Фриман, плохо сходившийся с людьми, а с коллегами - в особенности, чувствовал себя в общении с Бартохиным свободно, комфортно. Джон даже позволял Федору в неформальной обстановке подшучивать над собой. Он понимал, - за этими незлыми подковырками, на самом деле стоит неподдельное уважение, симпатия, попытка опеки его, Джона, как просто человека.
С другой стороны, когда дело касалось работы, Бартохин все понимал с полуслова и трудился как вол, иногда засыпая прямо в компьютерном зале, уронив лицо на предплечья, лежащие на столе.
Фриман признал, - мозги Бартохина устроены, действительно, не совсем так, как у математиков и программистов, с которыми он сталкивался до этого.
И вообще, ему просто нравился этот "толстый медведь". Нравилось говорить с ним. Бартохин часто высказывал неожиданные для Джона мысли. Фриман открывал в этом общении "непонятных русских", незнакомую для себя жизнь. Он видел, - Федору присуща глубинная житейская мудрость, которой не обладают "изнеженные американцы". Бартохин не был наивным и прекрасно понимал, что миром правят деньги, и Федор был цепким и хватким в отношении них, но, вместе с тем, были у Бартохина и другие ценности, намного превосходящие золотого тельца.
Вот и в этот раз, вернувшись от Бетти, переживая новые, неизвестные ему до этого чувства, Фриман вошел в компьютерный центр и сказал прилипшему к дисплею Бартохину:
"Фед, сегодня же выходной... Можно отдохнуть, расслабится... и, вообще! - Уже толкая Федора в плечо, и еще более повышая голос: - Мужик, у меня наследник родился!"
Бартохин повернулся к шефу, снял (как будто что-нибудь мог лучше разглядеть близорукими глазами) очки, вновь одел их и задумчиво, глядя в потолок, произнес:
"А действительно, не откушать ли нам немного хорошей водочки? Я уж почти полгода не употреблял крепких спиртных напитков. Пойдем Джон! Ты когда-нибудь пил нашу огненную воду?"
Фриман, подыгрывая Бартохину, радостно заорал:
"Пойдем, пойдем, мой бледнолицый брат из Сибири, ты научишь меня, как это делается!"
"Джон, но для классической русской компании нужен третий! Давай возьмем с собой Ивана?"
"У него же старт через двадцать дней?"
"Ха! Да за двадцать дней можно три раза напиться и протрезветь, как стеклышко! Джон, я тебе гарантирую, Иван не подведет! А мне подарок - с соплеменником чокнусь!"
Джон на миг задумался об исследованиях, и они показались ему сейчас не такими уж важными:
"Окей, Фед!" - Прогремел Фриман.
И двое серьезных солидных очкастых мужчин, закинув руки на плечи друг другу, вышли из компьютерного зала, напевая (вернее, во всю глотку ора): "Happy birthday to you..."
Они сидели втроем в гостиной Фримана. В камине потрескивали душистые дрова. Иван, глядя на огонь, вдыхая запах живого костерка, утопая в мягком кресле, думал о своем. А Федор, уже принявший с Джоном аперитив, закусывал маринованным огурчиком и доходчиво объяснял:
"Понимаешь, Джон, самый кайф - выпить рюмку до еды, а потом сразу закусывать, закусывать! Борщом, например!.. Нет, водку разбавленной не пьют. Еще Менделеев закон вывел - сорок градусов, ни больше и ни меньше! Ты чего, Джон? Как какой Менделеев? Ты, вообще, чью таблицу периодических элементов в школе учил?.. Ну, конечно, тот самый! Впрочем, украинская горилка и шестьдесят может быть, но это отдельный предмет анализа и дегустации. Как-нибудь устроим! А еще, для приятного употребления, водка должна быть холодной, лучше со слезой. Что это такое? А это, когда из морозилки бутылку вынешь, поставишь на стол, а она оттаивает, и на ней капельки воды конденсируются. Чего?.. Да нет! Это ты где начитался?.. В жизни такого не может быть, чтоб студеной водкой горло простудить. Это ж не молоко! А закусывать надо солениями. У вас же этого нет! У вас аспирин и прочие таблетки. А что такое настоящий соленый огурец? Или квашеная капуста с клюквой? Это же кладезь лечебной кислоты против хвори! Да еще и с витаминами!"
