|
|
||
Мою тетю недолюбливали все соседи, даже те, что жили в другом подъезде, и единственной их точкой контакта была смежная стена. Мы редко общались. Последний раз приезжали к ней в гости, когда мне было тринадцать, и я обожала все, что бесило других. Понятно, я пришла в восторг от нее и кучи ее кошек. Их было тринадцать штук, всех мастей, статей и характеров. Вечером вся хвостатая банда приходила в игривое настроение. Они прыгали по мебели, гонялись друг за другом, дрались и прыгали на шторы ― форменный бедлам. Я носилась вместе с ними, воображая себя роковой женщиной-кошкой, и мечтала о кожаных штанах как у нее. В общем было весело.
Мы с мамой пробыли у нее всего два дня, но там мне было уютнее, чем дома, я даже притащила тете еще одного, совсем крошечного двухцветного котенка. Мне нравилось думать, что это была девочка, потому, что мальчика не могут звать Фиона, а мне очень хотелось, чтобы симпатяжку в "шортиках" звали именно так. Я мечтала приехать к ней и на следующих каникулах, но не вышло. Через полгода случилось несчастье, нам только сказали, что кошки отравились консервами, а тетя, разом лишившись всей своей семьи, скончалась от сердечного приступа. Я проплакала несколько дней и еще долго потом не могла придти в себя. Маму мое поведение задевало, и на похороны мы не поехали. Кроме нас у тети вроде были еще какие-то родственники, но хоронило ее СЭС. Позже, когда мы узнали про завещание, мне стало ужасно стыдно, а мама обрадовалась. Трехкомнатная квартира в Москве, пусть и не в особо престижном районе, разве это не прекрасно?
― Ну, куда. Куда! Придержи двери. Ай!
― Осторожней. Нет-нет, только не нажимай стоп. Сейчас и так все вынесем.
― Не беси меня, Улька, каждый раз получать дверцей неприкольно. А если мне сумку зажмет и что-нибудь сломается? Нет уж. ― Ната вдавила кнопку, и торопливый лифт успокоился. Мы неспешно вынесли все чемоданы, сумки, пакеты, корзинки и картонки. Разом превратив площадку в лагерь переселенцев.
― А там все нормально?
― Здесь люди пять лет прожили.
Ната неплохая, только порой превращалась в натуральную крашеную блондинку с уклоном в популярную эзотерику, а мне здесь и без ее заморочек было не по себе.
Месяц назад мама сказала: "Раз у тебя есть жилье в Москве, глупо не попробовать поступить там в нормальный ВУЗ". Разогнала квартирантов, и вот я здесь. Мы здесь. Моя троюродная сестра проявила исключительную солидарность с моей мамой.
― Может они просто не восприимчивы к тонкой энергии ― не всякому дано.
Игнорируя Нату, я открыла дверь, и на нас пахнуло застоявшимся воздухом, щедро приправленным кошачьими миазмами. При тете так не воняло. Выходит, квартиранты пользуясь тем, что мы живем далеко, завели кота.
― Фу-у! У меня все вещи провоняют. Надо будет положить в шкаф саше, ― пряча нос в надушенные локоны Ната пошла открывать окна и исследовать новое жилье. Я заходить не спешила. По одной перенесла сумки в квартиру, закрыла дверь, сняла джинсовку, разулась, поставила туфли на полочку, больше поводов тянуть время не было, и я пошла следом за сестрой. Мне вдруг захотелось, чтобы она сегодня была рядышком, пусть даже в режиме блондинки-ворожеи.
Планировка была довольно удобной, ни одной проходной комнаты, балкон и раздельный санузел. Конечно, давно пора обновить ремонт, обои были знатно подраны, но пока терпимо.
― Уль, иди сюда, смотри какой чудесный вид.
Я зашла в комнату: стенка, диван, два кресла, все как у всех. Почти подойдя к окну, я на что-то наступила. Почему-то квартиранты, съезжая, стараются отставить после себя как можно больше мусора. Порой это оказываются совершенно неожиданные вещи. Вид и правда оказался хорош, все в зелени. Я потерла одной ногой о другую, но бесполезно. Нагнулась протянув руку и, наконец, посмотрела; к пятке скрюченным хвостом прилипла околевшая кошка.
― А-а! ― я взмахнула ногой, и дохлятина отлетела. Закостеневшая тушка ударилась об книжный стеллаж и шлепнулась в центре комнаты. Я узнала ее, это была Фиона, кошечка, которую я принесла тете перед отъездом.
― Ты чего верещишь?
Словно соляная лотова жена, я смотрела, и как бы ни хотела, не могла отвести глаз: на полу, на мебели скалясь, лежали и подсохшими мутными глазами глядели кто куда, восемь дохлых кошек. Маленькие тельца застыли в позах, в которых закончилась их жизнь. Как? Как этого можно было не заметить?
