Л.А. Флани : другие произведения.

Дымным прохладным утром, щуплый мужик, бодро бежал по перрону, волоча за собой чемодан совершенно бесполезного с его точки зрения хлама. Его здорово раздражало, что с этим добром придется таскаться весь отпуск, который он проведет, в небольшом, но чистеньком поселке под Сочи. Последняя неделя сентября ― бархатный сезон. Ехать решил дикарем, без путевки, зная, что местные жители кормятся с таких вот, неустроенных туристов, и уголок для одинокого мужчины в самом расцвете сил, найдется всегда. А сейчас, он катастрофически опаздывал на поезд, стоять которому оставалось меньше минуты. Перрон закончился, и ему еще бежать по щебенке до последнего вагона.

Проводница помогла поднять багаж в вагон, и закрыла за ним в дверь. Поезд тронулся. Цепляясь за ковровую дорожку крохотными колесиками громоздкого чемодана с табличкой Рыбный В.И. на боку он, наконец, добрался до своего купе, где ему полагалась верхняя полка и почти три дня качки.

В купе уже расположились пожилая женщина с маленьким мальчиком.

'Внук, наверное', ― подумал Рыбный, поздоровавшись, он со злым мычанием затолкал проклятый чемодан на верхнюю багажную полку, внизу он не помещался. Попутчицу звали банально ― Наталья, а вот мальчик подкинул сюрприз, оказавшись ее сыном, что порядком смутило, и заставило по новому посмотреть на женщину. Не такая уж она и пожилая.

Рыбный забрался на свою полку, в надежде немного подремать до обеда, но не тут-то было, кондиционер не работал. Окна в купе не открывались, слишком старым был вагон. Чтобы не задохнуться пришлось оставить открытой дверь, но помогало это слабо. По коридору плыл табачный дым, маленький Федя постоянно кашлял от него и, тоже не мог уснуть. Рыбный ворочался, мучаясь от духоты и влажности, но оставалось только в изнеможении таращиться на ровные маленькие дырочки в заслонке.

'Будто черви постарались, - подумал он, изучая потолок, ― как в грибе'.

Может для кого-то, такое сравнение и было бы странным, но не для него. Рыбный был грибником до мозга костей. Они с женой жили грибами, и надо сказать весьма неплохо. Разводили шампиньоны и вёшенки, знали все грибные места в округе. Охотиться на них, для Рыбного было истинным наслаждением. Да-да, именно охотиться. А как еще можно назвать многочасовое выслеживание добычи в лесах, в любую погоду.

Собственно даже ученые так и не определились, считать ли гриб растением или животным и, выделив отдельную нишу, успокоились. Но Рыбный точно знал, что в грибных повадках много звериного. Хитрость, с которой те прячутся, маскировка. Он любил грибы, ему нравился их вид, запах, они были вкусны для него и вареными и жареными и маринованными. Что там говорить, даже когда был мальчишкой, как и большинство сверстников ненавидевшим манную кашу, мама нашла на него управу. Секрет прост, она варила ее не сладкой, а соленой, добавляя туда мелко нарезанные грибы. Так манная каша стала одним из его любимых блюд.

Рыбный был настолько увлечен мыслями о грибах, что даже начал ощущать их аппетитный запах.

― Виталий Игоревич. Виталий! - там, что кондиционер заработал? Посмотрите пожалуйста, ― окликнула его соседка

Он протянул руку к дырчатому потолку, и ощутил струи холодного воздуха.

― Да и правда включили, сейчас полегче станет, а то я уже совсем растаял, как мороженное. - Наташа, а вы не чувствуете ни чего? По-моему грибами пахнет.

― Верно. Вкусно так. Может это из ресторана?

― Бросьте, до него еще шесть вагонов.

― Странно.

― Да, но мне нравится. Я, знаете ли, заядлый грибник. Охота на грибы мое призвание.

Они закрыли дверь, и купе наполнилось грибным ароматом, это куда лучше табака. И еще два часа пути были наполнены разговорами о грибах, способах 'охоты' и рецептах консервирования добычи.

Как он и ожидал проблем с жильем не возникло. Рыбный снял у самой бойкой бабульки комнату в крошечном частном доме за смешные по его меркам деньги, практически у самого моря, только перейти железнодорожное полотно и вот они долгожданные синие просторы. Комната была микроскопическая, места хватало только на узкую кровать и небольшую тумбочку, зато хозяйка за те же деньги кормила его домашними обедами. Все было очень просто: каши, макароны, картошка, но сытно и вкусно.

