Аннотация: Совсем другая цивилизация в глубинах космоса, никак не связанная с человечеством и не знающая про него
Глава 7
---------------------------
Море уже не только слышно и ощутимо, но и видно. До него просто лапой подать. Ветер вздымает волны. И при таком шторме купаться я бы не стал - из-за не очень приятных ощущений, когда тебя болтает и носит, как оторванный лист. Вода лезет в нос, заливает в уши. Удовольствия - никакого.
Но я решаю отложить встречу с морем до завтра не из-за шторма. А из-за того, что хочется увидеть его ранним утром, а не на закате солнц. Тогда эта встреча становится совершенно незабываемым событием - я их помню все до единой.
Что-то другое может сглаживаться в памяти, словно теряет контуры, размывается. Но такие встречи отпечатываются совершенно четко. Вот прямо как лапы на влажном песке.
Как-то я пришел к морю вечером - ради эксперимента. Но в заходе солнц было что-то до того печальное, словно я застал угасание звезды. Причем самой малой, а не той, что в запале последнего бесшабашного взрыва скидывает оболочку.
Это, конечно, тоже не очень весело, но хотя бы потрясает масштабами. А малые звезды угасают постепенно, пока не превращаются в нечто застывшее и уродливое. И как раз от такого какого-то совсем уж никчемного конца ну как-то совершенно нехорошо становится.
Вот и принялся я тогда носиться по берегу туда-сюда. Бегал, бегал, пока Рофх не поинтересовался, что это там у меня такое приключилось, что по ментасфере волна идет.
Ранч промолчал, Лорк промолчал. Даже Енг. А вот Рофх решил уточнить. Впрочем, правильно сделал.
Та встреча, конечно, тоже осталась незабываемой, но с неприятным привкусом - как от коричневого карлика. И больше такого я уже не повторял.
Днем приходил - это тоже здорово. Однако утром - лучше. Как будто присутствуешь при проявлении звезды, которая наконец начинает светить.
Сгущаю постельку, но без крыши. Утыкаю нос в лапы и из-под них принимаюсь следить за окружающим.
Леса пока не видно. Вообще никакого. Вполне возможно, для него еще рано. Может, потом придет.
Кстати, вот интересно, почему мне теперь так стали нравиться деревья с узкими длинными листьями? Непонятно, отчего вдруг такое предпочтение.
Кажется, я их даже понимаю лучше, чем других - бракк, например, или акку. И запах у них какой-то совершенно особенный, ни на что не похожий. Такой свежий - сродни морю. Не морской, конечно, а такой - сродни.
Ветер сильный, волны высоко вздымает. И словно доносит мельчайшие капли воды, неистово бьющейся о берег.
Вот прошел и еще один день. А сколько их будет впереди - видимо-невидимо. И на все-все останется время - что ни задумаю. Задержать тхорга в его движении вперед может только нарастающее и неотвратимое желание раствориться в вечности. Неизвестно отчего накатывающее и поэтому кажущееся ужасным.
Но у меня - я прислушиваюсь к себе - у меня такого желания пока нет ни мельчайшей шерстинки. Меня так радует жизнь. Ее полнота. И главное - столько всего предстоит сделать. Без спешки, без давления и без равнодушия, которое так неизменно сопутствуют тем, кто готовится уйти навсегда.
Хорошо, что дружище Прик вроде бы отказался от этого. Наверное, стоит основательно поразмыслить над тем, что же все-таки толкает того или иного дружищу на этот бесповоротный шаг.
В ментасфере есть мнение Крода, что это естественная необходимость, присущая природе - необходимость обновляться. Чтобы не было застоя в развитии вида.
Но мне такое положение кажется притянутым за хвост. Чтобы так считать, надо отводить природе разумную роль. Мыслящую даже, планирующую. И к тому же - на мой взгляд - бессмысленную.