― Здесь кошки, ― прошептала я.
― Ладно тебе, уже почти все выветрилось. А попозже сходим, купим хороший ароматизатор. Что молчишь? У тебя такое лицо, будто привидение увидела.
― Дохлые кошки.
― Глупая, несмешная шутка.
― Какая шутка, здесь восемь дохлых кошек: Фиона, Чёртик, Рыжий, Конопатый, Грызун, Васька, Марфа Петровна и Чуча.
― Ульяна, прекрати это. Ты меня пугаешь. ― пристально оглядывая комнату, Ната потрясла меня за руку, ― не смешно.
― Мне тоже не смешно, ты что, не видишь?
― Говорю, прекрати! Если бы здесь что-то было, я бы увидела, ― разозлившись, она пихнула меня в бок. Потеряв равновесие, я едва не наступила на Грызуна. Отшатнувшись, плюхнулась в кресло и обхватила себя руками.
"Это не по-настоящему. Во всем виновато застарелое чувство вины. Это просто стресс. Я и клички их позабыла, а тут сами всплыли. Надо взять себя в руки, ― нервно хихикнув, обняла себя покрепче, ― еще немного и Ната решит, что я чокнулась. И позвонит маме. И мама заберет меня домой. Нет-нет-нет. Я не вижу никаких дохлых кошек. Здесь нет дохлых кошек".
― Если ты сейчас же не прекратишь, я звоню тете Марго. Слышишь? Маме твоей звоню, ― она покрутила у меня перед носом сотовым.
Это подействовало, действительно подействовало. Во мне будто сработал переключатель.
― Все-все, я пошутила. Признаюсь. У-уу я вижу мертвых людей... э-ээ котов. Шикарно получилось, ты бы себя видела, ― ерничала я, а про себя решила, раз она не видит кошачьи трупы, то и я не вижу. Ну, или, по крайней мере, ничего об этом больше не скажу. Ната чересчур ревностно относилась ко всему, что связано с парнями и необъяснимыми явлениями, если буду настаивать на своем ― взбесится от зависти и непременно нажалуется моей маме. ― Пойдем на кухню, попьем чего-нибудь.
― Еще раз так пошутишь, я тебя убью. ― Гордо лавируя, Ната прошествовала через всю комнату в коридор, не наступив ни на одно из тел, но сама своих странных обходных маневров словно и не заметила. Я встала и пошла за ней. Чай это сейчас то, что мне нужно, и лучше всего с ромашкой, а может даже с коньяком. Да, наверное, сейчас лучше с коньяком, осталось только вспомнить, куда упаковали прихваченную втихаря бутылку.
.
Четыре дня мы распаковывали вещи и обживались. На кухне я нашла еще пять кошек, Снежинку, Мурло и Барсика на полу под столом, Хрюшу на подоконнике и Мушку на холодильнике. Еще на два тельца наткнулась на балконе. Одноглазый барон Барон и Лапка лежали по углам и смотрели друг на друга. Пятнадцать дохлых кошек. Да уж, собственная квартира это прекрасно.
Ната попыталась захватить большую спальню, но я придавила ее пухлое эго железным аргументом: квартира моя, значит большая спальня тоже моя. Меня обозвали жадной эгоисткой, роющей себе кармическую могилу, но мне было все равно. Мне вообще практически все в эти дни было безразлично. Накачавшись успокоительными таблетками, я пребывала в пофигистично-апатичном блаженстве, хоть кошки так никуда и не исчезли. Ната их по-прежнему не замечала, а я потихоньку стала привыкать. Лежат себе и лежат, вреда от них никакого. Жалко только очень. Чем бы животные ни отравились, но яд, похоже, был сильным. Все произошло быстро и мучительно. Смотреть на скрученные в агонии тела было тяжело. На второй день, в отсутствии сестры, я попробовала накрыть их бумагой, но листы словно сдувало. Решив не заигрывать со всякой жутью, я собрала листы и словно наяву увидела последние строчки из тетиного завещания, она просила заботиться о своих любимцах, пока не найду им новых хозяев. Я совсем забыла об этом, а она ведь их так любила. Да, выглядят кошки ужасно, но ко всему ведь можно привыкнуть. Может, живые с точки зрения мертвецов не менее отвратительны. Мне стало стыдно за свой страх, они же не виноваты, что умерли. И то, что они больше не трутся о ноги, радуясь моему возвращению, не запрыгивают на руки и не мурлычут, не делает их ни плохими ни злыми.
Присев на корточки, я легонько одним пальцем погладила по голове Фиону. Холодная и шелковистая шерстка. Прикасаться к ней оказалось вовсе не противно. Я погладила ее еще раз уже смело, всей ладонью, и ощутила легкую частую вибрацию. Моя Фиона мурлыкала, благодаря за ласку. Я отдернула руку, все это слишком ненормально. Если бы не угроза с позором вернуться домой, превратившись в городское посмешище, я бы, наверное, сходила к психиатру. Хозяйка пятнадцати дохлых кошек, какая прелесть.
