Дорогой друг, приглашаю тебя в герменевтический треугольник*. О, забудь о сменной обуви, не натягивай маску и спрячь нож – тут стерильно, как в роддоме, спокойно, как в морге, и слышно только, что где-то рядом мерно просыпается песок. День за днём, век за веком, тысячелетия спустя, – истина там, где сыпется песок. Гром гремит! Ты слышишь это? Просыпается твой внутренний Нео.
*Герменевтический треугольник – взаимоотношение между автором текста, самим текстом и читателем.
Нас тут трое. Мы находимся в символическом пространстве, размеченном мириадами треугольников, что строятся во фрактальном подобии. Наш треугольник крепок, пока ты держишь внимание. Внимание! Возможность понимания себя и другого возрастает; и вот вблизи, сквозь дымку лишних слов, мы видим Большого Другого*. Он смотрит на наш треугольник в круге электрического света. Звучит чей-то металлический голос: "Ну вот, друзья, мы и добрались до самой мякотки".
*Большой Другой – это та высшая инстанция, перед лицом которой субъект дает себя признать: судьба, промысел, мистические силы, законы природы, вера в справедливость, естественный порядок вещей.
Кажется, автор увлёкся языковой игрой. Внимание! Ведущим игроком в языковой игре всегда будет текст – никогда не знаешь, куда заведёт брошенное автором слово, и какой смысл для читателя прорастёт из него. Свободные ассоциации заводят нас на урожайные поля концепций и интерпретаций. Сеятель ты или жнец – без разницы, игрец.
Вот здесь, (в)на информационном поле современной России, совсем недавно пахал публицист Константин Крылов (1967-2020), также известный как фантаст Михаил Харитонов. Треугольник Крылова очень вырос на ниве событий 2014 года. "Русская весна" открыла массе сетевой андеграунд, многие представители которого вскоре всё той же массой были раздавлены (расплывчатостью мышления и изменчивостью настроения). О личности Крылова интересно написано в пространном некрологе от Дмитрия Галковского. Есть и другие некрологи, но их я рекомендовать не буду.
Некролог – особенный жанр, очень опасный. Чу! Возникает ассоциация с минным полем. О смерти следует писать аккуратно, прокладывая путь по остывшим следам, сверяясь со знаками и символами. Смерть – штука метафизическая. Она и сеется и пожинается – одновременно.
И что самое характерное, Крылов пытался стать мастером некролога. Многие считали его эпигоном того же Галковского, что не раз потрясал ЖЖ-публику своими интернет-эпитафиями (одни проводы Дмитрия Пригова чего стоят!). Однако разница между некроложными стилями двух выпускников философского факультета МГУ колоссальная: Галковский "подрывал" читателей, Крылов же чаще "подрывался" сам. Вот умер кто-то – то ли персона, то ли персонаж, ещё один автор, словом, – и срочно пишется текст. Текст написан, опубликован, прочитан тысячи раз – а толка нет. Автор пишет на смерть автора, а смерть автора* пишет ответ. В этом вся современная русская литература. Внимание! Звучит сахарный голос: "Из жизни не уходят, из жизни уводят". Сеятель Жнец?
*Смерть автора – парадигмальная фигура постмодернистской текстологии, фиксирующая идею самодвижения текста как самодостаточной процедуры смыслопорождения.
Да, некрологи Крылова обладали мощным даром самодвижения – это чистая литература*. Следуя по обледенелой колее его силлогизмов, мы понимаем: Крылов был ясновидящим автором. Догадывался ли он об этом?
*В литературе сочетается чувственный опыт, духовный (сверхчувственный), моральный, художественный, социальный, культурный. Именно в поле литературы возможно опытное исследование человеческих ощущений (главным образом ощущения времени).
Чёрт его знает.
Принцип герменевтики гласит: "понять автора лучше, чем он сам понимал себя". И кто-нибудь обязательно возьмётся за толкование многочисленных произведений Харитонова (или уже взялся). Мы же довольствуемся двумя некрологами Крылова на своих братьев по рунету.