Не в обновлении тут дело. А - наверное - действительно в усталости. Когда тело настолько привыкло существовать - именно тело, а не сознание, что ему всё кажется много раз повторенным и утомительным.
В теле накапливается энтропия. Потому что оно вещественное. А сознание, запертое в телесную оболочку, просто вынуждено со временем подчиниться. Исподволь, конечно же.
Оно ведь в определенном смысле продолжает затем нормально жить в новом - сгущенном - теле. Что было бы невозможно, если поверить Кроду. Если бы уставало сознание, то оно растворяло бы тело вновь и вновь в стремлении растворить самое себя.
Но такого же не бывает. Появляется новая личность - это да, однако несущая в себе все прежние.
Интересно, как происходит у птиц, животных и насекомых? Они ведь тоже растворяются в вечности и сгущаются вновь. Но что происходит с их сознанием?
Вот вопрос - так вопрос! Вопросище даже, я бы сказал. У меня нет на него ответа. Даже идей никаких.
Наверное, если бы их сознание сохранялось в новом теле, то со временем они стали бы разумны - количество перешло бы в качество. Если это так, то вполне возможно, что именно это и произошло миллион лет назад с тхоргами.
Но если произошло с тхоргами, то почему не происходит с другими существами? Или мы какие-то особенные?
Смешно, на самом деле. Мы - и особенные. Разве так бывает? Неужели же какой-то один вид может быть выделен по отношению к другим?
То есть что? Природа дала кому-то предпочтение? Мне это кажется крайне маловероятным. Тогда тхорги - просто сбой в функционировании. Либо, что представляется более близким к истине, каждый вид разумен на свой лад, недоступный для восприятия кем-то еще.
Ночь вокруг вступила в свои права. Все небо равномерно мерцает и переливается. И только вглядевшись, можно различить ту или иную звезду. А вокруг - тишина, даже ветер стих. Лишь изредка доносится удар волны о берег.
Прикрываю веки, гляжу сквозь узкие щелочки - мне нравится так смотреть. Свет преломляется, рождая маленькие радуги. И мир предстает необычным и совсем не похожим на себя.
...Синее нечто истончается, истончается. А я барахтаюсь в нем, стараясь ухватить ускользающие события. Но тщетно - мгновение спустя понимаю, кто я, и что это всего лишь сон. Хотя какой именно - уже неведомо...
Потягиваюсь. Странно, что меня разбудило? Вокруг по-прежнему глубокая ночь. И мне как-то беспокойно. Но... Но беспокойно не из-за реальных причин. Что-то было во сне. Что-то там то ли случилось, то ли происходило. И именно это заставило сознание всплыть на поверхность.
Нос улавливает запах чего-то терпкого. Это косса, точно. Которая цветет редко, причем цветок распускается именно ночью.
Повезло мне, надо сходить посмотреть. А вот и лес, обогнул меня полукругом с подветренной стороны. В этот раз - тульпу с широкими листьями.
Стволы светло-серые, бугристые. И совсем небольшие. Они невысокие сами по себе, а этот лес и вообще - лес-малышок. И его мысленный гул мне в принципе не расшифровать. Даже на уровне ощущений - никак.
- Привет! Как дела? - транслирую я ему.
Гул, вроде бы, становится сильнее. Но по-прежнему непонятен. Вытягиваю нос в сторону коссы. Да, она там, навестить обязательно надо.
Двигаю ушами, валюсь набок и принимаюсь кататься - трава мягкая, запашистая. Улыбаюсь во всю морду. Тульпу взирают на меня с явным удивлением - уж этот-то оттенок мне уловить удается.
Я явно кажусь им странным. Но скольких тхоргов они видели? Не мельком, спешащих по своим делам, а вот так? Думаю, немного, если и вообще - видели.
Все-таки хотелось бы знать - зачем они постоянно меня стерегут? Ни одной ночи ведь без них не обходится.