― Как же мне с вами быть? ― Я снова погладила неподвижную Фиону, и незаметно для себя просидела так почти час, наслаждаясь нежным мурлыканьем и ощущением гладкой шерсти под пальцами. Настойчивая трель вывела меня из оцепенения, Ната вернулась из магазина. Где ее носило столько, ведь вышла сливок купить? Молочные продукты у нас заканчивались катастрофически быстро, причем ни я, ни сестра на них особо не налегали. Я еще раз коснулась ушка Фионы и пошла открывать.
― Возьми, ― Ната сунула мне четыре тяжеленных пакета.
― Ты чего набрала?
― У нас привидение, будем общаться или изгонять. Это наверняка твоя тетка. Она же здесь умерла?
― Здесь. Но погоди, причем здесь тетя? То есть, с чего ты взяла?
― О, ну ты как всегда. Только на шуточки и способна. Доверься мне, я наведу тут порядок, ― бросив туфли как пришлось, Ната отобрала у меня пакеты и пошла на кухню. Я поставила ее обувь на место и направилась следом.
― Ты не ответила, что за история с привидением?
Ната недовольно цокнула языком, изучая этикетку на маленькой баночке с травками.
― Я постоянно чувствую, что на меня кто-то смотрит, особенно в зале. Вот даже здесь сейчас.
С трудом сдержав смешок, я понимающе кивнула. Ей в спину разъехавшимися в разные стороны глазами пялилась с холодильника кошка Мушка.
― Еще шорохи, еда пропадает. Кошками воняет. Пока мы тут - порядок, но стоит уйти, и снова вонища. Не замечала?
― Замечала, но не думала, что это тетя.
― Ну да, дохлые кошки, ха-ха. Твоя тетка кошатницей была, провоняла весь подъезд, и от самой небось разило.
― Не разило. У нее чистота была. Все кошки к лоткам приученные, а Марфа Петровна ― акробатка, в унитаз ходила.
― Ну да, ну да. То-то соседи жалобы на нее писали. Задыхались. Я тут поговорила с некоторыми, мне все-все рассказали. Вот тебе сколько было, когда вы к ней приезжали?
― Тринадцать, а что?
― А то. Подростки легко верят в свои фантазии. У этого есть медицинское название, но я его не помню. Погугли, если интересно, ― попутно она извлекала из пакетов разные склянки, свечи, ароматические палочки.
― Я в этом участвовать отказываюсь.
― Сама все сделаю. Главное не мешай, не порть мне настрой.
Я закатила глаза и покачала головой.
― Делай что хочешь. Кстати сливки купила? Кофе хочу.
― Какие сливки, ― она вытащила из маленькой коробочки связку бубенчиков, послушала звон и убрала обратно, ― ах, сливки. Не было в магазине.
― Вечно только о себе думаешь, ― я налила черного кофе с сахаром. ― В универ со мной пойдешь? А то не успеем ни на какие курсы записаться.
― Завтра. У меня сегодня особый настрой, нельзя профукать такой благоприятный момент.
― Как хочешь, только поставь под свечи подставки, пожалуйста, в прошлый раз ты мне письменный стол воском уделала.
― Конечно-конечно, ― муркнула она, нюхая сандаловую пирамидку. Веры ее словам не было никакой.
.
Вернулась я в десятом часу, погода даже вечером была чудесной, и домой не хотелось совершенно. Наблюдать Наткины попытки приобщиться к миру мистического, стоя аккурат посреди кладбища домашних животных мне не улыбалось. Входя в квартиру, я надеялась, что действо уже закончилось, и сестра убежала тусить с новыми знакомыми. Но в прихожей слоисто витал сандаловый дым. Зажгла свет, и из зала тут же раздался вопль:
― Выключи немедленно! Ты убиваешь атмосферу!
Разувшись и, выключив свет, я в полумраке пошла распаковывать обновки и мыть руки. Пока гуляла, меня посетила глупая идея, но избавиться от ее навязчивого давления получилось, только реализовав задуманное. Я купила три кошачьих лотка. Маловато конечно, на пятнадцать-то кошек, но на большее не хватило денег. Да и для эксперимента пока хватит. Если подумать, то у нас ведь пропадает еда, и вонять начинает, стоит только из дома уйти, а тетя черным по белому написала позаботиться о животных. Если так посмотреть, то я не хозяйка, а живодер. Лотки я собралась расставить на балконе, и Нате глаза в туалете мозолить не будут, и кошкам так привычнее. Осталось только дождаться, когда сестре наконец надоест играть в медиума.
.