Море пахло йодом и солью и немножко грибами. Рыбного вообще, последние несколько дней, просто преследовал запах грибов. Грибная вода, грибной песок, грибные люди, помешательство какое-то. На пятый день он не выдержал и поинтересовался у хозяйки, не чувствует ли она запаха грибов?

― Не чувствую сынок, креозот один железнодорожный. Даже когда цветы цветут, и те креозотом воняют.

― Странно.

― Лучше бы мне тоже грибной запах чудился, а не эта мазута липкая.

― Да-да, да-да, ― согласно кивал головой Рыбный, мыслями пребывая далеко от нее.

― Виталинька, милок, ты бы лучше позагорать пошел, а то сам бледнющий вон какой, ну прям поганка. Я как раз пирожков на продажу напекла, возьми себе парочку и иди, на солнышке погрейся. Грибы на пляжах не растут, все и пройдет.

― Ваша правда, Олимпиада Николаевна. А с капустой есть?

― Есть, есть. На вот, тебе самые большие.

― Спасибо, раз вы уходите, я ключи возьму.

― Бери конечно, а то не знаю когда вернусь.

Рыбный вгрызся в пирожок, обжигаясь начинкой. Пытаясь спасти язык от ожога и не выронить при этом жадно отхваченный кусок, он открывал рот и пучил глаза, как настоящая рыба.

― Осторожно баловник, язык прижжешь, - смеялась бабка.

Рыбный покивал ей в ответ и, схватив полотенце с веревки во дворе, пошел загорать.

Солнце жгло. Вроде бы и облака густые, и от светила лишь бледный кругляш на небе, и на тебе жжет. Он прикрыл лицо полотенцем, но это все равно не спасало, спина и плечи дико зудели от жара прогретого песка. Решив, что солнечных ванн с него на сегодня хватит, Рыбный ушел в тенек, но не высидев под навесом и десяти минут, понял, разницы совершенно ни какой. Собрав вещи и спрятавшись под бесполезным полотенцем, рысью побежал домой, в надежде, что Олимпиада Николаевна уже расторговалась, и он сможет выпросить у нее сметанки, намазать, похоже, все-таки обгоревшие спину и плечи, ведь те ныли все сильнее и сильнее.

Справившись с допотопным замком он, бросив вещи на тумбу в предбаннике направился в большую комнату, где у хозяйки висело зеркало в полный рост оправленное в потемневшую от времени раму.

'Так и есть, сгорел ― констатировал он, изучая свои покрасневшие плечи. Присмотревшись, он с ужасом заметил, что на коже появились небольшие коричневые пятнышки. Не много, но все же! Рыбный почувствовал как дрожат колени.

'Рак кожи! И как теперь быть? Неужели на операцию ложиться? А это вообще лечат?'

Да самого прихода хозяйки он сидел грустно глядя на себя в зеркало, то оттягивал вниз веки, изучая склеры пронизанные мелкими сосудиками, то открывал рот пытаясь разглядеть гланды. Отвлекся от упаднических размышлений он, только услышав долгожданный щелчок замка, и ставшее за прошедшие пять дней привычным кряхтение хозяйки, сгружающей со спины рюкзак-термос с остатками пирожков. Запнувшись о постоянно закручивающийся край половика, он рванул к ней.

― Олимпиада Николаевна, помогите! Умоляю! Посмотрите, что это у меня на спине, это же рак кожи? Да? Что делать, что делать? А у меня жена и сын, и мама и теща и планы. Помогите! Ведь можно еще что-нибудь сделать. Какое-нибудь народное средство? Ведь вчера ни чего не было! ― умоляюще глядя на старушку рыдал здоровый мужик.

― Тише, тише. Ты давай по порядку, чего приключилось-то?

― Вот! Смотрите сами.

С этими словами Рыбный развернулся к ней спиной и стянул с плеч полотенце, под которым прятал пятна от себя же. Старушка заохала, запричитала, обругала великовозрастным дурнем, и шустро сбегав на кухню принесла ему стакан домашнего вина. Трясущимися руками он выхватил у нее 'успокоительное', и на одном дыханье выхлестал все, даже не поняв, что это собственно было. Забрав опустевшую посуду, Олимпиада Николаевна, потрепала его по вставшим дыбом волосам, вздохнула и заворчала:

― Вот балбес-то здоровый. Шибко грамотный. Все вы грамотные ― пуганые. Разорался рак, рак. Конопушки это! Рыбный вытянулся в струну и замер. Даже дышать перестал.

