совсем не так, как, например, когда сидишь.
Можно думать о чем угодно, и настолько легко. Почти воздушно. Например, почему же все-таки накапливается усталость. Или еще что-то. И отчего каждый тхорг - кто раньше, кто позже - но все-таки выбирает растворение в вечности. Хотя - чисто теоретически - мог бы жить всегда.
Мне трудно это понять. Вернее даже - невозможно. Как можно отказываться, причем навсегда, от живой этой жизни, что блистает вокруг тебя. От дня этого - яркого, от звездных ночей. От миллионов загадок, что ждут тебя за поворотом. От радости движения. От вкуса энергий. Да и вообще - от кучи всего.
Непонятно. Никто не запрещает, конечно же, спросить у Прика. Но во-первых - неудобно. А во-вторых - вдруг снова спровоцируешь его на этот ужас с одним концом. Сейчас-то, судя по словам Ранча, дружище настолько погружен в работу, что и думать не думает о растворении.
Хотя, вот если почувствовать отчаяние, то да - до такой степени все выглядит бессмысленным и никчемным - причем любое действие ли, бездействие ли - без разницы. Я очень хорошо помню впечатление, произведенное работой Пенделла.
Все вокруг становится таким пустым, словно обесцвеченным. Что чтобы продолжать жить, надо прикладывать неимоверные усилия. Черная тьма, на самом деле. И что за существо вообще может такое ощущать?
Сразу представляется кто-то неимоверно старый - просто неимоверно! С каким-то выработанным уродливым телом. Уже неспособный радоваться никому и ничему.
Впрочем, может быть, я и неправ. Но тогда это ужаснее в тысячу раз - если такое может почувствовать полный жизни тхорг. Это - болезнь. Причем, чудовищная.
Все-таки, что за дар такой был дан Пенделлу, чтобы это увидеть? И все равно непонятно, что именно чувствует Прик - ведь не этот же ужас, чтобы хотеть раствориться.
Перехожу на шаг. Потом и вовсе сажусь на хвост - на полянке, просто сплошь покрытой цветами. Даже трав не видно - настолько всё в цветах.
И тут только осознаю, что сегодня ночью лес не приходил. Предыдущие ночи - приходил. А в эту - нет.
Вот это дела. То ли особенность моя пропала так же внезапно, как и появилась - тут я фыркаю. То ли связано это с присутствием Енга - прямо ли, косвенно - непонятно. То ли присутствие другого тхорга отпугнуло деревья. То ли рядом с себе подобными я утрачиваю то, чем привлекаю их. Неизвестно. Но у меня есть время понаблюдать.
- Пенделл, - тихо зову я.
Он откликается далеко не сразу.
- Что, Анк?
- Как дела, дружище? Что-то пропал ты - как вода сквозь землю.
- Да так как-то...
Голос тусклый. Безжизненный даже.
- Слушай, - немедленно говорю я. - К тебе можно?
Ответ опять с задержкой - словно у него даже нет сил транслировать мысли.
- Ну, если хочешь.
Я прыгаю и сгущаюсь рядом с ним. Дружище сидит на хвосте с унылой такой мордой. Похудевший, растрепанный. Словно торчит в этой своей хижине не первый день, и даже не выходит под солнца, чтобы поесть. Я уж не говорю - чтобы развеяться.
В хижине у него темновато, и вообще как-то - не как жилое.
- Давай на воздух, - говорю я ему.
Он вяло отнекивается, а сам какой-то прямо как бессильный. Словно и костей-то у него нет - одна шкура.
Беру его за шкирку и выволакиваю наружу. Шерстинки у него сразу же растопорщиваются. Прямо вибрировать начинают, тянутся к солнцам. А через несколько минут и взгляд дружищи принимает более осмысленное выражение.
- Что это ты тут затеял? - строго спрашиваю я. - До чего себя довел?
- Ай да, - тихо говорит он и отворачивается.
Видимо, стыдно становится - что такое отчебучил. Ну и ну.
- Ты что, раствориться в вечности захотел? Так а чего тогда так сложно? Можно и по-простому, чего себя морить-то?
- Ой, да ну тебя, - бормочет дружище. - Ничего я не захотел. Замучался просто, вот и все.
Но уже пободрее отвечает. Вообще - на тхорга начал походить. Хвостом вон подергивает.
Понятно, что замордовался он с этой своей работой. Всю энергию, видимо, она из него повысасывала. Далось же ему это произведение, лучше бы уж и не начинал.
Пенделл чувствует мой настрой, хоть я и не транслирую, и сам же говорит:
- Да там не отчаяние теперь. Ну и ясно, - он даже находит в себе силы фыркнуть. - Что не радость. По морде моей это хорошо видно.
Я сижу на хвосте, не понукаю его - молчу. Пусть сам выскажется, так лучше.
- Эх-х... Сейчас там - горечь.
- Что?? - изумляюсь я, слово мне незнакомо.
Дружище взглядывает на меня и снова фыркает.
- А ты покопайся, покопайся в своей памяти. Вернее, в памяти предков. Я вот тоже не сразу разобрал, что это.
И правда, что-то такое всплывает. Неприятное, в той же части спектра, что и отчаяние.
- Слушай, может - да ну его? Ведь ты себя разрушаешь - так нельзя.
- Отправить в космос? - кидает он на меня взгляд.
Отвечает дружище как-то слишком быстро. Даже не задумываясь. Видимо, и самому ему такая мысль все мозги проела.