Вчерашний сеанс закончился бардаком в зале. Весь вечер Ната ходила раздраженная, считая повинной в своем провале. А утром быстренько собралась, и ничего не говоря, куда-то убежала. Я расставила лотки, и ушла за плюшками к чаю в соседнюю пекарню, очень уж не терпелось проверить теорию. Открыв по возвращении дверь, я ощутила запах победы. Воздух еще сохранил аромат кофе и гренок, которые жарила себе Ната. Получилось!
Я прошла по комнатам, погладила всех кошек, получив в ответ заслуженное мур-рр, и помыв руки села пить чай со свежайшими, божественно ароматными, тающими во рту круассанами. Пришла пора подумать о новых хозяевах для моих питомцев. Живую-то взрослую кошку пристроить в хорошие руки большая проблема, а уж что говорить о моем случае. Может мне их подбрасывать? Только как? Сейчас у всех на окнах москитные сетки, не портить же их, вдруг поймают. Дохлая кошка, которую вижу только я, никого не заинтересует, а вот хулиганское вредительство незамеченным останется вряд ли.
― Мушка, что мне делать? ― спросила я и, отломив кусочек круассана, положила его на холодильник возле ее вывалившегося из пасти сероватого, подсохшего язычка. Кусочек исчез, стоило отвести от него взгляд. Все в моем мире смешалось и переплелось. Как, оказывается, легко привыкнуть даже к самым диким вещам. В первую ночь, услышав мяуканье под дверью, я готова была на позорное возвращение, плюнув на гордость. И вот меньше чем через неделю, подкладываю вкусненькие кусочки поближе к жутковатой морде дохлой кошки и разговариваю с ней за жизнь. Что дальше?
Задумавшись, я не заметила, как сжевала еще три круассана. Похоже, что Нате к обеду ничего не достанется, может еще купить, пока не разобрали.
― Дорогая Мушка, а не прогуляться ли нам с тобой до пекарни? ― я сказала это раньше, чем успела подумать, что именно предлагаю. Началось! Я потерла лицо ладонями, похлопала себя по щекам, и вдруг услышала мяв с холодильника. Резко повернувшись, я впилась взглядом в мутные косые глаза. Ни движения. Но мяв определенно был. Считать это одобрением дурацкой затеи?
― Значит, договорились, ― ответила я кошке и, допив чай, пошла искать приличную сумку, чтобы с ней и по городу гулять было не стыдно, и Мушка поместилась. Кто бы знал, что сходить с ума так весело и легко, а запихивать в сумку дохлую кошку так трудно.
.
Круассаны разобрали. После обеда там, оказывается, пекут коржики, а их ни я, ни Ната не любим. Возвращаться домой без добычи было обидно, и мы с Мушкой отправились на поиски вкусненького и, если повезет, новых хозяев. Я шагала по улице, чувствуя себя по-идиотски, вся такая гламурно-готичная мадама. Мушкина голова торчала из сумки, хулигански показывая прохожим сморщенный язык. До намеченной цели идти было пять остановок, но погода начала портиться. Солнце побелело и размылось, подмоченное жиденькой облачной пеленой. Накрапывало. Воздух стал чище, самую мелкую летучую пыль прибило к земле и запахло мокрым асфальтом.
Дождь вроде и мелкий, ленивый, но промочил меня основательно. Мушке было все равно, ее шерсть оставалась все такой же сухой, тусклой и гладкой. Желание идти пешком пропало, и мы направились к остановке. На лавочке, закинув ногу на ногу, восседала блондинистая девица с чихуахуа белой масти в сумочке. Одетая для похода в пафосный ночной клуб она совершенно не вписывалась в здешнюю унылую обстановку. Я присела рядом. Глаза у ее собачонки, похоже, что совсем еще щенка, смотрели в разные стороны почти как у моей Мушки. Я не смогла сдержаться и разулыбалась. Девица это заметила, посмотрела на меня, потом на чихуахуа и тоже улыбнулась:
― Нравится?
― Просто прелесть, как зовут?
― Пати. Это у нас мальчик, ― проворковала она, нежно пощипывая собачку за уши. Пати, блаженствуя, закатил глаза и высунул язык, стопроцентному сходству с Мушкой мешала только его живость.
― Чудо, что такое, ― выдавила я, борясь со смехом. ― Любишь собак?
― Я всех люблю, зверюшки такие миленькие, честные. Я как раз собиралась завести кошечку, все купила, но мне подарили Пати. А он такой пупсичек оказался. Мимимишечка. Спит в кошачьей корзинке. Мусечка моя. Никаких нам теперь кошек. Вдруг они не уживутся.
Тут показался мой автобус, я распрощалась с говорливой незнакомкой и, пропуская вперед сердитую бабульку, крикнула:
― Кошки и собаки отлично уживаются, если их любят одинаково. Ты была бы отличной хозяйкой не только для Пати.
― Ты прикольная, ― крикнула она мне в ответ, ― приходи как-нибудь в "Бурлеск", скажешь, что к Лике.