― Чего застыл-то. Правильная у тебя фамилия, вон как вытаращился. Конопушки говорю!

Сраженный простотой и безобидностью объяснения мужик выдохнул и оплыл, будто все кости размякли. Конопушки!

― Вот я дура-а-ак.

― Нервные вы все, а еще отдыхающие. Приехал на море, расслабься на девок полуголых поглазей. Так нет ведь, все-то у вас свербит в одном месте, без проблем не можете. Нет проблем, так придумаете. Не себе так другим.

Рыбный чувствуя себя идиотом, погибал от стыда, даже покраснел. Заметив его полыхающие уши, старушка умилившись картине, сменила гнев на милость:

― Ну все милок. Все. Давай-ка я тебе сметанки принесу, намажем спину твою подгорелую, пока волдырями не пошла.

Глядя на уже не спеша, вразвалочку идущую на кухоньку хозяйку, он наконец вздохнул с облегчением.

'Ну дурак, ну и что? Зато здоровый!'

Проснулся Рыбный, для человека в отпуске довольно рано, около одиннадцати. В комнатушке уже привычно пахло грибами, правда сегодня запах был кажется даже сильнее чем прежде

― Когда кажется креститься надо, ― сам себя отчитал мужчина.

На кухне шуршала Олимпиада Николаевна упаковывая свежую выпечку и разогревая вчерашние остатки для продажи. Дверей в доме не было только легкие занавески, везде порядок и уют. Мирно и на душе хорошо.

'Приятно когда ты в постели валяешься а на кухне копошится кто-то, ― текли ленивые мысли. Рыбный понял, что он наконец соскучился по семье. ― Ну ничего, еще два денька и домой!'

Из постели он все-таки выбрался, подгоняемый совестью, и аппетитными запахами. Не гоже столько дрыхнуть, и хозяйку надо бы проводить, да и пожевать чего. Шустро натянув длинные клетчатые шорты на резинке, и аккуратно, спина все еще болела, не застегивая, накинул цветастую пляжную рубашку, которую сам бы ни за что не купил. Причесавшись пятерней Рыбный выплыл из комнаты.

― Доброе утречко, Олимпиада Николаевна.

― Обед уже а ему все утречко. Садись, и тебе погрела, ешь пока не остыло, а я пошла. Помоги вот, ― бабулька указала ему на свой рюкзак-термос. Мужчина без труда подцепил его за толстые лямки и помог хозяйке в него впрячься.

― Как спина-то?

― Да не особо, хотя болит по-моему поменьше, но зато чешется местами.

― Чешется, это хорошо, значит заживает, ― порадовалась старушка, и уже в дверях напомнила, ― сметана в холодильнике, намажь еще разок. Ну все я ушла.

Проводив хозяйку мнительный Рыбный первым делом, сняв рубашку, метнулся к зеркалу, и облегченно вздохнул. Так и есть, заживает. Красноты поубавилось, только конопушки стали ярче и чесались.

'Вот Ленка удивится, был муж однотонный, а стал крапчатый! А что, какое ни какое разнообразие, ну просто мухомор в негативе'.

Похлопав себя по едва намечающемуся пузу, мужчина отправился набивать его приготовленным завтраком. Уже сидя за столом, причмокивая припасенным на десерт пирожком и запивая его домашним вином, Рыбный решил, что для полного счастья ни какой пляж не нужен, да и море, если уж на то пошло.

'В лес бы сейчас! ― тоскливо подумал он, ― тенек, прохладно, влажненько. Эх. Ни куда не пойду!' И просидел весь день дома, педантично обмазываясь оставленной для него сметаной, наслаждаясь ставшим еще более отчетливым грибным ароматом.

Последний день отпуска на море, тоже прошел мимо этого самого моря. Рыбный объяснившись тем, что сгорел сильнее чем думал, и еще добавлять себе мук не желает, сидел дома до самого отъезда. На деле его раздражало жгучее южное солнце, даже сильнее чем раньше, так что ни о каких купаньях на последок, как подначивала его хозяйка, и речи не шло. Он сидел на чемодане буквально считая минуты до того как погрузится на поезд и будет чуть ближе к дому и любимым лесам.

Олимпиада Николаевна собрала ему в дорогу тормозок таких внушительных размеров, что Рыбный побоялся, как бы снедь не испортилась раньше, чем он успеет все съесть, даже если поделится с попутчиками. В общем домой он возвращался отдохнувшим и довольным человеком. Спина у него больше не болела, чесалась правда зверски, но это же ерунда. Чешется, значит заживает!