Федор встал и, отправясь на кухню, продолжал:
"Вот гляди, уже картошечка сварилась! А к ней вашего (конечно, ненастоящего!) сальца! Уже ничего! Ну, в общем, ваши кальмары с омарами тоже пойдут, если их присолить. Но мы их брать сейчас не будем". - Федор слил из кастрюли, используя ее крышку как заслонку, воду и возвращался в гостиную, держа в руках с помощью полотенца вожделенную кастрюлю. Картошка парила, и Бартохин на ходу аппетитно вдыхал этот пар.
"Так, теперь бы деревенского, ароматного подсолнечного нерафинированного маслица! У вас же - днем с огнем его не сыщешь!.. Какие канцерогены, Джон!?... Ты чего рекламный бред цитируешь?.." - Федор раскладывал по тарелкам горячие картофелины: - "И, за неимением настоящей селедки, открываем вот эту баночку. Нолито? Нолито! Ну, а теперь за наследника! Главное, чтобы был здоровым, и не сглазили! И сразу заедаем! Сальцем, вашим мяском, картохой и вот этим зверем из банки! Поехали!"
И опустошив рюмку, Бартохин, обращаясь к Фриману, настойчиво закомандовал: "А теперь закусывай! Закусывай!"
Фриман выпил чистую водку, на удивление, не поперхнувшись, разломил вилкой, без ножа, парящую картошку, наколол кусок, отправил его в рот и с удовольствием покатывал языком, остужая.
Иван лишь пригубил рюмку и, смущенно улыбаясь, на вопросительный взгляд Бартохина ответил: "Федя, не обращай на меня внимания. Вернусь, тогда поддержу компанию!" Скор вновь перевел взгляд на огонь.
Ему вспомнился дед Прокоп, украинская жара, высокая трава... Однажды, дед показал ему на улитку, прицепившуюся к стебельку ковыля. "Вот, Вань, смотри. Она всегда дома. И дом всегда при ней. А человек может лишиться своего жилья, земли, на которой вырос... Но стремиться построить свой дом надо всегда, куда бы судьба не забросила... Для себя, для детишек, для внуков. А иначе, в чем смысл жизни? Правда, потом вы вылетаете из гнезда..."
"И все же, Айвен, Фед! Кто я теперь - муж, отец, ученый?" - Продолжал с полунабитым ртом захмелевший Фриман разговор с Бартохиным. Федя отер тыльной стороной ладони губы:
"Понимаешь, Джон. Когда-то давно мне сказал один человек: если тебе будет хорошо, то и твоим близким будет хорошо. Я сначала не совсем понимал - о чем речь, но потом мне стало ясно. Может, эта мысль не охватывает всех жизненных ситуаций, но сейчас смысл ее понятен. Что для тебя важнее, Джон? Без куска хлеба и крыши над головой ты в любом случае не окажешься. Ты уже слишком много сделал. Реши для себя, Джон!"
"Наука, Бетти! Но они неотделимы! Десять лет, хоть я не говорил этого мисс Соколофф, она была моим двигателем в познании. Я всегда знал, что она есть! Нет, конечно, Бетти! Важнее всего Бетти! А теперь и Алекс!"
"Вот и успокойся, Джон! Завтра мы тебя опохмелим, а послезавтра прощупаем, рассмотрим еще раз вариант синего канала! Пока есть возможность, надо делать, как можно больше! Ты - счастливый человек, Джон, но если жизнь выкинет с тобой какую-нибудь злую шутку - тебе есть на кого положиться! Ивану можешь доверять, как мне! А сейчас..."
На следующий день Бетти уехала с малышом из роддома. У Алексея, так она назвала мальчика, не было никаких аномалий, никаких родовых травм. Он был совершенно здоров, как может быть здоров человек, которому день от роду.