Двери закрылись, и я пошла в хвост салона на самое удобное место у окошка. Устроила сумку у себя на коленях, а она вдруг сложилась пополам. Мушка пропала. Забавляя других пассажиров, я пробежалась туда-сюда по салону, кошки нигде не было видно. Не могла же она, в самом деле, вывалиться, чтобы я этого не заметила. Прильнув к окну, попыталась разглядеть остановку, но та уже скрылась за поворотом. Выскочив на следующей, я бегом кинулась обратно, чуть не поломав ноги, скача между открытыми люками, но, ни Мушки, ни Лики с чихуахуа там не оказалось. Я плюхнулась на лавку, на место, которое теперь считала своим, и, приходя в себя после рекордно-скоростной для меня пробежки, задумалась, перебирая в уме одно за одним все события, начиная с сегодняшнего утра. Мне хотелось верить, что Мушке у новой хозяйки будет хорошо. Представила себе как девица, вернувшись домой, натыкается на дохлую скрюченную кошку посреди своей спальни. Картинка получилась загляденье. Хихикнув, я подхватила сумку и пошла домой, мне расхотелось сладенького. Куплю курицу гриль, отпразднуем всем прайдом.
.
Переступив порог квартиры, я поняла, что праздник откладывается. Ната с кем-то говорила в зале, но чужой обуви у дверей не было. Кого это она к нам притащила, что пустила месить грязюку в комнаты. Мне было очень любопытно, но сначала надо было проверить, не вернулась ли Мушка на холодильник. На третий день после приезда я совком и веником переправила кошачьи трупы на балкон, думая закрыть их там подальше от глаз. Но едва я закончила самую отвратительную уборку в своей жизни, как все они снова оказались на своих местах. В этот раз Мушка не вернулась.
― Здесь определенно кто-то есть, ― раздался из зала унылый мужской голос, и я пошла знакомиться.
― Привет.
Невысокий худощавый парень лет двадцати пяти, во всем черном, сережках с перьями, и метелкой из черных же кожаных полосок, окатил меня высокомерным взглядом и подал Нате какой-то знак пальцами. Она тут же подлетела ко мне и увела к креслу у двери, на которое сама никогда не садилась. Еще бы, ведь на нем оскалившись, растопырив лапы и под страшным углом запрокинув голову, лежал дохлый Чёртик. Я присела на краешек, стараясь не придавить кота.
― Почему ты так рано? Я думала, сегодня будешь на курсах весь день.
― Завтра. Курсы у меня завтра. У тебя, между прочим, тоже.
― Да-да, конечно. Слушай, раз уж так получилось, посиди у себя в спальне, ладненько. Максимилиан не любит работать при посторонних.
― А ты ничего не путаешь?
― Прости-прости, ― Ната виновато потупила глазки.
― Ладно, скажи мне лучше, что здесь делает это чудо в перьях.
― Вот! Вот поэтому я просила тебя уйти. Максимилиан черный маг, его работа сложна и опасна, скажешь что-нибудь ему под руку, и появится у тебя внутри дух-подселенец.
― Какая прелесть. Теперь я просто обязана остаться. О, и не волнуйся, буду молчать как могила.
Пока мы с Натой шушукались, я украдкой поглядывала на парня. Он нас игнорировал, стоял посреди комнаты и помахивал вокруг себя кожаной метелкой. Закончив со мной, сестра бабочкой порхнула к нему.
― Ты была права, здесь дух женщины, и она очень рассержена. Пока она щадит вас, но скоро ее терпение иссякнет. Надо изгонять.
― Я согласна, ― томно выдохнула Ната.
― Зато я не согласна.
― Ульяна! Ты же обещала!
― Ах, прости-прости. Но вы тут решаете судьбу моей тети, и, похоже, что наших денег.
― Вы не понимаете, Ульяна. Если в доме есть потусторонний феномен, его обязательно надо обезвредить, иначе вам здесь жизни не будет.
― Это Вы не понимаете, Максимилиан. Скажите, почему я сижу на самом краешке такого большого и удобного кресла? ― я провела ладонью по пузику сведенного судорогой Чёртика.
― Уль, перестань! Не позорь меня.
Вопрос застал парня врасплох, его взгляд заметался по комнате в поисках подсказки. А подсказок было предостаточно, аж восемь штук. Но он не принял к сведению ни одну.
― К чему эти нелепые проверки, я не обязан никому ничего доказывать. В спорах часто побеждают дерзость и красноречие, а не истина. Ибо истина открывается избранным.
― Да, я тоже так считаю, поэтому вон из моей квартиры, ― черный маг оскорбленно выпятил подбородок и решительно направился в коридор, а меня осенило, ― стойте, погодите. Вы любите кошек?
Натин знакомец притормозил и в недоумении обернулся.