Эх-х, нет ответа, и все тут. Подпрыгиваю и, вытянув хвост, устремляюсь в сторону коссы. Не последуют же они за мной - это было бы уже вообще нечто из ряда вон выходящее. Хотя было бы занятно.
Цветок явно недалеко - аромат такой сильный, что ведет меня, как следы на песке. Бегу не больше пяти минут - вот и он. А лес? А тот пока не спешит за мной - смешно.
Лепестки коссы нежные, выгнутые, словно шерстинки, перемешанные так и сяк. С лиловым оттенком у сердцевины, у края - совсем белые. Как тот снег, что я видел в прошлом году, когда прыгал на вершину Ягха.
И соцветие такое большое - прямо как голова Ранча. Наверное, других таких огромных цветов я и не знаю несмотря на предка ботаника.
А еще - если всматриваться в него, то там искорки бегают. Разноцветные, шустрые, похожие на крохотные блики, что бывают под солнцами на воде - когда ветер ерошит ее поверхность.
И весь цветок - какой-то переменчивый, будто все время меняет форму. А уж аромат... Так и засунул бы весь нос прямо в сердцевину. Что я и делаю, не удержавшись.
И тут же принимаюсь чихать. Ведь знал же. Знал! Зато впечатлений - море. Косса - странный такой цветок, запах его словно составлен из десятков тонов. Вот лично я другого такого не знаю.
Чуть отодвинешься - аромат цельный. А ближе - распадается на составляющие, каждая из которых замечательна сама по себе. Нюхал бы и нюхал. И разбирал. И радовался. А главное - у каждой коссы свой собственный неповторимый аромат. Его поэтому и узнать можно - ни на что не похоже.
Как так - непонятно. И не только мне непонятно, если уж на то пошло. Ведь, вроде бы, одно и то же растение. Ведь, допустим, андра всегда пахнет андрой. Пухти - пухтой. Бракк - бракком. А косса - каждая по-своему.
Ложусь на брюхо - косса между лап. И смотрю - смотреть можно долго-долго. Танец искр завораживает, не оторваться. И неудержимо тянет положить голову на лапы и прикрыть глаза. Чувствую, как нос утыкается в...
...Ах-х-х! Фиолетовые с отливом в синее огромные крылья. Движутся слаженно. Каждым взмахом уносят на огромное расстояние. Подо мной что-то колышется. Почти черное, но - знакомое, привычное.
И вижу - далеко-далеко. И это - тоже привычно. Воздух - бьет. Густой, почти твердый. Крылья опираются на него. Отталкиваются - как лапы. Но я - лечу. И выше, и дальше.
Восторг переполняет меня. Восторг и мрачная радость. Ах-х-х...
По носу ползет латтанх. Помахивает прозрачными крылышками и явно дразнится.
- Уйди, - говорю я ему. - Уйди, а то лапой смахну.
Латтанх покачивает глазами на тонюсеньких шерстинках и в ответ транслирует веселье.
- Не мешай, - настаиваю я. - А то дуну.
Крылышки немедленно раскрываются во всю ширину, и мир предстает передо мной сквозь них.
Странное зрелище, скажу я вам. Оба солнца, конечно, уже взошли. Однако сквозь мембрану крыльев небо сверкает не хуже ночного, едва уловимо поделенное на причудливые сектора.
Но не успеваю я окончательно изумиться от увиденного, как латтанх складывает крылья, взмахивает ими и улетает.
Принимаюсь смеяться - вот так чудо! Ни один из моих предков такого не видел. Да и никто из дружищ - тоже. Вот и пусть после этого говорят, что насекомые не разумны. Это же надо было такую штуку выдумать! Не только выдумать, но и проделать.
Да и не штука это вовсе - а самая что ни на есть шутка! Смешно. Смешно и замечательно. И теперь-то я уж точно знаю, что без работы мне оставаться нельзя ни в коем разе. Уже и лапы переступают, и мысли жгутся - хочу работать!