Некролог Баяну Ширянову (1964-2017), первому брату, автору романа "Низший пилотаж", написан так, как будто Крылов делает одолжение беспутному, в общем-то, человеку, который, надо же, умер в один день с народным артистом СССР Алексеем Баталовым (1928-2017). Крылов заметил это совпадение в начале своего текста, но нас интересует его концовка.
Константин Крылов, 16 июня 2017:
"В последние годы жизни от Кирилла осталось мало живого человека. Все, кто с ним пытался общаться, уходили разочарованные и подавленные. Его возили из больницы в больницу – без особого проку. Он плохо соображал, плохо говорил. Последним близким человеком была его сиделка.
На момент смерти ему было 52 года. По современным раскладам, это "начало взрослой жизни" и интеллектуальный расцвет. Разумеется, не в РФ, а в Белом Мире".
Что такое "мало живого человека"? Как вообще такое отмерить? И чем? Разве сам человек не мера всех вещей? И кто же мерит?
Дело вот в чём: Крылов в своём тексте ставит Кириллу Воробьёву (настоящее имя Баяна Ширянова) в вину "легализацию темы наркоты в сознании интеллигенции". В интернете 1996 года! И добавляет, что сам роман – "шедевр", хоть и фекальный до ужаса, но just this time. Но ведь это несправедливо! Про "легализацию темы", которую, очевидно, произвели намного раньше и сильно масштабней. В "шедевре" не было гламура, рекламы и товарной проповеди. Напротив, из "шедевра" многим маленьким, но потенциально умненьким, всё стало понятно. Сразу. И там, где, казалось бы, должен был быть чей-то замысел-план, вдруг сталось нечто совершенно другое.
(Второй пентиум, ревущий пылесосом, скрипучий модем с безумно медленным соединением по телефонной линии, массивный монитор и ритуальный кактус рядышком – в такой обстановке произошло моё знакомство со "скандальным наркоманским романом". Для меня открылся изнутри тот самый мир, с которым я однажды нечаянно столкнулся в подъезде, – когда увидел соседскую девчонку, сползающую по стенке, трясущуюся всем тощим телом, на полусогнутых пытающуюся попасть седалищем на ступеньку; и всё как-то вслепую – из-за слипшихся от гноя глаз, что тёмными пятнами расплылись по желтушному лицу, привлекательному лишь для тучных мух.
"Вмазалась!"
Она вскоре умерла – то ли от передозировки, то ли от гепатита, – и я совсем забыл про неё, вытеснил в бессознательное. И вспомнил-помянул, когда читал Ширянова. Проникся. Через грязь и мерзость "Низшего пилотажа", я усвоил ту жалость и ту боль, что отозвалась затем неприятием иглы.
Игла меня ловила-ловила, да не поймала. Я знал и понимал. И Ширянов не легализовал ту тему – он раскрыл её с другой стороны, со стороны потребителя, то есть жертвы; того самого маленького человека, из-за незнания своего подсевшего на иглу, и которому стремнее стрёмного было сказать: "Я брат ваш!" или "Я сестра ваша!", но которого всё-таки стало слышно. И услышавших его было много. Да и Ширянов такой оказался не один: весь неумело курируемый андеграунд, все они "держали зеркало", в которое всматривались сотни тысяч миллениалов, осознавших и выживших. Спасшихся.
И себя стало жалко, и Кирилла жалко, и девочку ту – но себя, конечно, больше. И были дороги, и стучали колёса, и ломались косяки, и дым чужбины терпкий, и марки без штемпеля... Чего только не было у миллениалов в этом вашем Вавилоне – но была ещё и прививка от иглы; и иглу оставили лишь прирождённым самоубийцам. От иглы умер Баян-Кирилл. И жизнь свою, думается, он положил не зря. Для меня.)