― Кошек, спрашиваю, любишь?
― Не смей издеваться над моим Максимилианом! ― Ната отпихнула меня в сторону и прильнула к магу.
― Люблю, а что?
― Ничего, просто я подумала, ты был бы хорошим хозяином для Чёртика. Черный кот, да еще с таким именем, отличный спутник черному магу, ― я пожирала Натиного парня взглядом. Хотелось знать наверняка, как это работает.
― Ульяна, ты бредишь! Максимилиан не слушай ее, пойдем.
― Откуда ты знаешь, как зовут моего кота?
― Что здесь такое происходит. Ульяна, ты куда?
Я вернулась обратно в зал, подрагивая от напряжения и предвкушения. Да! Чёртика на кресле не было.
― Так, откуда знаешь? Я и Нате не говорил.
― А давно он у тебя?
― Нет... Да... Да не помню я. А как...
― А он живой или дохлый?
― Макс, уходим. Немедленно! ― Ната дошла до точки кипения, и, не дав ему ответить, силком вытолкала своего мага за дверь, походя натягивая перфорированные летние сапожки. Выпроводив парня, зыркнула на меня, обещая разбор полетов, и что было сил хлопнула дверью. А я, глядя на это, вдруг вспомнила о курице. Она, конечно, давно остыла, но если сунуть ее в микроволновку, вполне еще сойдет за главное праздничное блюдо. Да и поводов стало на один больше.
.
В тот вечер Ната чуть не съела меня живьем, но, оказывается, я встала у нее поперек горла. Проорав это мне в ухо, она ушла, громко хлопнув дверью своей комнаты. На этом разбор полетов закончился, а я так ни слова и не сказала. Виноватой себя не чувствовала, дурой тоже, и потому игнорировала ее с естественностью моих питомцев. А их я почти всех раздала.
Способ работал безотказно, к тому же я не пыталась пристроить моих кошек кому попало. Только тем, кто нравился мне и им. За два месяца на новом месте, я завела больше знакомств, чем дома, если не брать в расчет вынужденное общение с одноклассниками, учителями, соседями и родней. Тогда люди казались мне злобной всепожирающей рыхлой пеной как в старом фильме "Через тернии к звездам". Биомасса, иначе и не описать. Каждый по-отдельности симпатичный, переливчатый мыльный пузырь, а как вместе соберутся ― биомасса. Куда только что девается. Нельзя сказать, что здесь все обстоит по-другому, та же пена, те же пузырики, но, оказывается, выбирать самой и надеяться, что выберут тебя - две большие разницы. В любом случае и я, и мои дохлые любимцы получили то, чего нам недоставало, даже Ната, хоть она и разругалась вдрызг со своим магом, не прошло и двух недель.
По календарю до конца лета оставалось всего пять дней, но природа, раздраженная человеческими выкрутасами, игнорировала все предписания. На улице была такая хмарь, что не то, что выходить, в окно смотреть и то не хотелось. И к чаю мы стали чаще покупать шоколадки, а не плюшки. Я пристроила почти всех кошек, даже моей любимице Фионе, которую отдавать было жальче всех, нашла замечательную маленькую хозяйку. Я до того привыкла гладить ее холодную макушку, что отдавая, едва не плакала. Но у новых хозяев Фиона будет жить, а у меня так и останется жалким маленьким трупиком. Это соображение пересилило эгоизм.
Скоро начнутся занятия. Я умудрилась попасть на бюджет, Ната едва втиснулась в группу платников. А изо всей семьи тетушкиной семьи, на попечении у меня осталась только Чуча. Неприметная пегая кошечка, оказалась самой большой проблемой. Я ходила с ней по всему городу, сватала множеству хороших людей, даже, сгоряча, соседям, но ей никто так и не понравился. Чуча не хотела уходить. Можно было конечно оставить ее у себя и не заморачиваться. Но я всем своим существом ощущала ― так быть не должно. Может это проявляла себя женская интуиция, а может дело в формулировке тетиного завещания, она ведь просила найти "новых" хозяев.
В квартире словно собиралась гроза. Мы с Натой как два громоотвода, принимали заряд негатива и нетерпения на себя и разряжали его то друг на друга, а то и просто на кого подадет. На днях я чуть не наорала на водителя автобуса, что меня саму потрясло не меньше, чем знакомство с дохлыми любимцами тети. В общем, я была близка к отчаянию.
.
Последняя вылазка оказалась столь же бесполезной, как и все предыдущие. Умирая, Чуча свернулась плотным клубочком, и идеально помещалась в сумке. Наружу ничего не торчало, и я порой даже забывала, что брала ее с собой. У лифта нас с Чучей догнала престарелая соседка из квартиры напротив. Я выставила ногу, не давая створкам сомкнуться, и они с лязгом разошлись в стороны. Бережно поддерживая под локоток свою мать Агриппину Иосифовну, опирающуюся на костыль, она вошла в кабинку, загоняя меня в угол. Имя, это пожалуй единственное, что было в дремучей старухе приятного. Пенсионерка-дочь каждый день выводила ее погулять на лавочку, и та не сводила с меня здорового глаза, стоило показаться во дворе. Второй старухин глаз был полностью затянут слоистым бельмом, и наводил на меня жуть.