Густым южным вечером, настоянном на шашлычном дымке и запахе моря, Рыбный бодро бежал по перрону волоча за собой чемодан гостинцев и здоровый пакет с тормозком.

'Ну вот почти уже и дома ― радовался он, заталкивая неподъемную коричневую тушу чемодана в вагон, зубами придерживая за ручки норовящий свалиться и расстаться со своим содержимым пакет.

В его купе уже разложили свой вещи две симпатичные загорелые девицы. Улыбаясь, хихикая и строя глазки, они незаметно для самого Рыбного переселили его на верхнюю полку, не смотря на то, что билет у него был на нижнюю. Уже устроившись там на животе, а спать последние два дня на спине у него не получалось, мужчина хотел было повозмущаться таким несправедливым положением тел, но застеснялся, вроде все было добровольно. Наглые девицы только того похоже и добивались, загнали мужика на верхотуру а внимание обращать перестали. Рыбный обиделся, и тоже отказал им в своем обществе. Всю дорогу проторчал он на полке, пузо отлежал, вниз спускался только в туалет. Тормозком не поделился, но к своему удивлению умял все подчистую.

Девицы вышли за две станции до нужной Рыбному, и к его великому удовольствию, больше ни кто не подсаживался. Купе целиком оказалось в полном его распоряжении. Кряхтя как столетний дед он сполз с полки к которой уже почти прирос, и уселся мстительно закинув ноги на противоположный диванчик. Сидеть на краешке было неудобно. Рыбный поерзал, и облокотился спиной о стенку. Но стоило ее только коснуться, как мужчину передернуло от необычайно противного ощущения, словно под кожей кто-то шевелился. И не один!

Рыбный в ужасе дернулся, да так, что чуть на пол не полетел. Его снова трясло, как в тот день, когда он решил, что обгорев на солнце, заработал себе рак кожи.

― Бабка ошиблась, ― помертвевшими губами прошептал он, а самого в холодный пот бросило. ― Ну какие к черту конопушки! И я тоже дурак, поверил как последний идиот!

Выговаривал он себе в слух, так было чуть менее страшно, хотя обернуться и посмотреть таки что творится со спиной у Рыбного не хватало духу. Он всегда до истерики боялся болезней, и их неизбежного последствия, нет не смерти. Он боялся врачей, после каждого чиха представлял как его везут в больницу, назначают сложнейшую операцию, и режут, режут...

Теперь он отчетливо чувствовал до чего неприятно прикосновение футболки, при каждом неаккуратном резком движении ткань натягивалась, заставляя что-то неизвестное шевелиться у него под кожей. Это было не больно, но противно и самое мерзкое ― страшно.

― Как можно было такого не заметить, ― спрашивал мужчина и тут же сам себе отвечал, ― Ну я же все время в одной позе лежал, на книжку отвлекался, как тут заметишь.

Двадцать минут Рыбный просидел неподвижно, горестно свесив голову ― набирался смелости для решительных действий. Колеса спешащего поезда выдавали успокаивающий перестук, вводя его этим размеренным ритмом в подобие транса. Пусть решительности это не добавило, зато сердце перестало колотиться как у кролика. Руки тоже больше не тряслись, и мужчина понял, вот он момент истины. Встав лицом к зеркалу вправленному в дверь купе, он аккуратно стянул с себя футболку, как можно сильнее растягивая ее при этом, и глубоко вздохнув, повернулся к нему спиной.

Увиденное оказалось ужасным и отвратительным. Кожа, раньше гладкая, теперь бугрилась уродливыми коричневыми шишками, большими, с грецкий орех. Рыбного затошнило. Враз ослабевшей рукой он ухватился за край верхней полки, чтобы не упасть и согнулся пополам пытаясь справиться с рвотными позывами. Сглатывая ставшую вязкой слюну, он старался дышать глубже и думать о приятном. Например о том, что дома в подвале уже вылупились из-под земли беленькие шампиньоны, и он когда приедет, спустится туда нарежет самых симпатичных, и пожарит с ними потрясающе ароматный омлет. Бунтующий желудок успокоился, даже забурчал, а Рыбному казалось, что он уже там, ведь вокруг одуряющее пахло грибами. И тут мозаика сложилась.