- Чего молчишь-то? - продолжает он. - Вот так предложить-то - проще простого. Сам же знаешь, когда долго возишься с какой-нибудь работой, она становится тебе дорога, как никакая другая.
Переступает лапами. Снова смотрит в сторону.
- Думал я об этом. Уже тысячу раз, наверное. Любая работа должна приносить радость. А когда такие муки - стоит ли это того? Не уверен.
- И что же ты собираешься делать?
Он поворачивается, и в глазах его вспыхивают веселые искорки - я сразу узнаю прежнего Пенделла.
- Закончить начатое, - фыркает он. - Слушай, это для меня как вызов. Я ведь тоже понимаю, что это лучшая моя работа. В принципе, если удастся ее закончить, то и действительно можно больше ничего не делать.
- Со скуки очумеешь, - теперь фыркаю я.
Он щурит глаза.
- Да это я так - шучу. Понятно, что никто не собирается сидеть на хвосте, сложив лапы.
- Пойдем, пройдемся немного. Носиться пока не предлагаю. Тебе нужно хоть немного придти в себя.
Он согласно кивает, и мы трогаемся с места. Повсюду такая радость жизни, что изможденный Пенделл выглядит тут почти чужаком. А меня так подмывает пуститься стремглав, чтобы почувствовать ветер - всем телом, сотни запахов - всем носом. А еще - как слаженно работают все мои мышцы. И что я - тоже живой.
- Слушай, - говорю я. - Разреши растворить твою хижину - ужасно мрачное место.
Пенделл жмурит глаза, сопит.
- Да я и сам сейчас растворю. Видимо, скапливается всякое, когда не контролируешь.
- Вот не думал, что чувства и ощущения могут быть такими вещественными. Они же просто истекали из тебя и никуда не девались, повисали в твоем жилище.
- Я тоже не думал, - он на мгновение замолкает, затем продолжает. - И в ментасфере таких данных нет. Видимо, никто не сталкивался.
Мы идем, переступаем лапами. Солнца высоко в небе. Трава гладит нас по брюху. И что-то такое разлито в воздухе - просто непередаваемое.
Смотрю, оттаивать начал Пенделл. И морда уже не измученная. И сам такой - тхорг, как тхорг. И я не выдерживаю - подпрыгиваю и несусь, что есть мочи. Снова подскакиваю и мчусь обратно. И так - кругами возле него.
Он сначала улыбается, потом принимается хохотать и присоединяется ко мне. Видимо, тело его уже достаточно впитало энергии, расправилось.
И вот мы носимся, пока не захватывает дух. А потом сваливаемся на бок друг напротив дружки.
- Ну что? - интересуюсь я. - Хорошо?
Дружище морщит нос, фыркает.
- Ясное дело - хорошо. Я бы даже сказал - здорово.
- Ну ее к предкам эту твою горечь. Выморочная она, неживая. Не должно ее быть вовсе, как искусственное что-то.
- В чистом виде - да, не должно. А как составляющая - никуда от нее не деться.
- Доконаешь ты себя этой работой, - я внимательно смотрю на него и не представляю, как бы мне вытащить-то его из этого морока.
- Перестань, - говорит он, и глаза у него делаются серьезные-серьезные. - Мне нужно пройти через это, вот и все. Это как рубеж для меня, порог.
- Рубеж для чего? Что скрывается-то за ним, ты не задумывался?
Он вытягивает лапы, смотрит чуть в сторону.
- Задумывался. И много. Ты же видишь, как тяжело идет у меня эта работа. Ну, и понимаю, что уникальная она. Не было такой, да, может, и не будет. Нужно мне пройти через это. Не знаю даже, с чем сравнить, - он переводит взгляд на горизонт, будто ищет там что-то. - Не сравнивается ни с чем, в общем.
Весь этот день я таскаю Пенделла за собой. Так как уверен, что только мир, окружающий нас, и участие друга способны вытащить его из того сумеречного состояния, в которое он погружен.
Ясно, что он давно не выбирался из своей хижины - иначе так сильно не похудел бы. И энергия двух солнц также идет дружище на пользу - к концу дня он уже вовсе не напоминает того изможденного субъекта, которого я обнаружил утром.
Не берусь сказать - сможет ли Пенделл, выдюжит ли. Уж слишком громадную задачу он на себя возложил. Но если ему удастся, то - без сомнения - его работа станет совершеннейшим произведением искусства, когда-либо видевшим свет в нашей истории.
Вполне возможно, он прав, и это стоит того, чтобы настолько изнурять и изводить себя. Хотя лукавлю - не "вполне возможно", а "абсолютно точно" стоит.
Думаю, на протяжении многих поколений каждый тхорг будет в восхищении замирать при виде творения Пенделла. Если, конечно, ему удастся работу свою закончить.
И вновь мне кажется, что мои произведения не стоят усилий, затрачиваемых на их создание. Да и при чем тут усилия? Дело не в них. А в том, что ни к чему делать что-то, если ты заранее знаешь, что оно не будет совершенным.
Или нет, я не прав. Ясно, что в начале работы ты не можешь сказать - насколько хорошо она получится. Тут дело в другом.
Надо пытаться снова и снова. Но только в том случае, если в той области, которой ты занимаешься, нет идеального творения. Или же - если ты еще не знаешь границ собственных возможностей.
![[]](/img/l/lazarewa_e_m/flash05/ank_small.jpg)