Крылов же поставил Ширянова в один ряд с Сорокиным и Пелевиным. Разве это справедливо? Ну же! Сорокин и Пелевин – большие издательские проекты, коммерческие и политические. Ширянов же – классический юродивый, для которого баян суть верига, винт – бдение, интернет-форумы – ярмарки, а столичные притоны – церковные паперти. Да, он – зеркало для героя своего времени, что и не героичен, и не романтичен, и не идеологичен. Отвратен он.
И задело, конечно, Крылова, что Борис Стругацкий – идол для его поколения книгочеев – назвал "Низший пилотаж" яркой, интересной и жестокой книгой, и наградил Ширянова, будучи главой жюри, первой литературной премией в рунете. Спецшкола, МИФИ, МГУ, сотни прочитанных книг, аккуратные пробы пера – а премию от Стругацкого получает не Харитонов, а Баян. Вот где факап!
Крылов оправдал себя Ширянова за его кратковременную востребованность только конъюнктурой, безжалостной к русской жизни. Но вот Баян умер. Ушёл не как "чиновник". И что сказать, и как не промолчать. Хотя бы в первые сорок дней. Вырывается: "мало живого человека", "интеллектуальный расцвет", "Белый мир".
(Я и не предполагал, что про Ширянова выйдет больше двух-трёх абзацев. Но так движется текст. Значит, в этом есть смысл.)
В некрологе Антону Носику (1966-2017), второму брату, что умер, как замечает Крылов, в один день с народным художником СССР Ильей Глазуновым (1930-2017), никакого одолжения уже не делается. В некрологе читается превосходство: "Пережил, перемог! Точку в деле Носика ставлю. И дальше жить буду". Это если совсем коротко.
В этом тексте Крылов в очередной раз использует чужую смерть, как повод повторить то, что уже тысячи раз обозначил в своих политических заметках на сайте АПН и в блоге ЖЖ. Смерть другого для него – удобное приложение для собственной мысли; а судьба мертвеца – какая иллюстрация! Но тем не менее Крылов закончил некролог хорошо.
Константин Крылов, 10 июля 2017:
"И если дела и дальше так пойдут, мы всё чаще будем вспоминать Антона Борисовича искренним тёплым словом. Как человека по-своему честного. Понятного. И в чём-то симпатичного.
Запомним его таким".
Тоже пророчески.
Но в чём пророчества этих двух некрологов?
Судите сами, Крылова в последние недели возили из больницы в больницу – без особого проку. Он плохо соображал, плохо говорил. Он ушёл из жизни в 52 года (посередине между возрастом смерти Носика и Ширянова), в самом "начале взрослой жизни", в РФ, в один день с советским и российским дагестанским писателем Шапи Магомедовым. И, несмотря ни на что, Крылова вспоминают искренним тёплым словом. Как человека по-своему честного. Понятного. И в чём-то симпатичного. Как человека, который предсказал собственную смерть за три года до того.
Смерть автора, как она есть.
Карл Маркс в начале "Капитала" писал:
"Человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь относясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Пётр начинает относиться к себе как к человеку".
Зеркало не подержите?
Шутки в сторону. Над символическим пространством грозное небо. Удар молнии можно предугадать – есть знаки, есть люди, есть игры и есть правила... Опять гром! Позволю себе закончить ещё одним посланием покойного. Уж очень острое у человека было ощущение времени.
Константин Крылов, 09 марта 2020:
"Мне стало несколько лучше, и в связи с этим я хочу дать а) бесплатный, б) реально хороший, в) проверенный на практике совет по актуальнейшему из вопросов современности. Понятно, что нас ждёт апокалипсис, голод и нищета (это пишут все, значит это правда). В связи с этим все разумные люди думают, чем запасаться. Соль? Спички? Йод? Тушёнка? А может, перспективнее собачий корм? Патроны для мелкашки? Цинковые вёдра? Насосы? Акции американских строительных компаний? Алмазные фаллоимитаторы? Что покупать-то?"