Мужчина разогнулся и вывернув шею, уже куда спокойнее уставился на отражение собственной спины. Шишек было много, но разбросаны не равномерно, группками. Из жутких бугров, что-то округлое и коричневое пыталось пробиться наружу. По центру шишки были темнее а покрывающая кожа тоньше, в то время как у краев цвет оставался ближе к телесному. Любопытство оказалось сильнее страха, и Рыбный осторожно поколупал ногтем шишку до которой удобнее всего было дотянуться. На ощупь она оказалась упругой, но трогать ее было неприятно, все то же шевеление, так напугавшее поначалу. Терпя дискомфорт он поковырял ее настойчивее и вздрогнул от неожиданности когда та, негромко чпокнув вскрылась.

Словно выстрелив коричневой шляпкой вверх, в кольце прорванной кожи на тонкой винтовой ножке покачивался неизвестный грибочек. Рыбный аж рот раскрыл.

― Обалдеть!

Он потыкал его в шляпку указательным пальцем раскачивая грибочек из стороны в сторону, что вызвало уже знакомое шевеление. Аккуратно обхватив странную тонкую ножку, он попытался выдернуть его, но это оказалось так больно, что аж слезы на глаза навернулись. Мысль о том чтобы взять нож и как положено срезать гриб умерла так толком и не оформившись.

Рыбный поскреб в затылке. Как быть то? Посмотрел на грибочек повнимательнее и его посетила идея. По новой ухватив его двумя пальцами, он вместо того чтобы дергать, принялся осторожно выкручивать его. Ножка-то винтовая! И пошло дело, как шуруп гриб вывинтился из спины, и к тому же практически безболезненно, в коже только маленькая дырочка осталась, да и та, довольно быстро стянулась, почти исчезла. Уже удобно устроившись на нижней полке, Рыбный вертел в руках это ни на что не похожее чудо. Рассмотрел со всех сторон, понюхал. Ножка оказалась довольно жесткой, зато шляпка нежная как шелк. Пробовать грибочек он не стал, мало ли что, решил потерпеть до дома.

'Вот Ленка-то удивится! ― ухмылялся он, ― был муж простой, а стал... непростой!'

Все-таки Рыбный был странным мужиком, другой бы на его месте с ума сошел, а ему наоборот, полегчало несказанно, прямо-таки от сердца отлегло. Грибы это вам не врачебные страсти-мордасти! Тут он и сам разберется.

Оставшуюся часть пути, он спрятав грибочек в банку из-под морса, чтобы не помялся, сидел и размышлял о жизни:

'Вот хозяева со временем становятся похожи на своих питомцев, и наоборот, так что удивительного в моей ситуации? Ничего по большому счету. Наверное это какая-то мистическая природная закономерность'.

Выбравшись из пойманного на вокзале, побитого жизнью такси, Рыбный нервничая стоял перед родной калиткой. Да, его жена тоже обожала грибы видя в них и сыне смысл своего существования, но все-таки. Муж ― ходячая грибница, это необычно, узнает кто... Нормальные мужья из отпусков не привозят грибы на спине. Пока он боролся с неприятными опасениями на встречу ему вышли все домочадцы. Жена с тещей облобызали его на радостях и зная о гостинцах и подарках, легко прохватив чемодан, словно тот и не весил ни чего, полетели в дом. А немного подросший, за время его отсутствия, сынишка наоборот не отходил отца, скача вокруг него как игривый щенок.

.

Вечером, поделившись основными впечатлениями от поездки со всеми желающими, Рыбный наконец закрылся в спальне с женой. До этого момента он старательно прятал свою спину, ради чего еще в поезде упаковался в неудобный пиджак, игнорируя все предложения переодеться в домашнее. Близко ни кого к себе не подпускал, обнимать не давался, говорил, что в последний день так назагорался, что спину сжег чуть ли не до мяса. Жена порывалась его сметаной намазать, но тот шарахался от нее как черт от ладана, и странно улыбался глядя на банку. И вот наконец они остались наедине, пришла пора поделиться секретом.

Супруги Рыбные уселись на жесткой кровати и не мигая уставились друг на друга.

― Виталька, как же я соскучилась, ― томно проворковала жена протягивая к нему руки. Но к ее удивлению, муж вместо того, чтобы сжать ее в страстных объятиях, отодвинулся, да еще пиджак с которым весь день не расставался, морщась запахнул как халат.

― Ах да ты же обгорел миленький, раздевайся, ну не кочевряжся, давай я тебя сметанкой все таки помажу.