Камрать как раз вот то, что только что пережил - мир, такой, каким он выглядит сквозь крылья латтанха.
И пусть это будет хуже, чем работа Пенделла. Это неважно. Главное - творить, постараться передать те эмоции и чувства, которые ощущал, когда смотрел сквозь крылья.
Вскакиваю, кувыркаюсь, чтобы размяться. Потом сажусь на хвост и сгущаю пятимерное пространство. Своей пустотой и незаполненностью оно манит не хуже вчерашней коссы.
Всматриваюсь в него минуту-другую. И делаю первый камр. И словно проваливаюсь внутрь. Работаю, как бешеный. Не отрываясь, не забывая ни на секунду. И только самым краем сознания отмечаю, что шерстинки расправляются время от времени, подпитывая тело.
Упоение работой, наслаждение ею поглощают целиком. И ничего больше не нужно. И не мучают сомнения - окружающая действительность словно не существует вовсе. Только работа, только я и только - упоение ею.
Чувствую по реакции тела, что день сменяется ночью. Ночь - днем. И снова ночью. Но отвлечься не могу. Камр ложится за камром, затем идут оттенки, мелкая отладка. И чудо, явившееся передо мной тем утром, постепенно проступает в пространстве, заставляя удивляться вновь и вновь...
Ах-х-х... Лечу над лиловым клубящимся нечто. Октаэдр вместо солнца высоко над головой. Крылья - совсем огромные, при каждом взмахе закрывающие полнеба, отливающего зеленым в ультрамарин.
Мне очень надо успеть куда-то. Мне что-то нужно. Но что? Размеренно движутся крылья - вверх-вниз, вверх-вниз. Словно знают сами, куда нести меня. И зачем...
Ах-х-х... Нос уткнут в правую лапу. То ли сижу на боку, то ли лежу, чуть пристав. Смешно. Со стороны, наверное, вообще умора. Надо же, как отключило.
Несовершенное тело, нет. Питаться - само питается, конечно. Этого не отнять. Еще и спало бы как-то бы так - независимо. Или вообще бы не спало - не нужно бы ему этого было. Зачем сон - непонятно ведь.
Потягиваюсь, прыгаю то так, то сяк. На работу взглянуть не спешу. А вдруг получается плохо?
Но вот. Откладывать больше не могу. И глаза сами собой смотрят туда - в пространство. И я тут же сажусь на хвост.
Впечатления накатывают, захлестывают с головой. Получается, что в то утро я почувствовал намного больше, чем сумел разложить по лапам на сознательном уровне. И вот здесь, в моей работе, всё это выплеснулось сполна. В полной мере.
Замечательно. Получается - замечательно. Нужна, конечно же, отделка. По мелочам то, сё. Но главное - оно здесь. Вот тут оно. И каждый, кто заглянет, почувствует то же, что и я. Восторг от чуда захватит его, не оставит ни шерстинки.
Надо же - сомнения кусали меня, грызли. Но все они оказались просто порождениями разума, не сердца. А разум - хороший советчик только в науке. В творчестве он бесполезен.
Ведь ты же не спишь, не ешь. Ни о чем не думаешь - ну вот ни капельки. Просто работаешь, движимый чем-то вне материального мира, и этим чем-то вдохновляемый и ведомый.
Фиксирую сделанное и бегу купаться - пока к ручью, плеск которого слышу давно. Море успокоилось, и на фоне его молчания далеко разносится веселый перезвон журчащей воды. Через мгновение и нос улавливает запах свежести и чистоты.
Купаться! Купаться!
С разбегу плюхаюсь в мелководный поток, распугивая цветных смешных рыбок. Они бросаются в разные стороны, будто увидели неизвестно что. Но тут же возвращаются, привлеченные моей радостью, и принимаются кружить возле, то и дело выскакивая на поверхность.