― Добрый день Уличка, ― поздоровалась соседка, ― передай Нате, что травки которые она просила, досохли, пусть забирает.
― Спасибо Амалия Андреевна, передам.
Мне она не особо нравилась, зато Натка с ней быстро нашла общие темы, сказала, пересеклись в травяной аптеке. С ее подачи я даже Амалии пыталась пристроить переборчивую Чучу, но не вышло.
― И камешек я ей привезла. Самородный, его мамина младшая сестра сама сыскала, не покупала. Только он дороже будет, уж больно хорош.
― Вы просто хозяйка медной горы, ― сказала я, обратившись к страшной карге, решив, что немного лести пойдет на пользу.
― Брысь, брысь! ― рявкнула вдруг старуха. Это были первые ее слова за все время. Я до этого даже думала, что она немая. ― Брысь!
Мы приехали, лифт дернулся и остановился, дверцы еще только начали расходиться, а старуха Агриппина уже выпихивала дочь наружу. Амалия Андреевна, не удержавшись на артритных ногах, кулем вывалилась из лифта. Старуха в черной кофте, как огромная ворона подхватила ее под мышки, пытаясь поднять, откуда только силы взялись. Упругая волна вдруг выпихнула на площадку и меня. Сумка с Чучей, которой я отгородилась от не особо чистой стены, раздулась, будто ее распирало изнутри, и разорвалась в клочья. В обрывках яркого кожзама на площадку вытекла гигантская долговязая Чуча. Она заполняла собой все пространство, упираясь костлявым хребтом в потолок. Горбилась, вздыбив шерсть и, прижав уши, злобно выла. Даже в сером рассеянном свете пасмурного дня можно было разглядеть каждую ее шерстинку. Старуха Агриппина, прикрывая собой дочь, спешащую открыть дверь в квартиру, то угрожающе орала на Чучу, то умоляла пощадить. Все произошло невероятно быстро, и вроде бы понятно что к чему. Но черт побери! Это ведь Натка считает себя духоборцем...
― Чуча, ―позвала я, ― Чуча, тише. Тише, моя хорошая. Что такое, не сердись.
― Слушай свою девку, Нонка! Слушай и уходи, ― поддакнула мне старуха, не я тебе хозяйкой назвалась, не тронь нас.
― Тетя Нона... Не может быть.
Амалия Андреевна в этот момент справилась с первым замком.
Кошка зашипела и ударила лапой, соседка и ее мать отлетели в угол как тряпочные. Раздался хруст, показавшийся мне самым страшным звуком в мире. Я до смерти перепугалась, но это всего лишь сломался костыль.
― Не тронь ее, пожалей, ― рыдала старуха. Ее дочь сидела рядом и, качаясь из стороны в сторону, выла на одной ноте, не пытаясь больше бежать. ― Она старая уже у меня. Старая и глупая, злая. На том свете ей все воздастся, но здесь... оставь ее. Я молиться за тебя стану. А хочешь меня возьми. Я плохая мать, что ее такой ростила, ее вина в этом меньше моей. Забирай меня! Не должны дети наперед родителей уходить.
Чуча оскалилась. Глядя на длинные притупившиеся от возраста клыки, я мысленно уже видела себя разорванной на куски. Я боялась, что отомстив и попробовав крови, Чуча... тетя Нона не сможет остановиться. Человек маленький, мягонький и беззащитный, а главное каждый из нас в чем-нибудь да провинился. А уж перед родней и подавно, неважно даже реальна та вина или вымышлена.
― Тетя Нона, не надо! ― я едва смогла ухватить ее за бьющий из стороны в сторону хвост, долго держать его даже схватив в охапку у меня бы не вышло. ― Не убивай! Пожалуйста, не надо. Я боюсь!
Придавив лапой, вооруженной жуткими загнутыми когтищами, потерявшую сознание соседку, она подняла уши торчком и, обернувшись, посмотрела на меня. Старуха Агриппина колотила ее по пальцам обломком костыля, умоляя и проклиная одновременно, но дохлую кошку Чучу это не волновало. Я, что было сил, сжала хвост: холодный сильный и слишком мохнатый, чтобы говорить, не отплевываясь. Толстая жесткая шерсть лезла в лицо, норовя впиться в глаза, но я не отпускала, лишь упрямо тянула его на себя. Тетя Чуча задрала хвост, и я повисла на самом кончике, вдруг понимая, что до пола чертовски далеко. Я вцепилась еще сильнее, выдранная мною шерсть сыпалась на пол.