Рыбный не выдержал и заржал. Грибы со сметаной его любимое блюдо, намажешься, и хоть сам себя ешь. Автоканнибализм! И тут же задумался, а не будет ли теперь для него неэтично есть грибы? Жена на такое откровенное хамство обиделась, с кровати вскочила и к двери. Рыбный за ней. Схватил за руки, обнял, в глаза внимательно посмотрел:

― Лена мне надо тебе кое-что рассказать.

Жена в его объятиях замерла, а потом не успел он и глазом моргнуть, как она из захвата вывернулась, и хрясь его по щеке.

― Ах ты кобелина! А я то поверила, одного его отпустила! Кобелина!

― Не кобелина я! ― поспешил оправдаться Рыбный, и пошел с козырной ― у меня грибы из спины растут!

Жена вытаращилась на него, стоит ртом воздух хватает.

― Какие грибы, кобелина?! Совсем что ли, последние мозги проотдыхал?

Рыбный понял, не верит! И на глазах онемевшей от его наглости супруги принялся раздеваться. Жены от незамужних, отличаются категорически, практике верят больше чем теории. Пока он весь день ходил в пиджаке плотная ткань намяла ставшую чувствительной спину, и несколько раз он слышал тихое чпоканье, значит еще парочка грибов пробилась. Рыбный скинул пиджак.

― Ты чего это?

Аккуратно расстегнул рубашку, пуговка за пуговкой.

― Ты это что? ― жену кажется заклинило.

Наконец он справился с мелкими пуговицами и сняв рубашку повернулся к ней спиной, демонстрируя покачивающиеся на тонких винтовых ножках грибочки.

Жена пронзительно завизжав отскочила в сторону, будто гадюку увидела, и вжалась в дверь, в которую с той стороны тут же забарабанили обеспокоенные воплями теща и сынок. Пользуясь шоковым состоянием своей второй половины, Рыбный, не открывая, объяснил, что все в порядке, а личная жизнь супругов долго бывших в разлуке не их ума дело, и в приказном порядке отправил всех спать. Сквозь дверь, удаляясь, доносились вопросы вошедшего в возраст почемучки сына и ворчание тещи:

― Уснешь тут с вами, извращенцы. Это что с женщиной сделать надо чтобы она визжала так?

― Что, а что сделать баба? А извращенцы это кто?

Что ответила на этот интересный вопрос теща, Рыбный уже не услышал, но от души порадовался, что объясняться все же пришлось не ему.

― Ну вот. Грибы, ― разводя руками, сказал мужчина неотрывно следя за реакцией жены. Все-таки он очень рассчитывал на ее поддержку.

― Грибы, ― нервно сглотнув согласилась она, ― с ума сойти.

― Да, знаю, сам чуть не тронулся. Правда я тогда думал, это рак кожи. Когда узнал что ― грибы, полегчало. Ведь это не так уж страшно, согласна?

― Ну не скажи, страшновато, честно говоря.

Жена, отлепилась от двери, подошла к мужу и легонько потрогала грибную шляпку.

― Это очень больно?

― Не особо, если их не дергать.

― А как же тогда?

Видя что в глазах жены, вместо ужаса, начал разгораться огонек интереса, Рыбный просиял.

― Ленка как же я тебя люблю! Они вывинчиваются, как шурупы. Видишь, ножка винтовая.

За ночь они вывинтили из его спины весь урожай, получилось не так уж много, но грибница-то осталась значит будут еще.

С тех пор жизнь Рыбных круто изменилась, благосостояние пошло в гору. Спинные грибочки и в правду оказались настоящим чудом. Полезные, усваиваются без проблем, а уж вкус, закачаешься. Покупатели в очередь выстраиваются. Рыбные отстроили в лесу двухэтажный дом с огромным подвалом, там атмосфера приятнее, и от лишних глаз подальше.

Клиентов отец семейства всегда встречал в неизменной рыхло вязанной душегрейке, не снимая ее ни зимой ни летом. Вскоре и его жена, щеголяла в такой же. А потом и теща. Только подросший сын носился по двору в шортах и майке, родители смотрели на него с умилением, прикидывая в уме сколько пряжи понадобится на детскую душегрейку, и как часто надо будет ее перевязывать. Мальчик-то растет!

Покупатели удивлялись, Рыбные и правда жили грибами, и надо сказать неплохо жили, говоря это гурманы и не подозревали на сколько правы. Ровно как и не подозревали что однажды, в один прекрасный, влажный, умеренно солнечный день, ближе к концу сентября, это утверждение будет справедливо и для них.