А вот мне наплаваться вдоволь не удается - ручей есть ручей, и глубина его невелика. Через пару минут лапы уже касаются дна. Выбираюсь на берег, отфыркиваюсь, отряхиваюсь, как могу. Но не выдерживаю и снова бросаюсь в воду.
Плавать - хорошо. Замечательно даже, я бы сказал. Тело теряет вес, и ты словно паришь. Правда, в море это ощущение намного сильнее, тем более что и плавать там значительно легче. Однако есть одно "но" - здесь нет соли. И это большой плюс - ее не надо истаивать. Шерсть сразу же мягкая и шелковистая.
Хотя, впрочем, мне нравится везде. Мне вообще - нравится. Солнца ярко сияют. Голубое - чуть сильнее. Но уже чувствуется близость вечера. И это тоже - здорово. Я был настолько увлечен работой, что не замечал, как один день сменяет другой. И уже соскучился по всем частям суток.
Ложусь на спину и раскидываю лапы - вода держит. А сам жмурюсь на небо замечательного зеленоватого оттенка. Пока - да, солнца в самых своих правах. Но пройдет всего несколько часов, и проявятся первые звезды, а Одра и Дхара коснутся края горизонта.
Влажный ветер лижет мой нос, и то одна, то другая рыбка тычется в бок. Улавливаю, что им любопытно - будто они никогда не видели плавающего тхорга. Хотя... Может, и не видели. Тхорги в этих краях - нечастые гости. А рыбки эти - нему, как я вижу в ментасфере, от сгущения до растворения существуют лет сто пятьдесят - двести. Очень немного по нашим меркам. Почти миг.
Изредка шевелю лапами, чтобы сильно не сносило. Но нему этим уже не проймешь. Они по-прежнему кружат рядом и принимаются играть - и друг с другом, и с моей шерстью, отождествляемой ими с длинными стеблями травы ину, любящей полоскать себя в воде.
Солнечные блики скачут по поверхности, и мой живот словно мерцает. Словно он - туман. Неясный и почти призрачный. Голова моя - вот. Нос, глаза, уши. Лапы торчат. Они - полностью вещественны и материальны. А само тело - будто нет. Смешно.
И мысли мои - очень спокойны. Я счастлив - работа вышла хорошо и принесла огромное удовлетворение. Все сомнения - прочь. Именно поэтому тхорги и впитывают мир, а растворяются - редко.
Теперь я уверен - Пенделл идет по неверной тропе. Так, как творит он - нельзя. Работа, в любой своей стадии, не должна разрушать. Тем более, когда она завершена - какой бы прекрасной ни казалась.
Каждое произведение должно вдохновлять, умножать гармонию и счастье. Тем более что в воспринимаемой нами части космоса много энтропии. Совершенство - да, нужно стремиться именно к нему. Как раз оно словно сливает, единит нас вообще со всем сущим в мире. Когда малейшее движение твоей мысли или хвоста отзывается где-то еще. А любой скачок частицы с одного энергетического уровня на другой - в тебе.
Ну все, надоело валяться, пора выбираться на берег. Переворачиваюсь и после нескольких сильных гребков встаю на лапы.
Солнца ласковым теплом перебирают шерсть, которая тут же топорщится и местами встает торчком. А я ощущаю прилив энергии, вливающейся в меня через шерстинки.
Ветер несет запахи цветов - не удается разобрать, каких именно. Колышет высокую траву - волнами. И я - иду, медленно, почти скрытый ее движением.
Вся моя жизнь - впереди. Столько всего еще ждет. Ночь сменяет день. День сменяет ночь. И нет ни одного дня, в точности похожего на другой.
Если описывать общими словами - то вот иду. Иду и иду. Иногда - бегу. Беседую с друзьями, сплю. Камраю. Камрания, конечно, не может быть без идеи. Нельзя вот просто так сесть на хвост и начать камрать. Что именно-то делать?
Сначала должна придти какая-то мысль, впечатление, ощущение. Которые и подвигнут тебя к действию. А на пустом месте выйдет одна пустота.