― Пожалуйста, пожалуйста, тетя Нона, не надо! В ответ она сердито вильнула хвостом, и я с намертво зажатыми в руках пучками шерсти врезалась боком в стену, едва не отключившись от боли. А Нона-Чуча отбросила прочь воющую старуху, да так сильно, что та, охнув, затихла, и припала на передние лапы перед бесчувственной Амалией Андреевной. Даже сквозь пелену черных точек все еще мельтешивших перед глазами поле удара и жесткого приземления, я поняла, что именно тетя собирается сделать. Еще я поняла, что так нельзя.
― Чуча, ― я обращалась к кошке, зная, что моего жалкого влияния не хватит на взрослую разгневанную женщину. Кошек только собачники считают бестолковыми, а они умные но гордые и обидчивые. Правильное сочетание любви и строгости чтобы подчинить их себе, еще важнее чем для собак, почти как для людей. ― Чуча, я для тебя самая лучшая хозяйка. Ты моя кошка. Не будешь слушаться придут злые люди, очень злые, злее даже чем Амалия. Накажут тебя, и меня, наверное, тоже накажут. А ты у меня самая лучшая, самая красивая, умница. Ты же умница, все понимаешь. Пошли домой, я тебе вторую котлету отдам. Хорошая девочка, умница.
Стараясь не делать резких движений, я медленно поднялась на ноги и, пятясь подошла к нашей двери. Наты дома не было, как и всегда когда от нее могла быть хоть какая-то польза. Наверное, у нее и вправду были экстрасенсорные способности.
― Пойдем, брось это, ― мурлыкала я, открывая ключом дверь.
Чуча сняла лапу с неподвижного тела соседки и в один плавный шаг оказалась возле меня, с треугольной пушистой морды смотрели человеческие тетины глаза, и столько было во взгляде грусти, боли и тоски, что не передать. Мне стало отчаянно стыдно за нелепую попытку манипуляции.
― Сдаюсь, ― тихо сказала я, ― поступай, как сердце скажет.
Чуча издала странный рыкающий звук, и с трудом просунув в дверной проем лобастую голову, просочилась внутрь, с каждым шагом становясь все меньше. И вот у поворота на кухню сидела и ждала меня маленькая пегая кошечка. Я вошла следом, разулась и пошла на кухню отдавать ей обещанную котлету. И лишь потом, выглянув в глазок на лестничную площадку, набрала номер скорой.
.
Ната вернулась как обычно под вечер и тут же накинулась на меня с трескотней про местные происшествия.
― Улька, у нас тут такое, а ты сидишь, жуешь, и все тебе по барабану. А это еще что, ― она ткнула пальцем в растянувшуюся у меня на коленях кошку. ― В курсе, что у нее хвост облезлый? Может она лишайная, а ты ее на кухню притащила.
― Это тетя Чуча. В курсе. Не лишайная. И теперь мы будем жить здесь вместе.
― Кошмар... Но я тебе не Шарик и не Матроскин, чтобы жить с Тетей Чучей. Сейчас я придумаю ей что-нибудь покрасивее.
Тетя зашипела и саданула лапой по столу, как кулаком стукнула. Я улыбнулась:
― Думаю, она с тобой не согласна. Тетя Чуча очень умная кошка, все-все понимает, разве что не говорит. Как бы не обиделась на тебя за такие слова. Знаешь же, как кошки выражают обиду. Не разбрасывай больше туфли по коридору.
― Да ну вас, истерички. У меня трагедия. Амалия крышей потекла, никаких мне больше травок.
― Амалия гадкая баба, не могут ее травы никому ничего хорошего сделать, ― я вздохнула, ― а мать ее как? Не знаешь?
― Нормально, говорят. В больницу с дочерью поехала. Жуткая старуха. Машка, которая под нами, сказала, квартиру они продавать будут, чертовщина там какая-то. Пойдем посмотрим, я одна боюсь.
― На что посмотрим?
― Не тупи, ― она цокнула языком, ― на нехорошую квартиру, там сейчас Иващенко, их соседка слева, вещи в больницу собирает. Зайдем, я травки свои возьму, и посмотрим заодно.
― Тебе надо ты и иди.
― Мне страшно одной, пошли вместе.
― Не-а. Меня тетя Чуча не пускает.
― Ну и сиди здесь, наедай зад, ― она подхватила с тарелки мой бутерброд и ушла в зал. Мы с тетей посмотрели друг на друга, я сделала новый и честно поделила его пополам.
В зале громко забухтел телевизор. Натка включила "Остров сокровищ". "Пятнадцать человек на сундук мертвеца", ― голосил пиратский бэнд. А я, наглаживая тетю между ушами, подумала, какая в сущности разница, пятнадцать душ есть пятнадцать душ, и в моем сундуке благодаря им теперь полно сокровищ.
|