Но пока ждешь этого впечатления, ощущения потери времени нет. То, что должно появиться, не спеша сгущается в тебе. Чтобы затем выплеснуться в работу.
Чисто гипотетически можно предположить, что кем-либо такой период может быть воспринят, как бесполезная трата. Однако такие случаи мне неизвестны.
Солнца опустились совсем близко к горизонту, и небо заметно посветлело - проступили самые яркие звезды. Скоро ослепительный свет окончательно зальет небосвод. Вон, кстати, и лес темнеет неровным пятнышком - пока еще едва различимым.
- Что-то ты, дружище, куда-то запропал, - раздается голос Ранча. - Все ли в порядке?
- Это с какой еще стороны посмотреть, - смеюсь я в ответ. - Кто именно из нас запропал.
- Соскучился, - говорит Ранч, и в пространстве передо мной проступают контуры дружищи - он сгущается.
Р-раз, и вот уже мой лохматый, как обычно, друг толкает лобастой головой меня в плечо.
Внимательно разглядываю его - в глазах явная усталость. Что это они там с Приком, не едят и не спят?
Ранч жмурится:
- И не хотел ведь меня отпускать, вообрази. Словно хвост ему узлом завязали - работает без перерыва.
- О растворении, как я понимаю, речи уже нет?
- Какое растворение?! - дружище притворно вытаращивает глаза. - У нас тут гравитон на подходе, понимаешь? Теория множественности миров вот-вот сгустится.
- Ну, это не может не радовать, - улыбаюсь я и подпихиваю Ранча, приглашая повозиться.
Если они там с Приком безвылазно торчат в лаборатории, то ему не помешает размяться во все лапы.
Дружище сначала нехотя отбрыкивается, но затем не выдерживает, и мы принимаемся кувыркаться и скакать.
Запыхавшись, валимся на бок. Я - на правый, он - на левый.
- Умеешь же ты умаять, - Ранч дергает хвостом туда, сюда.
- Тебе было полезно, - не соглашаюсь я.
- Да кто же спорит. Я же не о пользе, а о навыке.
- Сам такой, - парирую я и утыкаюсь носом в душистую траву.
Он переворачивается на спину и принимается болтать лапами - смешной, как недавно сгущенный тхорг.
- На самом деле все это время мне казалось, что ты был занят, - выдает он.
- Ой, ну уж и все, - фыркаю я.
- Последние несколько дней - точно. Хотел было позвать тебя и почувствовал, что ты прямо с ушами погружен во что-то. Послушал, послушал и решил - надо подождать.
- Вот и я поэтому же не отвлекал тебя. Только сунусь, нет - вижу, дружище занят.
- Вот так они и не сумели пообщаться последние три тысячи лет, - предельно серьезно сообщает Ранч и начинает хохотать. - Тебя послушать, так ни один тхорг ни с кем в принципе разговаривать не может. Ведь каждый все время занят чем-то важным.
- А вот я посмотрю на тебя в следующий раз, когда вы там с Приком будете прямо в пылу математических выкладок и дебатов. И тут я такой заявлюсь во всей красе ушей и лап.
- Ну что там у тебя вышло, - игнорирует он мои слова. - Можно уже посмотреть?
- Эх ты, можно, конечно. Уже почти закончено.
Мы оба садимся на хвост, и я показываю ему свою работу. Ранч замирает, только кончики ушей подрагивают.
- Здорово, - наконец говорит он. - Считаю, это лучшее у тебя, - и через паузу. - Сам придумал или увидел?
Я переступаю лапами, морщу нос.
- Увидел. А как увидел, так будто стукнуло. Сразу принялся за дело, - фыркаю, вспоминая. - Очнулся, когда свалился, - я медлю. - Ну а теперь твоя очередь. Давай, рассказывай, что вы там с Приком придумали.
![[]](/img/l/lazarewa_e_m/flash07/ank_small.jpg)